Аристотель
МЕТАФИЗИКА
КНИГА ВТОРАЯ
ГЛАВА
ПЕРВАЯ
Исследовать истину в одном отношении трудно, в другом легко. Это видно
из
того, что никто не в со стоянии достичь ее надлежащим образом, но и не
терпит
полную неудачу, а каждый говорит что-то о природе и поодиночке,
правда,
ничего или мало добавляет к истине, но, когда все это складывается,
получается
заметная величина. Поэтому если дело обстоит примерно так, как у
нас
говорится в пословице: "Кто же не попадет в ворота [из лука]?",
то в
этом
отношении исследовать истину легко; однако, что, обладая некоторым
целым,
можно быть не в состоянии владеть частью, - это показывает трудность
исследования
истины.
Но
поскольку трудность двоякая, причина ее, быть может, не в вещах, а в
нас самих:
действительно, каков дневной свет для летучих мышей, таково для
разума
в нашей душе то, что по природе своей очевиднее всего. И справедливо
быть
признательным не только тем, чьи мнения мы можем разделить, но и тем,
кто
высказался более поверхностно: ведь и они в чем-то содействовали истине,
упражняя
до нас способность [к познанию]. В самом деле, если бы не было
Тимофея,
мы не имели бы многих лирических песен; а если бы не было Фринида,
то не
было бы Тимофея. То же можно сказать и о тех, кто говорил об истине, -
от
одних мы позаимствовали некоторые мнения, а благодаря другим появились
эти.
Верно также и то, что философия называется знанием об истине. В самом
деле,
цель умозрительного знания - истина, а цель знания, касающегося
деятельности,
- дело: ведь люди деятельные даже тогда, когда они
рассматривают
вещи, каковы они, исследуют не вечное, а вещь в ее отношении к
чему-то
и в настоящее время. Но мы не знаем истины, не зная причины. А из
всех
вещей тем или иным свойством в наибольшей степени обладает та,
благодаря
которой такое же свойство присуще и другим; например, огонь
наиболее
тепел, потому что он и для других вещей причина тепла. Так что и
наиболее
истинно то, что для последующего есть причина его истинности.
Поэтому
и начала вечно существующего всегда должны быть наиболее истинными:
они
ведь истинны не временами и причина их бытия не в чем-то другом, а,
наоборот,
они сами причина бытия всего остального; так что в какой мере
каждая
вещь причастна бытию, в такой и истине.
ГЛАВА
ВТОРАЯ
Ясно
во всяком случае, что имеется некоторое начало и что причины
существующего
не беспредельны - ни в смысле беспредельного ряда, ни по виду.
В
самом деле, не может одно возникать из другого как из материи
беспредельно,
например: плоть из земли, земля из воздуха, воздух из огня, и
так
безостановочно; точно так же и то, откуда начало движения, не составляет
беспредельного
ряда, например так, что человек приведен в движение воздухом,
воздух
- солнцем, солнце - враждой, и так далее без конца. Подобным же
образом
и цель не может идти в бесконечность - хождение ради здоровья,
здоровье
ради счастья, счастье ради чего-то еще, и так беспрестанно одно
ради
другого. И точно так же дело обстоит и с сутью бытия вещи. Ибо в
отношении
средних [звеньев], вне которых имеется что-то последнее и что-то
предшествующее,
предшествующее необходимо должно быть причиной последующего.
Если
нам надо сказать, что из этих трех есть причина, то мы укажем первое,
во
всяком случае не последнее, ибо то, что в конце, ни для чего не есть
причина;
во и не среднее, ибо оно причина только одного (при этом не имеет
никакого
значения, будет ли одно среднее или больше, бесконечное ли
множество
средних [звеньев] или конечное). У беспредельного в этом смысле и
у беспредельного
вообще все части одинаково средние, вплоть до ныне
рассматриваемой;
так что если нет ничего первого, то вообще нет никакой
причины.
Но
точно так же и по направлению вниз нельзя идти в бесконечность, если
по
направлению вверх имеется начало, так, чтобы из огня возникала вода, из
воды -
земля, и так беспрестанно какой-нибудь другой род. В самом деле, в
двух
смыслах можно говорить, что одно возникает из другого (помимо тех
случаев,
когда "одно из другого" означает "одно после другого",
например
олимпийские
игры "из" истмийских): или так, как из мальчика, который
изменяется,
- взрослый мужчина, или так, как воздух из воды. Говоря "как
взрослый
мужчина из мальчика", мы имеем в виду "как возникшее - из того, что
прежде
возникало, или завершенное - из того, что прежде завершалось" [здесь
всегда
есть что-то промежуточное: как между бытием и небытием -
возникновение,
так и возникающее - между сущим и не-сущим; ведь учащийся -
это
становящийся знаток, и именно это мы имеем в виду, когда говорим, что
"из"
учащегося возникает знаток). А "как из воздуха - вода"
означает
возникновение
через уничтожение одного из них. Поэтому в первом случае нет
взаимного
перехода, и взрослый мужчина не становится мальчиком (ибо здесь из
возникновения
возникает не то, что находится в возникновении, а то, что
существует
после возникновения; и точно так же день - "из" утра, потому что
день -
после утра, и поэтому утро не может возникать из дня). А во втором
случае
имеет место взаимный переход. Но и в том и в другом случае невозможно
идти
в бесконечность. Действительно, в первом случае промежуточное
необходимо
имеет конец, а во втором одно переходит в другое; причем
уничтожение
одного из них есть возникновение другого.
Вместе с тем первое, будучи вечным, не может уничтожиться; в самом
деле,
так как возникновение по направлению вверх не беспредельно, то
необходимо,
чтобы не было вечным то, из чего как из первого возникло что-то
через
его уничтожение.
Далее, "то, ради чего", - это конечная цель, а конечная цель -
это не
то, что
существует ради другого, а то, ради чего существует другое; так что
если
будет такого рода последнее, то не будет беспредельного движения; если
же нет
такого последнего, то не будет конечной цели. А те, кто признает
беспредельное
[движение] , невольно отвергают благо как таковое; между тем
никто
не принимался бы за какое-нибудь дела, если бы не намеревался прийти к
какому-нибудь
пределу. И не было бы ума у поступающих так, ибо тот, кто
наделен
умом, всегда действует ради чего-то, а это нечто-предел, ибо
конечная
цель есть предел.
Но
точно так же и суть бытия вещи нельзя сводить к другому определению,
более пространному:
ведь предшествующее определение всегда есть определение
в
большей мере, а последующее-нет; если же первое не есть определение сути
бытия
вещи, то еще менее последующее. Далее, те, кто так утверждает,
уничтожают
знание: ведь невозможно знать, пока не доходят до неделимого. И
познание
[в таком случае] невозможно, ибо как можно мыслить то, что
беспредельно
в этом смысле? Ведь здесь дело не так обстоит, как с линией, у
которой
деление, правда, может осуществляться безостановочно, но которую
нельзя
помыслить, не прекратив его; так что, кто хочет обозреть ее в
беспредельной
делимости, тот не может исчислять ее отрезки. Но в движущейся
вещи
необходимо мыслить и материю. И ничто беспредельное не может иметь
бытие;
а если и не так, то во всяком случае существо (to einai)
беспредельного
не беспредельно.
С
другой стороны, если бы были беспредельны по количеству виды причин,
то и в
этом случае не было бы возможно познание: мы считаем, что у нас есть
знание
тогда, когда мы познаем причины; а беспредельно прибавляемое нельзя
пройти
в конечное время.
ГЛАВА
ТРЕТЬЯ
Усвоение преподанного зависит от привычек слушателя; какие у нас
сложились
привычки, такого изложения мы и требуем, и то, что говорят против
обыкновения,
кажется неподходящим, а из-за непривычности - более непонятным
и
чуждым, ибо привычное более понятно. А какую силу имеет привычное,
показывают
законы, в которых то, что выражено в форме мифов и по-детски
просто,
благодаря привычке имеет большую силу, нежели знание самих законов .
Одни не
воспринимают преподанного, если излагают математически, другие-если
не
приводят примеров, третьи требуют, чтобы приводилось свидетельство поэта.
И одни
хотят, чтобы все излагалось точно, а других точность тяготит или
потому,
что они не в состоянии связать [одно с другим], или потому, что
считают
точность мелочностью. В самом деле, есть у точности что-то такое,
из-за
чего она как в делах, так и в рассуждениях некоторым кажется
низменной.
Поэтому надо приучиться к тому, как воспринимать каждый предмет,
ибо
нелепо в одно и то же время искать и звание, и способ его усвоения.
Между
тем нелегко достигнуть даже и одного из них.
А
математической точности нужно требовать не для всех предметов, а лишь
для
нематериальных. Вот почему этот способ не подходит для рассуждающего о
природе,
ибо вся природа, можно сказать, материальна. А потому надлежит
прежде всего
рассмотреть, что такое природа. После этого станет ясным и то,
чем
занимается учение о природе, <есть ли исследование причин и начал дело
одной
или нескольких наук>.
|