|
«Энциклопедия Смерти. Хроники
Харона»
Часть 2: Словарь избранных
Смертей
Умение хорошо жить и хорошо
умереть — это одна и та же наука.
Эпикур
ДОСТОЕВСКИЙ Федор Михайлович
(1821-1881) русский писатель
В конце
января 1881 года Достоевский серьезно заболел, начались горловые
кровотечения. Утром 28 января жена писателя Анна Григорьевна, проснувшись в
семь утра, увидела, что Достоевский смотрит в ее сторону. Анна Григорьевна
спросила его о самочувствии, на что он ответил:
-
Знаешь, Аня, я уже часа три как не сплю и все думаю, и только теперь сознал
ясно, что я сегодня умру.
-
Голубчик мой, зачем ты это думаешь? - возразила Анна Григорьевна в страшном
беспокойстве.- Ведь тебе теперь лучше, кровь больше не идет, очевидно,
образовалась "пробка", как говорил Кошлаков. Ради Бога, не мучай
себя сомнениями, ты будешь еще жить, уверяю тебя!
- Нет,
я знаю, я должен сегодня умереть. Зажги свечу, Аня, и дай мне Евангелие.
"Это
Евангелие,- вспоминает А. Г. Достоевская,- было подарено Федору Михайловичу в
Тобольске (когда он ехал на каторгу) женами декабристов... Федор Михайлович
не расставался с этою святою книгою во все четыре года пребывания в каторжных
работах. Впоследствии... он часто, задумав или сомневаясь в чем-либо,
открывал наудачу это Евангелие и прочитывал то, что стояло на первой странице
(левой от читавшего). И теперь Федор Михайлович пожелал проверить свои
сомнения по Евангелию. Он сам открыл святую книгу и просил прочесть.
Открылось
Евангелие от Матфея. Гл. III, ст. II: "Иоанн же удерживал его и говорил:
мне надобно креститься от тебя, и ты ли приходишь ко мне? Но Иисус сказал ему
в ответ: не удерживай, ибо так надлежит нам исполнить великую правду".
- Ты
слышишь - "не удерживай" - значит, я умру,- сказал муж и закрыл
книгу.
Я не
могла удержаться от слез. Федор Михайлович стал меня утешать, говорил мне
милые ласковые слова, благодарил за счастливую жизнь, которую он прожил со
мной. Поручал мне детей, говорил, что верит мне и надеется, что я буду их
всегда любить и беречь. Затем сказал мне слова, которые редкий из мужей мог
бы сказать своей жене после четырнадцати лет брачной жизни:
-
Помни, Аня, я тебя всегда горячо любил и не изменял тебе никогда, даже
мысленно!
Я была
до глубины души растрогана его задушевными словами, но и страшно встревожена,
опасаясь, как бы волнение не принесло ему вреда. Я умоляла его не думать о
смерти, не огорчать всех нас своими сомнениями, просила отдохнуть, уснуть.
Муж послушался меня, перестал говорить, но по умиротворенному лицу было ясно
видно, что мысль о смерти не покидает его и что переход в иной мир ему не
страшен.
Около
девяти утра Федор Михайлович спокойно уснул, не выпуская моей руки из своей.
Я сидела не шевелясь, боясь каким-нибудь движением нарушить его сон. Но в
одиннадцать часов муж внезапно проснулся, привстал с подушки, и кровотечение
возобновилось. Я была в полном отчаянии, хотя изо всех сил старалась иметь
бодрый вид и уверяла мужа, что крови вышло немного и что, наверно, как и
третьего дня, опять образуется "пробка". На мои успокоительные
слова Федор Михайлович только печально покачал головой, как бы вполне
убежденный в том, что предсказание о смерти сегодня же сбудется. Среди дня
опять стали приходить родные знакомые и незнакомые, опять приносили письма и
телеграммы...
Я весь
день ни на минуту не отходила от мужа; он держал мою руку в своей и шепотом
говорил: "Бедная... дорогая... с чем я тебя оставляю... бедная, как тебе
тяжело будет жить?.." Несколько раз он шептал: "Зови детей". Я
звала, муж протягивал им губы, они целовали его и, по приказанию доктора,
тотчас уходили, а Федор Михайлович провожал их печальным взором. Часа за два
до кончины, когда пришли на его зов дети, Федор Михайлович велел отдать
Евангелие своему сыну Феде...
Около
семи часов у нас собралось много народу в гостиной ив столовой и ждали
Кошлакова, который около этого часа посещал нас. Вдруг безо всякой видимой
причины Федор Михайлович вздрогнул, слегка поднялся на диване, и полоска
крови вновь окрасила его лицо. Мы стали давать Федору Михайловичу кусочки
льда, но кровотечение не прекращалось... Федор Михайлович был без сознания,
дети и я стояли на коленях у его изголовья и плакали, изо всех сил
удерживаясь от громких рыданий, так как доктор предупредил, что последнее
чувство, оставляющее человека, это слух, и всякое нарушение тишины может
замедлить агонию и продлить страдания умирающего. Я держала мужа в своей руке
и чувствовала, что пульс бьется все слабее и слабее. В восемь часов двадцать
восемь минут вечера Федор Михайлович отошел в вечность".
|
