|
«Энциклопедия Смерти. Хроники
Харона»
Умение хорошо жить и хорошо
умереть — это одна и та же наука.
Эпикур
АЛЕКСАНДР II Второй (1818-1881) -
российский император
Самому
либеральному русскому царю XIX века, освободившему крестьян от рабства, не
повезло. Вместо благодарности террористы из партии «Народная воля» много лет
вели за ним охоту — рыли подкоп для взрыва мостовой, закладывали взрывчатку
на рельсы перед поездом и т. д. Покушаясь на жизнь царя, народовольцы даже
ухитрились устроить взрыв в Зимнем дворце, где жил российский самодержец.
В
феврале 1881 года премьер-министр Лорис-Меликов доложил царю, что, по
сведениям полиции, исполнительный комитет «Народной воли» готовит очередное
покушение на него, но план этого покушения раскрыть не удается. Утром 1 марта
Лорис-Меликов еще раз предупредил Александра II о грозящей опасности. Он
убедительно просил царя не ездить в этот день на парад в манеже, который
традиционно проводился по воскресеньям. Царь не послушался.
На
обратном пути, когда экипаж с эскортом следовал по набережной Невы, под
укрепленную блиндажом карету царя народоволец Рысаков бросил бомбу. Карета
была повреждена, осколками ранило нескольких черкесов из конвоя, но Александр
II не пострадал. Кучер убеждал царя не выходить из кареты, он клялся, что и в
поврежденном экипаже довезет императора до дворца. И все же Александр вышел.
Как пишет революционер-анархист князь Кропоткин, «он чувствовал, что военное
достоинство требует посмотреть на раненых черкесов и сказать им несколько
слов. Так поступал он во время русско-турецкой войны, когда в день его имения
сделан был безумный штурм Плевны, кончившийся страшной катастрофой».
Тем
временем террорист Рысаков, бросивший бомбу под карету, был схвачен. В него
вцепилось сразу несколько человек. Царь, пошатываясь, подошел к нему,
посмотрел на него с минуту и охрипшим голосом спросил;
— Ты
бросил бомбу?
— Да,
я.
— Кто
такой?
— Мещанин
Глазов,— ответил Рысаков, стараясь не отводить глаз в сторону.
Александр
II помолчал и после паузы проговорил:
— Хорош.
Царь
был сильно оглушен взрывом, и, очевидно, голова у него работала неясно.— «Un joli
Monsieur!»,— негромко сказал Александр II.
Дворжицкий
задыхающимся голосом спросил его:
— Ваше
величество, вы не ранены?
Царь
еще успел подумать, что надо за робой следить и не сказать ничего лишнего.
Помолчав несколько секунд, царь медленно, с расстановкой ответил, показывая
на корчившегося на снегу раненого мальчика:
— Я
нет... Слава Богу... Но Bот...
— Еще
не известно, слава ли Богу! — вызывающе проговорил Рысаков.
Действительно,
едва царь дринулся дальше, как с ним сблизился другой террорист Гриневицкий,
стоявший на набережной со свертком,, в котормй была спрятана бомба, и бросил
ее между собой и царем так, чтобы убиты были оба.
Второй
взрыв прозвучал сильнее первого. Александр II и его убийца, оба смертельно
раненные, сидели почти рядом на снегу, опираясь руками о землю, спиной о решетку
канала. Растерянность окружающих привела к тому, что на месте царю помощи не
оказали. Некоторое время рядом с царем вообще никого не было! Затем к нему
подбежали кадеты, возвращавшиеся с парада, жандармский ротмистр Колюбакин
и... третий террорист Емельянов! При этом Емельянов держал под мышкой сверток
с бомбой. Подбежавшие помогли перенести царя в сани. Кто-то предложил внести
монарха в первый же дом. Александр II услышал это и прошептал (быть может, он
подумал в это время о княгине Юрьевской — своей морганатической жене):
— Во
дворец... Там умереть..
Одежда
его была сожжена или сорвана взрывом, царь был наполовину гол. Правая нога
его была оторвана, левая раздроблена и почти отделилась от туловища. Лицо и
голова тоже были изранены. Ротмистр Колюбакин поддерживал царя в крошечных
санях. По дороге Александр открыл глаза и будто бы спросил: «Ты ранен, Колюбакин?»
В том
же состоянии паники внесли его из саней во дворец, не на носилках, даже не на
кресле, а на руках. Люди засучили рукава, перепачканные кровью, как у
мясников на бойне. В дверь дворца втиснуться толпе было трудно. Дверь
выломали, все так же держа на руках полуголого, обожженного, умирающего
человека. По мраморным ступеням лестницы, затем по коридору царя пронесли в
его кабинет.
Император
лежал в кабинете на' диване, передвинутом от стены к письменному столу. Он
был в бессознательном состоянии.
Растерянный
фельдшер Коган прижал артерию на левом бедре царя. Доктор Маркус заглянул в
медленно раскрывшийся окровавленный левый глаз умиравшего и упал, на стул,
лишившись чувств. Кто-то лил воду на лоб Александра II.
За
дверью послышались быстрые тяжелые шаги. В комнату вошел лейб-медик;
знаменитый врач Боткин. Но и его искусство было здесь бесполезно.
Один за
другим входили в кабинет члены царской семьи, будущие цари — Александр III и Николай
II, духовник, главные сановники государства. Внезапно вбежала полуодетая
княгиня Юрьевская. Она упала навзничь на тело Александра II и, покрывая его
руки поцелуями, зарыдала: «Саша! Саша!» Глядя на это, заплакали великие
княгини. Розовый с белым рисунком пеньюар княгини Юрьевской пропитался.; кровью.
Агония
царя продолжалась три четверти часа. В это время прибыл градоначальник и
подробно доложил о случившемся. К лейб-медику приблизился наследник престола
и осторожно спросил:
— Есть
ли надежда?
Боткин
отрицательно покачал головой и проговорил:
— Тише!
Государь кончается.
Собравшиеся
в кабинете приблизились к умирающему. Глаза царя без всякого выражения
смотрели в пространство. Боткин, слушавший пульс царя, кивнул головой и
опустил окровавленную руку.
— Государь
император скончался,— объявил он твердым голосом.
Княгиня
Юрьевская, побледнев, вскрикнула и рухнула на пол. Остальные встали на колени.
|
