|
«Энциклопедия Смерти. Хроники
Харона»
Часть 2: Словарь избранных
Смертей
Умение хорошо жить и хорошо
умереть — это одна и та же наука.
Эпикур
МАРИЯ Стюарт
(1542-1587) - шотландская королева
Мятежные
шотландские лорды обвинили Марию Стюарт в соучастии в убийстве ее второго
мужа лорда Дарнли и в 1567 году вынудили отречься от престола. Спустя год она
бежала в Англию, где королева Елизавета заключала ее в тюрьму. После
раскрытия серии заговоров против Елизаветы, к которым была причастна и Мария
Стюарт, суд приговорил шотландскую королеву к смертной казни.
Жизнь и
смерть Марии Стюарт стали благодатным материалом для многих писателей,
драматургов, поэтов и, конечно, не миновали пера Стефана Цвейга, питавшего
особый интерес к смертям коронованных особ. Цвейг подробно описывает не
только саму казнь, но и тщательность, с какой готовилась к ней Мария Стюарт.
"Великолепный,
праздничный наряд выбирает она для своего последнего выхода, самое строгое и
изысканное платье из темно-коричневого бархата, отделанное куньим мехом, со
стоячим белым воротником и пышно ниспадающими рукавами. Черный шелковый плащ
обрамляет это гордое великолепие, а тяжелый шлейф так длинен, что Мелвил, ее
гофмейстер, должен почтительно его поддерживать. Снежно-белое вдовье
покрывало овевает ее с головы до ног. Омофоры искусной работы и драгоценные
четки заменяют ей светские украшения, белые сафьяновые башмачки ступают так
неслышно, что звук ее шагов не нарушит бездыханную тишину, когда она
направится к эшафоту, Королева сама вынула из заветного ларя носовой платок,
которым ей завяжут глаза,- прозрачное облако тончайшего батиста, отделанное
золотой каемкой, должно быть, ее собственной работы.
Каждая
пряжка на ее платье выбрана с величайшим смыслом, каждая мелочь настроена на
общее музыкальное звучание; предусмотрено и то, что ей придется на глазах у
чужих мужчин скинуть перед плахой это темное великолепие. В предвидении последней
кровавой минуты Мария Стюарт надела исподнее платье пунцового шелка и
приказала изготовить длинные, за локоть, огненного цвета перчатки, чтобы
кровь, брызнувшая из-под топора не так резко выделялась на ее платье".
За нею
пришли в 8 часов утра, но бывшая королева сначала дочитала молитвы и только
потом поднялась с колен.
"Поддерживаемая
справа и слева слугами, - продолжает Цвейг,- идет она, с натугой переставляя
пораженные ревматизмом ноги. Втройне оградила она себя оружием веры от
приступов внезапного страха: на шее у нее золотой крест, с пояса свисает
связка отделанных дорогими каменьями четок, в руке меч благочестивых -
распятие слоновой кости: пусть увидит мир, как умирает королева в
католической вере и за католическую веру. Да забудет он, сколько прегрешений
и безрассудств отягчает ее юность, и что как соучастница задуманного убийства
предстанет она пред палачом. На все времена хочет она показать, что терпит
муки за дело католицизма, обреченная жертва недругов-еретиков.
Не
дальше, чем до порога - как задумано и условлено,- провожают и поддерживают
ее преданные слуги. Ибо и виду не должно быть подано, будто они соучастники
постыдного деяния, будто сами они ведут свою госпожу на эшафот. От двери до
подножия лестницы ее сопровождают двое подчиненных Эмиаса Паулета: только ее
враги, только ее злейшие противники могут, как пособники величайшего
преступления, повести венчанную королеву на эшафот. Внизу, у последней
ступеньки, перед входом в большой зал, где состоится казнь, ждет
коленопреклоненный Эндру Мелвид, ее гофмейстер; шотландский дворянин, он
должен будет сообщить Иакову VI (шотландскому королю, сыну Марии Стюарт) о
свершившейся казни. Королева подняла его с колен и обняла. Ее радует
присутствие этого верного свидетеля, он укрепит в ней спокойствие духа,
которое она поклялась сохранить. И на слова Мелвила: "Мне выпала самая
тяжкая в моей жизни обязанность сообщить о кончине моей августейшей
госпожи" - она отвечает: "Напротив, радуйся, что конец моих
испытаний близок. Только сообщи там, что я умерла верная своей религии,
истинной католичкой, истинной дочерью Шотландии, истинной дочерью королей. И
передай моему сыну, что никогда я не сделала ничего, что могло бы повредить
ему, никогда ни в чем не поступилась нашими державными правами".
Затем
Мария Стюарт выпросила у графов Шрусбери и Кента право присутствовать на ее
казни четырем слугам и двум женщинам.
Сопровождаемая
своими избранными и верными, а также Эндру Мелвилом, несущим за ней ее трен,
в предшествии шерифа, Шрусбери и Кента входит она в парадный зал Фотерингейского
замка. Здесь всю ночь стучали топорами. Из помещения вынесены столы и стулья.
В глубине его воздвигнут помост, покрытый черной холстиной, наподобие
катафалка. Перед обитым черным колодой уже поставлена скамеечка с черной же
подушкой, на нее королева преклонит колени, чтобы принять смертельный удар.
Справа и слева почетные кресла дожидаются графов Шрусбери и Кента как
уполномоченных Елизаветы, в то время как у стены, словно два бронзовых изваяния,
застыли одетые в черный бархат и скрывшиеся под черными масками две безликие
фигуры - палач и его подручный... Зрители теснятся в глубине зала.
Охраняемый
Паулетом и его солдатами, там воздвигнут барьер, за которым сгрудилось
человек двести дворян, сбежавшихся со всей округи... Спокойно входит Мария
Стюарт в зал. С гордо поднятой головой она всходит на обе ступеньки
эшафота... Безучастно слушает она, как секретарь снова зачитывает приговор.
Приветливо, почти радостно светится ее лицо - уж на что Уингфилд её
ненавидит, а и он в донесении Сесилу не может умолчать о том, что словам
смертного приговора она внимала, как будто благой вести.
Но ей
еще предстоит жестокое испытание. Протестантским лордам важно не допустить,
чтобы ее прощальный жест стал пламенным "верую" ревностной
католички; еще и в последнюю минуту пытаются они мелкими злобными выходками
умалить ее царственное достоинство. Не раз на коротком пути из внутренних
покоев к месту казни она оглядывалась, ища среди присутствующих своего духовника,
в надежде, что он хотя бы знаком отпустит ее прегрешения и благословит
ее".
Вместо
духовника королевы у эшафота появился протестантский священник из Питерсбороу
доктор Флетчер. Он заводит долгую и скучную проповедь, которую королева то и
дело прерывает.
"Три
или четыре раза,- продолжает Цвейг,- просит она доктора не утруждать себя, но
он знай, бубнит свое, и тогда, не в силах прекратить это гнусное суесловие
Мария Стюарт прибегает к последнему средству: в одну руку, словно оружие
берет распятие, в другую - молитвенник и, пав на колени, громко молится
по-латыни, чтобы священными словами заглушить елейное словоизвержение.
Граф
Кент пытался прервать ее молитву, требуя, чтобы она оставила эти "popish
trumperies" - папистские фокусы. Но умирающая уже далека всем земным
распрям, ни единым взглядом, ни единым словом не удостаивает она его и только
говорит во всеуслышание, что от всего сердца простила она врагов, давно
домогающихся ее крови, и просит Господа, чтобы он привел ее к истине.
Воцаряется тишина. Мария Стюарт знает, что теперь последует. Еще раз целует
она распятне, осеняет себя крестным знамением и говорит: "О милосердный
Иисус, руки твои, простертые здесь на кресте, обращены ко всему живому, осени
же меня своей любящей дланью и отпусти мне мои прегрешения. Аминь".
По
средневековому обычаю, палач и его помощник склоняют колена перед Марией
Стюарт и просят у нее прощения за то, что вынуждены уготовать ей смерть. И
Мария Стюарт отвечает им: "Прощаю вас от всего сердца, ибо в смерти я
вижу разрешение всех моих земных мук"...
Между
тем обе женщины раздевают Марию Стюарт. Она сама помогает ни снять с шеи цепь
с "agnus dei". При этом руки у нее не дрожат, и, по словам ее
злейшего врага Сесила, она "так спешит, точно ей не терпится покинуть
этот мир". Едва лишь черный плащ и темные одеяния падают с ее плеч, как
под ними жарко вспыхивает пунцовое исподнее платье, а когда прислужницы
натягивают ей на руки огненные перчатки, перед зрителями словно всколыхнулось
кроваво-красное знамя - великолепное, незабываемое зрелище. И вот начинается
прощание. Королева обнимает прислужниц, просит их не причитать и не плакать
навзрыд. И только тогда преклоняет она колена на подушку и громко, вслух
читает псалом: "In te, domine, confido, ne cofundar in acternum"
("На тебя, Господи, уповаю, да не постыжусь вовек", Псалом 71.)
А
теперь ей осталось немногое: уронить голову на колоду, которую она обвивает
руками, как возлюбленная своего загробного жениха. До последней минуты верна
Мария Стюарт королевскому величию. Ни в одном движении, ни в одном ее слове
не проглядывает страх. Дочь Тюдоров, Стюартов и Газов достойно приготовилась
умереть. Но что значит все человеческое достоинство и все наследованное и
благоприобретенное самообладание перед лицом того чудовищного, что неотъемлемо
от всякого убийства! Никогда - и в этом лгут все книги и реляции - казнь
человеческого существа не может представлять собой чего-то романтически
чистого и возвышенного. Смерть под секирой палача остается в любом случае
страшным, омерзительным зрелищем, гнусной бойней. Сперва палач дает промах,
его первый удар пришелся не по шее, а глухо стукнул по затылку - сдавленное
хрипение, глухие стоны вырываются у страдалицы. Второй удар глубоко рассек
шею, фонтаном брызнула кровь. И только третий удар отделил голову от
туловища. И еще одна страшная подробность: когда палач хватает голову за
волосы, чтобы показать ее зрителям, рука его удерживает только парик. Голова
вываливается и, вся в крови, с грохотом, точно кегельный шар, катится по
деревянному настилу. Когда же палач вторично наклоняется и высоко ее
поднимает, все глядят в оцепенении: перед ними призрачное видение - стриженая
седая голова старой женщины".
Дурной
пример заразителен, говорит пословица. Публичным судом и казнью коронованной
особы Елизавета низвела в глазах всего мира королей до простых граждан
государства, став, тем самым, невольной пособницей будущих смертных
приговоров монархам.
|
