|
Тяжелый кризис, охвативший в XIII веке крестоносное
движение, резко ухудшил военно-политическое положение христианских государств
Леванта. Он привел, однако, ни к полному прекращению практики крестовых
экспедиций, ни к серьезным военным последствиям для Святой Земли (вплоть до
1244 года). Масштабы крестоносных предприятий, разумеется, сократились, и
даже не приближались по своему размаху к первым трем походам. Тем не менее,
даже та относительно небольшая помощь, которую оказывала Европа своим
заморским колониям, была до второй половины XIII века вполне достаточным
сдерживающим фактором, оберегавшим Левант от сжигающего ветра джихада. Раскол
монархии Эйюбидов после смерти великого Саладина, постоянно вспыхивающие то
тут, то там в мусульманском мире мятежи и династические распри также уменьшили
давление ислама на христианский мир Востока. Сложилась довольно редкая
ситуация: весьма ослабленные в военном отношении страны Ленапта в то же время
переживали настоящий экономический подъем. Объемы торговли и производства
значительно возросли, крупные экспортно-импортные операции обогащали
многочисленных купцов — как христиан, так и мусульман. Это привело к тому,
что и в мусульманском мире сложился довольно обширный круг людей,
предпочитающих торговать, а не поспать с христианами. Но это также означало,
что во главу угла теперь встали не идеологические, а экономические
разногласия. Вопрос об обладании Иерусалимом отошел на второй план (хотя и не
был забыт окончательно), и целью вновь затевающихся крестоносных экспедиций
стали не христианские святыни Палестины, а богатый Египет — прямой торговый
конкурент латинских государств. Из трех крупных крестовых походов XIII века
два направлялись непосредственно против этой мусульманской страны.
Не стоит, впрочем, объяснять эту смену вектора в крестоносном
движении только экономическими причинами. Несомненно, европейцы понимали и
то, что поражение Эйюбидского Египта улучшит стратегическое положение
христиан Палестины, непосредственно граничащей со страной на Ниле. Победа над
Египтом дала бы и другие военные и дипломатические козыри, могла бы
обеспечить Святой Земле мир с позиции силы и последующее благоприятное для
христиан решение вопроса о святынях.
Первым походом, состоявшимся в изменившихся условиях, была
крестоносная экспедиция 1217—1221 годов. У историков она носит название Пятого
похода, но следует сказать, что в XIII веке такого рода нумерация почти
утрачивает смысл. И сам этот поход, и все дальнейшие предприятия «Христовых
воинов» представляют собой лишь цепь сравнительно небольших крестоносных
экспедиций, из которых лишь две — поход Фридриха II и поход Людовика IX — по
своим масштабам или достигнутым результатам заслуживают громкое название крестового
похода.
Новое наступление христиан на исламский мир началось с
довольно неудачной военной кампании, предпринятой в 1217 году венгерским
королем Андреем во исполнение обета, данного его отцом еще в конце XII века.
По своему характеру эта крестоносная экспедиция еще напоминала великие походы
прошлого, но и военные возможности, и религиозное воодушевление венгерских
крестоносцев оставляли желать много лучшего. Совершив несколько небольших
набегов на исламские земли и не добившись в них никакого реального успеха,
крестоносцы бесславно вернулись в Акру is ожидании подкрепления. Полностью
разочарованный этими неудачами, Андрей Венгерский махнул рукой на все и с
коренными мадьярами отправился домой, полностью индифферентный даже к
великому отлучению от церкви, которое наложил на него за это Гонорий III.
Лишь небольшая часть войска, состоявшая из немцев под руководством эрцгерцога
Леопольда Австрийского, вассала венгерской короны, осталась в Святой Земле.
Между тем в течение весны 1218 года в Акру прибыли весьма
значительные отряды фризов, голландцев и нижнерейнских немцев. Вместе с
небольшой армией иерусалимского короля и вооруженными силами иоаннитов,
тамплиеров и тевтонцев они составили довольно немалое войско, способное к
выполнению серьезных боевых задач. На совете вождей почти единогласно было
принято решение о нападении на Египет, ключом, к которому являлась мощная
крепость Дамиетта. Лежащая на востоке от одного из главных рукавов Нильской
дельты, эта чрезвычайно хорошо укрепленная твердыня с тридцатью двумя
большими башнями имела очень важное военное значение. Мощная башня, стоящая
на острове посреди Нила, соединялась с главной крепостью мостом и выполняла
роль аванпоста, запирающего вход в великую реку. Таким образом, обладание Дамиеттой
открывало бы путь внутрь Египта и становилось ключевым в свете дальнейшего
противостояния. Крепость, однако, считалась неприступной — как из-за
укреплений, так и в силу исключительно выгодного географического положения,
крайне затрудняющего ее правильную осаду.
Но эта уверенность в собственной неуязвимости сыграла с
защитниками Дамиетты злую шутку. Чувствуя себя в безопасности за тройным
кольцом стен, они не уделяли особого внимания островной башне, хотя та,
фактически, являлась стержнем их обороны. Сюда-то и был направлен главный
удар крестоносцев, и после нескольких неудачных приступов им удалось 25
августа 1218 года овладеть башней и закрепиться напротив Дамиетты. В разгар
событий умирает султан Сирии и Египта Сайф ад-Дин, брат Саладина ( по слухам,
при получении известий о падении башни с ним случился удар). Эйюбидская
империя вновь распалась: султаном Египта стал старший сын Сайф ад-Дина, аль-Камил,
а в Сирии власть перешла ко второму сыну — аль-Му-адзаму. Но и в самом Египте
положение аль-Камила было недостаточно прочным, и этим сумели воспользоваться
крестоносцы. В начале февраля 1219 года они получили известие о заговоре
против султана и его бегстве от армии, прикрывающей Дамиетту. 5 февраля
пилигримы высаживаются напротив главной крепости и, легко отогнав
деморализованные бегством вождя отряды мусульман, приступают к планомерной
осаде Дамиетты.
Уже к лету стало ясно, что падение Дамиетты — лишь вопрос
времени. Отрезанные от всех источников снабжения, ее защитники держались лишь
в надежде на близкую помощь. Голод в крепости достиг чудовищных размеров,
унося ежедневно по тысяче человек. От 45-тысячного гарнизона к концу осады
остались лишь четыре тысячи бойцов, едва способных держать оружие. В этих
условиях аль-Камил, понимая, что город обречен, отправил к крестоносном
посольство с просьбой о перемирии. Его предложения были поистине царскими: за
отказ от Дамиет-гы и эвакуацию из Египта крестоносцы получали все
Иерусалимское королевство в границах 1187 года — то есть до поражения при Хаттине.
Таким образом, решалась задача всех последних десятилетий! И кто знает, если
бы предложение султана было принято, возможно, история Святой Земли пошла бы
совсем по другому пути. Но неожиданно в стане крестоносцев произошел раскол.
Образовалось две партии: сторонников мира — во главе с иерусалимским королем
Иоанном де Бриенном, и военная партия, которую возглавлял папский легат
Пелагий — официальный руководитель похода. За короля Иоанна стояли европейские
паломники, на стороне Пелагия выступали итальянцы и монахи рыцарских орденов.
В конце концов мнение Пелагия победило, и блестящая возможность победоносно
закончить войну была упущена. Иоанн де Бриенн, в ярости на твердолобого
фанатика-легата, покинул войско, даже не дожидаясь падения Дамиетты. Впрочем,
крепость, не способная к дальнейшей обороне, пала 5 октября 1219 года.
Взятие Дамиетты стало вершиной похода. После этого
крестоносцы надолго отказались от активных действий. Пелагий после отъезда
короля Иоанна держал себя как настоящий деспот, вмешиваясь во все и уже мня
себя хозяином Египта. Он считал, что военная мощь Эйюбидов уже подорвана, и
даже не обращал внимания на постройку мусульманами мощной крепости Мансурах,
закрывающей путь вглубь страны. Лишь когда укрепления были построены, Пелагий
спохватился и, даже не посоветовавшись с иерусалимским королем и более
опытными воинами, убедил вновь прибывшие крестоносные отряды всей силой
обрушиться на Мансурах и закончить войну завоеванием египетской столицы —
Каира.
Военно-стратегическая глупость Пелагия сделала его подлинным
злым рением похода. Даже время для новой кампании он выбрал крайне неудачно —
как раз накануне ежегодного разлива Нила. Не менее идиотскими были и другие
его военные распоряжения, в частности — о месте расположения лагеря под Мансурахом.
Начавшийся разлив фактически превратил этот лагерь в остров, и в стане
крестоносцев начался голод, которому сопутствовали распространявшиеся
панические слухи о полном затоплении, о полумиллионной армии мусульман,
идущей на христиан с юга. Поэтому послы аль-Камила, предложившие войску
свободный выход в обмен на оставление им Дамиетты получили полное согласие.
30 августа 1221 года был подписан мир, и так удачно начавшийся поход был этим
бесславно завершен.
Дальнейшая судьба крестоносного движения связана, главным
образом, с двумя необычайно колоритными фигурами — германским императором
Фридрихом II и французским королем Людовиком IX. Эти два типа крестоносных
вождей вызывают удивление своей полной непохожестью друг на друга, даже
противоположностью. Кажется, что они пришли в XIII век из разных эпох.
Фридрих II, этот «крестоносец без веры», скорее напоминает собой монархов
эпохи Возрождения с их полным равнодушием к вопросам религии. Это
император-политик, для которого крестовый поход — лишь средство расширить и
усилить свою власть за счет новых владений на Востоке, Борьба за христианские
святыни, за Гроб Господень для него — пустой звук. Религиозный скептик,
которому приписывается фраза о «трех обманщиках — Моисее, Христе и Магомете»
верил только в силу и собственные политические таланты. Власть была и его
религией, и его Богом.
Людовик IX, почти сразу после смерти провозглашенный
святым, наоборот, кажется выходцем из эпохи 11ервого похода, возродившимся
Готфридом Бульонс-ким. Непоказная религиозность, порой доходившая до мании,
фанатичная вера в католические догматы, постоянное стремление утвердить
торжество христианства даже в ущерб собственной власти — таков этот французский
король. «Последним паладином* Христа» назвали его потомки, и он, как никто
другой, заслуживает этой лестной характеристики.
Первым из них на крестоносную арену выступил Фридрих II.
Оставшийся сиротой в трехлетнем возрасте, он поступил под опеку Иннокентия
III и, в сущности, был его воспитанником. Крест он принял еще при жизни
опекуна в 1215 году, но когда следующим летом великий папа скончался, Фридрих
посчитал, что теперь с исполнением крестового обета можно не торопиться. С
этого времени и начинается его противостояние с папством, так сильно
впоследствии отразившееся на крестоносном движении.
В 1220 году Фридрих провозглашается императором и
соединяет в своих руках сразу три короны — императорскую, короля Германии и
Сицилийского короля. Тем самым он становится самым могущественным властителем
Европы. Уже в следующем году он планирует вмешаться в восточные дела, но нелепая
авантюра Пелагия срывает его планы. Фридрих на время отказывается от военных
методов и готовит политическую комбинацию, которая должна будет отдать под
его власть все христианские государства Леванта. В 1224 году он женится на
четырнадцатилетней Изабелле — наследнице Иерусалимского королевства, и прямо
на свадебном пиру дает понять Иоанну де Бри-енну, что королевская власть в
Иерусалиме теперь должна принадлежать ему, Фридриху, так как Бриенн лишь
исполнял ее до совершеннолетия или замужества дочери. Так он начинает и
вторую распрю, продлившуюся четверть века и в итоге, закончившуюся для него
поражением (как, впрочем, и его борьба с папством).
В сентябре 1227 года Фридрих II, наконец, собрался было в
поход и даже вышел в море с частью войска, но тут же прервал его, сославшись
на болезнь. Но к тому времени скончался Гонорий III (в марте 1227 года), а на
папский престол вступил родственник Иннокентия 11, Григорий IX, считавший
Фридриха, предателем и своим личным врагом. Новый папа, несмотря на старость
— ему было восемьдесят лет — отличался кру-II.IM правом, чем весьма походил на
своего великого родича. Использовав новую проволочку Фридриха, папа Обвинил
его во всех смертных грехах (даже в оставлении Дамиетты!) и отлучил его от
церкви. Тем самым уже подготовленный поход был, в сущности, объявлен
незаконным.
Фридрих был шокирован поведением папы, но от похода не
отказался. Для него эта экспедиция была средством установления своей власти в
Леванте. Но тут судьба наносит ему еще один удар: в разгар последних
приготовлений к отплытию умирает его жена — юная Изабелла, и вопрос об иерусалимском
наследии окончательно запутывается. Иоанна де Бриенна Фридриху удается
устранить как конкурента, добившись для него звания регента Латинской
империи, но он тут же приобретает новых соперников. Ими становятся д'Ибе-лины
— ближайшие родственники Изабеллы и самые анторитетные левантийские сеньоры.
Им и их сторонникам совсем не улыбается подчинение Фридриху, уже ииолне
показавшему свое стремление к единоличной власти. К счастью для императора,
Изабелла успела подарить ему сына Конрада, который стал наиболее лакоиным
наследником иерусалимской короны. И вот 28 июля 1228 года императорский флот
отплывает к Снятой Земле.
Для выполнения своих грандиозных планов овладения всем
Левантом император имеет совсем незначительные военные силы — его войско
насчитывает всего полторы тысячи рыцарей и около десяти тысяч пехотинцев. Но,
как вскоре выясняется, Фридрих и не стремится воевать, полагаясь больше на
свои таланты политика и дипломата. Первую жаркую схватку ему пришлось
выдержать на Кипре, где д'Ибелины даже под угрозой ареста не согласились
отказаться от своих пряв. В этом противостоянии Фридрих II показал себя не с
лучшей стороны, вызвав недовольство почти всех палестинских баронов. Все же
он вынудил Жана д'И-белина принести формальную клятву верности своему сыну
Конраду. Но такая же попытка в отношении старого антиохийского князя Боэмунда
IV закончилась неудачей. Хитрый старик притворился глухонемым и ничего не понимающим,
а при первой же возможности бежал с Кипра в родную Антиохию.
В этих политических сварах прошло более месяца, и лишь
осенью 1228 года Фридрих смог покинуть Кипр. Его войско высадилось в Святой
Земле, и император сразу отправил послов к аль-Камилу. В ходе долгой
дипломатической подготовки похода Фридриху уже многое удалось заранее
обсудить с султаном путем постоянного обмена посольствами. Во время
предварительных переговоров речь явно шла о восстановлении Иерусалимского
государства в обмен на военную и политическую помощь Фридриха египетскому
султану. Но последние события, связанные с отлучением императора и его
размолвкой с баронами, сделали аль-Камила намного менее сговорчивым. Тогда
императору пришлось провести небольшую демонстрацию силы. С этой целью он
провел рейд на Яффу, где демонстративно начал подготовку к наступлению на
Иерусалим. Ему даже удалось подключить к своим планам иоаннитов и тамплиеров,
чьи отряды, хотя официально и не подчинялись ему — ведь поход был незаконным
— все же приняли участие в рейде. Аль-Камил получил недвусмысленное
предупреждение и быстро пошел на уступки.
В феврале 1229 года между императором и султаном был
заключен мир (точнее, перемирие), в результате которого христиане получали
Иерусалим, Назарет и Вифлеем, а также свободный коридор для паломников с
укрепленными стоянками. Аль-Камил оговаривал неприкосновенность главных
мусульманских святынь — мечети Омара (Купол Скалы) и Аль-Аксы (Храм
Соломона). Тем не менее, несмотря на свою половинчатость, этот договор был своего
рода политическим шедевром — учитывая тогдашнюю слабость христианских сил. Но
в той ситуации он, к сожалению, не удовлетворил никого. Мусульмане резко
критиковали султана за сдачу без борьбы священного города, тамплиеры были недовольны
уступкой их иерусалимского дома, Григорий IX нообще отказался признавать этот
договор де-юре — как не отвечающий интересам церкви. Лишь по прошествии
времени стало ясно, что при столь малых средствах Фридрих добился максимально
возможного результата и, вопреки всему, сумел решить главный вопрос — о
возвращении христианских святынь.
После заключения столь почетного мира император стремился
теперь закончить дела в Святой Земле — тем более, что он получил известие о
нападении папских войск на его Сицилийское королевство. Поэтому но заключении
договора Фридрих двинулся в уже оставленный мусульманами Иерусалим, где без
всяких религиозных церемоний короновался как иерусалимский король. Из
духовных особ на коронации присутствовал только верный друг императора —
магистр Тевтонского ордена Герман фон Зальце. Официальная церковь
игнорировала торжество, а на следующий день после коронации патриарх
иерусалимский наложил на город интердикт*, что ввергло Фридриха в настоящую
ярость. И в самом деле, действия церкви выглядят довольно странными, и,
похоже, личная ненависть папы к императору дошла до поступков, приносивших явный
пред церкви. Отлучить от церкви Святой город, место Страстей Господних — да
это почти то же, что отлучить церковь саму от себя! Формально, однако же,
патриарх буквально следовал указаниям апостольского престола.
После такого неласкового приема Фридрих II не стал
задерживаться в Иерусалиме и вскоре отбыл в Акру. Здесь он спешно произвел
необходимые назначения и вновь приструнил баронов. 1 мая 1229 года флот
императора отплыл из столицы Леванта, и так был завершен этот уникальный
«поход без сражений» — поход, который современные историки именуют Шестым.
Следующие пятнадцать лет для государств Восточного
Средиземноморья выдались довольно спокойными. Аль-Камил неукоснительно
соблюдал условия мира, никаких препятствий с его стороны не чинилось и
особенно многочисленным в эти годы паломникам. Но внешний мир обострил, как
это часто бывает, внутренние противоречия, и эти годы были заполнены, главным
образом, борьбой между сторонниками императора и палестинскими баронами.
Фридрих, слишком занятый европейскими делами, не мог оказать своим
приверженцам серьезной поддержки, и мало-помалу баронская аристократия,
возглавляемая домом д'Ибе-линов, взяла верх.
Окончание срока перемирия в 1239 году вновь несколько
активизировало военные действия, причем агрессивной стороной, как правило,
были христиане. Особых дивидендов это им, правда, не принесло, а скорее
наоборот — только озлобило Эйюбидов. Смерть аль-Камила, сторонника мира,
развязала руки его потомкам, и они решились на отчаянный шаг, призвав на помощь
в борьбе с христианами хорезмийс-кое войско, которое было изгнано с родины
победоносными монголами и долгие годы скиталось по всему Ближнему и Среднему
Востоку, занимаясь войнами и грабежом. Смерть последнего хорезмшаха Джелаль
ад-Дина превратила остатки хорезмийцев в малоуп-равляемую орду, служившую
тому, кто больше заплатит, а порой кусавшую и собственного хозяина. К этому
времени орда насчитывала еще около двадцати тысяч человек и представляла
собой немалую силу. Именно их и призвал преемник аль-Камила Эйюб, и в
качестве первого платежа предложил им почти беззащитный Иерусалим.
В 1244 году хорезмийская орда обрушилась на город, который
в это время был почти не укреплен. Христиане не приняли боя и потеряли
священный город — на этот раз уже навсегда. Хорезмийцы разграбили его до
основания, но не задержались в нем, а двинулись на юг, по направлению к
Египту. В районе Газы их настигло объединенное христианское войско, и на
равнине у деревушки Ла-Форбье произошла бИТва — в такой же мере судьбоносная,
как ранее сражение при Хаттине. Битва под Газой закончилась для христиан
полной катастрофой: около тысячи рыцарей погибло, почти все остальное войско
было взято в плен. Особенно страшный удар это поражение нанесло
духовно-рыцарским орденам, которые потеряли девять десятых (тевтонцы — почти
сто процентов) личного состава. Самая боеспособная часть христианского войска
осталась лежать на приморских равнинах, и от этого удара страны Леванта уже
не оправились никогда.
Падение Иерусалима и поражение под Газой вызвали в Европе
взрыв эмоций, сходный с тем, что сопровождал известие о Хаттинской
катастрофе. Римский папа — в это время им был Иннокентий IV, умный и волевой
человек, достойный преемник своего великого тезки — призвал весь христианский
мир к новому великому походу. Был созван и вселенский собор в Лионе, на
котором вопрос о крестовом походе стал одним из главных. Собором был объявлен
Божий мир на четыре года и начат сбор средств на нужды воинствующих
паломников. Но первоначальный успех проповеди похода был сорван вновь
вспыхнувшей конфронтацией между папой и императором. Дело на этот раз уже не
ограничилось банальным отлучением: Иннокентий IV пошел дальше и объя'вил
Фридриха II лишенным императорской власти. После этого уже не было и речи от
примирении: война разгорелась не на жизнь, а на смерть. И крестовый поход, и
печальная судьба Иерусалима — все было забыто. И Святая Земля была бы
окончательно брошена на произвол судьбы, но тут ей на помощь пришел
«последний крестоносец» — французский король Людовик IX.
Людовик дал крестоносный обет в конце 1244 года, когда был
тяжело болен и находился между жизнью и смертью. После выздоровления
родственники и соратники попытались отговорить его от опрометчивого, как им
казалось, решения. Но король, находясь в совершенно здравом уме, подтвердил
свой обет и с большой энергией принялся за подготовку нового крестоносного
предприятия.
Повышенная религиозность, переходящая в фанатизм, не
лишила короля здравого смысла. Более того, пожалуй, ни один поход не подготавливался
так тщательно и продуманно. Чтобы не зависеть от итальянских перевозчиков,
был даже построен большой порт Эгморт на Средиземном море. На верфях Испании,
Франции и Италии началось строительство десятков кораблей, а небольшие
бескилевые суда* тем временем постепенно перебрасывались на Кипр — главную
базу похода. Сюда же, на Кипр, свозилось огромное количество зерна и другие
продовольственные припасы. Было построено несколько десятков осадных и
камнеметных машин. Поскольку целью похода был объявлен Египет, в состав армии
были включены понтонеры, способные наводить мосты и строить дамбы. Когда
корабли были готовы и прибыли в Эгморт, на них были загружены и заранее
подготовленные стройматериалы — известно, что Египет не страдает от избытка
древесины. Такие тщательные приготовления впоследствии дали повод называть
это начинание «крестовым походом инженеров».
Наконец, к 25 августа 1248 года все приготовления были
закончены, и огромный флот выходит в море. На кораблях две тысячи восемьсот
рыцарей и до пятнадцати тысяч пехотинцев — то есть, войско вдвое превосходит
былую армию Фридриха II. Первой целью крестоносцев стал Кипр, где был
объявлен общий сбор. Сам король прибыл туда еще 17 сентября, но так как
отряды все подтягивались, то пришлось продлить пребывание там на всю зиму —
тем более, что недостатка в еде и питье, благодаря предусмотрительности
Людовика, не было. Но и весной дальнейший поход не раз откладывался, то из-за
недостаточной подготовленности, то из-за штормов. Лишь 30 мая 1249 года гигантская
эскадра из ста двадцати крупных и более восьмисот мелких бескилевых судов
покидает кипрские гавани и направляется к берегам Египта.
День 5 июня 1249 года вошел в историю крестоносной эпопеи
как дата одного из величайших триумфов христианского воинства. Он вошел и в
анналы военного искусства как блестяще проведенная крупнейшая десантная
операция. Флот Людовика прибыл к Дамиетте к вечеру 4 июня. Ранним утром
следующего дня король с рыцарями и большой группой стрелков перешли с больших
кораблей на мелкие суда, и вся эта армада плоскодонок стремительно ринулась к
берегу. Высадке попытались помешать конные отряды мусульман, но четкость и
стремительность атаки сделали свое дело — не выдержав удара закованных в
железо рыцарей, мусульманская конница дрогнула и побежала. Паника,
воцарившаяся в исламском войске, была столь велика, что охватила и весь
гарнизон Дамиетты. Ночью и армия, и население покинули крепость и бежали на
юг. Крестоносцами это оставление Дамиетты было воспринято как чудо, но,
видимо, неожиданное бегство мусульман объясняется тем, что они опасались попасть
в полную, блокаду — как в 1219 году. Историческая память подхлестнула панику,
и мощная крепость досталась победителям без боя.
Некоторое время «Христовы воины» оставались в Дамиетте,
ожидая новых подкреплений. Тогда же встал вопрос и о тактике дальнейших
действий. Выбор стоял между наступлением на Александрию — то есть,
продолжением операции с моря-, и нападением на Каир по суше. Взятие
Александрии, крупнейшего торгового города, фактически означало морскую
блокаду Египта и в долгосрочной перспективе вело к экономическому и
политическому поражению Эйюбидской державы. В пользу александрийской кампании
говорило и то, что крестоносный флот обладал полным господством на море, а в
военном отношении Александрийская крепость уступала Дамиетте.
В общем, взятие торговой столицы Египта не сулило особых
трудностей и было вполне реальным.
Наступление на Каир через нильскую дельту было, наоборот,
делом необычайно сложным, но зато в случае успеха военная мощь Египта была бы
окончательно сломлена, и судьба христианских государств была бы с этого
времени достаточно безоблачной. Конечно, трагедия 1221 года была еще жива в
памяти всех пилигримов, но Людовик был уверен, что не повторит грубых ошибок
Пелагия. И, после некоторого раздумья, он решил идти на Каир. ,
Поход начался 20 ноября, после окончания разлива Нила, и
вплоть до Мансураха протекал точно по составленному плану. Но эта крепость во
второй раз оправдала свое имя (Мансурах в переводе с арабского —
«победоносный»). А в армии Людовика оказался собственный злой гений, свой
Пелагий в лице брата короля — Робера Артуа. Когда после долгой подготовки
войска начали переправляться через канал к Мансураху, этот горе-воин со всем
авангардом без оглядки ринулся на врагов, не дожидаясь, пока переправится
основное войско. Вначале мусульмане, не выдержав стремительности удара,
отступали, но вскоре увидели, что атака Робера Артуа никем не поддерживается,
а его отряд полностью оторвался от главных сил. А тем временем подоспела
конница мамлюков под командованием знаменитого впоследствии Бейбар-са. И на
улицах Мансураха небольшой отряд Робера был полностью перебит. Погиб и сам
граф, а с ним и триста рыцарей — цвет французского войска. Развивая успех, Бейбарс
наносит удар по тамплиерам — те тоже оторвались от основных сил, пытаясь
угнаться за безрассудным графом Артуа. Тамплиерский отряд тоже гибнет, и
мамлюки нападают уже на главное войско, едва успевшее развернуться после
долгой переправы. Только мужество короля и окружавших его воинов позволило
христианам выстоять. Бой продолжался несколько часов, но в конце концов мамлюкская
кавалерия вынуждена была отступить. Французы одержали победу, но победа эта
была пирровой. Армия была обескровлена и не способна к дальнейшему
наступлению. Войско вынуждено было остановиться в этой болотистой и крайне
нездоровой местности. Эпидемия не замедлила вспыхнуть и уносила сотни и
тысячи жизней. А вскоре султану удалось перерезать снабжение армии
крестоносцев, и положение ее стало катастрофическим. Тогда Людовик IX
предпринял отчаянную попытку прорваться к Дамиетте, но и она потерпела
неудачу. В начале апреля остатки армии капитулировали. Сам Людовик, его
братья, сотни сеньоров и рыцарей оказались в мусульманском плену.
Немало пришлось вытерпеть французам и их королю за долгие
дни пленения. Порой сама их жизнь висела на волоске, особенно после того, как
мамлюки совершили военный переворот, убив последнего из египетских потомков Саладина
— Тураншаха. Однако, в конце концов, жажда наживы взяла верх, и за огромную
сумму в восемьсот тысяч безантов с одновременной сдачей Дамиетты король с
оставшимся войском получил свободу и сразу выехал в Акру.
На этом крестовый поход Людовика Святого был закончен,
хотя сам король задержался в Леванте еще почти на четыре года. Он так и не
дождался здесь обещанных подкреплений, но оставил по себе хорошую память,
неустанно работая над укреплением оборонительных сооружений Святой Земли.
Людовик IX словно понимал, что его поход — это прощальный привет Европы
гибнущим христианским государствам Востока, и делал все, что мог, чтобы
отдалить их теперь уже неизбежное крушение. В 1254 году, истратив на
строительство укреплений последние средства, Людовик отплыл из Акры во
Францию
С этим отплытием, по сути, заканчивается эпоха крестовых
походов. Войска европейских крестоносцев больше никогда не окажутся в Святой
Земле. Лишь сам Людовик Святой в 1270 году, уже старый и больной, попытается
еще раз помочь столь любимой им Палестине, но собранное им войско доберется
только до Туниса, и здесь «последний паладин Христа» умрет от чумы.
Для государств Леванта отъезд французского монарха тоже
был точкой отсчета — обратного отсчета перед гибелью. Без помощи извне
маленький христианский анклав был обречен. Но Европа была увлечена своими
собственными делами, и помощи от нее ждать больше не приходилось. И тут
судьба неожиданно решила подарить сирийским крестоносцам еще один шанс.
Этим последним шансом для христиан Леванта были монголы, в
1256 году двинувшиеся под руководством Хулагу, внука Чингисхана, на
мусульманские государства Ближнего Востока. Первый их удар пришелся по ассасинам
— монголы ненавидели этих безжалостных убийц. Их войско штурмом взяло доселе
неприступную твердыню ассасинов — крепость Аламут. Разбежавшихся любителей
гашиша по приказу Хулагу-хана преследовали повсюду и уничтожали как бешеных
собак. В 1258 году огромная орда кочевников оказалась под стенами Багдада — и
для шестисотлетнего халифата наступил последний час. Последний халиф был
убит, а Хулагу провозгласил себя иль-ханом, то есть «звездным ханом»* и
поклялся завоевать все исламские земли до «последнего моря». В борьбе с
исламом христиане являлись его естественными союзниками. Хулагу завязал
отношения с князьями христианского Леванта и обещал вернуть сирийским
крестоносцам все земли, которыми они когда-то обладали — Иерусалим, Эдессу и
даже трансиорданские владения. Антиохийский князь Боэмунд VI, лучше других
чувствовавший всю шаткость положения своего государства, принял это
предложение с радостью. В Акре, где в это время бушевала подлинная
гражданская война, именуемая «войной святого Саввы», не проявили интереса к
монгольским обещаниям — для Иерусалимского королевства события, происходящие
в Багдаде, казались слишком далекими.
Все изменилось уже в следующем году. Монголы, завоевав
Иран и Месопотамию, обрушили свой следующий удар на мусульманскую Сирию. Под
их натиском пал неприступный Халеб, а Дамаск, в ужасе перед страшными
завоевателями, сам открыл им ворота. Война подошла к самому порогу Леванта, и
вопрос о том, станут ли монголы врагами или союзниками, становился наиболее
актуальным.
Дилемма была далеко не простой. Присоединиться к монголам
значило то же, что взять в союзники тигра: трудно предугадать, разорвет ли он
твоих врагов или набросится на тебя. Старый же враг — Египет — был давно и
хорошо известен и, хотя представлял собой серьезную угрозу, но угрозу, по
крайней мере, знакомую. Мнения крестоносцев по этому вопросу резко
разделились.
В разгар этих событий далеко на востоке, в Каракоруме,
умирает великий хан монголов Мунке, и Хулагу, забрав половину войска, спешит
на великий курултай, — собрание монгольской знати, — где должны состояться
выборы нового великого хана, вождя всех монголов. Вторую часть войска он
оставляет в Сирии под руководством Кет-Буги, с заданием продолжать завоевание
исламского мира. Две противостоящие силы — победоносные монголы и мамлюки
Египта — готовятся к решающей схватке. От позиции христиан сейчас, когда силы
стали примерно равны, зависит очень многое. Фактически, их помощь одной из
сторон имела в этот момент решающее значение. Кет-Буга, отлично ориентируясь
в ситуации, отправляет в Акру еще одно посольство. И тут группа тамплиеров —
давних противников союза с монголами — убивает послов. После этого выбора уже
не оставалось: с точки зрения монголов, убийство послов — одно из самых
страшных преступлений. Намечавшийся союз с кочевниками распался, так и не
возникнув, а тамплиеры своим злодеянием подписали в итоге смертный приговор
всей Святой Земле. 3 августа 1260 года в кровопролитной битве при Айн-Джалуте
мамлюкский султан Кутуз наголову разбил монгольское войско Кет-Буги, и после
этого монголы были вынуждены оставить Сирию. Мусульмане могли торжествовать:
гибель христианских государств была теперь только вопросом времени.
Кутуз недолго радовался великой победе над монголами. В
сентябре 1260 года он был убит собственным полководцем Бейбарсом, который и
провозгласил себя султаном Египта и Сирии. Бейбарс, уже прославивший себя
победой над крестоносцами в 1250 году при Ман-сурахе, оказался талантливым
военачальником и политиком. Как и все мамлюки, он был выходцем из рабов, по
происхождению половцем или русским. Проданный захватившими его монголами в Египет,
он принял ислам и сделал блестящую военную карьеру, венцом которой явилась
верховная власть. А для крестоносных государств он стал подлинным
возрожденным Салади-ном. Объявленный мусульманскими алимами вождем джихада, Бейбарс
проявил на этом посту немалое рвение. Если бы не постоянная угроза со стороны
Хулагу, а затем его преемников, удержавших за собой Иран, Бейбарсу не
понадобилось бы много времени для окончательного разгрома христиан. Но даже
несмотря на постоянное отвлечение сил, он постепенно теснил крестоносцев, все
время сужая принадлежавшую им полоску земли. Успехам мамлюкского султана во
многом содействовали не прекращающиеся внутренние конфликты в Леванте. Даже
перед лицом общего врага продолжались распри между венецианцами и генуэзцами,
иоаннитами и тамплиерами. Бейбарс же тем временем наносил методичные и все
более мощные удары. В 1265 году под его натиском пали Арзуф и Цезарея, в
следующем году была взята тамплиерская твердыня Сафед. 1268 год принес самые
тяжелые утраты. Сначала пала Яффа — порт паломников, а затем штурмом была
взята Антиохия — город крестоносной славы и столица северной Сирии. Новые
крестоносные приготовления Людовика IX ненадолго прервали этот натиск, но
полный провал похода окончательно развязал руки Бейбарсу. Он взял еще
несколько важных замков, прикрывающих Акру и Триполи — два главных города,
еще остававшихся под властью крестоносцев.
Неожиданная смерть Бейбарса, умершего в 1277 году то ли от
болезни, то ли от отравления, дала крестоносцам передышку, так как среди
мамлюков вспыхнула война за власть. Однако и эта, последняя возможность
укрепиться не была использована. Последние годы существования крестоносных
государств были также заполнены междоусобной борьбой разных национальных и клановых
групп. Меж тем властью в Египте завладел новый султан Калаун. К 1285 году он
уже почувствовал себя достаточно сильным, чтобы провести первую серьезную
атаку на крестоносцев, и взял мощную Маркибскую крепость. А в 1289 году
настал черед Триполи. И только теперь страшная опасность наконец прекратила
непрерывные распри среди христиан. Но было уже поздно. Чудеса храбрости,
проявленные иоаннитами, не могли помочь против вдесятеро превосходящих сил
врага. Город был взят Калауном и сожжен, а захваченные жители проданы в
рабство. У крестоносцев оставалась только Акра, но и ее участь была
предрешена.
Ничего не решила и смерть Калауна в ноябре 1290 года. Его
сын и наследник аль-Ашраф Халиль при поддержке алимов смог удержать власть и
поклялся довести до конца дело, начатое его отцом. Весной 1291 года почти
стотысячная мусульманская армия осадила Акру. Осада была хорошо подготовлена.
Мамлюки имели большие запасы продовольствия, располагали семьюдесятью двумя
штурмовыми орудиями. Тем не менее, крестоносцы решили бороться до конца. Им
удалось отразить несколько тяжелейших штурмов, а 16 мая даже разгромить
крупный отряд мусульман, прорвавшийся в город. В эти последние для Акры дни
особой славой покрыли себя тамплиеры, которые в своей неистовой борьбе словно
пытались смыть кровью грехи своих многочисленных ошибок и преступлений. 18
мая начался решающий штурм. Мусульманам удалось ворваться в город, но им
пришлось идти буквально по трупам, и бой шел за каждый дом. Это отчаянное
сопротивление не могло уже спасти. Акру, но, по крайней мере, позволило части
жителей бежать на корабли. Сражение продолжалось еще несколько дней, но в
конце концов пала последняя цитадель, а ее защитники были перебиты.
Падение Акры стало концом христианского господства в
Леванте. В течение месяца крестоносцы добровольно оставили свои последние
крепости — Бейрут, Тир и Сидон. Почти двухвековая крестоносная эпопея
завершилась полным поражением.
|
