|
Пришло время окинуть взглядом другую часть обитаемого
мира, а именно ту, которую принято называть миром ислама. В каком же
состоянии находилась вторая сторона будущего великого противостояния двух
цивилизаций? Здесь нам придется рассмотреть и некоторые принципы ислама, его
исключительные особенности и непростую политическую и идеологическую
ситуацию, сложившуюся в среде последователей Мухаммеда. Без понимания того,
что представлял собой исламский мир во всем его многообразии, невозможно
понять и историю крестовых походов. Конечно, как говаривал Козьма Прутков,
«нельзя объять необъятное», поэтому основное внимание будет сосредоточено на
тех мусульманских территориях, которые вскоре станут ареной непосредственного
столкновения христианского и исламского мира, а также на тех политических и
идеологических аспектах, которые в большей мере оказали влияние на весь ход
последующих событий.
К концу XI века исламский мир являл собой неординарную, но
величественную картину, в которой сочетались упадок и подъем, достижение
великих духовных высот и нравственное одичание, высокое внутреннее единство,и
чудовищный калейдоскоп из мелких и мельчайших политических и религиозных
образований. Мир приверженцев пророка Мухаммеда к этому времени расширился до
гигантских размеров. От Атлантического океана на западе до верховьев Ганга и
китайской Джунгарии на востоке; от земель Черной Африки на юге до половецких
степей на севере — в исламский мир входило не менее половины тогдашней
Ойкумены. ()и включил в свою орбиту сотни народов, тысячи городов и общин,
десятки миллионов людей, объединенных в восприятии и понимании сущего простой
и яркой формулой: «Нет Бога, кроме Бога, и Мухаммед — пророк Бога». Эта
шахада («исповедание веры») и была гем, что обеспечивало (и по сей день
обеспечивает) духовное единство всех мусульман. Но простота этой формулы,
цементирующей мир почитателей Пророка, наложенная на географическое,
экономическое и культурное разнообразие мусульманских территорий, дала
совершенно поразительные результаты. Единое, по существу, мировоззренческое
содержание сопровождалось редкостным многообразием и, порой, даже
экстравагантностью форм. Но без постижения этого феномена «единства в
многообразии» невозможно понять и пра-вильно интерпретировать те события,
которые вскоре развернулись в горах Малой Азии и Леванта*, на равнинах Сирии
и Палестины. А для этого придется вернуться еще на несколько сот лет назад, к
самым исто-кам ислама.
Исламская доктрина, если рассматривать ее самые оа.човые
принципы, завещанные гениальным Мухаммедом, удивительно универсальна. Она
основывается на Коране — священной книге всех мусульман, книге, замечательной
во всех, отношениях. Коран, вопреки усто-ипшемуся мнению, по сути своей не
религиозное произнгдение. Это, если можно так выразиться, образ жизни.
Религия и политика, экономика и право, общественная И частная жизнь, мир и
война — все это включает в Свбя и сводит в единую систему Коран — запись
пророческих откровений, произнесенных Мухаммедом меж-/IV (НО и 632 годами.
Эта всеохватность существенно отличает Коран от другой священной книги —
Библии, особенно от ее христианской части — Нового Завета.
Однако Коран, как любое конечное произведение (но главным
образом, в силу своей неоднозначности, позволяющей толкователям по-разному
интерпретировать его суры и аяты*), открывает широкое поле деятельности для
других идеологических форм регламентации жизни. Именно отсюда и берет свое
начало тот феномен разноликости исламского мира, который так поражает и по
сей день.
Первый раскол среди мусульман произошел уже через
несколько десятилетий после смерти пророка. Это было разделение мусульманской
общины на суннитов и шиитов. Толчком к происшедшему стали политические
события второй половины VII века, связанные с именем халифа (заместителя
Пророка) Али — приемного сына и зятя пророка Мухаммеда, женатого на его
дочери Фатиме. Али, как ближайший родственник пророка, пользовался большим
авторитетом среди мусульман, но против него активно действовал чрезвычайно влиятельный
мекканский род Омейядов, из которого происходил, в частности, предшественник
Али — халиф Осман, составивший, кстати, первую редакцию Корана. После гибели
Османа в 656 году между сторонниками Али и приверженцами Омейядов вспыхнула
гражданская война, в которой партия Али потерпела поражение, а сам халиф был
убит. В 661 году представитель рода Омейядов Муавия объявил себя новым
халифом. Однако разбитые последователи Али отказались признать это, считая,
что халифом может являться только потомок пророка, то есть Али, а после него
— его сыновья от Фатимы. Этих-то сторонников Али и его рода и стали называть
шиитами (от «шиа» — «партия, сторонники», но это же можно перевести и как
«отщепенцы, раскольники»). Шииты объявили Али первым имамом (дословно — «стоящий
впереди»), титулом, вообще, чрезвычайно емким, включающим в себя и святость,
и непогрешимость, и верховную власть, да и многое другое.
К политическим разногласиям вскоре добавились
идеологические. Дело в том, что, еще до появления первой редакции Корана при
халифе Османе, среди знацительной части мусульман большим уважением
пользо-йалась Сунна (в переводе с арабского — «образец»,
пример для подражания»), в то время представляв-шая собой
огромное количество устных рассказов о ЖИЗНИ пророка Мухаммеда, о его словах
и делах. Впоследствии эти многочисленные хадисы составили необъятным
письменный свод правил поведения, обязательных
i м-,i каждого мусульманина. В традиционном исламе Коран и
Сунна соотносятся примерно так же, как в Кристианстве Священное писание и
Священное преда-пмг Шииты — эти протестанты ислама — Сунну священной не
признают, в отличие от мусульман-ортодок-I 0В суннитов.
Раскол на шиитов и суннитов оказался в исламе цилеко не
последним. Но если среди суннитов разно-i ИйСИЯ никогда не заходили слишком
далеко (споры велись, в основном, о том, как следует понимать тот пин иной
хадис и принимать ли отдельные хадисы как Подлинные), то у шиитов
идеологические расхождения были значительно более серьезными. В VIII веке от
общей массы шиитов откололась крупная религиозно-ПОЛИТИческая (а в исламе,
как уже было сказано, эти
им понятия порой невозможно отделить друг от друга) Группа
исмаилитов. Впоследствии различные ответвле-н секты исмаилитов сыграли весьма
значительную роль в истории крестовых походов, так что на этом религиозном
движении стоит остановиться чуть подробнее.
Поводом для нового раскола снова стал спор о
«престолонаследии». Часть шиитов отказалась признать законность решения
шестого шиитского имама Джафара, сделавшего своим преемником четвертого сына
Мусу, а не своего внука от старшего сына Исмаила. Проблема состояла в том,
что Исмаил умер незадолго до смерти отца, и его дети, по обычным понятиям
того времени, потеряли право на наследование. Однако Исмаил при жизни Джафара
пользовался огромным авторитетом в шиитской общине, и отстранение его
потомков от имамата вызвало недовольство значительной ее части. Группа
наиболее непримиримых провозгласила седьмым имамом, в противовес Мусе,
Мухаммеда, сына Исмаила. По имени Исмаила, так и не ставшего имамом, это
мятежное товарищество получило наименование исмаилитов.
Вскоре Мухаммед вынужден был бежать от преследований Мусы
и суннитского халифа. Его дальнейшая судьба скрыта туманом, но известно, что
он оставил после себя нескольких сыновей. Следы этих сыновей затерялись в
истории, но не в людской памяти. И через несколько столетий среди исмаилитов
то тут, то там появлялись очередные потомки Исмаила, объявлявшие себя
имамами. Но большая часть исмаилитов верила в то, что очередной имам скрыт, и
останется скрытым до конца веков, когда восстанет во славе и низвергнет всех
своих противников. А группировка карматов, одна из самых радикальных в
исламе, основываясь на священности числа «семь», вообще считала
Мухаммеда-бен-Исмаила последним имамом и ожидала теперь явления седьмого
пророка*, которого называли «махди» («спаситель, мессия»). От карматов вера в
Махди перешла и во многие другие религиозные движения, а позже, в эпоху
крестовых походов, махдизм сыграл немалую роль в исламском джихаде против
крестоносцев.
* Пятым был пророк Иса,
т. е. Иисус, шестым — Мухаммед.
Исмаилиты, именуемые еще «семиричниками», в отличие от
остальных шиитов — имамитов, признающих двенадцать имамов, начиная с Али —
пользовались в исламском мире довольно большим влиянием. Хотя число активных
исмаилитов было относительно невелико, у них всегда было очень много
сторонников и сочувствующих, особенно среди простого народа. Этому
способствовала и необычайная активность сотен исмаилит-ских проповедников, и
привлекательность их лозунгов: всеобщее равенство перед Богом, возврат к общинному
землепользованию и др. Под руководством исмаилитов в халифате неоднократно
вспыхивали народные восстания, часть из которых заканчивалась успехом. Так,
около двух веков, до самой эпохи крестовых походов, просуществовало
карматское государство в Восточной Аравии. А в начале X века
проповедник-исмаилит Убайдуллах с помощью народного восстания захватил власть
в Египте и объявил себя новым имамом и халифом (духовным главой) правоверных
в противовес суннитскому халифу Багдада из династии Аббасидов. С него
начинается история исмаилитского государства Фатимидов (от имени дочери
пророка — Фатимы) в Египте. В период своего расцвета, незадолго до крестовых
походов, Фатимиды владели большей частью Северной Африки, Палестиной и
значительной долей Сирии.
Непрерывные религиозные споры, народные восстания и борьба
за престолонаследие не могли не отразиться и на политических процессах в
некогда едином халифате. Аббасиды, захватившие в 750 году власть в столице
халифата — Дамаске — почти сразу столкнулись с серьезными проблемами. От них
отпала Испания, где у власти оказались уцелевшие после аббасид-ской резни
потомки Омейядов, а вслед за ней и почти вся Северная Африка. Опасаясь за
свою безопасность, халифы перенесли столицу из географически уязвимого
Дамаска в построенный ими и чрезвычайно укрепленный Багдад. Но власть уже
уплывала из их рук. Основанная только на репрессиях и деспотизме, она крайне
ослабла уже к середине IX века. А, начиная с X века, халифы были полностью
отстранены от всякой светской власти своими военачальниками из династии
Бундов и сохраняли только духовный авторитет. К концу этого века халифат
окончательно рассыпался на отдельные государства.
Переходя к рассказу о ситуации, сложившейся в исламском
мире в XI веке, то есть в эпоху, непосредственно предшествующую крестовым
походам, стоит еще раз сказать, что и, казалось бы, непримиримые религиозные
разногласия, и политическая раздробленность, по большому счету, не поколебали
его глубинного внутреннего единства. Это шло еще от заветов Мухаммеда, от первой
мусульманской общины — уммы, от признания всеми мусульманами святости Корана.
Духовный раскол не мешал шиитам и суннитам быть добрыми соседями в исламских
городах; персидские радикалы-исмаилиты скорее считали себя единым народом с
суннитами-ортодоксами Средней Азии или Испании, чем с говорящими с ними на
одном языке и живущими рядом персами-зороастрийцами*. Ислам был един и
непримирим по отношению к язычеству. Несколько иным, более мягким, было
отношение к «людям писания» — христианам и иудеям — которых в то время
считали просто заблудшими, но не потерянными для истинной веры детьми. Это
своеобразие мусульманского мировоззрения сыграло немалую роль как накануне,
так и во время крестовых походов. Но об этом речь еще впереди.
Начало XI века ознаменовалось появлением на исламском
небосклоне яркой звезды — Махмуда Газне-ви. Этот неукротимый воитель,
совершивший двенадцать победоносных походов в языческую Индию и завладевший
несметными сокровищами индийских храмов, прославил себя не только как
создатель великой империи, простиравшейся от Евфрата до Ганга. Не меньшую
известность и уважение потомков он приобрел как покровитель наук и искусств:
при своем дворе он собирал ученых и поэтов, заботился о восстановлении
старинной персидской культуры, проводил поэтические конкурсы на звание «царя
поэтов». При этом грозном и справедливом монархе гением Фирдоуси была создана
величайшая эпическая поэма средневековья «Шах-наме». Однако, и военные, и
культурные успехи, достигнутые при этом действительно великом султане,
оказались весьма непрочными. Вскоре после смерти Махмуда Газневи созданная им
империя пала под ударами кочевников, пришедших с севера — турок-сельджуков.
Название этого народа-завоевателя, изменившего всю
политическую карту тогдашнего мусульманского мира, происходит от имени
Сельджука — полулегендарного вождя одного из туркменских племен. История не
сохранила описания его заслуг в деле объединения многочисленных кочевых орд,
но известно, что первый тюркский султан Тогрул-бек был прямым потомком
Сельджука — возможно, приходился ему сыном или внуком. Под руководством
Тогрул-бека сельджуки и обрушились на империю Газневидов. В Данданеканс-кой
битве 1040 года войска Газневидской державы были разгромлены. Масуд, сын
великого Махмуда, пал на поле боя, а Тогрул-бек был провозглашен султаном
Ирана и Туркестана.
Но победоносные сельджукские армии отнюдь не
удовлетворились ни этой великой победой, ни баснословными богатствами,
захваченными ими у Газневидов. Тогрул-бек оказался не только хорошим
полководцем, но и талантливым политиком и администратором. Ему удалось
сплотить многочисленные разрозненные тюркские орды и создать из них крупное
боеспособное войско, готовое к решению любых стратегических задач. Уже к
середине XI века сельджуки завладели всем Ираном, и вышли к границам
Византийской империи. Но, прежде чем начинать наступление на христианские
твердыни, Тогрул-бек решил укрепить политический и моральный авторитет своей
власти. В 1055 году стотысячная армия сельджуков, почти не встречая
сопротивления, вступает в столицу суннитского халифата — Багдад. Весьма
примечательно, что Тогрул-беку удалось изобразить этот завоевательный поход
как освободительный. Он объявил, что его армии пришли на помощь халифу
правоверных, чтобы освободить наместника пророка от узурпаторской династии
Бундов, отстранивших верховного владыку мусульман от власти. Таким образом,
официально завоевание Багдада выглядело как сугубо легитимная* акция,
направленная на восстановление справедливости, возвращение власти халифу и
наказание неправедных чиновников и эмиров. Сам Тогрул-бек всячески
подчеркивал свое уважение к повелителю правоверных и суннитской доктрине и
выставлял напоказ свое подчиненное положение. Впрочем, это не могло обмануть
никого, даже самого халифа Аль-Ка-има. Поупиравшись для приличия, Аль-Каим
вскоре выдал за Тогрул-Бека свою дочь и тем самым узаконил претензии новой
династии на власть. Затем на пышной церемонии духовный владыка мусульман
зачитал патент о назначении Тогрула своим заместителем по светской части,
водрузил на его голову подряд две султанские короны — символ владычества над
Востоком и Западом, и, немного погодя, удалился в свои покои, чтобы остаться
там навсегда. Теперь сельджуки могли торжествовать — власть их вождя была
освящена высшим духовным авторитетом исламского мира. Правда, Тогрул-бек
недолго наслаждался своим триумфом: через несколько месяцев он скончался, не
оставив потомства. Юная дочь халифа осталась бездетной вдовой, и мечта о
соединении Сельджукской и Аббасидской династий рухнула.
После небольших неурядиц, которые на Востоке почти всегда
сопровождают смену правителя, особенно не оставившего прямого наследника,
тюркские военачальники, а вслед за ними и армия, провозгласили новым султаном
Альп-Арслана, племянника Тогрул-бека. Халиф, снова пленник в своем дворце, конечно,
тут же утвердил это решение. Альп-Арслан, что в переводе означает
«Бесстрашный лев», оказался вполне достоин своего имени. Твердой рукой он
пресек разброд и шатания, попутно отрубив несколько десятков особо горячих
голов, и приступил к продолжению завоеваний. Главным его противником стала
Византия.
В 1058 году Альп-Арслан завоевывает Армению, входившую
тогда в состав Византийской империи, и ряд пограничных областей. Отсюда
сельджуки разворачивают наступление на Малую Азию — последнюю азиатскую
территорию, остающуюся в руках христиан. Конные орды сельджуков во главе с
отдельными царевичами из Сельджукского дома проникают в Анатолию, выходят к
берегам Черного моря, некоторые крупные отряды доходят до Никеи и побережья
Эгейского моря. Лишь тогда в Византии, занятой в это время увлекательной
деятельностью по устройству многочисленных дворцовых переворотов, начинают
понимать, что империя стоит на краю пропасти. Под давлением военных кругов
базилевсом (императором) становится Роман Диоген — неплохой полководец, уже
составивший себе имя в европейских войнах. Роман с энтузиазмом берется за
дело, в короткий срок проводит три победоносные кампании и отбрасывает
сельджуков к старым границам. Но вот незадача: маленькая Армения отказывается
вновь подчиниться византийскому престолу и пытается отстоять свою
государственную независимость, лавируя между двумя львами, которые грызутся в
смертельном поединке. В 1071 году Роман Диоген собирает огромную армию и
ведет ее на восток, наказывать непокорного вассала. Но не дремлет и
Альп-Арслан: его легкоконное войско настигает византийцев в армянских горах.
И здесь, у стен армянского города Манцикерта, 26 августа 1071 года состоялась
одна из величайших битв средневековья — сражение из числа тех, которые меняют
весь ход мировой истории. После тяжелого боя византийские войска были
наголову разбиты, а сам Роман Диоген взят в плен. Судьба Малой Азии была
фактически решена.
Но плодами своей великой победы сельджуки воспользовались
не сразу. Альп-Арслан отпустил Романа Диогена собирать миллионную
контрибуцию, наложенную согласно условиям мира, а сам вместе с победоносным
войском двинулся далеко на восток, завоевывать Мавераннахр и Согдиану*. К
слову сказать, контрибуции он так и не дождался, ибо немедленно по прибытии в
Константинополь Роман был изгнан с престола, ослеплен и вскоре убит. Для
Византии, правда, это уже не могло ничего изменить: цвет ромейского войска
лежал в долине у Манцикерта, и сил для нового сопротивления попросту не было.
Однако вернемся к Альп-Арслану, тем более что поход на восток оказался для
него роковым. При переправе через Оке (Амуда-рью) гигантское войско
сельджуков встретило неожиданный отпор маленького отряда хорезмийцев. Но
сопротивление было быстро подавлено, а вождь хорезмийцев захвачен в
плен и вскоре предстал перед султаном правоверных. Взбешенный упорством
пленника, Альп-Арслан приговорил его к позорной казни. Однако, услышав
страшный приговор, хорезмиец неожиданно выхватил меч у одного из
телохранителей и бросился к трону. Альп-Арслан, уверенный в своем высочайшем
военном мастерстве, остановил готовых ринуться ему на помощь воинов, решив
сам поразить врага. Но случай, случай... Сколь многое он решает в истории,
как бы ни пытались историки доказать обратное! «Бесстрашный лев» неожиданно
поскользнулся на ровном месте, и хорезмиец, не медля ни секунды, вонзил меч
ему в грудь и тут же был изрублен на месте. Чего, видимо, и добивался
изначально. Так, совершенно неожиданно, погиб один из крупнейших полководцев
ислама.
Но смерть Альп-Арслана не разрушила, как это часто бывает,
единства империи. Дело в том, что еще при жизни султана его сын Малик-Шах был
признан будущим повелителем тюрков. Он сопровождал отца во всех походах, в
том числе и в битве при Манцикер-те, и пользовался любовью и доверием войска,
поэтому попытка его дяди и двух братьев оспорить права на престол была быстро
и жестко подавлена. Малик-Шах оказался вполне достоин славы своего отца. При
нем империя сельджуков достигла максимальных размеров. В первую очередь новый
султан завершил покорение Средней Азии, завещанное отцом, а затем его
бесчисленные армии обрушились на двух главных противников на западе —
Византию и шиитский (а значит, еретический с точки зрения правоверного суннита,
коим являлся Малик-Шах) халифат Фатимидов. Малик разделил свое войско надвое,
отдав одну часть под руководство принца Сулеймана из младшей ветви
сельджукидов. Сулейман отправился в Малую Азию и, легко разгромив в
нескольких боях разрозненные остатки византийской армии, занял почти всю ее
территорию. Так в 1077 году началась история Румского султаната — первого
тюркского государства на территории нынешней Турции. Любопытно, что название
«Румский» (Римский) явно отражает стремление сельджукских завоевателей
унаследовать великую и памятную на Востоке славу Римской империи. До смерти
Малик-Шаха румские султаны признавали верховенство этого владыки
сельджукского мира, но позднее они провозгласили полную независимость. И Как
раз против Килидж-Арслана, румского султана, просил помощи у римского папы
византийский император Алексей, что и явилось одной из причин первого
крестового похода. И именно румские сельджуки стали первым врагом, с которым
столкнулись крестоносцы.
В это же время армия самого Малик-Шаха наносила тяжелые
удары войскам Фатимидов в Сирии и Палестине. В течение нескольких лет
исмаилитские халифы потеряли здесь почти все территории, за Исключением
нескольких приморских городов; тогда же в руки сельджуков перешел и священный
город Иерусалим. В 1084 году Малик-Шах захватывает и Анти-охию — последний
византийский анклав в этой части Мира. Завоевание Антиохии было последним
крупным военным деянием Малик-Шаха. В истории остались его слова, сказанные
на могиле Альп-Арслана после взятия Антиохии: «Прими от меня, отец мой,
добрую весть, ибо сын твой, которого ты оставил юношей, распространил границы
твоего государства до крайних пределов мира». В свете тюркской географии того
времени, считавшей Средиземное море западным краем света, он, в общем, не
особенно погрешил против истины. Сельджукская империя Малик-Шаха стала
крупней-П1ИМ государством мира, простиравшимся от Босфора до границ Китая и
Индии. Но в этих ее гигантских размерах уже скрывались зародыши скорого и
полного распада.
Еще при жизни Малик-Шаха Сельджукская держава, фактически,
не представляла собой единого целого. Тот же Румский султанат лишь чисто
номинально считался частью империи: сам титул султана, принятый малоазийскими
правителями, говорит о том, что они явно считали себя равными верховному
вождю сельджуков. Вскоре такой же султанат возник и на восточных границах
империи — центробежные тенденции в гигантском, но рыхлом и аморфном
государстве стремительно набирали силу. Пока был жив Малик-Шах, его авторитет
старшего в роду еще позволял как-то сдерживать стихию разрушения. Но его
смерть, последовавшая в 1092 году, стала настоящим детонатором взрыва,
разорвавшего могучую державу сельджуков на десятки, если не на сотни, частей.
Сын Малик-Шаха, Баркаярук, хотя и сохранил титул султана, но реально
контролировал только Багдад и его окрестности. Остальные территории были поделены
между сыновьями, родными и двоюродными братьями, да и более дальними
родственниками последнего сельджукского властелина. Зачастую власть этих
родственников — беков и эмиров — тоже была лишь номинальной; реально ею
обладали военные вожди не из рода Сельджука, которые назывались атабеками
(«атабек» по-тюркски — «отец принца», а правильнее было бы перевести —
«дядька, наставник»). Все эмиры и атабеки стремились к укреплению и
расширению своей власти, и исламский мир быстро захлестнула волна междоусобных
войн. На фоне рушащегося господства сельджуков значительно оживились и
разгромленные было шииты. Незадолго до прихода крестоносцев Фатимидам удалось
вновь захватить Иерусалим и вернуть еще несколько городов.4 А в 1090
открывается еще одна, чрезвычайно интересная страница истории. Исмаилитский
проповедник Хасан ибн Саббах, незадолго до этого бежавший из Египта, с
группой своих приверженцев захватывает в Западном Иране неприступную горную
крепость Аламут (в переводе — «Гнездо орла»), и этим кладет начало
существованию совершенно особого государства — имамата ассасинов. Учитывая
важную роль, которую ассасины сыграли в эпоху крестовых походов, и саму
необычность этого уникального исторического феномена, остановимся на нем
несколько подробнее.
Минарет аль-Мальвия. Сирия
Слово «ассасины» представляет собой европейскую
транскрипцию арабского выражения «хашши-шины» — «потребители гашиша». Так
называли последователей Хасана ибн Саббаха (более известного как «Горный
Старец») мусульмане Передней Азии. Сами же сторонники нового имама
предпочитали именовать себя федаями — смертниками во имя веры. Но название
«ассасины» закрепилось за ними навеки: слишком велика была слава этих
безжалостных наркоманов-убийц. И по сию пору во французском языке слово
«ассасин» означает «убийца» (кстати, именно французы составляли большинство
крестоносцев вплоть до конца эпохи крестовых походов).
Учение «Старца Горы» было, по существу, простым и от этого
еще более страшным. Беспрекословное подчинение имаму его федаев, вплоть до
выполнения приказа покончить жизнь самоубийством, и безжалостное физическое
устранение всех противников имама и вообще любого человека, на которого он укажет
— вот два столпа, на которых держалось это чудовищное государство. Абсолютное
подчинение достигалось несколькими способами, главным из которых и являлось
то самое употребление гашиша
самого сильнодействующего наркотика того времени. Он
вводит человека в состояние эйфории — беспричинного счастья — и это его
свойство «Горный Старец» прекрасно использовал в своих интересах. Он убедил
своих приверженцев, что является властелином рая, и может дать им рай на
земле. Есть, впрочем, сведения, что в некой уединенной горной долине для
особо отличившихся он устраивал такой рай и наяву, с гуриями, роскошными
яствами и всеми мыслимыми наслаждениями. Это еще более усиливало
психологическое воздействие наркотика. Но «Старец Горы» легко мог устроить и
ад. Не секрет, что любой . наркотик вызывает сильное привыкание, и наркоман,
который по какой-либо причине надолго его лишается, испытывает страшные,
почти нечеловеческие мучения. Гашиш в этом смысле не исключение, и поэтому
имам, жестко контролирующий распределение наркотика, стал для
наркоманов-федаев действительно «владыкой ада и рая». Настоящий наркоман
полностью теряет собственную волю и готов выполнить любое указание, пойти на
любое преступление, лишь бы получить очередную порцию зелья. Такой способ
«кнута и пряника» сделал последователей Хасана ибн Саббаха безвольными
исполнителями его приказов.
Беспощадный террор, который учиняли ассасины по велению
своего господина, стал второй основой его внушающей ужас власти. После 1090
года «Горный Старец» основал в самых разных местах Передней Азии неприступные
твердыни, где засели его верные последователи. С этих пор ни один султан или
эмир, воин или купец не мог чувствовать себя в безопасности. Внезапная смерть
могла таиться и в старом слуге, ставшем рабом наркотика, и в закадычном
друге, продавшем свои тело и душу грозному имаму. Все это только усиливало
страх перед асса-синами — невидимыми убийцами. Этот страх быстро превратился
в серьезную политическую силу, еще более усугубляющую хаос, воцарившийся на
Ближнем Востоке.
Вот такой бурлящий котел страстей, междоусобных войн и
террора и представлял из себя исламский мир, когда на его западных границах
неожиданно появились крестоносцы.
|
