|
МОЗГ ЧЕЛОВЕКА. Сверхвозможности
и запреты
доклад Н.П.Бехтеревой на
Всемирном Конгрессе "Итоги тысячелетия"
XX век
оказался веком взаимообогащающих изобретений и открытий в самых разных областях.
Современный человек прошел путь от букваря до интернета, но тем не
менее не справляется с организацией сбалансированного мира. Его
«биологическое» во многих уголках мира, да иногда и глобально, торжествует
над разумом и реализуется агрессией, такой выгодной в малых дозах, как
активатор возможностей мозга, такой разрушительной в больших. Век
научно-технического прогресса - и век кровавый… Мне кажется, что ключ
перехода от века кровавого к эпохе (веку?) процветания спрятан под
несколькими механическими защитами и оболочками, на поверхности и в глубине
мозга человека…
ХХ век
внес много ценного в копилку фундаментальных знаний о мозге человека. Ряд
позиций этого знания уже нашел применение в медицине, но сравнительно мало используется
в воспитании и обучении. Человек, как индивидуум уже пользуется достижениями
фундаментальных наук о мозге. Человек, как член общества имеет еще мало
«профита» и для себя и для общества и в большой мере в связи с консерватизмом
общественных устоев и трудностью формирования общего языка между социологией
и нейрофизиологией. Здесь имеется ввиду перевод с языка нейрофизиологии
достижений в изучении закономерностей работы мозга в приемлемую для
воспитания и обучения форму.
Попробуем
же разобраться, находимся ли мы на пути к Шамбале, и если находимся, то где?
Единственно надежный путь к необходимой и достаточной мудрости в
межличностных, личностно-общественных и межобщественных отношениях,
рационально-реальный путь к мистической Шамбале лежит через дальнейшее
познание законов работы мозга. Путь к этому знанию проходим в совместных
усилиях нейрофизиологии и нейропсихологии, укрепленных сегодняшними и
завтрашними технологическими решениями.
ХХ век
унаследовал и развил данные и представления о базисных механизмах работы
мозга (Сеченов, Павлов) в том числе и мозга человека (Бехтерев). За счет
возможностей прямого контакта с мозгом человека, на основе комплексного
метода его изучения и технологического прогресса в медицине, ХХ век принес и
два наиболее крупных прорыва в познании принципов и механизмов мозга
человека. Сформулирована форма организации «интеллектуального» обеспечения
мозга здорового человека, надежности его функционирования, механизма
устойчивых состояний (здоровья и болезней), показана детекция ошибок, описаны
ее корковые и подкорковые звенья, обнаружены разные механизмы защиты мозга.
Значение этих открытий в понимании возможностей и ограничений здорового и
больного мозга трудно переоценить.
Возможности
мозга интенсивно изучаются и будут изучаться, на пороге стоит задача открытия
(или закрытия?) мозгового кода мыслительных процессов. Мозг человека заранее
готов ко всему, живет как бы не в нашем веке, а в будущем, как бы опережая
сам себя.
Что же
мы знаем на сегодня о тех условиях, о тех принципах, на основе которых
реализуются не только возможности, но и сверхвозможности мозга человека. И
что же такое его защитные механизмы, сверхзащита, а может быть и запреты?
Однажды
– во всеускоряющемся беге времени, пожалуй, что и давно – уже больше тридцати
лет назад – стимулируя одно из подкорковых ядер – для определения того
- что для лечения, что - опасно, Владимир Михайлович Смирнов увидел,
как буквально на глазах стал раза в два «умнее». В два с лишним раза возросли
его способности к запоминанию. Скажем так: до стимуляции этой, вполне
определенные точки мозга (знаю, но не скажу какой!) больной запоминал 7+2
(нормально!) слов. А сразу после стимуляции – 15 и больше. Железное правило:
«каждому данному больному – только то, что именно ему показано». Мы не знали
тогда как «вернуть джина в бутылку» и не стали заигрывать с джином, а активно
подтолкнули его к возвращению – в интересах больного. А это была
артифициальная сверхвозможность!
О
сверхвозможностях мозга мы знаем давно. Это, прежде всего, врожденные свойства
мозга, наличие в человеческом обществе тех, кто способен находить максимум
правильных решений в условиях дефицита выведенной в сознание информации.
Крайние случаи, - и люди такого рода оцениваются обществом, как обладатели
талантов и даже гениальности! Ярким примером сверхвозможностей мозга являются
разные творения гениев, так называемый скоростной счет типа того, что
демонстрировал Араго, почти мгновенное видение событий целой жизни в
экстремальных ситуациях и многое другое. Известна возможность обучения
отдельных лиц множеству живых и мертвых языков, хотя обычно 3-4 иностранных
языка являются почти пределом, а 2-3 – оптимальным и достаточным. В жизни не
только таланта, но и так называемого обычного человека иногда возникают
состояния озарения, а в результате этих озарений в копилку знаний
человечества ложится много золота.
В
наблюдении В.М.Смирнова приведено как бы обратное событие по сравнению с
теми, о которых упоминалось далее, однако может быть и ответ на еще не
сформулированный здесь вопрос к мозгу : что же и как обеспечивает
сверхвозможности. Ответ и ожидаемый и простой: в обеспечении интеллектуальных
сверхвозможностей важнейшую роль играет активация определенных, а затем
вероятно и многих мозговых структур. Простой, ожидаемый, но не полный.
Стимуляция была короткой, феномен «не застрял». Мы все тогда так боялись
возможной платы мозга за сверхвозможности, так внезапно раскрытые. А именно
они были здесь раскрыты не в реальных условиях озарения, а полууправляемо,
инструментально.
Таким
образом, сверхвозможности:
1. Есть исходно талант, гений;
2. Могут при определенных условиях оптимально эмоционального режима
проявляться в форме озарений и изменением режима времени;
3. Проявляются в экстремальных ситуациях так же, по-видимому, с
изменением режима времени.
И,
что самое важное, в наших знаниях о сверхвозможностиях, они:
4. Могут формироваться при специальном обучении, и в частности, в
случае постановки сверхзадачи.
«Мальчики
Бронникова» получили и демонстрируют свои сверхвозможности, приобретенные в
результате планомерного длительного обучения, осторожно раскрывающего
возможности альтернативного (прямого) видения. В ЭЭГ такое обучение проявляет
условно патологические механизмы, работающие на сверхнорму «условно
патологические» – по-видимому, в условиях собственных, специально мозговых
механизмов защиты.
Количественное
накопление данных о возможностях и запретах мозга, о двуединстве – по крайней
мере многих – если не всех его механизмов, сейчас на грани перехода в
качество – получения возможности целенаправленного формирования человека
Сознательного. Однако, переход от познания закономерностей природы к
разумному пользованию ими не всегда быстрый, не всегда легкий и всегда –
тернистый.
И все
же, если подумать об альтернативах – жизни в ожидании кнопки ядерного
чемодана, экологической катастрофы, глобального терроризма – понимаешь, что
как бы не был труден путь, он – наилучший – путь формирования человека
Сознательного, общества и сообществ людей Сознательных. На основе знания
принципов и механизмов работы мозга, его возможностей и сверхвозможностей,
механизмов защиты и пределов, двуединства многих механизмов нашего
богатейшего мозга.
Итак,
каковы же эти двуединые механизмы мозга, два лица Януса в каждом отдельном
случае, о чем здесь идет речь? Сверхвозможности и болезнь, защита, как
разумный запрет и болезнь. И многое, многое другое.
В
идеальном варианте пример сверхвозможностей – это долгоживущие гении, умеющие
принимать правильные решения по минимуму выведенной в сознание информации – и
несгорающие – за счет наличия у них адекватной собственной защиты. Но как
часто гений как будто бы «пожирает» себя, как будто бы ищет «конец». Что это?
Недостаток собственной защиты внутри и межсистемной. А может быть, ее можно
формировать, усиливать – особенно с детства, распознав в способном ребенке
задатки сверхвозможностей интеллекта?
В
течение многих десятилетий и даже веков обучение практически важным знаниям
шло при воспитании – закрепление в памяти – моральных ценностей и тренировке
памяти. Загадка памяти до сих пор не решена, в том числе и не смотря на
нобелевские премии. А значение раннего формирования «морального» базиса
памяти (хотя так это и не называлось) для общества было очень велико, у
подавляющего большинства сначала детей, а затем взрослых заповеди
превращались в мозгу в затверженную матрицу – ограду, не позволяющую
приступить их, практически определяющую поведение человека – и больно
наказывающую преступившего. Муки совести (если она сформировалась!), трагедия
раскаяния – все это, активированное через детекторы ошибок, ожившего в мозгу
«страшные кары», обещанные уже в раннем детстве преступление заповедей, в
обществе в целом работали сильнее судебных взысканий. В реальной сегодняшней
жизни многое, в том числе страшные кары, муки совести и т.д. мягко говоря –
трансформировались, да и в прошлом, останавливали многих – но далеко не всех.
Пренебрегая запретами матрицы памяти в прошлых поколениях, и не закладываемой
сейчас, человек шагает к свободе и Духа и криминала.
В
случае, о котором говорилось выше, память работала прежде всего как механизм
запрета, или, если хотите, как механизм «локального невроза». Но если о
матрице памяти в мозгу ничего не знали, да так ее и не называли, то к самой
памяти как главному механизму позволяющему нам выживать в здоровье и болезни
(устойчивое состояние здоровья – устойчивое патологическое состояние), в
старом варианте обучения все же относились куда более бережно, чем сейчас.
Память
уже с раннего детства формирует матрицы, где уже далее работают автоматизмы,
все более освобождает наш мозг для переработки и использования огромного
информационного потока современного мира, поддерживая устойчивое состояние
здоровья. Но память сама нуждается в помощи – и особенно важно заранее помочь
ее наиболее хрупкому механизму – считыванию. И это, по-видимому,
осуществлялось при заучивании наизусть – и особенно трудно заучиваемой прозы
мертвых языков. Память «задвинув» и «задвигая» в автоматический режим все
стереотипное, все снова и снова освобождает, открывает нам огромные возможности
мозга. Надежность этих огромных возможностей определяется многими факторами –
и важнейшие из них ежедневная постоянная тренировка мозга любым и каждым
фактором новизны (ориентировочный рефлекс!), многозвеньевой характер мозговых
систем обеспечения деятельностей, наличие у этих систем в обеспечении
нестереотипной деятельности не только жестких – постоянных звеньев, но и
звеньев гибких. И многое другое (биохимически детерминированная
полифункциональность нейронных популяций мозга и т.д.). В процессе создания
условий для реализации возможностей мозга и его сверхсозможностей, те же
механизмы мозга – и прежде всего базисный механизм – память – выстраивают
частокол защиты и в частности – защиты человека от самого себя,
биологического в нем, его иногда негативных устремлений, а также от различных
экстренных жизненных ситуаций.
Это –
ограничительная роль матрицы памяти в поведении («не убий»)… Это и ее
избирательный механизм ограничений, механизм детекции ошибок.
Что это
за механизм защиты от ошибок, ограничения, запрета – детектор ошибок? Мы не
знаем, дарит ли природа этот механизм человеку с рождения. Но скорее всего –
НЕТ. Мозг человека развивается, обрабатывая поток (приток!) информации,
адаптируясь к среде методом проб и ошибок. При этом в обучающемся мозгу
наряду с зонами, обеспечивающими деятельность за счет активации, формируются
зоны реагирующие избирательно или преимущественно на отклонение от выгодной,
«правильной в данных условиях» реакции – на ошибку. Эти зоны, судя по
субъективной реакции (типа беспокойства) связаны с выходящими в сознание
атрибутами эмоциональной активации. На человеческом языке – а детекторы
ошибок по-видимому не только человеческий механизм – это звучит так: «что-то…
где-то…неправильно, что-то… где-то… не так…».
То,
о чем мы до сих пор говорили в том числе и важнейшее открытие В.М.Смирнова –
о возможностях и скорее о физиологическом базисе сверхвозможностей. А как в
обычных условиях жизни вызвать сверхсозможности и всегда ли это возможно и,
что очень важно, - допустимо?
Сейчас
на вопрос «всегда ли» ответа нет. Однако, можно вызывать эти сверхвозможности
гораздо чаще, чем это наблюдается в повседневности.
Я уже
говорила о том, что мозг гения способен статистически правильно решать задачи
по минимуму выведенной в сознании информации. Это – как бы идеальное
сочетание интуитивного и логического склада ума.
Проявление
мозга гения мы видим по решаемым им сверхзадачам _ будь то Сикстинская
мадонна, Евгений Онегин или гетеропереходы. Легкость решений «приятность»,
счастье творца реализуется одновременно с решением задач и сверхзадач,
созданием интермеццо и опер и т.д. и т.п.. Легкость решений происходит с
помощью оптимальных активационных механизмов главным образом по-видимому,
эмоционального толка. Они же ответственны за радость творчества _ и уж если
процесс сочетается с оптимальной собственной защитой мозга…А это оптимальная
защита складывается прежде всего из баланса мозговых перестроек при эмоциях
(выражаясь физиологически _ с пространственной разнонаправленности
сверхмедленных физиологических процессов разного знака), оптимальной
медленноволновой ночной «чистки» мозга (надо: не выбросить с водой ребенка и
не оставить слишком много «мусора»)…
И все
же, хотя память и базисный механизм обеспечения возможностей из
сверхвозможностей, ни талант, ни, тем более, гениальность только к нему не
сводится. Вспомните книгу А.Р.Лурия «Большая память маленького человека»…
Сверхвозможности
у «обычных» людей в отличие от гениев проявляются – если проявляются – при
необходимости решения сверхзадач. При этом мозг оказывается в состоянии, в
интересах оптимизации своей работы, использовать и условно-патологические
механизмы – в частности – гиперактивации – естественно, при достаточной
работе защиты, в данном случае не дающей превратиться могущественному
помощнику в генерализованный эпилептический разряд. Сверхзадачу может
поставить жизнь, а вот решаться она может и самостоятельно, и с помощью
учителей, и есть в этой жизни решения, когда за результат можно заплатить и
высокую цену . (Пожалуйста, не путайте с печально известным «Цель оправдывает
средства». Кажется, Игнатий Лойола?).
Как
известно из истории религии Иисус Христос дал зрение слепому верующему –
предположительно, прикоснувшись к нему.
До
самого последнего времени в попытках – не объяснить – куда там, а хотя бы
понять «возможность этой возможности», приходилось привлекать так называемую
психическую слепоту – редкое истерическое состояние, когда «все в порядке, а
человек не видит» и может увидеть в эмоциогенной ситуации. Но вот сейчас, уже
совсем под конец жизни сижу вместе с Ларисой за большим «заседательским»
столом. На мне – подаренная сыном ярко красное шерстяное «мохеровое» пончо.
«Лариса, какого цвета моя одежда?» – «Красное», - спокойно отвечает Лариса –
и на мое ошеломленное молчание – начинает сомневаться – а может быть, синее?
– Под пончо у меня темно синее платье. «Но, - говорит Лариса. –Я еще не
всегда могу четко определить цвет и форму, надо еще потренироваться». Позади
– несколько месяцев очень напряженного труда Ларисы и ее учителей – Вячеслава
Михайловича Бронникова, его сотрудницы – врача Любови Юрьевны и иногда –
красавицы дочери Бронникова 18-летней Наташи. Она тоже Это умеет…Все они
учили Ларису видеть. Я присутствовала почти на каждом сеансе обучения видению
абсолютно слепой Ларисы, лишившейся глаз в восьмилетнем возрасте – а сейчас
ей 26! Слепая девочка – девушка адаптировалась к жизни и конечно, прежде
всего благодаря своему немыслимо заботливому отцу. И потому, что она наверное
очень старалась, ведь злая судьба, казалось, не оставила ей выбора.
А когда
ей рассказали о возможности видеть после специального обучения по методике
В,М,Бронникова, ни она ни мы не представляли себе трудность, трудоемкость
учения, плату за желаемый результат.
Какая
хорошенькая сейчас Лариса! Как распрямилась, повеселела, как она верит в
новое для нее будущее… Даже страшно! Ведь она еще не дошла до того
удивительного умения видеть без помощи глаз, которое нам демонстрируют более
«старые» ученики Бронникова. Но она уже очень многому научилась – но об этом
нужен специальный рассказ.
Рассказам
о том, что реально уже существует, люди не верят. Журналисты снимают фильмы,
показывают, рассказывают. Кажется (а может это так и на самом деле) ничего не
скрывается. И все равно – подавляющее большинство «осторожничает» – «не знаю
в чем, но в чем то здесь фокус». «Они подглядывают сквозь повязку» –черную
глухую повязку на глазах.
А я
после удивительного фильма о возможностях методики Бронникова думала не
столько о науке, научном чуде, сколько о Ларисе – Ларисе, как несчастной,
трагически обокраденной девочке, Ларисе, как человеку, которому в
великой ее беде и подглядывать то нечем – глаз нет совсем.
Лариса
– что называется трудный случай для обучения. То, что лишило ее зрения – из
арсенала самых страшных «страшилок». Отсюда у нее меняющийся психологический
настрой. Вместе с новыми возможностями, наверное, оживет и страшная картина
преступления, новое осознание его трагических последствий, долгие годы проб и
ошибок в приспособлении к изменившемуся миру. В девочке за эти долгие годы не
умерла мечта – «Я всегда верила, что буду видеть», - шепчет Лариса. Ее,
Ларису, их, мальчиков Бронникова (разные люди, разные исходные позиции,
разные стадии обучения) мы обследовали с помощью так называемых объективных
методов исследования.
Электроэнцефалограмма
(ЭЭГ), биотоки мозга Ларисы резко отличаются от привычной картины ЭЭГ
здорового взрослого человека. Частый ритм нормы, в той же норме обычно едва просматриваемый
– так называемый бега-ритм во всех отведениях, со всех точек мозга. Это, как
традиционно считается, отражает преобладание возбудительных процессов. Ну,
еще бы – жизнь Ларисы – трудна, требует напряжения. А как также общепринято
считать, альфа-ритм, более медленный ритм здоровых людей связан со зрительным
каналом – его у Ларисы поначалу очень немного. Но ЭЭГ Ларисы в целом – не на
слабые нервы специалиста. Если бы не знать, чья ЭЭГ, можно было бы думать о
серьезной болезни мозга – эпилепсии. В ЭЭГ Ларисы полно так называемой
эпилептиформной активности. Однако, то, что мы здесь видим, лишний раз
подчеркивает часто забываемое (золотое!) правило клинической физиологии: ЭЭГ
– заключение – это одно, а медицинский диагноз, диагноз болезни – это обязательно
клинические проявления. Ну, кончено, плюс ЭЭГ, хотя бы для сейчас уже редкой
дифференциальной диагностики с истерическими проявлениями, для уточнения
формы болезни. Эпилептиформная активность особенно типа острых волн и
групп острых волн – тоже ритм возбуждения. Обычно – в больном мозге. В ЭЭГ
Ларисы много этих волн, а изредка виден почти «местный припадок», не
распространяющийся даже на соседние области мозга. Местный ЭЭГ «эквивалент»
припадка.
Мозг
Ларисы активирован. И, по-видимому, к тем, о которых мы знаем, надо искать и
открывать новые защитные механизмы, прочно защитившие мозг и, в частности -–
мозг Ларисы в течение многих лет от распространения, генерализации
(патологического) возбуждения, которая одна и является главным механизмом
развития болезни – эпилепсии. (При обязательной недостаточности защитных
механизмов, или в результате этой недостаточности конечно).
Объективное
исследование биопотенциалов мозга может оцениваться различно. Можно написать
– доминирование бета-ритма и единичных и групповых острых волн. Не страшно?
Да, и вдобавок – правда. Можно – распространенная и локальная эпилептиформная
активность. Страшно? Да, и вдобавок – уводит куда-то от правды о мозге
Ларисы. Отсутствие каких-либо проявлений эпилептического типа «клинически», в
медицинской биографии Ларисы, не дает оснований для и вообще-то
неправомерного диагноза заболевания. В том числе – и по тому множеству ЭЭГ,
которые были зарегистрированы у Ларисы в процессе обучения видению по
методике Бронникова. Я полагаю, что в данном случае правомерно говорить об
использовании мозгом Ларисы в условиях ее жизненной сверхзадачи не только
обычных возбудительных процессов, но и гипервозбуждения – в ЭЭГ это
отражается уже описанным сочетанием распространенной бега-активности и
единичных и групповых острых (условно-эпилептиформных) волн. Связь того, что
наблюдалось в ЭЭГ с реальным состоянием Ларисы прослеживалось очень наглядно
-–ЭЭГ была четко динамичной, причем динамика ее была зависимой и от исходного
фона ЭЭГ и от сеансов обучения.
У нас в
запасе абсолютно неинвазивных методов находились еще сверхмедленные процессы,
их различные соотношения и так называемые вызванные потенциалы. Анализ
сверхмедленных потенциалов подчеркнул высокую динамичность и глубину,
интенсивность физиологических перестроек в мозге Ларисы.
Широко
распространенный прием вызванных потенциалов дает обычно достаточно надежные
сведения о мозговых входах сигнала, мозговых «дверях» для поступающего по
каналам органов чувств импульсов. Сейчас, по-видимому уже можно исследовать
реакцию на некоторые световые сигналы у Ларисы – в ЭЭГ реакция на яркий свет
уже появилась, однако несколько месяцев тому назад нам казалось более
целесообразным (надежным) получить такого рода сведения у человека с хорошим
естественным зрением и полностью обученного альтернативному (прямому)
видению.
Володе
Бронникову предъявлялись зрительные изображения при открытых глазах и глазах,
закрытых глухой массивной черной повязкой. Количество предъявлений сигнала
было достаточным для статистически достоверного выявления местных вызванных
ответов (ВП, ВО). Вызванная реакция на зрительные сигналы, предъявляемые при
открытых глазах, показала достаточно тривиальные результаты – вызванный ответ
регистрировался в задних отделах полушарий. Первые попытки регистрации ВП на
аналогичные (те же) зрительные сигналы с плотно закрытыми глазам не удалось –
анализу мешало огромное количество артефактов, наблюдаемых обычно при
дрожании век или движении глазных яблок. Для устранения этих артефактов на
глаза Володи была наложена дополнительная, но уже плотно прилегающая к векам
повязка. (это – из практики клинической физиологии). Исчезли артефакты. Но
исчезло (на время) и альтернативное видение! Володя очень скоро вновь
восстановил альтернативное видение, давая правильные вербальные ответы при
двойном закрытии глаз. Его ЭЭГ менялось и в первом и в этом случае. Однако,
при буквально «замуровывании» глаз Володи зрительные вызванные потенциалы не
регистрировались. А Володя продолжал давать правильные ответы на сигналы! По
ЭЭГ создавалось впечатление, что сигнал поступает в мозг, меняя общее его
состояние. Но вот вхождение сигнала в мозг – ВП – после восстановления
альтернативного видения перестало регистрироваться. Можно было бы себе
представить … - как всегда, объяснение можно подыскать. Но вот что резко
сузило возможности «просто» объяснить исчезновение ВП при закрытых глазах.
Дело в
том, что после освоения Володей альтернативного видения в, скажем так,
осложненных условиях – обычная повязка плюс слабое давление на глазные яблоки
– вызванные потенциалы перестали регистрироваться и при исследовании с
открытыми глазами! По данным объективных методов, которым мы привыкли
доверять больше субъективных, Володя Бронников как бы также использовал
альтернативное видение в условиях, когда можно было использовать обычное …
Это утверждение – серьезное. Оно нуждается в проверках и проверках. Кроме
Володи есть и другие, уже хорошо обученные альтернативному видению. Наконец,
уже созревает для таких исследований Лариса. Но если этот феномен подтвердится,
придется думать об альтернативной (какие каналы?) передаче зрительной
информации – или о прямом поступлении информации в мозг человека, минуя
сенсорные входы, «двери». Возможно ли это? Мозг отгорожен от внешнего мира
несколькими оболочками, он прилично защищен от механических повреждений.
Однако, через все эти оболочки мы регистрируем то, что происходит в мозгу,
причем потери в амплитуде сигнала при прохождении через эти оболочки
удивительно невелики – по отношению к прямой регистрации с мозга сигнал
уменьшается по амплитуде не более чем в два-три раза (если уменьшается
вообще!).
Так о
чем же здесь идет речь, к чему нас подводят наблюдавшиеся факты?
Физик
Сергей Давитая предложил оценивать формирование альтернативного зрения как
феномен прямого видения. Речь таким образом идет о возможности
непосредственного поступления информации в мозг, минуя органы чувств.
Возможность
прямой активации клеток мозга фактором внешней среды и, в частности
электромагнитными волнами, осуществляемой в процессе лечебной
электромагнитной стимуляцией легко доказывается развивающимся эффектом. Как
одну из возможностей можно, по-видимому, допустить, что в условиях
сверхзадачи – формирование альтернативного зрения – результат достигается
действительно за счет прямого видения, прямой активации клеток мозга
факторами внешней среды. Однако сейчас это – не более чем хрупкая гипотеза. А
может быть сами электрические волны мозга умеют «обыскивать» внешний мир?
Какого
рода защитный механизм должен играть ведущую роль с возможностях мозга Ларисы
использовать и нормальные и условно патологические виды активности? Много лет
назад прицельно исследуя эпилептический мозг, я пришел к выводу, что не
только локальная медленная активность (см Grey Walter, 1953), отражая
изменения в мозговой ткани, обладает одновременно и защитной функцией.
Функция подавления эпилептогенеза присуща физиологическим процессам,
проявляющейся высоковольтной медленной активностью пароксизмального типа.
Предположение было проверено - на область эпилептогенеза был подан местно
синусоидальный ток, четко подавивший эпилептиформную активность!
При
эпилепсии мы видим эту защиту уже недостаточно активной, ее "перестает
хватать" для подавления эпилептогенеза. И далее, усиливаясь, эта наша
наиболее важная физиологическая защита становится сама явлением
патологическим, выключая сознание на все более длинный срок. Всячески
оберегая Ларису от необязательной перегрузки, мы не проводили еще у нее
запись ЭЭГ сна. Это главным образом интересно нам, хотя и не опасно для
Ларисы - и даже может быть небесполезно. По ЭЭГ Ларисы и по аналогии с тем
огромным международным опытом исследования эпилептиформной активности и
эпилепсии, Лариса активно работает на формирование зрения (прямого видения)
за счет разных механизмов активации, баллансируемых собственной
физиологической защитой. Однако, неправильно было бы полностью пренебрегать
тем, что в ЭЭГ Ларисы много одиночной и групповой острой, в том числе
высоковольтной активности - она здесь как бы "на грани"
физиологического; и тем, что в ее ЭЭГ, записанной в бодрствующем состоянии,
эпизодически обнаруживается высоковольтная пароксизмальная медленная
активность - двуединый механизм мозга, его надежная защита, тоже уже "на
грани" превращения в проявление патологическое. Напоминаю здесь тем, кто
не знаком с этим направлением наших работ - появление в бодрствующем
состоянии высоковольтных пароксизмальных медленных волн отражает переход
физиологического процесса защиты в явление патологическое! В данном
конкретном случае однако, по-видимому, все еще выполняющего свою важнейшую
физиологическую роль (см. отсутствие клиники!).
Уменье
владеть собой расценивается прежде всего как проявление адаптации.
Физиологически реализация эмоций "малой кровью" (без генерализации)
осуществляется при сбалансированности сверхмедленных процессов - тех, которые
в мозгу связаны с развитием эмоции и тех, которые в том же мозгу ограничивают
его распространение (СМФП другого знака). Эта форма защиты, как и описанная
выше, также может иметь свое патологическое лицо - усиливаясь, защита
препятствует развитию эмоций - вплоть до появления состояний, определяемых
как эмоциональная тупость.
Является
ли защита, рассмотренная по ЭЭГ, не только защитой, но и запретом? В
известной мере и до известной степени - ДА. И прежде всего в отношении
патологического или условно патологического, в данном случае - условно -
эпилептогенной активности. Уже и здесь можно, правда, с некоторой натяжкой,
говорить о двуединости физиологической защиты. Защита от - и запрет на -
развитие эмоции гораздо определеннее во втором защитном механизме.
По мере
продвижения от физиологического процесса к превращению его в патологический
его запретительная функция выступает все ярче.
У обоих
приведенных здесь механизмов защиты, в отличие от того, который формируется
памятью, есть физиологические корреляторы, что делает их как бы
"ручными" для изучения. Сведения о них приведены здесь по поводу
разговора о Ларисе, но не все является результатом прямых исследований,
"запретительная" роль детектора ошибок проявляется не в его
физиологических коррелятах, хотя эти корреляты имеются, именно они позволили
говорить об аппарате детекции ошибок. Запретительные свойства детектора
ошибок проявляются в субъективном, эмоциональном, а далее - нередко
поведенческом двигательном компонентах. Однако потенциальная амбивалентность
феномена детекции ошибок также существует. От страха, оберегающего нас от
нередко очень чувствительных последствий наших ошибок до невроза, где
детектор не "предлагает" (напоминает, намекает!), но требует,
доминирует и, в крайней форме - выводит человека из социальной жизни.
В
отличие от сказанного о памяти, самом главном, базисном механизме,
определяющем устойчивое состояние и здоровья и болезни, возможность адаптации
к среде (самой жизни!), в том числе и с дефектным организмом: в значительной
мере поддерживающим поведение большинства членов общества в рамках моральных
ценностей, предупреждающих преступление, определяющих моральный "кодекс
законов" - все известное оказывается пока результатом анализа лишь
проявлений активности мозга (его мозга). Как я писала вначале, мы - пока - по
крайней мере - видим лишь результаты невидимой работы памяти, прямые
физиологические корреляты этого важнейшего механизма мозга неизвестны.
Механизмы
мозга должны и далее интенсивно изучаться. Но, так, как я вижу значение на
сегодня известных физиологических закономерностей, в том числе приведенных
здесь - им по-видимому, уже должно быть найдено место в преподавании
человековедения или, проще, предмета: "познай самого себя".
|
