|
Валерий Демин.
Тайны русского народа: В поисках
истоков Руси
В
древнерусском понимании мироустройства вселенский свет
отделен
от солнечного. "...В народном понимании существуют
раздельно
солнце и белый свет, как освещенное небо, вся
Вселенная..."
"Свет на всю Вселенную есть свет неосязаем,
неисповедим...
никто же бо может указати образа свету, но токмо
видим
бываеть". Солнцу же отведена второстепенная роль субъекта
света:
"Вещь бо есть солнце свету, осияя всю Вселенную". Солнце
как
бы украшает собою светлый мир, но не является
первоисточником
"неисповедимого" света"22. Свет вселенский,
небесный,
носителем которого выступает Сварог, -- первичен, ему
принадлежит
первородство в солнечносветовой иерархии. Все
остальное
находится в подчинении светового космического начала.
Светобоги
-- распространенное явление в древнеславянском мире.
Общеславянским
Богом света был Световит (Святовит) (рис.
98),
о котором уже говорилось в 1-й части в связи с
происхождением
культа Гермеса, восходящего к доарийской истории
и
верованиям нерасчлененных народов Евразии. Четырехликий
фалло-герметический
Световит смотрит в четыре страны (стороны)
света,
как бы распространяя на них свою власть. Одновременно он
и
средоточие, куда сходится с четырех сторон весь свет.
Символика
всесветности потрясает по своей простоте и емкости.
Несомненный
этимологический интерес представляет и вторая часть
имени
верховного Светобога. Корень "вит" имеет тот же смысл и
происхождение,
что и латинский vita -- "жизнь" (а также
"человеческий
род" -- "живущие").
Известны и другие древние Божества света. Из письменных
источников
практически ничего не известно о Белбоге
(рис.
99). Между тем Божество это, известное у южных славян
(а
также у кельтов) с тем же корнем -- Белин(ус), вне всякого
сомнения,
связано со светом. Неотъемлемый эпитет света --
белый
(одинаково относящийся к свету и как природному
явлению,
и как к окружающему миру и Вселенной). В современном
языке
произошло определенное смещение в значении понятия:
"белый"
прежде всего относится к соответствующему цвету,
краске,
хотя и здесь не утратило первоначального смысла --
"светлый".
Есть все основания полагать, что тот же смысл
присутствует
в топонимах древних городов Белгород и Белград
("город
света") и названии одного из ответвлений древнерусской
нации
-- белоруссы. В таком случае речь может идти о древних
центрах
со святилищами света и о народе, связывающем свое
происхождение
или верования со светом. Особых сомнений
происхождение
русского слова "белый" не вызывает -- по
заключению
языковедов оно исконно родственно древнеиндийским
bh-as,
bhati ("блеск", "свет"), последнее означает также
"знание".
В древних языках (например, в древнеисландском) слово
"бел"
употребляется также и в значении "огонь".
Однако этимологические изыскания приводят к еще более
интересным
языковым параллелям. У древних неиндоевропейских
народов
-- шумерийцев, вавилонян, ассирийцев, оказывается, тоже
было
верховное Божество по имени Бел с теми же функциями, что и
Бел
индоевропейцев. В шумеро-аккадской мифологии Бел выступает
и как
собирательное имя для главных Божеств -- творцов
Вселенной.
В соответствии с этим и центральное Божество
вавилонского
пантеона -- Бог Солнца и главный покровитель
города
Вавилона -- Мардук именовался греками Белосом. В
космической
битве Солнцебог Мардук-Белос победил Тиамат --
воплощение
первозданной тьмы и мирового хаоса. Интересно, что
русское
слово "тьма" оказывается созвучным шумеро-аккадскому
имени
Тиамат, имеющему практически тот же самый смысл. От
общесемитского
Бела в дальнейшем возник хорошо известный
читателю
культ Ваала (Баала) -- Бога плодородия и войны в
Палестине,
Сирии, Финикии, а затем через Карфаген
распространившегося
по всему древнему миру -- от Египта до
Испании.
Его отголоски слышатся и в русском слове "балда".
Другое
имя, образованное от древнесемитского Бела путем
многочисленных
исторических и лингвистических трансформаций, --
Вельзевул
(имя дьявола, вошедшее в русский язык через
древнееврейский).
Все это лишний раз доказывает общность
древних
культур.
Содержание понятия "свет" не менее емко и многогранно;
помимо
собственно физического смысла, слово "свет" означает и
весь
окружающий мир вообще: "весь свет", "целый свет"
(интересен
устойчивый фразеологический оборот "свет во всей
Вселенной",
где свет выступает в качестве космообразующего
начала
мироздания). Применительно к человеческому обществу
слово
"свет" употребляется в различных смысловых оттенках:
"высший
свет" (отсюда понятие светский), "полусвет" и др. Где,
в каком
еще языке сыщешь имя Светлана (в старину известны были
и
мужские имена -- Светлан, Светозар, сказочный Световик)? Или
употребление
слова "свет" в иносказательном смысле: свет ты мой
ясный,
свет очей моих, светик, мой свет? Космическая
приобщенность,
неотделимость от видимого мира небесных явлений
отразилась
и в ласкательных опоэтизированных именах,
сохранившихся
до наших дней: "солнышко", "звездочка",
"зоренька",
"месяц ясный". Можно, не колеблясь, утверждать: вся
жизнь,
душа и плоть русского человека с младенческих лет и до
самой
смерти была насквозь пронизана светом -- в прямом и
переносном
смысле. Окружающий мир во всех его знакомых
проявлениях
именовался "белым светом". Антиподом этого света
был
"тот свет", пугающий и манящий своей неизведанностью и
запредельностью.
Животворящий свет не только олицетворял светлое
космическое
начало, но и связывал воедино весь пантеон
языческих
Божеств. И не только языческих. Древнее обожествление
света
переросло в новое религиозное миропонимание, которое
немыслимо
без таких словосочетаний, как "божественный свет".
Важнейшее
понятие любой религиозной системы "святой" образовано
от
слова "свет" и впитало в себя его содержание.
Метафоричность философской и богословской символики,
которая
выступает по существу как опоэтизированный язык науки,
выразилась
также в таких фундаментальных понятиях, как "свет
истины",
"свет знания" и производимого от них "просвещения",
означающего
процесс приобщения каждого к сокровищнице
человеческого
опыта -- интеллектуального, нравственного,
эстетического,
хозяйственного, технического, военного,
охотничьего
и т.п. Великая миссия аккумуляции такого опыта и
передача
его настоящим и будущим поколениям принадлежит
Просветителям.
Точно так же творческие акты в познании,
открытия,
результаты художественного поиска характеризуются
емкими
словами -- "озарение", "вспышка".
Само слово "свет" древнейшего происхождения и восходит
вместе
с аналогичными понятиями других индоевропейских языков к
санскритскому
слову "зeta" (читается и произносится как
"шьвета")
и означает "белый", "светлый", "блестящий",
отсюда и
русское
слово "цвет".
Такая поливариантность значений понятия "свет" и
множественность
разнокоренных слов, приведших к своеобразной
лексической
"цепной реакции", объясняются той объективной
обобщающе-смысловой
ролью, которую всегда играл свет в жизни
людей.
Любая единичная вещь или группа предметов воспринимается
как
нечто обособленное, отдельно взятое. И только свет (как,
впрочем,
и тьма) является таким безлико-всеобщим началом,
которое
мгновенно охватывает, обволакивает, объемлет весь
вещный
мир, представая в виде естественной, доступной каждому,
хотя и
неизведанной природной стихии. О древности и значимости
понятия
"свет" для народного миросозерцания свидетельствует
также
поговорка -- клятва со следами заклинания: "Чтоб мне
свету
белого не видеть!"
Наряду с общеиндоевропейскими корнями и словами "свет" и
"бел"
в русском языке глубоко укоренилась еще одна близкая по
смыслу
лексическая основа -- "яс", в первозданном виде
присутствующая
в словах "ясный" и "ясень". Понятие "ясный"
имеет
двоякое значение: 1) "чистый", 2) "понятный" и восходит к
санскритскому
слову yaas -- блеск (ср.: укр. "яскорка"
--
"искорка"). В процессе языкового развития корень
"йас"
("яс")
трансформировался в "ас" и "ес". В этих обличиях он
встречается
в таких, к примеру, архаичных словах, как "есень"
("осень")
-- откуда фамилия Есенин; яство ("пища"),
этимологически
связанное с глаголом "есть" ("кушать"). Одно из
названий
"ячменя" -- "ясмень" (откуда: "ясничек" --
ячменный
хлеб, и
"ясник" -- ячменное вино).
Не меньший интерес представляет смысловая нагрузка,
которую
носил корень "яс" на разных исторических этапах. Прежде
всего
обращает на себя внимание устойчивое сочетание
прилагательного
"ясный" с существительным "сокол",
символизирующим
издревле Солнечное светило. "Ясный сокол" -- не
просто
поэтический образ, в нем закодированы древнейшие
представления
и о Солнце, и о Солнцебогах, и о магической связи
людей
с космическими законами. В сказках и былинах ясный сокол
--
оборотная ипостась героев, приобщающая их к иному --
неземному
и нечеловеческому -- миру: на оборотничестве
построены
сказки о Финисте Ясном соколе (или, как она
оригинально
именуется в варианте, записанном И.А.Худяковым в
Рязанской
губернии, сказка о Фенисто-ясно-сокол-перышке), а
также
былина о Вольге (Волхе Всеславьевиче).
Одно из древних названий сокола -- "ясмен" (см. "Толковый
словарь
живого великорусского языка" Владимира Даля). Корень
"яс"
входит и в название "ястреб" -- другого рода хищных птиц,
по виду
наиболее близких к соколам и в древности, видимо,
понятийно
объединявшихся. Общеиндоевропейский корень
"yas"
обнаруживается в словах "асы" -- древнегерманские
Боги,
Ясна -- главная часть Авесты, ясы -- древнерусское
название
осетии, Яссы -- название города в Румынии на
территории,
где пересекались исторические пути славянских и
романских
народов -- двух ветвей некогда единого
индоевропейского
пранарода. Наконец, отзвуки древнего
космического
миропредставления слышатся в исконно народном
понятии
"ясочка" -- звездочка.
Имелись и другие Божества, чьи светозарные функции ставят
их в
один ряд Светобогов. Их соподчинение в настоящее время
установить
трудно. Однако нетрудно доказать, что такие
древнерусские
и общеславянские боги, как "Дый" (упоминается в
"Хождении
Богородицы по мукам) и Див из "Слова о полку
Игореве",
этимологически восходят к имени древнеиндийского Бога
неба
Дьяуста (dy-aus -- "день", "сияющее дневное небо").
В древнерусских мифологических и фольклорных
представлениях
известную роль играла такая женская ипостась
светлого
Дня, как утренняя заря (и звезда -- одновременно),
Денница.
Известно также понимание Денницы как падающей
звезды
(именно звезды, поскольку представление, и тем более
правильное
истолкование явления метеоритов, относится к более
позднему
времени). Так, в сборнике XV века "О земном устроении"
имеется
отдельная глава "О денницах", описывающая падающие
звезды,
истолкованные как обломки небесного огня. Как и древнее
"солонь",
образ Денницы характеризует космическое животворящее
начало,
заключенное в свете, олицетворением которого выступает
брачная
пара День и Денница (Свет околоземный и Свет
космический).
Но скорее всего, если восходить к праславянским
общеарийским
верованиям, все космические явления (включая
землю,
воду, небо, огонь) можно представить как
самозарождающиеся
из света. Вячеслав Иванов считал Денницу
мифологическим
существом мужского рода и отождествлял его с
христианским
и дохристианским Люцефером -- одной из ипостасей
Дьявола,
однако дословно означавшем "Носитель света" (его
сотканную
из противоречий суть искателя истины гениально
раскрыл
Байрон в мистерии "Каин"). По Вяч. Иванову, Денница --
фосфорически
светящийся дух -- первомятежник, внушающий
человеку
гордую мечту богоравного бытия; это тот самый
"печальный
демон -- дух изгнанья", который "сиял" Лермонтову
"волшебно-сладкой
красотою"23.
В
русском мировоззрении почитание женского космического
начала
в форме Девы (рис. 100) имеет длительную историю:
от
сказочных Птицедев до Пречистой Девы -- светлого и
светоносного
Божества, впоследствии растворенного в культе
Богородицы
-- хранительницы и покровительницы Руси, избравшей
Россию
своим последним домом. Имя Дева не могло не быть в
центре
мифологического и религиозного притяжения хотя бы
потому,
что оно -- одно из древнейших и важнейших понятий
индоевропейской
культуры. Как известно, в санскрите devб
означает
"Бог", "жрец"; "владыка",
"царь", а также:
"небесный",
"божественный". Соответственно dev-i -- это
"Богиня".
Отголоски такого небесно-божественного смысла сохранились
в
однокоренных словах и словосочетаниях "диво", "диво
дивное".
Див --
одно из древнерусских мифологических существ,
действует
как персонаж в "Слове о полку Игореве", предупреждая
русских
воинов об опасности и одновременно предрекая беду.
Кроме
того, в древнерусской мифологии было известно женское
божество
-- Дива. Итак, Дева в широком смысле -- великий
охранительный
и вдохновляющий символ русского народа. В
древнерусском
миропредставлении в соответствии с
индоевропейской
и общемировой традицией Пречистая Дева --
воплощение
вселенского и солнечного света одновременно: "И
явилось
на небе великое знамение -- жена, облеченная в солнце,
под
ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд"
(Откровение
святого Иоанна Богослова, 12, 1).
Ближайшая стихия, родственная свету, -- огонь.
Элементарный
опыт свидетельствует: свет бывает без огня, огонь
без
света -- никогда. Следовательно, свет обладает некоторой
самостоятельной
сущностью, хотя и предполагает обычно наличие
какого-либо
источника; чаще всего им выступает огонь. Отсюда и
древние
мифологические представления о космическом огне: он
тесно
взаимосвязан с космическим светом, но не обязательно ему
предшествует.
Иногда и тот и другой выступают как тождественные
начала.
В позднейшем миропредставлении под влиянием
христианской
эсхатологии космический огонь изменил объем и
содержание
своего понятия: он переместился в преисподню и начал
носить
в основном устрашающую функцию "геены огненной",
ожидающей
грешников в аду.
Слово "огонь" ("огнь") родственно имени
древнеиндийского
Бога
огня Агни (agnн -- "огонь"). В Ригведе --
древнейшем
своде обрядовой поэзии -- значительная часть гимнов
посвящена
Богу огня -- Агни. Почему -- догадаться не трудно. В
нелегких
и некомфортных условиях переселенческой жизни огонь
(особенно
по ночам) оставался той рукотворной стихией, которая
давала
тепло, свет, защиту от диких животных и жар для
приготовления
пищи. Огонь же был и стихией, имевшей
нерукотворное
происхождение (молнии и другие небесные явления,
лесные
и степные пожары, вулканическая лава и т.д.). Ни в
первом,
ни во втором случае не требовалось специальных
скульптурных
или живописных изображений огня, поскольку он
всегда
был рядом перед глазами. Лишь впоследствии, когда одно
из
арийских племен завоевало Индостан, подчинив аборигенов и
создав
в условиях оседлого образа жизни уникальную
древнеиндийскую
культуру, -- появилась возможность и
необходимость
воссоздавать образ Бога огня -- Агни в виде
скульптурных
изваяний.
В
древнерусском языке имеется еще одно название огня --
"крес".
Корень сохранился в слове "кресало" (вышедшее из
употребления
приспособление для добывания огня), а также в
серии
понятий: "красный", "краса", "красивый",
"красота",
"прекрасный",
"краска". С существительным "крес" тесно
взаимосвязан
глагол "кресать" или "кресить", означающий
одновременно:
"высекать огонь" и "воскресать (оживать)".
"Игорева
храброго полку не кресити", -- трагически заключает
безымянный
автор "Слова о полку Игореве". Нетрудно истолковать
лексическое
и смысловое происхождение таких важнейших для
русского
миросозерцания слов как "воскрешать" и "воскрешение"
-- они
имеют древнейшее дохристианское происхождение и связаны
с
культом огня и его ролью в первобытной жизни. При высекании
огонь-крес
всегда как бы воскресал заново, потому-то слово
кресить
обозначало сразу два понятия -- "высекание" и
"воскресение".
Само слово "крес" и этимологически связанные с
ним
понятия типа "красный -- красивый" близки по смыслу и
происхождению
с церковнославянским "крада", что означает
"костер",
"огонь", "жертвенник". (В русском языке слово не
употребляется,
однако корень сохранился в словах с иным
смыслом:
"украдкой", "украденный" -- от глагола
"красть".)
Общий
корень здесь вполне уместен: огонь-крес способен и
украшать
(красить -- к тому же красным пламенем), и красть
(сжигать
дотла так, что не останется никаких следов, т.е.
сгораемая
вещь исчезает, крадется). Общеиндоевропейский корень
"крес"
обнаруживается и в имени Крез (произносится
[kres])
-- так звали последнего царя древней Лидийской
державы
(VI в. до н.э.), чье имя вошло в поговорку: "Богат, как
Крез".
Напрашивается семантическое различие между понятиями
"огонь",
с одной стороны, например, берущего начало от
санскритского
agn и, видимо, означавшего естественный
огонь,
сохраняемый в угольях, и, с другой стороны, понятием
"крес",
вероятнее всего означавшим искусственный огонь (т.е.
полученный
путем высекания), жертвенный огонь. В этом случае
ближе
всего по смыслу и звучанию для слова "крес" окажутся
слова
krati ("жертва", "сила", "мощь",
"действие" и др.)
и
kruy-a ("жертвоприношение", "жертвенный обряд";
"действие",
"работа", "труд" и др.).
Есть также достаточно оснований предполагать, что от слова
"крес"
образовано и понятие "крестьянин", означавшее
первоначально
не столько огнепоклонников, сколько людей,
расчищавших
землю под пашню путем огневания -- выжигания лесных
участков.
Поздняя традиция производит "крестьян" от "христиан",
а
корень слова усматривает в понятии "крест". В такой трактовке
"крестьяне
-- это крещенные люди, но тогда непонятно, почему,
скажем,
князья и дружинники, крестившиеся на Руси прежде
смердов
и простого люда, не именуются крестьянами (крещеными).
Скорее всего, само понятие "крест" (пересечение двух
предметов)
происходит от понятия "крес" (огонь) -- отчего оно
так
быстро и органично прижилось на Руси. Такую этимологическую
зависимость
можно объяснить по-разному. Известны, например,
крестообразные
поминальные курганы, на вершинах которых
возжигался
священный огонь; существовали жертвенники огня с
крестообразной
символикой. Крест считается общемировым символом
(горящего)
Солнца. Наконец, существует древнейший обычай
получения
живого огня путем коллективного действия. В
заповедном
месте на землю укладывалось сухое бревно,
перпендикулярно
к нему ставилось другое сухое заостренное
бревно
(в итоге получался крес), которое и вращалось с помощью
веревок
достаточным количеством людей (рис. 101).
В
стародавние времена огонь таким способом получали и без
коллективных
усилий -- с помощью двух сухих палочек (дощечек),
располагаемых
крестообразно. Данный факт, известный из истории
материальной
культуры народов всех континентов (включая
австралийцев
и индейцев обеих Америк), давно привел ученых к
выводу,
что крест испокон веков и задолго до возникновения
крестьянства
символизировал огонь24.
Неудивительно поэтому, что и в древнерусском наречии
"крес"
(огонь) и "крест" оказались однокоренными. В данном
случае
налицо этимологическое доказательство. Но имеются еще
археологические
и этнографические аргументы, разделяемые рядом
ученых.
Фигура креста очень распространена в древнейшей
орнаментике
и символике -- археологи обнаруживают ее
практически
во всех культурных слоях. Известны также
дохристианские
вырезанные из камня или выдолбленные кресты. Что
касается
крестообразного расположения деревянных орудий при
добывании
огня трением, то высказывалось следующее соображение:
поскольку
искра появлялась на перекрестии двух кусков дерева,
постольку
именно крест стал символом света. Крестопересечение
деревянных
палочек (дощечек) могло иметь самую разнообразную
форму:
т-образный и крючкообразный кресты, свастика. Последняя
также
стала в символике древнейших народов символом Солнца,
света и
жизни.
Древний обычай добывания огня -- сакральный и
чудодейственный
-- оказался чрезвычайно живучим, поскольку с
ним
связывалось общение с высшими силами. В романе Николая
Семеновича
Лескова (1831 -- 1895) "На ножах" описывается,
как во
второй половине прошлого века крестьяне целой деревни с
помощью
"живого огня" пытаются предотвратить массовый падеж
скота
-- "коровью смерть". Поражает и то, с какими
подробностями
и мастерством описывается это чисто языческое
действо,
и то, насколько посвященными оказались десятки людей,
участвовавших
в столь неординарном полумистическом акте, --
каждый
знал свое место и отведенную роль, включая и действия по
сохранению
тайны, колдовских заклинаний и т.п. (надо полагать,
что
Лесков -- один из самых честных русских писателей -- знал,
что
писал).
По свидетельству этнографов прошлого века уничтожение
"коровьей
смерти" с помощью небесного "живого огня" было
распространено
повсеместно. Помимо воскрешения древних навыков,
этот
первобытный обряд приоткрывал завесу и над первобытными
верованиями,
стержнем которых являлось единение с
астрально-космическими
силами. Живой огонь обладал
чудодейственными
качествами, защищавшими ото всех напастий
потому,
что, по народным представлениям, происходил от самого
Солнца.
Чтобы получить "живой огонь", необходимо совершить
определенные
магические действия, которые, собственно, и
составляли
суть коллективного обряда. Добыть солнечную силу,
стать
космическим посредником между неземной энергией и ее
земным
проявлением можно только путем вращения бревна,
жерди,
поскольку само Солнце представлялось вращающимся
огненным
небесным колесом.
Представление об огне как о космическом начале и важнейшей
природной
стихии плавно переходило в увязывание со свойствами
огня
состояний и характеристик самого человека. Представление
об
огне в народном миросозерцании всегда предполагало
сексуально-эротический
подтекст: любовная страсть наделялась
огненным
смыслом, а понятия "любовь" и "огонь" сближались.
Отсюда
все известные устоявшиеся обороты, которые в старину (да
и не
только в старину) отнюдь не воспринимались исключительно
как
поэтические эпитеты, а выступали как существенные аспекты
духовной
жизни и мира человеческих чувств: "огонь желания";
"пожар
любви"; "огонь в глазах, сердце, крови"; "пожар в
душе";
"вспыльчивость";
"пылкость"; завершение жизни (смерть)
истолковывается
по аналогии с огнем -- "угасание".
А.А.Потебня
выводит из понятий "огонь", "жечь",
"гореть",
"печь" целую группу понятий, связанных с жизнью и
человеческими
чувствами: "поживать", "пожирать",
"жажда",
"жадность",
"желание", "желанный", "жалость",
"печаль", "горе",
"горечь",
"гнев"25.
Но в обряде обретения "живого огня" закодирован еще один
важный
мифологический смысл, раскрывающий суть древнейших
миропредставлений.
Считалось, что огонь побеждал смерть подобно
тому,
как он побеждал мрак. В первобытном мировоззрении понятия
смерти
и мрака (ночи) практически были идентичны. Это
отразилось
в древнерусских однокоренных словах: "мор" (смерть)
и
"морок" (мрак, ночь). Слово "морока", имеющее в наше
время
лишь
один смысл -- "затяжное, хлопотное дело, канитель", еще в
прошлом
веке сохраняло первозданное значение "мрак" (см.:
"Толковый
словарь живого великорусского языка" Владимира Даля).
В
подобном же обличии соответствующая лексическая основа
предстает
и в других языках индоевропейской группы: от
санскритского
m-ara -- "смерть", а также "убивающий",
"уничтожающий"
(в буддийской мифологии Мара -- божество,
персонифицирующее
зло и все, что приводит к смерти живые
существа)
-- до французского "кошмар". В конечном счете
санскритское
m-ara восходит к общеиндоевропейской и
доиндоевропейской
корневой основе mr, входящей в
наименование
священной вселенской горы Меру (о чем подробно
говорилось
в 1-й части).
В
славянской мифологии смерть была воплощена в образах
Богини
Морены (Марены, Мараны) (рис. 102) (о ней также
речь
уже шла выше) и множестве злокозненных духов, порожденных
ночью
под общим именем "мары" (или "моры" -- один из них всем
известная
русская кикимора). Морена играла исключительно важную
роль
в языческом мировоззрении и сложившихся на его основе
ритуалах
и празднествах. Это связано с вселенским обличием
смерти
(как ее понимали наши предки). Смерть отдельного
человека
-- странное, но в общем-то частное дело. Гораздо
значительней
смертное начало в Природе: смерть света, Солнца,
дня и
наступление ночи; смерть животворных времен года --
весны,
лета, осени -- и наступление зимы. Морена как раз и
олицетворяла
такое всеобщее умирание в природе. Но она не могла
выступать
в роли необратимой судьбины, ибо на смену ночи всегда
приходит
новый день, всегда всходило Солнце, а после холодной
зимы
опять наступает весна. Морена -- воплощение смерти, сама
такой
смерти избегнуть не могла.
Считалось также, что смерть Смерти (Морены) можно было
ускорить
с помощью огня и света и в конечном счете победить.
Люди
всегда старались участвовать в этой космической битве
жизни
и смерти, света и тьмы, добра и зла. Древние магические
обряды,
сопровождавшие народные праздники, -- лучшее тому
свидетельство.
Один из самых древних, красочных и сохранившийся
в
основных чертах доныне праздник Ивана Купалы еще сравнительно
недавно
сопровождался изготовлением соломенного наряженного
чучела,
которое так и нарекалось -- Мореною. Морена сжигалась в
священных
купальских кострах, через которые обязаны были
перескочить
все участники купальского праздника. Чем выше
прыжок
(чем ближе к небесно-космическим высотам), тем
действеннее
сила огня, передаваемая человеку и оберегающая его
от
смерти, болезни, нечистой силы и прочих напастей. В ряде
областей
Морена заменялась деревом Марины, вокруг которого
совершались
купальские обряды. То, что пугающее и не для всех
знакомое
имя Морены переиначивалось на более знакомую Марину, в
порядке
вещей. Но при этом Марина не утрачивала своей
злокозненной
и смертоносной сущности, о чем, кстати,
свидетельствуют
былина о Добрыне Никитиче и злой девке Маринке
(ранее
бывшей, скорее всего, Мореною).
Иванов день -- праздник огня и Солнца. Июль -- макушка
лета
-- в старину именовался кресник (по имени огня -- Крес).
Сам же
праздник Ивана Купалы посвящен летнему солнцевороту,
когда
Солнечное Колесо-Коло, достигнув высшей точки на небе,
начинает
"обратный путь". По сути своей это -- праздник
космический,
ибо связан с астрологическими закономерностями --
движением
Земли и Солнца, обуславливающих в конечном счете
смену
времен года.
Астрально-космическое содержание купальских обрядов
обусловлено
также и тем, что огонь священных костров необходимо
было
получить животворящим способом, то есть путем магического
приобщения
к солнечно-космической энергии, а сами костры
предпочтительно
было разжигать на возвышенностях, горах или
курганах,
то есть как можно более приближенно к миру небесному.
По
свидетельству очевидцев, купальские огни, зажигаемые в
Иванову
ночь на Карпатах и Судетах в Польше и Чехии,
представляют
великолепное и торжественное зрелище на
пространстве
в несколько сот верст26.
Христианство приспособилось к древнейшему языческому
празднику,
связав его с именем Иоанна Крестителя (отсюда Иванов
день).
Однако второе имя -- Купало (рис. 103) --
никакого
отношения к христианству не имеет. В имени Купало --
два
пласта: более поздний, связанный с водной стихией и словом
"купать(ся)",
и более древний, первичный, связанный с
огненно-световой
стихией и словом "купава", что означает "белый
(цветок)",
а "белый" в древнерусском представлении -- синоним
света.
В восточноевропейских средневековых документах,
относящихся
к запретам празднования Иванова (Янова) дня у чехов
и
словаков есть прямые указания на то, что почитание огня и
костров
неотделимо от культа общеславянского бога Световита
(Свановита)27,
о котором уже говорилось.
С
Мореною-смертью, с Мореною-мороком (ночью) связаны и
светлые
солнечные праздники встречи Весны. Здесь ненавистнице
жизни
также уготавливается сжигание. В весенних календарных
обрядах
Морена выступает еще в одном своем смертоносном обличии
-- в
виде зимы, мороза. Древнерусская форма слова "мороз" --
"мразъ",
от него более широкое понятие -- "мразь" -- не только
в
смысле "мерзости" -- слово того же корня -- но и в смысле
природно-погодной
характеристики (ср. "изморозь", "моросить").
Сжигание
Морены в виде соломенного чучела происходило и на
Масленицу.
Древние языческие корни этого буйного и веселого
праздника
не только в огненном действе, но и в массовом
поедании
блинов, символизировавших Солнце: тем самым кажный
человек
как бы приобщает себя к солярной природе, часть которой
он
просто-таки физическим образом растворял в себе. Во время
огненных
действ существовал также обычай (неповсеместный)
катать
зажженные колеса, которые также символизировали горящее
Солнце.
Соломенные и деревянные чучела, олицетворяющие древних
славянорусских
Богов, сжигались и в процессе других народных
праздников.
К наиболее известным относятся праздники Костромы
(женское
воплощение плодородия) и Ярилы (мужское воплощение
плодородия).
Оба праздника связаны с весенним пробуждением,
летней
победой Солнца и света над зимним холодом и мраком, с
животворящими
процессами в природе. Как и в купальских
празднествах,
огонь играет здесь центральную роль. Имя
Кострома
вроде бы само указывает на свое происхождение
--
Костровая (мать?), хотя в самом обряде чучело Костромы чаще
всего
топится в реке или разрывается на части.
Итак, космическая сущность огня в представлении народа
была
связана с его неотделимостью от света и Солнца, молнии и
звезд.
Огонь -- источник тепла, которое помогает победить зиму
и
знаменует приход весны и лета. Но тепло как неотъемлемый
атрибут
огня -- одновременно и животворящая сила (без тепла и
семя не
прорастает, и птенцы из яиц не появляются). В огненном
горниле
плавился металл, обжигались посуда и кирпичи. Огонь
очищал
от болезней и порчи. И главное, огонь -- помощник в
выпечке
хлеба и приготовлении пищи. Эта жизненно важная функция
огня
тесно переплеталась с его космической предопределенностью
в форме
вечности. "Вечный огонь" столь же древнее понятие, как
и сам
человек разумный. Помимо священнодействия и магического
обряда
-- получения "живого огня" существовала строго
соблюдаемая
традиция поддерживать и сохранять огонь -- в
пещере,
в очаге, в печи. Это таинственное качество
воспреемственности
и непрерывного возрождения порождало
представление
о бессмертии самого огня, о его вечности.
Субстанция
огня представлялась неуничтожимой, одной и той же на
фоне
постоянно меняющейся природы. Огонь и вечность стали
синонимичными
понятиями. А вечность -- это лик Космоса.
Есть в преданиях русской старины еще один загадочный
световой
образ, имеющий явно космическую причастность --
Бел-горюч
камень. Первоначальный смысл слова "Бел-горюч"
--
сияюще-горящий или светоогненный. Но огненносветовой
природой
не ограничиваются особенности этого чудо-камня, он еще
и
средоточие всех сил небесных (читай -- космических, тем более
что в
одном из вариантов Голубиной книги так и сказано: он
связан
со всей Вселенной). В Голубиной книге, как и в других
источниках,
Бел-горюч камень имеет собственное имя -- Алатырь и
назван
отцом всех камней:
Белый латырь-камень всем камням отец,
Почему же он всем камням отец?
С-под камешка, с-под белого латыря
Потекли реки, реки быстрые,
По
всей земле, по всей вселенную,
Всему миру на исцеление,
Всему миру на пропитание.
Народ хорошо знал об этом неземном всесилии огненного
Бел-камня,
дающего могучую силу, излечивающего от всех
болезней,
кормящего и поящего. Существовало поверие, что можно
перенять
эту чудодейственную силу, приобщиться к вселенскому
источнику
энергии с помощью особых заклинаний. Сохранился
вариант
одного из таких заклинаний: "На море-окияне лежит
бел-алатръ
камень, а на камне сила небесная. Пойду я поближе,
поклонюсь
пониже: силы небесные! пошлите свою помощь и силу на
наш
скот -- милый живот -- в чистое поле, в зеленые луга, в
темные
леса".
А.Н.Афанасьев, который приводит текст заговора (а также
вариант
из Голубиной книги) во 2-м томе "Поэтических воззрений
славян
на природу", считает слово "Алатырь" хотя и древним, но
не
поддающимся расшифровке. Между тем ключ к расшифровке
напрашивается
сам собой. Имя алатырь созвучно с хорошо
известным
ритуальным понятием "алтарь" и восходит к древнейшей
эпохе,
когда камни играли роль жертвенников. Автор
самостоятельно
пришел к данному выводу, однако при подготовке
данного
издания с удовлетворением обнаружил, что аналогичная
идея
была выдвинута задолго до него, еще в конце прошлого века
академиком
Веселовским (см.: Веселовский А.Н. Разыскания в
области
русского духовного стиха, статья III: Алатырь в местных
преданиях
Палестины и легенды о Грале. СПб., 1881. С.25).
Впрочем,
высказывалось и резко отрицательное мнение: о
фонетической
невозможности происхождения названия камня Алатыря
из
слова "олътарь" (см.: Бодуэн де Куртенэ -- Фасмер Ц.И.
Камень
латырь и город Алатырь// Известия Отделения языка и
словесности
Академии наук. 1914. Т.XIX. Кн.2). Однако
возражения
основываются на традиционных ползуче-эмпирических
методах
анализа индоевропейских и околоиндоевропейских языковых
связей
без учета возможности макроэтимологического анализа и
вскрытия
глубинных языковых пластов, таких, например, как
взаимосвязь
между корнями "лат" -- "лад" -- "лед". В
этом
смысле
слово Алатырь напрямую связано с исконно народным
космическим
понятием Лад. Само понятие "алтарь" ни в коем
случае
не является позднехристианским, а имеет древнее
происхождение,
корни которого уходят в гиперборейские времена
(об
этом, в частности, свидетельствует однозначная привязка
Алатырь-камня
к легендарному острову Буяну -- смутному
воспоминанию
о гиперборейской прародине). Священный камень не
терпел
глумления: как известно, былинный удалец Васька Буслаев
поплатился
за неуважение к святыне: решил перескочить через нее
не
передом, а задом -- "да расколол свою буйную голову и
остался
лежать тут до веку".
С небесно-огненно-световой стихией связаны еще два
древнерусских
Божества -- Перун (рис. 104) и Стрибог
(рис.
105). Оба знамениты необычайно: первый -- как
наиболее
упоминаемый (и проклинаемый) в дошедших письменных
источниках;
второй -- по поэтическим строкам "Слова о полку
Игореве"
о ветрах, Стрибожьих внуках, что веют с моря стрелами
на
храбрые полки Игоревы. Отсюда делался поспешный вывод, что
Стрибог
-- он и есть Бог Ветра. Однако "Слово" не дает
оснований
для такого прямолинейного заключения. Безымянный
автор
именует Ветры внуками Стрибога, то есть он является
только
прародителем, хотя и связан с буревой и молниевой
стихией.
Настоящий же Бог грозы, грома и молнии -- Перун,
классический
Бог-громовник, русский аналог Зевса-громовержца.
Как
верховное Божество дохристианской Киевской и Новгородской
Руси
Перун считался также покровителем князя и его дружины,
принимая
на себя одновременно и функции Бога войны.
Не
стоит тешиться заблуждением, что вера в Перуна сама
собой
сошла на "нет" после того, как Владимир Святой повелел
разрушить
все языческие святилища, а деревянное изваяние Перуна
бросить
в Днепр. Еще в XIV веке священнослужители продолжали
жаловаться:
"Но и ныне по сукраинам молятся ему, проклятому
Богу
Перуну"28. А у болгар почитался и в XVIII веке: во время
засухи
для вызывания дождя практиковалось некое языческое
действо
с ряжением молодежи и хождение по домам с пением,
прославляющим
Перуна в надежде, что он как владыка грозы,
молнии
и грома ниспошлет на страждущую землю долгожданный
дождь.
Бог войны известен в древнеславянском пантеоне и под
другими
именами, упомянутыми различными латинскими авторами. У
некоторых
славян (оборитов, моравцев, словаков) это был, к
примеру,
Радегаст (рис. 106), и по внешнему виду и по
своему
прямому назначению очень близкий Богу войны древних
германцев
и скандинавов.
Одним из верховных Божеств и родоначальников древнерусских
и
древнеславянских Богов был Род -- прародитель мира и
человека,
Божество всей природы и плодородия. Он олицетворял
Космическую
Жизнь во всем богатстве оттенков. Человеческий род
ведет
свою родословную от верховного Божества -- Рода. Имя
владыки
мира было настолько смыслозначимым, что по сей день
живет
в русской речи. Как Бог Род породил все живое и неживое
во
Вселенной и саму Вселенную, так слово (корень) "род"
породило
целую семью однокоренных понятий, имеющих непреходящее
значение
для русских людей: "родина", "природа",
"народ", "род"
(семья,
племя, династия), "родня", "родичи",
"порода",
"родник",
"родить", "рожать", "урожай".
Какого-либо антропоморфного изображения бога Рода не
сохранилось.
Изображение объектов и их атрибутов, близких по
функциональному
назначению к функциям древнеславянского Бога
Рода,
возможно, осталось в многочисленных скульптурах,
мелкопластичных
поделках и амулетах, в форме мужских и женских
гениталий,
имеющих непосредственное отношение к половой жизни и
продолжению
рода. Кроме того, Родом считалась некая внутренняя
духовная
и генетическая связь между близкими и дальними
родственниками.
Бог Род -- хранитель родственных уз и
выразитель
семейной любви и пламенного братства (рис. 107). Он
же --
распорядитель Книги судеб, откуда поговорка: "Что на роду
(Родом)
написано -- того не миновать никому!".
Как уже говорилось, в процессе длительного исторического
развития
общие в прошлом слова и корни подвергаются в различных
языках
значительным изменениям. Сплошь и рядом наблюдается
чередование
или утрата гласных или согласных звуков. Однако
даже по
прошествии многих тысячелетий в языках давным-давно
разделившихся
народов, живущих подчас далеко друг от друга,
общая
лексическая основа легко узнаваема -- особенно если
выстраиваются
этимологические цепочки или составляются
сравнительно-объединенные
словеснокорневые гнезда. В этом легко
убедиться
при этимологическом анализе имени Род. Обратимся к
санскриту
и древнеиндийской мифологии. В прямом звучании здесь
нетрудно
обнаружить близкие по смыслу слова: Родаси
(rуdas-i),
-- Богиня, олицетворяющая молнию (жена Бога
Рудры);
rуd-as -- "небо и земля" вместе взятые;
roda --
"вопль" (от боли), ср.: "роды", сопровождающиеся
криком.
Абсолютные лексические и семантические совпадения
обнаруживаются
и при обращении к древнегреческой мифологии.
Разные
античные авторы по-разному сообщают о детях всесильного
владыки
морей Посейдона, названных совершенно по-русски: дочь
Рода
-- от нереиды Амфитриты (Аполлодор 1, 4, 6) и сын Род --
от
самой Афродиты (Диодор Сицилийский IV, 6). Для эллинов это
была такая
давняя давность, что они не помнили ничего, кроме
имен да
некоторых важнейших генеологических связок. Так, Рода
стала
супругой Бога Солнца Гелиоса и нарожала ему кучу детей,
да еще
дала свое имя одному из самых островов Средиземноморья
-- Родосу.
Но нас-то здесь в первую очередь волнует другое: явно
досредиземноморское
и абсолютно полное совпадение эллинских и
проторусских
Божеств, поименованных Родами. Не приходится
сомневаться,
что их корни уходят в глубины общих этнокультурных
пластов.
В таком случае к той же эпохе следует отнести и их
родителей
-- Посейдона, Афродиту, Амфитриту. Здесь воображение
способно
разыграться необычайно. Но пора и ему дать успокоение.
Другой разительный пример -- вдохновитель постройки
Вавилонской
башни и властитель нерасчлененных народов --
Немврод.
Так как в конечном счете он явился виновником утраты
этнической
однородности и единого праязыка, Данте в
"Божественной
комедии" обрек его на вечные муки и поместил в
колодце
гигантов в 8-м круге Ада. Библия упоминает о нем очень
глухо
и называет Нимродом; в самом сюжете о вавилонском
столпотворении
он вообще не присутствует. Агада (ветхозаветные
устные
предания евреев) сообщает, что Нимроду достались по
наследству
кожаные одежды Адама и Евы. Вообще же он был внуком
Ноя и
сыном Хама. Самые подробные сведения о Немвроде дает
Иосиф
Флавий в "Иудейских древностях". В русских апокрифах он
звался
еще короче -- Неврод. С точки зрения археологии языка и
реконструкции
смысла не может не вызвать интереса второй слог в
имени
ветхозаветного патриарха, понятный без перевода и
объяснений.
Вряд ли это случайное совпадение, на чем тотчас же
начнут
настаивать ученые педанты. Перед нами опять лишний
аргумент
в пользу былой общности языков и культур.
Фонетические трансформации в процессе развития и
дифференциации
языков привели к чередованию гласных "о", "а",
"у"
и согласных "д" и "т" (какие из них были
изначально
первичными,
определить чрезвычайно сложно). В результате корень
"род"
превращался в новые лексические основы "руд" и "рад",
последняя
же фигурировала в форме "рат". В итоге получаем целый
набор
на первый взгляд разрозненных, но на самом деле
взаимосвязанных
понятий. Корень "руд" легко просматривается в
слове
"руда". В прошлом оно означало "кровь" ("От
чего
кровь-руда
наша?" -- спрашивается в Голубиной книге). От него
образовались
слова: "рдеть" ("краснеть") и "рдяный"
("алый"). В
санскрите
также четко просматривается понятие rudhira
("кровь";
"красный", "кровавый"). Но главное -- в ведийском
контеоне
действует свирепый бог Рудра -- носитель
разрушительного
начала во Вселенной, супруг богини Родаси и
предтеча
великого Шивы.
Корень "рад" лежит в основе таких слов, как
"радость",
"рада"
("совет"), "радетель" (от "радеть" --
"заботиться"),
"радуга",
"радение" ("страдание", в том числе "коллективное
религиозно-обрядовое
действие"), "радуница" (древнейший обычай
поминания
умерших на могилах). Сюда же примыкают древнерусские
имена
Радомысл, Радогост, Радим (производное от Радимир).
Последний
явился родоначальником восточнославянского племени
радимичей.
Ср. также: наименование древнего литовского
княжеского
рода -- Радзвиллы и южнославянские женские имена
Рада,
Радмила. Современное имя Родион греческого происхождения:
считается,
что оно ведет свое происхождение от названия
средиземноморского
острова Родос; но, как только что было
продемонстрировано,
в основе этого наименования лежит
общеиндоевропейский
корень "род" -- как и в названии
балканского
горного массива Родопы. Из древнегреческой
мифологии
известно также имя Радаманта -- сына Зевса и Европы,
самого
справедливого из всех людей. Он же -- сопрестольник
Крона,
как именует его Пиндар, -- царствует на Островах
Блаженных,
"овеваемых веяньями Океана (Ледовитого), где
нескончаемо
длится "золотой век".
В
санскрите слова со значением "радости" находим в словах
с
глухим согласным звуком на конце ("д"ъ"т"): rata
("удовольствие",
"наслаждение"); rati ("радость",
"наслаждение",
"покой"); (Рати -- супруга Бога любви Камы);
ratha
("радость", "наслаждение"). Одновременно ratha
означает
"воина (сражающегося на колеснице)", "воителя" и
"героя".
Это значит, что русские слова "рать" и "ратник" берут
начало
отсюда и из общего для них и санскрита источника.
Какие же выводы следуют из краткого этимологического
экскурса
и исторических аналогий? Прежде всего обнаруживаются
мифологические
пары противоположных по функциям Богов Рудра и
Родаси:
разрушительного космического начала, с одной стороны;
Рати
-- вместе с Камой выражающая радость и любовь, как
вселенские
силы, с другой стороны. Фонетические трансформации
общей
лексической основы
"руд"""род"""рад"""рат"
и стоящие за
ней
значения содержат намек на древнейшее миросозерцание
арийских
и доарийских племен. Цепочка взаимосвязанных понятий:
"небо
и земля"""рождение человека и родовые узы" -- главнейшие
из всех
человеческих связей. Носителями всех названных качеств
у
древних индийцев оказываются генетически и этимологически
родственные
боги: Рудра, Родаси, Рати.
В
древнерусском и древнеславянском пантеоне находим
аналогичные
созвучные имена Богов со сходными или смещенными
функциями:
Род и рожаницы -- женские ипостаси, Рода (при общем
корне
"род" в результате чередования согласных "д" перешло в
"ж").
Более подробные сведения о роли рожаниц сохранились в
южнославянском
фольклоре. Так, по сербским верованиям, за
судьбу
ребенка отвечают четыре рожаницы: первая -- Поренут,
охраняет
ребенка, пока он находится во чреве матери; вторая --
Злата
Баба [интересно сопоставить ее с русской северной Златой
Бабой
и Златогоркой Святогорова былинного цикла. --
В.Д.],
помогает при родах; третья -- Жижа,
покровительствует
ребенку во время кормления грудью; четвертая
--
Жива, прядет ему жизненную нить, которую обрезает неумолимая
Морзана29.
Итак, исходя из версии, что древнеславянское верховное
Божество
-- Род является естественным продолжением
протоарийских
верований (развитием которых у древних индийцев
стала
ветвь Рудра (в дальнейшем ставшем ипостасью Шивы) --
Родаси),
-- попробуем определить смысловые характеристики и
возможные
функции древнерусского первобога. Главные эпитеты
Рудры в
Ригведе -- этого "рыжего кабана с заплетенной косой",
который
"сверкает словно яркое солнце, словно золото":
"блистающий",
"свирепый", "буйный", "убивающий"; далее,
если
исходить
из значения слова raъdrб (относящийся к Рудре):
"страшный",
"ужасный", "дикий", "необузданный",
"гневный"; сюда
же
можно присовокупить и значение других однокоренных слов:
"кровавый",
"вопящий".
Надо полагать, большую часть перечисленных свойств следует
отнести
и к богу Роду. Но Род, как и его прообраз -- Рудра (в
дальнейшем
трансформировавшийся в Шиву), не есть носитель одних
лишь
негативных (разрушительных и угрожающих) качеств.
Верховное
космическое существо, почитаемое как хранитель самого
святого
в жизни рода, не может носить один лишь отрицательный
заряд.
Во все века, у всех народов такое Божество -- средоточие
необузданных
сил хаоса и упорядочивающих потенций Космоса. Оно
-- в
одном лице: ужас и радость, кара и милость, раздор и
согласие,
разрушение и созидание. Неспроста исходное
санскритское
слово rуd-as, однокоренное имени русского
бога,
означает "небо и землю вместе взятые". Следовательно, и
Бог Род
(олицетворявший крепость и благополучие проторусских
племен)
не мог не выполнять тех функций, которые вытекают из
значения
однокоренных слов: "радетель", "радость",
"рада"
("совет",
"согласие"). Вместе с тем все эти качества не есть
нечто
безжизненно вялое: радеть (заботиться) и достигать
согласия
можно и жесткими методами, а радость нередко бывает
буйной.
Точно так же акты, связанные с продолжением рода, также
представляют
собой неистовство и буйность как кульминацию
эмоционального
напряжения.
Как верховное Божество (что присуще всем без исключения
мифологиям)
Бог Род неизбежно выступает в форме космического
жизнепорождающего
начала. Космос -- это всегда рождение и
устойчивая
преемственность в связях. Человеческая жизнь во всем
многообразии
ее отношений -- неотъемлемая частица Космоса,
повторяющая
его законы. Родовые узы -- главное, что всегда
позволяло
человеку утвердить себя как человека, приобрести опыт
и
навыки, сохранить традиции, обычаи, зачатки идеологии и
морали.
Бог Род -- та незримая сила, которая скрепляла
отношение
близких и дальних родственников и задавала ориентиры
поведения.
Родственные узы -- не только сиюминутные отношения
множества
лиц, живущих повсюду в данный момент. Родственные узы
--
временная категория, опрокинутая в прошлое и спроецированная
в
будущее.
Хранителем этой объективной временной преемственности
поколений
и выступает Бог Род. Как и другие аналогии Божества
индоевропейцев,
он несет ответственность за весь процесс
космического
зарождения и, главное, за ту генетическую
упорядоченность
сменяющих друг друга поколений, без которой
вообще
немыслимо устроение общественной жизни. Отсюда космизм
как
представление о закономерной упорядоченности всех сфер
общественной
жизни распространялся на политические, правовые и
нравственные
отношения. Такой подход и понимание неизбежно
обнаруживаются
во всех социально-этических концепциях
древности,
в том числе и получивших письменное закрепление --
от
Законов Ману и Артхашастры до Кодекса Юстиниана и Русской
Правды.
Неизменными спутниками главного древнего Божества русского
народа
-- Бога Рода выступают Рожаницы (рис. 108). Они
олицетворяют
женское животворящее начало и почитались в народе,
начиная
с позднего Каменного века, откуда дошли их глиняные
изображения.
В дальнейшем -- практически до наших дней --
сохранились
обычаи чтить рожаниц. Раньше им приносились
символические
дары, устраивали в их честь массовые рожаничные
трапезы,
изображали рожаниц различными способами, в том числе и
с
помощью вышивки. Традиции вышивки, орнамента, узоров
передавались
от поколения к поколению точно так же, как и
русская
речь, устный фольклор, хозяйственные навыки. В
стилизованных,
хотя и весьма натуралистических вышитых
изображениях
рожаниц воспроизводится процесс родов -- жизненно
важный
акт продолжения человеческого рода и одновременно
великое
таинство природы (рис. 109). Отсюда космический смысл
всего
связанного с рождением и сотворением. Отсюда же дожившее
до ХХ
века сближение рожаниц со звездами.
Рожающая женщина -- повсеместно распространенный сюжет,
встречающийся
в Старом и Новом Свете. Достаточно упомянуть
найденную
в Малой Азии (Чатал-Хююк) глиняную статуэтку рожающей
богини
(VI тысячелетие до н.э.), а также изображение рожающей
северной
женщины (Х -- ХII вв.) (рис. 110) или ацтекской богини
(XIV
в.) (рис. 110-а), скульптурное изображение которой
воспроизведено
на знаменитой фреске Диего Риверы и т.п. Культ
русских
рожаниц неразрывно связан с общечеловеческим культом
Великой
матери, повсеместно распространенным по всему Древнему
миру.
Прообразы Великой матери встречаются во всех древнейших
цивилизациях,
включая протославянскую (рис. 111), и уходят в
самые
глубины человеческого прошлого -- вплоть до палеолита.
Символика
Великой кормящей матери просматривается в
гипертрофированных
женских признаках (особенно грудей)
многочисленных
каменных статуэток, найденных на территории
Евразии
(рис. 112). Каждая из таких "венер" --
обобщенно-собирательный
символ женского естества --
деторождения
и детокормления. В дальнейшем символика
материнского
начала претерпела изменения. Была канонизирована,
к
примеру, многогрудость, что нашло свое законченное воплощение
в
классическом образе Артемиды Эфесской (рис. 113).
Важным для понимания жизнетворящих функций Бога Рода и
рожаниц
является истолкование космогонических мифов -- и в
частности
индоевропейских -- как обобщенного опыта половой
жизни,
процесса зачатия и родов. С этой точки зрения космогония
вообще
сродни эмбриогонии, поэтому каждый человек носит в себе
подсознательные
сведения о собственной эмбриональной жизни,
появлении
на свет в процессе родов, а космогонический миф дает
людям
возможность косвенным образом снова пережить -- через
макроскопическую
проекцию -- свое прошлое внутриутробное
состояние
и соответствующие ощущения30.
Перенос на Космос выводов из житейского сексуального опыта
-- это
лишь одна сторона проблемы. Вторая же состоит в том, что
в
космическо-небесных силах видели и первоисточник сексуальной
энергии
-- мужской и женской. В наибольшей степени данный
аспект
был развит в тайных оргиастических мистериях и ритуалах,
а
впоследствии получил отражение в многочисленных трактатах о
любви
-- китайских, индийских, японских, арабских и т.п. По
канонам
христианским половая любовь всегда считалась чем-то
греховным,
требующим очищения и жесткой регламентации. Однако в
народных
традициях, несмотря на преследования со стороны церкви
и
властей, оставалась неискоренимой языческая вера в тайные,
главным
образом -- небесные силы, которые якобы и обусловливали
всю
гамму любовных чувств, управляя ими как в положительном,
так и в
отрицательном направлении. Александр Блок, написавший о
поэзии
русских заговоров и заклинаний главу для "Истории
русской
литературы", называл это постоянным ощущением древней
души
любовного единения с природой31.
|
