|
«Энциклопедия Смерти. Хроники
Харона»
Часть 2: Словарь избранных
Смертей
Умение хорошо жить и хорошо
умереть — это одна и та же наука.
Эпикур
МУССОЛИНИ Бенито
(1883-1945) - лидер итальянских
фашистов, глава итальянского правительства в 1922-43 годах и правительства
так называемой республики Сало в 1943-45 годах
Успехи
войск союзников в конце второй мировой войны не оставили Муссолини ни
малейших шансов сохранить власть. Дуче бежал. В апреле 1945 года партизаны
захватили его близ итало-швейцарской границы, переодетого в форму немецкого
солдата. Решено было казнить Муссолини. Операцией командовал "полковник Валерио"
- один из руководителей итальянского движения Сопротивления Вальтер Аудизио
(1909-1973). Его воспоминания о последних часах Муссолини были опубликованы
только после кончины Аудизио.
"Полковник
Валерио" задержал Муссолини обманом: сказал ему, что послан, чтобы тайно
его освободить и переправить в безопасное место. Дуче поверил.
В
машине, которая везла Муссолини и его любовницу Клару Петаччи, вместе с Аудизио
были шофер и двое партизан - Гвидо и Пьетро. Увидев подходящее для казни
место, Аудизио приказал шоферу машины остановиться. Дальнейшее
"полковник Валерио" описывает так:
"...Я
пошел вдоль дороги, желая убедиться, что в пашу сторону никто не едет.
Когда я
вернулся назад, выражение лица Муссолини изменилось, на нем были заметны
следы страха. Тогда Гвидо сообщил мне, что он сказал дуче: "Малина
кончилась".
И все
же, внимательно посмотрев на него, я уверился, что у Муссолини пока
зародилось лишь подозрение. Я послал комиссара Пьетро и водителя в разные
стороны метрах в 50-60 от дороги и приказал им следить за окрестностями.
Затем я заставил Муссолини выйти из машины и остановил его между стеной и
стойкой ворот. Он повиновался без малейшего протеста. Он все еще не верил,
что должен умереть, еще не отдавал себе отчета в происходящем. Люди, подобные
ему, страшатся действительности. Они предпочитают игнорировать ее, им до
последнего момента достаточно ими же самими созданных иллюзий.
Сейчас
он вновь превратился в усталого, неуверенного в себе старика. Походка его
была тяжелой, шагая, он слегка волочил правую ногу. При этом бросалось в
глаза, что молния на одном сапоге разошлась.
Затем
из машины вышла Петаччи, которая по собственной инициативе поспешно встала
рядом с Муссолини, послушно остановившимся в указанном месте спиной к стене.
Прошла
минута, и я вдруг начал читать смертный приговор военному преступнику Муссолини
Бенито:
"По
приказу Корпуса добровольцев свободы мне поручено свершить народное
правосудие". Мне кажется, Муссолини даже не понял смысла этих слов: с
вытаращенными глазами, полными ужаса, он смотрел на направленный на него
автомат. Петаччи обняла его за плечи. А я сказал: "Отойди, если не
хочешь умереть тоже". Женщина тут же поняла смысл этого "тоже"
и отодвинулась от осужденного. Что касается его, то он не произнес ни слова:
не вспомнил ни имени сына, ни матери, ни жены. Из его груди не вырвалось ни
крика, ничего. Он дрожал, посинев от ужаса, и, запинаясь, бормотал своими
жирными губами: "Но, но я... синьор полковник, я... синьор
полковник".
Даже к
женщине, которая металась рядом с ним, бросая на пего взгляды, полные
крайнего отчаяния, он не обратил ни слова. Нет, он самым гнусным образом
просил за свое грузное, дрожащее тело. Лишь о немой думал, об этом теле,
которое поддерживала стена.
Я уже
говорил раньше, что проверил свой автомат в доме Де Мария. И на тебе - курок
нажат, а выстрелов нет. Автомат заклинило. Я подергал затвор, вновь нажал
курок, но с тем же результатом. Гвидо поднял пистолет, прицелился, но - вот
он рок! - выстрела не последовало. Казалось, что Муссолини этого не заметил.
Он больше ничего не замечал.
Я вновь
взял в руки автомат, держа его за ствол, чтобы использовать как дубинку,
поскольку, несмотря ни на что, все еще ожидал хоть какой-нибудь реакции с его
стороны. Ведь всякий нормальный человек попытался бы защищаться, однако
Муссолини был уже невменяем. Он продолжал заикаться и дрожать, по-прежнему
неподвижный, с полуоткрытым ртом и безвольно опущенными руками.
Я
громко позвал комиссара 52-й бригады, который тут же подбежал ко мне со своим
автоматом в руках.
Тем
временем прошло уже несколько минут, которые любой осужденный на смерть
использовал бы для попытки, пусть даже отчаянной, к бегству, попытался бы по
крайней мере оказать сопротивление. Тот, кто считал себя "львом",
превратился в кучу дрожащего тряпья, не способного ни к малейшему движению.
В тот
короткий отрезок времени, который понадобился Пьетро, чтобы принести мне
автомат, мне показалось, что я нахожусь о Муссолини один на один.
Был Гвидо,
внимательно следящий за происходящим. Была Петаччи, которая стояла рядом с
"ним", почти касаясь его локтем, но которую, однако, я не принимал
в расчет. Нас было только двое: я и он. В воздухе, наполненном влагой, стояла
напряженная тишина, в которой отчетливо слышалось учащенное дыхание
осужденного. За воротами, среди зелени сада, виднелся край белого дома. А
далеко в глубине - горы.
Если бы
Муссолини был в состоянии смотреть и видеть, в поле зрения попала бы полоска
озера. Но он не смотрел, он дрожал. В нем не было больше ничего
человеческого. В этом мужчине единственными человеческими чертами были
спесивая чванливость и холодное презрение к слабым и побежденным,
появлявшиеся лишь в минуты триумфа. Сейчас рядом с ним не было придворных
главарей и маршалов. На его лице присутствовал лишь страх, животный страх
перед неизбежностью.
Осечка
автомата, конечно, не дала Муссолини даже проблеска надежды, он уже понимал,
что должен умереть. И он погрузился в это ощущение, как в море бесчувствия,
защищавшее его от боли. Он не замечал даже присутствия той, которая была его
женщиной.
Я же не
ощущал больше никакой ненависти, понимая лишь, что должен свершить
справедливость за тысячи и тысячи мертвых, за миллионы голодных, которых
предали. Став снова напротив него с автоматом в руках, я выпустил в это
дрожащее тело пять выстрелов. Военный преступник Муссолини, опустив голову на
грудь, медленно сполз вдоль стены.
Петаччи,
оглушенная, потеряв рассудок, странно дернулась в его сторону и упала ничком
на землю, тоже убитая.
Было 16
часов 10 минут 28 апреля 1945 года".
|
