|
Серия «100 великих»: Сто великих тайн
Николай Николаевич Непомнящий
Андрей Юрьевич Низовский
ТАЙНЫ ИСТОРИИ
РАССТРИГА, ИЛИ ЦАРСКИЙ СЫН?
17 мая
1606 года в Москве был убит человек, называвший себя сыном царя Ивана
Грозного, признанный своей матерью, боярами и народом и ставший русским
царем. Позже та же мать и те же бояре отреклись от него и стали называть его
уже не царским сыном, а расстригой и еретиком Гришкой Отрепьевым. Когда они
были искренни? Когда целовали пыльные сапоги «царского сына» и ползали перед
ним на коленях, ища милостей, или когда, не получив желаемых милостей, пинали
обезображенный труп «расстриги» и публично плевали на него? Кем был на самом
деле этот человек, навсегда осталось загадкой.
Официальная
историография, путаясь в противоречиях, склонна считать его беглым монахом из
галицких дворян Григорием Отрепьевым. Следственное дело об «убиении царевича
Дмитрия» никак не может иметь значение достоверного источника, поскольку
производивший следствие князь Василий Иванович Шуйский, ставший впоследствии
царем Василием IV, дважды отрекался от тех выводов, которые сделало следствие
под его руководством, и дважды обличал самого себя в неправильном
производстве этого следствия. Первый раз он признал самозванца настоящим
Дмитрием, тем самым перечеркнув даже сам факт смерти царевича, в другой раз,
уже низвергнув и погубив названого Дмитрия, он заявлял, что настоящий Дмитрий
был убит по повелению Бориса Годунова, а не убил сам себя в припадке падучей,
как гласили выводы следственного дела. Несомненно, что Шуйский знал истину
лучше, чем кто бы то ни было, но какое из трех его показаний — правда, а
какие два — ложь?
Итак,
«три версии Шуйского» легли в основу дальнейших исторических изысканий о
личности царя Дмитрия Ивановича, и все историки последующего времени уже
строили свои исследования, выбирая удобную для себя версию, основываясь при
этом на собственных взглядах и пристрастиях или откровенно путаясь во всех
трех версиях. «Вопрос о смерти царевича Димитрия и о виновности Бориса Годунова
в этой смерти сдавался не раз в архив нерешенным, и снова добывался оттуда
охотниками решить его в пользу Бориса. Никому этого не удалось...» — писал
Н.И. Костомаров. ...Сын Ивана Грозного и Марии Федоровны Нагой (это был
седьмой брак царя, заключенный без церковного разрешения) родился в Москве 19
октября 1583 года. Первым именем его было Уар, в честь святого мученика Уара,
чья память отмечается православной церковью 19 октября. При крещении младенец
был наречен Дмитрием. Полгода спустя Иван Грозный скончался. В своих
предсмертных распоряжениях он завещал Дмитрию и его матери в удел город Углич
и вверил воспитание царевича своему любимцу — боярину Богдану Яковлевичу Вольскому.
Хитрого Вольского в боярском кругу не любили и всерьез опасались, как бы
ловкий интриган в союзе с родственниками царевича. Нагими, не попытался
затеять смуту, объявив Дмитрия наследником Ивана Грозного.
Поэтому
уже в первую же ночь после смерти царя царицу-вдову с юным царевичем, ее
отца, братьев и ближайших родственников в сопровождении многочисленных
стольников, стряпчих, слуг и почетного стрелецкого конвоя торжественно
отправили в Углич — фактически в ссылку. Но царевич продолжал оставаться
постоянным фактором российской внутренней политики, не считаться с которым
было нельзя. Потомства у правящего царя Федора не было, и вопрос
престолонаследия не без основания беспокоил умы. В Москве было несколько
весьма и весьма честолюбивых личностей, которые в тайных своих думах мысленно
уже примеряли на себя заветную шапку Мономаха. И одной из таких личностей был
энергичный ближний боярин царя Борис Годунов. А меж тем в Угличе подрастал
последний Рюрикович. О подлинных чертах характера юного царевича мы,
вероятно, никогда не узнаем, так как Москва, не видя и не зная Дмитрия, могла
судить о нем только по слухам, иногда целенаправленно распускаемым
сторонниками той или иной боярской партии. С одной стороны, говорили, что, уже
будучи шести или семи лет от роду, мальчик являлся точным подобием своего отцаизувера:
любит мучить и убивать животных, любит кровь и садистские забавы.
Утверждали,
что однажды зимой, играя с детьми, Дмитрий приказал вылепить из снега
двадцать человеческих фигур, назвал каждую по имени одного из первых бояр и с
наслаждением рубил эти фигуры саблей, причем «Борису Годунову» он отсек
голову, другим — руки и ноги, говоря при этом: «Вот так вам всем будет в мое
царствование!» Это, конечно, очевидная глупость, и очень странно, что ее
иногда всерьез воспринимают до сих пор. Совсем не верится в возможность
проявления такой умозрительной ненависти у шестилетнего ребенка к людям,
которых он не только никогда не знал, но даже никогда не видел, да и вряд ли
юный Дмитрий, живя в Угличе, мог знать по именам московских бояр.
Противоположные слухи рисовали Дмитрия как «отрока державного». Говорили, что
юный царевич показывает ум и свойства, достойные государя. Как бы то ни было,
несомненно важным кажется одно: в Москве никто, абсолютно никто не знал
царевича Дмитрия и не мог сказать о нем ничего достоверного. Борис Годунов,
снедаемый жаждой власти, постоянно думал о том, как избавиться от
подрастающего наследника российского трона. По словам Карамзина, «сей алчный
властолюбец видел между собою и престолом одного младенца безоружного, как
алчный лев видит агнца!» И вот «алчный властолюбец» измыслил дело ужасное,
дело кровавое: задумал убийство царевича...
Борис
открыл свой замысел ближним пособникам своим: все они, кроме дворецкого,
Григория Годунова, решили, что смерть Дмитрия необходима с точки зрения
государственного блага. Для начала избрали яд, который подкупленная мамка
царевича, Василиса Волохова, тайно подсыпала ему в «яства и в пития». Но
смертоносное зелье почему-то не вредило Дмитрию. Тогда решено было царевича
зарезать. Первые двое избранных для этой деликатной миссии дворян, Владимир
Загряжский и Никифор Чепчугов, наотрез отказались от сделанного им
предложения и «с сего времени были гонимы». Нашли другого, дьяка Михаила Битяговского,
судя по описаниям — прямо-таки Ирода, «ознаменованного на лице печатаю зверства,
так что дикий вид его ручался за верность во зле». Если бы вам, читатель,
предложили такого персонажа для присмотра за вашим хозяйством — вы бы хотя бы
немного встревожились? А ведь именно этого Ирода отправили в Углич править
хозяйством вдовствующей царицы, надзирать за слугами и за столом...
Вместе
с Битяговским в Углич приехали его сын Данила и племянник Никита Качалов.
Здесь их уже ждали подкупленная Волохова, мамка царевича, и ее сын Осип,
также посвященный в обстоятельства готовящегося покушения. 15 мая 1591 года в
субботу, в шестом часу дня, царица с сыном возвратились из церкви и
готовились обедать. Слуги уже носили кушанья, как вдруг, непонятно зачем,
мамка Волохова позвала Дмитрия гулять во двор. Царица якобы собралась идти с
ними, но замешкалась. Кормилица не отпускала царевича, но Волохова силой (!)
вывела Дмитрия вместе с кормилицей из горницы в сени и к нижнему крыльцу. Тут
перед ними предстали Осип Волохов, Данила Битяговский и Никита Качалов. Волохов,
взяв Дмитрия за руку, зловеще сказал: «Государь! У тебя новое ожерелье!»
«Да
нет, старое...», — доверчиво улыбаясь, ответил Дмитрий. Волохов выхватил нож
и попытался ударить им царевича в шею, но нож выпал из его рук. Закричав от
ужаса, кормилица обхватила своего питомца, но Данила Битяговский и Никита
Качалов вырвали ребенка из рук женщины и хладнокровно зарезали его. Бросив
агонизирующего царевича, они кинулись бежать. Как раз в это время на крыльцо
вышла царица... Спустя несколько минут тишину города разорвали гулкие звуки
набата: пономарь Спасо-Преображенского собора, бывший на колокольне и ставший
невольным свидетелем трагедии, созывал народ. Горожане сбежались ко дворцу и
увидели бездыханное тело царевича и бьющихся в истерике царицу и кормилицу.
Где-то
поблизости оказались и убийцы, пытавшиеся скрыться в разрядной избе. Их
схватили и убили. На крыльце появился Михаил Битяговский, крича, что царевич
зарезался сам в припадке падучей болезни; его закидали камнями, настигли и
убили вместе с неким «клевретом» его, Данилой Третьяковым. Убили и слуг
Михаила, и каких-то подвернувшихся под руку мещан, и «женку юродивую»,
которая жила у Битяговских, оставили в живых только мамку Волохову для «дачи
показаний»... Почему «народный гнев» истребил главных заговорщиков, пощадив Волохову
— какие такие она могла дать «показания»? Сколько времени горожанам
потребовалось на поиски и расправу убийц? Почему убийцы не успели скрыться?
Может быть, потому, что и не пытались? А не пытались потому, что не были
убийцами и не чувствов їли за собой никакой вины? Комиссия по расследованию
убийства пришла к выводу, что царевич «зарезался сам», ранив себя ножом в
припадке эпилепсии. Из допрошенных родственников царицы Михаил Нагой заявил,
что ребенка зарезали; Григорий Нагой показал, что, играя с ножом в «тычку»,
царевич ранил сам себя; Андрей Нагой сказал, что не видел никаких убийц и не
знает, кто мог бы это сделать.
Нянька
царевича Василиса Волохова описала, как в припадке эпилепсии царевича
«бросило о землю, и тут царевич сам себя ножом поколол в горло». А спустя
четырнадцать лет, когда московский трон уже занимал мнимый Дмитрий, Василий
Шуйский, в 1591 году возглавлявший следственную комиссию и, как никто,
знавший истинные обстоятельства дела, в сердцах бросил: «Черт это, а не
настоящий царевич; вы сами знаете, что настоящего царевича Борис Годунов
приказал убить». Так самоубийство или убийство? ...Рассмотрев результаты
следствия, боярская дума решила, что «судьба царевича была в Божьих руках, а
на все Его воля». Протоколы следствия, впрочем, остались тайной для
большинства современников, и в народе знали только о смерти царевича —
внезапной и необъяснимой.
Есть в угличской
трагедии и эпизод, оставшийся для большинства историков труднообъяснимым. В
полночь после рокового дня в Ярославле у ворот дома англичанина Горсея
появился живший в ссылке в Ярославле брат вдовствующей царицы Афанасий Нагой.
Вышедшему на стук Горсею Нагой объявил, что Димитрию около шести часов дня
«дьяки» перерезали горло, а на это преступление их подучил Борис Годунов. Нагой
добавил, что царица Мария отравлена или испорчена, и просил поскорее дать ему
какое-нибудь средство. Горсей дал ему какой-то бальзам. А наутро уже весь
Ярославль знал о смерти царевича и о том, что за спиной убийц стоял Борис
Годунов. Афанасия Нагого в день убийства в Угличе не было, и сыскная комиссия
даже не привлекала его к допросу в качестве свидетеля. Откуда же уже спустя
шесть часов он знал все подробности трагедии?
Очевидно,
что от кого-то, срочно приехавшего из Углича. А не было ли с этим загадочным
посланцем... раненого или измученного дорогой царевича Дмитрия, ради спасения
которого и просил среди ночи Афанасий Нагой у Горсея целебный бальзам?
Несмотря на выводы следственной комиссии, версия Нагих о том, что царевича
убили по приказу Годунова, преобладала в общественном мнении. По всей Москве
тайно шептали, что все устроено Годуновыми. Толковали об «измене» Годунова и
об его стремлении завладеть троном. Чтобы заткнуть этим шептунам рты,
правительство совершило массовые казни жителей Углича (погибло около двухсот
человек), Нагих отправили в тюрьму, а царицу Марию постригли в монахини...
Слухи о том, что царевич жив, пошли сразу после смерти царя Федора
Иоанновича. Говорили, что в Смоленске видели какие-то письма от Дмитрия.
Француз Яков Маржерет в 1600 году писал, что «некоторые считают Дмитрия
Ивановича живым». Волну новых слухов о спасении Дмитрия вызвало «дело бояр
Романовых». Историки связывают эту волну с деятельностью Романовых, которые,
желая свергнуть Годунова, готовили ему на смену «самозванца». Между тем
именно среди челяди Романовых был замечен некий Юрий Отрепьев...
...16
октября 1604 года в пределы Московского государства вступил небольшой отряд
наемного войска во главе с человеком, называвшим себя законным наследником
русского престола царевичем Дмитрием Ивановичем, спасшимся от смерти.
Перепуганные власти опубликовали сразу две (!) разительно отличавшиеся друг
от друга версии того, что мнимый Дмитрий есть некий Григорий Отрепьев, беглый
монах-расстрига. Да, в окружении новоявленного царевича действительно состоял
Григорий Отрепьев. 26 февраля 1605 года иезуиты, бывшие с Дмитрием в Путивле,
записали: «Сюда привели Гришку Отрепьева, известного по всей Московии чародея
и распутника... И ясно стало для русских людей, что Дмитрий Иванович совсем
не то, что Гришка Отрепьев». Отрепьева демонстрировали в Путивле «перед всими,
явно обличаючи в том неправду Борисову». Отрепьева видели и в Москве, после
чего Дмитрий удалил его в Ярославль, где его следы затерялись. Позднее
возобладала точка зрения, что это был «Лжеотрепьев», а на самом деле — беглый
монах Леонид. Очень много во всей этой истории беглых монахов с одинаковыми
биографиями и всяких «Лже»... Внезапная смерть Бориса Годунова открыла
Дмитрию дорогу в столицу. Москва встречала его восторгом по поводу обретения
истинного государя.
Помазанный
на царство патриархом Московским и всея Руси Иовом под именем царя Дмитрия
Ивановича, этот царь вызывал удивление и страх у современников и продолжает
вызывать неподдельный интерес историков. Ни один самозванец во всемирной
истории не пользовался такой поддержкой. Народ искренне любил Дмитрия и
строже всякой верховной власти готов был наказывать его врагов Если кто-либо
дерзал называть царя «ненастоящим», то, по словам современника, «тот и
пропал: будь он монах или мирянин — сейчас убьют или утопят». Широта взглядов
Дмитрия, его внутренняя свобода и веротерпимость не могли не вызывать опаску
у ревнителей отеческой старины. «У нас только одни обряды, а смысл их укрыт,
— говорил он московскому православному духовенству. — Вы поставляете
благочестие только в том, что сохраняете посты, поклоняетесь мощам, почитаете
иконы, а никакого понятия не имеете о существе веры. Вы называете себя новым
Израилем, считаете себя самым праведным народом в мире, а живете совсем не
по-христиански: мало любите друг друга, мало расположены делать добро».
Удивляло и пугало и «нецарское» поведение нового царя, его странные для
«благолепной» Москвы причуды.
Перед
своим дворцом Дмитрий поставил изваяние медного Цербера с тремя головами —
«адского стража», три челюсти которого могли открываться и закрываться, при
этом издавая клацающий звук. Эта, в сущности, забавная причуда очень пугала
богобоязненных москвитян: страшно! Зимой по приказу царя на льду Москвы-реки
соорудили ледяную крепость для военной потехи, изображавшую Азов. На ее
стенах были намалеваны изображения чудовищ, символизировавших силу татарскую.
Московские люди напугались и этих чудовищ: очень уж напоминали они чертей! И
нет ничего удивительного, что организованная боярской верхушкой программа
«народного протеста» против «поганого» царя вызвала в народе определенное
сочувствие. Бояре всячески подчеркивали, что «Дмитрий есть царь поганый: не
чтит святых икон, не любит набожности, питается гнусными яствами, ходит в церковь
нечистый, прямо с «ложа скверного», еще ни разу не мылся в бане со своей
«поганой царицей». Без сомнения, он «не крови царской».
Для
средневекового мышления (а оно в полной неприкосновенности сохранилось и до
наших дней) нет ничего невыносимее, чем встреча с явлением, не укладывающимся
в рамки своих собственных представлений. Тогда для объяснения этого явления
неизменно привлекаются сверхъестественные силы. В XVII столетии речь шла о
ереси и колдовстве, в наше время — о зомбировании и магии (т. е. о том же
колдовстве). Поэтому не удивительно, что боярская оппозиция стала обвинять
царя в том, что он — чернокнижник, чародей и еретик, заключивший союз с
нечистой силой. Этот слух вызвал многочисленные толки в народе. Одни считали
Лжедмитрия необыкновенным человеком, другие — пособником дьявола.
Многочисленные и признаваемые даже его врагами таланты Лжедмитрия пытались
объяснять тем, что еще подростком юный Григорий Отрепьев заключил союз с
сатаной: «Сей юн еще навыче чернокнижию... Грамота же емудася не от Бога, но дияволу
сосуд учинися». Слухи о том, что мнимый царевич Дмитрий — еретик и чернокнижник
стали распространяться еще в 1604 году, когда расстрига только-только начал
свой поход на Москву. Рассказывали, что, бежав в Польшу, монах Гришка
Отрепьев обратился там в чернокнижие и «ангельский образ сверже и обруга, и
по действию вражию отступив зело от Бога».
На
самом деле имеются сведения, что, находясь на Украине, в Гоще, Отрепьев
принял арианскую ересь и учился у одного из проповедников арианства Матвея Твердохлеба.
Кстати, деятельность ариан на Украине вызывала гнев и польской католической
церкви. «Он в Польше продал бесам душу и написал им кровью рукописание, —
говорили на Москве, — Бесы обещали его сделать царем, а он им обещал от Бога
отступиться». «Да не сам ли он бес? — спрашивали другие. — Он явился в человеческом
виде, чтобы смущать христиан и творить себе игрушку с теми, кто отпадет от
христианской веры». Третьи утверждали, что Гришка Отрепьев — восставший из
гроба мертвец, некогда живший, а потом умерший и оживленный бесовской силой
на горе христианству (говоря современным языком — зомби). Много позже из
исторической памяти народа составились песни о Гришке-богохульнике, который
ругается над православными святынями: «А местные иконы под себя стелет, А чюдны
кресты под пяты кладет». В другой песне чародей Гришка мастерит себе
волшебные крылья, на которых пытается улететь от ворвавшейся в царский дворец
толпы: «А поделаю крыльица дьявольски, Улечу нунь я дьяволом!»
«Был Гришка-расстрижка
по прозвищу Отрепкин, — много лет спустя рассказывали в народе. — Пошел он в
полночь по льду под Москворецкий мост и хотел утопиться в полынью. А тут к
нему лукавый — и говорит: «Не топись, Гришка, лучше мне отдайся! Весело на
свете поживешь. Я могу тебе много злата-серебра дать и большим человеком сделать!»
Гришка и говорит ему: «Сделай меня царем на Москве!» «Изволь! Только ты мне
душу отдай и договор кровью напиши!» Таким, по легенде, способом Отрепьев и
добыл себе московский престол. 17 мая 1606 года мнимый Дмитрий был убит
заговорщиками. Ворвавшиеся во дворец бояре и их сторонники нашли в покоях
царя скоморошью маску, немедленно выросшую в глазах убийц до размеров государственного
преступления: «Вот этой самой харе, этому идолу и поклонялся чародей и еретик
Гришка Отрепьев, а не Богу истинному!» Маску кинули на вспоротый живот
Лжедмитрия. Над его телом долго глумились и, наконец, закопали «в убогом
доме» (на кладбище для нищих и безродных) за Серпуховскими воротами, близ
большой дороги. В день, когда тело бывшего царя, привязав к лошади, поволокли
к Серпуховским воротам, по Москве пронеслась ужасная буря, на Кулишах сорвала
кровлю с башни и повалила деревянную стену у Калужских ворот. Тут же
припомнили, что такая же буря была при торжественном въезде Лжедмитрия в
Москву...
В
«убогом доме» тело покойного невидимой силой переносилось с места на место, а
многие видели сидящих на нем двух голубков. Кто-то видел, как над могилой
расстриги поднимались из земли голубые огни. Тогда тело якобы приказали
закопать поглубже в землю, но вдруг тело убитого царя оказалось в четверти
версты от «убогого дома». Вдобавок, по Москве начали ходить слухи о том, что
по ночам мертвец встает из могилы и ходит. Тут же вспомнили, что недавно в
Москву приезжали лопари — жители северной Лапландии, кланявшиеся царю Дмитрию
ежегодной данью. О лапландцах исстари шла молва, как о волшебниках, умеющих
даже воскрешать мертвых «велят убивать сами себя, а после оживают». Не иначе
как Гришка Отрепьев выучился этому адскому искусству у лапландских
волшебников-гипербореев!
Власти
и духовенство были встревожены этими толками и, чтобы верней покончить с
мертвым «колдуном и чародеем», тело Лжедмитрия вырыли и отвезли в селение
Нижние Котлы, где мертвеца сожгли. Говорили, что не сразу поддалось огню тело
чародея. Бросили его в огонь — обгорели только руки и ноги, а тело само не
сгорело. Тогда мертвеца изрубили в куски и снова кинули в огонь — тогда
сгорел. Прах царя-самозванца собрали, перемешали с порохом, зарядили в пушку
и выстрелили им в ту сторону, откуда пришел к Москве этот загадочный человек...
|
