Валерий Демин.
Тайны русского народа: В поисках
истоков Руси
...Но ты учись вкушать иную сладость,
Глядясь в холодный и полярный круг.
Бери свой челн, плыви на дальний полюс
В стенах из льда -- и тихо забывай,
Как там любили, гибли и боролись...
И забывай страстей бывалый край.
Александр
БЛОК
Ранней осенью 1922 по берегу священного
лапландского
Сейдозера,
в одном из самых труднодоступных уголков Кольского
полуострова,
пробирался отряд обессиленных людей. Скоро вечер
-- надо
спешить. И вдруг вдали в скользящих
лучах солнца
проступила
гора. На ее отлогом каменистом склоне отчетливо
выделялась
гигантская -- до 100 м -- фигура
человека с
крестообразно
раскинутыми руками (рис.1). Так Александр
Барченко
увидел то, к чему, быть может, стремился всю
свою
жизнь.
Перед ним был несомненный след,
оставленный той
древнейшей
и давно исчезнувшей с лица земли
цивилизации,
которую
античные авторы именовали гиперборейской:
слово
указывало
на ее местонахождение -- за Бореем
-- Северным
ветром,
или просто -- на Севере.
Казалось, все силы земли и неба ополчились против горстки
сме-льчаков,
задумавших выведать одну из самых сокровенных тайн
истории.
Проводники-саамы (лопари) с ужасом
и мольбой
отговаривали
их от намеченного маршрута. На обратном пути
налетевший
вихрь едва не потопил лодку. Физически ощущалось
враждебное
противодействие каких-то неведомых природных сил. Но
вожатый
продолжал двигаться к избранной цели, как Амундсен к
своему
полюсу.
Из дневника участника экспедиции Александра Кондиайна
-- ученого-астрофизика,
близкого друга Барченко, впоследствии
разделившего
печальную судьбу друга:
"10/IХ. "Старики". На
белом, как бы расчищенном фоне
<...>
выделяется гигантская фигура, напоминающая темными
своими
контурами человека. Мотовская губа
поразительно,
грандиозно
красива. Надо себе представить узкий коридор версты
2-3
шириной, ограниченный справа и слева гигантскими отвесными
скалами
до 1 версты высоты. Перешеек между этими
горами,
которыми
ограничивается губа, порос чудесным лесом -- елью,
роскошной
елью, стройной, высокой до 5-6 саж., густой, типа
таежной
ели.
Кругом горы. Осень разукрасила склоны вперемешку кущами
берез,
осин, ольх. Вдали <...> раскинуты ущелья, среди
которых
находится Сейдозеро. В одном из ущелий мы
увидели
загадочную
вещь. Рядом со снегом, там и сям пятнами лежавшим на
склонах
ущелья, виднелась желтовато-белая колонна,
вроде
гигантской
свечи, а рядом с ней кубический камень. На другой
стороне
горы виднеется гигантская пещера на высоте саж. 200, а
рядом
нечто вроде склепа. <...>
Вечером, после короткого отдыха, идем на
Сейдозеро. К
сожалению,
мы пришли туда после захода солнца. Ущелья уже были
закрыты
синей мглой. Очертания "Старика" смутно выделялись на
белом
плафоне горы. К озеру через Тайболу ведет
роскошная
тропа.
Вернее, широкая проезжая дорога, кажется даже, что она
мощеная.
В конце дороги находится небольшое возвышение. Все
говорит
за то, что в глубокую древность
роща эта была
заповедной
и возвышение в конце дороги служило
как бы
алтарем-жертвенником
перед "Стариком".
Александр Васильевич Барченко (1881 -- 1938) -- одна из
трагических
и загадочных личностей ХХ века. Носитель Великой
Тайны,
он судя по всему, навсегда унес ее в Мир иной. Попытки
оставить
хоть какую-то информацию для потомков предпринимались.
Даже
удалось убедить палачей отсрочить исполнение смертного
приговора.
Ему дали карандаш и увесистую стопку бумаги, чтобы
смертник
обстоятельно изложил все, что знал. А расстреляли на
другой
день после завершения исповеди. Рукопись
немедленно
упрятали,
да так, что с тех пор ее почти никто не видел. Даже
легенду
сочинили: дескать, пропало все, когда в трагическом
41-м
немцы подошли к Москве и пришлось сжечь архивы
НКВД.
Верится
не очень -- больно уж велика была засекреченная тайна!
Теперь можно лишь догадываться, что было в той пропавшей
рукописи.
Но догадаться в общих чертах можно! О многом Барченко
написал
еще в своих дореволюционных романах: пещеры в Гималаях
и
на Русском Севере, подземные хранилища
глубочайших тайн
мировой
цивилизации, замурованные
отшельники и т.п.
(Беллетристика
Барченко была частично переиздана в 1991 г. в
издательстве
"Современник" его наследниками -- сыном и внуком.
Им
обоим выражаю искреннюю признательность за предоставление
фактического
материала из семейного архива. -- В.Д.).
Описано
все в полуфантастических романах Барченко так,
как
будто
автор все видел своими глазами. Впрочем, кто его знает:
видел
или нет. Ведь сохранилось в протоколах допроса на Лубянке
глухое
признание: в пору дореволюционных скитаний довелось ему
посетить
не одну из заморских стран якобы с
коммерческими
целями.
А после революции организовал экспедицию на Кольский
полуостров
в поисках следов Прародины
человечества. И
нашел-таки,
проложив маршрут таким образом, как будто точно
знал,
где и что следует искать.
В этом Знании как раз вся-то и
суть. Ибо Знание сие
тайное,
сокровенное, эзотерическое, как говорили в старину, да
к
тому же еще и древнее. Таким же знанием владел и
Николай
Рерих,
когда вместе с женой и сыновьями готовил экспедицию на
Алтай
и в Тибет. Собственно, искал Рерих в Центральной Азии то
же
самое, что и Барченко
в Русской Лапландии. И
руководствовались
они, судя по всему, одним и
тем же
источником.
Даже личные контакты между ними, скорее всего,
были:
в 1926 году в Москве, когда Рерих привозил
Послание
махатм
Советскому правительству (еще один из
таинственных
эпизодов
истории, но уже связанный с семьей Рерихов). Барченко
убедился
лишний раз в своих предположениях, когда неожиданно
столкнулся
с русским отшельником из глухих костромских лесов --
хранителем
древнего тайного знания. Тот сам под видом юродивого
пробрался
в Москву, отыскал Барченко и поведал ученому о вещах
невероятных
(этот факт стал известен и Рериху). Полученную
информацию
впоследствии предполагалось обсудить с известнейшим
бурятским
этнографом Цыбиковым, первым россиянином, еще в
начале
века проникшим в Тибет под видом
ламы-паломника.
Переписка
Барченко с Цыбиковым чудом
сохранилась в
Государственном
архиве в Улан-Удэ.
Из письма А.В.Барченко проф. Г.Ц.Цыбикову 24 марта 1927 г.
<...> Это убеждение мое [об Универсальном Знании.
--
В.Д.] нашло себе подтверждение, когда
я встретился с
русскими,
тайно хранившими в Костромской губернии
Традицию
[Дюн-Хор].
Эти люди значительно старше меня по возрасту и,
насколько
я могу оценить, более меня компетентные в
самой
Универсальной
науке и в оценке современного международного
положения.
Выйдя из костромских лесов в форме простых юродивых
(нищих),
якобы безвредных помешанных, они проникли в Москву и
отыскали
меня <...> Посланный от этих людей под видом
сумасшедшего
произносил на площадях проповеди, которых никто не
понимал,
и привлекал внимание людей странным
костюмом и
идеограммами,
которые он с собой носил <...>
Этого
посланного
-- крестьянина Михаила Круглова -- несколько раз
арестовывали,
сажали в ГПУ, в сумасшедшие дома. Наконец, пришли
к
заключению, что он не помешанный, но безвредный. Отпустили
его
на волю и больше не преследуют. В конце концов,
с его
идеограммами
случайно встретился в Москве и я, который мог
читать
и понимать их значение.
Таким образом, установилась связь
моя с русскими,
владеющими
русской ветвью Традиции [Дюн-Хор]. Когда я, опираясь
лишь на
общий совет одного южного монгола, <...> решился
самостоятельно
открыть перед наиболее глубокими идейными и
бескорыстными
государственными деятелями большевизма [имеется в
виду
прежде всего Ф.Э.Дзержинский. -- В.Д.] тайну [Дюн-Хор], то
при
первой же моей попытке в этом направлении, меня поддержали
совершенно
неизвестные мне до того времени хранители древнейшей
русской
ветви Традиции [Дюн-Хор]. Они постепенно углубляли мои
знания,
расширяли мой кругозор. А в нынешнем году <...>
формально
приняли меня в свою среду <...>
Поразительные факты! Барченко
(и не он один --
существовало
целое сообщество хранителей древнего Знания) имел,
читал и
понимал древнейшие тексты, написанные "идеографическим"
письмом.
Более того, похоже, что сохранились фотографии данных
текстов.
Быть может, они и есть тот заветный ключик, который
отомкнет
двери в такие тайники седой старины, о каких еще вчера
даже не
смело мечтать самое необузданное воображение.
У Барченко была стройная историософская концепция развития
мировой
цивилизации, "золотой век" ее в
северных широтах
продолжался
144 000 лет и завершился 9 тысяч лет назад исходом
индоариев
на Юг во главе с предводителем Рамой
-- героем
великого
индийского эпоса "Рамаяна".
Причины тому были
космического
порядка: при благоприятных космических условиях
происходит
расцвет цивилизации, при неблагоприятных -- ее
упадок.
К тому же космические силы приводят к периодическому
повторению
на Земле "потопов",
перекраивающих сушу и
перемешивающих
расы и этносы. Руководствуясь этими идеями,
Барченко
сумел организовать экспедицию, которая в 1921/23 гг.
обследовала
глухие районы Кольского полуострова. Главной целью
(точнее
-- тайной подцелью) были поиски
следов древней
Гипербореи.
И нашел ведь! И не только гигантскую черную фигуру
человека
с крестообразно раскинутыми руками, но и прямоугольно
обтесанные
гранитные глыбы (а на вершине гор и в болоте --
"пирамиды"),
вымощенные участки тундры -- остатки древней
дороги
(?) в труднодоступных местах, где вообще отсутствовали
всякие
дороги. Участники экспедиции сфотографировались
у
расщелины-лаза,
уводящего в глубины земли, но спуститься по
нему
не решились, так как почувствовали
противодействие
природных
сил. Наконец, своего рода талисманом путешественников
стал
"каменный цветок" с изображением "лотоса" (?).
К сожалению, результаты изысканий не сделались достоянием
широкой
общественности, а были засекречены и исчезли в архивах
ВЧК-ОГПУ-НКВД.
Барченко обладал экстрасенсорными способностями.
Занимался
вопросом передачи мыслей на расстояние (кстати, на
Кольском
п-ве он действовал с мандатом Института изучения мозга
и
с личного благословения академика
В.М.Бехтерева) и был
привлечен
к работе в органах госбезопасности, где возглавил
сверхсекретную
лабораторию оккультного направления. Но и это
еще не
все. В 1926 г. Барченко по личному указанию Дзержинского
возглавил
совершенно секретную экспедицию в пещеры Крыма. Цель
--
все та же: поиски остатков древних цивилизаций,
которые,
согласно
концепции русского ученого, владели универсальным
Знанием.
Но Барченко искал большее: он считал, что древние
цивилизации
владели тайной расщепления атома, иными источниками
энергии,
а также действенными
средствами психотронного
воздействия
на людей. И сведения о том не
исчезли, они
сохранились
в закодированной форме, их можно
отыскать и
расшифровать.
Этим не в последнюю очередь и объясняется
повышенный
интерес к его изысканиям со стороны чекистов и лично
Дзержинского.
Было ли найдено искомое доказательство? Ответ на
этот
вопрос сокрыт за семью печатями. Секретные службы всегда
умели
хранить свои тайны.
Не исключал Барченко и возможности палеоконтактов между
древнечеловеческой
и внеземными цивилизациями. На сей счет он
располагал
какими-то особыми сведениями. Одна из
скрытых
подцелей
Кольской экспедиции
заключалась в поисках
таинственного
камня, ни больше ни меньше как с Ориона. Этот
камень
был якобы способен накапливать и передавать на любые
расстояния
психическую энергию, обеспечивать непосредственный
контакт
с космическим информационным полем,
что давало
обладателям
такого камня знание о прошлом, настоящем и будущем.
Этот
вопрос занимал и академика Бехтерева. Во всяком случае, он
был в
курсе намерений Барченко и поручил ему заодно специально
исследовать
таинственное явление "мерячения" --
присущего
северным
аборигенам состояния массового транса, в который они
впадали
под воздействием различных факторов, в том числе и
шаманских
камланий. Но не их одних: "мерячение" имело и чисто
природную
обусловленность, связанную с северными широтами, что
требовало
изучения и объяснения.
Но не шутка ли все это? Не досужая ли выдумка? Да
нет!
Ведь
неспроста древние авторы, включая крупнейших античных
историков,
настойчиво сообщают о северном летающем народе --
гиперборейцах.
Такими, правда, не без иронии, их подробно
описал еще
Лукиан. Может ли быть такое -- чтобы древние жители
Арктики
владели техникой воздухоплавания? А почему бы и нет?
Сохранились
ведь во множестве изображения вероятных летательных
аппаратов
-- типа воздушных шаров -- среди наскальных рисунков
Онежского
озера (рис.2). Есть среди них и предположительное
изображение
летящего гиперборейца (рис.3). Русский фольклор
также
сохранил немало образов-символов летательных средств:
Летучий
корабль, Деревянный орел, Ковер-самолет, Ступа Бабы-Яги
и др. Эллинский
Солнцебог Аполлон, рожденный титанидой Лето
(ср.:
русское "лето") в Гиперборее и
получивший по месту
рождения
один из своих главных эпитетов, постоянно посещал свою
далекую
родину и прародину практически всех средиземноморских
народов.
Сохранилось несколько изображений Аполлона, летящего к
гиперборейцам.
При этом художники упорно воспроизводили
совершенно
нетипичную для античной изобразительной символики
крылатую
платформу (рис.4), восходящую, надо полагать, к
какому-то
реальному праобразу.
Думается, не случайно и в северном искусстве
сложился
настоящий
культ крылатых людей. Уместно предположить, что особо
любимые
и чтимые на Руси образы птицедев Сирина, Алконоста,
Гамаюна
(рис.5, 5-а) уходят своими корнями
в глубокую
гиперборейскую
древность -- не обязательно напрямую, а, скорее
всего,
через взаимодействие разных культур, опосредованных в
пространстве
и во времени. Совсем недавно множество литых
бронзовых
фигурок крылатых людей, вновь заставляющих вспомнить
о
гиперборейцах, обнаружено при раскопках
святилища на о.
Вайгач
(рис.6), расположенном в акватории Ледовитого океана --
месте
прописки древней Гипербореи.
Но еще раньше множество
стилизованных бронзовых
изображений
птицелюдей было найдено в разных местах Прикамского
региона
и Приполярного Урала (рис.7). Это
образцы так
называемого
"Пермского звериного стиля". Почему-то их принято
именовать
"чудскими древностями" и односторонне привязывать к
финно-угорской
культуре: раз последними по времени аборигенами
здесь
являются коми, ханты, манси и другие народы,
значит,
именно
им и принадлежат обнаруженные археологами предметы и
изделия.
Однако истоки
финно-угорских, самодийских,
индоевропейских
и всех других народов следует
искать в
нерасчлененном
северном Пранароде с единым языком и культурой.
Именно
в эту гиперборейскую древность уходят и корни "пермского
стиля"
с его крылатыми птицелюдьми, распространенными, впрочем,
по
всему земному шару -- вплоть до Южной Америки и о. Пасхи.
Подтверждением
тому служат и другие сюжеты чудских (в смысле
"чудесных"
от русского слова "чудо") сокровищ. Так, повсеместно
распространенными
являются изображения сдвоенных солнечных
коней
(рис.8), найденных также и в Прикамье. Но доказывает это
лишь
одно -- общемировое происхождение культур и их носителей!
Описания "механизма" полетов во множестве
сохранились в
памяти
северных народов в виде устойчивых фольклорных образов,
бережно
передаваемых из поколения в поколение. Ниже, в основной
части
книги, будут приведены русские устные и
письменные
свидетельства.
Сейчас же уместно напомнить кульминационный
эпизод
"Калевалы", где рассказывается о
решающем морском
сражении
между главными героями карело-финского
эпоса с
противостоящим
им народом далекой северной земли Похъелы за
право
владения волшебной мельницей Сампо --
неиссякаемым
источником
богатства и процветания. Действие происходит посреди
моря-океана.
Испробовав все боевые средства против сынов страны
Калевы
и потерпев неудачу, владычица Похъелы -- ведьма Лоухи --
оборачивается
гигантской птицей-"летучим кораблем". Вот как это
выглядело
в передаче народных сказителей:
Сто мужей на крылья сели,
Тысяча на хвост уселась,
Села сотня меченосцев,
Тысяча стрелков отважных.
Распустила Лоухи крылья,
Поднялась орлом на воздух.
Дополнительным доводом в пользу сказанного может послужить
еще
один факт, продолжающий "крылатую тематику". Археологов не
перестает
удивлять обилие так называемых "крылатых предметов",
постоянно
находимых в эскимосских могильниках и относимых к
самым
отдаленным временам истории Арктики. Вот он -- еще один
символ
Гипербореи! Сделанные из моржового клыка (откуда их
поразительная
сохранность), эти распростертые крылья,
не
вписывающиеся
ни в какие каталоги, сами собой наво-дят на мысль
о
древних летательных приспособлениях (рис.9).
Впоследствии эти символы, переда-ваясь из поколе-ния
в
поколение,
распространились по всему свету и
закрепились
практически
во всех древних культурах: египетской, ассирийской,
хеттской,
персидской, ацтекской, майя и так -- до Полинезии
(рис.10).
Ныне парящие крылья как подсознательная память о заре
человечества
стали эмблемой российской авиации и космонавтики
(рис.11).
Таковы некоторые факты и гипотезы. Вопросов больше, чем
ответов.
Тем не менее логика неопровержима. Она-то -- логика
научного
поиска -- и будет путеводной нитью в
дальнейшем
путешествии
в глубь и даль веков и тысячелетий. Надежные и
апробированные
методы есть, хотя, быть может, они не столь
привычны
для читателя. Потому-то и необходимы
некоторые
предварительные
пояснения. С них и начнем...
ДВА ВЗГЛЯДА НА ИСТОРИЮ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Со времени воинствующих русофобов-норманистов XVIII-XIX
веков в
исторической литературе насаждается далекая от науки
точка
зрения, согласно которой собственно русская
история
начинается
якобы с призвания варяжских князей, а
также с
последовавшего
вскоре вслед за этим принятия христианства. А до
той
поры пребывал русский народ, дескать, в диком, варварском
состоянии,
не говоря уж о том, что славянские племена вообще
являются
пришлыми на территории, где они обитают в настоящий
момент.
Укреплению данных идей,
весьма далеких от
действительности,
к сожалению, во многом
содействовал
Николай
Михайлович Карамзин (1766 -- 1826), задавший тон
в
своей "Истории государства
Российского" следующей
меланхолической
фразой: "Сия великая часть Европы и Азии,
именуемая
ныне Россиею, в умеренных ее климатах была искони
обитаема,
но дикими, во глубину невежества
погруженными
народами,
которые не ознаменовали бытия
своего никакими
собственными
историческими памятниками"1.
Отрицание самобытности и автохтонности древней
русской
культуры,
а по существу отторжение древнейших корней русского
народа
и установление границы его исторического бытия где-то в
IX веке н.э. (некоторые снижают
эту ограничительную планку до
IV -- VI веков) было
на руку и официальным властям, и
представителям
церкви. Первых не интересовало что бы то ни было
за
пределами государственно-правовых
структур, а их
возникновение
однозначно связывалось с появлением первой
правящей
династии Рюриковичей. Вторых более чем устраивал тезис
о
дикости нравов и культуры русских
людей до принятия
христианства.
Позиция эта, всячески
поощряемая и
культивируемая,
дожила до наших дней и заняла доминирующее
положение
в школьных и вузовских учебниках,
научной и
популярной
литературе, в средствах массовой информации и т.д. В
результате
повсеместно насаждается мнение, что до определенных
(указанных
выше) временных пределов русский народ как бы вовсе
и не
существовал, пребывая во внеисторическом
состоянии, а
когда
возник (вроде бы из небытия) на исторической арене, то
просто
воспринял идеологию, культуру и государственно-правовые
традиции,
сложившиеся до него и без него.
По счастью, в русской исторической науке
всегда была
сильна
и другая струя. Многие
выдающиеся и рядовые
исследователи
постоянно искали истоки русской самобытности в
самых
глубинах человеческой истории, не противопоставляя славян
древнейшим
этносам, жившим на территории современной России, и
отыскивая
русские корни (и не только их) у народов, испокон
веков
обитавших на Севере и в других областях
Евразии. Эта
традиция
восходит к двум замечательным деятелям отечественной
науки
-- Василию Никитичу Татищеву (1686 -- 1750) и
Михаилу
Васильевичу Ломоносову (1711 -- 1765). Труды
обоих,
посвященные древнейшей русской
истории, были
опубликованы
посмертно; первый том "Истории
Российской"
Татищева,
где подробнейшим образом рассматривается генезис
русского
народа, увидел свет даже на год позже ломоносовской
"Древней
российской истории..." (хотя и создан был почти на два
десятилетия
раньше). Однако оба русских ученых независимо друг
от
друга отстаивали одну и ту же мысль: корни русского народа
уходят в
глубины тысячелетий и затрагивают этносы, издревле
заселявшие
север Евразии и известные под разными
именами
античным
и иным авторам (к последним можно отнести составителей
библейских
книг, арабских, персидских, китайских и других
хронистов).
Татищев напрямую вел родословную славян (а
следовательно,
и
русских) от скифов, по современным данным
появившихся в
Причерноморье
ориентировочно в VII веке до н.э., ареал же их
расселения
распространял далеко на Север и в Сибирь, именуя
наших
далеких северных прапредков скифами [г]иперборейскими.
Праотцом
славян и русских, исходя из данных
вавилонского
летописца
Бероса, Иосифа Флавия и более поздних историков
вплоть
до анонимного автора "Синопсиса" XVII века, Татищев
считал
Мосоха -- шестого сына библейского Яфета (Иафета) и
внука
легендарного Ноя. А.И.Асов удачно объясняет происхождение
имени
Моск от протославянского и древнерусского слова "мозг": в
устной
речи две последние согласные становятся глухими, и все
слово
звучит как "моск". От имени Мосоха (Моска) впоследствии
образовались
наименования: Москва -- сначала река, затем и
город
на ней, Московия, московиты, москвитяне, москвичи... Яфет
(Иафет)
же, сын Ноя, по мнению многих, тождественен греческому
титану
Япету (Иапету), отцу Прометея, жившему, как и все другие
титаны
(после поражения от Олимпийцев и временного низвержения
в
Тартар), на Островах Блаженных, на самом краю Земли, то есть
на
Крайнем Севере -- в Гиперборее (о чем речь пойдет впереди).
Родословная потомков Ноя и основанные на ней легенды были
когда-то
чрезвычайно популярны на Руси2 и породили вереницу
апокрифических
сочинений. Насчитывается около ста списков
подобных
"повестей" -- преимущественно ХVII века; некоторые из
них
полностью вошли в хронографы и летописцы
(например, в
"Мазуринский
летописец"). Публикация данных произведений,
исключительно
важных для понимания русской предыстории
и
становления
национального самосознания, прекратилась еще в
прошлом
веке. Современные ученые вообще считают их продуктом
чистого
сочинительства. Сидел якобы некто (и откуда
такой
прозорливец
взялся?), глядел в потолок и от нечего
делать
сочинял,
что в голову придет, а другие потом у него списали.
Так
ведь получается? Но нет! Безымянные авторы, вне
всякого
сомнения,
опирались на какие-то не дошедшие до нас источники
(если
не письменные, то устные). Следовательно,
ядро этих
повестей
опирается на действительную
историю, хотя и
закодированную
в виде образов дописьменного творчества народных
масс.
Историки-снобы подчеркнуто высокомерно и чуть ли
не с
брезгливостью
относятся к попыткам свести генезис древних
народов
к отдельно взятым предкам или
родоначальникам,
рассматривая
это исключительно как акт
мифопоэтического
творчества.
Но факты говорят о другом.
Никто ведь не
усматривает
ничего крамольного в высказываниях типа: "Иван
Грозный
взял Казань"; "Петр Великий
построил Петербург";
"Суворов
перешел через Альпы"; "Кутузов разгромил Наполеона".
Каждому
ясно: хотя речь идет о событиях, связанных с деяниями
больших
масс людей, символизируют их в каждом конкретном случае
отдельные
личности. Так было в прошлом, так будет всегда. Кроме
того,
родословие во все времена начиналось с какой-то точки
отсчета,
и к ней всегда привязывалось конкретное лицо -- пусть
даже
легендарное.
Татищев не был одиночкой в изучении древнейших
корней
русского
племени. Не менее скрупулезно и панорамно
данная
проблема
проанализирована Василием
Кирилловичем
Тредиаковским
(1703 -- 1769) в обширном историческом труде
с
подробным, в духе XVIII века, названием: "Три рассуждения о
трех
главнейших древностях российских, а именно: I о первенстве
словенского
языка над тевтоническим, II
о первоначалии россов,
III о варягах-руссах,
словенского звания, рода и языка" (СПб,
1773).
В этом незаслуженно забытом трактате только вопросу о
Мосохе
(Мосхе) как прапредке московитов-москвичей посвящено не
менее
двух десятков страниц. Вывод таков: "...Рос-Мосх
есть
праотец
как россов, так и мосхов... Рос-Мосх есть едина особа,
и,
следовательно, россы и мосхи суть един народ,
но разные
поколения...
Рос есть собственное, а не нарицательное и не
прилагательное
имя, и есть предимение Мосхово"3.
Тредиаковский, как никто другой, имел право на вдумчивый
историко-лингвистический
и этимологический
анализ
вышеочерченных
проблем. Всесторонне образованный ученый
и
литератор,
обучавшийся не
только в московской
Славяно-греко-латинской
академии, но также в университетах
Голландии
и парижской Сорбонне, свободно владевший многими
древними
и новыми языками, работавший штатным переводчиком при
Академии
наук в Санкт-Петербурге и утвержденный академиком по
латинскому
и русскому красноречию, -- выдающийся отечественный
просветитель
стоял вместе с Ломоносовым у истоков русской
грамматики
и стихосложения и явился достойным продолжателем
Татищева
в области русской истории.
Помимо завидной эрудиции, Тредиаковский обладал
редким
даром,
присущим ему как поэту, -- чувством языка и интуитивным
пониманием
глубинного смысла слов,
что неведомо
ученому-педанту.
Так, он решительно поддержал и развил мнение,
упомянутое
еще у Татищева, о русскости
древнегреческого
наименования
"скифы". В соответствии с
нормами греческой
фонетики
эта слово произносится, как "скит[ф]ы". Второй слог в
греческом
написании слова "скифы" начинается с "теты"
-- Q в
русском
озвучивании она произносится и как "ф", и как "т",
--
причем
в течение времени произношение звука менялось.
Так,
заимствованное
из древнегреческого языка слово "театр" до XVIII
века
звучало как "феатр", а слово "теогония"
("происхождение
Богов")
еще недавно писалось "феогония". Отсюда же расщепление
звучания
в разных языках имен, имеющих общее происхождение:
Фе[о]дор
-- Теодор, Фома -- Том[ас]. До
реформы русского
алфавита
в его составе (в качестве предпоследней) была буква
"фита"
-- Q, предназначенная для передачи
заимствованных слов,
включающих
букву "тета". И слово "скифы" в
дореволюционных
изданиях
писалось через "фиту". В действительности же "скит" --
чисто
русский корень, образующий лексическое гнездо со словами
типа
"скитаться", "скитание". Следовательно,
"скифы-скиты"
дословно
означают: "скитальцы" ("кочевники").
Вторично, в
качестве
позднейшего заимствования из греческого языка, где оно
служило
названием пустыни, общая корневая основа "скит" вновь
вошла
в русское словоупотребление в
смысле: "отдаленное
монашеское
убежище" или "старообрядческий монастырь".
Ломоносов по поводу вопроса: можно ли именовать
Мосоха
прародителем
славянского племени вообще и русского народа в
частности
-- высказался гибко и дипломатично. Великий россиянин
не
принял бесповоротно, но и не
отверг категорически
возможности
положительного ответа, оставляя "всякому на волю
собственное
мнение"4. Аналогичным образом было расценено и
предположение
о вероятном родстве
московитов-славян с
Геродотовым
племенем месхов, оказавшихся в конечном счете в
Грузии.
Что касается самой Геродотовой
"Истории", то ее
авторитет
для раскрытия генетических корней русского племени
Ломоносов
считал непререкаемым. В концентрированном виде такое
же
понимание впоследствии сформулировал другой
выдающийся
русский
историк -- Иван Егорович Забелин (1820 -- 1909):
"...Никакая
отрицающая и сомневающаяся... критика не может
отнять
у русской истории истинного сокровища, ее
первого
летописца,
которым является сам Отец истории -- Геродот"5.
Ныне представление о прямом родстве
славяноруссов со
скифами
и другими древними народами Евразии считается не иначе
как
наивным. Между тем позиция Татищева --
Ломоносова --
Забелина
может быть существенно подкреплена за счет аргументов,
заимствованных
из исторического языкознания, мифологии и
фольклора.
Линия, идущая от историков ХVII -- ХVIII
веков, была
продолжена
и закреплена в трудах
Дмитрия Ивановича
Иловайского
(1832 -- 1920) и Георгия Владимировича
Вернадского
(1877 -- 1973), написавшего по-английски книгу
"Древняя
Русь" (1938 г.; рус. издание -- 1996 г.), где история
русского
народа начинается с Каменного века и проводится через
последующие
этапы: киммерийский, скифский, сарматский и т.д.
Нельзя
пройти и мимо исторических сочинений Александра
Нечволодова
и Льва Гумилева. Известный в прошлом
археолог
и историк русского права
Дмитрий Яковлевич
Самоквасов
(1843 -- 1911) также отстаивал
скифское
происхождение
русского народа, а прародину
славяноруссов
именовал
Древней Скитанией6. Естественно, речь должна идти не
об
одном только русско-скифском родстве, но и о генетическом
единстве
множества народов, населявших в древности просторы
Евразии.
История не всегда благосклонна к собственным радетелям,
подвижникам
и летописцам. Примеров тому не счесть. Для русских
же
поучительна и показательна жизнь и деятельность человека,
внесшего
неоспоримый вклад в становление и
организацию
исторической
науки в России. Имя его, мало что
говорящее
современному
читателю, -- Александр Дмитриевич Чертков
(1789
-- 1853). Он обладал одним из самых богатых в
России
собраний
книжных, рукописных и нумизматических редкостей. На
данной
основе впоследствии была создана и отстроена
(дом с
лепным
фасадом в начале Мясницкой улицы) знаменитая частная
Чертковская
библиотека -- бесплатная и общедоступная. Здесь,
кстати,
до перехода в Румянцевский музей работал Н.Ф.Федоров и
здесь
же состоялось его знакомство с молодым К.Э.Циолковским:
длительное
общение в стенах Чертковской библиотеки в 1873/74
гг.
оказало решающее влияние на формирование
космического
мировоззрения
будущего основоположника теоретической и
практической
космонавтики. Бесценное собрание Черткова было
подарено
Москве, некоторое время пребывало в Румянцевском музее
(ныне
Российская государственная библиотека), в настоящее время
книги
находятся в Исторической библиотеке, а рукописи -- в
Историческом
музее.
В последние годы жизни Чертков
являлся президентом
Общества
истории и древностей российских и опубликовал
во
Временнике
данного Общества, а также в виде отдельных оттисков
(книг)
несколько удивительных исторических изысканий: "Очерк
древнейшей
истории протословен" -- (1851 г.),
"Фракийские
племена,
жившие в Малой Азии" (1852 г.), "Пеласго-фракийские
племена,
населившие Италию" (1853 г.), "О
языке пеласгов,
населивших
Италию" (1855 г.). Опираясь на глубокое
знание
древних
языков и практически на все доступные ему источники,
Чертков
указал на языковое и этнокультурное сродство между
славяноруссами,
с одной стороны, а, с другой, -- с пеласгами,
этрусками,
скифами, фракийцами, гетами, эллинами, римлянами...
Однако
открытие ученого-романтика, которого можно с
полным
основанием
сравнить с Генрихом Шлиманом, не стало событием в
отечественной
и мировой историографии -- здесь в почете были
совершенно
иные ценности:
эмпирико-позитивистские,
вульгарно-социологические,
психологические, структуралистские,
семантико-семиотические
и т.п.
И сегодня время Черткова еще не наступило -- проделанная
им
колоссальная работа ждет и своего продолжения,
и своих
продолжателей.
Впрочем, современный подход требует не выведения
славяно-русского
языка из пеласгийского или из этрусского и
критского,
как это было недавно проделано в книге Г.С.Гриневича
"Праславянская
письменность. Результаты дешифровки" (М., 1993),
а
поиска общих истоков всех индоевропейских и неиндоевропейских
языков.
Корни русского языка и русского народа находятся гораздо
глубже.
Истоки Руси уходят в тысячелетние дали и обнаруживают
свои начала
в той нерасчлененной этнолингвистической общности,
с
которой, собственно, и начиналось человечество. Происхождение
славян,
русских и всех других народов, их языков и культур
предстает
совершенно в другом свете, если
проанализировать
общеизвестные
факты с точки зрения метода археологии языка и
реконструкции
смысла.
Мировоззрение русского народа уходит во
тьму веков и
тысячелетий,
к тому неведомому времени, когда
пестроцвет
современных
этносов и языков был спаян в единой нерасчлененной
этнолингвистической
общности племен, обычаев, представлений об
окружающем
мире и верований. Есть все основания утверждать, что
в
самых глубинных истоках, на заре становления людского рода
все без
исключения языки имели общую основу -- а следовательно,
и сами
народы имели общую культуру и верования. К такому выводу
приводит
анализ самого архаичного и консервативного пласта слов
всех
языков мира -- указательных слов, и возникших позже на их
основе
личных местоимений всех модификаций. Удается выделить
несколько
первичных элементов, которые повторяются во всех без
исключения
языках мира -- живых и мертвых, донося до наших дней
дыхание
Праязыка. Какая-то случайность
здесь полностью
исключена.
О былом единстве языков однозначно говорится уже в
Библии,
аккумулировавшей в себе древнее знание Востока, Запада,
Севера
и Юга: "На всей земле был один язык и одно
наречие"
(Бытие II, I). В дословном научном переводе
это звучит еще
более
точно: " И были на всей земле язык один и слова одни и те
же"7.
И это не наивная легенда, а непреложный факт.
Неоднократно обосновывался данный тезис и с точки зрения
языкознания.
Наиболее убедительно это было сделано уже в наше
время.
В начале ХХ века итальянский
филолог Альфред
Тромбетти
(1866 -- 1929) выдвинул всесторонне обоснованную
концепцию
моногенеза языков, то есть их единого происхождения.
Практически
одновременно с ним датчанин Хольгер Педерсен
(1867
-- 1953) выдвинул гипотезу родства
индоевропейских,
семито-хамитских,
уральских, алтайских и ряда других языков.
Чуть
позже набрало силу "новое учение о
языке" советского
академика
Николая Яковлевича Марра (1864 -- 1934), где
неисчерпаемое
словесное богатство, обретенное многочисленными
народами
за их долгую историю,
выводилось из четырех
первоэлементов.
(После появления известной работы И.В.Сталина
по
вопросам языкознания марристская теория была
объявлена
лженаучной,
а ее приверженцы подверглись преследованиям.) В
середине
века наибольшую популярность получила так называемая
"ностратическая"
(термин Педерсена), или сибиро-европейская
(термин
советских лингвистов), теория; в ней идея Праязыка
доказывалась
на основе скрупулезного анализа крупных языковых
семей.
(На эту тему было опубликовано несколько
выпусков
сравнительного
словаря рано
погибшего ученого
В.М.Иллича-Свитыча.)
Совсем недавно американские лингвисты
подвергли
компьютерной обработке данные по всем языкам Земли
(причем
за исходную основу был взят лексический массив языков
северо-,
центрально- и южноамериканских индейцев), касающихся
таких
жизненно важных понятий, как деторождение, кормление
грудью
и т.п. И представьте, компьютер выдал однозначный ответ:
все
языки без исключения имеют общий лексический базис. (См.:
Приложение
1).
Обычно вывод о моногенезе языков вызывает
скептическое
неприятие
специалистов. Однако гораздо более нелепой
(если
хорошенько
вдуматься) выглядит противоположная концепция, в
соответствии
с которой каждый язык, группа языков или языковое
семейство
возникли самостоятельно и обособленно, а потом
развивались
по законам, более или менее одинаковым для всех.
Логичнее
было бы предположить, что в случае
обособленного
возникновения
языков законы их функционирования также должны
были
быть особенными, не повторяющими
(гомеоморфно или
изоморфно)
друг друга. Такое совпадение
маловероятно!
Следовательно,
остается принять обратное. Здесь права Библия, а
не
ее противники. Как видим, аргументов в пользу
языкового
моногенеза
более чем достаточно.
Всего известно свыше 30 самостоятельных языковых семей --
точная
классификация затруднена из-за неясности: на сколько
обособленных
языковых семей подразделяются языки индейцев
Северной,
Центральной и Южной
Америк; в различных
энциклопедиях,
учебной и справочной литературе их
число
колеблется
от 3 до 16 (причем ряд
лингвистов вообще
предполагает
отказаться от традиционной классификации и перейти
к
группировке на совершенно ином основании). Языковые семьи не
равномощны:
например, на языках китайско-тибетской семьи
говорит
около миллиарда человек, на
кетском же языке
(обособленная
семья) -- около одной тысячи, а на юкагирском
языке
(тоже обособленная семья) -- менее 300 человек (и кеты и
юкагиры
-- малые народности России).
Одной из самых больших, разветвленных
и всесторонне
изученных
является индоевропейская языковая семья (рис. 12).
Еще
в прошлом веке было доказано (и это
стало одним из
блестящих
триумфов науки), что все входящие в нее языки
и,
следовательно,
говорящие на них народы
имеют общее
происхождение:
некогда, много тысячелетий тому назад, был
единый
пранарод с единым праязыком. Отстаиваемая же в настоящей
книге
концепция позволяет пойти еще дальше и
утверждать:
пранарод,
праязык и их общая прародина относятся не к одним
лишь
индоевропейцам, но ко всем без исключения
этносам,
населявшим
Землю в прошлом и настоящем.
Скрупулезная
реконструкция
смысла исходных
общеиндоевропейских
и доарийских слов и понятий приводит к
границе,
которую не принято переступать в современной науке,
что,
впрочем, свидетельствует о недостаточной
развитости
последней.
Несмотря на
геологические, климатические,
этнические,
исторические и социальные катаклизмы, в результате
которых
исчезло множество народов, культур и
цивилизаций,
современному
человечеству досталось бесценное богатство в виде
языка
и системы образов мифологического
мышления. Стоит
правильно
подобрать ключ -- и перед изумленным взором откроются
бездонные
глубины. Правда, придется отказаться от большинства
бытующих
стереотипов.
Что это означает применительно к языку? За последние два
века
своего существования сравнительно-историческое языкознание
добилось
крупных успехов в области систематизации языков и
установлении
родства между ними в рамках отдельных языковых
семей,
например, индоевропейской, досконально
проследило
эволюцию
фонетических (звуковых), графических (алфавитных),
морфологических
(словосоставных), лексических (словарных),
грамматических
и иных форм различных языков. Дальше
этого
обычно
не идут. Более того, исследовательское поле за пределами
существующей
традиционной границы считается
запретной
территорией.
Но это -- всего лишь Terra incognita, ждущая своих
первооткрывателей.
Действовать им придется решительно и не
полагаться
на эмпирическую ползучую приземленность традиционных
методов.
Многого, скажем, достигли этимологи, чья задача: объяснять
происхождение
конкретных слов, раскрывать их генетические
корни,
устанавливать первичную структуру и
сходство с
лексическими
единицами живых и мертвых языков. Этимология --
скрупулезная
наука: филигранной реконструкции подвергаются, к
примеру,
звуковой и словообразовательный состав слов с учетом
чередования,
трансформации и выпадения конкретных звуков. Но в
большинстве
своем этимологи не стремятся заглянуть далеко
вглубь.
Индоевропейское языкознание во временном плане доходит
до
языка священных ведийских текстов и санскрита. Связи
же
между
различными языковыми семьями исследуются очень робко и
без
надежной исторической базы. Между тем, если исходить из
концепции
единого происхождения языков мира, -- открываются
совершенно
новые пути осмысления разных языков и далеких друг
от
друга культур. На смену традиционной микроэтимологии,
ориентирующейся
на близкородственные языковые связи, приходит
макроэтимология,
исходящая из древней языковой общности.
Для
макроэтимологии традиционный морфологический и фонетический
догматизм
не играет большой роли, и она допускает лексические и
морфологические
модификации, незнакомые для микроэтимологии.
Что же такое археология
языка и реконструкция
смысла?
Нагляднее всего это видно на конкретных примерах.
Знакомое
и всеми любимое слово "весна" -- казалось бы, такое
русское-прерусское.
Однако оно имеет общее основание с другими
индоевропейскими
языками и восходит к древним общеарийским
корням.
Достаточно взглянуть на производное от слова
"весна"
прилагательное
"вешний", чтобы увидеть в нем индийского Бога
Вишну
и более общее русское понятие (Все)вышний, обозначающее
высшее
безначальное Божество,
олицетворяющее главного
властелина
Вселенной (на что указывает его местоположение -- в
"вышине").
По-болгарски и сербохорватски "высокий" звучит как
"више"
(ср. русскую сравнительную степень "выше"). Не случайно
также
в эпических
песнях Эдды верховный
Бог
древнескандинавского
пантеона Один именуется Высоким.
Одним из первых, кто указал на взаимосвязь слов "вышний",
"вечный",
"вещий" и "вешний" с именем индоарийского Бога Вишну,
был
русский писатель и историк-любитель Александр Фомич
Вельтман
(1800 -- 1870). Он обратил на это
внимание в
первой
же своей исторической монографии "Индо-Германе,
или
Сайване"
(1856 г.). Кроме этого, плодовитый автор-беллетрист
опубликовал
еще три собственно исторические книги: "Атилла и
Русь
IV -- V в." (1858 г.), "Маги и
Мидийские Каганы XIII
столетия"
(1860 г.), "Первобытное верование и буддизм" (1864
г.),
где содержится немало
более чем смелых и
полуфантастических
предположений по истории Древней Руси.
Интересно
также, что и того же происхождения наименование вишни
--
прежде всего дерева, а затем уже и
его ягод. Другими
словами,
вишня -- это дерево Вишну. На юге России и на Украине
вишня
издавна была почитаемым деревом -- в одном ряду с дубом,
березой,
ясенем, липой. Существовал обычай вырезать посошки и
палочки
из вишневого дерева. Считалось, что вишневая
палка
наделена
особой волшебной силой, которая к тому же передается
от
деда к отцу и от отца к сыну.
|