Воровской язык
— вымышленный, условный язык, на котором изъясняются между
собой лица, занимающиеся воровством, мошенничеством, нищенством и т. п.;
наряду с ним и отчасти с ним переплетаясь стоят условные языки матросов,
рудокопов, извозчиков, проституток. При изображении быта этих классов
знаменитейшие писатели (Шекспир, Теккерей, Диккенс, Виктор Гюго) прибегают к
выражениям, в нем употребительным. Лексикон В. языка весьма разнообразен по
своему составу. Здесь попадаются слова латинские, заимствованные у
средневекового духовенства, цыганские, древнееврейские; много слов местного
разговорного языка, только переиначенных; нередко словам общеупотребительным
придается иное значение (у петербургских мазуриков фараон значит будочник, стрела
— казак, камышевка — лом, мальчишка — долото и т. п.). В. язык в течение
столетий передается из поколения в поколение; он обладает значительной
устойчивостью; в нем замечаются законы, аналогичные тем, по которым
изменяются языки естественные, благодаря чему он обращает на себя внимание
лингвистов (Pott, "Die Zigeuner in Europa und Asien", т. 2-й,
Галле, 1845).
В Германии В. язык известен у мошенников под названиями: Kochemer
Loschen, Kokumloschen (от древнееврейских слов chacham — мудрый и laschon —
язык), Chessenkohl (от древнееврейских chess — мудрый и kol — голос), Rotwelsch
(древнейшее название, восходит к XIII столетию, от воровских слов: Rot —
бродяга и Welsch — иностранный, собственно итальянский язык). Первый образчик
немецко-В. словаря находится в заметках каноника Дитмара фон Мекебаха, в Бреславле,
и относится к середине XIV в. Заслуживает внимания словарь ратмана Герольда Едлибаха
(Цюрих, 1488), также как изданный Лютером "Liber vagatorum" (1523),
которые послужили основанием для всех позднейших словарей и грамматик В.
языка, но нередко искажались. Замечательнейшим опытом в этой области является
изданная известным мошенником по профессии: "Wahrhafte Entdeckung der Jauner-oder
Jenischensprache von dem ehemals berüchtigten Jauner Kostanzer Hanss"
(Зульц-на-Неккаре, 1791), которая целиком перепечатана в сочинении Avé-Lallemant:
"Deutsches Gaunerthum" (Лейпциг, 1862); в этом последнем труде немецко-В.
язык подвергнут тщательному исследованию.
Во Франции В. язык известен под названием argot, но слово
это имеет более широкое значение: арго называется и условный язык студентов,
актеров, жокеев, разного рода спортсменов. Изучению французско-В. языка много
содействовал Видок (см.), который в своих записках сообщил довольно подробный
словарь его. Ср. Lorédan Larchey, "Dictionnaire
historique, étymologique et anecdotique de l'Argot parisien" (6 изд., Париж, 1873); Césaire Villatte,
"Parisismes" (Париж, 1884); Charles
Jollier, "L'argot" (Париж, 1891).
В Англии современный В. язык восходит к XVI столетию; он
называется Rogues'Language, St. Giles'Greek, Pedlars'French. Древнейшим
образчиком английско-В. языка могут служить речи и песни гробокопателей в
"Гамлете" Шекспира, также диалог между Слендером и Квикли в его
"Виндзорских кумушках". У лондонских мелочных торговцев (Costers)
существует обыкновение по временам преобразовывать свой условный язык;
любимый для этого метод — перестановка букв, процесс, который замечается и в
органическом росте языка. Ср. H. Baumann, "Londinismen, Slang und Cant"
(Берлин, 1887).
Библиография всех европейских В. языков у Wagner, "Die
Litteratur der Gauner- und Geheimssprache" (Дрезден, 1861).
В России в различных местностях существуют различные В.
языки; но все они, по-видимому, имеют общую основу. Предметом исследования
они не служили, и сведения о них можно дать только отрывочные. Существует
предание, что волжские разбойники имели свой условный язык, но единственные
следы этого языка остались в поговорках: дуван дуванить (делить добычу), да
сарынь на кичку. Са(о)рынь и ныне местами значить чернь, толпа; кичка — нос
судна; это было приказание бурлакам убираться в сторону и выдать хозяина.
Современные столичные, особенно петербургские мошенники, карманники и воры
различных оттенков имеют свой язык, который они называют байковым или
музыкой, это — язык весьма ограниченный и относящийся исключительно до
воровства. Кроме общеупотребительных русских слов с условным значением, в
этом языке имеются слова, общие с офенским языком. Этот-то офенский или аманский
язык, вероятно, и послужил основой всех русско-В. языков. Начало его
неизвестно; родина — Алексинская волость Ковровского уезда Владимирской
губернии, откуда уже в 1700 г. по всей России расходились коробейники,
называя сами себя масыками. Язык этот не особенно богат и ограничивается нужнейшим
в быту ходебщиков, которые прибегают к нему в своих плутовских совещаниях. В
состав его входят: слова греческого происхождения (галасц — соль, от греч. άλς),
переиначенные русские слова, с измененным значением (отемнить — умереть),
далее слова вновь придуманные, по русскому складу (скрипы — двери; визжак —
кнут; мастырить — делать), наконец, слова неизвестного происхождения (рым —
двор, юсы — деньги). Грамматика и все строение речи — чисто русские. Вот
образчик офенского языка: "Мисовской курехой стремыжный бендюх прохандырили
трущи", т. е. в нашей деревне третьего дня проходили солдаты. В
настоящее время язык этот вымирает, так как и промысел офеней в сильном
упадке; но в то же время область его распространения значительно расширилась,
так как промыслом этим занялись и во многих других губерниях. Между офенями
разных местностей существуют и некоторые отличия в языке. Об офенском языке
см. статью К. Тихонравова в Erman's "Archiv für wissenschaftliche Kunde
von Russland" (т. XV, Берлин, 1856 г.). Тем же офенским языком, с
небольшими только изменениями, говорят профессиональные нищие, мошенники,
воры и конокрады Рязанской и Тверской губерний, только они называют его кантюжным
языком. Костромские шерстобиты, подражая ковровцам, также сложили свой язык,
частью переняв офенский, а частью переиначив и дополнив его словами
собственного измышления. Офенские слова входят и в состав условного языка
стекольщиков-ходебщиков Олонецкой губернии; некоторые сведения об этом языке,
называемом масовским (офеня-масык) или ладвинским (от села Ладва
Петрозаводского узда, на реке Ивини, в 50 верстах от Петрозаводска) сообщил
В. Семенов в "Живой Старине" (1891 г., вып. IV). Наконец, офенские
слова входят в состав тайного языка, известного в Малороссии и Белоруссии.
Впервые галицкий журнал "Зоря" в статье "Дедовска (жебрацка) мова"
(Липня, 1886 г., №№ 13 и 14) сообщил, что местные кобзари имеют свой тайный
язык, который, по их мнению, возник во времена борьбы холопов с панами;
беглые холопы, скрываясь под видом нищих, изобрели свой язык, чтобы таким
образом скрыть свои воинственные планы. Затем В. Боржковский в "Киевской
Старине" (1889 г., № 9) напечатал небольшой словарь этого языка,
собранный им среди лирников (те же кобзари) Подольской губернии. Подольские
лирники представляют собой тесно сплоченную корпорацию (как вообще нищие во
многих местах Юго-Западной России), язык свой держат в глубокой тайне и
изъясняются на нем только тогда, когда никого нет, или так тихо, что никто не
услышит; у них, следовательно, язык этот является отражением только глубокой
старины, практической пользы из него они не извлекают. Шаповалы местечка
Новый Ропск, Новозыбковского уезда Черниговской губернии, среди которых, по
сообщению Ф. Николайчика в "Киевской Старине" (1890, № 4),
распространен тот же язык, что и у подольских лирников, употребляют этот
язык, когда желают быть непонятыми. Тот же язык известен и харьковским нищим
(невлям), как об этом можно судить по небольшому словарю, сообщенному В.
Ивановым в "Статистическом Листке" (1883 г., № 10) и, наконец,
белорусским старцам (слепым нищим), как об этом свидетельствует список слов,
напечатанный С. Микуцким в "Материалах для сравнительного и
объяснительного словаря русского языка и др. славянских наречий" (вып. I,
СПб., 1852, стр. 400) и "Русско-нищенский словарь, составленный из
разговора нищих Слуцкого уезда Минской губернии, местечка Семежова", Ф. Сцепурой
(в "Записках Академии Наук", 1881 г., т. 37). Даже название этого
языка одинаково в Малороссии и в Белоруссии. Подольские лирники называют его лебийским
или лобурской мовью, а белорусские старцы — любейским (от слова лебий — дед).
Только фонетика у подольских лирников — малорусская, а у новоропских
шаповалов и белорусских старцев — белорусская. Коновалы, конокрады и
барышники также составили род условного В. языка, но очень ограниченного и
притом образованного сплошь из перековерканных татарских слов и искаженного
татарского счета, чему можно видеть примеры в "Опыте терминологического
словаря сельского хозяйства", Бурнашева (СПб., 1844). На Кяхте
образовался общий с китайцами торговый русский язык, которого непривычный не
поймет. Это — русские слова, исковерканные по китайскому произношению, а речь
построена на китайской грамматике, без склонений и спряжений. Ср. С.
Черепанов, "Записка о кяхтинско-китайском наречии русского языка" в
"Известиях Академии Наук" (т. II, стр. 370—377). Образчики языка
русских спортсменов-охотников представил С. Микуцкий в "Материалах для
сравнительного и объяснительного словаря русского языка" (вып. I, стр.
490 и сл.). Существование особого бурлацкого языка Даль отвергает, указывая,
что на Волге существуют только некоторые специальные выражения, относящиеся к
судоходству, да шуточные слова гулливой молодежи (хлебалка — ложка; ядало —
рот; нюхало — нос, грабилки — руки и проч.). Таpaбapский язык школьников
состоит в перестановке или замене согласных по известному правилу, тогда как
гласные остаются неизменными; школьники же прибегают к говору по херам,
причем за каждым слогом приговаривают: хер. Подобный же прием замечается и в
вышеуказанном словаре нищих Минской губернии, составленном Ф. Сцепурой; в нем
попадаются русские слова, к которым приставлен слог бе или ку (сколько — бекулько;
встреча — кустреча).
|