«Знак вопроса» 2/92
Жизнь, смерть, бессмертие?...
БАЛАНДИН Рудольф
Константинович
Биологическая
вечность жизни
Живое
из мертвого или мертвое из живого?
У
Максимилиана Волошина есть строфа:
И страшный шрам на кряже Лунных
Альп
Оставила небесная секира.
Ты, как Земля, с которой сорван
скальп —
Лик Ужаса в бесстрастности
эфира.
Такая характеристика
Луны не характерна для поэтических грез. Да и для научных размышлений Луна
долгое время оставалась обителью таинственных селенитов. В прошлом веке
многие астрономы всерьез обсуждали возможность присутствия разумных существ
на спутнике Земли. В нашем веке стало ясно: небесные тела редко бывают
обитаемы, подобно нашей планете. Чаще всего они безжизненны.
Любопытно,
что поэт предпочел видеть в Луне образ лишенной жизни Земли, а не наоборот: в
Земле — образ Луны, которая обзавелась «скальпом», а по-научному говоря —
биосферой. Для Волошина вообще характерно одухотворение природы. Одним из ее
воплощений является человек-микрокосм:
Он мыслил небом,
Думал облаками,
Он глиной плотствовал,
Растеньем рос.
Камнями костенел,
Зверел страстями,
Он видел Солнцем,
Грезил сны Луной
Гудел планетами,
Дышал ветрами.
И было все —
Вверху, как и внизу,
— Исполнено высоких
соответствий.
Другой
поэт-философ нашего века Николай Заболоцкий примерно в те же годы был
настроен не так оптимистично. Пристально всматриваясь в жизнь природы, он
обратил внимание на непрестанную жестокую борьбу за существование, в которой
неразрывны жизнь и смерть, находящиеся в каком-то бессмысленном круговороте:
...Над садом
Шел смутный шорох тысячи
смертей.
Природа, обернувшаяся адом,
Свои дела вершила без затей.
Жук ел траву, жука клевала
птица,
Хорек пил мозг из птичьей
головы,
И страхом перекошенные лица
Ночных существ смотрели из
травы.
Природы вековечная давильня
Соединяла смерть и бытие
В один клубок, но мысль была
бессильна
Соединить два таинства ее.
Однако
душа человеческая не желает мириться с «вековечной давильней», где бытие
утверждается смертью, Она ищет и находит выход из этого тупика:
Я не умру, мой друг. Дыханием
цветов
Себя я в этом мире обнаружу.
Многовековый дуб мою живую душу
Корнями обовьет, печален и
суров.
В его больших листах я дам приют
уму,
Я с помощью ветвей свои взлелею
мысли.
Чтоб над тобой они из тьмы лесов
повисли
И ты причастен был к сознанью
моему.
Над
головой твоей, далекий правнук мой, Я в небе пролечу, как медленная птица, Я
вспыхну над тобой, как бледная зарница. Как летний дождь прольюсь, сверкая
над травой. Нет в мире ничего прекрасней бытия. Безмолвный мрак могил —
томление пустое. Я жизнь мою прожил, я не видал покоя: Покоя в мире нет.
Повсюду жизнь и я.
Интересно
отметить, что у Вернадского есть выражение: «всюдность жизни» (имеется в виду
состояние биосферы). Но как же все-таки можно представить с научных позиций —
да просто в реальности — единство явлений мертвой и живой природы? Какое из
этих двух явлений преобладает? Или они действительно сплетены в неразрывный
клубок?
Если
речь идет об экосистемах, то Заболоцкий достаточно точно отобразил цепочки
так называемых трофических связей — системы питания, где растения и микробы,
ткани которых сотканы из земного праха и солнечных лучей, поедаются
травоядными животными, а те, в свою очередь, идут в пищу плотоядным. Здесь
действительно происходит круговорот жизни и смерти... ради жизни! Ибо вся экологическая
круговерть гарантирует устойчивое существование входящих в нее видов.
Но
экосистема — понятие в значительной мере умозрительное. Называть ее единым
организмом можно лишь более или менее условно. Иное дело вся область жизни —
биосфера. Это самая настоящая пленка жизни на планете.
Некоторые
ученые предлагают называть биосферой совокупность живых организмов (живое
вещество — по Вернадскому). Однако организмы вовсе не образуют единой сферы,
обволакивающей Землю. Они разобщены, а самое главное — неотрывны от среды
обитания. Все атомы, слагающие их, лишь на очень недолгий срок входят в их
плоть. Вслед за Кювье можно назвать организмы устойчивыми, хотя и не
долговечными, вихрями атомов. И вся биосфера как целое — тоже совокупность
устойчивых организованных вихрей атомов, круговоротов веществ и энергии. Ее с
полным основанием следует считать организмом.
Биосфера
— живой космический организм. Питательной средой для нее является минеральный
субстрат планеты, а энергию щедро поставляет Солнце.
Такой вывод,
как мне кажется, следует из учения Вернадского о биосфере, ее космической и
планетной сущности.
И
все-таки что-то остается недоговоренным. Безусловно, молекулы и атомы нашего
тела являются принадлежностью биосферы. Каждый из нас — словно крохотная клеточка
этого космического сверхорганизма. Прекращение нашей личной жизни еще не
означает сколь-нибудь заметной потери для биосферы. В нашем организме тоже
постоянно отмирают одни клетки и нарождаются другие. Как показывает
статистика, на Земле больше рождается людей, чем умирает. В этом смысле
правомерно говорить о торжестве жизни, а не смерти.
Однако
мы ощущаем себя не только телесно, но и духовно. Пожалуй, даже телесная
гибель не слишком страшна. Если она не сопровождается мучениями, то выглядит
подобием вечного сна без сновидений. Ужасно другое: мысль о прекращении
сознания, разума, восприятия жизни. Это означает безнадежную потерю того, к
чему мы так привыкли: окружающего живого мира, Вселенной, собственных чувств
и мыслей...
Оглавление:
К читателю
О смысле смерти
Биологическая вечность жизни
Начало жизни
«Два синтеза Космоса»
Живое из мертвого или мертвое из живого?
Плата за совершенство?
Человек древней кристалла
Царство мертвых и мир живых
Обреченные мятежники
Вечное мгновение
Бессмертная душа
Смертная душа
Преодоление безысходности
Закон сохранения духовной энергии?
За пределы бытия?
От целого — к части
Живое от живого, разумное от разумного
Достоин вечного покоя...
|