|
Коран
(правильнее: коръан) — священная книга магометан, играющая
у них такую же роль, как у христиан Библия и Св. Евангелие. Это сборник
рассказов, поучений, правил, законов и т. п., сообщенных Мухаммеду Аллахом
через архангела Гавриила. Слово "Коран" означает
"чтение"; это название заимствовано от евреев, которые употребляют
глагол "карв" (читать) в смысле "изучать священное
писание"; сам Мухаммед желал этим словом выразить, что каждое откровение
"прочитано" ему свыше. В К. много иудейского и христианского,
взятого из еврейской Гаггады и христианских апокрифов, но с крайней
неточностью и даже с грубыми извращениями: напр., Аман (советник Агасфера)
отожествлен с советником Фараона, Мария, сестра Моисея, отожествлена с
матерью Иисуса, плодородие Египта приписывается дождю, а не Нилу, и т. п.
Нужно думать, что источники заимствований были у Мухаммеда не письменные, а
устные; кроме неточности в передаче сведений, в этом нас убеждает и та
искаженная форма собственных имен, какую мы встречаем в К. (ср., напр., Кор. VII, 48 с Лук. XVI, 24; Кор. XXI, 105 с Пс. XXXVII, 29. К. V, 35 с Мишной, Санх. IV, 5); еврейский элемент
извращен менее, чем христианский. См. (G. Weil, "Biblische Legenden der Musulmänner"
(Франкфурт, 1845); Geiger, "Was hat Mohammed aus dem Judenthume aufgenommen"
(Бонн, 1833); S. de Sacy, статья в "Journal des Savants" (1835, март);
"Testimony of the books or passages of the Bible and Koran
compared" (Лондон, 1888); Gerock, "Christologie des К." (Гамб.
1839).
История Kорана.
Откровения Мухаммеда, которые вообще были очень коротки, нередко записывались
слушателями, иногда даже по приказанию пророка (см. S. de Sacy,
"Mém. de l'Académie des inscriptions et
belles-lettres", I, 308), но чаще всего сохранялись просто в памяти. Знатоки
отрывков К. назывались "носителями Корана"; они помнили многие
изречения своего учителя, и не было нужды в записи. Вскоре после смерти
Мухаммеда произошла битва при Йемаме (633) с лжепророком Мосейлимой; многие
из "носителей К." были убиты, и Омар посоветовал халифу Абу-Бекру
(632—634) собрать те отрывки К., которые ходят среди мусульман. Абу-Бекр
поручил это дело Зейду, бывшему секретарю Мухаммеда. Зейд, под руководством
Омара, собрал отовсюду отрывки К., записанные на пергаменте, на костях, на
пальмовых листьях, на камешках, или хранимые памятью. Сборник был отдан на
сбережение Хефсе, вдове пророка. Он носил название "эс-сохоф" и
предназначался для частного употребления Абу-Бекра и Омара. Остальные
мусульмане продолжали читать К. по своим отрывкам как хотели, и понемногу
отдельные редакции стали различаться между собой, особенно в правописании и
языке. Для устранения возникших пререканий, халиф Осман (644—654) решил
ввести одну общую и обязательную для всех редакцию Корана, на наречии корейшитском
(см.). Тот же Зейд вторично редактировал К., разделил его на суры или главы и
написал четыре копии (при помощи трех других писцов). Один экземпляр был
оставлен в Медине, другие отправлены в Куфу, Басру и Дамаск (650). Остальные
записи К. приказано были отбирать у их владельцев и сжигать, чтобы разом
покончить со всеми спорами (а листы самого Зейда были сожжены в царствование Мервана,
683—685). И после Османова кодекса продолжали долгое время циркулировать
другие, напр. ибн Масуда, одного из старейших учеников пророка; но в конце
концов сохранилась одна только редакция К., Османовская. В эпоху Омейядов,
когда в арабском письме стал употребляться алфавит несхи, вместо неудобного куфийского,
К. был снабжен диакритическими точками и знаками для гласных букв, равно как
и знаками препинания; Абуль Эсвед, творец этой реформы, ум. в 688 г.
Подлинность К. нередко возбуждала сомнения ученых. Вейль находил, что Осман
должен был внести в свой список некоторые искажения, напр. с целью ослабить
претензии Али на престол. Мьюр, Нельдеке, Гаммер, Бартелеми и другие держатся
противоположного мнения. В пользу добросовестности Османа говорит уже то
обстоятельство, что его список был принят всеми мусульманами, хотя Османа
вообще не любили, а также неудача ибн-Масуда, нападки которого не произвели
никакого действия на людей, из которых многие слышали пророка лично и помнили
его слова. Важно еще и соображение Ренана: Коран отличается таким
беспорядком, такой массой внутренних противоречий и такой очерченной
физиономией каждого отрывка, что нельзя сомневаться в его неподдельности. См. Caussin de Perceval, "Essai sur l'histoire des Arabes"
(1847); Silv. de Sacy, "Notices et extraits" (т. VIII); Th. Nöldeke,
"De origine et compositione Surarum Qoranicarum ipsiusque Qorani" (Гетт.,
1856); его же, "Geschichte des Korans" (Геттинг. 1860); Kazem-Beg,
"Sur un chapitre inconnu du Coran" (в "Journ. Asiat.", декабрь,
1843); G. Weil, "Mohammed der Prophet, sein Leben und seine Lehre"
(Штутг., 1843); его же, "Historisch-kritische Einleitung in den
Koran" (Билефельд, 1844; русский перевод Малова, Казань, 1875); его же,
"Geschichte der Chalifen" (т. I, стр. 168; Маннгейм, 1846); его же,
"Geschichte der islamitischen Völker" (введение, Штутг.,
1866); W. Muir, "The life of Mohammed" (Л., 1858—1861); его же,
"The Corân" its composition, teaching and testimony to the
Holy Scripture" (Л., 1873); Barthèlemy-Saint-Hilaire,
"Mahomet et le Coran" (П., 1865); А. Sprenger, "Das Leben und
die Lehre des Mohammed" (Б., 1861—65); его же, "Mohammed u. der
Koran" (Гамб., 1889); E. Renan, "Histoire générale
des langues sémitiques" (гл. IV; П., 1858); Stanley Lane-Poole,
"Le Coran, sa poésie et ses lois" (П., 1882); J. Scholl,
"I'islame et son fondateur" (П., 1874); Bosworth Smith,
"Mohammed and Mohammedanism" (Л., 1876); Sédillot, "Hist.
génér des Arabes" (П. 1877); H. Müller, "Der
Islam im Morgen- und Abendlande" (Б., 1885; т. VI "Всеобщей истории"
Онкена). Хронологическое распределение сур. Зейд, сын Сабита, имея в
своих руках множество сур (т. е. отдельных связных откровении, или глав
Корана), не мог их расположить ни по содержанию, ни в хронологическом
порядке: Мухаммед в одном и том же откровении говорил нередко о нескольких
неодинаковых вещах, и никто не мог сказать Зейду в точности, когда именно произнесена
была каждая сура. Поэтому Зейд разместил их по длине: самую длинную — в
начале, самую короткую — в конце, и затем поставил одну короткую суру во
главе, в виде введения. Благодаря такому приему, Коран представляет собой
хаотическую смесь, без всякой внутренней связи и с массой монотонных
повторений. Мусульманские богословы пытались установить хронологический
порядок сур, но их таблицы совершенно произвольны. Европейские ученые
совершили ту же попытку не без некоторого успеха. О безусловно точной
хронологии не может быть и речи: мы, напр., не знаем даже, в каком году
Мухаммед выступил как пророк. В лучшем случае можно ожидать только
восстановления простой последовательности сур без точного определения года. Помочь
этому может исследование языка или стиля каждой суры. Мухаммед не мог
говорить одним и тем же языком в начале и в конце своей пророческой
деятельности: в дни унижений и преследований и в дни торжества и власти, в дни
деятельности среди маленькой общины и в дни распространения ислама по всей
Аравии, в дни перевеса религиозных стремлений и в дни перевеса целей
политических, в родной Мекке и в чужой Медине; он не мог говорить одним и тем
же языком в дни молодости и старости. Основываясь на таких соображениях и на
некоторых исторических намеках, рассыпанных по сурам, ученым удалось открыть,
что короткие, пылкие и энергичные суры, помещенные Зейдом в конце К.,
относятся к наиболее раннему, меккскому периоду жизни пророка, а длинные
сухие суры, помещенные Зейдом в начале сборника — к мединскому периоду, к
концу жизни пророка. Но это еще не значит, что можно расположить весь К. в
хронологическом порядке: некоторые суры состоят, по-видимому, из смешанных
стихов меккских и мединских. Сам принцип исследования сур дает, при том, волю
субъективизму исследователей, заключения которых далеко не одинаковы. Шпренгер
думает, что мы никогда не выйдем из области гипотезы; Дози находит, что не
пора еще издавать К., расположенный хронологически, как это сделал Родуэлль (Rodwell, Л., 1861). Эстетическая оценка К. В К. 114 сур;
они делятся на стихи, и каждый стих назыв. "айет", т. е. чудо. По
мнению верующих мусульман, К. не сотворен во времени: он существовал в своем
нынешнем виде прежде веков, и потому К. есть самая совершенная книга как по
содержанию, так и по форме. Европейцы все без исключения признают
беспорядочное расположение сур крайне скучным, но относительно стиля
Мухаммеда мнения их различны. Редан находит, что К. был стадией прогресса в
развитии арабской литературы, так как он знаменует собой переход от
стихотворного стиля к прозе, от поэзии — к простой речи. Нельдеке напоминает,
что многие образы, нам мало говорящие, были очень живыми для арабов (напр.,
притча о дожде в пустыне). Становясь, однако, на европейскую точку зрения, и
Ренан, и Нельдеке, и большинство других исследователей (в противоположность Бартелеми
и Седильо) дают К. нелестную оценку. Ренан заявляет, что долго читать К. —
вещь невыносимая, а Дози находит, что между древними арабскими произведениями
он не знает ни одного столь безвкусного, столь неоригинального, столь
растянутого и скучного, как К. Наилучшей частью считаются рассказы, но и они
слабы. Вообще, арабы — мастера рассказывать: сборники доисламских их произведений
читаются с большим интересом; Мухаммедовы же сказания о пророках (вдобавок,
заимствованные из Библии и Талмуда) кажутся сухими и холодными в сравнении с
каким-нибудь чисто арабским рассказом или с ветхозаветным оригиналом. Недаром
мекканцы предпочитали слушать повествования Надра ибн-Хариса об индийских и
персидских героях, чем повествования Мухаммеда. Мотезилиты брались составить
книгу лучшую, чем К. Обычно делят стиль К. по периодам. Вейль замечает, что
последние суры К., относящиеся к первому периоду деятельности Мухаммеда,
написаны складом, близким к складу еврейских поэтов и составителей притч,
тогда как первая по месту половина К. — мерная проза, напоминающая способ
изложения израильских пророков в те минуты, когда их тон наименее возвышен. Нельдеке
этим не довольствуется и насчитывает в творчестве Мухаммеда целых четыре
периода: три мекканских и мединский. В начале пророческой деятельности
Мухаммед произносил откровения, которые дышали диким могуществом страсти,
сильным, хоть и не богатым воображением; за эти суры он получил от врагов
прозвище "бесноватого"; описание неба и ада, картины Божьего
величия бывают у него прямо поэтичны; в с. XCIII
—
трогательная простота. В сурах второго периода воображение слабеет; пыл и
одушевление еще есть, но тон становится все прозаичнее; краткость исчезает;
существование Бога не только проповедывается, но и доказывается сравнениями
из природы; упреки врагов не просто отрицаются, но и опровергаются
доказательствами, очень слабыми и запутанными; встречаются длинные
повествования о прежних пророках. К этому периоду или, может быть, к концу
первого, относится "Фатихе" или вступительная сура К., которая
играет у мусульман роль нашего "Отче наш". Вот ее содержание: Во
имя Господа Милосердого, Милостивого! "Хвала Богу, Господу миров,
милосердому, милостивому, владыке дня суда! Воистину Тебе мы поклоняемся и у
Тебя просим защиты. Наставь нас на путь правый, на путь тех, к кому Ты был
милостив, на кого нет гнева, и кто не заблуждается" (считается
душеполезным делом — читать Фатихе как можно больше раз подряд). Суры
третьего периода — почти исключительно прозаические; их всего больше в К.;
откровения здесь чрезвычайно растянуты, отдельные стихи длиннее, чем в сурах
прежних; изредка блеснет поэтическая искра, но вообще тон ораторский; эти
поучительные суры для нас очень скучны, но известно, что в деле
распространения ислама главную роль сыграли именно они. Суры четвертого
периода, или мединские, для нас ясны и в историческом отношении, потому что
этот период жизни пророка наиболее известен в подробностях; каждая сура или
прямо указывает на известный факт, или содержит ясный намек; по стилю они
близки к последним мекканским; это чистейшая проза, с риторическими
украшениями: встречается много восклицаний, направленных против "притворяющихся"
и "сомневающихся", а также против иудеев; есть суры чисто
законодательные, указывающие чин совершения обрядов или заключающие в себе
гражданские и уголовные постановления. Оценка К. со стороны формы. Мухаммед
любил облекать свои откровения в форму рифмованной прозы, какой составлены
малорусские думы кобзарей и великорусские прибаутки раешников. В более
древних сурах это ему удавалось, но затем рифма стала ему даваться с большим
трудом и у него стало обнаруживаться рабство перед рифмой, перед формой, в
ущерб смыслу. Он начал повторяться, искажать слова. В с. 55 говорится о двух
райских садах; почему? потому что окончание двойственного числа "вни"
совпадает с рифмой, господствующей в этой суре. В с. XCV,
2 гора Синай наз. "Синин" вместо обычного "Сина" (срв. XXIII, 20); в с. XXXVII, 130 Илия
наз. "Ильясин" вместо обычного "Ильяс" (см. VI, 85; XXXVII, 123); все это —
ради рифмы (см. кроме вышеназванных соч. J. de Nauphal,
"Législation musulmane; filiation et divorce", СПб., 1893, в
заключении). Сам язык К. не чист, хотя Мухаммед объявлял, что К.
составлен на чистейшем арабском языке (XVI, 106; XXVI, 195): есть много слов сирийских, еврейских, даже
эфиопских и греческих, и Мухаммед часто употребляет их неправильно (см. Fraenkel, "De vocabulis in antiquis Arabum carminibus et in Corano
peregrinis", Лейд., 1883, и Dvorak, "Zur Frage über die Fremdwörter
im К.", Мюнх., 1884). Шпренгер подмечает, что Мухаммед
употребляет чужие или новые термины с целью щегольнуть или придать речи
больше важности и таинственности; впрочем, то же делали современные ему
поэты-язычники. Грамматика К. не всегда правильна, и если это мало
замечается, то вследствие того, что арабские филологи возвели его ошибки в
правила языка. Впрочем, арабские грамматики первых веков ислама, пользовавшиеся
большей свободой в своих воззрениях, редко берут или даже никогда не берут
примеров из К.: для них К. не был классической книгой и авторитетом в деле
языка. Догматика К. — см. Магометанство. — Комментарии. Благочестивый Зейд
внес в К. все записи, какие мог собрать, и не подвергал их критике. Но
известно, что Мухаммед часто отменял свои приказания, ссылаясь на то, что Бог
посылает ему некоторые откровения лишь на время; отсюда в К. Зейда явилось
много правил, взаимно противоречивых. Кроме того, Мухаммед предупредил, что
некоторые суры нельзя понимать буквально: они имеют аллегорический,
сокровенный смысл. Поэтому рано явилась потребность в толкованиях К. Однако,
комментарии К. не всегда передают настоящую мысль пророка: очень часто они ее
искажают. Ибн-Аббас, двоюродный брат Мухаммеда и главный источник коранского экзегесиса,
допустил много подделок. Извращения К. делались и бессознательно, и
сознательно; нужно было приспособить предписания Мухаммеда, рассчитанные на
диких кочевников, к более сложным формам цивилизованной жизни, или нужно было
сектантам отыскать себе поддержку в авторитете К. Из комментаторов,
признанных правоверными, главные: 1) Табари (839—923); 2) Замахшари
(1075—1144, изд. Nassau-Lees
в Кальк. 1856—61); 3) Бейдави (ум. в 1286, изд. H. Fleischer, Лпц. 1846—78; каир. изд. 1885); 4) Джелаледдина Союты
(ум. в 1505, Каир, 1279 г. гижры); 5) Абу-Джафара Туси (ум. в 1165, Тегеран,
1245 г. Г.); 6) Хакки Эфенди (Констан., 1306 г., Г.). См. H.
Hirschfeld, "Beiträge zur Erklärung des K." (Лпц., 1886); Jules la Beaume, "Le K. analysé d'après la traduction de M. Kazimirsky" (распределен по
содержанию, П., 1878); G. Fluegel,
"Concordantiae Corani arabicae"
(Лпц., 1842); Kazem Beg, "Concordance complète du С." (СПб., 1859); Fr. Dieterici, "Arab.-deutsch. Wörterbuch
zum К." (Лпц., 1881); В. Гиргас, "Словарь к К." (Каз., 1881);
J. Penrice, "A dictionary of the К." (Лонд., 1873). Издания
и переводы. Из многочисленных изданий арабского текста упомянем казанские,
как наиболее дешевые, и критическое изд. Флюгеля, вышедшее в Лейпциге 1834 г.
и затем повторенное много раз (особенно удачно парижское 1880 г.,
пересмотренное Редслобом). Переводить Коран на другие языки считается у
мусульман делом не очень правоверным. Они обычно издают арабский текст с
переводом под строками; таков персидский перевод, изд. в Тегеране 1259 г. Г.;
урдусский, изд. в Лакно 1296 (= 1879), индийский и индустанийский (Кальк.),
китайский ("Пао минг ченг кинг", Кант.) и др. В Европе первая
попытка издать и перевести К. (в нач. XVI в.) была
неудачна: папа велел сжечь издание (см. "De Corano arabico Venetiis Paganini typis impresso,
diss. Job. Bern.
de rossi",
Парма, 1806). В том же XVI в. появился лат. перев. К.,
изд. Т. Библиандром в Базеле 1534 г. (повтор. 1550); перевод этот был сделан
еще четыре века назад Петром, аббатом клюнийским; он снабжен предисловием
Лютера и Меланхтона. В 1698 г. в Падуе — лат. пер. Мараччи (с текстом и
опровержением); то же в Лпц. 1721 г.; после того на лат. яз. была масса
переводов отдельных сур; они перечислены у Zenker'a в его: "Bibl. orient." (Лпц., 1846). Итал. пер. Андрея Арривабене
(Венец., 1547). Франц. André du Ryer (Пар. 1649 и позже); Savary (Пар., 1783). Немец. неизв. чей (Нюрнб., 1659), Arnold (Лемго, 1746), Fr. Megerlin, "Die türkische Bibel" (Франкф., 1772), Fr.-Eb. Boysen
(Галле, 1773, 1775 и, с дополн. С. Валя, 1828). Augusti,
"Der kleine Koran" (извлечения, Вейсенф.,
1798), J. v. Hammer, извлечения (Вена, 1810) и последние 40 сур (Вена,
1811, 1816), L. Ullmann (Крефельд,
1840 и много раз, лучший немец. перевод), Fr. Rückert, стихотворный перев. (Франкф.,
1888), M. Klamroth, рифм.
пер. последних 50 сур (Гамб., 1890). Англ. перев. George Sale, с прекрасным предисловием (Лонд.,
1734, 1764, 1821, 1824), E. Lane,
"Selections" (Лонд., 1844), Rodwell (Лонд., 1861, 1876), E. Palmer (Оксф., 1880). Существует рукопись 1609 г.,
испанский перев., написанный арабскими буквами (см. Bresnier,
"Cours d'arabe", стр. 632—633, и каталог вост. книготорговли Maisonneuve, Пар., 1891, № 4336). Россию познакомил с К.
отец Ант. Кантемира: он написал "Книгу систима (sc.
мохаммеданской веры)", и под его влиянием Ильинский перевел К. В
нынешнем веке вышел очень точный, хотя и тяжелый перевод Гордея Саблукова. См.
его "Сведения о К., законоположительной книге мухаммеданского вероучения"
(Казань, 1879). Гораздо более распространены у нас переводы, сделанные с
франц. перевода Казимирского, с предисловием Потье (напр., М., 1880).
Первым переводом Корана на русский язык является редчайшая
книга: "Алкоран о Магомед или закон турецкий" (СПб., 1716). Перевод
этот был сделан, по приказанию Петра Великого, Постниковым. В 1859 г. К. был
переведен проф. Казембеком. Ср. А. Кудеевский, "Главные мысли и дух
К." (Казань, 1875); Вейль, "Историко-критическое введение в
К." (перев. с нем. Е. Малова, Казань, 1875); А. И. Светлаков,
"История иудейства в Аравии и влияние его на учение К." (Казань,
1875).
|
