|
100 великих авантюристов
Автор-составитель И.А. Муратов
Самсон Яковлевич Макинцев
(1776 — 1849)
Авантюрист,
вахмистр русской службы, дезертировавший в Персию. Малоросс по происхождению.
Поступив на персидскую службу под именем Самсон-хана, стал вербовать в ряды
персидских войск русских дезертиров, за что последовательно был возвышаем В
1820—1821 годах участвовал в войне против Персии с Турцией и способствовал
победе персов при Топрак-кале. Во время войны России с Персией отказался
сражаться против русских, позже участвовал в подавлении восстания в Хорасане.
Вахмистр
Нижегородского драгунского полка Самсон Яковлевич Макинцев сбежал в Персию в
1802 году. Нет достоверных сведений, как прошли его первые годы на чужбине,
где ему предстояло привыкнуть к жаркому климату, необычным условиям жизни,
овладеть местным языком. Вероятно, вначале он промышлял каким-нибудь ремеслом
или кормился поденной работой у одного из зажиточных армян. Самсон Яковлевич
твердо решил посвятить себя военному делу. Персидское правительство охотно
принимало в свои войска русских дезертиров, отличавшихся знанием военного
дела и дисциплиной. Старания Макинцева увенчались успехом. После
представления наследнику престола Аббас-мирзе, он был зачислен наибом
(прапорщиком) в эриванский полк, находившийся тогда под командованием сартиба
(генерал-майора) Мамед-хана. Немного спустя экс-вахмистру был пожалован чин
султана (капитана).
Самсон Макинцев,
ставший в Персии Самсон-ханом, обратил особенное внимание на других беглецов
из России, рассеянных по разным районам восточной страны. Многие из них,
забыв веру праотцов, приняли ислам. Макинцев начал собирать и призывать их в
свой полк, обещая защиту и покровительство. Аббас-мирза на смотре полка в Тавризе
пришел в восхищение от выправки дезертиров и пожаловал Макинцеву майорский
чин.
Через
некоторое время завербованные Самсон-ханом дезертиры составляли половину
полка. "Русские, — говорил Аббас-мирза, — соседи и враги наши; рано или
поздно война с ними неизбежна, а потому нам лучше знакомиться с их боевым
учением, чем с учением англичан".
Самсон-хан
пользовался у своих единоверцев таким авторитетом, что на очередном смотре
полк выразил Аббас-мирзе неудовольствие командиром, Мамед-ханом, ни по вере,
ни по языку ими не терпимого, и просил о замене его на Самсон-хана, с
производством его в серхенги (полковники).
Аббас-мирза,
хорошо понимавший силу и нравственное влияние Самсон-хана на его
соотечественников, от которых многого мог ожидать в будущем, выполнил просьбу
дезертиров, образовав из них особый полк бехадыран, то есть богатырей.
Самсон-хан
теперь вербовал в полк не только беглецов, но и молодых людей из местных
армян и несториян. Он заботился о своевременной выплате жалования, что в
Персии всегда сопряжено с особенными трудностями, переодел солдат на русский
манер. Кроме того, Макинцев пытался склонить их к семейной жизни; с этой
целью его полк стоял то в Мараге, то в Урмии или Салмасе — в тех местностях,
где преобладало христианское население. Эта последняя мера, помимо чисто
нравственной пользы, имела и другое весьма важное значение, так как
христианские семейства через такое родство приобретали защитников среди
персов. Самсон-хан стремился дать солдатским детям первоначальное
образование, приказывал отдавать их в армянские школы, причем впоследствии
одних зачислял в свой полк, других же отдавал для обучения ремесленникам,
лично и строго следя за их поведением.
Благодаря
такой политике Самсон-хана состав полка пополнялся все новыми беглецами, хотя
он не пренебрегал и захватом "Причины побегов из Хойского отряда солдат,
— писал князь Кудашев графу Паскевичу от 5 октября 1828 года, — те, что
бывший драгунского полка вахмистр и теперь находящийся при Аббас-мирзе в
большой доверенности Самсон, стараясь сколько можно увеличить число русских
беглых, посылает уговаривать солдат и, напаивая вином, когда солдаты бывают в
командировке, захватывает оных Наши же солдаты, зная, в какой доверенности у Аббас-мирзы
сей носящий генеральские эполеты Самсон о выгодах бежавших к нему,
соглашаются на сие при удобных случаях..."
Дезертиры
под началом Самсон-хана оказали услуги персидскому правительству в Курдистане,
а в особенности в 1820 и 1821 годах во время войны с Турцией, немало
способствовали победе над сераскиром Чопан-оглы при Топрак-кале.
Однако
против русских Самсон-хан сражаться отказался. "Мы клялись, — говорил
он, — на святом Евангелии не стрелять в своих единоверцев и клятве нашей не
изменим". Макинцев намеревался остаться в Тавризе под предлогом защиты
города в случае его осады, но Аббас-мирза взял его в поход, пообещав, что
полк Самсон-хана будет находиться в резерве, а его командир состоять при нем
в качестве советника. После взятия Сардар-абада и до самого вступления
русских войск в Тавриз Самсон-хан жил то в Мараге, то в Курдистане.
В 1832
году он с полком сопровождал Аббас-мирзу в его походе против Герата. В одной
из вылазок афганцы потерпели поражение, заставившее их укрыться в цитадели Роузэ-гах,
известную гробницей чтимого ими святого. Взятие этого укрепленного пункта
было поручено Самсон-хану, который овладел им без особого труда, при этом
навел панический страх на осажденных, испугавшихся, по словам Риза-Кулихана,
известного правителя Герата, "высоких и разноцветных султанов на киверах
русского батальона, принятых ими за ослиные хвосты".
Дальнейшее
пребывание Аббас-мирзы под Гератом не принесло никакой пользы, и поход его
закончился так же безуспешно, как и прежние экспедиции против этого города. В
Персии говорили: "Область Гератская — это кладбище для нашего
войска". На обратном пути из Герата Аббас-мирза скончался в Мешеле.
Произошло это 10 октября 1833 года. Через год не стало и Фетх-Али-шаха.
На
престол взошел Мамед-мирза, сын Аббас-мирзы и внук покойного шаха. Но у него
появился соперник в лице Али-шах Зилли-султана, которого весть о смерти шаха
застала в Тегеране, что позволило ему захватить в свои руки все сокровища и
деньги казны, тогда как Мамед-мирза, будучи правителем Адербейджана
(Азербайджана), находился в Тавризе и не располагал финансовыми
возможностями. Самсон-хан поддержал молодого государя и обеспечил ему охрану.
Были даже слухи, что он разбил под Зенганом Сейф-уль-мульк-мирзу, выступившего
с войском против Мамед-мирзы. Новый шах прибыл в Тегеран, не встретив по пути
никакого сопротивления, поскольку войска, высланные Зилли-султаном, перешли
на его сторону и вместе с жителями столицы признали власть своего законного
государя. Зилли-султан был схвачен и заключен в тюрьму.
Положение
Самсон-хана не изменилось и при новом правительстве. Это тем более
удивительно, что первый министр Хаджи-Мирза-Агаси знал о том, что выходец из
России ненавидит его и отзывается о нем скверно.
Впоследствии
они стали терпимее относиться друг к другу. Первый шаг к примирению сделал
министр. В 1837 году Мамед-шах по примеру деда и отца задумал экспедицию в
Хорасан, поэтому призвал в Тегеран полк Самсон-хана. На смотре правитель
лично поблагодарил командира полка за прекрасную выучку солдат. Разумеется,
вся его свита также пришла в восхищение. Молчал один только Хаджи. На
следующий день он послал за Самсон-ханом, и, когда тот явился, приветствовал
его следующими словами: "Знаешь ли ты, Самсон, почему я вчера на смотре
отнесся к тебе с таким равнодушием? Чтобы моя признательность к тебе не
слилась с признательностью других и чтобы сегодня благодарить тебя здесь, у
себя, в вящее убеждение присутствующих в моем личном к тебе уважении и
расположении".
Подобное
признание не могло не польстить самолюбию Самсон-хана. Затем Хаджи-Мирза-Агаси
пригласил его на завтрак. Самсон-хан отвесил поклон, но к пище не
притронулся, сославшись на то, что не имеет привычки завтракать. Хаджи сказал
на это: "Обмокни, по крайней мере, палец в соль и докажи тем свою
привязанность ко мне".
Самсон-хан
последовал совету первого министра.
"Теперь
я убедился, что ты любишь меня; останемся же и впредь искренними
друзьями".
Произнеся
это, Хаджи приказал принести дорогую кашмирскую шаль и, накинув ее на плечи Самсон-хана,
попрощался с ним...
В 1837
году император Николай I, путешествуя по Кавказу, посетил Эривань. Мамед-шах,
находившийся тогда под Гератом, выслал для приветствия своего августейшего
соседа делегацию. Государь принял делегацию и выразил желание, чтобы
батальон, составленный в Персии из наших дезертиров и военнопленных, был
распущен, а русские солдаты вернулись на родину, и чтобы впредь в персидских
владениях не принимали наших беглецов. Самсон-хану было обещано прощение и
денежное вознаграждение, если он приведет свой батальон к русской границе и
сдаст властям. Учитывая более чем тридцатилетнее пребывание в Персии, Макинцев
вправе был сам решить, где ему жить.
Шах
согласился с русским императором, приказав собрать всех перебеж- ' чиков и
передать их русскому консулу капитану Альбранду. Самсон-хан этом мог потерять
свое влияние в Персии, поэтому Альбранд встретился с ним| чтобы склонить на
свою сторону.
Макинцев
принял консула в своем богатом доме, в окружении преданней^ ших людей из
своего батальона. Альбранд понимал, что этого человека, соста^ вившего себе в
новом отечестве имя, связи и богатство, почти невозможно убедить вернуться в
Россию, где он потеряет два первых преимущества; но вместе с тем он знал
также, что, несмотря на долгое пребывание между мусульманами, Самсон-хан не
изменил христианской вере. Он жертвовал своим состоянием и даже рисковал
навлечь на себя негодование персидского правительства, соорудив в одной из Адербейджанских
деревень христианский храм с золотым куполом На религиозных чувствах и сыграл
Альбранд. В результате этой беседы Самсон-хан пообещал не препятствовать
выводу батальона из Персии, но уклонился от прямого содействия этому делу,
чтобы не вызвать против себя гнева правительства, на службе которого
продолжал оставаться. Ведь шах прекрасно понимал, что уход русских солдат
ослабит его армию, и всячески мешал выводу войск. После встречи с Самсон-ханом
отряд Альбранда стал быстро расти. Из Персии вернулось в Россию 597
дезертиров с женами и детьми.
С
выводом из Персии русского батальона Самсон-хан потерял значительную часть
своего влияния. Особенно тяжело ему было расставаться с командиром батальона
полковником Скрыплевым. Сбежав в Персию, Скрыплев женился На дочери Макинцева,
дослужился до чина полковника, имел до 1000 червонцев годового дохода. Однако
ни положение, ни родственные связи не могли удержать его на чужбине. По
ходатайству русского генерала Головкина, он был определен сотником в один из
линейных казачьих полков.
Самсон-хан
поселился в Тавризе, где по поручению правительства занялся формированием
нового полка, в состав которого вошли и дезертиры, которые предпочли остаться
в Персии.
Спустя
несколько лет, ничем особо не отмеченных в жизни Самсон-хана, он снова
участвовал в военных действиях, и как и прежде оказывал правительству Персии
неоценимые услуги.
Последние
годы правления Мамед-шаха ознаменовались восстанием в Хорасане. Правитель
снарядил восьмитысячный отряд, в состав которого вошел и батальон Самсон-хана.
Как только русский батальон появился в Тегеране, шах потребовал Самсон-хана к
себе, чтобы посоветоваться, кого поставить главнокомандующим карательным
отрядом.
Выслушав
вассала и согласившись с его мнением, Мамед-шах остановил выбор на своем
родном брате Гамза-мирзе, назначив его главнокомандующим и управляющим Хорасанской
областью. Повелитель при этом выразил непременную волю, чтобы брат во всех
начинаниях следовал указаниям Самсон-хана и ни в коем случае не принимал
важных решений, не посоветовавшись с ним.
К чести
Гамза-мирзы, он свято исполнял волю своего царственного брата; Самсон-хан же
не только не делал ему уступок, но иногда даже выходил за границы
предоставленного ему права. Но все обиды Гамза-мирза сносил безропотно.
Во
время похода в Хорасан главнокомандующий оставил в городе Мешеде Самсон-хана
и его отряд в 300 человек, две трети которого составляли русские беглецы. Сам
же Гамза-мирза поспешил в Буджнурд, где гарнизон правительственных войск был
вырезан восставшим отрядом Салара, причем одним из первых пал эмир-туман Мамед-Али-хан.
В
Персии любое продвижение войск в те времена сопровождалось разорением
деревень. Воины Гамза-мирзы с особым усердием принялись грабить встречавшиеся
на их пути деревни. Возмущенные жители отправили в Мешед посланников, чтобы
заручиться письмом Самсон-хана к принцу и удержать сарбазов (солдат) от
дальнейших варварских действий. Одновременно с прибытием депутации в Мешед
привезли тело убитого в Буджнурде Мамед-Али-хана. Траурную процессию еще за
городскими стенами встретил отряд, посланный Самсон-ханом. Смерть эмира
отозвалась болью в сердце не только в столице Хорасана, но и в шахской
резиденции.
Шейх-уль-ислам
(блюститель веры) Мешеда, мечтавший быть хозяином в городе, заметно
приободрился, увидев, сколь малочислен отряд сарбазов. Он предложил Самсон-хану
встретиться по весьма важному делу. Однако Макинцев послал к шейх-уль-исламу Симон-бека,
который взял с собой слугу-не-сториянца, имевшего безобразную внешность.
Поговорив
о делах, шейх-уль-ислам осторожно поинтересовался у гостя, не боятся ли они
стоять в Мешеде с отрядом в две-три сотни человек?
Симон-бек
на это отвечал: "Нет, вы ошибаетесь. У нас, слава Аллаху, кроме сарбазов,
есть еще до 1000 человек солдат-людоедов, которых мы не выпускаем из
крепости, опасаясь, чтобы они не пожрали детей, женщин и даже мужчин, а что
еще хуже, не разрыли бы свежих могил. Войско, которое вы вчера видели на
похоронах, было не из тех людоедов". И в качестве доказательства
пригласил своего слугу-несториянца. Увидев его, шейх-ульм-ислам обомлел: лицо
его вытянулось, он долго не мог вымолвить и слова.
Оставшись
один, блюститель веры еще долго размышлял о страшном племени людоедов. Нет,
лучше снискать расположение Самсон-хана, решил он и поспешил нанести ему визит.
Самсон-хан
принял шейх-уль-ислама с подобающей его сану почестью, а как это было около
полудня, то пригласил его позавтракать. Подойдя к столу, Самсон-хан налил
себе водки и, прежде чем ее выпить, снял шапку и перекрестился. То же самое
он повторял каждый раз, когда наливал себе вина. Заметив удивление гостя, Макинцев
пояснил: "Снятие шапки у нас означает: "Господи, подобно тому, как
обнажена голова моя, перед тобою открыты грехи мои". Знамение же креста
есть воспоминание распятия Иисуса по искуплению грехов рода человеческого.
Крестясь, мы просим у Бога отпущения грехов во имя распятого Сына Его, а
также благодарим за то, что Он сохраняет нас в здравии и удостаивает
ниспосланных благ своих, — словом, мы так же прославляем нашего Бога, как и
вы молитесь своему".
Услышав
такие речи, шейх-уль-ислам обратился к присутствующим: "Вал-лах-биллах
(ей! ей!), такая ревность к Аллаху может заслужить не только отпущения
грехов, но, клянусь вашими бородами, и самого прощения людоедства".
Когда
правительственные войска овладели Келатом, шах, обрадованный этим известием,
немедленно отправил на имя Гамза-мирзы фирман, которым повелевалось поручить Самсон-хану
снять план названной крепости и выехать ' в Тегеран для личной передачи Его
Величеству всех подробностей, сопровож-, давших овладение этим столь важным
пунктом. Но Гамза-мирза, сознавая, что : отсутствие Самсон-хана поставит его
в величайшее затруднение, решился удержать его подле себя, а исполнение
шахской воли возложить на Симон-бека. По прибытии последнего в Тегеран он
немедленно был представлен шаху. Его Величество, прочитав привезенные
донесения 0т Гамза-мирзы и Самсон-хана, взял план Келата и начал слушать
обстоятельный рассказ его покоре ния, причем так увлекся изложением Симон-бека,
что тут же возвел его в ханское достоинство, с пожалованием ему ордена
"Льва и Солнца", украшенного алмазами, дорогой шали и 60 туманов
деньгами, упомянув по этому случаю, что "награждает его не только за
собственную службу, но и за службу Самсон-хана". Кроме того, на имя Самсон-хана
последовал собственноручный рескрипт следующего содержания:
"Доброжелатель
державы, Самсон-хан. Ты протянул цепь правосудия от Хорасана до ворот тегеранских
(то есть не разорял и не грабил деревень). Да будем лицо твое белым! Известия
из Хорасана и из лагеря, а равно план Келата представил нашему священному
взору Симон. Хвала Симону, стотысячная хвала! В воздание его заслуг мы
оказали ему монаршую милость. Власть же над отрядом и все хорасанские дела
предоставляем тебе. Будь бдителен. Гамза-мирзе предписано без твоего согласия
не решать никаких дел".
В
начале марта 1849 года 101 пушечный выстрел возвестил Тегерану о том, что хорасанский
бунт подавлен.
Правительственные
войска получили приказ возвращаться на места дислокации. Причем
предписывалось идти отдельными отрядами, что вызвало протест полковых
командиров: каждый хотел быть впереди, чтобы успеть поживиться за счет
сельских жителей. Не спешил только один Самсон-хан. Недовольные этим офицеры
и сарбазы составили против него заговор. Однако преданные слуги предупредили Самсон-хана.
Переодевшись в женское платье, он выбрался по плоским крышам домов за город и
на лошадях, с небольшой свитой, бежал в Тегеран, где его ласково принял шах.
Главные зачинщики заговора подверглись строгому наказанию. Под начало Самсон-хана
были отданы полки Хойский и Марагский, с приказом возвратиться в Хорасан.
Спустя полгода в возрасте 73-х лет Семен Яковлевич Макинцев скончался,
завещав похоронить себя в деревне Сургюль, близ Тавриза, в возведенной на его
средства церкви.
Самсон-хан
был женат три раза. Первая его жена была армянка из деревни
Кизылджа,
близ Салмаса От нее он имел трех дочерей. После смерти первой жены, убитой Самсон-ханом
за неверность, он женился на незаконной дочери грузинского царевича
Александра, Елисавете, от которой имел сына Джебра-ила и дочь Анну. Третья
жена Самсон-хана была халдейка и умерла бездетной.
Самсон-хан
был высокого роста, красивым. Он читал на родном языке, но писал с ошибками;
на персидском и турецком языках также объяснялся с трудом. Однажды Мамед-шах
исполнил какую-то просьбу Самсон-хана. В ответ тот поблагодарил Его
Величество, но вместо "я доволен, средоточие вселенной" сказал
"я обезьяна, средоточие вселенной". Шах, поняв его ошибку,
рассмеялся и тут же пожаловал ему за доставленное удовольствие кирман-шахскую
шаль.
Самсон-хан
не оставил состояния, ибо во время Хорасанского бунта влез в долги для
выплаты жалованья своему полку; правительство же не только не возвратило его
наследникам долг в размере 12 тысяч червонцев, но распорядилось продать его
деревню и дома в Тавризе для удовлетворения его кредиторов.
|
