«НАЧАЛО ОТЕЧЕСТВА»
ГЛАВА III. БОРЬБА
Киевские вихри
В 1054
году умер Ярослав Мудрый. Но не только печалью о князе, правившем на Руси
едва ли не 40 лет, стал памятен этот год. Два события, быть может внешне и не
связанных меж собой, сделали его переломным, положили начало большим
переменам в жизни Древнерусского государства. Во первых, пробились на
поверхность и стали фактом политической жизни уже давно подспудно копившиеся
тенденции феодальной раздробленности: умирая. Ярослав был вынужден поделить
землю между сыновьями. Старший, Изяслав получил стольный Киев, средний, Святослав
— Чернигов младший, Всеволод, — Переяслвль.
Раздробленность
— закономерное явление в жизни феодального общества. Подобно тому как ком
рыхлой руды, разрушаясь в плавильной печи, превращается в слиток железа,
слабые феодальные государственные объединения, пройдя через период феодальной
раздробленности, становились затем мощными централизованными государствами.
Так было не только на Руси, но и во многих других странах средневековья.
Во-вторых,
вступление Руси в этот тяжелый период по воле исторической судьбы совпало с
началом половецких набегов. В 1054 году на Русь вторгся передовой отряд
половцев во главе с Болушем
половецкие
племена появились в причерноморских степях и середине XI века. Они, как и
другие кочевые объединения, состояли из большого числа отдельных родов,
именовавшихся исками, а во главе племен стояли влиятельные князья-ханы.
Особенности кочевой жизни, крепкие родоплеменные связи сделали такие
объединения сильными в военном отношении. «У кочевых пастушеских племен, —
писал Карл Маркс, — община всегда собрана вместе; это общество спутников,
караван, орда, и формы субординации развиваются у них на основе этого образа
жизни».
В
середине XI века сильные своей родовой сплоченностью половецкие орды
приблизились к русским границам на всем их протяжении и целиком заняли южные
степи.
Зимой
они отходили к югу — на побережье Черного моря. А с началом теплого времени
кочевья начинали медленно двигаться на север, в бескрайние ковыльные степи —
прекрасные пастбища для скота... Обычно к началу осени орды вплотную
подходили к русским границам. К этому времени уже готовы были к грабительским
рейдам откормленные и выезженные кони, и половцы собирались на русские хлеба,
дозревавшие на политых крестьянским потом полях.
Осенью
и начинались внезапные набеги. «В один миг половец близко — и вот уж нет его!
— писал византиец Евстафий Солунский. — Сделал наезд и стремглав, с полными
руками хватается за поводья, понукает коня ногами и бичом и вихрем несется
далее, как бы желая перегнать быструю птицу. Его еще не успели увидеть, а он
уже скрылся из глаз!»
Никто,
конечно, не подозревал тогда, что эти события — раздел Руси и первое
вторжение половцев — знаменуют начало нового трудного времени, что внутренние
распри, в которых с готовностью будут участвовать степняки, ослабят страну и
поэтому борьба с постоянными набегами будет крайне тяжелой. То переплетаясь,
то расходясь, эти две военно-политические линии на полтора века определили
судьбу многих русских земель.
Споры
из-за земель начались уже вскоре после смерти Ярослава. А в 1067 году
вспыхнула открытая война: взбунтовался племянник Ярослава Всеслав Полоцкий и
самовольно занял Новгород. На его усмирение, несмотря на жестокие морозы и
обильные снега — дело было в феврале, — выступили все три Ярославича. 3 марта
сошлись противники на реке Немиге в Западной Руси. Ярославичи одолели, и
Всеслав бежал с поля боя.
Летом
послали Ярославичи за Всеславом, призывая его прийти в Киев и миром решить
все дела. При этом принесли братья крестное целование в том, что не сотворят
Всеславу, если он придет, никакого зла.
Крестное
целование — клятва из клятв! Явился Всеслав в Киев. Но был он там не с
почетом принят, а немедленно схвачен и «всажен» в крепкий «поруб»-темницу.
Обычным делом на Руси становилось вероломство и клятвопреступление среди
феодалов.
Внутренние
столкновения побудили к действиям внешних врагов. Едва справившись с
Всеславом, Ярославичи были вынуждены защищать Киевскую землю от половцев,
которые вторглись на Русь весной 1068 года. В ночной битве на реке Альте
русские дружины под командой Ярославичей и киевского воеводы Коснячка
потерпели тяжелое поражение. Остатки войска, рассеявшись по степи, небольшими
группами пробирались в родной город. Сюда же прибежали и двое Ярославичей — Изяслав
и Всеволод, а третий, Святослав, ускакал от греха подальше в свой Чернигов,
опасаясь дальнейшего продвижения половецких отрядов.
С этим
жестоким поражением связано появление былины о походе на Русь половецкого
хана Шарукана:
А закрыло луну до солнышка
красного,
А не видно ведь злата-светла
месяца.
От того же ведь от духу
половецкого,
От того же от пару лошадиного...
Ко святой Руси Шурк-великан
Широку дорожку прокладывает,
Жгучим огнем уравнивает,
Людом христианским речки-озера
запруживает...
Известие
о поражении взорвало и без того беспокойный из-за притеснений «сильных» людей
Киев. Толпы черного люда явились на великокняжеский двор и послали сказать
князю: «Вот половцы рассеялись по всей земле! Дай нам, княже, оружие и коней
и еще будем биться с ними!»
Простой
народ Киева понимал опасность нашествия и выступил за сбор народного
ополчения для борьбы с врагом.
А в
княжеском дворце царила растерянность, близкая к отчаянию. Не давать оружия
простому люду? Тогда кто защитит землю от половцев? Но как дать оружие
народу, если совсем недавно случились в Киеве волнения и участники их,
схваченные дружиной, еще сидели в холодных погребах — ждали княжеского суда?!
Не обернутся ли розданные смердам топоры и копья, после того как будет
разгромлен враг, против бояр-притеснителей, душивших ремесленный и торговый
люд вирами да продажами и обиравших крестьян до последнего снопа?
«Нет, —
решил Изяслав, посоветовавшись с боярством, — не получит «чернь» оружия!
Лучше уж половцам предаться, чем вооружить народ!»
Ни с
чем ушли возмущенные люди с княжеского двора. В гневе бросились они к терему
бездарного воеводы Коснячка — и вмиг разнесли его двор. После этого часть
восставших пошла вызволять томившихся в холодных погребах участников предыдущих
киевских волнении, а вторая половина вернулась на княжеский двор.
Изяслав
с ближней дружиной сидел на сенях — в легкой поднятой на столбы летней
постройке, предназначенной для пиров и совещаний. Вел бесконечный совет,
решал, что делать. К внешним напастям добавились внутренние — все сплелось в
единый клубок! Не мог князь ума приложить, как его распутать. А тут еще
вспомнилось, что сидит в дальней тюрьме-«порубе» обманутый Всеслав Полоцкий.
А ну как вырвется на свободу! Славен он среди простонародья — вещая душа в
отважном теле!
Люд
киевский, став у сеней, начал кричать и пререкаться с князем, требовать
оружия и наказания виновных в поражении. Князь стоял у окошка, слушал крики и
совсем уже не знал, что делать, — так разгулялся буйный смерч восстания.
«Видишь,
князь, людье взвыло, — сказал один из бояр. — Пошли слуг, пусть крепче
стерегут Всеслава».
Другой
возразил: «Пусть лучше, призвав лестью к оконцу, пронзят его мечом!»
Значит,
не только преступить крестное целование, но и кровь пролить? На такое не
решился Изяслав, не отдал приказа.
А
народ, кинув новый клич, пошел к темнице, где уже много месяцев томился
Всеслав. Разогнав сторожей и сломав запоры, черный люд освободил полоцкого
князя.
Восстание
достигло высшего накала, и Изяслав, не выдержав, второй раз за последние дни
бежал с поля боя — на этот раз от своей взбунтовавшейся столицы.
Освобожденный Всеслав был приведен на княжеский двор и здесь в день 15
сентября 1068 года провозглашен князем Киевским.
Но
правил он недолго. Через 7 месяцев, приведя с собой войска польского короля Болеслава
Смелого, Изяслав сверг полоцкого князя и снова занял киевский стол. Своих
сентябрьских страхов он не забыл: 70 активных участников вызволения Всеслава
были казнены, многих — и виноватых, и безвинных— ослепили.
С этого
времени стал Киев яблоком раздора, из-за которого то и дело вспыхивали
феодальные споры.
Обладание
Киевом соединялось с понятием «старейшинства» среди всех князей. Кто в Киеве
правит, тот и глава всем князьям русским! Изнурительная борьба за киевский
стол то и дело выливалась в кровавые столкновения, оплетенные сетью заговоров
и обильно сдобренные вероломством. Все это стало тяжким бременем для простых
жителей многих русских княжеств — крестьян и ремесленников. Ведь это их
жилища горели в огне яростных штурмов, их поля вытаптывались конницей, их
дворы грабились «удалыми» воями то одного, то другого правителя.
Иногда,
если вконец истощались силы соперников или занимал киевский престол сильный и
авторитетный князь, как было, например, при Владимире Мономахе, эта борьба
затихала. Но проходило несколько лет — и распря вспыхивала с новой неостановимой
силой. Коль не хватало своих войск, князья призывали на помощь то степняков,
то варягов, то поляков, то литовцев, и тогда страдания народа от внутренних
усобиц умножались на насилие внешних врагов.
А
противники Руси не теряли времени, видя разброд и несогласие среди русских
княжеств. Одна местность за другой подвергались опустошительным набегам, а то
и вовсе отторгались от Русской земли и включались в состав других государств.
К концу XIV века, например, граница Великого княжества Литовского проходила
всего в сотне верст от Москвы!
|