|
В последних отчаянных боях за Святую Землю одними из тех,
кто покрыл себя наибольшей славой, были «бедные рыцари Христа» — тамплиеры.
Они оборонялись до последнего, даже там, где все остальные уже отступили или
сдались на милость победителя. Смертью героя пал сам великий магистр ордена
Храма — Гийом де Боже. Однако этот запоздалый героизм не мог уже ничего
изменить ни в судьбе Леванта, ни в том отношении к храмовникам, которое
начало господствовать в обществе. Вместе с последними христианами Святой
Земли тамплиеры вынуждены были бежать на Кипр. Сюда из Акры была перенесена и
их штаб-квартира. К тому же на острове им принадлежало немало замков и
укрепленных зданий, здесь же хранилась и главная казна ордена.
С первых дней пребывания на Кипре перед тамплиерами встала
задача определения собственного места в новых условиях. Ведь оставление
Святой Земли было для них не эпизодом истории: с потерей священных мест
христианства храмовники лишались того, что определялось термином raison d'etre
— «смысл существования». Выбор пути в немалой степени зависел от того, кто
встанет во главе ордена в это трудное время. По этому вопросу в братстве
возникли довольно серьезные разногласия, и лишь в 1293 году был избран новый
великий магистр ордена, волею судьбы оказавшийся и его последним магистром.
Им стал французский дворянин Жак де Моле. В момент избрания ему было уже за
пятьдесят, и половину жизни он отдал тамплиерскому братству. Этот выбор во
многом определил всю дальнейшую стратегию ордена и, в значительной мере, его
судьбу.
Жак де Моле был представителем наиболее консервативной
части храмовников. Для нового магистра и его единомышленников потеря Акры и
оставление Левантийского побережья были лишь трагической случайностью,
стечением обстоятельств. С их точки зрения, все можно было вернуть на круги
своя, притом без каких-либо запредельных усилий. Один крестовый поход должен
возвратить все утраченное — таким было кредо великого магистра. Жак де Моле
словно не замечал, что на дворе не конец XI, а конец XIII века; не хотел
видеть, что крестоносное движение в его первоначальном виде уже агонизирует;
не обращал внимания на то, что европейские правители давно погрязли в
собственных делах, махнув рукой на святые цели. Ничего этого магистр, а вслед
за ним и большинство тамплиеров, не видели. Не понимал де Моле и причин
потери популярности тамплиерского братства в общественном мнении Европы. Он
считал, что орден по-прежнему процветает и силен как никогда, что тамплиеры,
как и сто пятьдесят лет назад, остаются передовым отрядом христианства, и
служить в этом отряде — честь для любого католика. Между тем, орден был
поражен серьезным внутренним кризисом и превращался в замкнутую саму на себя
корпорацию с постоянно оскудевающим притоком новых членов. Полная закрытость
тамплиерских собраний и завеса тайны, окружающая прием неофитов в орден,
порождали самые невероятные слухи об оргиях, непристойных обрядах и т. д.
Тамплиеры в своей гордости считали недостойным для себя опровергать такого
рода негативную информацию и на многочисленные неприятные вопросы отвечали
одно: наша цель — Гроб Господень, и все, что ни делают тамплиеры, служит делу
его освобождения.
Уже в 1294—1295 годах Жак де Моле переходит к активным
действиям по организации нового крестового похода. Он посещает Италию,
Францию и Англию и пытается убедить властителей поделиться деньгами и людьми
для святого дела. Попытка эта безнадежна: небольшие подачки да обещания — вот
и все, что он получает в итоге. Однако де Моле не собирается отказываться от
избранного пути. Еще почти десять лет рыцари Храма, используя Кипр в качестве
основной базы, пытаются вести активную политику в Восточном Средиземноморье. К
1305 году полный провал этих попыток становится очевидным для всех: для
европейских королей и, в первую очередь, французского монарха Филиппа IV; для
римского престола в лице вновь избранного папы-француза Климента V; для
руководителей других духовно-рыцарских орденов (тевтонцы окончательно
выбирают северное направление экспансии, а великий магистр госпитальеров Фульк
де Вилларе начинает готовить экспедицию по захвату Родоса). И только
консервативное крыло тамплиеров во главе с де Моле еще рассчитывает поправить
ситуацию старыми методами, но и в нем нарастают пораженческие настроения.
Многие храмовники поддерживают святое дело лишь на словах, не желая
жертвовать ни собственными богатствами, ни устоявшимся образом жизни. Это
особенно заметно в Европе, и прежде всего во Франции, где тамплиеры владеют
огромным количеством земель, десятками замков и, фактически, превращаются в
обычных средних и мелких феодалов, не отличаясь от светских феодалов ни по
жизненному укладу, ни по экономическим возможностям.
Летом 1306 года римский первосвященник Климент V
окончательно приходит к мысли о необходимости поиска новых путей на восточном
направлении политики апостольского престола. С целью обсудить существующие
реалии, он вызывает в Европу великих магистров обоих главных рыцарских
орденов — Жака де Моле и Фулька де Вилларе. Возможно, что папа лелеет мысль
об объединении орденов и концентрации сил христианства для возвращения Святой
Земли. Это вполне вероятно, так как именно в это время появляется и обретает
популярность трактат юриста из Нормандии Пьера Дюбуа «О возвращении
утраченной Святой Земли». В нем Дюбуа активно ратует за полное объединение
духовно-рыцарских орденов: больше того — требует лишения рыцарей-монахов их
имущества, то есть, фактического превращения их в наемных воинов церкви. С
точки зрения юриста, это позволит ежегодно экономить огромную сумму в
восемьсот тысяч турских ливров, а такого количества денег будет вполне
достаточно и для отвоевания (постепенного, конечно) Леванта и для его
дальнейшей защиты.
Планы, подобные предложенному Дюбуа, получали все большую
известность в Европе, а гигантские денежные суммы, которые якобы тратят на
себя рыцарские ордена, вызывали зависть у светских и церковных владык. Все
это сильно подтачивало устойчивость военно-монашеских братств, делая их
уязвимыми для возможной массированной атаки. Эту новую ситуацию лучше других
понял великий магистр госпитальеров и, под предлогом занятости подготовкой
экспедиции на Родос, которую он незамедлительно начал в том же 1306 году,
отказался ехать в Европу. Жак де Моле, наоборот, именно там хотел поправить
невеселые там-плиерские дела, воздействуя своим авторитетом на тех
храмовников, которые слишком приросли корнями к сытой и спокойной жизни в
Европе. По вопросу возможного объединения с иоаннитами он, однако, занял
непримиримую позицию: ни о каком слиянии орденов не могло идти и речи.
Возможно, именно этот категорический отказ объединиться (а фактически —
поделиться деньгами с власть имущими) и был главной стратегической ошибкой
великого магистра, предопределившей трагическую судьбу храмовников.
Жак де Моле в сопровождении шестидесяти рыцарей-тамплиеров
прибыл в Европу в начале 1307 года. В Пуатье состоялась его встреча с папой,
которая не дала никаких видимых результатов: вероятно, магистр отказался идти
на какие-либо компромиссы. В июне 1307 года де Моле приезжает в Тампль —
парижскую резиденцию храмовников — и здесь начинает новую агитационную
кампанию за крестовый поход. Он не замечает, что тучи над орденом сгустились
уже не на шутку. Даже само его прибытие в Париж подстегивает французского
«железного короля» Филиппа IV Красивого к решительным действиям против
духовно-рыцарского братства тамплиеров. Филипп, вечно нуждающийся в деньгах, страшно
завидует несметным богатствам рыцарей Храма. Король и сам имел возможность
убедиться в том, до чего тугой мошной обладают тамплиеры, когда в 1306 году
был вынужден укрываться в Тампле от разъяренной толпы парижан, недовольных
постоянной порчей монеты*. По слухам, храмовники показали ему подвалы,
заполненные бочонками с золотом, и предложили миллионный заем. От займа
Филипп IV отказался, но, и выйдя из Тампля, всегда помнил об огромном
капитале, лежащем всего лишь в нескольких сотнях шагов от его собственного
дворца.
14 сентября 1307 года Филипп Красивый рассылает по всем
городам и весям Франции письма, запечатанные большой королевской печатью. На
конвертах —-указание королевским чиновникам: взломать печать на рассвете
пятницы, 13 октября, и выполнить содержащийся в письме приказ. За вскрытие
печати раньше срока — смертная казнь. Таким способом Филипп обеспечивал
секретность предварительных действий; и, надо сказать, в данном случае ему
это явно удалось. А в письмах было предписание о немедленном аресте и
заключении в тюрьму всех без исключения тамплиеров.
Операция «Пятница, 13-е» прошла весьма удачно. Четкая
координация действий и полная секретность позволили нанести поистине
массированный удар по рыцарям Храма. Из многих сотен тамплиеров лишь единицам
удалось ускользнуть (и то, по большей части, ненадолго) от карающей
королевской длани. Вся верхушка ордена, включая самого великого магистра Жака
де Моле, была арестована в парижском Тампле. Удивительно, но тамплиеры нигде
не оказали ни малейшего сопротивления. Вероятно, они считали этот арест
ошибкой, казусом, который вскоре благополучно разрешится. Если бы храмовникам
стало известно содержание секретного письма, они бы не были так спокойны. «С
горечью и обидой в сердце видим мы эти ужасные, достойные всякого порицания
примеры отвратительнейших преступлений, слушаем историю чудовищных
злоумышлении, мерзких позорных деяний, поистине дьявольских, чуждых роду
человеческому». Этой напыщенной фразой начинается предписание короля об
аресте тамплиеров. Далее он раскрывает, в каких же «отвратительнейших
преступлениях» обвиняются гордые рыцари Храма. По словам Филиппа, верные ему
люди, доложили, что тамплиеры во время приема в братство трижды отрекаются от
Христа и плюют на Святое распятие, что они поклоняются идолам и животным, а также
живут в грехе гомосексуализма. И вообще они, оказывается, «оскверняли нашу
землю, загрязняя ее развратом, стирая с лица ее Божью росу и отравляя чистый
воздух, которым мы дышим».
Обвинения, безусловно, были очень серьезными; и по
божеским и по человеческим законам того времени наказанием за подобную ересь
должна была быть только смертная казнь — если, конечно, преступники полностью
не раскаются. Признание вины квалифицировалось как «раскаяние» и давало
хороший шанс на спасение. И здесь все уже зависело от твердости обвиняемого.
Отрицаешь обвинение — следовательно, ты закоренелый еретик и должен быть
казнен; признаешь вину — значит, можешь еще вернуться в лоно Святой церкви и
спасти свою жизнь. Такая жестокая практика «презумпции виновности» не могла не
дать нужных Филиппу IV результатов. И результаты были получены.
Одними из первых не выдержали угрозы пыток и вполне
реальной позорной смерти на костре престарелые руководители тамплиеров. На
восьмой день после ареста в отречении от Христа признался Жоффруа де Шарне —
приор Нормандии и одно из первых лиц в ордене. Он косвенно признал и
существование в братстве гомосексуальных явлений. Но де Шарне не утверждал,
что все является общепринятой практикой, а королевским судьям и палачам
требовалось большее. И здесь к ним пришла настоящая победа. 24 октября
деморализованный и раздавленный неожиданной переменой в судьбе Жак де Моле
признался, что при приеме в члены ордена он отрекся от Христа и плюнул на
распятие. Более того, он добавил, что точно такой же обряд совершался над
всеми, кто вступал в состав рыцарей Храма. Стоит сказать, что, по словам
очевидцев, давая эти показания, Жак де Моле производил впечатление человека,
совершенно сбитого с толку и насмерть перепуганного. Он выглядел резко
постаревшим и ослабевшим, и во время всего процесса ни разу не проявил себя
как волевой человек и решительный руководитель. Отсюда можно понять, какому
страшному давлению подвергался этот старик в заключении, если согласился с
такими обвинениями.
Как бы то ни было, но признание великого магистра сделало
свое дело. Уже к середине ноября подавляющее большинство тамплиеров
призналось почти во всех грехах, что им инкриминировались, а некоторые еще и
расцветили свои показания, рассказывая о некой трехликой голове, оправленной
в серебро, которой поклонялись на общих собраниях, о поклонении кошке и
какому-то Бафомету (возможно, искаженное «Мухаммед»?). Противоречия в
показаниях и даже явная их вздорность не производили впечатления на судей —
наоборот, они с удовольствием записывали все подряд. Это могло пригодиться
впоследствии, когда пройдет шок, вызванный арестом и фактическим
предательством великого магистра. Ведь позднейший отказ от этих признаний, по
логике того времени, означал вторичное впадение в ересь, а за такое
преступление полагалась немедленная смертная казнь на костре.
Казалось, Филипп Красивый уже может праздновать победу.
Почти все тамплиеры арестованы, их имущество описано и, вплоть до судебного
решения, приносит хоть и незаконные, но весьма реальные доходы в казну. К сожалению,
не оправдалась надежда на бочонки с золотом, которые король своими глазами
видел в подземельях Тампля. Несмотря на всю секретность операции, вероятно,
какая-то утечка информации все же произошла, и, когда стражники, посланные
французским королем, ворвались в резиденцию тамплиеров, ее подвалы были уже
пусты. Тем не менее, король мог быть вполне доволен — ведь деньги составляли
лишь малую часть богатств, принадлежащих рыцарям Храма, а в остальном процесс
развивался по его плану. Но «железный король» недооценил деловую хватку
своего земляка — римского папы.
Уже 27 октября, то есть еще до признаний, выбитых у
лидеров тамплиерского братства, и, естественно, не зная о показаниях де Моле,
Климент V в довольно суровых выражениях попенял французскому монарху на то,
что он предпринял столь важный шаг, не посоветовавшись с апостольским
престолом. Впрочем, Климент соглашался (хотя и в весьма туманной форме), что
бывают случаи, когда светский государь сам принимает меры против еретиков для
сохранения безопасности и спокойствия государства. Но в том, что касается
прерогативы судить вышеозначенных еретиков, а тем более, если они относятся к
духовному званию, — то это всегда было исключительным делом Церкви. А в конце
своего письма к королю папа становится еще более откровенен: «...в ваших
столь неожиданных действиях любой увидит — и не без оснований —
оскорбительное презрение к Римской церкви и к нам лично». Таким образом,
первой реакцией папы было возмущение самостоятельностью акции французской
короны, столь серьезно затрагивающей и материальные, и юридические интересы
католической церкви.
Столь резкая отповедь папы на некоторое время вызвала у
Филиппа IV замешательство. Он прекрасно понимал, что с юридической точки
зрения его позиция абсолютно уязвима, но сдаваться не собирался и, с целью
потянуть время, затеял долгую переписку с Климентом по частным юридическим
вопросам. Филипп признал, что поспешил с арестом, но этого требовали интересы
безопасности государства; кроме того, при аресте и допросах всегда
присутствовали инквизиторы — то есть представители церкви. Выбитые у
тамплиеров признания дали в руки короля новые козыри, и он их
умело использовал для того, чтобы добиться главного
сохранения храмовников под арестом именно в королевских
тюрьмах. Филипп категорически отказывался выпустить рыцарей Храма из
заключения на все время разбирательства, хотя этого обычно требовали правовые
нормы того времени. Взамен он соглашался с прерогативами папства и даже
(скрепя сердце) согласился передать церкви захваченное имущество храмовников.
В конце концов и Климент, для которого спор с самым
могущественным властелином христианского Запада был тоже весьма опасен во
всех отношениях, решился пойти на уступки. Он, фактически, предал тамплиеров,
согласившись с основным требованием Филиппа IV — оставить рыцарей Храма в
государственных застенках. Климент V пошел на компромисс: пожертвовав
тамплиерами, он сохранял главное — собственные прерогативы в отношении
еретиков и духовных лиц любого звания. Светская власть не имела юридической
компетенции в вопросах, принадлежащих к ведению церкви — на том и стоял
старый и болезненный папа.
Споры о юрисдикции и достижение компромисса между
апостольским престолом и королевской властью заняли немалое количество
времени. Лишь к лету 1309 года папа сформировал кардинальскую комиссию,
призванную разобраться в деле тамплиеров, а первый допрос арестованных
храмовников кардиналы провели только в ноябре того же года. Но это
вмешательство независимой от короля силы (однако, не вполне независимой, как
показало время) вдохнуло в рыцарей Храма надежду на то, что их будут судить
непредвзято и что судьба ордена еще не решена. Один за другим тамплиеры
начинают отказываться от своих первоначальных показаний. Вскрываются факты
жестоких пыток, применявшихся для выбивания нужных королевским чиновникам
свидетельств виновности храмовников. К началу мая 1310 года почти шестьсот
членов ордена признаются в том, что оговорили себя под влиянием пыток или под
угрозой смерти. Комиссия кардиналов колеблется, а лучшие юристы из числа
арестованных тамплиеров — Пьер де Болонья и Рено де Провен — начинают
великолепную правовую атаку, направленную на полное оправдание ордена.
Трехлетние усилия Филиппа IV по сокрушению тамплиерского братства грозят
рассыпаться прахом. С этим король смириться не может и, как раз в тот момент,
когда чаша весов заколебалась, наносит решающий удар.
Филипп воспользовался тем, что параллельно с кардинальской
комиссией, занимавшейся определением виновности ордена в целом,
индивидуальные дела тамплиеров находились в епископальном расследовании. И
король сумел сполна использовать эту юридическую нестыковку Архиепископ Санский
Филипп де Мариньи, брат королевского суперинтенданта* Ангеррана де Мариньи,
человек, который был полностью обязан своим возвышением в церковной иерархии
королю и своему брату, не испытывая никаких угрызений совести, исполняет
тайный королевский приказ. 11 мая он объявляет пятьдесят четыре тамплиера, из
числа отказавшихся от показаний, вторично впавшими в ересь и передает их
королевскому правосудию для свершения позорной казни. Попытки кардинальской
комиссии задержать казнь ни к чему не приводят, и 12 мая всех этих рыцарей
Храма сжигают на костре в окрестностях Парижа. Так погибли наиболее стойкие
защитники ордена.
Массовая казнь произвела ошеломляющее впечатление на
тамплиеров. Они поняли, что спасти свою жизнь могут, только признав все
обвинения. И с этого момента начинается настоящий разгром ордена. Храмовники
каются в грехах, а их последние защитники исчезают. Пьер де Болонья —
выдающийся юрист — вообще исчез бесследно, по-видимому, был убит в застенках;
Рено де Провен приговаривается к пожизненному заключению и навеки пропадает в
королевской тюрьме. Судьба тамп-лнерского братства фактически предрешена. Кардиналь-ская
комиссия еще старается сохранить видимость объек-гивности, но и кардиналы, и
папа Климент прекрасно понимают, что рыцари Храма обречены. В октябре 1311
года римский первосвященник открывает Вьеннский церковный собор, посвященный
почти исключительно делу тпмплиеров. Находясь под постоянным неослабевающим
давлением короля, папа перед собором признает хра-моипиков виновными во всех
преступлениях. А 22 мая 1312 года выходит папская булла, которая окончательно
ликвидирует тамплиерский орден. Большинство французских храмовников до конца
своей жизни остаются в тюрьмах. В других странах их участь не столь печальна:
как правило, они сохраняют относительную свободу, проживая в монастырях, и
зачастую довольно безбедно.
Но и 22 мая не стало последним актом тамплиерской драмы.
Филипп IV хотел закончить свои многолетние усилия, подведя под ними эффектную
черту. Утром 18 марта 1314 года перед коллегией кардиналов предстали
руководители ордена: Жак де Моле — великий магистр, Юг де Пенро — генеральный
досмотрщик, Жоффруа де Гонне-1ШЛЬ __ приор Аквитании и Пуату, Жоффруа де Шарне
— приор Нормандии. Кардиналы совещались недолго: все пожди тамплиеров
приговаривались к пожизненному заключению. Судьи уже считали дело
законченным, когда вдруг встал донельзя потрясенный приговором Жак де Моле,
до последнего момента сохранявший надежду на папскую милость. Страшным было
прозрение этого человека — он понял в тот момент, как велика его вина перед
орденом. И вот этот старик отрекается от всех своих показаний; он, казалось,
уже сломленный и духовно и физически, вдруг обрушивается на своих обвинителей
и утверждает: орден невиновен. В этот решительный момент своей жизни Жак де
Моле обретает величие истинного героя. Кардиналы потрясены, а вдобавок и Жоффруа
де Шарне вскакивает с помоста и кричит: «Мы — истинные рыцари Христа, и устав
наш святой, справедливый и католический!». Королевские приставы затыкают ему
рот, но слова уже сказаны: папские судьи в смятении, они решают как следует
обдумать случившееся. А громкая новость о неожиданном демарше двух тамплиеров
уже достигает дворца, и король отдает спешный приказ — великого магистра и
приора Нормандии сжечь как закосневших в ереси.
Вечером того же 18 марта на Еврейском острове в Париже
состоялась казнь Жака де Моле и Жоффруа де Шарне. Оба осужденных взошли на
костер с мужеством и стойкостью, чистая совесть придавала им силы.
Сохранилась знаменитая легенда о том, что, когда уже вспыхнул огонь, Жак де
Моле проклял короля и папу и призвал их явиться на суд Божий не позднее, чем
через год. Пророчество оказалось истинным: уже 20 апреля умирает Климент V, а
29 ноября того же года в мучениях испускает дух Филипп Красивый — главный
виновник гибели тамплиерского братства. Эта двойная смерть не только
произвела огромное впечатление на современников, но и расколола их на два
лагеря: для одних это стало доказательством невиновности храмовников, а для
других, наоборот, аргументом в пользу их связи с дьяволом. Споры о виновности
тамплиеров продолжаются и по сей день — согласно поговорке о том, что нет
дыма без огня. И все же, думается, Жак де Моле своим последним героическим
поступком доказал, что орден ничем не заслужил такой страшной судьбы.
|
