«Внушение как фактор заслуживает самого внимательного изучения для
историка и социолога, иначе целый ряд исторических и социальных явлений
получает неполное, недостаточное и, быть может, даже несоответствующее
объяснение». Эти слова, произнесенные В.М. Бехтеревым почти
100 лет назад, не потеряли своей актуальности и сегодня.
Одна из ярких примет нашего времени – это разбуженный интерес самых
широких масс к судьбе Отечества. Озабоченность национальными конфликтами,
экономической ситуацией, состоянием окружающей среды объединяет людей,
собирает их на многотысячные митинги и демонстрации, проковывает к экранам
телевизоров. В этой ситуации роль внушения и взаимовнушения бесспорна. Тем
большая ответственность ложится на плечи людей, которые берут на себя роль
лидеров и пытаются вести за собой других. Эта важнейшая и интереснейшая
проблема не нова. Вот почему мы решили познакомить читателей с работой
В.М. Бехтерева, в которой можно найти ответы на многие вопросы.
Выступление В.М. Бехтерева комментирует В.С. Ротенберг.
Роль внушения в общественной жизни
В.М. БЕХТЕРЕВ
Речь на годичном собрании Императорской военно-медицинской академии
18 декабря 1897 г. Публикуется с сокращениями.
B настоящую пору так много вообще говорят о физической заразе при
посредстве contagium vivum, или физических микробов, что, на мой взгляд, не
лишнее вспомнить и о «contagium psychicum», приводящем к психической
заразе, микробы которой, хотя и не видимы под микроскопом, но тем не менее,
подобно настоящим физическим микробам, действуют везде и всюду и передаются
через слова и жесты окружающих лиц, через книги, газеты и пр., словом – где
бы мы ни находились, в окружающем нас обществе мы подвергаемся уже действию
психических микробов и, следовательно, находимся в опасности быть
психически зараженными.
Вот почему мне представляется не только своевременным, но и
небезынтересным остановиться на этом предмете, полном глубокого значения,
как в повседневной жизни отдельных лиц, так и в социальной жизни народов.
Прежде всего мы должны выяснить, что такое само по себе внушение?
Бесспорно, что внушение есть один из способов влияния одних лиц на других,
которое может происходить как намеренно, так и ненамеренно со стороны влияющего
лица и которое может осуществляться иногда совершенно незаметно для
человека, воспринимающего внушение, иногда же оно происходит с ведома и при
более или менее ясном его сознании. Для того чтобы выяснить себе роль
внушений, необходимо пояснить, что наша психическая сфера имеет один важный
фактор, известный под названием личного сознания или так называемого «я»,
которое при посредстве воли и внимания обнаруживает существенное влияние на
восприятие нами внешних впечатлений, которое регулирует течение наших
представлений и которое определяет выполнение наших действий. Все, что
входит в сферу психической деятельности при посредстве личного сознания,
усваивается нами путем обдумывания и осмысленной переработки, становясь
прочным достоянием нашего «я».
Этот путь воздействия окружающей среды на нашу психическую сферу может
быть назван путем «логического убеждения», так как конечным результатом
упомянутой переработки всегда является в нас убеждение: «мы убедились в
истине, мы убедились в пользе, мы убедились в неизбежности того или
другого»,– вот что мы внутренне можем сказать, после того, как в нас
совершилась упомянутая переработка внешних впечатлений, воспринимаемых при
посредстве нашего личного сознания. Но независимо от того в нашу
психическую сферу могут входить разнородные впечатления и влияния помимо
нашего личного сознания и, следовательно, помимо нашего «я». Они проникают
в нашу психическую сферу уже не с парадного хода, а, если можно так
выразиться, с заднего крыльца, ведущего непосредственно во внутренние покои
нашей души. Это и есть то, что мы называем внушением.
В числе способов психического воздействия одних лиц на других, кроме
убеждения и внушения, мы можем различать еще приказание или пример, но
несомненно, что в известной мере и приказание, и пример действуют совершенно
подобно внушению и даже не могут быть от него отличимы; в остальном же как
приказание, так и пример, действуя на разум человека, могут быть вполне
уподоблены логическому убеждению. Так, команда есть бесспорно приказание, а
кто не знает, что команда действует не только силой страха за непослушание,
но и путем внушения или прививания известной идеи. С другой стороны, и
пример, помимо своего влияния на разум путем убеждения в полезности того
или другого, может еще действовать наподобие психической заразы, иначе
говоря, путем внушения, как совершенно невольное и безотчетное подражание.
Кто не знает заразительного действия публичных казней; кому, наконец,
неизвестно заразительное влияние самоубийства?
Итак, необходимо иметь в виду, что вопреки словесному убеждению,
обыкновенно действующему на другое лицо силой своей логики и непреложными
доказательствами, внушение действует путем непосредственного прививания
психических состояний, т.е. идей, чувствований и ощущений, не требуя вообще
никаких доказательств и не нуждаясь в логике.
Одним словом, внушение действует прямо и непосредственно на психическую
сферу другого лица путем увлекательной и взволнованной речи, путем уговора,
жестов и мимики.
Легко видеть отсюда, что пути для передачи психических состояний с
помощью внушения гораздо более многочисленны и разнообразны, нежели пути
для передачи мыслей путем убеждения.
Вот почему внушение, в общем, представляет собою гораздо более
распространенный и нередко более могущественный фактор, нежели убеждение.
Последнее может действовать только на лиц, обладающих здравой и. сильной
логикой, тогда как внушение действует не только на лиц с сильной и здравой
логикой, но еще в большей мере на лиц, обладающих недостаточной логикой,
как, например, детей и простолюдинов.
Несомненно поэтому, что внушение, или прививание психических состояний,
играет особо видную роль в нашем воспитании, по крайней мере до тех пор,
пока логический аппарат ребенка не достигнет известной степени своего
развития, позволяющего ему усваивать логические выводы не менее, нежели
готовые продукты умственной работы других, передаваемые с помощью так
называемого внушения, или психической прививки.
Равным образом и в простом классе населения внушение, или прививка идей,
играет гораздо более видную роль, нежели логическое убеждение.
Всякий обращавшийся с народом знает это хорошо по собственному опыту и
знает цену логических убеждений, которые если и имеют иногда успех, то лишь
временный, тогда как внушение или приказание здесь почти всегда действуют
верно.
Влияние команды в войсках сводится также не к убеждению, а к внушению и
приказанию, которые действуют сильнее всякого убеждения. Но и на
интеллигентных лиц, обладающих вполне развитой логикой, внушение действует
вряд ли менее сильно, нежели на детей и простолюдинов.
Хотя все вышеуказанное достаточно точно определяет самый предмет, тем не
менее нельзя не упомянуть, что о действии внушения и о распространении
психической инфекции мы не могли составить себе ясного представления до сих
пор, пока не были нами ближе выяснены условия, необходимые для
осуществления внушения и распространения психической заразы.
Опыт показывает, что такое намеренное прививание тех или других
психических состояний удается лучше всего в особом состоянии сознания,
которое мы называем гипнозом и которое, на мой взгляд, есть не что иное,
как искусственно вызванное видоизменение нормального сна
(Бехтерев В.М. Гипноз и его значение как врачебного средства. Нервные
болезни в отдельных наблюдениях. 1894.).
Как известно, в гипнозе легко удаются самые разнородные внушения... Но
опыт показывает нам, что не всегда степень внушаемости идет рука об руку с
глубиной сна. Есть очень глубокие степени гипноза, как, например,
«летаргическая фаза Chared», которые совершенно недоступны внушению.
Напротив того, в других случаях уже слабые степени гипноза отличаются
необычайной внушаемостью.
Отсюда ясно, что степень внушаемости определяется не самим гипнозом или
сном, а тем особым состоянием сознания или психической деятельности,
которое мы имеем в гипнозе, а иногда и в естественном сне.
Эти условия, благоприятствующие внушению в гипнозе, заключаются в том,
что при изменении нормального сознания, выражающемся большим или меньшим
засыпанием «я» и не исключающем общения с внешним миром или, по крайней
мере, не исключающем общения с гипнотизатором, производимые последним
внушения входят в психическую сферу непосредственно и независимо от личного
сознания гипнотизируемого субъекта, иначе говоря, помимо его «я».
Закрепляясь в тех глубинах души, которые мы называем бессознательными и
которые вернее было бы назвать скрытыми, эти внушения впоследствии входят
сами собой в сферу личного сознания и, не будучи распознаны как посторонние
внушения, подчиняют личное сознание в более или менее значительной мере.
По-видимому, таким образом, вся сущность гипнотических внушений
заключается в том, что у загипнотизированного наступает особое состояние
пассивности, в силу чего внушения и действуют на него столь подавляющим
образом.
Не подлежит, однако, сомнению, что состояние пассивности представляет
собой лишь одно из благоприятнейших условий для введения внушения в
бессознательную сферу.
Оно составляет лишь подходящую обстановку для внушения, устраняя в
большей или меньшей мере вмешательство личного сознания.
Так как однако, это состояние пассивности ничуть не идет рука об руку с
глубиною сна, а зависит в значительной степени также от индивидуальных
условий, то отсюда очевидно, что и степень восприимчивости к внушениям не
стоит в прямом соотношении с глубиною гипноза.
Опыт показывает далее, что гипноз не составляет необходимого условия для
внушения, что внушение вполне возможно и в совершенно бодрственном
состоянии, следовательно, при наличности воли. Есть лица, у которых
внушения могут быть производимы в бодрственном состоянии так же легко и
просто, как в состоянии гипноза.
Но суть в том, что эти лица, по отношению к производимым внушениям, веря
в их магическую силу, не в состоянии обнаружить никакого психического
противодействия.
Благодаря этому внушения входят в их психическую сферу помимо их «я»,
точнее говоря, помимо их личного сознания, следовательно, прививаются
непосредственно, так сказать, в самые недра психической сферы, помимо
всякого участия воли, и действуют так же неотразимо на субъекта, как и,
внушения, производимые в гипнозе.
Мы сейчас имеем в клинике истерическую больную, у которой в бодрственном
состоянии так же легко осуществляются разнообразные внушения, как,
например, иллюзии, галлюцинация и пр., и которая этими внушениями легко
излечивается от разнообразных нервных припадков.
Приведенные примеры, подобных которым я мог бы привести довольно много;
не оставляют сомнения в том, что внушения в бодрственном состоянии в
известных случаях могут быть столь же действительными, как и внушения в
состоянии гипноза.
Таким образом, для внушения, в сущности, не нужно сна, не нужно даже
никакого подчинения воли внушаемого лица, все может оставаться, как
обыкновенно, и тем не менее внушение, входящее в психическую сферу помимо
личного сознания или так называемого «я», при отсутствии психического
сопротивления со стороны внушаемого субъекта, действует с непреодолимою
силою на последнего, подчиняя его внушенной идее.
Для доказательства этой истины нет надобности даже обращаться к тем или
другим патологическим примерам, так как подобные и притом не менее яркие
примеры мы можем почерпнуть и вне клиники. Известно, какую магическую силу
имеют в некоторых случаях заговоры знахарей, сразу останавливающие
кровотечения, не менее известно и целительное значение так называемых
симпатических средств, к которым так охотно прибегали, в особенности в
старое время, при сильном распространении веры в эти средства. На этом
внушении в бодрственном состоянии основано известное целебное значение
королевской руки, магическое действие хлебных пилюль, невской воды и других
индифферентных средств против многих болезней, магическое слово аббата Faria,
одним повелением исцелявшего больных, известное в Париже лечение параличных
больных одним зуавом, пользовавшимся для этой цели лишь повелительным
внушением, наконец, многие из тех внезапных исцелений, которые нередко
ставят в тупик очевидцев и которые повторяются еще и поныне.
Вообще надо признать, что так как большинство лиц не может удержать себя
от невольного сопротивления посторонним психическим воздействиям, то
естественно, что намеренное внушение в бодрственном состоянии в более или
менее резко выраженной степени удается далеко не у всех.
Но совершенно другое мы имеем, когда дело идет не о намеренном, но о совершенно
невольном внушении, производимом при естественном общении одного лица с
другим.
Это внушение происходит незаметно для лица, на которого оно действует, а
потому обыкновенно и не вызывает с его стороны никакого сопротивления.
Правда, оно действует редко сразу, чаще же медленно, но зато верно
укрепляется в психической сфере.
Чтобы пояснить этот факт примером, я напомню здесь, какое магическое
влияние на всех производит, например, появление одного веселого господина в
скучающем обществе. Все тотчас же невольно, не замечая того сами,
заражаются его весельем, приободряются духом, и общество из скучного,
монотонного делается очень веселым и оживленным.
В свою очередь, оживление общества действует заразительно и на лицо,
внесшее это оживление, в силу чего его душевный тон еще более
приподнимается.
Вот один из многих примеров действия невольного внушения, или
естественного прививания психических состояний, от одних лиц к другим.
Так как в этом случае дело идет о взаимном психическом влиянии одного
лица на других и обратно, то правильнее всего это состояние называть
невольным взаимовнушением.
Нужно при этом иметь в виду, что действие невольного внушения и взаимовнушения
гораздо шире, чем можно было бы думать с самого начала.
Оно не ограничивается только отдельными более или менее исключительными
лицами, подобно намеренному внушению, производимому в бодрственном
состоянии, и также не требует для себя никаких особых необычных условий,
подобно внушению, производимому в гипнозе, а действует на всех и каждого
при всевозможных условиях.
Само собою разумеется, что и в отношении непроизвольного прививания
психических состояний существуют различия между отдельными лицами в том
смысле, что одни, как более впечатлительные, более пассивные и,
следовательно, более доверчивые натуры, легче поддаются непроизвольному
психическому внушению, другие же менее; но разница между отдельными лицами
существует лишь количественная, а не качественная, иначе говоря, она
заключается лишь в степени восприимчивости к ненамеренному, или невольному,
внушению со стороны других лиц, но не более.
Невольное внушение и взаимовнушение, таким образом, как мы его понимаем,
есть явление более или менее всеобщее.
Возникает, однако, вопрос, каким способом могут прививаться к нам идеи и
вообще психическое состояние других лиц и подчинять нас своему влиянию.
Есть полное основание думать, что это прививание происходит исключительно
при посредстве органов чувств.
В науке неоднократно возбуждался вопрос о мысленном влиянии на
расстоянии со стороны одного лица на другое, но все попытки доказать этот
способ передачи мыслей на расстоянии более или менее непреложным образом
рушатся тотчас же, как только его подвергают экспериментальной проверке, и
в настоящее время не может быть приведено, в сущности, ни одного строго проверенного
факта, который бы говорил в пользу реального существования телепатической
передачи психических состояний.
Поэтому, не отрицая в принципе дальнейшей разработки вышеуказанного
вопроса, мы должны признать, что предполагаемая некоторыми подобная передача
мыслей при настоящем состоянии наших знаний является совершенно
недоказанною.
Таким образом, отбросив всякое предположение о возможности
телепатической передачи идей на расстоянии, мы вынуждены остановиться на
мысли, что прививка психических состояний от одного лица другому может
передаваться тем же путем, как передается вообще влияние одного лица на
другое, то есть при посредстве органов чувств.
В сущности, невольное внушение и взаимовнушение, будучи явлением
всеобщим, действует везде и всюду в нашей повседневной жизни. Не замечая
того сами, мы приобретаем в известной мере чувства, суеверия,
предубеждения, склонности, мысли и даже особенности характера от окружающих
нас лиц, с которыми мы чаще всего обращаемся. Подобное прививание
психических состояний происходит взаимно между лицами, совместно живущими,
иначе говоря, каждая личность в той или другой мере прививает другой
особенности своей психической натуры и, наоборот, принимает от нее те или
другие психические черты. Происходит, следовательно, в полном смысле слова
психический взаимообмен между совместно живущими лицами, который отзывается
не на одних только чувствах, мыслях и поступках, но даже и на физической
сфере, поскольку на ней вообще может отражаться влияние психической
деятельности.
Но нет ничего убедительнее в смысле непосредственной передачи
психических состояний от одного лица другому, как передача патологических
явлений.
Всякому известно, что истерика, случившаяся в обществе, может повлечь за
собой ряд других истерик, с другой стороны, заикание и другие судорожные
формы легко передаются предрасположенным субъектам совершенно
непосредственно, путем невольного и совершенно незаметного прививания или
внушения.
Не менее поучительные случаи мы имеем в массовых самоубийствах и в так
называемых случаях наведенного помешательства.
В тех и других случаях дело идет о действии внушения, благодаря которому
и происходит зараза самоубийств, с одной стороны, и с другой – передача
болезненных психических состояний от одного лица к другому. Известны примеры,
что случаи наведенного помешательства наблюдались в целой семье. Эти случаи
представляют, таким образом, уже настоящую семейную эпидемию.
Можно, конечно, подумать, что в вышеприведенных примерах дело идет о
таких патологических случаях, которые отличаются особой восприимчивостью к
психическим влияниям со стороны других лиц. Однако не подлежит сомнению,
что в некоторых случаях передача психической инфекции представляется крайне
облегченной и среди совершенно здоровых лиц.
Особенно благоприятными условиями для такой передачи являются
господствующие в сознании многих лиц идеи одного и того же рода и
одинаковые по характеру эффекты и настроения. Благодаря этим условиям
развиваются, между прочим, иллюзии и галлюцинации тождественного характера
у многих лиц одновременно. Эти коллективные и массовые галлюцинации,
случающиеся при известных условиях, представляют собой одно из
интереснейших психологических явлений. Почти в каждой семейной хронике
можно слышать рассказы о видении умерших родственников целой группой лиц.
Известен рассказ об одном поваре на корабле, который неожиданно
скончался, что поразило всех пассажиров корабля. Были проведены обычные в
таких случаях морские похороны, т.е. труп был спущен в море, и вечером того
же дня многие из пассажиров видели умершего повара, идущего за кораблем и
ковыляющего на одну ногу. Нечего и говорить, что в развитии этой массовой
галлюцинации, так сказать, сквозит влияние внушения.
Не менее известны исторические примеры множественных галлюцинаций. К
числу таких исторических галлюцинаций относится, между прочим, известное
видение креста на небе с надписью «симъ победишь» – видение, испытанное
воинами Константина Великого перед началом решительной битвы.
Следует иметь в виду, что в подобного рода случаях на помощь внушению идет
нередко и самовнушение, под которым мы понимаем прививание психических
состояний, обусловленное, однако, не посторонними влияниями, а внутренними
поводами, источник которых находится в личности самого лица,
подвергающегося самовнушению.
Всякий знает, что человек может настроить себя на грустный или веселый
лад, что он может при известных случаях развить воображение до появления
иллюзий и галлюцинаций, что он может даже вселить в себя то или другое
убеждение. Это и есть самовнушение, которое, подобно внушению и взаимовнушению,
не нуждается в логике, а напротив того, нередко действует даже вопреки
всякой логике.
Кому неизвестно, что достаточно дать волю своему воображению – и оно
готово рисовать всевозможные страшные образы в темноте ночи, несмотря на
то, что мы можем быть твердо убеждены, что ничего страшного на самом деле
не существует.
Но это только один из слабых примеров действия самовнушения, которое в
известных случаях может приводить к настоящим обманам чувств.
Путем невольного внушения, взаимовнушения и самовнушения без труда
объясняются и многие своеобразные стороны нашего сектантства, выражающиеся
в крайне грубых формах.
Кто не помнит еще так недавно проявившегося изуверства Тираспольских
беспоповцев погребением и замуравливанием живьем в подземельях 25-ти
человек по их собственному желанию. Читая описание этого потрясающего
события, пред которым бледнеет всем известный аскетизм буддистов, невольно
приходишь к выводу, что так спокойно шли эти сектанты на верную смерть лишь
в силу укоренившейся путем внушения и самовнушения идеи о переселении
вместе с этим погребением в лоно праведников.
Время не позволяет долее останавливаться на этом животрепещущем вопросе;
но вся картина самоистребительных происшествий в Терновских хуторах
решительно не поддается иному объяснению, если не принять в этом деле
влияние внушения и взаимовнушения на почве уже укоренившихся суеверий,
сыгравших здесь бесспорно крупную роль.
Не менее ярко сила внушения сказывается в так называемых психопатических
эпидемиях.
На этих психопатических эпидемиях отражаются, бесспорно, прежде всего
господствующие воззрения народных масс данной эпохи, данного слоя общества
или данной местности. Но не может подлежать никакому сомнению, что эти
эпидемии развиваются главным образом путем взаимовнушения и самовнушения.
Господствующие воззрения являются только более или менее благоприятной
почвой для распространения путем невольной передачи от одного лица другому
тех или других психопатических состояний. Эпидемическое распространение так
называемой бесоодержимости в средние века, бесспорно, носит на себе все
следы установившихся в то время народных воззрений на необычайную силу
дьявола над человеком; но тем не менее также бесспорно, что развитие и
распространение этих эпидемий обязано главным образом, если не
исключительно, силе внушения.
Особенно большими эпидемиями бесноватых, как известно, славится
XVII в. Бесноватость, встречавшаяся во все времена, была в полном
смысле слова недугом этого века, подобно тому, как колдовство было недугом XVI в.,
а мания величия и мания преследования являются болезнями нашего столетия.
Таково, очевидно, происхождение судорожных и иных средневековых
эпидемий, известных под названием пляски св. Витта и св. Иоанна, народного
танца, носящего название тарантеллы, и, наконец, т.н. квиэтизма. Даже
знакомясь с описанием этих эпидемий современниками, нетрудно убедиться, что
в их распространении играло роль взаимовнушение.
Наше современное кликушество в народе не есть ли тоже отражение
средневековых демонопатических болезненных форм? И здесь влияние внушенных
ранее привитых идей на проявление болезненных состояний неоспоримо.
Известно, что такого рода больные во время церковной службы, при
известных возглашениях подвергаются жесточайшим истерическим припадкам.
И здесь повторяется то же, что было и в средние века. Несчастные больные
заявляют открыто и всегласно о своей бесоодержимости.
Вряд ли можно сомневаться в том, что если бы наши кликуши, которых
встречается немало в наших деревнях, жили в средние века, то они неминуемо
подверглись бы сожжению на костре.
Впрочем кликушество в народе, хотя еще и по сие время заявляет о себе
отдельными вспышками в тех или других местах нашей провинции, но во всяком
случае в настоящее время оно уже не приводит к развитию грозных эпидемий,
какими отличались средние века, когда воззрения на могучую власть дьявола и
бесоодержимость были господствующими не только среди простого народа, но и
среди интеллигентных классов общества и даже среди самих судей, которые
были призваны для выполнения над колдуньями правосудия и удовлетворения
общественной совести.
Тем не менее до сих пор еще не лишены важного социального значения
другого рода психопатические эпидемии религиозного характера, которые
выражаются развитием некоторых форм сектантства в народе, носящих явные
психопатические черты.
Таким образом, явление, в известной мере обусловленное самовнушением,
само действует подобно внушению. Но таков уж закон взаимодействия явлений в
нашем организме, благодаря которому развивается столь губительно действующий
circulus vitiosus.
В чем же кроется причина развития подобных явлений и чем обусловливается
столь могущественное действие психической инфекции – этого психического
микроба, лежащего в основе психических эпидемий?
Мы уже упоминали выше, что распространению психической инфекции, как и
развитию обыкновенной физической заразы, способствует более всего известная
подготовленность психической почвы в населении или в известном круге лиц.
Другим важным фактором в этом случае являются скопления народных масс или
народные сборища во имя одной общей идеи, которые сами по себе часто
представляют уже результат психической инфекции.
В этом случае должно строго отличать простое собрание лиц от сборища
лиц, воодушевленных одной и той же идеей, волнующихся одними и теми же
чувствами.
Такого рода сборища сами собою превращаются как бы в одну огромную
личность, чувствующую и действующую, как одно целое. Что, в самом деле, в
этом случае связывает воедино массу лиц, незнакомых друг другу, что
заставляет биться их сердца в унисон одно другому, почему они действуют по
одному и тому же плану и заявляют одни и те же требования? Ответ можно
найти только в одной и той же идее, связавшей этих лиц в одно целое, в один
сложный и большой организм. Эта идея, быть может, вселена в умы некоторых
лиц путем убеждения, но она для многих лиц в таких сборищах, без сомнения,
является внушенной идеей. И когда подобное сборище уже сформировалось,
когда оно объединилось под влиянием одного общего психического импульса,
тогда в дальнейших его действиях главнейшая руководящая роль уже выпадает
на долю внушения и взаимовнушения.
Почему толпа движется, не зная препятствий, по одному мановению руки
своего вожака, почему она издает одни и те же клики, почему действует в
одном направлении, как по команде?
Этот вопрос занимал умы многих авторов, вызывая довольно разноречивые
ответы. Но было бы излишне входить здесь в какие-либо подробности по этому
поводу; достаточно заметить, что нет никакого основания придерживаться
заявленного в литературе мнения об особых «психических волнах»,
распространяющихся на массу лиц одновременно и способных при известных
условиях даже к обратному отражению.
Такие «волны» никем и нигде не были доказаны; но не может подлежать
никакому сомнению могущественное действие в толпе взаимного внушения,
которое возбуждает у отдельных членов толпы одни и те же чувства,
поддерживает одно и то же настроение, укрепляет объединяющую их мысль и
поднимает активность отдельных членов до необычайной степени.
Благодаря этому взаимовнушению отдельные члены как бы
наэлектризовываются, и те чувства, которые испытывают отдельные лица,
нарастают до необычайной степени напряжения, делая толпу существом могучим,
сила которого растет вместе с возвышением чувств отдельных ее членов.
Только этим путем, путем взаимовнушения, и можно себе объяснить успех тех
знаменательных исторических событий, когда нестройные толпы народа,
воодушевленные одной общей идеей, заставляли уступать хорошо вооруженные и
дисциплинированные войска, действовавшие без достаточного воодушевления.
Одним из примеров таких исторических подвигов народных масс,
воодушевленных одной общей идеей, может служить взятие Бастилии и отпор на
границах Франции европейских войск, окруживших последнюю в период Великой
революции.
Без сомнения, та же самая сила внушения действует и в войсках, ведя их к
блестящим победам.
Нельзя, конечно, оспаривать того, что дисциплина и сознание долга
создают из войск одно могучее, колоссальное тело, но последнее, для того
чтобы проявить свою мощь, нуждается еще в одухотворяющей силе, и эта сила
заключается во внешней той идее, которая находит живой отклик в сердцах
воюющих. Вот почему умение поддержать дух войск в решительную минуту
составляет одну из величайших забот знаменитых полководцев.
Этой же силой внушения объясняются героические подвиги и самоотвержение
войск под влиянием одного возбуждающего слова своего любимого
военачальника, когда, казалось бы, не было уже никакой надежды на успех.
Очевидно, что сила внушения в этих случаях берет верх над убеждением и
сознанием невозможности достигнуть цели и ведет к результатам, которых еще
за минуту нельзя было ни предвидеть, ни ожидать. Таким образом, сила
внушения берет перевес над убеждением и волей и приводит к событиям,
свершить которые воля и сознание долга были бы не в состоянии.
Но в отличие от последних, внушение есть сила слепая, лишенная тех
нравственных начал, которыми руководятся воля и сознание долга. Вот почему
путем внушения народные массы могут быть направляемы как к великим историческим
подвигам, так и к самым жестоким и даже безнравственным поступкам.
Поэтому-то и организованные толпы, как известно, нередко проявляют свою
деятельность далеко не соответственно тем целям, во имя которых они
сформировались. Достаточно, чтобы кто-нибудь возбудил в толпе низменные
инстинкты и толпа, объединявшаяся благодаря возвышенным целям, становится в
полном смысле слова зверем, жестокость которого может превзойти всякое
вероятие.
Иногда достаточно одного брошенного слова, одной мысли или даже одного
мановения руки, чтобы толпа разразилась рефлективно жесточайшим злодеянием,
пред которым бледнеют все ужасы грабителей.
Вспомните сцену из «Войны и мира» на дворе князя Ростопчина, предавшего
толпе для спасения себя одного из заключенных, вспомните печальную смерть
воспитанника Военно-медицинской академии врача Молчанова во время
возмущений в последнюю холерную эпидемию!
Вот почему благородство и возвышенность религиозных, политических и
патриотических целей, преследуемых людьми, собравшимися в толпу или
организовавшимися в тайное общество, по справедливому замечанию Тарда,
нисколько не препятствует быстрому упадку их нравственности и крайней
жестокости их поведения, лишь только они начинают действовать сообща. В
этом случае все зависит от направляющих толпу элементов.
До какой степени быстро, можно сказать, мгновенно, часто по внушению,
толпа изменяет свои чувства, показывает рассказ об одной толпе
1791 г., которая в окрестностях Парижа преследовала богатого фермера,
будто бы нажившегося за счет общества. В ту минуту, когда этому фермеру
грозила уже смерть, кто-то из толпы горячо вступился за него и толпа
внезапно перешла от крайней ярости к не менее крайнему расположению к этому
лицу, Она заставила его петь и плясать вместе с собою вокруг дерева
свободы, тогда как за минуту пред тем собиралась его повесить на ветвях
того же самого дерева.
Таким образом, в зависимости от характера внушения толпа способна
проявлять возвышенные и благородные стремления или, наоборот, низменные и
грубые инстинкты. В этом именно и проявляются характеристические
особенности в действиях толпы.
Не подлежит вообще никакому сомнению, что объединенные известной мыслью
народные массы ничуть не являются только суммой составляющих их элементов,
как иногда принимают, так как здесь дело не идет об одном только социальном
объединении, но и о психическом объединении, поддерживаемом и укрепляемом
главнейшим образом благодаря взаимовнушению.
Но то же самое, что мы имеет в отдельных сформировавшихся толпах, мы
находим в известной мере и в каждой вообще социальной среде, а равно и в
больших обществах.
Отдельные члены этой среды почти ежеминутно инфицируют друг друга и в
зависимости от качества получаемой ими «инфекции» волнуются возвышенными и
благородными стремлениями или, наоборот, низменными и животными. Можно
сказать более. Вряд ли вообще случается какое-либо деяние, выходящее из
ряда обыкновенных, вряд ли совершается какое-либо преступление без прямого
или косвенного влияния посторонних лиц, которое чаще всего действует
подобно внушению. Многие думают, что человек производит то или другое
преступление исключительно по строго взвешенным логическим соображениям, а
между тем ближайший анализ действий и поступков преступника нередко
открывает нам, что, несмотря на многочисленные колебания с его стороны,
достаточно было одного подбодряющего слова кого-либо из окружающих или
примера, действующего подобно внушению, чтобы все колебания были сразу
устранены и преступление явилось неизбежным.
Вообще надо иметь в виду, что идеи, стремления и поступки отдельных лиц
не могут считаться чём-то вполне обособленным, принадлежащим только им
одним, так как в характере этих идей, стремлений и поступков всегда
сказывается в большей или меньшей мере и влияние окружающей среды.
Отсюда так называемое затягивающее влияние среды на отдельных лиц,
которые не в состоянии подняться выше этой среды, выделиться из массы. В
обществе этот психический микроб, понимаемый под словом «внушение»,
является в значительной мере нивелирующим элементом и, смотря по тому,
представляется ли отдельное лицо выше или ниже окружающей среды, оно от
влияния последней делается хуже или лучше, т.е. выигрывает или проигрывает.
В этом нельзя не видеть важного значения внушения, как условия,
содействующего объединению отдельных лиц в большие общества.
Но кроме этой объединяющей силы, внушение и взаимовнушение, как мы
видели, усиливает чувства и стремления, поднимая до необычайной степени
активность народных масс.
И в этом другое важное значение внушения в социальной жизни народов. Не
подлежит никакому сомнению, что этот психический микроб в известных случаях
оказывается не менее губительным, нежели физический микроб, побуждая народы
время от времени к опустошительным войнам и взаимоистреблению, возбуждая
религиозные эпидемий и вызывая, с другой стороны, жесточайшие гонения
против новых эпидемически распространяющихся учений.
И если бы можно было сосчитать те жертвы, которые прямо или косвенно
обязаны влиянию этого психического микроба, то вряд ли число их оказалось
бы меньшим, нежели число жертв, уносимых физическим микробом во время
народных эпидемий. Тем не менее нельзя не признать, что внушение в других
случаях является тем могущественным фактором, который способен увлечь
народы, как одно целое, к величайшим подвигам, составляющим в высшей
степени яркий и величественный след в истории народов.
В этом отношении, как уже ранее упомянуто, все зависит от направляющей
силы, и дело руководителей народных масс заключается в искусстве направлять
их чувства и мысли к возвышенным целям и благородным стремлениям.
Отсюда очевидно, что внушение является важным социальным фактором,
который играет видную роль не только в жизни каждого отдельного лица и в
его воспитании, но и в жизни целых народов.
Как в биологической жизни отдельных лиц и целых обществ играет большую
роль микроб физический, будучи иногда фактором полезным, в других же
случаях – вредным и смертельным, уносящим тысячи жертв, так и «психический
микроб» в известных случаях может быть фактором в высшей степени полезным,
в других случаях – вредным и губительным.
Можно сказать, что вряд ли вообще совершалось в мире какое-либо из
великих исторических событий, в котором более или менее видная роль не
выпадала бы на долю внушения или самовнушения.
Уже многие крупные исторические личности, как Жанна д'Арк, Магомет, Петр
Великий, Наполеон Первый, окружались благодаря народной вере в силу их
гения таким ореолом, который нередко действовал на окружающих лиц подобно
внушению, невольно увлекая за ними массы народов, чем, без сомнения, в
значительной мере облегчалось и осуществление принадлежащей им исторической
миссии. Известно далее, что даже одного ободряющего слова любимого
полководца достаточно, чтобы люди пошли на верную смерть, нередко не
отдавая, в том даже ясного отчета.
Не менее видная роль на долю внушения выпадает как мы видели, и при
всяком движении умов, и в особенности тех исторических событиях, в которых
активною силою являлись народные сборища.
Ввиду этого я полагаю, что внушение, как фактор заслуживает самого
внимательного изучения для историка и социолога, иначе целый ряд
исторических и социальных явлений получает неполное, недостаточное и, быть
может, даже несоответствующее объяснение.
В заключение я должен сказать, что, избранная мною тема не могла быть
исчерпана в короткой беседе, так как она всеобъемлюща, но те несколько
штрихов, которые вы, быть может, уловили в моей речи, дают по крайней мере
канву для размышления о том значении, которое имеет внушение в социальной
жизни народов, и в той роли, какую оно должно было играть в моменты
важнейших исторических событий древних и новых времен. Между прочим, время
не позволило мне остановиться на одном в высшей степени важном вопросе, о
котором так много было споров еще в самое последнее время. Я говорю о роли
отдельных личностей в истории.
Как известно, многие были склонны отрицать совершенно роль личности в
ходе исторических событий. По ним личность является лишь выразителем
взглядов массы, как бы высшим олицетворением данной эпохи, и потому она
сама по себе не может оказывать активного влияния на ход исторических
событий. Последние силой вещей выдвигают ту или другую личность поверх
толпы, сами же события идут своей чредой вне всякой зависимости от влияния
на них отдельных личностей.
При этом, однако, забывают о внушении, этой важной силе, которая служит
особенно могучим орудием в руках счастливо одаренных от природы натур, как
бы созданных быть руководителями народных масс. Нельзя, конечно, отрицать,
что личность сама по себе является отражением данной среды и эпохи, нельзя
также отрицать и того, что ни одно историческое событие не может
осуществиться, коль скоро не имеется для того достаточно подготовленной
почвы и благоприятствующих условий, но также несомненно и то, что в руках
блестящих ораторов, в руках известных демагогов и любимцев народа, в руках
знаменитых полководцев и великих правителей, наконец, в руках известных
публицистов имеется та могучая сила, которая может объединять народные
массы для одной общей цели и которая способна увлечь их на подвиг и повести
к событиям, последствия которых отражаются на ряде грядущих поколений.
Психологические аспекты внушения
В.С. РОТЕНБЕРГ
В этой статье прежде всего обращает на себя внимание глубокое понимание
проблем, которые и по сей день вызывают недоумение и растерянность у многих
специалистов, причем это понимание Бехтерев выражает в точных
формулировках. Его утверждение о том, что «личное сознание («Я») при
посредстве воли и внимания обнаруживает существенное влияние на восприятие
внешних впечатлений, регулирует течение наших представлений и определяет
выполнение наших действий» и именно к личному сознанию адресованы
логические убеждения, тогда как внушение проникает в психическую жизнь в
обход «Я», закрепляясь в бессознательном, и лишь впоследствии и подспудно,
оставаясь нераспознанным, входит в сферу личного сознания,– по существу,
предвосхищает не только фундаментальные положения психоанализа (статья
написана в конце XIX в.), но и некоторые современные представления,
базирующиеся на открытии функциональной асимметрии мозга.
Действительно, сейчас уже экспериментально показано, что особые
состояния сознания, более всего предрасполагающие к внушению (гипноз, аутогипноз),
связаны с повышением активности правого полушария мозга, играющего ключевую
роль в организации бессознательного психического, и с ограничением
логического мышления и сознания, базирующихся на функциональных
возможностях левого полушария. Разумеется, Бехтерев не отвечает на вопрос,
какие конкретные психологические механизмы ответственны за внушение.
Впрочем, на этот вопрос нет окончательного ответа и сегодня: выявление
материального субстрата сложного взаимодействия сознания и бессознательного
– межполушарной функциональной асимметрии – еще далеко не дает нам полного
понимания психологических процессов, развертывающихся на базе этого
субстрата. Зато великому неврологу и мыслителю очевидно то, что и сегодня
непонятно многим специалистам: состояние гипноза – это не сущность процесса
внушения, а лишь одно из благоприятных его условий, устраняющее вмешательство
сознания и способствующее введению внушаемого в сферу бессознательного.
При такой постановке вопроса снимается парадокс внушения в условиях
бодрствования и «обычного», по формальным критериям, состояния сознания. А
ведь и сегодня в профессиональной литературе обсуждается вопрос о
возможности внушения без гипноза и изыскиваются скрытые признаки
гипнотического состояния при таком внушении. Но если гипноз – лишь одно из
благоприятных условий, значит, возможны и другие, еще не выявленные
условия, и психологические механизмы внушения не должны отождествляться с
механизмами гипноза. Если в этой связи вновь вернуться к проблеме
межполушарной асимметрии, можно утверждать на основе экспериментальных
исследований, что относительное доминирование «правополушарного» мышления
возможно и вне гипноза или медитации, хотя при этом оно и не столь
выражено. И Бехтерев интересно развивает свою мысль, обращая внимание на
феномен невольного внушения, при естественном общении, особенно
эмоционально насыщенном, которое, на первый взгляд, не требует никаких
необычных условий.
Размышления о роли эмоционального общения в феномене непроизвольного
внушения являются центральными в статье Бехтерева и представляют самый
большой интерес сегодня. Бехтерев во многом предвосхитил развитие
психологии общения, ибо сегодня активно обсуждается влияние
психологического климата в больших и малых группах как на поведение, так и
на здоровье каждого члена группы. Выдающийся западногерманский психиатр и
психолог, президент Всемирной ассоциации динамической психиатрии Г. Аммон
говорит о «социальной энергии», зарождающейся в группе, которая может
носить как конструктивный, так и деконструктивный характер. Разумеется,
«социальная энергия» – метафора, но действие на человека особого
социального климата, возникающего в больших группах,– реальность, порой
трагическая.
За несколько десятилетий до возникновения фашистского движения и
сталинской диктатуры Бехтерев предостерегал, что воодушевление единой идеей
способствует взаимовнушению и самовнушению, причем дальнейшее поведение
толпы, людских масс в гораздо большей степени определяется феноменом
повышенного внушения, чем самой идеей. Во имя самых благородных идей в этом
состоянии могут совершаться любые чудовищные преступления.
Психологический механизм внушения, в частности повышения внушаемости в
больших группах, до сих пор не изучены. Можно, однако, предполагать, что
сам эмоциональный контакт вовлекает человека в сложную систему многозначных
связей, которые не поддаются рациональному осознанному анализу и уже в силу
этого находятся в компетенции «правополушарного», образного мышления и
одновременно его стимулируют. Все виды эмоционального взаимодействия – от
индивидуальной психотерапии до участия в карнавале – активируют образное
мышление, и, может быть, в этом основной секрет их притягательности для
человека.
Но Бехтерев абсолютно прав, подчеркивая, что такое состояние само по
себе лежит вне сознания долга и нравственных начал, и поэтому для поведения
людей в этом состоянии опьяняющего воодушевления огромную роль начинают
играть различные направляющие элементы, прежде всего намерения лиц, на
которых сфокусировано внимание толпы, кто находится в ореоле объединяющей и
воодушевляющей идеи и выступает в качестве индуктора массового внушения. От
их воли и намерения часто зависит, куда будет направлена «социальная
энергия» группы – на благое дело, как, например, может происходить в
сеансах коллективного «снятия» заикания, или на разрушение, как бывает при
массовых беспорядках, в том числе после рок-концертов.
Виновата, разумеется, не музыка и не состояние повышенной
внушаемости как таковое – виноваты те, кто берет на себя инициативу и
направляет людей в состоянии повышенной внушаемости на асоциальное
поведение. Бехтерев провидчески предостерегает: «Толпа нередко проявляет
свою деятельность не соответственно тем целям, во имя которых
сформировалась». Наша история слишком богата подтверждениями, этой идеи,
чтобы можно было легкомысленно относиться к массовому повышению
внушаемости, чему способствуют, в частности, сеансы внушения перед массовой
аудиторией. Дело даже не в непосредственном эффекте их воздействия – он
неоднозначен, и нуждается в отдельном серьезном анализе. Дело в массовом
повышении уровня внушаемости, что может в дальнейшем вне всякой связи с
этими сеансами проявиться в непредсказуемом направлении
