«Чудеса и Приключения» 10/05
Особняк на столе
Александр Обухов
Многочисленные исследователи сходятся на том, что
Павел Воинович Нащокин (1800-1854) был самым близким другом Пушкина в
последнее десятилетие его жизни. Происходил он из знатного дворянского рода,
служил в лейб-гвардии Измайловском полку и вёл весьма разгульный образ жизни.
Его дом был заставлен мраморными вазами и китайским фарфором, украшен
великолепными гобеленами и картинами, которыми хозяин ничуть не дорожил и
раздаривал своим приятелям. В 1824 году Нащокин вышел в отставку в чине
поручика и переехал в Москву, ничего не изменив в укладе своей жизни. Таких
«широких натур» и Санкт-Петербург, и Москва знали великое множество. Но не
это влекло Пушкина к Нащокину. При всей своей разгульности Павел Воинович был
добрым и отзывчивым человеком, искренне любившим, как он писал, «моего
славного Пушкина». Сам он выручал великого друга тем, что помог в одном
случае расквитаться с огромным карточным долгом, а в другом - расстроить
намечавшуюся дуэль. «Любит меня один Нащокин», - писал поэт Наталье
Николаевне 14 мая 1836 года. Вот почему по приезде в Москву Пушкин неизменно
останавливался в доме у Нащокина, где находил участие во всех своих делах.
Именно этого русского барина изобразил Гоголь в образе Хлобуева
в «Мёртвых душах», написав: «Только на Руси можно было существовать таким
образом. Не имея ничего, он угощал и хлебосольничал, и даже оказывал
покровительство, поощрял всяких артистов, приезжавших в город, давал им у
себя приют и квартиру. Если бы кто заглянул в дом его, находящийся в городе,
он бы никак не узнал, кто в нём хозяин.
Сегодня поп в ризах служил там молебен. Завтра давали
репетицию французские актёры. В иной день какой-нибудь неизвестный никому в
дому поселялся в самой гостиной с бумагами и заводил там кабинет, и это не
смущало и не беспокоило никого в доме, как бы было житейское дело. Иногда по
целым дням не бывало крохи в доме. Иногда же задавался в нём такой обед,
который удовлетворял бы вкус утончённого гастронома, и хозяин праздничный,
весёлый, с осанкой богатого барина, с походкой человека, жизнь которого
протекает в избытке и довольстве. Зато временами были такие тяжёлые минуты,
что другой бы, на его месте, повесился или застрелился».
Нащокин, как свидетельствуют современники, десять раз в
своей жизни становился богачом и десять раз разорялся. В один из таких
«периодов везения» им был заказан великолепный игрушечный домик, обошедшийся
хозяину в сорок тысяч рублей, что было равно стоимости деревни со ста
крепостными.
В нём всё поражало. Знаменитый мастер Гамбс создал
раздвижной обеденный стол на шестьдесят персон. На этом столе лежали
скатерти, салфетки, стояла хрустальная и фарфоровая посуда. Всё это можно
было едва различить глазом. Рядом со столом располагались кресла и ломберные
столики, а поодаль стоял рояль из красного дерева, на котором супруга Павла Воиновича
- Вера Александровна специальными серебряными палочками разыгрывала пьесы в
семь с половиной октав. Домик был населён куклами, обувь для которых
изготовил знаменитый петербургский сапожник Пель. Всего же в двухэтажном
«особняке» насчитывалось более 600 предметов тончайшей работы, которым мог бы
позавидовать легендарный Левша.
«Дом его (помнишь?) отделывался; что за подсвечники, что за
сервиз, - писал Пушкин жене. - Он заказал фортепиано, на котором играть можно
будет пауку, и судно, на котором испразнится разве шпанская муха». «С Нащокиным
вижусь всякий день. У него в домике был пир; подали на стол мышонка в сметане
с хреном в виде поросёнка. Жаль, не было гостей. По своей духовной домик этот
отказывает он тебе», - писал Пушкин в другом письме. Однако этому не суждено
было сбыться. В очередной период безденежья Нащокин домик свой заложил и не
выкупил.
Нащокинский домик сменил много хозяев, пережил много
странствий и потерь, пока не был приобретён художником С. А. Голяшкиным в
начале XX века в весьма плачевном состоянии у одного из антикваров в городе
Луге. На его восстановление потребовались годы кропотливых реставрационных
работ. На Императорском фарфоровом заводе мастер Лебедев сделал недостающую
посуду. Была воссоздана фигурка, воспроизводящая образ великого поэта. Пушкин
стоит, прислонившись к колонне в той же позе, в которой его запечатлел
Николай Ге в своей картине «Пушкин в Михайловском».
Кто-то скажет: ну и что в этом нашли необычного? Сейчас на
срезе макового зерна, под электронным микроскопом умельцы творят и не такие
чудеса. В ответ напрашиваются слова замечательного русского писателя
Александра Ивановича Куприна: «Эта вещь драгоценна как памятник старины и
кропотливого искусства, но она несравненно более дорога нам как почти живое
свидетельство той обстановки, той среды, в которой попросту и так охотно жил
Пушкин».
|