«Энциклопедия Смерти. Хроники
Харона»
Часть 2: Словарь избранных
Смертей
Умение хорошо жить и хорошо
умереть — это одна и та же наука.
Эпикур
ПУГАЧЕВ Емельян Иванович
(1742-1775) - предводитель
крестьянского восстания, выдававший себя за покойного царя Петра III
Пугачев
был предан некоторыми своими соратниками и приговорен к смертной казни.
Приговор определил мятежнику следующее наказание: четвертовать, голову
воткнуть на кол, части тела разнести по четырем частям города, положить их на
колеса, а затем сжечь. Русская императрица Екатерина II в письме 29 декабря
1774 года писала Вольтеру с презрением: "Маркиз Пугачев, о котором вы
опять пишете в письме от 16 декабря, жил как злодей и кончил жизнь трусом. Он
оказался таким робким и слабым в тюрьме, что пришлось осторожно приготовить
его к приговору из боязни, чтоб он сразу не умер от страха".
Неизвестно,
насколько правдива была Екатерина; мы можем судить о степени мужества или
трусости Пугачева только по описанию его казни очевидцем: "В десятый
день января тысяча семьсот семьдесят пятого года, в восемь или девять часов
пополуночи приехали мы на Болото; на середине его воздвигнут был эшафот, или
лобное место, вкруг коего построены были пехотные полки. Начальники и офицеры
имели знаки и шарфы сверх шуб по причине жестокого мороза...
Вскоре
появился отряд кирасир, за ним необыкновенной высоты сани, и в них сидел
Пугачев; насупротив духовник его и еще какой-то чиновник, вероятно секретарь Тайной
экспедиции, за санями следовал еще отряд конницы. Пугачев с непокрытою
головою кланялся на обе стороны, пока везли его. Я не заметил в чертах лица
его ничего свирепого. На взгляд он был сорока лет, роста среднего, лицом
смугл и бледен, глаза его сверкали; нос имел кругловатый, волосы, помнится,
черные и небольшую бородку клином.
Сани
остановились против крыльца лобного места. Пугачев и любимец его Перфильев в
препровождении духовника и двух чиновников едва взошли на эшафот, раздалось
повелительное слово: на караул, и один из чиновников начал читать манифест.
Почти каждое слово до меня доходило.
При
произнесении чтецом имени и прозвища главного злодея, также и станицы, где он
родился, обер-полицмейстер спрашивал его громко: "Ты ли донской казак Емелька
Пугачев?" Он столь же громко ответствовал: "Так, государь, я
донской казак, Зимовейской станицы, Емелька Пугачев". Потом, во все
продолжение чтения манифеста, он, глядя на собор, часто крестился, между тем
как сподвижник его Перфильев, немалого роста, сутулый, рябой и свиреповидный,
стоял неподвижно, потупя глаза в землю.
По
прочтении манифеста духовник сказал им несколько слов, благословил их и пошел
с эшафота. Читавший манифест последовал за ним. Тогда Пугачев сделал с
крестным знамением несколько земных поклонов, обратись к соборам, потом с
уторопленным видом стал прощаться с народом; кланялся на все стороны, говоря
прерывающимся голосом: "Прости, народ православный; отпусти мне, в чем я
согрубил пред тобою; прости, народ православный!" - При сем слове
экзекутор дал знак: палачи бросились раздевать его; сорвали белый бараний
тулуп; стали раздирать рукава шелкового малинового полукафтанья. Тогда он
сплеснул руками, опрокинулся навзничь, и вмиг окровавленная голова уже висела
в воздухе: палач взмахнул ее за волосы".
Остается
только добавить, что через день, 12 января, останки Пугачева сожгли вместе с
эшафотом и санями, на которых его везли на казнь.
|