|
Название «балты» можно понимать двояко, в зависимости от
того, в каком смысле оно употребляется, географическом или политическом,
лингвистическом или этнологическом. Географическое значение предполагает
разговор о Балтийских государствах: Литве, Латвии и Эстонии, — расположенных
на западном побережье Балтийского моря. До Второй мировой войны эти
государства были независимыми, с населением примерно 6 миллионов. В 1940 году
они были насильственно включены в состав СССР.
В настоящем издании речь идет не о современных Балтийских
государствах, а о народе, язык которого входит в общеиндоевропейскую языковую
систему, народе, состоявшем из литовцев, латышей и старых, древних, то есть
родственных племен, многие из которых исчезли в доисторический и исторический
периоды. Эстонцы не относятся к ним, поскольку принадлежат к финноугор-ской
языковой группе, говорят на совершенно ином языке, другого происхождения,
отличающемся от индоевропейского.
Само название «балты», образованное по аналогии с
Балтийским морем, Mare Balticum, считается неологизмом, поскольку используется
начиная с 1845 года как общее название для народов, говорящих на «балтийских»
языках: древних пруссов, литовцев, латышей, ше-лонян. В настоящее время
сохранились только литовский и латышский языки.
Прусский исчез примерно в 1700 году из-за немецкой
колонизации Западной Пруссии. Куршский, зем-гальский и селонский (селийский)
языки исчезли между 1400-м и 1600 годами, поглощенные литовским или
латышским. Другие балтийские языки или диалекты исчезли в праисторический или
в ранний исторический период и не сохранились в виде письменных источников.
В начале XX столетия носителей этих языков начали называть
эсты (эстии). Так, римский историк Тацит в своей работе «Германия» (98 год)
упоминает Aestii, gentes Aestiorum — эстиев, людей, живших на западном
побережье Балтийского моря. Тацит описывает их как собирателей янтаря и
отмечает их особенное трудолюбие в собирании растений и фруктов по сравнению
с немецким народом, с которым у эстиев наблюдалось сходство во внешности и
обычаях.
Возможно, более естественным было бы использовать термин
«эсты», «эстии» по отношению ко всем балтийским народам, хотя нам достоверно
не известно, имел ли Тацит в виду всех балтов, или только древних пруссов
(восточных балтов), или собирателей янтаря, живших на Балтийском побережье
вокруг залива Фри-шес-Хаф, который литовцы и сегодня называют «море Эстов».
Так же его называл в IX веке Вульфстан, англосаксонский путешественник.
Существует также река Аиста на востоке Литвы. В ранних
исторических записях часто встречаются названия Aestii и Aisti. Готский автор
Иордан (VI в. до н. э.) находит Aestii, «совершенно мирных людей», к востоку
от устья Вислы, на самом длинном отрезке Балтийского побережья. Эйнхардт,
автор «Жизнеописания Карла Великого» (примерно 830—840 годы), находит их на
западных берегах Балтийского моря, считая соседями славян. Похоже, что
название «эсты», «эстии» следует использовать в более широком контексте, чем
конкретное обозначение отдельного племени.
Самым древним обозначением балтов, или скорее всего
западных балтов, было упоминание о них Геродота как о неврах. Поскольку
распространена точка зрения, что неврами называли славян, я вернусь к этому
вопросу, обсуждая проблему западных балтов во времена Геродота.
Начиная со II века до н. э. появились отдельные названия
прусских племен. Птолемею (около 100—178 н. э.) были известны судины и галинды,
судовяне и галин-дяне, что свидетельствует о давности этих наименований. Спустя
много столетий судовяне и галиндяне продолжали упоминаться в перечне прусских
племен под этими же названиями. В 1326 году Дунисбург, историограф
Тевтонского ордена, пишет о десяти прусских племенах, включая судовитов (судовян)
и галиндитов (галиндян). Среди других упоминаются помесяне, пого-сяне, вармийцы,
нотанги, зембы, надровы, барты и ска-ловиты (названия племен давались по
латыни). В современном литовском сохранились названия прусских провинций: Памеде,
Пагуде, Варме, Нотанга, Семба, Надрува, Барта, Скальва, Судова и Галинда.
Существовали еще две провинции, расположенные к югу от Пагуде и Галинды,
называемые Любава и Сасна, известные из других исторических источников. Судовяне,
самое большое прусское племя, также называлось ят-винги (йовингай, в
славянских источниках ятвяги).
Общее наименование пруссов, то есть восточных балтов,
появилось в IX в. до н. э. — это «брутци», впервые увековеченные баварским
географом практически точно после 845 г. Полагали, что до IX в. пруссаками
называли одно из восточных племен, и только со временем так стали называть
другие племена, как, скажем, германцев «немцами».
Примерно в 945 г. арабский торговец из Испании по имени Ибрахим
ибн Якуб, пришедший к балтийским берегам, отмечал, что пруссы имеют
собственный язык и отличаются храбрым поведением в войнах против викингов (русов).
Курши, племя, заселившее берега Балтийского моря, на территории современных
Литвы и Латвии, в скандинавских сагах именуются кори или хори. Гам же
упоминаются войны между викингами и курша-ми, происходившие в VII в. до н. э.
Земли земгалов — сегодня центральная часть Латвии и
Северная Литва — известны из скандинавских источников в связи с нападениями
датских викингов на земгалов в 870 году. Обозначения других племен возникли
гораздо позже. Название латгалов, живших на территории современных Восточной
Литвы, Восточной Латвии и Белоруссии, появилось в письменных источниках
только в XI веке.
Между I столетием новой эры и XI веком одно за другим на
страницах истории появляются названия балтийских племен. В первое тысячелетие
балты переживали праисторическую стадию развития, поэтому самые ранние
описания очень скудны, и без археологических данных нельзя составить
представление ни о границах проживания, ни об образе жизни балтов.
Возникающие в ранний исторический период названия позволяют идентифицировать
их культуру по археологическим раскопкам. И только в некоторых случаях
описания позволяют сделать выводы о социальной структуре, роде занятий,
обычаях, внешности, религии и особенностях поведения балтов.
Из Тацита (I век) нам становится известно, что эсты были
единственным племенем, собиравшим янтарь, и что они разводили растения с
терпением, не отличавшим ленивых немцев. По характеру религиозных обрядов и
внешнему виду они напоминали суэдов (германцев), но язык больше походил на бретонский
(кельтской группы). Они поклонялись богине-матери (земле) и надевали маски
кабанов, которые защищали их и наводили трепет на врагов.
Примерно в 880—890 годах путешественник Вульф-стан,
проплывший на лодке из Хайтхабу, Шлезвиг, по Балтийскому морю к низовьям
Вислы, к реке Эльбе и заливу Фришес-Хаф, описал огромную землю Эстландию, в
которой было множество поселений, каждое из которых возглавлял вождь, и они
часто воевали между собой.
Вождь и богатые члены общества пили кумыс (кобылье
молоко), бедные и рабы— мед. Пива не варили, потому что в избытке имелся мед.
Вульфстан подробно описывает их погребальные обряды, обычай сохранять мертвых
замораживанием. Подробно об этом говорится в разделе, посвященном религии.
Первые миссионеры, вступившие на земли древних пруссов,
обычно считали местное население погрязшим в язычестве. Архиепископ Адам Бременский
так писал примерно в 1075 году: «Зембы, или пруссы, самый гуманный народ. Они
всегда помогают тем, кто попадает в беду в море или на кого нападают
разбойники. Они считают высшей ценностью золото и серебро... Много достойных
слов можно было сказать об этом народе и их моральных устоях, если бы только
они верили в Господа, посланников которого они зверски истребляли. Погибший
от их рук Адальберт, блистательный епископ Богемии, был признан мучеником.
Хотя они во всем остальном схожи с нашим собственным народом, они
препятствовали, вплоть до сегодняшнего дня, доступу к своим рощам и
источникам, полагая, что они могут быть осквернены христианами.
Своих тягловых животных они употребляют в пищу, используют
их молоко и кровь в качестве питья настолько часто, что могут опьянеть. Их
мужчины голубого цвета [может быть, голубоглазы? Или имеется в виду
татуировка?], краснокожи и длинноволосы. Обитая в основном на непроходимых
болотах, они не потерпят ничьей власти над собой».
На бронзовой двери собора в Гнезно, на севере Польши
(летописные упоминания встречаются начиная с XII века), изображена сцена
приезда первого миссионера, епископа Адальберта, в Пруссию, его споры с
местной знатью и казнь. Пруссы изображены с копьями, саблями и щитами. Они
безбородые, но с усами, волосы подстрижены, на них килты, блузы и браслеты.
Скорее всего, у древних балтов не было собственной
письменности. Пока не найдены надписи на камне или на бересте на национальном
языке. Самые ранние из известных надписей, сделанные на древнепрусском и литовском
языках, датируются соответственно XIV и XVI веками. Все другие известные
упоминания о балтийских племенах сделаны на греческом, латинском, немецком
или славянском языках.
Сегодня древнепрусский язык известен только лингвистам,
которые изучают его по словарям, опубликованным в XIV и XVI столетиях. В XIII
веке балтийские пруссы были завоеваны тевтонскими рыцарями, немецкоговорящими
христианами, и в течение последующих 400 лет прусский язык исчез.
Преступления и зверства завоевателей, воспринимавшиеся как деяния во имя
веры, сегодня забыты. В 1701 году Пруссия стала независимым немецким
монархическим государством. С этого времени название «прусский» стало
синонимом слова «немецкий».
Земли, занятые народами, говорящими на балтийских языках,
составляли примерно одну шестую тех, что они занимали в праисторические
времена, до славянских и немецких вторжений.
По всей территории, расположенной между реками Вислой и
Неманом, распространены древние названия местностей, хотя в основном
германизированные. Предположительно балтийские названия обнаруживаются и
западнее Вислы, в Восточной Померании.
Археологические данные не оставляют сомнений в том, что до
появления готов в низовьях Вислы и в Восточной Померании в I веке до н. э.
эти земли принадлежали прямым потомками пруссов. В бронзовом веке, до
экспансии центральной европейской лужицкой культуры (примерно 1200 г. до н.
э.), когда, видимо, западные балты заселяли всю территорию Померании вплоть
до нижнего Одера и ту, что сегодня является Западной Польшей, до Буга и
верховий Припяти на юге, мы обнаруживаем свидетельства о той же самой
культуре, которая была широко распространена в древних прусских землях.
Южная граница Пруссии доходила до реки Буг, притока Вислы,
о чем свидетельствуют прусские наименования рек. Археологические находки
показывают, что современное Подлясье, расположенное в восточной части Польши,
и белорусское Полесье в доисторические времена были заселены судовянами.
Только после длительных войн с русскими и поляками в течение XI—XII веков
южные границы расселения судовян ограничились рекой Нарев. В XIII веке
границы даже отодвинулись еще дальше на юг, по линии Островка (Осте-роде) — Олынтын.
Балтийские названия рек и местностей бытуют на всей
территории, расположенной от Балтийского моря до Западной Великороссии.
Встречается множество балтийских слов, заимствованных из финноугорского языка
и даже от волжских финнов, которые жили на западе России. Начиная с XI—XII
веков в исторических описаниях упоминается воинственное балтийское племя галиндян
(голядь), жившее выше реки Протвы, около Можайска и Гжатска, к юго-востоку от
Москвы. Все сказанное свидетельствует о том, что балтийские пароды проживали
на территории России до вторжения западных славян.
Балтийские элементы в археологии, этнографии и языке
Белоруссии занимали исследователей начиная с конца XIX столетия. Обитавшие в
районе Москвы галиндяне породили любопытную проблему: их название и
исторические описания этого племени указывают на то, что они не относились ни
к славянами, ни к угро-финнам. Тогда кем же они были?
В самой первой русской летописи «Повесть временных лет» галиндяне
(голядь) впервые упоминаются в 1058-м и в 1147 годах. Лингвистически
славянская форма «голядь» происходит от древнепрусского «галиндо».
'Этимология слова может быть объяснена и с помощью и итонского слова galas—
«конец».
В древпеирусском галиндо также обозначало территорию,
расположенную в южной части балтийской Пруссии. Как мы уже отмечали, прусские
галиндяне упоминаются Птолемеем в его «Географии». Вероятно, жившие на
территории России галиндяне были названы так, потому что они располагались
восточнее всех балтийских племен. В XI и XII веках со всех сторон их окружали
русские.
В течение столетий русские воевали против балтов, пока
наконец не покорили их. С этого времени упоминаний о воинственных галиндянах
не было. Скорее всего, их сопротивление было сломлено, и, вытесненные
увеличившимся славянским населением, они не смогли выжить. Для балтийской
истории эти немногие сохранившиеся фрагменты имеют особенно важное значение.
Они показывают, что западные балты сражались против славянской колонизации на
протяжении 600 лет. Согласно лингвистическим и археологическим исследованиям
с помощью этих описаний можно установить территорию расселения древних балтов.
На современных картах Белоруссии и России едва ли можно
обнаружить балтийские следы в названиях рек или местностей — сегодня это
славянские территории. Однако лингвисты смогли преодолеть время и установить
истину. В своих исследованиях 1913-го и 1924 годов литовский лингвист Буга
установил, что 121 наименование рек в Белоруссии имеет балтийское
происхождение. Он показал, что почти все наименования в верхнем Поднепровье и
верхнем течении Немана, бесспорно, балтийского происхождения.
Некоторые аналогичные формы встречаются в названиях рек
Литвы, Латвии и Восточной Пруссии, их этимология может быть объяснена путем
расшифровки значения балтийских слов. Иногда в Белоруссии несколько рек могут
носить одно и то же название, например, Водва (так называется один из правых
притоков Днепра, другая река расположена в районе Могилева). Слово происходит
от балтийского «вадува» и часто встречается в названиях рек в Литве.
Следующий гидроним «Лучеса», которому в балтийском
соответствует «Лаукеса», происходит от литовского lauka — «поле». Река с
таким названием есть и в Литве — Лаукеса, в Латвии — Лауцеса и трижды
встречается в Белоруссии: на севере и на юго-западе от Смоленска, а также к
югу от Витебска (приток верхней Даугавы — Двины).
До настоящего времени названия рек лучше всего позволяют
установить зоны расселения народов в древности. Буга был убежден в
первоначальном заселении современной Белоруссии именно балтами. Он даже
выдвинул теорию, что вначале земли литовцев, возможно, располагались к северу
от реки Припять и в верхнем бассейне Днепра. В 1932 году немецкий славист М.
Фасмер опубликовал перечень названий, которые считал балтийскими, куда входят
названия рек, расположенных в районах Смоленска, Твери (Калинин), Москвы и
Чернигова, расширив зону расселения балтов далеко на запад.
В 1962 году русские лингвисты В. Топоров и О. Тру-бачев
опубликовали книгу «Лингвистический анализ гидронимов в верхнем бассейне
Днепра». Они обнаружили, что более тысячи названий рек в верхнем бассейне
Днепра балтийского происхождения, об этом свидетельствует этимология и морфемика
слов. Книга стала очевидным свидетельством длительной оккупации балтами в
древности территории современной Белоруссии и восточной части Великороссии.
Распространение балтийской топонимики на современных
русских территориях верхнего Днепра и бассейнов верхней Волги является более
убедительным доказательством, чем археологические источники. Назову некоторые
примеры балтийских названий рек районов Смоленска, Твери, Калуги, Москвы и
Чернигова.
Истра, приток Вори на территории Гжатска, и западный
приток Москвы-реки имеет точные параллели в литовском и западнопрусском. Исрутис,
приток Преге-ле, где корень *ser"sr означает «плыть», a strove означает
«поток». Реки Вержа на территории Вязьмы и в районе Твери связаны с
балтийским словом «береза», литовским «берзас». Обжа, приток Межи,
расположенный в районе Смоленска, связывается со словом, обозначающим
«осина».
Река Толжа, расположенная в районе Вязьмы, приняла
название от *tolza, которое связывается с литовским словом tilzti—
«погружаться», «находиться под водой»; название города Тильзита, находящегося
на реке Неман, того же происхождения. Угра, восточный приток Оки, соотносится
с литовским «унгурупе»; Сож, приток Днепра, происходит от *Sbza, восходит к древ-непрусскому
suge — «дождь». Жиздра — приток Оки и город, носящий то же название,
происходит от балтийского слова, означающего «могила», «гравий», «грубый
песок», литовское zvigzdras, zyirgzdas.
Название реки Нары, притока Оки, находящейся на юге от
Москвы, отразилось неоднократно в литовском и западнопрусском: встречаются
литовские реки Нерис, Нарус, Нарупе, Наротис, Нараса, озера Нарутис и На-рочис,
в древнепрусском — Наурс, Нарис, Нарусе, На-урве (современный Нарев), — все
они образваны от narus, что означает «глубокий», «тот, в котором можно
утонуть», или nerti— «нырять», «погружаться».
Самой дальней рекой, расположенной на западе, стала река Цна,
приток Оки, она протекает к югу от Касимова и к западу от Тамбова. Это
название часто встречается в Белоруссии: приток Уши близ Вилейки и приток Гайны
в районе Борисова происходит от *Tbsna, балтийское *tusna; древнепрусское tusnan
означает «спокойный».
Названия рек балтийского происхождения встречаются на юге
до района Чернигова, расположенного к северу от Киева. Здесь находим
следующие гидронимы: Верепеть, приток Днепра, от литовского verpetas —
«водоворот»; Титва, приток Снова, впадающего в Десну, имеет соответствие в
литовском: Титува. Самый большой западный приток Днепра, Десна, возможно,
связан с литовским словом desine — «правая сторона».
Вероятно, название реки Волги восходит к балтийскому jilga
— «длинная река». Литовское jilgas, ilgas означает «длинный», следовательно, Jilga
— «длинная река». Очевидно, что это название определяет Волгу как одну из
самых длинных рек в Европе. В литовском и латвийском языке встречается
множество рек с названиями ilgoji— «самый длинный» или itgupe — «длинная
река».
В продолжение тысячелетий финноугорские племена были
соседями балтов и граничили с ними на севере, на западе. В течение короткого
периода взаимоотношений между балтийскими и финноугорскоговоря-щими народами,
возможно, существовали более близкие контакты, чем в более поздние периоды,
что и нашло отражение в заимствованиях из балтийского языка в финноугорских
языках.
Существуют тысячи подобных слов, известных со времен,
когда в 1890 году В. Томсен опубликовал свое замечательное исследование,
посвященное взаимовлияниям между финским и балтийскими языками.
Заимствованные слова относятся к сфере животноводства и сельского хозяйства,
к названиям растений и животных, частей тела, цветов; обозначения временных
терминов, многочисленных новшеств, что было вызвано более высокой культурой балтов.
Заимствовалась и ономастика, лексика из области религии.
Значение и форма слов доказывают, что эти заимствования
древнего происхождения, лингвисты полагают, что они относятся к II и III
векам. Многие из этих слов были заимствованы из древнебалтийского, а не из
современных латышского или литовского языков. Следы балтийской лексики
обнаружены не только в запад-нофинских языках (эстонском, ливском и финском),
но также н волжско-финских языках: мордовском, марийском, мансийском,
черемисском, удмуртском и коми-зырянском.
В 1957 году русский лингвист А. Серебренников опубликовал
исследование, озаглавленное «Изучение нымерших индоевропейских языков,
соотносимых с балтийским, в центре европейской части СССР». Он приводит слова
из финноугорских языков, которые расширяют составленный В. Томсеном список
заимствованных балтизмов.
Насколько далеко распространилось балтийское влияние в
современной России, подтверждается тем, что многие балтийские заимствования в
волжско-финские языки неизвестны западным финнам. Возможно, эти слова пришли
непосредственно от западных балтов, населявших бассейн верхней Волги и во
время раннего и среднего бронзового века постоянно стремившихся продвигаться
все дальше на запад. Действительно, примерно в середине второго тысячелетия фатьяновская
культура, как говорилось выше, распространилась в низовьях Камы, верховьях
Вятки и даже в бассейне реки Белой, расположенных в современных Татарии и
Башкирии.
На протяжении железного века и в ранние исторические
времена непосредственными соседями западных славян были марийцы и мордвины,
соответственно «меря» и «мордва», как отмечено в исторических источниках.
Марийцы занимали районы Ярославля, Владимира и восток Костромского региона.
Мордвины жили к западу от нижней части Оки. Границы их расселения по
территории можно проследить по значительному числу гидронимов финноугорского
происхождения. Но в землях мордвинов и марийцев редко встречаются названия
рек балтийского происхождения: между городами Рязань и Владимир находились
огромные леса и болота, которые в течение веков выполняли роль естественных
границ, разделяющих племена.
Как отмечалось выше, огромное количество балтийских слов,
заимствованных финскими языками, — это имена домашних животных, описание
способов ухода за ними, названия зерновых культур, семян, обозначения приемов
обработки почв, процессов прядения.
Заимствованные слова, несомненно, показывают, какое
огромное число новшеств было введено балтийскими индоевропейцами в северных
землях. Археологические находки не предоставляют такого количества
информации, поскольку заимствования относятся не только к материальным
предметам или объектам, но также к абстрактной лексике, глаголам и
прилагательным, об этом не могут рассказать результаты раскопок в древних
поселениях.
Среди заимствований в сфере сельскохозяйственных терминов
выделяются обозначения зерновых культур, семян, проса, льна, конопли, мякины,
сена, сада или растущих в нем растений, орудий труда, например бороны.
Отметим названия домашних животных, заимствованные у балтов: баран, ягненок,
козел, поросенок и гусь.
Балтийское слово для названия коня, жеребца, лошади
(литовское zirgas, прусское sirgis, латышское zirgs), в финноугорских
обозначает вола (финское Ъагка, эстонское bdrg, ливское — arga). Финское
слово juhta — «шутка»— происходит от литовского junkt-a, jungti — «шутить»,
«подшучивать». Среди заимствований также встречаются слова для обозначения переносной
плетеной изгороди, использовавшейся для скота при открытом содержании
(литовское gardas, мордовское karda, kardo), названия пастуха.
Группа заимствованных слов для обозначения процесса
прядения, названия веретена, шерсти, нити, ве-ренки показывают, что обработка
и использование шерсти уже были известны балтам и пришли именно от них. От балтов
были заимствованы названия алкогольных напитков, в частности, пива и
медовухи, соответственно и такие слова, как «воск», «оса» и «шершень».
Заимствовались от балтов и слова: топор, шапка, обувь,
чаша, ковш, рука, крючок, корзина, решето, нож, лопата, метла, мост, лодка,
парус, весло, колесо, изгородь, стена, подпорка, шест, удочка, рукоятка,
баня. Пришли названия таких музыкальных инструментов, как kankles (лит.) —
«цитра», а также обозначения цветов: желтый, зеленый, черный, темный,
светло-серый и имена прилагательные — широкий, узкий, пустой, тихий, старый,
тайный, храбрый (галантный).
Слова со значениями любви или желания могли быть
заимствованы в ранний период, поскольку они обнаружены и в западнофинском, и
в волжско-финском языках (литовское melte — любовь, mielas — дорогая; финское
mieli, угро-мордовское теГ, удмуртское myl). Тесные взаимоотношения между балтами
и угрофиннами отражены в заимствованиях для обозначений частей тела: шея,
спина, коленная чашечка, пупок и борода. Балтийского происхождения не только
слово «сосед», но и названия членов семьи: сестра, дочь, невестка, зять, кузина,
— что позволяет предположить частые браки между балтами и угрофиннами.
О существовании связей в религиозной сфере свидетельствуют
слова: небо (taivas от балтийского *deivas) и бог воздуха, гром (литовское Perkunas,
латвийское Регкоп, финское perkele, эстонское pergel).
Огромное количество заимствованных слов, связанных с
процессами приготовления еды, указывает на то, что балты являлись носителями
цивилизации в юго-западной части Европы, населенной угрофинскими охотниками и
рыболовами. Жившие по соседству от балтов угрофинны в определенной степени
подверглись индоевропейскому влиянию.
В конце тысячелетия, особенно во время раннего железного
века и в первые столетия до н. э., угрофинс-кая культура в верхнем бассейне
Волги и к северу от реки Даугава-Двина знала производство продуктов питания.
От балтов они переняли способ создания поселений на холмах, строительство
прямоугольных домов.
Археологические находки показывают, что в течение столетий
бронзовые и железные инструменты и характер орнаментов «экспортировались» из
Балтии в финно-угорские земли. Начиная со II и вплоть до V века за-паднофинекие,
марийские и мордовские племена заимствовали орнаменты, характерные для
балтийской культуры.
В случае, если речь идет о продолжительной истории
балтийских и угрофинских отношений, язык и археологические источники
предоставляют одни и те же данные, что же касается распространения балтов на
территорию, которая теперь принадлежит России, заимствованные балтийские
слова, встречающиеся в вол-жско-финских языках, становятся бесценными
свидетельствами.
|
