100 великих богов
Р. К. Баландин
ИЛУ (ИЛ, ЭЛИМ)
Так
называли в Угарите, а затем Финикии Бога богов, Творца творений, верховное
божество. К сожалению, более или менее завершенные мифы о том, каким образом
он создал мироздание, отсутствуют. Не исключено, что это происходило так, как
описано в Библии — божественным Словом.
«Илу связан
скорее с космосом, со всей вселенной, чем с какой-либо конкретной страной, —
пишет Ю.Б. Циркин в книге «Мифы Финикии и Угарита». — В качестве такового он
охраняет мировой порядок и в случае необходимости восстанавливает гармонию
мира — и природного, и человеческого. В своем жилище Илу возглавляет собрание
богов, устраивает для них пиры... Илу — высшая инстанция, и его решения могут
быть изменены только им самим. Он — воплощение мудрости и милостивости».
Местопребывание
Илу указано в мифе неопределенно: на горе «у устья Реки, у истоков Океанов
обоих». При всей абстрактности такой мифической географии, она предельно
приземлена и отражает те ограниченные знания об окружающем мире, где всего
лишь два океана, которые были известны жителям Угарита и финикийцам.
Последние действительно бывали не только в районах Средиземного моря и
Персидского залива, но и выходили в Атлантический и Индийский океаны, хотя,
конечно же, не имели ясного представления о них и плавали лишь вдоль побережий.
Таким
образом, можно сказать, что Илу находился в центре мироздания, известного
жителям Угарита Кроме того, этот высший бог считался владыкой времени, «царем
годов». Символом его является священный бык как олицетворение мощи и
плодородия, плодовитости.
Принято
считать, что этот бог представлен могучим старцем с седой бородой, давно
отошедшим от мирских дел и мало вмешивающимся в установленный мировой
порядок. Однако, как и все боги, он для верующих не оставался постоянным на
все века. Как отметил А.И. Немировский, образ Илу, созданный мифами,
сформировавшимися в начале II тысячелетия до н.э., не всегда соответствует представлениям
о нем верующих, живших во время записи мифов. Так, в одном из гимнов в честь
Илу он предстает в образе могучего воина:
Восстань,
Илу, Отмети, Илу, С копьем, Илу, С дротиком. Илу, С упряжкою, Илу, С
погибелью, Илу, С пожаром, Илу, С горением, Илу, Ради Угарита — Живее на
помощь».
Жена
(по другой версии, дочь) Илу — Асират была владычицей моря и звалась Великая Асират
Морская, олицетворяя морскую стихию и покровительствуя рыбакам. Она выступала
и как прародительница богов и людей, хотя некоторые божества и не считались
ее потомками, например высокочтимый Балу.
С
позиций единства земной природы связь гор и вообще суши с морями и океанами
представляется совершенно естественной и плодотворной, что вполне оправдывает
супружескую связь Илу и Асират. Но для народа, жившего на побережье, единение
и взаимодействие суши и моря были привычны не столько в глобальном, сколько в
локальном аспекте.
Самое
удивительное, что имя этого давно почившего (вместе с почитавшими его людьми)
бога продолжает звучать и в наши дни и перейдет в будущее. Дело в том, что
оно присутствует как окончание в таких именах, как Миха-ил, Гаври-ил, Дани-ил,
Саму-ил, Рафа-ил. Они вошли в Тору и Библию, распространившись не только в
иудейском, но и в христианском мире.
Есть
мнение, что в Угарите почитался таинственный «Бог отцовский», имя которого
или забылось, или сохранялось в строжайшей тайне. Возможно, он был
первоначальным богом-Творцом, отцом Илу. Вопрос остается неясным.
Некоторая
неопределенность и, можно сказать, всеохватность Илу, его положение над
людьми и богами способствовали тому, что со временем он все более отстранялся
от других божеств, деяния которых были подобны человеческим, возвышаясь над
ними как Бог богов или просто Бог. В Ветхом Завете это уже один и
единственный Бог — Элохим.
Однако
ни в Угарите, ни в Финикии так и не осуществился переход к единобожию. «Боги
Угарита, — подчеркивает А.И. Не-мировский, — мыслятся в образах людей, но
неизмеримо более могущественных и бессмертных. Они пируют, любят, ненавидят,
видят сны, постоянно воюют друг с другом, проявляют коварство и жестокость».
В этом отношении Илу отличается тем, что он не столь деятелен, находясь, как
говорится, «над схваткой», а потому он менее очеловечен и в наибольшей
степени абстрактен.
|