|
Сто великих научных открытий
Дмитрий Самин
Тайны живого
Наркоз
Люди
веками искали победы над болью. История сохранила упоминания о средствах
обезболивания у ассирийцев и древних египтян. Известно, что египтяне
применяли с этой целью жир крокодила и порошок из его кожи. Гомер
рассказывает в одиннадцатой песне «Илиады» о том, как Патрокл, вырезав стрелу
из тела раненого героя, присыпал рану горьким, истертым корнем, «который ему
совершенно боль утолил». Греки и римляне готовили болеутоляющие снадобья из
мандрагоры. Историк Плиний говорит о них: «Пьют при укусах змей, а также
перед разрезами и проколами, чтобы не чувствовать боли». В одном из старинных
русских «лечебников» записано: «...Дают коренья мандрагорово болящему нити
или ясти у коих распаляется огнь палящий и они от того толь крепко спять, что
они не чують егда лекарь у них уды отрезывает или отсекает».
Наркотические
вещества (опий, индийская конопля, алкоголь), которые в безопасных дозах не
вызывали обезболивания, а в больших нередко приводили к смерти; одавливание
нервов или сосудов шеи; резкое охлаждение с помощью льда и снега — все это
были лишь блуждания на очень далеких подступах к «божественному», по словам
Гиппократа, «искусству уничтожать боль». Начавшееся в конце XVIII века
стремительное развитие химии помогло за короткий срок сделать гигантский шаг
к цели — один шаг, стоивший тысячелетий предыдущих поисков.
«В 1800
году, — пишет в своей книге В.И. Порудоминский, — великий английский ученый Хэмфри
Дэви, произведя опыты на кошке, а потом и на себе самом, сообщил, что
вдыхание закиси азота вызывает опьянение и невосприимчивость к боли. Дэви в
юности был учеником хирурга, но тут и не подумал об использовании своего
открытия в медицине. Через восемнадцать лет Майкл Фарадей, великий ученик
Дэви, открыл, что пары серного эфира могут привести к такому же состоянию,
как и закись азота. Фарадей опубликовал даже работу на эту тему. Медики снова
прошли мимо. Еще через десять лет лондонский хирург Гикман повторил опыты
Дэви. Врач-профессионал, он понял важность открытия и помчался с докладом в
Парижскую академию хирургии. Его осмеяли. Только старик Ларрей горячо
поддержал его.
«Веселящий
газ» (так назвал Дэви закись азота) не обрел пристанища в операционных, зато
был взят «на вооружение» бродячими артистами и фокусниками, стал частым и
излюбленным гостем ярмарочных балаганов. Здесь-то и познакомился с ним
американский зубной врач Горасий Уэлс.
На
следующий день он попросил другого дантиста, Джона Риггса, удалить ему зуб,
однако перед операцией надышался в палатке странствующего проповедника Колтона
«веселящего газа». Эффект превзошел ожидания. Это случилось в 1844 году в
американском городке Хартфорде. «В зубоврачебном деле настает новая эра!» —
вскричал Уэлс. Он не понял, что стоит на пороге новой эры во всей медицине.
Это
понял известный бостонский хирург Уоррен. Он предоставил Уэлсу свою клинику
для демонстрации публичного опыта. Но случилось непредвиденное: едва дантист
стал тащить зуб, усыпленный пациент закричал. Громкий смех публики — и Уэлсу
показали на дверь.
После
публичной неудачи Уэлс еще продолжал экспериментировать — ведь за его спиной
был и многообещающий опыт на себе. Но в чем-то он ошибался: дальнейшие опыты
не приносили успеха. Отчаявшись, тридцатидевятилетний Уэлс покончил
самоубийством. Его судьба трагична.
Он шел
правильным путем и впрямь мог получить титул «первооткрывателя» наркоза.
Хирургия еще возвратилась к закиси азота, правда, значительно позже, в
шестидесятые годы. «Веселящий газ» на время был отброшен с пути, этому
способствовали неудачи Уэлса и победное шествие эфира и хлороформа».
Зубной
техник Уильям Мортон решил изучать медицину у доктора Чарльза Джексона,
бывшего также профессором химии. Джексон многое рассказал ученику о действии
эфира, к которому Мортон проявлял большой интерес.
До того
как пары серного эфира получили права гражданства в хирургии, они были
излюбленной потехой студентов-химиков. Юные служители науки то и дело
прикладывались к бутыли с эфиром, нюхали, пьянели и от души хохотали, когда
кто-нибудь, «хватив лишку», начинал шататься и нести ахинею.
Знания
Джексона оказались весьма обширны. Он провел, в частности, удачный опыт на
себе, сконструировал также приборы для вдыхания паров эфира. Выуживая из
доверчивого наставника все новые сведения об эфире, Мортон делал дома опыты на
собаках, несколько раз усыплял себя. Старательно сохраняя тайну, он торопливо
шел к цели.
Осенью
1846 года, после особенно успешного опыта на себе, Мортон уверенно предложил
свои услуги хирургу Уоррену из Бостона. 16 октября 1846 года произошло
событие, означавшее революцию в хирургии. В этот день была сделана первая
операция под наркозом. Доктор Уоррен безболезненно удалил опухоль на шее
пациента. Уильям Мортон, усыпив больного, обратился к хирургу: «Приступайте,
мистер Уоррен. Ваш пациент уже так далеко!» Уоррен благополучно завершил
операцию, воскликнул изумленно: «Джентльмены, это не обман!..»
Оскорбленный
Джексон решил оспаривать первенство. Тяжба тянулась два десятилетия. В итоге
Джексон умер в сумасшедшем доме, а Мортон — нищим на нью-йоркской улице.
Тем
временем, выдержав первое испытание, эфирный наркоз решительно зашагал по
свету. В начале 1847 года его уже применяли Мальгень во Франции, Диффенбах в
Германии, Шу в Австрии, Листон в Англии. Листон удалил одному больному под
наркозом ноготь, а затем ампутировал другому бедро. Восхищенный, повернулся к
зрителям: «Ура! Радость! Скоро без этого не будут делать ни одной операции.
Радость!»
Первую
в России операцию под эфирным наркозом сделал Федор Иванович Иноземцев в Москве.
Седьмого февраля 1847 года он вырезал у мещанки Елизаветы Митрофановой
пораженную раком грудную железу. Не прошло и недели, Иноземцев произвел новые
операции с применением обезболивания — удалил двум мальчикам камни из
мочевого пузыря.
Физиолог
Филомафитский создал специальные комитеты для изучения наркоза, которые
провели целую серию важных экспериментов на животных.
За год
в тринадцати городах России было совершено шестьсот девяносто операций под
наркозом. Триста из них сделал великий хирург Пирогов.
А
главное, он ответил на множество вопросов. Какими путями действуют пары эфира
на организм? Можно ли свести к нескольким типам многообразные явления,
возникающие после введения наркоза? Зависит ли успешное применение наркоза от
техники усыпления? Нужны ли изменения в конструкции аппаратов для «эфирования»?
Пирогов старался, например, достигнуть обезболивания не только путем вдыхания
паров эфира, но и другими способами — введением наркоза в артерии, вены,
трахею, прямую кишку. Он стремительно обгонял время. Некоторые предложенные
им методы введения наркоза в организм стали применять на практике лишь спустя
десятилетия
«Я
уверился, — писал он, — что эфирный пар есть действительно великое средство,
которое в известном отношении может дать совершенно новое направление всей
хирургии».
10
ноября 1847 года Симпсон доложил об открытии нового вида наркоза —
хлороформа. Последний показался многим соблазнительнее эфира: усыпляющее его
действие было сильнее, сон после него наступал быстрее, для его применения не
требовалось специальных аппаратов — платок или кусок марли, смоченный в
хлороформе, мог заменить маску.
Против
Симпсона, который использовал хлороформ для обезболивания родов, восстали
церковники. «Это противно Священному Писанию, — твердили они. — Там сказано:
«В муках будет рожать Ева детей». Научные аргументы в расчет не принимались,
но находчивый акушер побил неприятеля его же оружием Он заявил: «Мои
противники забывают 21-й стих второй главы книги Бытия. Там упоминается о
первой в истории хирургической операции. И что же? Творец, прежде чем
вырезать у Адама ребро для сотворения Евы, погрузил его в глубокий сон». Этот
довод решил спор.
Хлороформный
наркоз зашагал по свету еще быстрее, чем эфирный. Русские хирурги приняли его
на вооружение всего через месяц после доклада Симпсона. В конце декабря 1847
года, на обратном пути с Кавказа, за хлороформ взялся Пирогов.
К
началу 1849 года он уже подвел итоги трехсот операций под хлороформом, а еще
через пять лет их число выросло до двух с лишним тысяч. При этом Пирогов не
только сделал эти две тысячи операций, но и проанализировал их. Да еще
сопоставил для сравнения с итогами подобных же операций, произведенных без
наркоза, для чего разобрал архив Обуховской больницы за двадцать лет! И
окончательно вывел: «Итак, и наблюдение, и опыт, и цифра говорят в пользу анестезирования,
и мы надеемся, что после наших статистических исчислений, сделанных
совестливо и откровенно, ни врачи, ни страждущие не будут более, увлекаясь
одними предположениями и предрассудками, восставать против нового средства,
столь важного в нравственном и терапевтическом отношении».
Сегодня
без наркоза не делается практически ни одна сложная операция.
|
