|
Серия «100 великих»: Сто великих тайн
Николай Николаевич Непомнящий
Андрей Юрьевич Низовский
ТАЙНЫ ИСТОРИИ
РЕКВИЕМ ПО ЛИНКОРУ
«НОВОРОССИЙСК»
Очень
много рассказывалось в нашей печати о гибели линкора «Новороссийск»,
принадлежавшего до войны итальянским ВМС под названием «Юлий Цезарь» и
погибшего в Севастопольской бухте 29 октября 1955 года... Но правда
по-прежнему где-то рядом...
Как
тогда говорилось в приказе по флоту, причиной взрыва линкора, стоявшего на
бочке, то есть на «мертвом якоре» в бухте, была немецкая магнитная мина,
якобы пролежавшая на дне со времен войны более 10 лет, которая по каким-то
причинам неожиданно пришла в действие. На этом месте бухты сразу после войны
было проведено тщательное траление, затем контрольное в местах стоянки
кораблей и, наконец, механическое уничтожение мин в наиболее ответственных
местах. На самой бочке корабли становились на якорь сотни раз... После взрыва
на линкоре в Севастополе работала правительственная комиссия под председательством
заместителя председателя Совета Министров В.А. Малышева. От ВМФ в комиссию
входил С. Г. Горшков, который с 1951 по 1955 год был командующим Черноморским
флотом и, следовательно, нес ответственность за качество траления.
Однако
при поддержке Н.С. Хрущева Горшков в значительной степени передернул и
исказил многие факты трагедии, после чего понесли наказание только временно
исполняющий обязанности командующего Черноморским флотом вице-адмирал В.А.
Пархоменко (сын легендарного комдива), командир линкора «Новороссийск»
капитан 1-го ранга А. П. Кухта, отстранен от руководства военно-морскими
силами страны и понижен на две ступени адмирал флота Н.Г. Кузнецов.
Между
тем «хмуро молчащие адмиралы» отлично понимали, что отстранение Кузнецова
связано с его критическими замечаниями в адрес Хрущева по части передачи
Крыма Украине... По странному стечению обстоятельств линкор «Новороссийск» погиб
на том же самом месте, где в 1916 году взорвался, а затем перевернулся линкор
«Императрица Мария» — история как бы повторилась еще раз через 49 лет! Только
в мае 1988 года газета «Правда» опубликовала впервые небольшую статью,
посвященную гибели линкора «Новороссийск» с воспоминаниями очевидцев
трагедии, где описывалось героическое поведение матросов и офицеров,
оказавшихся внутри перевернувшегося корабля.
Свидетельствует
старшина 1-й статьи Л.О. Бахши: «Столб взрыва прошел через наш кубрик, метрах
в трех от моей койки... Когда я очнулся — тьма кромешная, рев воды, крики.
Первое, что я увидел: лунный свет, лившийся через огромную рваную пробоину,
которая как шахта уходила вверх. Я собрал все силы и закричал тем, кто
остался в живых: «Покинуть кубрик!» Первый, кого увидел, — Сербулов. Помощник
командира. Он стоял над проломом без фуражки, обхватив голову повторял:
«Ребятки, спокойно... Спокойно, ребятки!..» Я увидел его возле развороченных
шпилей и сразу как-то успокоился. Едва одевшись, мы бросились помогать
товарищам, что в низах. Они подпирали брусьями переборки. Вода хлестала из
всех щелей. Матросы работали споро, без паники».
Свидетельствует
дежурный по низам, лейтенант К. Жилин: «Спрыгнув с койки, натянул брюки уже
на ходу... Первый трап, второй трап, верхняя палуба. Темно. Огляделся. Перед
носовой башней — вспученное корявое железо палубы. Зажатый труп... Все
забрызгано илом... Бросился на ют — к вахтенному офицеру. Объявили аварийную,
затем боевую тревогу. Но корабль обесточен. Все пакетники вырубились.
Колокола громкого боя молчат. Сначала послали рассыльных с боцманскими
дудками. Засвистели. Ударили в рынду...»
Между
тем вода взламывала переборки, затапливала отсеки кораблям После получения
пробоины линкор продержался на плаву 1 час 40 минут. А дальше было вот что...
Рассказывает водолаз Иван Петрович Прохоров: «Дрожащий от страха Пархоменко
решил отбуксировать линкор в сухой док, который был по носу на Северной
стороне. Завели троса. Из трюмов сообщили, что их заливает вода. Корабль уже
имел правый крен в 15°... В наглухо задраенных помещениях полно людей,
включая БЧ-2 главного калибра, где были установлены орудия небывалого калибра
320 мм, и броня толщиной 406 мм». Корабль стоял перпендикулярно берегу бухты,
и Пархоменко, не представляя размеров пробоины, дал команду буксировать в
док, и этим погубил корабль, один из лучших, который, правда, как говорят, за
всю жизнь так и не сделал ни одного боевого выстрела и не участвовал ни в
одном морском сражении, но которым итальянские «марини» гордились...
Едва
линкор сдвинулся с места, крен быстро начал увеличиваться до угрожающего, а
затем вся эта стальная громада длиной 168 метров и массой 24 600 тонн сыграла
«оверкиль»! Кто был на палубе, посыпался в воду, как горох, а кто половчее, сиганув
через леера, перебежали по борту и очутились на мокром киле. Было уже около 3
часов утра. Из топливных танков в воду хлынули потоки мазута, которые с
головой накрывали плавающих в воде отчаянно орущих людей. Перевернувшись
вверх днищем, корабль довольно долго был на плаву, возвышаясь над водой на
2—3 метра. Когда стальные мачты с вертикальной броней более 40 сантиметров,
описав дугу, стали погружаться в воду, образовался мощный водоворот... Один
из спасенных, матрос-новобранец, сильно заикаясь (его колотила дрожь),
рассказывал пассажирам остановленного поезда: «Я прыгнул в воду, когда
корабль стал медленно крениться на правый борт. Едва вынырнул, увидел, что
меня накрывает палубными постройками, после чего в страшно бурлящей воде
затянуло на большую глубину, и я потерял сознание. Очнулся я еще в воде,
внутри большого воздушного пузыря, и успел сделать несколько вдохов...
Этот же
пузырь меня выбросил на поверхность с другого борта, где и подобрали
спасательные катера...» После взрыва корабельные врачи стали делать срочные
операции пострадавшим и погибли все до единого вместе с ранеными уже под
водой через несколько дней... «Меня с несколькими другими водолазами вызвали
к «Новороссийску» на второй день после трагедии и мы сразу же приступили к
подводным работам 30 октября, — рассказывал Иван Петрович Прохоров. — Под
водой картина была страшная... Мне по ночам потом долго снились лица людей,
которых я видел под водой в иллюминаторах, которые они силились открыть.
Жестами я давал понять, что будем спасать. Люди кивали, мол, поняли...
Погрузился глубже, слышу, стучат морзянкой, — стук в воде хорошо слышен:
«Спасайте быстрее, задыхаемся...» Я им тоже отстукал: «Крепитесь, все будут
спасены» И тут началось такое! Во всех отсеках начали стучать, чтобы наверху
знали, что люди, оказавшиеся под водой, живы! Передвинулся ближе к носу
корабля и не поверил своим ушам — поют «Варяга»!
Стал
осматривать пробоину. Она была чудовищных размеров: примерно 27х8 метров с
правого борта, то есть разворочено более 160 квадратных метров брони ниже
ватерлинии. Сила взрыва была столь неимоверной, что ее хватило, чтобы пробить
восемь палуб — в том числе три бронированные! Даже верхняя палуба была
искорежена от правого дс левого борта... Нетрудно подсчитать, что для этого
понадобилось бы несколько более тонны тротила. Даже донная, так называемая
«цементная мина», не обладает такой мощью. Если предположить, что это работа
морских диверсантов (известно, что у них имеется в Италии первоклассное
заведение подобного рода), доставка такого количества взрывчатки с подводной
лодки аквалангистами — задача неимоверной сложности. Однако мне было
известно, что за неделю до катастрофы линкор стоял в Донузлаве, на
северо-западе Крымского полуострова, и покинул свою стоянку после того, как
летчики доложили командованию, что на небольшой глубине просматривается
субмарина. Оперативный дежурные по флоту доложил командованию, что близ
Донузлава наших подводнь лодок не должно быть. Повторный поиск лодки
результатов не дал. Решили, что летчика померещилось...
По
краям пробоины броня была завернута и наружу, и вовнутрь. меня сложилось
впечатление, что взрыв был изнутри по 27-метровой дли") не, а затем
отраженная от грунта ударная волна гидроударом вмяла бро^ ню вовнутрь.
Поэтому спасенные матросы уверяли, что взрывов были два, с интервалом в
секунду-две. Я невольно обратил внимание, что из страшной пробоины непре^
рывно струится нечто, похожее на «розовый дым», и вдруг понял, что это человеческая
кровь в воде — в этом месте за броней были матросский кубрики, где койки были
в три яруса. У итальянцев команды, экипаж болы ших кораблей располагаются на
берегу, а на кораблях, стоящих у причаї ла, несут только вахту службы. В
случае похода, учений экипаж располагается на корабле, на подвесных койках,
вот почему в помещениях у итальянцев очень тесно... Так вот, из пробоины в
бухту вытекала из кубриков кровь людская, которая в воде напоминала «розовый
дым». Еще до погружения под воду я знал, что в помещениях внутри корабля
оказалось около тысячи человеческих душ...
2
ноября из «Новороссийска» сквозь вырезанное автогеном отверстие в днище
извлекли последних 37 человек, обессиленных совершенно седых матросов.
Последним был мичман с сильно ввалившимися глазами, еле живой. Он сказал, что
все находящиеся с ним в отсеке люди погибли, вода прибывала и он плавал в
абсолютной темноте среди раздувшихся трупов. В момент взрыва он лежал в
койке-гамаке, которая несколько «спружинила» страшный удар, но он тем не
менее на какое-то время потерял сознание. Сколько времени это длилось — он
сказать не мог. Очнулся от страшной головной боли... Всех спасенных поместили
в морской госпиталь. Пробоину в днище «Новороссийска» я обследовал тщательнейшим
образом. Мне, как водолазу, было известно, что в Севастопольской бухте за
войну от неконтактных мин погибло четыре корабля и пять получили большие
повреждения, и как выглядят пробоины такого рода, я хорошо знал. Ни одна мина
не прошибала столько палуб, как это было на линкоре...
Продольный
и поперечный набор корпусов кораблей от взрывов мин, включая палубы,
деформируется, появляются гофры и разрывы в броне, заклепки вылетают. На
«Новороссийске» пробоина выглядела иначе: она была сильно вытянута по длине
(целых 27 метров!). У меня не вызывало ни малейшего сомнения, что линкор
взорвали морские диверсанты, итальянские, конечно. И они подвели под днище
сравнительно небольшой заряд, прикрепив его не к «погребам», а к замурованным
заранее мощным фугасам изнутри и тщательно замаскированным в период
подготовки корабля к передаче нам, с этим «сюрпризом» он и плавал до поры до
времени в наших водах... Обо всем этом я тоже доложил... Каково же было мое
удивление, когда в секретном приказе по флоту утверждалось, что
«Новороссийск» якобы погиб в результате подрыва на донной мине, лежавшей на
дне бухты с времен войны! Этим же приказом семьям погибшим были выданы
единовременные пособия — по 10 тысяч рублей за погибших матросов и по 30
тысяч — за офицеров. После чего о «Новороссийске» постарались забыть... Я же
еще несколько месяцев кряду спускался под воду с другими водолазами, побывал
во многих помещениях, готовил искалеченный линкор к подъему на поверхность. В
развороченном корпусе его пробоина зияла как огромная пасть, одновременно
отпугивая и дразня тайной. Ил, постепенно оседая, покрыл весь линкор толстым
слоем, и он стал темно-коричневым. Я же все больше утверждался во мнении, что
«черный отсек» с мощным зарядом тротила, начиная с 23 шпангоута, на корабле
был. Этот отсек, или «потайной карман», простирался примерно до 54 шпангоута,
был тщательно заварен, швы закрашены и замаскированы. Место для этого
потайного кармана было вычислено очень точно и гарантировало после взрыва
потерю устойчивости и опрокидывание. Хлынувшая вовнутрь линкора забортная
вода должна была завершить дело, так как заполняла помещения, расположенные
выше броневой палубы. Дьявольский расчет полностью оправдался...»
Бесславная
гибель «Новороссийска» беспокоила не одного Ивана Петровича Прохорова. Много
позже в мемуарах адмирала Г. Левченко, в статьях бывшего флагманского
механика Черноморского флота контр-адмирала В. Самарина, писателя Н.
Черкащина, морского историка О. БарБирюкова исследовалась история гибели
линкора, как, впрочем, и в статьях ряда других историков и очевидцев.
Но и
после этих публикаций оставалось много загадочного во всей этой истории.
Профессиональный водолаз высшей квалификации И. П. Прохоров, видимо, весьма
близко подошел к причине страшного взрыва на корабле, считавшегося
непотопляемым. Капитан 2-го ранга Ю. Лепехов свидетельствует: «В марте 1949
года, будучи командиром трюмной группы линкора «Юлий Цезарь», вошедшего в
состав Черноморского флота под названием «Новороссийск», я спустя месяц после
прихода корабля в Севастополь делал осмотр трюмов линкора. На 23 шпангоуте я
обнаружил переборку, в которой флорные вырезы (поперечная связь днищевого
перекрытия, состоящая из вертикальных стальных листов, ограниченных сверху
настилом второго дна, а снизу — днищевой обшивкой. — Л.В.) оказались
заваренными. Сварка показалась мне довольно свежей по сравнению со сварными
швами на переборках. Подумал — как узнать, что находится за этой переборкой?
Если
вырезать автогеном, то может начаться пожар или даже может произойти взрыв.
Решил проверить, что имеется за переборкой, путем высверливания с помощью
пневматической машинки. На корабле такой машинки не оказалось. Я в тот же
день доложил об этом командиру дивизиона живучести. Доложил ли он об этом
командованию? Я не знаю. Вот так этот вопрос остался забытым». Напомним
читателю, не знакомому с премудростями морских правил и законов, что,
согласно Корабельному уставу, на всех без исключения боевых кораблях флота
должны осматриваться все помещения, включая труднодоступные, несколько раз в
году специальной постоянной корпусной комиссией под председательством
старпома. Осматривается состояние корпуса и всех корпусных конструкций.
После
чего пишется акт о результатах осмотра под контролем лиц эксплуатационного
отдела технического управления флота для принятия решения, в случае необходимости
о производстве профилактических работ или аварийно. Как вице-адмирал
Пархоменко и его штаб допустили, что на итальянском линкоре «Юлий Цезарь»
остался «потайной карман», не доступный и никогда не осматриваемый, —
загадка! Анализ событий, предшествующих передаче «Юлий Цезарь» в состав
Черноморского флота, вместе со сторожевыми кораблями «Ловкий» и «Легкий», а
также красавца-парусника «Колумб», доставшихся СССР в результате раздела
между союзниками итальянского флота, не оставляет сомнения, что после того,
как война ими была проиграна, у «милитаре итальяно» было достаточно времени
для подобной акции.
Несомненно,
что передача Хрущевым Крыма под юрисдикцию Украины самым отрицательным
образом сказалась как на боеготовности флота, включая авиацию и другие рода
войск, так и на Севастополе, формально оставшемся основной военно-морской
базой СССР. Иван Петрович завершил свой рассказ: «Водолазам была поставлена
задача поднять «Новороссийск», что оказалось очень трудным делом, и на это
ушло много времени. Для этого пришлось отделить от корпуса башни главного
калибра и часть палубных надстроек. Пробоину заварили, подвели понтоны, стропы...
Со дня трагедии прошел год. Водолазы побывали во многих помещениях, забитых
скелетами и кишащими крабами. Мы как бы заглянули вовнутрь стального фоба.
Ракообразные и бактерии в воде обычно уничтожают утопленников за несколько недель,
но предметы сохраняются довольно долго. В одном из кормовых помещений, куда я
сумел заглянуть, я увидел при свете переносной лампы плавающие табуретки,
тетради, томики Пушкина, авторучки, гитару. Из-за ила я не сразу разглядел
несколько скелетов в умиротворенных позах.
Двое
как бы сидели обнявшись. Нелепо и странно было видеть на ногах скелетов
матросские ботинки на толстых подошвах, именуемые обычно «ГД», а также
сползшие ремни с матросскими бляхами. На одном я узрел изолирующий кислородный
противогаз КИП-5. Этот, верно, задохнулся и наглотался воды позже других... В
луче фонаря я увидел бронзовую эмблему военно-морского флота Италии: связка
прутьев (фасций), крепко связанных с боевыми топориками. Эмблема эта
существовала еще во времена Юлия Цезаря, ее и позаимствовал Муссолини. Она
стала означать силу и власть фашистов. Такие эмблемы сохранились на линкоре
во многих помещениях, и я невольно вспомнил об умном и коварном князе
Боргезе, мастере подводных диверсий, руководителе центра по обучению подводных
пловцов. И вновь, в который раз, укрепился в мысли, что гибель
«Новороссийска» — это умело подготовленная операция».
Недавно
в журнале «Слово» были опубликованы мемуары адмирала Николая Герасимовича
Кузнецова «Крутые повороты». Как старый и многоопытный адмирал, он до самой
своей кончины не сомневался, что гибель «Новороссийска» — это тщательно
подготовленная операция. Об этом он пишет следующее: «До сих пор для меня
остается загадкой: как могла остаться и сработать старая немецкая мина,
взорваться обязательно ночью и в таком самом уязвимом для корабля месте? Уж
слишком невероятное стечение обстоятельств Что же тогда могло произойти?
Диверсия». «Новороссийск» — трофейный итальянский корабль, а итальянцы —
специалисты в такого рода делах. В годы войны они подрывали английские
корабли в Александрии, техника позволяла это делать и сейчас. Пробраться в
Севастопольскую бухту трудностей не представляло. Ведь мирное время, город
открытый. К тому же патриотические чувства итальянских моряков могли толкнуть
их на это. Значит, ничего невозможного! здесь нет...
|
