«Энциклопедия Смерти. Хроники
Харона»
Часть 2: Словарь избранных
Смертей
Умение хорошо жить и хорошо
умереть — это одна и та же наука.
Эпикур
ВОЛОШИН Максимилиан Александрович
(1877-1932) русский поэт и художник
Последние
10 лет жизни Волошин почти безвыездно жил в своем доме в Коктебеле. Это место
пользовалось популярностью у советских литераторов, любивших отдохнуть в
Крыму, и к Волошину нет-нет да и наведывались друзья-писатели. Так, в июле
1932 года к Волошину заехал Николай Чуковский (сын Корнея Чуковского). За
несколько дней до этого у Волошина случился удар (что-то вроде инсульта).
"Макс,
необычайно толстый, расползшийся, сидел в соломенном кресле,- вспоминает Н.
Чуковский.- Дышал он громко. Он заговорил со мной, но слов его я не понял -
после удара он стал говорить невнятно. Одна только Марья Степановна (жена
Волошина) понимала его и в течение всей нашей беседы служила нам как бы
переводчиком.
При
всем том он был в полном сознании. Когда я сказал ему, что стихи его пойдут в
"Новом мире", лицо его порозовело от радости. Снова и снова почти
нечленораздельными звуками просил он меня повторять привезенную мною новость.
Через несколько дней у него был второй удар, и он умер.
Он
лежал в саду перед своим домом в раскрытом гробу. Гроб казался почти
квадратным - так широк и толст был Макс. Лицо у него было спокойное и доброе
- седая борода прикрывала грудь. Мы узнали, что он завещал похоронить себя на
высоком холме над морем, откуда открывался вид на всю коктебельскую долину.
Гроб поставили на телегу, и маленькая процессия потянулась через накаленную
солнцем степь. До подножия холма было километра три, но мы сделали гораздо
больший путь, так как обогнули холм кругом - с той стороны на холм подъем был
легче. И все же лошадь на холм подняться не могла, и метров двести вверх нам
пришлось нести гроб на руках.
Это
оказалось очень трудным делом. Макс в гробу был удивительно тяжел, а мужчин
среди провожающих оказалось только пятеро... Солнце жгло немилосердно, и,
добравшись до вершины, мы были еле живы от усталости. Отсюда мы увидели
голубовато-лиловые горы и мысы, окаймленные белой пеной прибоя, и всю
просторную, налитую воздухом впадину коктебельской долины и далекий дом
Волошиных с деревянной башенкой, и даже дельфинов, движущихся цепочкой через
бухту. Знойный воздух звенел от треска цикад в сухой траве. Могильщики уже
вырыли яму, гроб закрыли крышкой и опустили в светло-рыжую сухую глину. Чтец
Артоболевский, высокий, худой, в черном городском пиджачном костюме, прочел
над могилой стихотворенье Баратынского "На смерть Гете":
Предстала, и старец великий
смежил
Орлиные очи в покое;
Почил безмятежно, затем совершил
В пределе земном все земное!
Над дивной могилой не плачь, не
жалей,
Что гения череп - наследье
червей...
И мы
поплелись вниз с холма".
|