Климент Александрийский
(Тит Флавий) — один из знаменитейших христианских ученых
первых веков (умер около 217 г.). Он родился в Афинах, хорошо изучил
философию Платона и стоиков; до обращения в христианство (в зрелых годах) был
посвящен в языческие мистерии. Из любви к знанию он стал изучать еврейство и
христианство и, убедясь в превосходстве последнего, крестился, слушал в
разных местах лучших христианских учителей и, встретив в Александрии Пантена,
остался при нем, а когда Пантен отправился с миссионерской целью в Индию, был
избран вместо него, в 190 г., на должность главного наставника и начальника
александрийского огласительного училища, с возведением в сан пресвитера. В
202 г., во время гонения Септимия Севера, он удалился в Каппадокию, и
неизвестно, возвратился ли в Александрию.
В трех сочинениях, образующих как бы трилогию, — в
"Увещании язычникам" (λογος προτρεπτικός),
"Строматах" (στρωματεΐς
— ковры) и "Педагоге" (παιδάγωγυς),
К. рассматривает язычество, с его наукой и образованностью
("Увещание"), христианство, в его отношениях к язычеству и
философии ("Строматы") и само в себе ("Педагог"), создавая
таким образом теорию взаимного соглашения веры и знания, религии и науки.
Вопреки учению Тертуллиана, Лактанция и др., которые провозглашали науку, как
имеющую происхождение в язычестве, произведением дьявола, К. учит, что нет
веры без знания, как и знания без веры; гармония веры и знания (γνωστική
πίστις) есть высшая ступень духовного развития,
совершеннейшая философия. Вера есть начаток знания (даже философы языческие
начинали верой в свои теоремы, которые потом развивали в полные системы); в
своем начале она не основывается на доказательствах, но должна превратиться в
разумное знание. На вере, как на основании, должно воздвигнуться здание
ведения, которое имеет несколько степеней, но содержание которого — одно и то
же у простого верующего и у ученого. Средства к достижению полной гармонии
веры и знания заключаются в изучении всего круга наук, преподававшихся и в
язычестве — грамматики, риторики, арифметики, геометрии, астрономии, музыки и
особенно диалектики, которая есть ограда и для самих догматов веры (мысль
буквально повторяющаяся и у Василия Великого). Все эти науки служат лишь
ступенями к высшему знанию, которое есть философия, а она, в свою очередь,
есть вспомогательное средство для веры, приближающее ее к разумению. Истинный
философ возвращается туда же, откуда вышел; выше открытого верой он не может
подняться, она есть критерий всякой философии. Основная идея этой схемы
христианского образования тожественна с учением Филона, стремившегося слить в
одно целое ветхозаветный иудейский супранатурализм и языческий идеализм; но
она развита К. в применении к христианству вполне своеобразно. Лучшая часть в
сочинениях К. — его полемика и апологетика. Его опровержение иудейства и
особенно язычества настолько сильно и основательно, что последующим учителям
церкви в этом отношении приходилось лишь варьировать доказательства К.
Сочинения Климента составляют доселе во многих частях один
из первоисточников для изучения античной мифологии и философии, так как
только в них имеются многие сведения о первой и многие отрывки из второй. О
языческих мифах и философских учениях Климент судит не иначе, как на
основании первоисточников и подлинных слов философов, своеобразно
систематизируя мифологию (он делит развитие ее на семь периодов) и
обнаруживая особенные симпатии к некоторым философским системам (к Платону и
стоикам, что дает повод многим историкам считать его, и не без некоторого
основания, не столько христианским богословом, сколько стоическим или
платоническим философом), в которых К. видит следы сохранившегося первобытного
божественного откровения и даже прямых заимствований из Св. Писания. Часть
истин христианского учения, по мнению К., содержалась в язычестве, как плод в
скорлупе; между философией и Евангелием нет полной противоположности — это
как бы "две ветви одного древа". Доказывая превосходство
христианства перед язычеством, К. незаметно для себя пришел, таким образом, к
сглаживанию различия между ними, руководимый непреодолимым стремлением
объединить религию и науку в одно нераздельное целое. Дальше, однако, К. не
пошел и спас для себя веру в церковный догмат, как догмат. Догматическое
учение церкви у К. изложено в размерах почти катехизических, но и оно имело
большое значение для его времени, когда церковная догматика почти вовсе не
была разработана.
Особенно сильно сказалось влияние платонизма и стоицизма в
нравственном учении Климента. Самый принцип его морали есть принцип Платона и
стоиков. Нравственное совершенство человека находится в прямой зависимости от
его разумности: всякое действие хорошо или худо настолько, насколько оно есть
продукт знания или незнания. "Жизнь истинно христианская есть система
действий разумных". Климент казуистически регламентирует весь внешний
быт и поведение христианина в его обыденной жизни. Его "Педагог"
представляет в этом отношении драгоценный первоисточник для культурной и
бытовой истории греко-римского мира его времени. Критикуя жизнь язычников и полуязыческую
внешнюю жизнь самих христиан своего времени, К. подробно говорит о домашней
мебели, пище, одежде, посуде, приборах, о том, как вести себя в собрании, чем
развлекаться, о деторождении, об употреблении украшений и драгоценностей, об
убранстве волос у женщин и бороды у мужчин, об истинной красоте лиц обоего
пола, о банях и т. д., одним словом — дает первый христианский
"Домострой". Одежда христианам рекомендуется белая, что означает
чистоту нрава и непорочность жизни. Цветная одежда неприлична; древние
лакедемоняне хорошо делали, что позволяли их носить только публичным
женщинам. Многие живут для того только, чтобы есть, а не для того едят, чтобы
жить, как указывает природа. Поваренное искусство — самое вредное. Для
истории социологических идей христианства весьма важно сочинение К. "о
том, какой богач спасется" (Τίς ό σωζόμενος
πλούσιος), составляющее толкование
двух мест из Евангелия (Марк., X, 17—31 и Лук., Х, 30—37). Поставленный
вопрос автор решает в том смысле, что от богатых людей христианство вовсе не
требует безусловного отречения от богатства, особенно унаследованного, а лишь
целесообразного, общеполезного его употребления; оно требует отречения лишь
от пристрастия к нему, составляющего духовный недуг. В этом же сочинении
находится яркая картина нравов того времени — очерк клиента-тунеядца и
льстеца. Общий недостаток всех сочинений К. — непомерный аллегоризм в
толковании Св. Писания, являющийся у него не как случайность, но как плод
особой его теории, по которой он устанавливает деление христиан на две
категории — несовершенных (простых) и совершенных. Простой, буквальный смысл
Св. Писания может удовлетворять лишь "простых"; совершенным же
христианам открывается высшее ведение, через аллегорическое толкование
Писания.
Сведения о Клименте Александрийском сообщаются у Евсевия, Иеронима,
Епифания, Кирилла Александрийского и Фотия. Более подробные исследования о
нем — Тильемона, Фабриция, Селлье, также в "Патрологии" Мелера;
изложение и критика его доктрин — у Фреппеля ("Cours de l'éloquence
Chrétienne", П., 1865), B. Ф. Певницкаго ("Труды Киевской
духовной академии"), Дмитревского ("Александрийская школа",
Казань, 1884), Ливанова, "Климент Александрийский и его сочинения"
(в "Православном Обозрении", 1867). Из многочисленных изд. его
сочинений (они все исчислены в "Истории первобытной христианской
проповеди" профессора Н. И. Барсова) лучшее — Гиллера и Неймана
(Лейпциг, 1885).
|