|
Серия «100 великих»: Сто великих сокровищ
НАДЕЖДА АЛЕКСЕЕВНА ИОНИНА
ГЕНТСКИЙ
АЛТАРЬ В СОБОРЕ СВЯТОГО БАВОНА
В 1521
году, во время путешествия по Нидерландам, немецкий художник А. Дюрер записал
в своем дневнике о приеме, который ему устроили в Генте: «...староста гильдии
живописцев и художники оказали мне много чести, прекрасно меня приняли,
предложили мне свои услуги и вечером отужинали со мной. В среду рано утром
(10 апреля) они повели меня на башню св. Иоанна, откуда я мог обозреть весь
большой удивительный город...
Затем я
видел картину Яна, это драгоценнейшая и превосходнейшая картина, и особенно хороши
Ева, Мария и Бог-Отец».
Гентский
алтарь уникален. Он явился плодом вдохновенного мастерства двух
братьев-художников, Губерта и Яна ван Эйков может быть, и кого-то еще из
подмастерьев и благочестивых намерений и действий богатых заказчиков. В
алтаре отразились не только их религиозные идеи, но и самые разнообразные
представления о мире и о месте в нем человека.
В Гентском
алтаре присутствует все, что и в окружающем мире, все здесь смешалось:
подробный и неторопливый рассказ с пленительными деталями, таинственная
недосказанность характеров, грозная сила скрытых страстей и непосредственное
восхищение радостями бытия.
Потому-то
строгое религиозное чувство сочетается здесь с радостным и поэтичным восприятием
земной красоты, идеальные образы соседствуют рядом с портретами реальных
людей, сложная теологическая симвоникас простыми человеческими эмоциями. Из
гармонии всего этого и складывается удивительное явление искусства,
неповторимое и ни с чем не сравнимое.
Заказчиками
алтаря были Йоде Фейд, один из богатейших людей Гента (впоследствии он стал
бургомистром города), и его супруга Изабелла Борлют. Они и заказали алтарь
для своей фамильной капеллы, находящейся в церкви Святого Иоанна (так
первоначально назывался собор Святого Бавона).
Гентский
алтарь представляет собой большой деревянный складень. Ученые потратили
немало сил и стараний, чтобы установить, кто из двух братьев сыграл главную
роль в создании алтаря. Считается, что старший брат, Губерт, начал работу, а
Ян закончил ее. Но подпись на раме алтаря не содержит сведений о том, какие
части алтаря выполнил Губерт, а какие Ян.
В
непраздничные и невоскресные дни алтарь представал перед посетителями капеллы
закрытым. Самой удивительной на внешних створках Гентского алтаря является
сцена «Благовещение», традиционная для створчатых алтарей. Здесь художники
изобразили коленопреклоненную Деву Марию и архангела Гавриила, который принес
ей божественную весть.
Работая
над алтарем, братья Эйки, уже в процессе самой работы, меняли композицию и
живописную структуру, изменяли детали, а порой под их удивительной кистью
возникали совершенно новые решения. Так, например, первоначально сцена
«Благовещение» была увенчана стрельчатыми арками, но потом они были заменены
иллюзионным изображением потолка комнаты. Этим решением мы обязаны Яну ван Эйку,
любившему пространственное единство. Скудные предметы быта и городской пейзаж
за окном он написал достаточно подробно. Фигуры Марии и архангела Гавриила,
написанные Губертом, масштабно несколько не соотнесены с интерьером, он как
будто слишком низок для них, но это несоответствие почти не замечается.
Над
«Благовещением» по краям (в полукруглых нишах) изображены пророки Захария и
Михей, а в центральной нише, разделенной рамой, — Эритрейская и Кумекая
сивиллы. Все эти персонажи пророчествовали об изображенном событии —
«Благовещении».
Нижний
ряд внешних створок алтаря занимают донаторы -портреты его заказчиков. Они
предстают преклоненными перед статуями двух святых — Иоанна Крестителя
(патрона церкви Святого Иоанна) и Иоанна Богослова (ему посвящена капелла
этой церкви). Фигуры донаторов написаны с такой силой, какой не обладают
реальные человеческие фигуры. Их лица, тела и одежды завораживают зрителя.
Случайные складки одежды нашли вечный покой, навсегда остался неподвижным
свет на их лицах, да и сами лица словно остановились в своей многосложной
жизни. Мгновение обратилось в вечность, случайное обрело непреложную силу
закона. Чуть поднятые брови Йоса Фейда, морщины на высоком лбу, выражение
сосредоточенной рассеянности, которую испытывает привыкший молиться человек,
— вот что мы видим в фигуре донатора.
Две
фигуры по углам как бы входят в картину с земли. Ибо дальше, ближе к середине
и верху, меркнут, гаснут земные краски, и рядом с фигурами донаторов в нишах
стоят уже не люди из плоти и крови, а статуи. Цветом художники наделили лишь
сцены земной жизни, лишь те фигуры и предметы, что связаны с грешной землей.
Сквозь оттенки холодноватой слоновой кости скульптур лишь кое-где пробиваются
живые розовые и золотистые тона, как будто художник не обделяет их плотью и
кровью, но не решается сделать их просто людьми. Только в крыльях ангела
мелькают яркие краски, ведь крылья — это изящное украшение, нечто почти
реальное. А между Марией и архангелом Гавриилом картина вновь наполняется
цветом, там идет обыденная жизнь — комната, простые вещи, город за окном.
В
«Благовещении», как отмечают исследователи, еще царствует чопорная условность
готики. По-рыцарски склонил лилии перед Девой Марией архангел Гавриил, и
будто в торжественном оцепенении подняла к нему глаза будущая Богоматерь. Но
видение это, чуть оживленное бледными оттенками красок, возникло в реальной
комнате, где вещи имеют свой цвет и свою тяжесть: здесь теплой золотистой
медью сияет умывальник, солнечные пятна зажигают блики на стекле и металле,
здесь оживает сама душа вещей. А в проеме окна — город на закате:
поблескивают под заходящим солнцем остроконечные крыши, хрупкий шпиль
колокольни, башни замка и рассекающие высокое бледное небо стремительные
птицы... Огромный мир вступает в низкую, безмолвную комнату. Но это чудо еще
будничное, а когда распахиваются створки алтаря, наступает чудо праздничное.
С алтаря льется такое лучезарное солнце, какого Фландрия никогда не знала.
Братья ван Эйки сотворили то, чем природа обделила их родину, даже солнечная
Италия, природа которой сама утоляла стремление к многоцветью, не всегда видела
на своих полотнах подобное кипение красок.
«Поклонение
агнцу» является сердцем всего алтаря. Нет ничего многозначительного и
печального в этой традиционной сцене. Ягненок, из шеи которого льется в
жертвенный фиал кровь, кажется изделием искуснейшего ювелира, а не жертвенным
агнцем. В воздухе, будто потеряв связь с земным тяготением, застыли золотые
кадила, которыми взмахнули ангелы с пестрыми крылышками. Золотые лучи тонкими
линиями льются из нимба, окружающего голубя — Святой Дух. Сцена из Священного
писания превратилась в алтаре в сказку, нарядную мистерию, сыгранную
праздничным днем на фламандской земле.
Со всех
сторон к агнцу, кровь которого превратилась в источник жизни, медленно и
торжественно приближаются святые, праведники и праведницы. Первый план слева
занят пророками, философами, мудрецами — всеми, кто предсказал рождение
Спасителя. Тут же находятся античный поэт Вергилий и великий Данте.
Ярким
солнечным светом залит широкий зеленый луг. Среди травы видны ландыши,
маргаритки, легкие одуванчики, фиалки, лилии, ирисы и другие цветы. Луг
уходит далеко в глубину, где зеленеют небольшие рощицы, лужайки, леса и
заросли кустов. На заднем плане цветущие розы чередуются с виноградными
кустами, ель растет рядом с буком, а еще — вишни и смоковницы. Современные
ученые насчитали в Гентском алтаре более 30 видов растений, так тщательно
были прописаны каждый листок и каждый лепесток цветка.
В
картине верхнего ряда изображен Бог-Отец, царящий над всем окружающим.
Торжественно восседает он на троне, устремив вперед бесстрастный взгляд.
Строго симметричные черты лица его идеально прекрасны. Голова окружена
сиянием на золотом фоне, а тиара сверкает холодным блеском. Драгоценными
камнями усыпаны большая застежка на груди Бога-Отца и корона у подножия
трона. Рубиново-красный цвет одежд подчеркивается матовым сиянием жемчуга,
переливами зеленых изумрудов и синих сапфиров. Правая рука Бога-Отца поднята
вверх, в левой Он держит скипетр из прозрачного хрусталя. Каждая деталь этой
более чем полуметровой картины выполнена с ювелирной точностью и столь
тщательно, что зрители как будто ощущают мягкость тканей, холод металла и
хрупкость хрусталя.
Чуть
ниже Бога-Отца расположились Дева Мария и Иоанн Креститель, еще ниже — ангелы
музицирующие и ангелы поющие.
«Поющие
ангелы» стоят перед резным пюпитром с нотами. Выражение их лиц различно: у
одних сосредоточенно нахмурены брови, другие безмятежно спокойны, одни
смотрят в ноты, другие устремили рассеянный взгляд в пространство. Еще 500
лет назад ван Мандер, первый историк нидерландского искусства, с восхищением
писал, что по движениям ангелов зритель может легко догадаться, кто из них
поет дискантом, альтом, басом или тенором, но все различные голоса сливаются
в едином хоре, и торжественно льется величественная песнь.
Но было
время, когда отдельные части этого чудесного алтаря разошлись по разным
музеям. Подлинные Адам и Ева были заменены копиями, на которых прародители
человечества предстали в кожаных передниках, так как целомудренный правитель
Иосиф II повелел заменить оригиналы благопристойными копиями.
Завладев
Нидерландами, Наполеон перевез Гентский алтарь в Париж, но в 1816 году его
возвратили на родину. Правда, в таком виде, что одному из видевших эти створки
они казались совершенно испорченными. Створки этого поистине бесценного
сокровища тогда стояли на полу одной из церквей и были покрыты пылью, которая
за время переездов просто-таки въелась в них. Однако ключник, водивший
путешественника по церкви, радовался возвращению из изгнания этого сокровища.
А желая продемонстрировать его достоинства, он поплевал на одну из панелей,
потом вытер это место платком, нисколько не подозревая о своем варварстве.
Драматичной
оказалась и история створки «Праведные судьи». В 1934 году она была украдена,
причем вор распилил доску и поместил изображение статуи Иоанна Крестителя в
железнодорожную камеру хранения. Позвонив, он назвал номер камеры властям,
желая показать, что владеет и другой частью изображения. Он потребовал у
бельгийского правительства выкуп, но власти не приняли его условий, и с тех
пор всякие следы «Праведных судей» утрачены.
|
