|
Итак, Четвертый крестовый поход стал неким рубежом всего
крестоносного движения. Современниками он еще мог восприниматься как
небывалый успех святого дела, но уже через несколько десятилетий стало ясно,
что он нанес этому самому делу непоправимый ущерб, став, фактически,
смертельным ударом по самой крестоносной идее. Пусть агония затянулась на
десятилетия, пусть прославил себя в веках «последний крестоносец» Людовик IX
Святой — сути дела это не меняло. Практика крестовых экспедиций сохранялась
еще довольно долго: можно вспомнить шесть (!) крестовых походов против
чешских гуситов в первой трети XV века или печальный поход 1444 года против
османов. Однако дух «борьбы за Гроб Господень» — тот, что поднимал в едином
порыве сотни тысяч человек, вел от победы к победе Боэмунда и Готфрида,
освещал своим сиянием действительные и мнимые подвиги Ричарда I Львиное
Сердце — этот дух был сломлен. Он, казалось, возродился в трагической,
героической, но и немного смешной фигуре Людовика Святого, но это было не
возрождение, а лишь последняя вспышка, вскоре после которой все было кончено.
Парадоксально, но эта утрата духовной сути «святого
паломничества» произошла в тот момент, когда католическая церковь и папство
находились на вершине своего могущества. Более того, и Иннокентий III, и его
последователи были чрезвычайно активны на этой «стезе Господней». Однако
результат оказался диаметрально противоположен устремлениям римских
первосвященников. Отчего же так произошло, почему идея, в течение столетия
определявшая мировоззрение всей Европы, превратилась в ничто? Как произошел
переход от небывалого клермонского энтузиазма к равнодушию и даже насмешке, с
какими принимались папские призывы в XIII веке? Причин тому множество, но
среди них стоит выделить несколько главных.
К XIII веку многое изменилось в Европе, и самые большие
изменения произошли в экономической сфере. То, что в XI веке только
намечалось — рост городов, товарного производства, денежного обращения — уже
в XII столетии стало основополагающим вектором общественной жизни. Особенно
стремительным был рост городов. Во Франции в XII—XIII веках возникли сотни
новых городских центров, быстрыми темпами росли и старые города. За два
столетия городское население выросло в шесть-десять раз. Аналогичная ситуация
складывалась и в Германии, где в течение XIII века возникло более трехсот
новых городов, и в Англии, большинство городских центров которой известно с
XIII века.
Но сам рост городов и стремительное увеличение городского
населения нельзя рассматривать в отрыве от происходящих параллельно и
связанных с самим этим ростом изменений в экономике, политике и идеологии.
Основной функцией городов была их роль рыночных центров, а рынок, безусловно,
подразумевал и широкое товарное производство, и подлинно эквивалентный обмен,
то есть переход от товарных (бартерных) сделок к денежному обращению. Деньги
начинают приобретать все большую роль в общественной жизни, становятся
самоцелью. Жажда наживы охватывает новые слои общества: от купцов и
ремесленников, для которых она естественна и органична, она переходит на
более архаичные социальные группы — феодалов и, в меньшей степени, крестьян.
Деньги, богатство, накопление сокровищ становились движущей силой меняющегося
общества, отодвигая господствовавшие ранее духовные ценности на второй план.
Этого стремления к обогащению не избежала и сама католическая церковь. Именно
с XIII века приобретает массовый характер практика выкупа за деньги своих
данных сгоряча крестоносных обетов. Для некоторых проповедников это даже
превратилось в своеобразное ремесло. После пламенной проповеди с разжиганием
религиозного фанатизма и массовым принятием креста прихожанами, такой
«агитатор» через несколько дней намекал уже пришедшим в чувство новоявленным
воинам Христа, что данный обет можно и не выполнять, выплатив некоторую
толику денег — якобы на крестоносные же нужды. Подобные злоупотребления
приняли настолько массовый характер, что начали угрожать уже самому
авторитету церкви. Это понимали наиболее дальновидные христианские деятели, и
не зря именно первая половина XIII века стала временем рождения орденов
«нищенствующих братьев во Христе» — францисканцев и доминиканцев. Однако эти
попытки оздоровить ситуацию и возродить духовные ценности давали только
ограниченный эффект. Жизнь менялась необратимо, и даже могучие фигуры
Франциска Ассизского и Доминика Гусмана вряд ли могли что-то всерьез изменить
в лучшую сторону. Алчность, страсть к богатству побеждала старую христианскую
мораль, и ярким примером тому стал Четвертый крестовый поход.
Другим важным фактором ослабления крестоносной идеи стала
заметная уже с XII века, но особенно усилившаяся в XIII столетии,
централизация крупнейших европейских государств. Она достигла особенного
успеха во Франции, а до середины этого века явно побеждала и в Германии.
Казалось бы, достижения королевской власти в объединении своих стран никак не
должны были влиять на идею крестовых походов — скорее, могли даже усилить
мощь христианских армий. Но все было отнюдь не так просто. Централизация
европейских государств, консолидация общественных сил вокруг монарха своей
страны вызвали к жизни чрезвычайно мощную национальную идею. Единство нации
начало подменять собой принцип религиозного единства. До XIII века Европа
(католическая) осознавала себя как единый «христианский мир», в противовес «исламскому»
или «языческому» миру. Но с этого времени она начала превращаться в Европу
наций — Европу Франции, Англии, Германии. А вслед за национальной идеей
пришли и национальные войны — как, например, борьба Филиппа II Августа с
английскими королями за северофранцузские территории в 1202-1204 годах.
Но укрепление национальных монархий влекло за собой и
некоторые другие обстоятельства, объективно влиявшие на ослабление
крестоносного движения. Во-первых, усиление королевской власти значительно
сократило количество междоусобных войн — этого бича средневековой Европы. А
именно наличие постоянных междоусобиц было одним из главных пропагандистских
факторов, облегчающих церкви агитацию за «священную войну». Кроме того,
резкий спад местечкового сепаратизма в немалой степени подорвал социальную
базу вновь формирующихся крестоносных ополчений — ведь значительную их долю
составляли как раз разорившиеся в непрерывных усобицах мелкие рыцари, которые
на Востоке стремились восстановить утраченное богатство. Вторым следствием
централизации стало довольно серьезное ограничение независимости феодальных
сеньоров и князей. Последним значительным крестоносным деянием, где эти
феодальные властители еще смогли сыграть решающую роль, был Четвертый поход.
С этого времени их влияние и место в крестоносном движении непрерывно
снижались. Крупные армии могли собрать теперь только короли и императоры, а
они, как уже было сказано, гораздо большее внимание уделяли европейским
делам, нежели далекой и чуждой Палестине.
С конца XII века добавился, а в XIII веке необычайно
усилился еще один фактор, весьма серьезно повлиявший на итоговую судьбу
крестоносного движения — так называемая война гвельфов и гибеллинов,
охватившая большую часть тогдашней Европы. Формально она началась как
династический спор за императорскую корону между потомками Генриха Льва из
дома Вельфов и потомками Фридриха Барбароссы из династии Штауфенов
(сторонники Штауфенов свое прозвище «гибеллины» получили, вероятно, от замка Вейб-линген
в Южной Германии, принадлежавшего Штауфенам). Однако эта династическая распря
вскоре расколола почти всю Европу на две партии; причем сторонники Вельфов
после поражения и гибели их светских вождей выбрали своим руководителем римского
первосвященника. С этого времени война династий превратилась в войну папства
и империи. Она очень быстро приняла исключительно ожесточенный характер,
превратившись, по сути, в первую войну общеевропейского масштаба. В этих
условиях римский престол не мог уже уделять прежнего внимания Святой Земле;
более того, иногда прямо срывал крестоносные экспедиции, направляя войска
паломников на борьбу против императора. Главным врагом церкви стали теперь не
мусульмане, а Фридрих II Штауфен — германский император.
Война эта, вплоть до 1268 года, когда гвельфы одержали
решающую победу над Штауфенами, отличалась небывалым упорством и жестокостью.
Были разрушены десятки городов (особенно пострадала Италия), сотни тысяч
людей были убиты. Армии, которые могли бы оказать серьезную помощь
христианским государствам Ностока, теперь уничтожали друг друга в Германии и
Италии. Но даже не это было главным. Выхолощенной оказалась сама идея
крестового похода как борьбы за нору, за христианские святыни. Невероятный
факт — император Фридрих II, сумевший после 40 лет исламского владычества
вернуть Иерусалим христианству, был отлучен от церкви папой Иннокентием IV.
Более того, от церкви был отлучен сам священный город Иерусалим (!) — после
того, как Фридрих провел там свою коронацию как иерусалимского короля. Не
брезговали папы и тем, что деньги, собранные на организаций} крестовых
походов и в помощь Святой Земле, направлялись на борьбу против гибеллинов,
организацию крестовых экспедиций против католического же населения! Тем самым
размывалась сама идея священной войны, которая изначально была все же идеей
вооруженного паломничества, борьбы за освобождение святынь христианства.
Крестоносная концепция в XIII веке вообще стала очень
расплывчатой. Ее, в зависимости от политической необходимости или просто
стремления обогатиться н захватить новые земли, наполняли самым разнообразным
содержанием. «Христовы воины» теперь действовали сразу на многих фронтах и,
распыляя свои силы, объективно способствовали постоянным неудачам па главном
театре военных действий — в Восточном Средиземноморье. Очень большие силы,
особенно в первой половине XIII века, отвлекала испанская Реконкиста — так, в
битве при Лас-Навас де Толоса в 1212 году участвовало от пятидесяти до ста
тысяч воинствующих паломников из разных стран Европы. Но Реконкиста хотя бы
лежала в общем русле борьбы за веру; к тому же в Испании находилась одна из
главных христианских святынь — Сант-Яго де Компостела. А крестовый поход,
объявленный папой в 1207 году, уже был борьбой внутри самого христианского
мира и направлялся против еретического движения альбигойцев. На деле он
превратился в войну северофранцузского рыцарства против всех жителей Южной
Франции — неважно, были они сторонниками альбигойской ереси или правоверными
католиками. Именно в альбигойской войне родилось бессмертное: «Христос своих
узнает!», сказанное одним из католических епископов в ответ на вопрос о том,
кого убивать в захваченном городе, если нельзя отличить католика от еретика.
Альбигойская война длилась с перерывами несколько десятилетий- и превратила
некогда цветущий и экономически передовой край в настоящую пустыню.
Еще два фронта крестоносной борьбы, не имеющие никакого
отношения к первоначальной идее вооруженного паломничества, образовались в
первой трети XIII века. Об одном из них уже говорилось ранее — он стал
следствием Четвертого крестового похода и охватил часть Балканского
полуострова и запад Малой Азии. Здесь католические воины вели борьбу против
«схизматиков» (православных), то есть таких же христиан, K;Iк и они сами, но
не подчинявшихся апостольскому римскому престолу. Война эта шла с переменным
успехом и требовала постоянного пополнения воинских коптингентов, особенно
после поражения крестоносцев иод Адрианополем в 1205 году. Надо сказать, что
это южное направление вплоть до конца крестовой эпохи отвлекало на себя
большую часть крестоносных сил, в том числе и потому, что потенциальные
«борцы за веру» предпочитали идти воевать в близкую Грецию, нежели is далекий
Левант.
Другой театр военных действий крестоносцев возник около
1230 года на северо-востоке Европы и своим острием был направлен против
язычников — пруссов и литовцев — и, частично, против православных русских*.
После поражения под Газой в 1244 году Тевтонский орден почти полностью
свернул свои операции в Палестине и перебрался на этот северный фронт, тем
самым еще более усугубив и без того нелегкое положение Святой Земли.
Таким образом, кризис крестоносного движения, первые
симптомы которого наметились уже после Второго крестового похода, в первой
половине XIII века приобретает совершенно очевидный характер. Первоначальная
крестоносная идея вообще фактически рушится, поддерживаясь лишь угасающим
энтузиазмом отдельных личностей. Однако, совершенно неожиданно XIII век
принес примеры того, что символ веры великих крестоносцев Первого похода не
умер до конца и дал свои новые всходы среди простого народа. Одним из таких
величайших проявлений крестоносной эпопеи стал крестовый поход детей 1212
года.
Едва ли во всей европейской истории можно найти событие,
столь абсурдное по замыслу, но в то же время и настолько соответствующее
народному менталитету эпохи, как этот крестовый поход детей. В этой,
неожиданной даже для современников, яркой вспышке религиозного фанатизма, как
в капле воды, отражается Средневековье с его верой в чудеса, во всемогущество
Господней воли, в то, что если хотеть и верить, то ягненок превратится в
льва, а ребенку будет дана сила десяти рыцарей. И, в общем, в одной плоскости
лежит вера Франциска Ассизского, отправившегося проповедовать христианство
египетскому султану в его собственном лагере, и вера мальчика-пастушка
Стефана, который повел малолетних детей на освобождение Иерусалима. Удивляет
лишь масштаб этого феномена, вызванного к жизни новоявленным юным пророком,
но не сам факт как таковой. Конечно, на успех этой детской проповеди повлияло
то ожидание чуда, которое охватило наиболее мистически настроенные круги
населения после тяжелых неудач Третьего похода, после предательства святого
дела князьями и рыцарями похода Четвертого. По Европе поползли слухи в форме
пророчеств о том, что Господь отвернулся от рыцарства, погрязшего в грехах и
в ненасытной жажде золота. И поэтому Иерусалим освободят только невинные и
непорочные, искренне преданные Господней воле.
Вот на этой волне мистицизма и появляется в июне 1212 года
вблизи Вандома, к северу от Луары, мальчик Стефан. Он объявляет себя Божьим
посланником, призванным стать предводителем нового крестоносного воинства,
которое вернет христианам Святую Землю. В это войско должны войти юные и
непорочные, и им не нужно брать с собой ни оружия, ни продовольствия, ибо
Христос даст и пропитание, и победу. Само море должно высохнуть перед армией
небесного Израиля.
С этими проповедями Стефан прошел по всей северной Франции
и везде вызывал необычайное воодушевление и религиозный экстаз. Вскоре за ним
шли тысячи, а затем и десятки тысяч детей; в период наибольшего расцвета
движения детское «войско» насчитывало около тридцати тысяч человек.
Крестьянство оказывало юным крестоносцам всяческую помощь продуктами и
одеждой; к детям-пилигримам начали присоединяться и взрослые. Такой энтузиазм
напугал власть имущих, — вновь запахло 1096 годом, — и уже сами священники
начали уговаривать детей отказаться от похода. Пришлось вмешаться даже королю
Франции, который приказал юным фанатикам разойтись по домам. Но и это не
остановило поход, и большинство паломников двинулось на юг, к Средиземному
морю. Вскоре эта огромная толпа достигла Марселя... и здесь их ждало первое
большое разочарование: море отказалось расступиться перед армией Божьего
посланца. «Войско» впало в уныние и начало распадаться. Возможно, на этом бы
все и закончилось, но тут в лагере крестоносцев появились два ушлых торговца,
пообещавших бесплатно перевезти паломников к берегам Леванта. Юных пилигримов
посадили на корабли и отвезли... в Египет, где и продали в рабство*. Так
печально закончился этот беспримерный поход. Впрочем, по некоторым сведениям,
части из них удалось вернуться на родину через 17 лет, в 1229 году, по
условиям мира, заключенного султаном и Фридрихом II, а два работорговца были
якобы схвачены тем же Фридрихом и по его приказу повешены.
Самое удивительное, что это своеобразное массовое
помешательство оказалось не единственным в своем роде. Почти такие же события
разыгрались в это время и в германских землях. На Нижнем Рейне в роли
«Божьего посланца» выступил мальчик Николай, которому не было и десяти лет.
Он разъезжал на огромной телеге с установленным на ней крестом в форме буквы
«Т» и уверял, что перед этой телегой расступятся морские воды, а те, кто
следует за ним, посуху пройдут в Иерусалим. И здесь энтузиазм охватил тысячи
детей, поверивших в юного пророка, и вскоре огромная толпа мальчиков и
девочек двинулась вслед за нелепой повозкой в Италию**.
* Часть историков отвергает этот рассказ как
невероятный, однако ничего невероятного в таком развитии событий нет. Многие
купцы, особенно итальянские, занимались поставкой рабов к мусульманским
дворам, а поскольку исламский закон запрещает держать в рабстве мусульманина,
то купцами продавались свои же духовные братья — христиане.
** По некоторым сведениям, общее число юных
крестоносцев достигало двадцати тысяч человек.
Судьба этого похода оказалась не менее печальной. Больше
повезло тем, кто повернул с полпути, испугавшись трудностей похода, но очень
многие погибли во время перехода через Альпы от голода и холода. Лишь
несколько тысяч человек добрались 5 августа до Генуи, по встретили здесь
весьма холодный прием горожан, опасавшихся этой голодной и оборванной армии.
Юные крестоносцы двинулись дальше и дошли до Бриндизи, тем самым пройдя через
всю Европу с севера на юг. Но и здесь море никак не желало расступаться, а
местный епископ категорически запретил перевозить юных пилигримов на Восток.
Тем ничего не оставалось делать, кроме как повернуть назад. Тяжелым было это
возвращение изверившихся, подавленных, голодных детей. Единый отряд быстро
распался; неудавшиеся крестоносцы брели небольшими группами и поодиночке,
зарабатывая на жизнь милостыней. Большинство из них погибло от истощения и
лишений. Повезло лишь немногим — тем, кого приютили в итальянских семьях, из
остальных же только единицам удалось вернуться на родину.
Так бесславно был завершен этот уникальный эпизод мировой
истории. Неудача, а точнее — трагедия похода сильно отразилась на общих
настроениях того времени, серьезно усугубив кризис крестоносной идеи. Стало
господствовать мнение, что святые цели недостижимы, что Бог наказывает этим
христиан за грехи. Вспышка религиозного энтузиазма, закончившись полным
провалом, привела к апатии и разочарованию. После 1212 года идея крестовых
походов потеряла свою привлекательность и среди простого народа.
|
