|
Илья Муромец
— главный богатырь русского народного эпоса. В дополнение
сведений, сообщенных о нем в ст. Богатыри (см.), следует отметить, что лишь
немногие былинные сюжеты с именем Ильи Муромца известны за пределами губ. Олонецкой,
Архангельской и Сибири (Сборник Кирши Данилова и С. Гуляева). За пределами
названных областей записаны доселе только немногие сюжеты: а) Илья Муромец и
Соловей-разбойник; б) Илья Муромец и разбойники; в) Илья Муромец на
Соколе-корабле и г) И. Муромец и сын. В средних и южных частях Великороссии
известны только былины без прикрепления И. Муромца к Киеву и кн. Владимиру, и
наиболее популярны сюжеты, в которых играют роль разбойники (И. Муромец и
разбойники) или казаки (Илья Муромец на Соколе-корабле), что свидетельствует
о популярности Ильи Муромца в среде вольнолюбивого населения, промышлявшего
на Волге, Яике и входившего в состав казачества. Прозаические рассказы об И.
Муромце, записанные в виде сказок в Великороссии, Малороссии, Белороссии и
Сибири и перешедшие от русских крестьян к некоторым инородцам (финнам,
латышам, чувашам, якутам), также не знают о киевских былинных отношениях И.
Муромца, не упоминают кн. Владимира, заменяя его безымянным королем; содержат
они почти исключительно похождение Ильи Муромца с Соловьем-разбойником,
иногда и с Идолищем, называемым Обжорой, и приписывают иногда И. Муромцу
освобождение царевны от змея, которого не знают былины об Илье Муромце.
Нередко встречается смешение И. Муромца с Ильей пророком. Смешение это
произошло и на предполагаемой эпической родине И. Муромца, в представлении
крестьян с. Карачарова (близ г. Мурома), при чем в рассказах этих крестьян
отношения И. Муромца к Киеву и кн. Владимиру вовсе не упоминаются (см. М.
Колосова, "Заметки о языке и народной поэзии ", 1877, стр. 309 и
след.). Исследование эпической биографии И. Муромца приводит к убеждению, что
на имя этого популярного богатыря наслоилось много сказочных и легендарных
странствующих сюжетов. Имя И. Муромца не историческое, и попытки некоторых
(Максимовича, Квашнина-Самарина) видеть в нем историческое лицо и даже
определить век его жизни не выдерживают критики. Но на эпические подвиги И.
Муромца налегло в течение веков столько исторических наслоений, в силу
процесса историзации, известного в эволюции народных сказаний, что, по
справедливому замечанию О. Миллера, "неисторическое происхождение И.
Муромца не мешает ему быть лицом несравненно более историческим, чем целое
множество лиц в самом деле существовавших и даже оставивших некоторые следы в
истории. Дело в том, что в идеальной личности И. Муромца вполне выразился
исторический характер русского народа" (Галахов, "История русской
словесности", I, стр. 101).
Разработка отдельных былинных сюжетов, связанных с именем
И. Муромца, представляется в следующем виде: 1) молодость и исцеление: И.
Муромец известен в былинах с постоянным эпитетом старого казака и во всех
отдельных похождениях он действительно является человеком пожилым, а не
юношей, как другие богатыри. Из потребности объяснить, почему И. Муромец уже
не молодым совершал все свои подвиги, явилось сказание о нем, как о сидне, не
проявившем своих сил до 30 лет. К имени И. Муромца прикрепился широко распространенный
сказочный сюжет о богатырях-сиднях. Былинная обработка этого сюжета крайне
слаба и очень редко встречается в репертуаре олонецких сказителей. Но сюжет
этот распространен в сказках в прикреплении иногда к другим именам (Ивану,
крестьянскому сыну, Осипу-прекрасному) и в легендах. Параллели к исцелению И.
Муромца питьем см. в кн. О. Миллера: "И. Муромец" (стр. 169-180); в
сказках Афанасьева (IV, 391, 436); в соч. Ф. Буслаева: "Рус. богатыр.
эпос" (стр. 106); у Стасова: "Вестн. Европы" (1868 апр.); Халанского:
"Великор. былины киев. цикла" (стр. 94); "Южно-славян.
сказания о Кралевиче Марке" (стр. 66-75); Màchal'a: "О bohatyrském
epose slovanském" (1894, стр. 151). 2) Столкновение И. Муромца с
разбойниками и освобождение Чернигова. Эпический путь И. из Мурома через Брынские
леса на Чернигов и далее Киев приблизительно совпадает с тем путем, которым в
древности ездили из средней Руси в Киев (см. "Живая Старина", 1892,
В. II, стр. 120). По выходе из Брынских лесов он встречается с нынешней р.
Смородинною (близ г. Карачева, в сев. части Орловской губ.). На берегу р.
находится старинное с. Девятидубье, где старожилы указывают место
расположения гнезда Соловья-разбойника — "Соловьев перевоз" (см. Вс.
Миллера, "Экскурсы в область рус. нар. эпоса", стр. 183). Путь И.
Муромца был опасен и в древности, и в XVI — XVII вв. от многочисленных
разбойничьих шаек, бродивших в Брынских лесах. Видя во всей былине о поездке
И. Муромца в Киев отражение германского сказания о первой поездке Тетлейфа
Датского (Thetleif der Däne), известного из Тидрек-саги, проф. Халанский
проводит параллель между столкновением И. Муромца с разбойниками и первым
проявлением богатырской силы Тетлейфа, который, совместно с отцом своим,
избивает 12 разбойников, засевших со своим атаманом Инграмом в лесу Falstrwald
("Южно-слав. сказ. о Марке Кралев.", I, стр. 95). Не представляя
сходства в деталях, а только в общем мотиве, такое сопоставление не внушает
доверия. В освобождении Чернигова, жители которого предлагают И. Муромцу
остаться у них князем или воеводой, несомненно сказался отголосок древней
связи Mypомо-Рязанской земли с Северскою и древнейшего чернигов. прикрепления
И. Муромца (см. "Экскурсы", стр. 186 и сл.). Вообще, вопрос о
древнейшей эпической родине И. до сих пор не уяснен в достаточной степени. В
связи с былинными отношениями И. к Чернигову и со старинными прозвищами И.
Муромца (Murawlenin y Кмиты Чернобыльского 1574 г., Morowlin y Ляссоты, Murawitz
y Луиса де Кастильо и пр., о чем см. "Этнографическое Обозрение",
III, 204; V, 248) высказано было предположение о древнейшем прикреплении И.
Муромца к черниг. городу Моровску (Маровийску) и к г. Карачеву (см.
"Экскурсы", стр. 181-190), предшествовавшем приурочению богатыря к
Мурому и с. Карачарову. Но выдвинуты были и соображения в пользу исконности
прикрепления И. к Мурому (см. "Этнограф. Обозр.", 1890, № 3 и
"Жив. Старина" 1892, вып. II, стр. 120). Замена Чернигова Себежем
(г. Витебской губ.) в сказании об И. Муромце, известном в рукоп. XVII и XVIII
вв. (см. "Русские былины старой и новой записи", отд. I, стр.
1-11), объясняется историческими событиями, имевшими место при г. Себеже,
построенном в начале XVI в., в период войн Москвы с Литвой. В народной памяти
могло отложиться единственное крупное событие, совершившееся под стенами
Себежа в 1536 г., когда его обступили 20000 литовцев и поляков. Отбитые
русскими и теснимые ими, они бросились бежать по льду Себежского озера. Лед
не выдержал, и неприятели в значительном числе перетонули в озере. В
ознаменование этого события правительница Елена велела поставить в г. Себеже
церковь св. Троицы. Известность И. в Белороссии в том же веке подтверждается
свидетельством оршанского старосты Кмиты Чернобыльского (1574), упоминающего
И. Моровленина и Соловья Будимировича. 3) Пленению Соловья-разбойника посвящены
недавние исследования Вс. Миллера и Халанского. Первый, не отрицая
историко-бытовых сторон этого похождения, указывал на литературные параллели
в восточ. сказаниях о Рустеме и в сказке об Еруслане Лазаревиче
("Экскурсы", Ш, IV и VI). Халанский старается доказать, что все
черты русс. былины об И. Муромце и Соловье-разбойнике покрываются
соответствующими чертами сказания Тидрек-саги о Тетлейфе (Марко-Кралевич,
стр. 94-105) и приходит к заключению, что занесенный в древнесуздальский эпос
из сев.-германских сказаний образ эпического героя (тетлейфа) стал стимулом
для самостоятельного русского творчества на народных началах, в результате
давшего ценный поэтический образ народного богатыря, ценное произведение,
проникнутое элементами русского яз., жизни и древней истории СВ и, стало
быть, национальное" (т. же, стр. 121). 4) И. Муромец и Идолище.
Отказавшись от мифолог. экзегезы этого подвига И. Муромца, проводимой им в
кн. об И. М. (760-763), О. Миллер видел впоследствии в этой былине особую
отрасль былин о расправе с татарщиной (Галахов, "Ист. рус. слов.",
т. 1, стр. 93). Акад. Веселовский ("Южно-русск. был.", т. I, стр.
53; II, стр. 341-381; "Разыскания" XVIII — XXIV, стр. 147 сл.),
проводя параллель между былинами об И. Муромце и Идолище, Алеше и Тугарине,
видит в личностях Идолища и Тугарина историческую подкладку и указывает на
летописные сказания о половецких ханах Тугоркане и Боняке. По мнению
профессора Халанского, былины об И. Муромце и Идолище примыкают к летописным
сказаниям о насилиях татарских послов, баскаков и др. и о расправе с ними
ожесточенного населения, почему находит возможным, вместе с О. Миллером,
отнести былину к разряду исторических песен татарской эпохи. Во всяком
случае, современные исследователи не видят в Идолище начала языческого, которое
усматривал в нем П. Бессонов ("Песни Киреевского", IV заметка, стр.
10 и сл.). 5) И. Муромец и Калин-царь. Кроме отголосков исторических
отношений русского народа к татарам, былина содержит два сказочные мотива —
махание татарином и подкопы, приготовленные татарами для И. Муромца, — хорошо
известные в персидских сказаниях о Рустеме. Ввиду сходства имени Калина с
названием тюркского предводителя Калуна, которого убивает Рустем при
обстоятельствах сходных, высказано было предположение о восточном происхождении
обоих сказочных мотивов, приставших к имени И. Муромца (см.
"Экскурсы", стр. 75-77, 114-116). 6) Наиболее подробно в последнее
десятилетие разработаны былины о бое И. Муромца с сыном. Акад. Веселовский
обратил внимание на специальное сходство и в плане, и в некоторых частностях
между былиной и немецкой песнью о бое Гильдебранда с его сыном Амбрандом и
эпизодом Тидрек-саги, основанном на нижненемецком пересказе ("Ю. русс. былины",
т. IV — XI, стр. 307-339). Большие совпадения и в плане, и в подробностях
между былинами и персидскими (также кавказскими) сказаниями о бое Рустема с Сохрабом
(Зорабом) были установлены в наших "Экскурсах" (т. V). Сходство
сводится к следующим чертам: а) как в иранском, так и в русском эпосе, отец,
бьющийся с сыном, есть главная, центральная фигура народных сказаний; б)
царевне, матери Сохраба, соответствует королевна или царевна, мать
незаконного сына И. Муромца, прижитого им на стороне; в) наставления
богатыря, покидающего женщину, на случай рождения ею сына или дочери и оставление
в качестве приметы драгоценного камня, известны в иранской и русской версии;
г) необыкновенно быстрый рост ребенка и возраст (12 лет), в котором он
отправляется на подвиги, покинув мать и получив наставления от нее, — сходны
в обоих эпосах; д) отец получает весть о юном богатыре, находясь на заставе
или на окраине государства; е) бою отца с сыном предшествует неудачная стычка
с последним главного богатыря, второго по силе после Рустема — И. Муромца; ж)
продолжительность боя, три вида оружия, борьба, опрокинутие отца сыном
совпадают в русских и иранских сказаниях; з) отец, восстановив силы молитвой,
побеждает сына. Трагическая развязка. Ввиду таких совпадений и популярности
сюжета о бое отца с сыном на Востоке (Кавказе, Средней Азии), становится вероятным
восточное происхождение этого сюжета (см. также "Экскурсы",
приложение 2-е); 7) в былине о трех поездках И. Муромца, в одной из которых
он избежал козней коварной королевичны, находим обработанный в былинной форме
широко распространенный сказочный сюжет. См. О. Миллер, "И.
Муромец" (стр. 777-779); Rambaud, "La Russie épique"
(стр.62) "Экскурсы" (стр. 107-110). 8) Враждебные отношения
эпического кн. Владимира к И. Муромцу представляют сходство с отношениями
персидского эпического царя Кейкауса к Рустему. Типическим здесь является то,
что национальный богатырь, подвергшись незаслуженной обиде от властителя,
забывает, ввиду опасности, грозящей отечеству, свою личную обиду, прощает
унижающемуся перед ним властителю и спасает государство ("Экскурсы",
стр. 14-17; 69-71). 9) В былинах об И. Муромце на Соколе-корабле, плавающем
по Хвалынскому морю и наводящем страх на горских татар с калмыками, находят
хранившееся долго в казацкой среде воспоминание об Илейке, родом из Мурома,
казаке, выступившем в роли самозванца (Лжепетра) в 1-е десятилетие XVII в.
См. ст. Д. Иловайского, "Богатырь-казак И. Муромец, как историческое
лицо" ("Русский Архив". 1893, т. II, стр. 33-58).
|
