Сто великих загадок природы
Николай Николаевич Непомнящий
Тайны неживой природы
Прыжок «Дракона гор»
Прошло
30 лет с того дня, который оказался одним из самых страшных в истории
казахстанской столицы. Воскресным июльским вечером 1973 года от ледника Туюк-Су
на Алма-Ату пошел селевой поток, подобных которому никогда не случалось. Если
бы не плотина в Медео, не люди, рванувшиеся на подмогу столице со всего
Казахстана, ее бы не стало. Вспоминает Олег Квятковский, очевидец тех
событий.
...В те
дни стояла невероятная жара. Листья скручивались в папироски, желтели и
облетали с деревьев. Город плавился, словно свеча. И как никогда прекрасны
были тогда горы, нависая над Алма-Атой. Но нет ничего коварней яростного
июльского солнца над ледниками. Лучи полируют, час от часу точат и плавят
льды. Шальная вода кружит в горных озерах. Наконец, проломив берега, она
рушится в раструб ущелья. А там, не в силах вырваться из его каменистых
ладоней, поднимается на дыбы, мчится вниз, сатанея от собственной мощи,
волоча за собой все, что удается захватить на горных склонах.
Даже на
излете 60-х годов в Алма-Ате были ясно видны следы селя 1921 года. Тогда в
считанные минуты лавина камней и грязи «слизнула» 500 домов, уйдя от Медео на
30 километров. Сель пронзал город и в 1956-м. Еще через семь лет от такой же
беды погибло озеро Иссык. Погибло и много людей. Но все это было не более чем
приготовлением «дракона гор» к прыжку летом 73-го.
Селевая
грязь все сметает и топит на своем пути
...Уже
в Медео погибли люди и опасность приближалась час от часу к Алма-Ате, а город
спал и не знал ничего. Ни о чем не ведали и мы с Володей Ковалевским, когда в
понедельник пораньше пришли в редакцию газеты «Ленинская смена», чтобы
готовить в номер зажигательный призыв к молодежи республики поступать в
чабаны... Вдруг на пороге возник фотокор Юра Кельдин:
—
Сидите? Сочиняете? Сель! Город может погибнуть!..
Вскоре
мы мчались по трассе к Медео. До самой плотины не встретили ни души. На
плотине командовала милиция. Мы построились в цепь и пошли тропинкой по
левому берегу речки в турбазу «Горельник». Нам навстречу солдаты несли что-то
завернутое в белую простыню. Пели птицы, журчала коричневая река, пахли ели.
А несли нам навстречу мертвую девочку лет 15. За ней — полную женщину с
иссиня-фиолетовым телом, с часами на перебитой руке. Я обратил внимание: часы
остановились в 18.15.
Турбаза
выглядела словно после мощного артобстрела. Огромный валун, выброшенный
потоком метров на сто, ударил в стену жилья, и домик в 15 комнат «поехал»,
как санки по льду. Рядом с домом — далеко от потока — камнем в голову убило
туристку. Много часов подряд тягуче, на одной ноте кричала какая-то девушка и
никто ее не утешал. На месте рухнувшего склада было какое-то месиво: из него
торчали руки, ноги, жутко шевелились светлые женские волосы. По месиву ходили
солдаты, раздевшись до плавок, извлекали тела погибших...
Когда
все кончилось, Д. Кунаев (в те времена 1-й секретарь ЦК КП Казахстана) для
«узкого круга» газетчиков, от которых что-либо скрывать смысла не было,
сказал на плотине: «Мы никогда не узнаем, сколько погибло — в горах было
много людей, воскресенье... Могу не для печати сказать, сколько поднято,
вывезено погибших. Ровно семьдесят человек...»
Не
решились мы тогда спросить у Кунаева: как же так, ведь с горной гидрометстанции
«Мынжилки» еще в полдень сигнализировали о начале прорыва моренных озер.
Впереди было целых шесть часов и хватило бы времени включить сирены, шугануть
отдыхающих, пустить по ущелью наряды милиции, вертолеты поднять... Но язык не
повернулся спросить в тот момент. Кунаев двое суток не уходил с плотины. Сам
командовал. Не поехал в Москву на сессию. Приказал под домашний арест упечь
тех ученых, которые изначально противились самой идее этого сооружения, а
теперь утверждали: мол, плотина все равно не выдержит...
Антиселевую
плотину начали строить в 60-х годах, сразу после трагедии Иссыка, хотя идея
такого сооружения выдвигалась учеными еще в 30-х годах. В расчетах, в
определении оптимальных параметров такого небывалого щита над большим городом
участвовали крупнейшие научные светила СССР, в том числе академик М.А.
Лаврентьев.
Старт
стройки в Медео был знаменательным, его зафиксировали сейсмостанции планеты:
два направленных мощных взрыва разом сбросили 2,2 миллиона кубических метров
грунта на дно ущелья. А затем семь лет — без перерыва, без выходных —
самосвалы сновали здесь день за днем, поднимая, наращивая «гребешок». К июлю
73-го практически было готово это небывалое сооружение: высота — 116 метров,
толщина в основании 600 метров, объем — 5 миллионов кубов. Подобных плотин
еще не было в мировой практике. Она-то и приняла на себя напор селевой волны
высотой с семиэтажный дом.
Четыре
с половиной миллиона кубометров жидкой грязи и камней, притащенных селем,
образовали желтое озеро перед плотиной.
Лоток
водосброса, где шла река, сразу же оказался забит, причем наглухо. А вода все
прибывала, и насыпная плотина дала естественную фильтрацию. Ужасное зрелище
открывалось при подъезде к плотине: сквозь нее просачивались водяные потоки.
Гидротехническое сооружение представлялось огромнейшей губкой, казалось,
вот-вот рукотворная преграда двинется вниз...
Лоток
водосброса расчистить не удалось. Асфальт на гребне плотины дал трещину. Вода
наступала. Было решено пробросить две нитки трубопровода через плотину,
поставить насосы и откачивать воду. На каменном пятачке между желтой водой и
обрывом, где в обыкновенный день не разъехаться двум легковушкам, работали
сотни людей и техника. За два дня сделали столько, сколько в обычное время не
сделать и за месяц. «Озеру» не было еще и двух суток, когда включились мощные
армейские насосы (два куба в секунду), и вскоре под крики «Ура!» появилась влажная
полосочка на изрезанных селем обрывах ущелья.
Потери считали
потом Важно было спасти родной город. Вся центральная часть столицы попадала
под первый удар, а последствия были бы катастрофическими... Попадала, да
все-таки не попала. Люди вырвали Алма-Ату из объятий «дракона гор».
...Через
год после трагедии я летал к ледникам, где специалисты аккуратными взрывами прорубили
канал и соединили между собой и с рекой три моренных озера Теперь нечему было
тут переполняться и прорываться. Алма-Ата могла жить спокойно.
На
обратном пути спросил тех, кто изо дня в день черпал грунт, притащенный селем
к плотине, и в ту же плотину укладывал его: ну что, нет больше селевых жертв?
«Нет! Нет!» — уверяли начальники экскаваторщиков. Когда мы сели в юрте
обедать, я тихонечко повторил вопрос. И услышал в ответ: «То руку, то ногу
находим, но никому о том не говорим...»
Прав
был, выходит, Кунаев, никогда не узнаем мы, сколько погибло тогда над Медео
людей.
|