Скептицизм в философии. Кратко — Философия — Наука — Каталог статей
Скептицизм в философии. Кратко
Термин восходит к греческому skeptikos (рассматривающий, исследующий) и отражает философский подход к объяснению действительности, подвергающий сомнению исходные посылки, равно как и утверждения о том, что якобы уже установлено. Скептики умеренного толка подвергают сомнению те или иные заявления, желая добраться до истины. Крайние скептики живут в убеждении, что абсолютная истина недостижима по определению.
Скептицизм занимает весьма почетное место в западной философской традиции. В V веке до н. э. Парменид и другие подвергали сомнению изменчивость реальности и вечное движение, а Сократ постоянно пробовал на прочность утверждения других философов. Пиррон (360-270 до н. э.) шел еще дальше, утверждая, что «безмятежность» достижима, лишь если отбросить любые потуги на определенность. Другие скептики древности задавались вопросом, можно ли в принципе найти критерий для различения того, что истинно или неистинно, хотя иные мыслители полагали, что решение в этом отношении должно основываться на равновесии возможностей.
Скептицизм мало что значил в христианском мировоззрении в пору Средневековья, однако с приходом Реформации и научной революции догматы католической церкви начинают вызывать все больше вопросов. В XVII веке Рене Декарт прибег к скептицизму в стремлении определить на новой основе, что же представляет собой реальность. Однако его сомнения относительно того, в какой мере можно полагаться на знание, получаемое благодаря нашим органам чувств, были подвернуты жесткой критике — как безосновательные и противоречащие здравому смыслу — со стороны таких эмпириков, как Джон Локк.
В XVIII веке Дэвид Юм, хотя и принадлежал к лагерю эмпириков, перешел на позиции крайнего скептицизма по отношению к некоторым концепциям, например, в вопросе о казуальности. Даже рациональное мышление подверглось атаке: Юм утверждал, что в конечном счете ни индукция, ни дедукция не способны привести к истине. Наши представления о мире обязаны происхождением не объективным основаниям, а привычкам и традициям в их истолковании.
Эллинистическая философия — это… Что такое Эллинистическая философия?
Эллинистическая философия — последний период развития философии Древней Греции, последовавший за Аристотелем. К основным чертам эллинистической философии относят этическую направленность и адаптацию восточных религиозных моментов.
Киники
Самыми известными представителями киников были ученик Сократа Антисфен (ок. 450 — ок. 360 до н. э.) и его ученик Диоген (ок. 400 — ок. 325 до н. э.). Антисфен выступал за упрощение жизни, считал, что философия должна быть ближе к природе. «Тонкое» мудрствование он считал никчёмным. По его словам, не должны существовать ни правительства, ни государства. Антисфен презирал богатство и роскошь.
Прославил Антисфена его ученик Диоген. Сохранилось множество преданий, легенд и забавных случаев, связанных с этим философом. Считается, что жил Диоген в бочке. Он, как и его учитель, ненавидел богатство, считая его явлением случайным. Разум для киников был единственной ценностью. Диогена считают первым приверженцем космополитизма, он не признавал никаких границ и государств, считая человека — высшим благом. Мир, по Диогену, очень плох, поэтому необходимо научиться жить отдельно от него, избавившись от всего наживного.
Скептицизм
Скептицизм — направление в философии, возникшее под влиянием античной философии на основе идеи о текучести всего сущего («все течет, все меняется»). В частности Демокрит утверждал, что мёд ничуть не более сладок, чем горек, кроме того он постоянно меняется. Всякая вещь, с точки зрения скептиков, «есть это не в большей степени, чем то». Скептики также отмечали разницу между чувственным восприятием и мышлением. Поэтому утверждать ничего в точности не имеет смысла.
Основателем скептицизма является Пиррон (360—270 до н. э.). На его воззрения сильное влияние оказал Демокрит, а также аскеты и сектанты, с которыми Пиррон имел дело в азиатском походе Александра Македонского. Одной из центральных идей философии Пиррона является стремление к безмятежности (атараксии). Пиррон не писал сочинений, а излагал свои идеи устно.
Эпикуреизм
Самыми яркими представителями эпикуреизма являются Эпикур (341—270 до н. э.) и Лукреций Кар (ок. 99 — 55 до н. э.). Эпикур развил идеи атомизма. Он не мог принять причинность, царившую в мире атомов Демокрита, согласно которому все создано в результате «столкновений» и «отскакиваний» атомов. Эпикур приписывает атомам способность «отклоняться» в результате движения «связной цепью». Он фактически приписывает атомам определенную волю, из-за которой мир не является хаотичным.
Факт проявления воли и «отклонения атомов» Плутарх называет случаем. Таким образом получается, что «в необходимости нет никакой необходимости». Эпикур считает, что жизнь и смерть одинаково не страшны для мудреца: «Пока мы существуем, нет смерти; когда смерть есть, нас более нет». Знания Эпикур рассматривает как результат осмысления чувственного опыта. Центральной идеей этического учения Эпикура является стремление к наслаждению (принцип гедонизма), часто созерцательному. Высшим благом для философа по Эпикуру является постоянное ощущение наслаждения, то есть избавление от страданий. Для этого он призывает жить разумно и нравственно, проявлять уважение к богам.
Лукреций — философ, политик и поэт, автор поэмы «О природе вещей», в которой изящно описывает неуловимое действие испускаемых атомами «эйдолов» на органы чувств, которое вызывают у людей чувства и эмоции. Атомы по Лукрецию не есть минимальные дробные частицы вещества, но своего рода творческие образы, материал для природы. Также как и Эпикур признает существование богов и души, рассматривая её как совокупность из самых гладких частиц.
Стоицизм
Стоицизм как подход в философии просуществовал с III в. до н. э. до III в. н. э. Труды ранних стоиков (Зенона Китийского, Хрисиппа) дошли до нас неполными, поздних (I, II в. Плутарх, Цицерон, Сенека, Марк Аврелий) — в виде отдельных сохранившихся сочинений.
Идеал стоика — невозмутимый, даже «бесчувственный» мудрец, свободный от страстей. Стоики в своих учениях уделяли много внимания феномену воли. На учение стоиков поэтому сильное влияние оказал Сократ, мужественно вынесший суд над ним и казнь. По мнению Хрисиппа вся вселенная состоит из единой душевной женственно-нежной материи — эфира. Марк Аврелий, римский император, считал, что всё в мире взаимосвязано, развивается по какому-то закону, под руководством божественного провидения. Существует единая мировая душа, управляющая всем сущим. Особенно отчетливо эта мысль звучит в трудах Сенеки, для которого свобода — высший идеал.
Философия ранних стоиков строится на том, что мир состоит из четырёх стихий: земли, воды, огня и воздуха.
Надо сказать, что стоики верили предсказаниям и астрологии. Основой мироздания считались огонь и воздух. Закон, по которому огонь переходит в другие стихии, вслед за Гераклитом назвали Логосом. Судьба для стоиков есть Логос Космоса: ею упорядочивается все в мире. Марк Аврелий также считал, что все люди равны от рождения и уважал формы правления, при которых в управлении страной задействовано всё население страны. Во время его царствования было улучшено положение женщин и рабов. Кроме того, стоики уделяли большое внимание грамматике.
Неоплатонизм
Виднейшим из неоплатоников был Плотин, живший в третьем веке. Мир един, считал Плотин, но не таким образом, что везде, в каждой области вселенной присутствует одно и то же в равной степени. Душа прекраснее косной материи, совокупность идей, Мировой Ум прекраснее Мировой Души (т.е. всех душ), а Единое — Благо прекраснее Мирового Ума. Источником всего прекрасного как раз и является Единое — Благо.
Скептики
Античні стоїцизм, епікуреїзм, скептицизм
17.
Впливові напрями філософської думки античності у період існування та розпаду держави Олександра Македонського — стоїцизм, епікуреїзм, скептицизм. Різниця між екзистенціалізмом світським і релігійним. Характеристика категорій «причина» і «наслідок».
Как трактуется природа противоречия в учениях Гераклита, скептиков, Аристотеля, Канта, Гегеля15.04.2009/реферат
Место диалектического противоречия в теории диалектики. Тождество противоположностей у Гераклита. Мировоззрения и столкновение серьезных философских позиций. Противоборство способов понимания сущего, рассматриваемое Кантом. Теоретическая система Гегеля.
Эпикуреизм, стоицизм и скептицизм7.12.2008/контрольная работа
В раннем эллинизме выделяют три школы – эпикуреизм, стоицизм и скептицизм, которые по-разному стали трактовать чувственно-материальный Космос: не только как нечто объективно данное, но на него переносились и все субъективные человеческие переживания.
Представитель скептицизма М.
Монтень11.11.2010/реферат
Основные скептические идеи М. Монтеня, предпосылки и обстоятельства их становления и развития, оценка влияния на дальнейшее развитие мировой философии. Мишель де Монтень – эссеист, его достижения в данной сфере. Анализ произведения автора «Опыты».
Античная философия13.12.2009/реферат
Наивная диалектика милетцев, Гераклита и Анаксагора. Объективный идеализм Платона. Этика поздней античности. Эпикуреизм, скептицизм и стоицизм. Философия Древнего Рима. Проблема несовпадения сущности и существования. Объективный идеализм пифагорейцев.
Античная философия20.06.2008/реферат
Эллинистическая философия: эпикуреизм, скептицизм, стоицизм. Античная натурфилософия, философия Платона и Аристотеля. Милетская, пифагорейская, элейская школы — основатели, учения и последователи. Учения о идеальном государстве, науке и рациональном.
10.09.2009/реферат
Первый период в истории западной философии – античная философия.
Особенности древнегреческой философии. Школа материалистического атомизма, стоицизм. Древнеримская философия: эклектизм, скептицизм, стоический платонизм. Периоды средневековой философии.
30.10.2009/контрольная работа
Философия Сократа, его этика: «мудрость как высшая нравственность, познание как благо». Эллинистически-римская философия: эпикуреизм, стоицизм, скептицизм. Древневосточная философия как направление философского процесса, связанное с религией и культурой.
Основные понятие аксиологии24.12.2009/реферат
Возможности человеческого познания в истории философии: оптимисты, скептики и агностики. Субъект и объект познания, способы их формирования. Чувственное познание и мышление. Рассудок и разум как аспекты ума, измерение интеллекта. Роль интуиции в познании.
Основные теоретико-познавательные стратегии30.03.2009/реферат
Классификация теоретико-познавательных программ. Скептицизм — одна из самых древних познавательных программ.
Сущность скептицизма состоит в отрицании возможности достижения истинного. Агностицизм — позиция, отрицающая возможность познания сущности вещей.
Философия Древнего Рима кратко — Краткое содержание истории древнего мира, средневековья, нового и новейшего времени
Философия Древнего Рима кратко
Читайте так же еще статьи по разделу:
— Древний Рим кратко
— Рабы в Древнем Риме
Рим превращается в сильную державу и распространяет свое влияние на большинство греческих территорий. Тесные связи с греческой культурой и сформировали впоследствии философию Древнего Рима.
В философии Древнего Рима принято выделять 3 течения, или школы:
стоицизм;
эпикуреизм;
скептицизм
Стоицизм буквально понимается как учение о терпении, о спокойном отношении ко всем жизненным невзгодам, о мужестве в испытаниях судьбы. На самом деле школа стоицизма намного разнообразнее и глубже. Стоики рассматривали свое учение как совокупность этики, физики и логики.
Для стоиков мир – это живой организм, которым управляет некая устойчивая структура бытия. Последователи этого учения считали, что человеку бессмысленно спорить с судьбой, надо принимать все происходящее в жизни как должное.
Философия Древнего Рима кратко
Философию Древнего Рима кратко можно описать на примере двух самых интересных и ярких представителей школы стоицизма. Речь идет о Сенеке, знаменитом учителе императора-поэта Нерона и императоре-философе Марке Аврелии. Жизнь и смерть Сенеки, мужественно встретившего и взлеты, и падения, стала примером для подражания в Риме. У школы стоиков появились тысячи последователей. Таким образом, философия Древнего Рима, кратко говоря, оказывала большое влияние на общественное мнение того времени.
Эпикуреизм – учение, призывающее человека не к нахождению каких-либо истин, а к избавлению его от несчастья и страданий. Большое значение эпикурейцы придавали удовольствию. Они считали, что потребности человека безмерны, а способов их удовлетворить слишком мало.
Это и приводит человека к страданию. Они учили, что нужно уметь ограничивать себя и удовлетворять самые необходимые потребности. Эпикурейцы одним из компонентов человеческого счастья называли дружбу.
Скептицизм – главным принципом своего учения последователи скептицизма считали сомнение. Скептики применяли критическую оценку ко всему, а не только к понятиям философии. Некоторые скептики в ходе критического анализа вопросов философии приходили к атеизму.
Философия Древнего Рима, воспитанная на традициях великих философов Греции, в свою очередь, дала начало развитию философской мысли средневековой Европы. Значение ее неоценимо.
Философ Давид Юм кратко
Давид Юм – выдающийся английский философ-эмпирик. Основной задачей философии считал всестороннее изучение человека с позиции эмпиризма. Он видел в философии руководство для практической деятельности. Юм развил учение об опыте как потоке впечатлений.
Проблему отношения бытия и духа считал неразрешимой.
Философии Юма присущи идеи сомнения и скептицизма.
Одно из центральных мест в его философии занимает проблема причинности.
Основные произведения Давида Юма
- «Трактат о человеческой природе»
- «Исследования о человеческом познании»
- «Исследование о принципах морали»
Предмет и смысл философии по Юму
По мнению Юма, предметом философии должна быть человеческая природа. В одном из главных произведений «Исследование о человеческом познании» Юм писал, что «философам следует сделать человеческую природу предметом умозрения и изучать ее тщательно и точно с целью открыть те принципы, которые управляют нашим познанием, возбуждают наши чувства и заставляют нас одобрять или порицать тот или иной частный объект, поступок или образ действий».
Он убежден, что «наука о человеческой природе» является более важной, чем физика, математика и остальные науки, потому что все эти науки «в различной мере зависят от природы человека».
Если бы философия смогла бы полностью объяснить «величие и силу человеческого разума», то люди сумели бы добиться огромного прогресса и во всех других областях знания.
Юм считал, что предметом философского познания является человеческая природа. Что включает в себя этот предмет? По Юму, это исследование, во-первых, познавательных способностей и возможностей человека, во-вторых, способностей к восприятию и оценке прекрасного (эстетическая проблематика) и, в-третьих, принципов морали. Так, главный труд Юма называется «Трактат о человеческой природе» и состоит из трех книг: «О познании», «Об аффектах», «О морали».
Давид Юм о познании
Исследуя процесс познания, Юм придерживался основного тезиса эмпириков о том, что опыт является единственным источником наших знаний. Однако Юм предложил свое понимание опыта. Опыт, считает философ, описывает лишь то, что непосредственно принадлежит сознанию. Другими словами, опыт ничего не говорит об отношениях во внешнем мире, но относится лишь к освоению восприятий в нашем сознании, т.
к., по его мнению, причины, порождающие восприятия, непознаваемы. Так, Юм исключил из опыта весь внешний мир и связал опыт с восприятиями.
По мнению Юма, познание основано именно на восприятиях. Восприятием он называл «все, что может быть представлено умом, пользуемся ли мы нашими органами чувств, или проявляем нашу мысль и рефлексию». Восприятия он делит на два вида – впечатления и идеи.
Впечатления – это «те восприятия, которые входят в сознание с наибольшей силой». К ним относятся «образы внешних объектов, сообщаемые уму нашими чувствами, а также аффекты и эмоции». Идеи же являются слабыми и тусклыми восприятиями, поскольку образуются из размышлений о каком-либо чувстве или объекте, которого нет в наличии. Также, Юм отмечает, что «все наши идеи, или слабые восприятия, выводятся из наших впечатлений, или сильных восприятий, и что мы никогда не можем помыслить о какой-либо вещи, которую никогда ранее не видели и не чувствовали в нашем собственном уме».
Следующим шагом в исследовании процесса познания Юмом является анализ «принципа соединения различных мыслей, идей нашего ума».
Таким принципом он называет принцип ассоциации. «Если бы идеи были совершенно разрозненными, только случай соединял бы их, одни и те же простые идее не могли бы регулярно соединяться в общие (как это обычно бывает), если бы между ними не существовало некого связующего начала, некого ассоциирующего качества, с помощью которого одна идея естественно вызывает другую».
Юм выделяет три закона ассоциации идей – сходство, смежность во времени или пространстве и причинность. При этом он отмечал, что законы сходства и близости являются вполне определенными и могут фиксироваться чувствами. Тогда как закон причинности не воспринимается чувствами, поэтому его необходимо подвергнуть строгому испытанию эмпиризмом.
Давид Юм и проблема причинности
Одно из центральных мест в философии Юма принадлежит проблеме причинности. В чем суть этой проблемы? Научное познание преследует цель объяснить мир и все в нем существующее. Объяснение это достигается через исследование причин и следствий; объяснить – это и означает познать причины существования вещей.
Уже Аристотель в «учении о четырех причинах» (материальной, формальной, действующей и целевой) зафиксировал условия, необходимые для существования всякой вещи. Убеждение в универсальности связи причин и следствий стало одним из оснований научного мировоззрения. Это прекрасно осознавал Юм, заметив, что все наши рассуждения относительно действительности основаны на «идее причинности». Лишь с помощью нее мы можем выходить за пределы нашей памяти и чувств.
Однако Юм считал, что «если мы хотим удовлетворительно решить вопрос о природе очевидности, удостоверяющей нам существование фактов, нужно исследовать, каким образом мы переходим к познанию причин и действий». Давайте предположим, писал Юм, что мы явились в мир неожиданно: в таком случае на основании текучести и прозрачности воды, мы не можем заключить, что в ней можно захлебнуться. Поэтому он делает вывод: «ни один объект не проявляет в своих доступных чувствам качествах ни причин, его породивших, ни действий, которые он произведет».
Следующий вопрос, который ставит Юм, – что лежит в основании всех заключений о существовании причинно-следственных связей между вещами? Опыт в том, что касается причинности, свидетельствует лишь о связи явлений во времени (одно предшествует другому) и их пространственно-временной смежности, но ничего не говорит и не может сказать в пользу действительного порождения одного явления другим. Причину и следствие нельзя обнаружить ни в отдельно взятом объекте, ни во многих одновременно воспринимаемых объектах, а потому у нас нет «впечатления причинного отношения». Но если связь причин и следствий не воспринимается чувствами, то, по убеждению Юма, ее никак нельзя доказать теоретически.
Поэтому идея причинности имеет исключительно субъективное, а не объективное значение и обозначает собой привычку ума.
Итак, причинная связь, в понимании Юма, – это всего лишь представления о таких объектах, которые в опыте всегда оказываются соединенными вместе в пространстве и во времени. Многократное повторение их соединения закрепляется привычкой, и все наши суждения о причинах и следствиях основаны исключительно на ней.
А вера в то, что в природе и впредь будет сохраняться тот же порядок, служит единственным основанием для признания причинной связи.
Социальные взгляды Юма
По мнению Юма, в самой природе человека заложено тяготение к социальной жизни, одиночество мучительно и невыносимо. «Люди не могут жить без общества, а вступить в состояние ассоциаций не могут помимо политического правления».
Юм выступил против теории «договорного» происхождения государства и учения о естественном состоянии людей в период их дообщественной жизни. Учению Гоббса и Локка о естественном состоянии Юм противопоставил концепцию, согласно которой людям органически присущи элементы общественного состояния, и, прежде всего, семья.
В одном из разделов «Трактата о человеческой природе», озаглавленном «О происхождении справедливости и собственности», Юм писал, что переход к политической организации человеческого общежития был вызван необходимостью образовать семью, которая «может быть рассмотрена именно как первый и первичный принцип человеческого общества.
Эта необходимость есть не что иное, как естественное взаимное желание, соединяющее [разные] полы и поддерживающее их союз, пока не появятся новые узы, связанные с их отношением к своим отпрыскам. Новые отношения становятся, таким образом, принципом связи между родителями и потомством и образуют более многочисленное общество, в котором правят родители, опираясь на свое превосходство в силе и уме, но в то же время сдерживают себя в применении своего авторитета естественным аффектом родительской заботы».
Так, с точки зрения Юма, к возникновению общественных связей ведут родительские, родственные отношения между людьми.
Давид Юм о происхождении государства
Происхождение государства Юм связывал, во-первых, с необходимостью организованно защищаться или нападать в условиях военных столкновений с другими обществами. Во-вторых, с осознанием выгоды от наличия более прочных и упорядоченных социальных связей.
Юм предлагает такое понимание социального развития. На первой его ступени складывается семейно-общественное состояние, в котором действуют определенные нормы морали, но нет органов принуждения, нет государства.
Второй его ступенью является общественно-государственное состояние. Оно возникает в результате «увеличения богатств и владений», которое вызывало столкновения и войны с соседями, что в свою очередь придало военным вождям особо важную роль и значение.
Правительственная власть возникает из института военных вождей и с самого начала приобретает монархические черты. Правительство, по мнению Юма, появляется как инструмент социальной справедливости, орган порядка и гражданской дисциплины. Оно гарантирует неприкосновенность собственности, упорядоченную передачу ее на основе взаимного согласия и исполнение своих обязательств.
Лучшей формой правления государством Юм считал конституционную монархию. При абсолютной монархии, рассуждает он, неизбежны тирания и обнищание нации, а республика ведет к постоянной нестабильности общества. Соединение наследственной королевской власти с узкими прерогативами и буржуазно-дворянского представительства – это, по взглядам Юма, лучшая форма политического управления, которую он определяет как середину между крайностями (монархией и республикой) и как соединение деспотизма и либерализма, но с «преобладанием либерализма».
Специфика эмпиризма Юма. Значение его философии.
Юм в своей философии показал, что знание, основанное на опыте, остается всего лишь вероятностным и никогда не может претендовать на необходимость и общезначимость. Эмпирическое знание истинно лишь в границах прежнего опыта, и нет никаких гарантий, что будущий опыт не опровергнет его. Всякое знание, по Юму, может быть лишь вероятностным, но не достоверным, а видимость его объективности и необходимости есть следствие привычки и веры в неизменность опыта.
«Нужно сознаться, – писал Юм, – что природа держит нас на почтительном расстоянии от своих тайн и предоставляет нам лишь знание немногих поверхностных качеств объектов, скрывая от нас те силы и принципы, от которых всецело зависят действия этих объектов».
Общий итог философии Юма можно определить как скептицизм относительно возможности объективного познания мира, раскрытия его законов.
Философия Юма имела большое влияние на дальнейшее развитие европейской философии.
Выдающийся немецкий философ Иммануил Кант со всей серьезностью воспринял многие из выводов Юма. Например, что весь материал знания мы получаем из опыта и что методы эмпирического познания не в состоянии обеспечить его объективность и необходимость и тем самым обосновать возможность теоретических наук и философии. Кант задался целью ответить на вопросы: почему вообще существует наука? как она может производить такое мощное и действенное знание? как возможно всеобщее и необходимое знание?
На скептицизме Юма основывались идеи Огюста Конта о задачах науки, которые связаны лишь с описанием явлений, а не их объяснением, а также ряд других позитивистских выводов.
С другой стороны, дальнейшее развитие науки и философии подтвердило опасения Юма относительно абсолютизации любых философских заключений. И, если выйти за рамки абсолютизаций самого Юма, то ясно, насколько важен разумный скептицизм и разумное сомнение для достижения истины.
Основные направления и течения философии с их представителями
Потребность в теоретическом определении системы отношения «универсум — человек» появилась с той самой минуты, как возникло осознание себя цивилизованным человечеством.
Поэтому история философии представляет базовые направления: материализм, идеализм, их школы и течения
Материализм
Представителями материализма были Гераклит, Демокрит, Ф. Бэкон, Т. Гоббс, Д. Дидро, Л. Фейербах, Ф. Энгельс. В основу универсума положено материальное начало. Под материальным началом понимается воздух, огонь, вода, атом, материал, алейрон и природа в целом.
Человек является порождением закономерно развивающейся материи. Он характеризуется субстанциальностью и атрибутивностью, наличием сознания. Основу сущего представляют материальные, а не духовные явления. Сознание человека определяет его бытие, а его мышление развивается под влиянием образа жизни.
Идеализм
Школа идеализма представлена такими философами и мыслителями как Платон, Д. Юм, Дж. Беркли, И. Фихте, И. Кант, Г. Гегель, А. Шопенгауэр, Ф. Ницше, Вл. Соловьёв, Н. Бердяев, П. Флоренский.
Основу универсума составляет духовное начало – мировая воля, Бог, идея, дух. Порождением некого духовного начала является человек.
Весь предметный мир берет свое начало от объективного (мирового духа, Бога) или субъективного (Человека) духа, разума, сознания, чувства. Бытие может определять сознание. Образ жизни человека зависит от его мышления. .
Дуализм
К представителям дуализма относятся Р. Декарт, Т. Рибо, В. Вундт, X. Липпс.
Дуализм является устойчивым философским течением. Основу универсума составляют два самостоятельных начала: духовное и материальное, сознание и материя.
Их существование характеризуется одновременностью, параллельностью и независимостью друг от друга. Тело независимо от духа, а дух, соответственно, от тела. Нервные процессы мозга и психика существуют параллельно, как мозг и субстрат сознания.
Диалектизм
В ряд тех, кто придерживался диалектизма входили такие философы как Платон, Гераклит, Г. Гегель, К. Маркс.
Основным принципом диалектики являлось утверждение того, что в универсуме и в человеке все проходит развитие по законам, где взаимодействуют противоположности, а количественные изменения переходят в качественные, с поступательным движением от низшего к высшему.
Диалектика также делится на два философских подхода: материалистический (Гераклит, К. Маркс и др.) и идеалистический (Платон, Г. Гегель и др.).
Метафизика
К представителям течения метафизики относятся П. Гольбах, Л. Фейербах, Т. Гоббс.
Сторонники данного подхода утверждали, что универсум и человек статичны, устойчивы и постоянны (догматизм), в тоже время, они изменчивы, и нет ничего постоянного (релятивизм).
Эклектизм
Течение эклектизма представлено такими мыслителями как Потамон, У. Джеймс.
Согласно эклектизму, универсум и человек постоянны и изменчивы, в них есть относительное и абсолютное, поэтому ничего конкретного о состоянии объекта, системы сказать нельзя.
Гностицизм
Гностиками являлись те философы, которые признавали возможность познания объективного мира, способность человеческого сознания адекватно отражать реальный мир.
Этими представителями были Платон, Демокрит, Ф. Бэкон, Д. Дидро, Г. Гегель, К.
Маркс.
Агностицизм
Агностиками являлись Д. Юм, И. Кант, Э. Мах.
Ими отрицалась возможность человека познать мир. Они сомневались в том, что человеческое сознание может адекватно отразить мир. Мир, по их мнению, в целом непознаваем, или он непознаваем в его причинах, или мир непознаваем в его сущности.
Скептицизм
Скептиками Секстом Эмпириком и Д. Юмом утверждалось то, что нет однозначного ответа на вопрос «о познаваемости мира». Существование ответа на данный вопрос отрицалось потому, что есть явления, которые были уже познаны, и существуют те, которые еще не познали, есть явления загадочные, таинственные, есть «мировые загадки».
Поэтому мир может быть познаваем и непознаваем одновременно. Эта группа философов постоянно сомневаются и в том и другом.
Нужна помощь преподавателя?
Опиши задание — и наши эксперты тебе помогут!
Описать заданиеМонизм
Монистами являлись такие знаменитые философы как Платон, Г.
Гегель, К. Маркс, Л. Фейербах.
По их мнению, единый принцип мог объяснить мир, универсум и человека. Этот принцип составлял основу из материального или идеального. Вся система философии должна иметь структуру из общего основания.
Позитивизм
К течению позитивистов относились О. Конт, Э. Мах, Р. Авенариус, М. Шлик, Г. Рейхенбах, Р. Карнап, Л. Витгенштейн, Дж. Мур, Б. Рассел.
Позитивизм, эмпириокритицизм, неопозитивизм составляют целую сциентистскую эпоху. Она отражала идеи, которые означали, что все подлинное, позитивное знание можно получить в процессе синтетического объединения результатов частных наук.
Философия в данном случае выступает как особая наука, которая претендует на самостоятельное исследование действительности. Она может существовать только как некая положительная философия, без собственного научного выражения.
Феноменологизм
К течению феноменологизм относятся такие ее сторонники как Э. Гуссерль, Л. Ландгребе, Э. Финк, М.
Шеллер, М. Мерло-Понти.
Они придерживались субъективно-идеалистической позиции в системе «универсум — человек»: «нет объекта без субъекта». Основой философской системы являет интенциональность» сознания. Важное значение имеет направленность сознания на объект. В противопоставление философии, как науке о «чистых сущностях» (эйдетика), выступает познание реальных фактов.
Экзистенциализм
Философами-экзистенциалистами являлись К. Ясперс, Г. Марсель, М. Хайдеггер, Ж.П. Сартр, А. Камю, Н. Бердяев.
В экзистенциализме существует двойственная оценка системы «универсум — человек»: религиозная и атеистическая. Их сходство заключается в постижении бытия. Для этих систем бытие является нерасчлененная целостность субъекта и объекта.
Бытие в экзистенциализме представлено как экзистенция – непосредственно данное человечеству существование. Конечная точка бытия человека является его смерть.
Судьба определяет время жизни, она существует неразрывно с сущностью экзистенции.
Сущность экзистенции включает рождение, смерть, любовь, отчаяние, деяние и раскаянье.
Герменевтика
Представителями этого течения были В. Дильтей, Ф. Шлегель, Ф. Шлейермахер, М. Хайдеггер, Г. Гадамер.
Сторонники герменевтики видели особое отношение между универсумом и человеком. Немецкий историк культуры, В. Дильтей считал герменевтику основой всех наук о духе, философский аспект природы, исторического познания и историчности самого человека.
Те, кто посвятил себя изучению герменевтики, могут описать ситуацию, если он избегает произвола и ограниченности, вытекающих из неосознанных ментальных привычек. Тот, кто ищет понимания другого, а не самоутверждения, готов к признанию собственных ошибок, вытекающих из неподтвержденных ожиданий и предположений.
Персонализм
Среди представителей персоналистов были русские, немецкие, французские, американские мыслители и философы.
Через приоритет человека в философском осмыслении действительности ведущее место занимала система «универсум — человек».
Главное место занимала личность в ее определенных проявлениях — суждениях и действиях.
Базовой онтологической категорией являлась личность, персона. Она выступала как основное проявление бытия, где волевая активность, деятельность соединялись вместе с непрерывностью существования. Истоки личности зачинались не в ней самой, а в бесконечно едином Божественном начале.
Идеи персонализма развивали Л. Шестов, Н. Бердяев, А. Козлов, Д. де Ружмон, М. Шелер, Э. Мунье, Ф. Якоби, П. Лендсберг.
Структурализм
В группу структуралистов входили такие ученые как К. Леви-Стросс, М. Фуко, Л. Альтюссер, Ж. Лакан, Ф. де Соссюр, Р. Барт, Л. Гольдман.
Универсум и человека воспринимаются ими по-своему. Выявление структуры предполагает особенности их мировосприятия. В этом случае структура выступает как совокупность отношений между элементами целого. При любых изменениях целое сохраняет свою устойчивость.
По их мнению, структуралистов, науку о человеке невозможно представить без абстрагирования от сознания.
Не субъект и его способности к творчеству, стремление к свободе, а безличные структуры, глубоко подсознательные и всеопределяющие, находятся в центре внимания представителей этого философского направления.
Читать онлайн электронную книгу Краткая история философии — Глава 3. Мы ничего не знаем. Пиррон бесплатно и без регистрации!
На самом деле никто ничего не знает, но даже в этом нельзя быть до конца уверенным. Более того, не стоит даже полагаться на суждения, в истинность которых ты веришь, ведь ты вполне можешь заблуждаться. Усомниться можно во всем. Таким образом, лучшее, что можно сделать, – это непредвзято смотреть на мир. Избегая поспешных суждений, мы убережем себя от разочарований.
Вы еще не запутались? Таковая суть философии скептиков – учения, которое было довольно популярно в Афинах, а впоследствии и в Древнем Риме. В отличие от Платона и Аристотеля, скептики не стремились занять окончательную позицию в каком-либо вопросе.
Пожалуй, самым знаменитым и, вероятно, самым радикальным скептиком всех времени и народов был грек по имени Пиррон (ок. 365–270 до н. э.). Более эксцентричного человека трудно себе представить.
Возможно, вы убеждены в том, что много знаете. Вы, может быть, даже уверены в том, что читаете это предложение. Однако скептик поставит под сомнение этот, казалось бы, бесспорный факт. И действительно, почему вы думаете, будто вот сейчас, в эту самую минуту, вы занимаетесь чтением? А вдруг вам это только кажется? Как вы можете быть уверены в том, что все обстоит именно так, а не иначе? Ущипните себя – может быть, вы спите? Может быть, вам снится, что вы читаете? Ну ладно, хватит шутить. Если задуматься, то знаменитая максима Сократа о том, что единственное, что он знает, – это то, что он ничего не знает, также является разновидностью позиции скептиков. Однако Пиррон пошел еще дальше… и, возможно, зашел слишком далеко.
Если верить отрывочным фактам его биографии (хотя, если быть последовательным, то мы должны в них усомниться), Пиррон прославился тем, что все на свете ставил под сомнение.
Как и Сократ, он не оставил нам ни строчки, поэтому все сведения о нем мы можем почерпнуть только из книг других людей, написанных спустя несколько веков после его смерти. Так, например, Диоген Лаэртский (180–240) писал, что Пиррон жил в Элиде, где был столь популярен, что его освободили от всех налогов. Мы, конечно же, не можем проверить, правда это или нет, но, согласитесь, сама идея весьма недурна.
Стоит заметить, что скептицизм Пиррона на практике проявлялся в довольно причудливой форме. И если бы не его друзья, которые часто защищали философа от последствий его скептического отношения ко всему, что только можно придумать, он бы уже много раз погиб. По всей видимости, любой радикальный скептик, если он хочет пожить подольше, должен быть или чертовски везучим, или дружить с людьми, настроенными не столь критически.
Эксцентричное поведение Пиррона было следствием его взглядов. Он полагал, что, так как наши органы чувств запросто могут ввести нас в заблуждение, то и не стоит им полностью доверять.
Например, в темноте мы можем принять кошку за лису или наоборот. Или же вам может показаться, что кто-то вас зовет, тогда как на самом деле это ветер воет среди ветвей. Пиррон не исключал возможности того, сигналы органов чувств могут быть истинны, однако не исключал и обратного. И чем это ему грозило? Ну, например, в отличие от других людей, которые, увидев перед собой обрыв, останавливались, он продолжал как ни в чем не бывало идти вперед, полагая, что зрение может его обманывать и никакого обрыва там нет. Даже стоя на самом краю, даже уже падая, он сомневался в том, что это происходит на самом деле. Более того, он сомневался в том, что падение может ему повредить, – ведь нельзя же быть абсолютно уверенным в том, что рука или нога сломается. Так что спасибо друзьям, которые не разделяли его взглядов, – они его вовремя хватали за руку.
И действительно, зачем бояться собак, если у тебя нет уверенности, что они хотят тебе навредить? Что, вся стая с лаем бежит к тебе? Ну, это еще не значит, что они тебя покусают.
А даже если и покусают, то еще не факт, что тебе будет больно. Или, скажем, зачем, переходя улицу, смотреть по сторонам? Ведь можно и не попасть под машину! Но даже если и попадешь, то какая разница, жив ты или мертв?
Машин во времена Пиррона не было, но каким-то невероятным образом ему удавалось, воплощая свою философию на практике, полностью отрешаться от присущих каждому человеку инстинктов и эмоций. По крайней мере, такова легенда.
Большинство историй о Пирроне слишком абсурды, чтобы считать их истинными, но какие-то из них, вероятно, и в самом деле происходили. Так, например, о Пирроне рассказывали, что он сохранял полнейшее спокойствие на палубе корабля во время ужасного шторма. Огромные волны разбивались о борт, ветер терзал обрывки парусов, все уже готовились к неминуемой гибели, и лишь Пиррон оставался невозмутимым. Ведь если то, что мы видим, не обязательно соответствует действительности, то нет никаких оснований считать, что все закончится так уж печально. Такое хладнокровие весьма похвально, и почему-то хочется верить, что эта история похожа на правду.
Почему бы и нет?
В молодости Пиррон побывал в Индии. Возможно, это объясняет его необычное поведение. Ведь в Индии довольно широко распространена практика физических лишений с целью достижения внутреннего спокойствия (например, голодание, хождение по углям, подвешивание грузов к чувствительным частям тела и т. д.). Что же касается философии, то философия Пиррона близка к мистицизму, ведь мистики тоже считают мир иррациональным – недоступным для понимания разумом.
Как бы там ни было, нельзя отрицать того факта, что слова Пиррона не расходились с его делами – он жил так, как учил жить других. Его умение сохранять спокойствие в любой ситуации производило сильное впечатление на окружающих. Причина же этого спокойствия коренилась в том, что с точки зрения Пиррона все на свете может быть поставлено под сомнение. Зачем переживать, если мы все равно не знаем истинного положения вещей. И да, следует избегать окончательных суждений, так как они с высокой вероятностью являются заблуждением.
Если бы вам довелось встретить Пиррона, скорее всего вы бы сочли его сумасшедшим. Возможно, он и был сумасшедшим, но логика подсказывает, что и это утверждение следует подвергнуть сомнению. Пиррон, в свою очередь, подумал бы, что большая часть ваших убеждений несостоятельна, и они, ваши дурацкие убеждения, являются помехой вашему спокойствию. Принимать что-либо как должное это все равно что строить дом на песке. То есть, с точки зрения Пиррона, наши самые стойкие убеждений не так уж бесспорны, как нам, возможно, хотелось бы думать, и вряд ли они сделают нас счастливыми.
Пиррон искусно свел всю свою философию к следующим трем вопросам, которые должен задать себе каждый, кто хочет быть счастливым.
• Каковы вещи на самом деле?
• Как мы должны к ним относиться?
• Какую пользу мне принесет то или иное отношение к вещам?
Он ответил кратко и по существу.
Во-первых, мы никогда не сможем узнать, каковы вещи на самом деле, – это нам не под силу.
Никто и никогда не постигнет подлинную природу реальности, ибо это знание недоступно простым смертным. Хотите быть счастливым, не забивайте себе голову всякой ерундой. Конечно же, в этом вопросе Пиррон расходится с Платоном (см. главу 1), который считал, что философы могут «узреть» истину путем абстрактных размышлений.
Во-вторых, нам следует избегать окончательных суждений по какому-либо вопросу, так как мы не можем ничего знать наверняка. Можно сказать и по-другому – стоит отказаться от суждений, если хочешь жить в мире с собой. Ведь любое желание – это следствие (ошибочного) убеждения в том, что одна вещь лучше другой, и когда ты не получаешь того, что хочешь, ты чувствуешь себя несчастным. К тому же ты не можешь наверняка знать, что лучше, а что хуже. По мнению Пиррона, чтобы быть счастливым, нужно быть свободным от желаний и не беспокоиться о том, что произойдет в будущем. Единственный правильный способ жить – признать, что все преходяще и нет таких событий, которые имели бы значение.
Последуете этому совету – ничто не сможет поколебать вашего внутреннего спокойствия.
В-третьих, если вы действительно захотите жить, как советует Пиррон, то с вами произойдет следующее. Вы станете нем, так как вам нечего будет сказать по какому-либо вопросу. В итоге вы освободитесь от всех забот. А это лучшее, чего может достигнуть в жизни человек.
По крайней мере, такова теория. И она, по всей видимости, отлично подходила самому Пиррону, но давайте усомнимся – вряд ли она будет столь же полезна для других. Далеко не каждому дано достичь полной отстраненности в критических ситуациях, и не у всех есть верная команда друзей, готовых удержать на краю пропасти. Если бы все люди следовали учению Пиррона, на свете не осталось бы никого, кто мог бы защитить скептиков от них самих, – они бы погибли, сорвавшись со скалы, попав под колеса автомобиля или стали бы жертвой голодных собак.
Главная ошибка, которую допустил Пиррон, заключается в том, что он утверждал, будто мы должны игнорировать собственные инстинкты, потому что не можем ничего знать наверняка.
Хорошо, возможно, наши чувства и ощущения недостоверны, но это не означает, что мы должны их игнорировать, ведь они помогают нам уберечься от многих опасностей. Даже Пиррон, по слухам, дал дёру, когда на него бросилась собака, – в критический момент инстинкты оказалась сильнее философских взглядов.
Жить по Пиррону будет весьма непросто. Тем более что подобный образ жизни не гарантирует внутреннего покоя, о котором он говорил. Сомнение можно обратить и на саму философию скептицизма. Даже если допустить, что Пиррону было на все наплевать, то кто может дать гарантию, что и вы при любых обстоятельствах проявите олимпийское спокойствие? Это, конечно, ваше право – сомневаться, укусит ли вас бешеная собака, но лучше не рисковать.
Разумеется, далеко не все сторонники скептицизма были столь же радикальны, как Пиррон. Например, умеренные скептики, ставили под сомнение многие произвольные допущения, а также пристально изучали наши безосновательные убеждения, которые мы принимаем на веру.
В конце концов, здоровый скептицизм – это сама суть философии. Пожалуй, всех великих философов можно в той или иной степени отнести к скептикам. Ведь скептицизм противоположен догматизму (твердому убеждению в том, что тебе известна истина), а философия борется с догмой везде, где ее находит. Философы – это те, кто спрашивает, почему люди верят в то, во что они верят; и второй вопрос – как вы можете доказать истинность своих убеждений. Так поступали Сократ с Аристотелем, так же поступают и современные философы. Однако они делают это не для того, чтобы усложнить жизнь другим людям. Цель умеренного скептицизма в том, чтобы приблизиться к истине или хотя бы очертить границы нашего познания. Для этого не надо прыгать с обрыва – нужно быть готовым задавать неудобные вопросы и критически воспринимать полученные ответы.
Пиррону, согласно легенде, удалось достичь свободы от всех забот, но большинство из нас не столь удачливы. Одним из наиболее распространенных страхов является страх смерти.
Греческий философ по имени Эпикур предлагал собственное решение этой проблемы.
Скептицизм (Стэнфордская энциклопедия философии / лето 2008 года)
Впервые опубликовано 8 декабря 2001 г .; существенная проверка Ср 31 августа 2005 г.
Большая часть эпистемологии возникла либо в защиту, либо в защиту
противодействие различным формам скептицизма. Действительно, можно было классифицировать
различные теории познания, их ответы на скептицизм. Для
Например, рационалисты могут скептически относиться к
возможность эмпирического знания, не скептически относясь к
отношение к априорному знанию и эмпирикам можно рассматривать как скептически настроенные
о возможности априорного знания, но не в отношении
эмпирическое знание.Вдобавок многие традиционные задачи, для
Например, проблема других умов или проблема нашего знания о
Существование Бога можно рассматривать как ограниченных форм скептицизма
которые утверждают, что мы не можем знать никаких предложений в некоторых
конкретный домен, который, как считается, находится в пределах нашего кругозора.
Это эссе будет посвящено
на общих формах скептицизма, которые ставят под сомнение наши
знания во многих, если не во всех областях, в которых мы обычно думаем
знание возможно. Поскольку это эссе в первую очередь не посвящено
обсуждение истории философского скептицизма, общее
следует обсудить такие формы скептицизма, которые современные
философы по-прежнему находят наиболее интересным.
Еще до изучения различных общих форм скептицизма следует
важно различать философский скептицизм и
обычное недоверие, потому что это поможет объяснить, почему
философский скептицизм так интригует. Рассмотрим обычный случай в
мы думаем, что у кого-то нет знаний. Предположим, Энн утверждает
что она знает, что птица, на которую она смотрит, это малиновка, и что я
считают, что если бы Энн внимательно присмотрелась, она увидела бы, что это
окраска не совсем такая, как у малиновки.Грудка у него слишком оранжевая.
Кроме того, я считаю, что он летает несколько иначе, чем малиновки.
Эта птица, кажется, порхает больше, чем малиновка.
Таким образом, есть два основания сомневаться в том, что Энн знает, что это это малиновка:
- Окрас этой птицы нетипичен для малиновок;
- Схема полета этой птицы нетипична для малиновок.
- Энн могла показать, что предполагаемые основания для сомнений ложны; или
- Анна могла показать, что основания для сомнений, хотя и верны, могут быть нейтрализован. [1]
Взяв альтернативу (i), Энн могла показать, что есть много малиновок. с окраской рассматриваемой птицы, цитируя Audubon Field Guide for Birds , в котором на многих изображенных малиновках есть очень оранжевая грудь. Другими словами, Энн могла показать, что (а) ложный.
Но чтобы устранить основания для сомнений, необязательно, чтобы
Энн показать, что предполагаемые основания ложны. Рассмотрим землю (b).
Это
можно допустить, что указанная птица летает не так
вообще типично для малиновок.Но предположим, что при ближайшем рассмотрении мы видим
что некоторые из его рулевых перьев были повреждены таким образом, что могли
учитывать необычную схему полета. Потому что у птицы трудности
скользит и летит по прямой, гораздо чаще машет крыльями
быстрее, чем это типично для малиновок. Таким образом, хотя мы можем допустить, что (б)
правда, мы бы объяснили или нейтрализовали основания для
сомневаться.
Дело здесь в том, что в данном случае и всего обычных случаев недоверия, основания для сомнения, в принципе, могут быть
удаленный.Как сказал бы Витгенштейн, сомнение возникает в контексте
вещи несомненные. Если в чем-то есть сомнения, нужно провести что-то еще
быстро, потому что сомнение предполагает наличие средств устранения
сомневаться. [2] Мы сомневаемся, что это малиновка, потому что,
по крайней мере отчасти, мы думаем, что знаем, как обычно летают малиновки и что
их типичная окраска.
То есть мы думаем, что наша общая картина
мир прав — или достаточно прав — так что
предоставить нам как основания для сомнений, так и средства для
потенциально устраняя сомнения.Таким образом, обычное недоверие, говорят о
некоторая особенность мира, возникающая на фоне изолированного
представления о мире. Мы не сомневаемся, что у нас есть какие-то знания
мира. Отнюдь, мы предполагаем, что знаем некоторые
вещи о мире. Цитируя Витгенштейна: «Сомнение без конца.
даже не вызывает сомнения »(Wittgenstein 1969, 625).
Напротив, философский скептицизм пытается поставить под сомнение каждые члена класса предложений, которые, по нашему мнению, падают
в пределах нашего кругозора.Один член класса не противопоставляется другому.
Основания для отказа в согласии с требованием о том, что мы можем иметь
такое знание или отрицание того, что мы можем иметь такое знание, таковы, что
нет возможности ни ответить на них, ни нейтрализовать их
обращение к другому члену класса. Таким образом, философское сомнение или
философский скептицизм, в отличие от обычного недоверия, не
в принципе кончились.
Или так философский скептик будет
требовать!
Чтобы прояснить различие между обычным недоверием и философское сомнение, рассмотрим два недавних фильма: «Трумэн» Шоу »и« Матрица.»В первом случае помещается персонаж без его знания в искусственной среде, так что его «жизнь» может быть транслируются по телевидению. Но он начинает задаваться вопросом, может ли мир окружающее его, собственно, и есть то, чем кажется. Некоторые события кажутся случаются слишком регулярно, и многое другое не совсем так, как раньше. должно быть. В конце концов Трумэн получает убедительные доказательства того, что все его мир — это сцена, а все мужчины и женщины — просто игроки. В решающим моментом является то, что даже если бы у него не возникло никаких сомнений, есть, в принципе, способ их решения, если бы они возникли.Такие сомнения, хотя и довольно общие, они являются примерами обычного недоверия.
Сравните это с обманом, практикуемым в «Матрице». Когда
все работает как запрограммировано автоматами, нет
возможный способ для «людей» в матрице определить, что мир
как опытный — это только «мир сновидений», а не реальный мир (
мир причин и следствий).
Единственная «реальность», которую можно
Исследовать — это компьютер, созданный. (См. Irwin 2002, 2005 для
сборники статей по Матрице.)
История Трумэна — это изображение обычного недоверия.
потому что есть некоторые доказательства для определения того, что на самом деле
дело; тогда как Матрица изображает ситуацию, похожую на ту
воображаемый философским скептиком, в котором невозможно
получить доказательства для определения того, что все не так, как кажется (на
хотя бы когда виртуальная реальность создана идеально). Перефразируй,
философский скептик ставит под сомнение наше обычное предположение о том, что
есть ли доказательства, которые могут помочь нам отличить настоящие
мир и какой-то поддельный мир, который во всех смыслах
идентично реальному миру.Обычное недоверие возникает внутри
контекст других утверждений подобного рода, которые считаются известными, и
его можно удалить, обнаружив истинность некоторого дальнейшего предложения
соответствующего типа. С другой стороны, философский скептицизм по поводу
предложение определенного типа вытекает из соображений, которые
такие, что их нельзя удалить, обратившись к дополнительным
предложения такого типа — по крайней мере, утверждения скептиков.
Эти фильмы иллюстрируют еще одну фундаментальную особенность философские аргументы в пользу скептицизма, а именно, что спор между скептиков и их оппонентов занимает место в эвиденциалистской счет знания, который утверждает, что знание, по крайней мере, истинно, достаточно обоснованное убеждение.Спор идет о том, есть ли основания таковы, что они могут сделать убеждение достаточно обоснованным, чтобы ответственный эпистемический агент вправе дать согласие на предложение. [3] На карту поставлен основной вопрос: условие обоснования может быть выполнено. Следствием этого является то, что строго reliabilist или экстерналистские ответы на философский скептицизм представляют собой смену темы. Вера могла быть надежно произведена, то есть его причинная родословная может быть такой, что все, что причинная этиология достаточно вероятно, чтобы быть правдой, но причины доступный для этого может не соответствовать стандартам, согласованным как скептики, так и их оппоненты.
Рассмотрим предложение, p .
Есть всего три возможных
пропозициональное отношение, которое можно иметь в отношении истины p при рассмотрении того, является ли п верным. Можно либо согласиться с p , или согласие на ~ p , или отказ в согласии на оба p и к ~ p . Конечно, есть и другие взгляды.
мог иметь к р . Можно было просто не интересоваться, что p или быть возбужденным или подавленным, что p .Но те
отношение — это то, что у нас есть, когда мы , а не , учитывая
является ли p истинным, или это отношение, проистекающее из нашего
полагая, отрицая или удерживая p . Например, я мог бы быть
счастлив или сожалею, что p правда, когда я прихожу к выводу, что это
является. Я только что говорил о «согласии» и хочу использовать его, чтобы изобразить
про-отношение, каким бы оно ни было, к утверждению, которое требуется для
зная это предложение. Философы разошлись во мнениях о том, что
отношение есть.
Некоторые считают это чем-то вроде уверенности в том, что p или гарантируя, что p (Malcolm 1963, 58-72).
Другие считают, что это вообще не форма веры, потому что
Например, можно знать, что p , не веря этому, как в случаях
в котором я мог бы вспомнить, что королева Виктория умерла в 1901 году, но
не верю, что я это помню и, следовательно, можно сказать, что не верю
это (Radford 1966). Для целей этого эссе нам не нужно пытаться
точно определить природу отношения к р что необходимо знать, что р .Этого достаточно для наших
с целью оговорить, что согласие является про-отношением к p Требуется знать, что р .
Давайте использовать предложения «EI-типа» для эпистемической ссылки на .
интересно типа предложений. Такие типы предложений
содержат токены, некоторые из которых считаются известными с учетом
то, что мы обычно принимаем за знание. Таким образом, было бы , а не .
эпистемически интересно, если бы мы не знали точно, что выпадает
будет 3 марта, через десять лет.
Такие вещи (штраф
зернистое состояние далекого будущего) обычно не считается известным
учитывая то, что мы обычно считаем знанием. Но было бы
эпистемически интересно, если мы ничего не знаем о будущем,
или что-нибудь о содержимом чужого разума, или что-нибудь
о прошлом или вообще о «внешнем мире». Мы думаем
мы знаем много предположений о подобных вещах.
Теперь рассмотрим (мета) предложение о сфере действия нашего знания, а именно: Мы можем иметь знания типа EI предложения. Учитывая, что есть всего три позиции, мы можем иметь к любому предложению при рассмотрении вопроса о том, соглашаться ли с ним, мы банка:
- Согласие, что мы можем знать предложения типа EI.
- Согласие с тем, что мы не можем знать предложения типа EI.
- Не соглашайтесь как на то, что мы можем, так и на то, что мы не можем знание предложений типа EI.
Позвольте нам называть кого-нибудь с отношением, изображенным в (i),
«Эпистемист». [4] Такой человек соглашается с утверждением, что мы
может знать предложения типа EI.
Отношение, изображенное в (ii), получило множество названий. я буду
следуйте терминологии, предложенной Секстом Эмпириком. Он использовал термин
«Академики» для обозначения руководителей Академии (основанной Платоном).
в III — I веках до н. э. По словам Секста, они согласились
к утверждению, что мы не можем знать то, что я назвал
Предложения типа EI — хотя далеко не ясно, что это
было точным описанием их взглядов. (См. Запись на
древний скептицизм.)
Возможно
ярким примером был Карнеад (214–129 до н. э.). Другие философы будут
называют эту точку зрения «картезианским скептицизмом» из-за скептического
аргументы, исследованные Декартом и его критиками в середине 17-го века.
век. А третьи будут называть это «переключенным миром».
скептицизм »или« возможный мировой скептицизм », потому что аргументы в его пользу
обычно включают представление себя в некотором возможном мире, который
одновременно сильно отличается от реального мира и в то же время
абсолютно неотличим (по крайней мере, нами) от реального мира.
В основе этой формы скептицизма лежит согласие с утверждением
что мы не можем знать утверждения типа EI, потому что наши доказательства
неадекватный.
Те, кто не согласен с утверждением, что знание типа EI
суждениями возможны, ни к утверждению, что такое знание
невозможно, можно назвать «пирронианскими скептиками» в честь Пиррона, жившего
между ок. 365 — ок. 275 до н. э. Первоисточник пирронианского языка
Скептицизм — это сочинение Секста Эмпирика, жившего в конце
второй век нашей эры.Пирронианцы отказывали в согласии с каждым
неочевидное предложение. То есть они не давали согласия на все
предложения, по поводу которых возможен настоящий спор, и они приняли
этот класс предложений должен включать (мета) предложение, которое мы
может знать предложения типа EI. Действительно, они иногда
классифицировали эпистемистов и академических скептиков вместе как
догматики, потому что эпистемисты согласились с утверждением, что мы
могут иметь знания, в то время как академические скептики соглашались с отрицанием
того, что
требовать.
[5]
Еще одно различие между академическим и пирронианским скептицизмом состоит в том, что
тесно связан с обвинением последнего в том, что первое действительно
замаскированный тип догматизма. Академический скептик считает, что ее точка зрения
может быть показана как правильная с помощью аргумента (или аргументов).
Пирронианец указал бы на то, что академический скептик утверждает
уверенность в способности разума разрешить дела — по крайней мере
что касается степени нашего знания предложений в
EI-класс.Один из способов понять так называемую проблему
«Декартов круг» иллюстрирует пиррононову точку: Декарт
полагаясь в Медитациях на свою силу рассуждений
чтобы убрать скептические сомнения, которые он вызывает, но это означает, что
он освободил способность рассуждать от сомнений, которые он вызвал
в «Первой медитации» об эпистемической надежности наших
факультеты. Декартовский ответ может быть таким же простым, как перефразирование Лютера:
Здесь я стою как философ, уверенный в разуме, и поэтому я
не могу сделать нет
Другие.
[6] Независимо от адекватности такого рода
ответ, дело здесь в том, что пирронианцы не думали, что
у них был убедительный аргумент, вывод которого заключался в том, что удержание
согласие с неочевидными предложениями было подходящей эпистемологической
отношение иметь.
Я думаю, будет справедливо сказать, что академический скептицизм обычно имеется в виду, когда большинство современных философов пишут о скептицизме. Таким образом, это та форма скептицизма, к которой мы сейчас обратимся, и это эта форма будет в центре внимания этого эссе, хотя я обсудим некоторые аспекты пирронизма позже.
Способ мотивировать академический скептицизм и четко его различать из обычного недоверия — проследить путь, по которому Декарт расширила сферу сомнительного (и, следовательно, не достойного согласие) в «Первом Медитация ». [7] Декарт начинает с отмечая, что чувства обманывали его в некоторых случаях, а в голос его скептически настроенного собеседника, он предполагает, что это никогда не благоразумно доверять тому, что иногда вводит в заблуждение.
Итак, у нас нет
«определенные» знания о внешнем мире, основанные на свидетельстве
наши чувства.Однако голосом нескептически настроенного собеседника он
отвечает, что хотя чувства и ввели его в заблуждение, он может нейтрализовать
это предполагаемое основание для сомнений, указав, что мы можем
определить, когда наши чувства не заслуживают доверия. Таким образом, это случай
обычное недоверие, потому что он обращается к некоторым знаниям мира
полученные через наши чувства, чтобы нейтрализовать эту основу для сомнений. Для
Например, глядя на прямую палку в воде, даже если она
кажется согнутым, мы знаем, что нельзя принимать показания наших чувств в лицо
ценить.Мы можем нейтрализовать предложение, потенциально лишающее знаний , что мои чувства обманывали меня в некоторых случаях , добавляя к
это еще одно утверждение, с которым мы согласны, а именно, я могу различить
между случаями, когда мои чувства заслуживают доверия, и теми, когда
они не. Некоторые предложения типа EI (предложения о
внешний мир) может быть использован для опровержения оснований для обычных
недоверие.
Таким образом, нет никаких оснований для (философского) академического скептицизма.
был найден.Затем Декарт рассматривает сновидения.Что, если бы он мечтал об этом самый момент? Будет ли у него еще какое-то знание внешнего мира? Да; потому что во сне и в жизни наяву есть общие общие Особенности. Итак, если бы он видел сон, он бы не знал, в частности, что о нем в данный момент, но это не значит, что он не имеет никаких знаний в тот момент. Например, он все еще мог знаю, что есть руки. Что еще более важно, еще более простые вещи о природе «в целом» не ставятся под сомнение.Мы не нашли какие-либо основания сомневаться в том, что существуют материальные объекты или что они имеют пространственное расположение, или находятся в движении, или в покое, или могут существовать на длительный или короткий период времени. Опять же, нет оснований для академического Скептицизм установлен.
Но затем Декарт придумывает основания для сомнений, о которых он говорит:
он «определенно не имеет ответа».
Он формулирует это так:
… Каким бы образом [предполагалось] у меня достиг того состояния бытия, которого я достиг — будь то [это приписывается] судьбе или несчастному случаю, или [выясняется], что это непрерывная преемственность антецедентов или каким-либо другим способом — поскольку ошибаться и обманывать себя — это недостаток, ясно, что больше будет вероятность того, что я буду настолько несовершенным, чтобы обмануть я когда-либо, как Автор моего существа, которому [назначен] мой происхождение менее мощное.( Медитации , 147)Другими словами, на данный момент в Медитациях , поскольку он не имеет аргументов в пользу утверждения о том, что все, что является причинно ответственным поскольку его «состояние бытия» способно сделать его таким, чтобы для него было бы неестественно ошибаться, соглашаться с предложениями, сделанными по его «состоянию бытия» не является законным. Таким образом, Декарт считает что он нашел основание для сомнений во всех своих предполагаемых бывших знание внешнего мира, от которого нельзя оттолкнуться, найдя другое такое предложение, на которое он имеет право.
Он нашел
предположение, которое, если оно истинно, (само по себе) опровергло бы оправдание
он имеет за свое согласие с положениями о внешнем мире и
что таково, что (1) он не делает (по крайней мере, в этой точке Meditations ) есть способ отвергнуть его, и так, что (2) он
невозможно нейтрализовать его действие. Таким образом, основа философского
скептицизм был обнаружен, потому что целый класс EI-типа
предложения — предложения, которые его «природа» привела к
согласие на — теперь подвергается сомнению, потому что он не может использовать один
член класса, чтобы отвергнуть или нейтрализовать основание для сомнения
другой член класса.Декарт, по-видимому, думает, что что-то достойно только согласия если он невосприимчив к искренним сомнениям. Похоже, он думает, что что-то, d , является основанием для искренних сомнений p для S iff:
- d добавлено к S убеждения соглашаются с p больше не оправдано в достаточной степени;
- S не вправе отрицать д ; [8]
- S не имеет возможности нейтрализовать д .
[9]
[9] Чтобы прояснить это, давайте сформулируем эпистемический принцип, который мы можно назвать «Принцип устранения всех сомнений», который, по-видимому, информирует аргумент в картезианском стиле:
Принцип устранения всех сомнений [ EAD ]:В более современной терминологии основание для сомнений, предложенное Декарта можно выразить так:
Для всех предложений x и d , если d удовлетворяет условию 1.
в определении подлинного сомнения, что x , тогда, если согласие на x является адекватным обоснованием для S , то S вполне оправдано для исключения d (отрицая или нейтрализуя его).U : Мое эпистемологическое оборудование ненадежный.Аргумент в картезианского стиля в пользу академического скептицизма теперь может можно поставить так:
- Если я знаю, что р , то подлинных оснований для сомневаюсь, что р .
- U — веские основания сомневаться в том, что п. .
- Поэтому не знаю, что р .
Причина в том, что она не утверждает, что
ее оборудование не заслуживает доверия и не утверждает, что есть аргумент
что показывает, что ее оборудование ненадежно.Она просто требует
что U является подлинным основанием для сомнений. Таким образом, она ни
придерживается противоречивых убеждений, и ее практика каким-то образом не
несовместимо с ее убеждениями.Аргумент картезианского стиля в пользу академического скептицизма должен быть в отличие от того, что многие современные философы считают канонический аргумент в пользу академического скептицизма, который использует закрытие Принцип (CP). [10] Допустим, что « h » означает тип EI предложение, например, Г.Знаменитое «вот рука» Э. Мура и позволяя « sk » заменять «Я нахожусь в коммутируемом мире, в котором нет рук, но похоже, что руки были, «мы может сформулировать канонический аргумент в стиле CP для Academic Скептицизм следующим образом:
CP1. Если у меня есть все основания полагать, что х , то я Есть основания полагать, что ~ sk .Этот аргумент апеллирует к одной из форм принципа закрытия в посылке 1. Использование « Jsx » вместо « S » оправдано, если некоторое про-отношение, J , относительно x , «этот принцип можно сформулировать так:CP2. У меня нет оснований полагать, что ~ sk .
Поэтому я не вправе полагать, что х .
Принцип закрытия [ CP ]:(В аргументе стиля CP: x = h и y = ~ sk .)
Для всех предложений x и y , если x влечет за собой y и Jsx , затем Jsy .
Важнейшей особенностью CP является то, что он не зависит от использования строгое понятие оправдания. Предположим, что (положительный) оправдание приходит в градусах, где самая низкая степень — это что-то как простая правдоподобность, а высшая степень — абсолютная уверенность. CP можно изменить следующим образом:
CP *: Для всех предложений, x и y , если x влечет за собой y , а Jsx до степень u , затем Jsy до степени v (где u ≤ v ).Таким образом, когда академический скептик использует CP (или CP *), он не должен быть используя очень строгое понятие оправдания. Это первичный разница между аргументом в стиле CP и декартовым стилем для Академический скептицизм.
Другое отличие состоит в том, что аргумент картезианского стиля касается знания, тогда как аргумент в стиле CP касается оправдания ( любой степени). Тем не менее, эта разница несущественная. потому что дебаты о достоинствах скептицизма происходят внутри эвиденциалистский взгляд на знание.Знание влечет за собой адекватно обоснованное согласие и, следовательно, «знание» может быть заменено «адекватно обоснованным согласием» в аргументе картезианского стиля.
Вернемся к основному различию декартовых и
Аргументы в стиле CP, а именно: первый использует EAD, а второй
использует CP (или CP *). EAD требует, чтобы мы устранили любые подлинные основания
для сомнений, и они включают в себя нечто большее, чем просто обратное (предположения
которые таковы, что оба они не могут быть правдой, но они оба могут быть
ложный).
Кроме того, напомним, что согласно декартову
должным образом оправдано в исключении d как основания для сомнений для x , либо S имеет достаточные основания отрицать d (согласно ~ d ) или S адекватно
оправдано согласием с некоторым нейтрализующим предложением, n ,
таким образом, что добавление ( n и d ) к убеждениям S не доказывает, что x больше не является адекватным
оправдано. [11] Таким образом, поскольку каждое противоречие некоторому
предложение является потенциальным подлинным основанием для сомнения в силу
удовлетворяющее условию 1. в определении подлинного сомнения EAD влечет за собой
CP, но CP не влечет
EAD. [12] Чтобы увидеть это, рассмотрим
любое противоположное, скажем c , предложения, скажем h . В
предложение, c , было бы потенциальным подлинным основанием для
сомневаюсь в h , так как если бы c были добавлены к S убеждений, h больше не будет адекватно оправданным, потому что S тогда убеждения содержали бы предложение, c , которое влекло бы за собой
отказ ч .Кроме того, единственный способ S мог
исключить c как основание для сомнения, отрицая его,
поскольку ничто не могло его нейтрализовать. Таким образом, из EAD следует, что , если S обосновано в согласии с h , , то S является
оправдано отрицание любого противоречия h . Но это всего лишь
экземпляр CP, так как (по предположению) h влечет за собой ~ c .
То, что CP не влечет за собой EAD, должно быть ясно, поскольку есть основания для
сомневаясь в х , что не противоречит х .Например,
рассмотренное выше предложение U является основанием для
сомневаясь h , но h и U могли бы оба
быть правдой.
Таким образом, существуют две основные формы академического скептицизма: Аргумент в картезианском стиле, который использует сильный принцип EAD и CP-стиль, в котором задействован более слабый CP. Поскольку скептик в стиле CP использует более слабый эпистемический принцип, лучше всего будет начать с сосредоточения на это потому, что любая критика, вероятно, будет способствовать более сильному форма.
кажутся только тремя способами, которыми можно ответить на Скептический аргумент в стиле КП: отрицать хотя бы одну предпосылку, отрицать аргумент действителен, или неохотно принимаем вывод — если ни одна из первых двух альтернатив не работает. (Я говорю «появиться», потому что Позже я упомяну четвертую альтернативу, доступную для Пирронский скептик.) Вторая альтернатива — отрицание обоснованность аргумента — не была воспринята всерьез антискептик, потому что это приведет к принятию чрезвычайно сурового форма скептицизма.Если отрицать, что modus tollens — это допустимая форма вывода, нужно также отрицать действительность (i) дизъюнктивный силлогизм или (ii) modus ponens и противопоставление, так как легко преобразовать modus tollens аргументы в аргументы, использующие другие формы вывода. Следовательно, если эта альтернатива была выбрана, рассуждения, очевидно, пришли бы к полный простой. По-видимому, поэтому никто и никогда серьезно не рассмотрел эту альтернативу.Итак, если мы не хотим неохотно принять вывод, он выглядит как , как если бы мы должны отвергнуть либо первую предпосылку — экземпляр закрытия — или вторая предпосылка.
Рассмотрение CP1
Начнем рассмотрение CP1 и общего принципа замыкания который является экземпляром. Основная проблема заключается в следующем: закрытие придерживаться обоснованной веры?Замыкание действительно выполняется для некоторых свойств, например истины. Если p истинно и это строго подразумевает q , то q верно.Это так же явно не относится к другим характеристики. Если p — мое убеждение, а p строго подразумевает q , из этого не следует, что q является убеждением моя. Я могу не видеть смысла, или я могу быть «запутанным» неправильно (с рождения или в результате травмы) или просто может быть эпистемически извращенным. Я мог бы, например, поверить всем аксиом евклидовой плоской геометрии, но не верю (или, возможно, даже отказываюсь верить), что внешний угол треугольника равен эквивалентно сумме двух противоположных внутренних углов.
А как насчет оправданной веры? Легко видеть, что, как сказано выше, CP (или CP *) явно неверно. Вся необходимая правда влечет за собой по каждому предложению, и мы можем быть оправданы верить в ложное предложение. Но уж точно не хочется утверждать, что S — это оправдано верой в каждые необходимой истины всякий раз, когда S имеет некоторую обоснованную веру в ложное суждение. В кроме того, некоторые последствия могут выходить за рамки возможностей S для понять.Наконец, могут быть даже некоторые условные предложения, которые недоступны для понимания S, что влечет за собой некоторые предположения, которые S действительно понимает. И это могло быть думал, что S не вправе верить ничему, что S не может понять.
Но также оказывается, что КП легко ремонтировать. Мы можем оговорить (i) что область применения предложений обобщения CP включает только условные предложения, которые находятся в пределах S способность понять и (ii) что следствие «очевидно» для S .Скептик может согласиться с этими ограничениями, потому что скептические сценарии изложены таким образом, чтобы сделать это очевидным что наши обычные убеждения ложны в этих сценариях, и быть условным требованием, что S соответствует фактическим обстоятельствам как описано в антецеденте.
Требуется еще одно уточнение ограниченной версии. CP. «Обоснованная вера» неоднозначна. Его можно использовать для обозначения разновидности реально существующих убеждений, а именно, тех, которые действительно придерживались убеждения S , которые оправданы.Или это могло относиться к предложения, которые S имеет право удерживать — независимо от действительно ли S их удерживает. Если CP будет приемлемым, «обоснованное убеждение» должно использоваться для обозначения последнего по причине уже упоминалось, то есть вера не передается через следствие.
Теперь мы можем спросить: ограниченная форма закрытия придерживаться того, во что мы имеют право верить — даже если мы, собственно, не верим в это?
Кажется, существует совершенно общий аргумент в пользу ограниченного версия.Пусть p влечет за собой q , а — что S имеет право полагать, что p iff S имеет (не отменяемые) основания, которые делают p достаточно вероятным быть правда: [13]
- Если S имеет право полагать, что p , то S имеет (непреодолимое) заземление, которое составляет p достаточно вероятно, чтобы быть правдой. [по предположению]
- Если S имеет (непреодолимое) заземление, которое составляет p достаточно вероятно, чтобы быть правдой, тогда S имеет (не отменено) основания, составляющие q с достаточной вероятностью, чтобы быть верными.[потому что p влечет за собой q ]
- Если S имеет право полагать, что p , то S имеет (непреодолимые) основания, что составляет q достаточно скорее всего будет правдой. [из 1,2]
- Если S имеет (не отмененные) основания, составляющие q достаточно вероятно, чтобы быть правдой, тогда S имеет право полагать что q . [по предположению]
- Следовательно, если S имеет право полагать, что p , S имеет право полагать, что q .[из 2,3]
Предпосылка 2 содержит ключевое утверждение. Несмотря на то, что вероятности (субъективные или объективные) передаются через следствие, оно было оспорено.Фред Дрецке и другие привели случаи, в которых они считают, что CP терпит неудачу, и точно терпит неудачу потому что посылка 2 в общем аргументе в пользу CP ложный. [14] Дрецкое пишет:
… зебра означает, что это не зебра. мул … искусно замаскированный властями зоопарка, чтобы он выглядел как зебра. Вы знаете, что эти животные — не хитро замаскированные мулы? Если вам хочется сказать «Да» на этот вопрос, подумайте немного о какие у вас есть основания, какие доказательства вы можете предоставить в пользу этого требовать.Доказательства того, что у вас было , чтобы вы думали, что зебры были эффективно нейтрализованы, так как это не засчитывается в их , а не — это мулы, искусно замаскированные под зебр. (Дрецке 1970, 1015-1016)
Дрецке говорит о «знании», а не о верованиях, которые имеет право, но это кажется неуместным, поскольку проблема касается предполагаемое отсутствие достаточного источника доказательств или причин для утверждают, что животное не является искусно замаскированным мулом.Другими словами, Дрецке утверждает, что S имеет (не отменяемые) основания, которые делают достаточно вероятно, что животные зебры, но он считает, что S не имеет (непреодолимых) оснований, делающих это достаточно вероятным что животные не являются искусно замаскированными мулами, потому что доказательства С. ибо первый был «эффективно нейтрализован».
Ключевым моментом в этом предложенном контрпримере является то, что он работает только в том случае, если принцип закрытия подразумевает, что очень тот же источник доказательств, который оправдывает S верить что животные зебры должны оправдать S в полагая, что они не искусно замаскированные мулы.Поскольку «доказательства» для первого были «эффективно нейтрализованы», это не доступно для последнего. Теперь в ответ можно утверждать, что когда-то вопрос о том, являются ли животные замаскированными мулами, был подняты, доказательства «эффективно нейтрализованы» в отношении и первое и второе, и S больше не оправдано в полагая, что животные зебры. Таким образом, можно считать, что это Пример может быть использован для поддержки CP.
Тем не менее, допустим, что доказательства претензии S то, что животные зебры, нельзя использовать, чтобы показать, что они не искусно замаскированные мюли.Можно утверждать, что это не заставит отказ от посылки 2 в общих аргументах в пользу CP.
Такой аргумент можно начать с напоминания о том, что посылка 2 утверждала просто то, что всякий раз, когда S имел (не отменяемые) основания, которые делают p достаточно вероятно, чтобы быть правдой, тогда S имеет (не отменяемые) основания для того, чтобы q имели достаточную вероятность быть правдой. Это не , а требует, чтобы это были те же основания. в обоих случаях. Предполагаемый контрпример Дрецке, кажется, требует, чтобы CP подразумевает, что адекватный источник доказательств одинаков для обоих предложения.Таким образом, если « xRy » означает, что x предоставляет адекватные доказательства для и , контрпример зависит от предположения, что если закрытие удерживается между p и q , тогда «путь» свидетельства должен выглядеть так:
Узор 1
… Rp
/
/
… Re
\
\
… Rq
Пути доказательств указывают, какие утверждения служат достаточно хорошими
причин, ceteris paribus , для веры в другие утверждения.Дрецке предполагает, что те же самые доказательства, и , что я
иметь для p должно соответствовать q всякий раз, когда p влечет за собой q .Несомненно, это ограничение иногда правильно отображает соответствующие доказательные отношения, когда какое-либо предложение, p , влечет за собой другое предложение, q . Например, предположим, что у меня есть достаточные доказательства для утверждения о том, что у Анны есть два брата, то это Казалось бы, те же самые доказательства были бы достаточны для того, чтобы поверить что у Анны есть хотя бы один брат.Но защитник КП и не только особенно академический скептик, может указать на необходимость закрытия не требовать такой путь доказательства во всех случаях, когда предложение влечет за собой другое.
Две другие возможности для создания экземпляра закрытия, которые захвачено посылкой 2, которую можно изобразить следующим образом:
Узор 2В делах по схеме 2 есть некоторые адекватные доказательства, и , для п. ; и p , само по себе, является адекватным доказательством q , поскольку p строго подразумевает q .Например, если у меня есть достаточные доказательства того, что 2 — простое число, я может использовать это предположение как достаточное основание полагать, что существует есть хотя бы одно четное простое число. В самом деле, считайте любое полученное убеждение результат дедуктивного вывода. В таком случае мы законно делаем вывод вытекающее суждение из конъюнктуры посылок, которые влечет за собой это. Правдоподобность знаменитых дел Геттье зависит от Случаи типа шаблона 2, в которых выполняется замыкание. Геттье говорит:… ReRp … RqСхема 3
… Re (где e включает q ) Rp
… для любого предложения p , если S обоснованно полагая, что p , и p влечет за собой q , и S выводит q из p и принимает q в результате этого вычета, то S является оправданным верить q .(Gettier 1963, 122) [15]В случаях с шаблоном 3 порядок доказательств меняется на обратный, потому что q служит частью доказательства p . Например, Я вправе верить, что вода присутствует, если я оправдан в полагая, что присутствует прозрачный, водянистый привкус без запаха и водянистая жидкость при стандартной температуре и давлении. Этот образец типичен для абдуктивных умозаключений. Кроме того, есть случаи в что некоторые противоречия h должны быть устранены до ч оправдано.Например, в зебре в зоопарке случай, если бы у меня были основания думать, что животные ловко замаскированных мулов, то можно утверждать, что подобное необходимо исключить до Я был бы вправе верить что животные были зебрами.
Ключевым моментом для обсуждения здесь является то, что если допустить, что нет пути свидетельства типа Шаблон 1, доступного для S в Дело о зебре в зоопарке не требует отказа от помещения 2 в общий аргумент в пользу CP.Причина просто в том, что CP не влечет за собой что в каждом случае, когда p влечет за собой q . Действительно, можно предположить, что животные, похожие на зебр в загоне с пометкой «зебры», при прочих равных paribus , достаточные доказательства для обоснования утверждения о том, что они зебры; и как только S имеет право полагать, что животные зебры, S могут, используя принцип, изложенный Геттье, справедливо сделать вывод, что это не искусно замаскированные мулы.То есть, S может использовать путь свидетельства, подобный изображенному в схеме 2. (См. Klein 1981, 1995 и 2000a.) Кроме того, если S имел какая-то причина думать, что животные были искусно замаскированы мулов, то S , возможно, придется исключить эту возможность раньше она могла с полным основанием полагать, что это зебры. Другими словами, S , возможно, придется использовать путь доказательства, подобный изображенному в шаблоне 3. Дело в том, что появляются контрпримеры, подобные Дрецке. полагаться на ложное утверждение, что если посылка 2 в целом аргумент в пользу CP верен, то доказательная связь между влекущее за собой суждение всегда правильно изображается Схема 1.
В дополнение к предполагаемым контрпримерам к завершению, у нас есть только что рассмотрено, есть несколько общих теорий познания, в которых закрытие не удается. Отчет Роберта Нозика о знаниях — лучший из таких пример. Примерно его отчет таков (Nozick 1981, 172-187):
S знает, что p iff :Эту учетную запись часто называют учетной записью отслеживания знаний. потому что всякий раз, когда S знает, что p , S верования трек р . Представьте управляемую ракету , отслеживающую ее цель. Если цель движется влево, ракета движется влево. Если цель движется вправо, ракета движется вправо. Согласно отслеживанию учет знания, согласно которому наши убеждения должны отслеживать истину как управляемый ракета сопровождает цель.
- S считает p ;
- п верно;
- , если бы p было истинным, S поверил бы p ;
- , если бы p не соответствовало действительности, S не поверил бы п. .
Обсуждается одно важное уточнение условий 3 и 4. по Нозику, а именно, что метод, с помощью которого S получает вера должна быть постоянной от реального мира до возможного Мир.Любящая бабушка может знать, что ее внук не вор на основании очень хороших доказательств, но все равно верит, что он не был вором, даже если и был, потому что она любит его. Итак, мы должны требовать, чтобы бабушка использовала один и тот же метод как в фактическом, так и в почти возможные миры, иначе условие 4 исключило бы некоторые ясные случаи знания. Это не место для полного изучение отчета Нозика о знания. [16] Что важно для наше обсуждение состоит в том, что легко увидеть, что закрытие не удастся знания именно в том случае, который академический скептик ставит вперед из-за условия 4.Предположим, S знает, что есть стул перед ней. Знала бы она, что она не скептически настроена? сценарий, в котором просто кажется, что есть стул? Если четвертое условие было верным, она не знала бы этого, потому что если бы она была в таком сценарии ее обманут, заставив думать, что это не так. Таким образом, либо условие 4 слишком строгое, либо CP не выполняется.
Есть несколько причин думать, что условие 4 слишком строгое. Рассмотрим относительно простой случай, в котором S , кажется, имеет знания, но условие 4 не получает. S смотрит на термометр, который показывает температуру как 72 градуса. В термометр работает отлично, и S приходит к выводу, что температура 72 градуса по показаниям термометра и до верь тому, что он говорит. Но если бы температура не была 72, предположим, что что-то могло повлиять на термометр таким образом, чтобы он показывал «72», так что, используя тот же метод (глядя на термометр и верит в то, что он читает) S все равно верит, что это было 72 года.(Можно представить себе всевозможные обстоятельства, при которых этот причинный результат. Комический: представьте себе ящерицу, которая сейчас спать на термометре, который будет шевелиться, если температура подниматься, тем самым выбивая небольшой камень, который ударяется о градусник, разбивая столбик ртути таким образом, чтобы показания термометра оставались 72.)
Или рассмотрим такой случай из литературы: вы ставите стакан ледяной лимонад на столике для пикника на заднем дворе. Вы заходите внутрь и получаете телефонный звонок от друга и разговоры полчаса.Когда ты вешаешь вверх вы помните, что вы оставили ледяной лимонад на открытом воздухе к палящему солнцу и пришел к выводу, что оно больше не ледяное. Это Казалось бы, вы могли бы знать, что даже если бы в каком-то ближнем мире друг вашего, который случайно проходил мимо, заметил стекло и случайно оказался с кулером, полным льда, поставил стакан лимонад в холодильнике, чтобы он оставался ледяным для вас. Таким образом, если лимонад был все еще ледяным, можно было подумать, что это не так. (Видеть Фогель 1987, 206.)
Мораль этих случаев, кажется, заключается в том, что S может знать, что p , даже если есть некоторые почти возможные миры, в которых p ложно, но S по-прежнему считает, что p (используя тот же метод формирования убеждений). Действительно, это могло Правдоподобно утверждать, что для знания требуется то, что метод формирования убеждений работает в этом мире — именно так, как он есть — даже если метод потерпит неудачу, будут какие-то незначительные вариация в реальном мире.
Дополнительные разъяснения по поводу закрытия
Чтобы прояснить CP дальше, было бы полезно сопоставить его с более сильный принцип. Я уже указывал, что в некоторых случаях некоторые противоречия ч необходимо устранить до ч становится оправданным. Однако предположим, что скептик требует, чтобы все противоречия ч должны быть устранены до того, как ч будет оправдано. Это намного сильнее, чем на CP, потому что CP совместим с Доказательные отношения типа Паттерн 1 и Паттерн 2.Ни в одном нет каждое противоречие h устранено до h . В шаблоне 2 противоположность h устраняется через h ; в узоре 1, ч достигается и одновременно устраняется противоположное. Кит Lehrer мог бы апеллировать к более сильному принципу, когда он пишет:… вообще споры о том, где бремя доказательство лжи непродуктивно. Более разумно предположить, что такие вопросы лучше оставить в судах, где они подходят заявление.В философия [курсив мой] другой принцип агноиологии [изучение невежества] уместен, чтобы остроумие, что ни одна гипотеза не может быть отвергнута как необоснованная без аргумент против. Следовательно, если скептик выдвигает гипотеза несовместима с гипотезой здравого смысла, то есть нет бремени доказывания с обеих сторон…. (Лерер 1971, 53)
Отрывок открыт для более чем одной интерпретации, но он будет служат, чтобы проиллюстрировать мою точку зрения, а именно, что существует очень сильная принцип — назовите его « Сначала устраните все противоречия». Принцип «[Принцип EACF] — который требует, чтобы все Пути доказательств демонстрируют Паттерн 3, и отрицание всех противоречий к данному предложению появляются до этого предложения.
Если бы EACF были приняты, есть действительно простой путь к академическому Скептицизм. Если бы требовалось, чтобы доказательства, и , для некоторых гипотеза, ч , должна содержать опровержение всех противоречий. h , ясно, что e повлечет за собой ч . Чтобы увидеть это, обратите внимание, что (~ h & p ) как а также (~ h & ~ p ) противоположны h , и что это невозможно для обоих ~ (~ h и p ) и ~ (~ h & ~ p ), чтобы быть правдой и h , чтобы быть ложный.Таким образом, если скептик согласится с принципом EACF, доказательство для h должно повлечь за собой h . (См. Klein 1981, 100-104). Это требование многим кажется слишком сильным, если не большинство, эмпирически случайных суждений. Следовательно, это могло быть правдоподобно утверждал, что это неподходящий способ мотивировать скептицизм, поскольку скептицизм остается интересным философской позиции, скептик не может навязать столь возмутительную отход от наших обычных эпистемологических практик.
Стоит упомянуть еще один связанный с этим момент. Обратите внимание, что даже EAD, хотя требует, чтобы мы могли отклонить или нейтрализовать каждое потенциальное основание для сомнений (т. е. предложение, удовлетворяющее условию 1. в определении подлинного сомнения) не требует того, что делает EACF. EAD не требует, чтобы мы устраняли все основания для сомнений. (включая противоречие) до , мы вправе полагать, что гипотеза. Действительно, EAD допускает возможность того, что мы могли бы использовать h , само по себе, или то, что h оправдывает как основу для отклонения или нейтрализации некоторых оснований для сомнений.
Рассмотрение CP2
Теперь, имея в виду эти разъяснения CP (и EAD), мы можем обратиться к CP2. Он утверждает, что мы не вправе отрицать скептически настроенные гипотеза — другими словами, что мы не оправданы в полагая, что нас не обманывают. Какие аргументы можно привести для CP2? Заманчиво предположить что-то вроде этого: скептически настроенные сценарии разработаны таким образом, что предполагается, что мы не мог сказать, что нас обманывают.Например, мы просят учесть, что есть Злой Гений «настолько могущественный», что это могло (1) заставить меня поверить, что были руки, когда их не было и (2) сделать так, чтобы I мог не обнаруживать иллюзию. Но здесь скептик должен быть очень осторожен. Она не может требовать этого для того, чтобы для S знать (или иметь право на согласие) что-то, скажем x , что если бы x были ложными, она все равно не согласилась бы до x . Мы только что видели (изучая отчет Нозика о знание), что это требование слишком сильное.Так что сам факт того, что могут существовать скептические сценарии, в которые S все еще верит то, что она не участвует в таком сценарии, не может дать скептику основание для того, чтобы думать, что она не знает, что она (на самом деле) не в скептический сценарий. Но , что еще более важно, , если бы требование знания (или обоснования), то мы увидели, что закрытие потерпит неудачу и, следовательно, основание для первой предпосылки в аргументе в пользу академического скептицизма в стиле КП было бы конфисковано. [17]Кроме того, мы также видели, что если CP истинно, и это действительно казалось чтобы быть правдой, то есть одна закономерность между влечением и влечет за собой предложения, которые могут оказаться полезными для эпистемиста в этом точка в обсуждении. Если S может быть оправдано верить какое-то предложение, которое повлекло за собой отрицание скептической гипотезы, тогда S может быть оправдано отрицанием этой гипотезы путем с использованием доказательств. Образец 2. Действительно, как предположил Г. Э. Мур (1962 г., 242), что мешает эпистемисту утверждать, что S оправдано отрицание ее скептического сценария, потому что S оправданно полагать, что у нее есть руки и CP правда? Правдоподобный ответ Муру выглядит примерно так: Проблема спорным является вопрос о том, оправдан ли S в согласии с (или знает, что) у нее есть руки.Таким образом, эпистемист не может отвергать CP2, предполагая отрицание заключения скептического аргумента. Все хорошо. Но тот же соус готовит гусака, а скептик не может утверждать, что причиной CP2 является , поскольку S является неоправданно полагать, что у нее есть руки, она не может воспользоваться об этом как о причине ее оправданного убеждения в том, что она не в скептическом сценарии.
Итак, какой довод может назвать скептик в пользу CP2? Я не знаю ни одного что было предложено, что согласуется с защитой CP и это не вызывает вопросов.Это не означает, что CP2 ложный. Отнюдь не. Возможно, это правда. Вопрос здесь в том, оправдано в принятии или отклонении этого предложения. Кажется, что для того, чтобы принять это и CP, скептик должен будет утверждать, что S неоправданно полагать, что у нее есть руки, потому что улики Образец 2 изображает один из способов, которым S может быть оправдан в отрицании скептический сценарий. Но это вызовет вопрос, потому что вывод аргумента CP-стиля не что иное, как S не оправдано верить, что у нее есть Руки. [18]
Я упоминал ранее, что, хотя, казалось, было только три ответы, доступные при противостоянии аргументам в стиле CP для академических Скептицизм (принять вывод, отвергнуть одну или обе посылки, или отрицать обоснованность аргумента), на самом деле существует четвертый альтернатива. Эта альтернатива — просто указать, что с учетом требовалась защита CP1 от контрпримера, предложенного Дрецке, нет веского аргумента в пользу CP2 (потому что это вызовет вопрос), и, следовательно, нет хорошего способа мотивировать академический скептицизм Аргумент в стиле CP.
Конечно, пирронский скептик мог указать на возможность что также нет веских аргументов в пользу вывода о том, что мы – обладают знаниями о предложениях типа EI. Некоторые могут подумать что академический скептик побеждает в таком противостоянии. Но помните, что то, что отличает академического скептика от пирронианского скептика, — это что только академический скептик соглашается с утверждением, что мы не можем иметь знания. Пирронский скептик воздерживается от суждений относительно того, мы можем иметь знания.И в противостоянии пирронианец, казалось бы, иметь соответствующее отношение.
На этом мы завершаем обсуждение скептицизма в стиле CP. Я бы сейчас хотелось бы вкратце рассмотреть вторую форму академического скептицизма, а именно в картезианском стиле, в котором используется принцип устранения всех сомнений. Затем, прежде чем мы закончим обсуждение академического скептицизма, я бы хотел хотел бы рассмотреть один довольно популярный ответ на это — контекстуализм.
Этот раздел может быть кратким, потому что мы можем применить уроки, извлеченные в обсуждение аргументов в стиле CP к оценке Аргументы в декартовом стиле, использующие EAD.Во-первых, должно быть ясно что общий аргумент в пользу принципа закрытия, рассматриваемый ранее, не может использоваться в качестве модели для общего аргумента в пользу EAD. Что аргумент в решающей степени зависел от того факта, что ч влечет за собой ~ sk . (Это то, что послужило основанием для посылки 2 в общий аргумент в пользу CP.) Как мы видели, отрицание подлинного основания для сомнений не обязательно следует ч . Итак, у скептика есть намного сложнее мотивировать EAD.Тем не менее, допустим, что можно было привести некоторые аргументы в пользу того, что делает EAD правдоподобным.Те же диалектические вопросы, что и у нас рассмотренные при обсуждении потенциальных контрпримеров к CP будут повторяться относительно EAD. Еще раз подумайте о зебре в зоопарке. Но в это время вместо (противоположного) утверждения «животные (я вижу) искусно замаскированных мулов «считают потенциальным основанием для сомнений, т. е. «в моем поле восприятия есть искусно замаскированные мулы», согласно EAD должны быть отвергнуты или нейтрализованы. Теперь, если доказательства того, что животные зебры, не были адекватно отрицать первое, это определенно неадекватно для отрицая позднее.Так что скептику EAD придется обратиться к аналоги корпусов типа Pattern 2 и Pattern 3 в целях экономии принцип из контрпримера типа Дрецке. Таким образом, скептик использование EAD будет поставлено в ту же диалектическую ситуацию, что и Скептик в стиле КП, потому что она должна обеспечить основу для второго посылка в ее аргументе в пользу академического скептицизма, что (1) совместимо с ее необходимой защитой EAD от возражений, подобных Дрецке, и (2) не ставит под вопрос или апеллирует к требованию, чтобы все основания для сомнений должны быть устранены до того, как предложение будет оправдано.
Подводя итог: скептик картезианского стиля, использующий EAD, находится в худшем положении. диалектическая позиция, чем скептик, использующий CP. Какие бы проблемы связаны с переходом скептицизма ЦП в скептицизм EAD, а в кроме того, кажется, нет правдоподобных общих аргументов в пользу EAD пока был один для CP.
Изучая контекстуалистический диагноз академического скептицизма и его предложенное решение позволит нам изучить вопрос, который остается по поводу CP и EAD. Можно сказать, что таким скептикам не нужно использовать CP или EAD в целом, но более ограниченные версии, а именно просто их экземпляры, как они появляются в соответствующих аргументы.Скептик мог бы утверждать, что есть кое-что совершенно особенность скептической гипотезы, так что даже если закрытие может не соблюдаться в общем между любым вытекающим предложением и каждым предложение, которое оно влечет, оно действительно выполняется между такими предложениями, как «вот рука» и «не просто кажется, что вот рука». Более того, скептик мог утверждать, что только Pattern 3 тип пути доказательства правильно отображает доказательные отношения между этими предложениями. Следовательно, чтобы быть оправданным в полагая первое, я должен первым устранить второе, где исключить предложение означает (здесь) не более чем быть оправданно отрицать это.Требование устранить все вопреки некоторому утверждению, h , прежде чем мы имеем право считают, что h слишком строгий для обычных контекстов по причинам цитируется, но, возможно, когда мы занимаемся философией, мы должны быть оправданы полагая, что скептическая гипотеза ложна, прежде чем утверждения здравого смысла оправданы. Это по сути то, что утверждают контекстуалисты. Они считают, что в некоторых контекстах — философские — получают более строгие стандарты доказательств чем получить в обычных условиях.(О защите контекстуализма см. Коэн 1987, 1988; Lewis 1996; ДеРоуз 1992, 1995)Мы должны рассмотреть два вопроса: касается ли контекстуализм знания (или обоснованного убеждения) правильного взгляда? Если да, то будет проливает свет на академический скептицизм?
Отвечая на первый вопрос, можно утверждать, что контекстуализм в отношении атрибуции практически любого имущества правда. (Возможно, это не относится к высокотехнологичным, которые только происходят в одном типе контекста.) Например, предположим, что мистер Лакс говорит что Сэм счастлив. Мы обнаруживаем, что Лакс использует слово «счастливый» для обозначения того, что человек счастлив на тот случай, если у него было больше счастливых моментов, чем несчастные моменты на протяжении всей жизни. Мистер Стрингент возражает. Для него человек счастлив только в том случае, если он / она почти никогда не испытывает несчастья момент.
Кто прав в том, счастлив ли Сэм? Контекстуалисты сказали бы что они оба могут быть потому, что не используют слово «счастливы» с с учетом тех же критериев. Но важно отметить, что, учитывая, что каждый человек признает, что другой применяет другие стандарты, г.Лакс и мистер Стрингент могут согласиться с тем, что , учитывая то, что Лакс означает , Сэм счастлив и что, , учитывая то, что Stringent означает , Сэм не счастливый.
Теперь, конечно, мы не можем использовать , какие-либо стандарты , которые нам нравятся. и по-прежнему говорить на одном языке. Например, мистер Лакс не может законно снизить стандарты, чтобы доказать, что Сэм счастлив просто потому, что он однажды был счастлив на очень короткий период и точно так же мистер Стрингент не может требовать, чтобы Сэм был счастлив, только если логически невозможно , что Сэм переживает несчастный момент.Существует ограниченный, хотя и довольно широкий, подходящих стандарты применения термина.
Предикаты «обладать знанием», «иметь достаточное свидетельство», «быть оправданным» и т.п., похоже, похожи на большинство других предикаты в этом отношении: в широком, но не произвольном диапазоне стандартов, выступающие могут законно потребовать, чтобы S имел больше или меньше соответствующих доказательств для p , прежде чем они согласятся что « S знает, что p » или « S имеет адекватный Доказательства по р .»Итак, ответ на первый вопрос о истина контекстуализма, кажется, заключается в следующем: контекстуализм о знании атрибуция верна. Это всего лишь один из примеров общей истины что стандарты применения термина различаются в широких пределах, но непроизвольный диапазон, определяемый различными характеристиками контекст.
Обратимся ко второму и гораздо более философски. интересный вопрос: правда ли эта версия контекстуализма пролить ли свет на академический скептицизм? Если да, то правильный способ диагностировать спор между академическим скептиком и Эпистемист заметил бы, что эпистемист использует слабую стандарт, а скептик — более строгий.Имея обыкновенный торт совместим со скептически настроенным тортом, потому что в в обычном контексте у нас есть знания, но по мере того, как стандарты повышаются до тех нанятые скептиками, у нас нет знаний.
В ответ мне могут возразить, что это неправильный диагноз разногласий между академическим скептиком и Эпистемист. Академический скептик, кажется, утверждает, что мы не знаем того, о чем мы обычно заявляем. Мы не знаем типа EI предложения.То есть академический скептик утверждает, что наш обычный утверждения о знаниях ложны. Если она просто утверждает это на ее стандарты мы не знаем, утверждения скептиков — вроде те из мистера Стрингента — могут быть предоставлены, а затем незамедлительно проигнорированы потому что все, что мы раньше считали тем, что мы знали, оказывается не были известны. Объем наших знаний или обоснованных убеждений в обычный контекст остается нетронутым.
Таким образом, параллель со случаем предполагаемого счастья Сэма кажется сломаться.В этом случае мистер Стрингент признает, что мистер Лакс правильный , учитывая то, что Лакс имел в виду под словом «счастливый». Но академический Скептик не согласится с тем, что эпистемист прав, когда он утверждает что у него есть знания. Скептические причины того, что эпистемист не знайте, что h , , даже учитывая то, что эпистемист подразумевает под «знать» , потому что эпистемистское оправдание для h недостаточно хорошо. Действительно, академический скептик, использующий CP (или сильнее EAD) считает, что не может служить доказательством . ~ sk независимо от того, насколько низкие стандарты установлены; таким образом, ч не могло быть известно.
Проблема, кажется, сводится к следующему: в обычном контексте это правда — как утверждает академический скептик, — что для того, чтобы знайте, что есть руки, мы должны сначала устранить скептически настроенные гипотеза?
Эпистемист может возразить, что этого не требуется. Предположим, мы глядя на зебр Дрецке, и кто-то спрашивает, устранили ли мы возможность того, что это искусно замаскированные инопланетяне от каких-то планета в тысячах световых лет от нашей солнечной системы? Или что они не супер-роботов, недавно изобретенных очень умными третьеклассниками в Г-жа.Класс английского языка Джонсона? Или что они не члены заблудших племя Израиля, замаскированное под зебр, скрывающееся от Ассирийцы с 8 века до нашей эры.
Эпистемист мог утверждать, что это настолько надуманно, что даже если бы кто-то, продвигающий эти альтернативы, случайно им верит, вот кажется, не причина, по которой нужно поддаваться на удочку и исключить эти альтернативы до того, как будет оправдано верить в то, что животные зебры. Эпистемист мог бы продолжить, заявив, что скептическая гипотеза — что мы не в реальном мире а скорее в том, что кажется ему идентичным — точно так же, или возможно даже больше, надуманно.
Таким образом, эпистемист может утверждать, что, как бы она ни старалась, академический Скептик не может возложить бремя опровержения надуманной гипотезы просто подняв его, даже если бы она этому поверила. С другой стороны, Эпистемист мог согласиться с тем, что в случае Дрецке «зебра в зоопарке», если действительно были некоторые доказательства, хотя и незначительные, в пользу утверждения о том, что животные — нарисованные мулы, тогда мистер Стрингент мог бы законно требовать, чтобы S исключил такую возможность до есть основания полагать, что животные — зебры.Но отсутствует любые доказательства такого рода, требования скептика упадут на глухой уши. Параллельно с этим, если действительно были какие-то доказательства, однако незначительно, что есть злой гений, заставляющий просто казаться, что там руки, то, возможно, академический скептик мог законно потребовать, чтобы S исключил эту возможность до того, как оправдано верить в то, что есть руки.
Иными словами: эпистемист может утверждать, что диапазон релевантных альтернатив ограничен теми предложениями, для которых есть некоторые, даже минимальные доказательства.Эпистемист будет утверждать, что это контекстно-инвариантная особенность атрибуции знаний, которая актуальна доказательства не включают отрицание противоречия, для которого существует никаких доказательств. Вопрос, кажется, в том, могут ли наши обычные утверждения о знаниях верны — а не то, будет ли они правда в некотором контексте с более строгими требованиями, чем те обычно применяется.
Как упоминалось в начале этого эссе, что отличает Пирроновский скептицизм со стороны академического скептицизма состоит в том, что первый не отрицать, что мы можем знать то, что я назвал EI-типом предложения.Они также не согласились бы с утверждением эпистемиста о том, что мы можем обладать такими знаниями. Посмотрим, как они пришли к этому позиция.Отрицать что-либо — значит просто соглашаться с этим отрицанием. Поскольку Пирронианцы согласились, т. Е. Позицию, необходимую для познания, чтобы привнести некую уверенность в том, что дело окончательно и полностью решившись, они не соглашались с тем, что считали неочевидным предложения.
Отличая пирронизм от академических скептиков (в в частности, Карнеад и Клейтомах), пишет Секст в Outlines. пирронизма , [ PH ]:
… хотя и академики, и [пирронианцы] Скептики говорят, что верят в некоторые вещи, но и здесь разница Между двумя философиями все совершенно ясно.Ибо слово «верить» имеет разные значения; это означает не сопротивляться, а просто следовать без любой сильный импульс или склонность, так как мальчик, как говорят, верит своему репетитор; но иногда это означает согласие с вещью сознательного выбора и с некоторой симпатией из-за сильного желания, как когда страдающий недержанием мочи человек верит тому, кто одобряет экстравагантный способ жизнь. Итак, поскольку Карнеад и Клейтомах заявляют, что их доверие сопровождается сильной склонностью … в то время как мы говорим что наша вера заключается в простом подчинении без какого-либо согласия, здесь тоже должна быть разница между нами и ними.( PH I: 230)
Итак, пирронианцы не согласились бы с неочевидными утверждениями. Из Конечно, ключевой вопрос касается объема неочевидного. Пытаться решить эту проблему выходит за рамки данного эссе (но см. Burnyeat & Frede 1997). Для нашего обсуждения мы можем предположить, что достаточно условие неочевидности некоторого предложения выполняется всякий раз, когда законно может быть разногласие по этому поводу. И, руководствуясь нашим обсуждение академического скептицизма, я думаю, мы также можем смело оговорить что может быть законное разногласие по поводу некоторого предложения, если есть некоторые свидетельства в пользу этого и некоторые свидетельства против.Так что вопрос в том, может ли предложение S иметь знание об EI-типе предложения могут быть предметом законных разногласий.
Такая постановка вопроса, кажется, делает ответ очевидным. Там являются аргументами в пользу академического скептицизма, имеющими некоторую правдоподобность, и некоторые правдоподобные возражения против тех аргументов, которые поддерживают Взгляд эпистемиста. Правдоподобные аргументы в пользу чего-либо составляют некоторые доказательства этому. Итак, мы можем смело предположить, что это не так. очевидно, что мы можем знать предложения типа EI и не очевидно, что такие предложения обязательно выходят за рамки наших осведомленность.Таким образом, главный вопрос становится таким: что побудило Пирронианец не соглашается со всеми неочевидными предложениями?
Ответ заключается в том, что они снова и снова обнаруживали, что ни ни опыт, ни разум не смогли разрешить споры о неочевидный. Но пирроняне не избегали того, что они называли «видимости» или рассуждения. Напротив, по-гречески «скептик» тесно связан с глаголом « sképtomai », что означает «чтобы узнать.» Таким образом, называть себя пирронианским скептиком не означало игнорирование вопросов или рассуждений.Действительно, режимы, которые будут обсуждаемые позже, не были созданы для того, чтобы препятствовать рассуждению. Скорее они были разработаны, чтобы помочь пирронианцам продолжить расследование защищая ее от тревожного состояния догматизма.
Таким образом, пирронский скептицизм был образом жизни без согласия. В качестве такой, он был высмеян. Пирронианца сравнивали с кем-то с Болезнь Альцгеймера — выжить, только если рядом будет кто-то другой ему от всевозможных опасностей: падения в ямы, нападения собака или переехавшая колесница.Эта карикатура, кажется, упускает суть что пиррониец отказал в согласии только с неочевидным предложения. [20] Согласие с тем, что было очевидным (т.е. кажется) или более слабое про-отношение к неочевидному. банальность.
Как упоминалось выше, пирронианцы практиковали то, что они называли «моды», чтобы попытаться убедиться, что они не были «обеспокоены» соглашаясь. Как упражнения на фортепиано для пальцев, в результате которых полуавтоматические ответы на напечатанные ноты на нотном листе, режимами были умственные упражнения, которые приводили к полуавтоматическому ответы на претензии догматиков — тех, кто согласился с неочевидным.
Пирронианцы верили в это (но не согласились бы с утверждают, что) было два потенциальных источника знания: восприятие и рассуждения. Когда результаты восприятия были введены для урегулирования неочевидный вопрос — скажем, фактический цвет объекта (в отличие от того, как это казалось кому-то), они указывали на некоторые или все следующие (Sextus Empiricus, PH I: 40-128):
- Представители различных видов животных, вероятно, воспринимают цвета совсем другие, потому что их глаза построены иначе.
- Члены одинаковых видов будут иметь разные восприятие цвета в зависимости от таких вещей, как состояние их глаза, природа среды восприятия (переменный свет условия, например), и порядок, в котором объекты были воспринимается.
… Когда мы задаемся вопросом, является ли нижележащий объект каким бы оно ни казалось, мы допускаем тот факт, что он появляется, и наши сомнения не касается самого внешнего вида, но внешность.( PH I: 19-20)Теперь, возможно, тщательный анализ того, что подразумевается под «реальными» свойствами. в сочетании с декартовским ответом на некоторые из возникших сомнений ранее в Медитациях было бы достаточно, чтобы ответить на Пирронианское относительно относительности наших чувств. Например, если мы принял «настоящий» цвет объектов за это свойство (или состояние) объект, чем бы он ни был, который производит восприятие определенного рода в люди в «нормальных» условиях и если бы мы могли различать (как Декарт предположил) нормальное из ненормальных обстоятельств, тогда мы могли бы имеют основу для противодействия пирронианским моделям восприятия.Но как бы то ни было, можем ли мы иметь знания об EI-типе? предложения — это не вопрос, который потенциально может быть разрешен прямым обратиться к нашим чувствам. Это будет разрешено только в том случае, если эпистемист или у академического скептика есть веский аргумент. Таким образом, проблема здесь в том, может ли рассуждение разрешить вопросы.
Пирронианцы думали, что существуют способы, которые могут отказ в согласии с результатами рассуждений. Это к тем режимам что мы должны повернуть.
Возможно, самый влиятельный отрывок в корпусе пирронианского литература — это раздел из PH под названием «Пять способов Агриппы.»Хотя в названии главы упоминается пять режимы, два из них повторяют найденные в других местах и похожи на те, что только что обсуждались относительно восприятия. Это способы несоответствия и относительности и важны, потому что они обеспечивают фон для понимания описания трех режимов по поводу рассуждения. В частности, предполагается, что соответствующие объект расследования является предметом законного спора, и это обоснование используется для разрешения спора. Перед нами стоит вопрос: рассуждения могут законно привести к согласию.Секст пишет:
Режим, основанный на регрессии до бесконечности , заключается в том, что тем самым мы утверждаем, что вещь, представленная в качестве доказательства по делу предложенное нуждается в дополнительном доказательстве, и это снова другое, и так далее до бесконечности , поэтому последствием является приостановка [из согласен], поскольку у нас нет отправной точки для наших аргументов … Мы имеют Режим, основанный на гипотезе, когда догматики, будучи вынужденными отступить от до бесконечности , взять за отправную точку что-то которые они не утверждают, но утверждают, что принимают их как должное, просто и без демонстрации.Метод кругового рассуждения — это используемая форма когда само доказательство, которое должно установить предмет расследования требует подтверждения, полученного по делу; в этом случае, будучи не имея возможности предположить одно, чтобы установить другое, мы приостанавливаем суждение об обоих. ( PH I: 166-169)Вопрос в следующем: предположим, что догматик соглашается что-то, скажем p , на основании причины, скажем q , и дает r в качестве причины q и т. д., как следует Пирронианцы реагируют, чтобы избежать ловушек догматизма? В предположение в этом отрывке, кажется, должно заставить догматика либо явно нескончаемый регресс, либо произвольное утверждение, либо напрашивается вопрос.
Эта стратегия, по-видимому, основана на утверждении, что существуют (только) три возможных шаблона, которые может принять любой пример рассуждения. я назовем первый паттерн «инфинитизмом». Сегодня мы обычно говорим о второй счет как «фундаментализм». Наконец, я обращусь к третья возможность как «когерентизм».«
Так называемую «проблему регресса» можно кратко сформулировать так: Есть только три возможных варианта рассуждений. Либо процесс обоснования останавливается на предполагаемом основополагающем предложении или это не так. Если это так, то рассуждающий использует фундаменталистский образец. Если нет, то либо рассуждение таково. круговой, либо бесконечный и неповторяющийся. Нет другого существенный возможности. [21] Таким образом, если ни одна из этих форм рассуждений может правильно привести к согласию, тогда никакая форма не может.
Итак, мы должны кратко рассмотреть причины, по которым пирронянин мог иметь за то, что считали фундаментализм, когерентизм и инфинитизм по своей природе неспособен предоставить адекватную основу для согласие. [22]
Пирронианец не соглашается (и не может постоянно соглашаться) с утверждают, что фундаментализм ложен. Скорее пирронянин, использующий этот режим пытается успокоить себя (и, возможно, показать Epistemist), что так называемое основополагающее положение нуждается в дальнейшей поддержки.Другими словами, пирронианин считает, что фундаменталист не может рационально практиковать свой фундаментализм, потому что это неизбежно ведет к произволу — i. е., соглашаясь на предложение, которое может быть законно подвергнуто сомнению, но, тем не менее, согласился без рациональной поддержки.Итак, как могла продолжаться пиррониян? Чтобы начать отвечать на это вопрос, важно отметить, что фундаментализм встречается во многих формы. Но все формы утверждают, что набор предложений может быть разделены на основные и неосновные предложения. Базовый предложения имеют некоторую автономную часть ордера, которая не зависеть (вообще) от ордера любого другого предложение. [23] Неосновные предложения зависят (прямо или косвенно) от основные предложения для всех их ордеров.
Предположим, что исследователь, скажем Фред Д’Фундационалист, дал некоторые причины его убеждений. Фред предлагает q (где q может быть соединением) за его убеждение, что p , и он предлагает r (который также может быть союзом) в качестве причины q .И т.д. Теперь, будучи основоположником, Фред наконец предлагает базовое предложение, скажем b , в качестве причины немедленного предыдущая вера. Салли Д’Пирронян спрашивает Фреда, почему он так считает b верно. Салли добавляет «верно», чтобы дать понять Фреду, что она не спрашивает, что заставляет Фреда полагать, что b . Она хочет знать, почему Фред считает, что b — это правда. Теперь Фред мог ответьте, указав причины думать, что b истинно даже если b является базовым, потому что базовые предложения могут иметь некоторые неавтономный ордер, зависящий от ордера другого предложения.Но это всего лишь тактика проволочек, поскольку Фред не когерентист. Другими словами, он мог бы обратиться к соединение некоторых других основных положений и неосновных предположения, которые они оправдывают как основание думать, что b правда. Но Салли Д’Пирронян спросит, есть ли у него причины, по которым не обращается к другому члену в наборе основных предложений для думая, что каждый член в наборе верен. Если он скажет, что у него есть нет, то он отказался от своего фундаментализма, потому что он действительно шкаф-когерентист.Верный своему фундаментализму, он должен думать что есть какие-то гарантии того, что каждое основное предложение не зависеть от ордера, предоставленного каким-либо другим предложением.
Здесь важно отметить, что Салли может допустить, что предложение имеет автономный ордер, но продолжает настаивать на проблеме потому что она может спросить Фреда, действительно ли обладание автономным ордером вообще способствует истине. То есть она может спросить, есть ли предложение с автономным ордером, ipso facto , вероятно, будет правда.Если Фред скажет «да», то регресс продолжится. Для него есть причина думать, что b истинно: « b имеет автономный ордер и предложения с автономным ордером скорее всего, это правда ». Если он скажет« нет », Салли сможет указать что он деспотичен, так как она спросила, почему он считает b истинным и он не смог дать ответа.
Давайте посмотрим на пример. Часто считается, что от первого лица интроспективные отчеты являются базовыми, потому что в них есть некоторые «привилегированные» положение дел.Моя основная причина думать, что существует «внешний» объект определенного рода заключается в том, что у меня есть опыт определенного рода. Теперь Салли должна спросить: «Как вы думаете, почему у вас опыт такого рода? Или, чтобы еще раз подчеркнуть, что она не спрашивает для объяснения этиологии убеждения Фреда в том, что у него такого рода переживания, она могла бы спросить: «Как вы думаете, почему предложение «У меня есть определенный опыт» правда? «
Дилемма состоит в том, что либо у Фреда есть причина думать, что предложение верно или он нет.Если да, то регресс не остановлено — , на практике . Если он этого не делает, значит, он произвольно — , на практике .
Еще раз очень важно напомнить, что пирронианцы , а не , утверждающее, что фундаментализм ложен. Они могли предоставить что некоторые предложения действительно имеют автономное подтверждение, которое способствующий истине, и что все другие утверждения зависят от некоторых из их гарантия на эти основные положения. Что лежит в основе по их мнению, в том, чтобы практиковать застенчивый фундаменталист.Вопрос к Фреду можно задать так способ: Исходя из того, что вы не можете апеллировать ни к какому другому предложению, есть ли у вас основания думать, что b — это правда? Фред не только не будет никаких оснований думать, что b истинно, учитывая это предположение, он не может иметь его (если он остается верным своему фундаментализм). Произвол кажется неизбежным. Конечно, фундаменталисты обычно понимают это и, чтобы избежать произвол, расскажи какую-нибудь историю (например, про привилегированный доступ) что, если это правда, даст повод для размышлений об основных положениях по крайней мере, в некоторой степени правдивы.Но затем регресс причин продолжается.
По своей сути когерентизм утверждает, что нет предложений с автономный ордер. Но важно отметить, что когерентизм приходит в двух формах. То, что я называю «формой перевода ордера» отвечает на проблему регресса, предполагая, что предложения расположены по кругу, и этот ордер передается внутри круга — так же, как баскетболисты, стоящие в круге, передают мяч от одного игрока к другому. (См. Sosa 1980 и BonJour 1978.) Я мог бы, например, причина того, что прошлой ночью шел дождь, вызвав мою верю, что на траве есть вода, и я мог рассуждать, что там вода (в отличие от другой жидкости, например, глицерина, которая выглядит как вода) на траве, вызывая мое убеждение, что дождь шел последним ночь.Давным-давно Аристотель указал, что этот процесс рассуждения может не решать вопросы. Как он выразился: это «простой способ доказать ничего »( Posterior Analytics , I, iii, 73a5).В предложения в круге могут взаимно увеличивать вероятность, но Дело в том, что мы могли бы с таким же успехом аргументировать вывод, что прошлой ночью дождя не было, потому что жидкости нет вода и жидкость — это не вода, потому что прошлой ночью не было дождя. Таким способом можно было оправдать все — слишком просто! это в конечном итоге произвольно, какой набор взаимно увеличивающих вероятность предложения, которые мы верим, потому что нет оснований для предпочтения одного над другим.
Специалист по передаче ордеров мог бы ответить на это возражение следующим образом: утверждая, что в одном из двух конкурирующих кругов, которых нет в других, и наличие это свойство делает предложения в одном и только одном круге достойный согласия.Например, в одном и только одном круге есть есть предположения, в которые мы действительно верим или, возможно, верим спонтанно. [24] Но тогда кажется очевидным, что Когерентист по передаче ордеров принял форму фундаментализма поскольку он теперь утверждает, что все и только предложения в кругах с P имеют автономный бит ордера. И все, что мы сказали о дилемме, стоящей перед фундаменталистскими трансферами немедленно. Способствует ли владение P правде? Если это… Вы видите, как это пойдет.
Так обстоит дело с версией когерентизма с переводом ордера. Секунда форма когерентизма, то, что мы можем назвать «формой, возникающей при наличии ордера», делает не представляйте круг как состоящий из предложений, передающих их обоснование от одного предложения к другому. Скорее ордер на каждый предложение в круге получается потому, что оно является членом множества предложения, увеличивающие взаимную вероятность. Сама согласованность — это свойство, в силу которого каждый член набора предложений имеет ордер.Ордер появляется сразу, так сказать, из сети структура набора предложений. Тогда когерентист может спорить тот факт, что предложения согласованы, дает каждому из них около при первичной уверенности .
Поначалу это могло показаться более правдоподобным, поскольку избегает заряда округлости. Но, помимо проблемы, которая тоже много конкурирующих кругов, которые согласованы, когерентист однажды снова принял фундаментализм. Когерентист теперь явно присвоение некоторого первоначального положительного ордера всем отдельным лицам предложений в наборе согласованных предложений, который не зависит при наличии любого другого предложения в наборе.Другими словами, он назначает им то, что мы назвали автономной частью оправдание и, опять же, дилемма, стоящая перед фундаменталистами. возвращается.
Третий режим предназначен для того, чтобы дать пирронианцам возможность отвечая догматику, который соглашается с некоторым предложением типа EI, x , и постоянно дает новые ответы на вопрос «Что у вас есть причина для x ? «Поскольку всегда есть другой причина, та, которая еще не была занята, которую нужно указать по любой предложенной причине согласие на x было бы неуместным.С пирронианец (или эпистемист) также не знает, есть ли доступен ли такой бесконечный набор причин или нет такой набор доступен, не принимая предложение о том, что знание предложений типа EI возможно кажется уместным.По этим причинам инфинитизм (насколько я могу судить) никогда не был всерьез рассматривается как модель рассуждения, подходящая для догматика потому что очевидно, что он не может предоставить модель рассуждения, которая может привести к согласию.Спорное предложение никогда не могло быть полностью оправдано всякий раз, когда предоставляется причина, инфинитист совершает думать, что для решения другого вопроса, пока «неиспользованный» необходимо указать причину. Поскольку этот процесс никогда не может быть завершенный, инфинитизм не может дать догматику модель, которая уладится имеет значение. [25]
Похоже, что у пирронианца есть жизнеспособная стратегия сопротивления догматизм, потому что никакие рассуждения не позволяют согласиться — то есть, считая, что вопрос решен — — уместное отношение к любому неочевидному утверждению.- Audi, R., 1988, Вера, обоснование и знания , Белмонт, Калифорния: Уодсворт.
- BonJour, L., 1978, «Может ли эмпирическое знание иметь основу?» American Philosophical Quarterly , 15/1, 1-13.
- ——, 1985, Структура эмпирических знаний , Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.
- Бурнят, М., Фреде, М., 1997, Первоначальные скептики: A Controversy , Индианаполис / Кембридж: Hackett Publishing Co.
- Коэн, С., 1987, «Знания, контекст и социальные стандарты», Synthese, 73, 3-26.
- ——, 1988, «Как быть фаллибилистом», Философские перспективы, 2, 91-123.
- ДеРоуз К., 1992, «Контекстуализм и атрибуция знаний», Философия и феноменологические исследования, 52, 913-929.
- ——, 1995, «Решение скептической проблемы», Philosophical Review, 104, 1-52.
- DeRose, K., and Warfield, T. (ред.), 1999, Skepticism: A Contemporary Reader , Нью-Йорк и Оксфорд: Оксфордский университет Нажмите.
- Декарт Р., Размышления о первой философии , в E. Холдейн и Г. Росс (ред.), Философские труды Декарта , Том 1, Dover Publications, 1931.
- Дрецке Ф., 1970, «Эпистемические операторы», журнал . Философия , 67, 1007-1023.
- Геттиер, Э., 1963, «Является ли знание истинным оправданным убеждением?» Анализ , 23, 121-123.
- Irwin, W., 2002, Матрица и философия , Open Суд.
- ——, 2005, More Matrix and Philosophy , Открытый суд.
- Кляйн П., 2003, «Как пирронский скептик может отреагировать на Академический скептицизм »в Скептики: современные эссе , Стивен Люпер (редактор), Ashgate Press, 75-94
- ——, 2002, «Скептицизм» в The Oxford Handbook of Epistemology , P. Moser (ed.), Oxford: Oxford University Press, 336-361.
- ——, 2000a, «Контекстуализм и реальная природа академического Скептицизм, Philosophical Issues , 10, 108-116.
- ——, 2000b, «Почему не инфинитизм?» Эпистемология: Труды Двадцатого Всемирного философского конгресса , Р.Кобб-Стивенс (ред.), 2000, том 5, 199-208.
- ——, 1999, «Человеческое знание и бесконечный регресс причин», Философские перспективы , 13, Дж. Томберлин (ред.), Атаскадеро: Ridgeview Press, 297-325.
- ——, 1995, «Скептицизм и завершение: почему аргумент злого гения» Не удается », Philosophical Topics , 23/1 (весна): 213–236.
- ——, 1981, Уверенность: опровержение скептицизма , Миннеаполис: Университет Миннесоты Press.
- Лерер, К., 2000, Теория познания , Боулдер, Колорадо: Westview Press, второе издание.
- ——, К., 1971, «Почему не скептицизм?» Философский Форум , 2/3, 283-298. (Ссылка на страницу относится к перепечатке в . Теория познания , Л. Пойман (редактор), Бельмонт, Калифорния: Уодсворт Издательство, 1993г.)
- ——, 1997, Доверие к себе: исследование разума, знаний и Автономия , Оксфорд: Clarendon Press, Oxford University Press.
- Льюис, Д., 1996, «Неуловимые знания», Австралийский журнал Философия, 74, 549-67.
- Лупер-Фой, С., (ред.), 1987, Возможность познания , Тотова, Нью-Джерси: Роуман и Литтлфилд.
- Малькольм, Н., 1963, Знание и определенность , Энглвуд Скалы, Нью-Джерси: Прентис-Холл.
- Мур, G.E., 1962, «Уверенность» в Philosophical Papers , Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Collier Books.
- Nozick, R., 1981, Philosophical Explanations , Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.
- Рэдфорд, К., 1966, «Знание — на примере», Анализ , 27, 1-11.
- Секст Эмпирик, Очертания пирронизма [PH], Р. Г. Бери, пер., Кембридж, Массачусетс: Harvard University Press, 1967.
- Секст Эмпирик, Против логиков , Р. Г. Бери, пер., Кембридж, Массачусетс: Harvard University Press, 1967.
- Соса, Э., 1980, «Плот и пирамида», Исследования Среднего Запада в Философия , 5, 3-25.
- Страуд, Б., 1984, Значение философской Skepticism , Oxford: Clarendon Press.
- Унгер, П., 1975, Невежество: аргументы в пользу скептицизма , Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.
- Фогель, Дж., 1987, «Отслеживание, замыкание и индуктивное знание» в Лупер-Фой 1987.
- Wittgenstein, L., 1969, On Certainty , New York: Harper Фактурные книги.
Благодарности
Я хочу поблагодарить Энн Эшбо и Лоуренса БонДжура за их помощь с эта запись. Я также должен отметить, что некоторые части записи полагаются на и, в некоторых случаях, значительно повторяют разделы Klein 2002. Я также опирался на части Klein 1995, 1999, 2000a и 2003.(PDF) Скромный скептицизм и уместное попрошайничество
29
Колива, Анналиса 2007: «Парадокс доказательства Мура внешнего мира».The
Philosophical Quarterly, DOI: 10.1111 / j1467-9213.2007.513.x.
Дэвис, Мартин 1998: «Экстернализм, архитектура и эпистемологический ордер». В: Криспин
Райт, Барри С. Смит и Синтия Макдональд (ред.), Зная свой собственный разум:
Очерки самопознания. Оксфорд: Издательство Оксфордского университета, 321-361.
Дэвис, Мартин 2000: «Экстернализм и кабинетное знание». В: Пол Богосян и
Кристофер Пикок (ред.), Новые очерки априори. Оксфорд: Оксфордский университет
Press, 384-414.
Дэвис, Мартин 2003: «Проблема кабинетного знания». В: Сьюзан Нуччетелли (ред.),
Семантический экстернализм и самопознание. Кембридж: MIT Press, 23-55.
Дэвис, Мартин 2004: «Эпистемические права, передача ордера и легкое знание».
Приложение Аристотелевского общества 78, 213-245.
ДеРоуз, Кит 1995: «Решение скептической проблемы».Философское обозрение 104, 1-52.
Дрецке, Фред 1970: «Эпистемические операторы». Journal of Philosophy 67, 1007-1023.
Хазлетт, Аллан 2006: «Эпистемические концепции попрошайничества». Erkenntnis 65, 343-
363.
Джексон, Фрэнк 1987: «Петитио и цель спора». Гл. 6 его книги Условные выражения.
Оксфорд: Бэзил Блэквелл.
McKinsey, Майкл 2003: «Передача ордера и закрытие права собственности». В: Susan
Nuccetelli (изд.), Семантический экстернализм и самопознание. Кембридж: MIT Press, 97-
115.
Мур, Джордж Э. 1939: «Доказательство внешнего мира». В: Г. Э. Мур, Philosophical
Papers. Лондон: Джордж Аллен и Анвин Лтд., 1959. (Первоначально опубликовано в 1939 г.)
Нозик, Роберт 1981: Философские объяснения. Кембридж, Массачусетс: Гарвардский университет
Press.
Перес Отеро, Мануэль 2006: «Ограничение догматизма, связанное с репликой анте эль-рето escéptico
modesto».В: Фернандо Мартинес Манрике и Луис Мигель Перис-Винье (ред.), Actas del
V Congreso de la Sociedad de Lógica, Metodología y Filosofía de la Ciencia en
España. Гранада, 185–189.
Перес Отеро, Мануэль 2009a: «Transmisión de la justificación epistémica». В: Даниэль Кесада
(ред.), Cuestiones de teoría del conocimiento. Мадрид, Текнос, 148–180.
Перес Отеро, Мануэль 2009b: «La regla de la aseveración y las implaturas argumentativas».
Теория 24, 63-81.
Прайор, Джеймс 2000: «Скептик и догматик». № 34, 517-549.
Что такое скептицизм? Краткое введение в философские доктрины
Что такое скептицизм?
Скептицизм философская школа, которая утверждает, что все верования могут быть доказаны ложный. Следовательно, скептицизм критически относится к другим философиям, утверждая, что они были либо полностью ложными, либо не соответствовали человеческим потребностям.По этой причине скептики утверждают, что во избежание разочарования в своей неправоте лучше всего ни во что не верить или, по крайней мере, отказаться от нашей веры во что-либо.
Следует отметить, что основной целью атаки скептиков был догматизм, философская доктрина, утверждающая, что пришла к абсолютной или неоспоримой истине. Напротив, скептики считали, что аргументы за и против любой философской доктрины одинаково убедительны. По этой причине скептики не подтверждали и не отрицали никаких убеждений.Они просто утверждали, что им не известны какие-либо надежные критерии доказательства различных утверждений об истине. Отсюда знаменитое утверждение скептиков, что «вообще никто ничего не мог знать; и с похвальной последовательностью они продолжили отрицать, что сами знали этот печальный факт ». Барнс, Дж. (1982). Философы-досократы . Лондон: Рутледж и Киган Пол, .
Потому что для Скептики, независимо от того, во что они верят, могут оказаться ложными, опять же, один может избежать разочарования в том, что ошибается, просто не веря ни во что.И воздерживаясь от суждений о вещах, которые на самом деле не могут быть Понятно, что скептики искали жизнь в тишине и спокойствии. В конце дня, это были догматики, которые воевали между собой и жили жизнью агитации.
Теперь, если правда не руководили жизнью скептиков, что сделали? У скептиков было два основные ориентиры жизни, а именно: внешность и условности.
Появления для Скептиков означали ощущения и чувства. Под условностями они подразумевали традиции, законы и обычаи общества.С одной стороны, скептики признали, что разные вещества были на вкус, например, горькими или сладкими, но они утверждали, что сущность «горечи» или «сладости» находится за пределами их понимания. С другой стороны, они признавали, что различные действия приносят удовольствие и боль, но считали, что концепции морального добра или зла для них недоступны. Следовательно, для скептиков внешность и условности были приемлемыми ориентирами для жизни; суждений или толкований к ним не было.Пиррон Эллисский (ок. 360-270 до н. Э.) Обычно считается основоположником скептицизма, хотя дошедших до нас его сочинений не было. Большая часть того, что известно о его идеях, исходит от его ученика Секста Эмпирика, который написал Очерки пирронизма в III веке нашей эры. г. Бери, Р. Г. (Пер.). (1990). Секст Эмпирик: Очерк пирронизма . Буффало, Нью-Йорк: Книги Прометея, .
Подробнее о скептицизме см. Https://www.britannica.com/topic/skepticism
Это может быть интересно: «Что такое софизм?», Доступный по адресу https: // philonotes.com / index.php / 2019/11/05 / sophism /
Проблема радикального скептического парадокса, ведущая к самоутверждению
Первое возражение
Ваше решение основывается на утверждении, что скептический парадокс требует, чтобы I1 был правдой. Скептики могут отвергнуть это утверждение. Почему нельзя считать принцип замыкания частью нашей концепции знания? Возможно, завершение просто выражает наше (дотеоретическое) понимание того, как знания могут быть приобретены и переданы. Если так, то нам не нужно считать эпистемический принцип хорошо обоснованным, как вы предложили, чтобы рассматривать его как разумный принцип.
Ответ
Идея этого возражения состоит в том, что основание правдоподобия закрытия коренится не в нашем обладании широко распространенными повседневными знаниями, а в нашей «концепции знания». Завершение соответствует и выражает наше понимание этой концепции ( ср. «ясновидящий может видеть будущее» отражает нашу концепцию ясновидения, даже если никто не является ясновидящим). Однако проблема этого возражения заключается в том, что оно вряд ли может объяснить, почему замкнутость соответствует нашей концепции знания и откуда эта концепция взялась.
Скептический вывод сделает «повседневное знание» пустым понятием , т. Е. Понятием, не обозначающим реально существующих экземпляров. Действительно, утверждение может соответствовать концепции пустого концепта C и, таким образом, быть правдоподобным, если утверждение включает аналитическую истину, касающуюся определения C. Например, утверждение «у единорога есть рог» просто соответствует нашей концепции «единорога». » в этом случае. Это правда в силу своего значения. Однако, как мы отмечали ранее, принцип замыкания не является аналитической истиной относительно значения «знания» — он не выводится из определения знания.Таким образом, завершение не может получить свою правдоподобность так же, как аналитические истины.
Другое объяснение того, как замыкание соответствует нашей концепции знания, может заключаться в том, что замыкание просто выражает наше разумное представление о знании. Даже если ангелов нет, утверждение «ангельские крылья белые» по-прежнему соответствует нашему разумному представлению о ангельских крыльях. Точно так же закрытие — это отражение нашего вымышленного воображения о том, как знания расширяются и передаются. Но опять же, это объяснение не может объяснить, почему это воображение «разумно» и, следовательно, не может объяснить, как завершение может основывать свою правдоподобность на таком вымышленном воображении.
Что еще более важно, поскольку нам отрицается владение фактическим знанием, становится неясным, откуда взялось наше представление о знании. Скептики могут ответить, что это происходит из ортодоксальных эпистемологических повествований в литературе, но это не затрагивает сути вопроса: в соответствии с , что ортодоксальная эпистемологическая литература описывает такую концепцию знания, и тем не менее мы находим ее правдоподобно?
Самое прямое и убедительное объяснение: «в соответствии с нашими эпистемическими практиками, основанными на наших широко распространенных повседневных знаниях».Однако это объяснение отвергается скептиками, в то время как нет другого более правдоподобного объяснения, доступного скептикам. Другое возможное скептическое объяснение состоит в том, что мы считаем замыкание допустимым в силу его успешного применения к некоторым неэмпирическим примерам знания (например, математическим знаниям, известной эквивалентности, конъюнктивным или дизъюнктивным выводам), и поэтому мы предполагаем, что замыкание также применимо к ( эмпирические) повседневные предложения.
Тем не менее, это скептическое объяснение спонтанно и несостоятельно.Во-первых, здесь неограниченная действительность закрытия равна предполагаемому тогда, когда это должно быть доказано — это как раз цель этой скептической истории, чтобы объяснить, почему закрытие может быть действительным в эмпирических областях, а также в не- эмпирический. Следовательно, эта скептическая история не может объяснить своего реального объяснения. С другой стороны, мотивация к закрытию кредита с универсальной достоверностью будет подорвана предполагаемым скептическим выводом, как если бы скептический аргумент был успешным, то достоверность закрытия в неэмпирической области не могла быть передана в эмпирическую.Мы просто ошибочно полагаем, что замыкание применимо к банальным суждениям — его правдоподобие иллюзорно.
Таким образом, скептическая история сталкивается с дилеммой: с одной стороны, она призвана объяснить, как закрытие становится правдоподобным; с другой стороны, это говорит нам, что правдоподобие закрытия на самом деле иллюзорно — это делает скептическое объяснение неубедительным, а скептический аргумент — несостоятельным. Это не исключительная трудность для объяснения «от неэмпирического к эмпирическому», а общий недостаток любого скептического объяснения, которое рассматривает закрытие как просто часть нашей «концепции знания».По сравнению с этим традиционное антискептическое повествование явно более разумно. Чтобы добиться успеха, мы выполняем некоторые эпистемические упражнения в нашей повседневной жизни — мы называем некоторые из этих эпистемических успехов «знанием», из чего мы резюмируем эпистемический принцип о том, как знания могут быть приобретены или переданы — принцип называется «закрытие». Вот как мы обычно понимаем основание правдоподобия закрытия.
До сих пор мы видели, что скептики не могут убедительно объяснить основание правдоподобия замыкания с точки зрения нашей «концепции знания».Но что, если скептики просто жмут пулю и заявляют, что закрытие действительно необоснованно?
Тем не менее, это возражение не позволяет избежать вышеупомянутой дилеммы. Скептический парадокс основан на правдоподобности закрытия, который подрывается скептицизмом, поскольку он объясняет правдоподобие закрытия неправдоподобным образом — «да, закрытие правдоподобно, но считается правдоподобным только по неправдоподобной причине» — это объяснение дает закрытие весьма сомнительно. Вдобавок, если закрытие действительно необоснованно, то как скептики могут убедить нас, что закрытие все еще правдоподобно? Говоря проще, как скептики могут убедить нас в справедливости принципа замыкания?
В любом случае скептики должны гарантировать обоснованность закрытия, чтобы скептический аргумент , основанный на закрытии, мог сохраниться.Справедливость закрытия раньше была консенсусом между скептиками и антискептиками, поэтому скептикам не нужно брать на себя дополнительное бремя доказательства, чтобы доказать это. Традиционно мы считаем закрытие правомерным, потому что оно хорошо обосновано в наших широко распространенных повседневных знаниях. Короче говоря, именно I1 * является причиной, по которой мы подтверждаем действительность закрытия. Это основа вышеупомянутого консенсуса . Однако если выясняется, что I1 * ложно, то фундамент разрушается, и консенсус нарушается.Таким образом, диалектическая картина меняется — скептикам нужно, чтобы мы одобряли принцип закрытия, но они также отвергают традиционную причину, по которой одобряют закрытие. Следовательно, скептики должны предоставить правильную причину в качестве замены. В этом случае замыкание как условие, если оно все еще истинно, может быть истинным только тривиально. Несомненно, скептики могут утверждать, что предполагаемый скептический вывод может гарантировать, что закрытие будет истинным, поскольку его антецедент никогда не может быть удовлетворен. Однако это только напрашивается вопрос.Помните, что причина, по которой скептики должны доказывать, что закрытие тривиально верно, заключается в том, что им нужно закрытие, чтобы сделать скептический вывод. Скептики не могут принять за основу то, что они должны доказать. Следовательно, скептицизм не может выжить, просто утверждая, что закрытие необоснованно.
Возражение Два
Правдоподобие закрытия не основано на наших повседневных знаниях. Замыкание утверждает, что знание закрыто при известной дедукции, а дедукция является чисто логической, неэмпирической и, следовательно, априорной операцией.Следовательно, вероятность закрытия априори. Нам не нужно обладать реальными повседневными знаниями, чтобы найти подходящее решение. Скорее, нам просто нужно знать, что такое знание и что такое логическая дедукция, и тогда будет априори правдоподобным, что q известно, если мы знаем, что p и что p влечет за собой q .
Ответ
Это возражение выдвигает конкурирующее объяснение правдоподобности закрытия, а именно «априорное объяснение», которое тесно связано с вышеупомянутым «аналитическим объяснением истины» и «концепцией объяснения знания».Возражение предполагает, что, используя априорную точку зрения, скептики могут избежать проблемы самоуничижения. Мой ответ: эта стратегия не может быть успешной, поскольку априорная оценка не является хорошим объяснением правдоподобия закрытия, на которое могут положиться скептики.
Во-первых, нет достаточных оснований считать закрытие априори правдоподобным. Замыкание — это не дедуктивный логический принцип , а эпистемический принцип . Первое обычно является априорным (например, закон исключенного третьего), но второе может быть другим.Несмотря на двусмысленность понятия «априори», типичное априорное суждение обычно выражает аналитическую или необходимую истину — грубо говоря, оно истинно в силу своего значения, например, «холостяк не женат». Однако, как я уже отмечал, завершение не предполагает какой-либо аналитической истины в отношении определения знания. То, что «повседневное знание закрыто» не может быть логически выведено из определения «повседневного знания» ( против «холостяк не женат»).Замыкание не следует понимать как аналитическое или обязательно истинное. В противном случае было бы крайне странно, почему так много эпистемологов выступали против замкнутости. Споры вокруг обоснованности закрытия, по крайней мере, показывают, что мыслимо , что знание иногда не закрыто. Напротив, трудно представить, как парадигматический априорный принцип может быть ложным (например, «если A истинно, а B логически эквивалентно A, то B истинно»). Таким образом, априорное мнение является необоснованным и спонтанным.
Во-вторых, априорное объяснение является худшим объяснением правдоподобия закрытия по сравнению с моим объяснением (которое защищает I1 *). По общему признанию, может быть несколько подходящих объяснений правдоподобности закрытия — я не защищаю исключительное объяснение . Здесь яблоком раздора является не то, что , в первую очередь, делает закрытие правдоподобным, а то, может ли правдоподобие закрытия быть должным образом обосновано, не предполагая, что у нас есть повседневные знания. Скептики говорят «да», но я утверждаю обратное — это основное расхождение.Позвольте мне пояснить, почему априорная оценка ошибочна с точки зрения этого расхождения.
Объяснение правдоподобия закрытия необходимо, потому что скептикам нужно обосновать закрытие, чтобы скептический аргумент мог сдвинуться с мертвой точки. Как мы уже отмечали ранее, законность закрытия не так бесспорна и ясна, как аналитическая истина. В литературе даже продолжаются споры о законности закрытия. Две противоположные концепции знания придерживаются двух сторон спора о том, достигается ли закрытие.Как определить правильную концепцию? Трудно уладить такой спор, не прибегая к примерам повседневного знания (которое, как мы думаем, мы обладаем) в повседневных эпистемических практиках. Ожидается, что наша концепция знания будет соответствовать нашей реальной эпистемической деятельности. Таким образом, вступая в дискуссию о закрытии, мы исследуем некоторые случаи, основанные на нашем эпистемическом опыте (например, «случай зебры» Дрецке), чтобы увидеть, какая сторона дискуссии лучше совпадает с нашими эпистемическими практиками.Независимо от того, чтобы проверить или опровергнуть принцип закрытия, нужно как минимум предположить , что мы действительно что-то знаем (например, «Я вижу зеброподобное существо», «Я в зоопарке»), чтобы гарантировать, что дискуссия нетривиальна. Если это так, то нельзя оправдать закрытие, не предполагая, что мы обладаем действительным знанием. Таким образом, априорная оценка не спасает от скептицизма.
Что еще хуже, пытаясь объяснить правдоподобие закрытия, в то же время отказываясь от предположения, что у нас есть повседневные знания, мы фактически основываем правдоподобие закрытия на концепции знания, которая не зависит от какого-либо фактического расширения.Следовательно, априорное описание разделяет все недостатки «концепции знания знания», которые мы обсуждали ранее. Оба учения подтверждают, что для объяснения правдоподобия закрытия нам нужно понять концепцию знания. Но откуда взялось наше представление о знании, если у нас нет знания? Априорная версия вообще не затрагивает этот вопрос, оставляя без объяснения существенное объяснение. Наша концепция знания — предполагаемое основание правдоподобия закрытия для априорного объяснения — кажется необоснованной, если скептицизм верен.То есть, учитывая скептический вывод, «повседневное знание» — это пустое понятие, не имеющее действительного расширения. Таким образом, наше обычное представление о знании ошибочно в том смысле, что мы ошибочно считаем его непустым. Следовательно, объяснение скептиками правдоподобия закрытия странно самоубийственно: закрытие основано на нашей концепции знания, которая, однако, является ошибочной и необоснованной. Таким образом, вряд ли убедительно оправдать правдоподобие закрытия концепцией знания, не предполагая, что мы обладаем повседневным знанием, когда последнее также может нуждаться в обосновании.Более того, априорное представление делает закрытие тривиально истинным, что серьезно подрывает правдоподобие закрытия qua — эпистемического принципа, который мы считаем широко применимым.
Таким образом, априорная оценка — плохое объяснение правдоподобности закрытия. Это не может спасти от скептицизма.
Третье возражение
Почему мы должны считать принцип закрытия правдоподобным? Простая обоснованность заключения достаточно, чтобы вызвать скептический парадокс.Парадокс может просто состоять из набора кажущихся непоследовательными, но истинных утверждений, а не правдоподобных утверждений.
Ответ
Во-первых, понятие парадокса «без правдоподобия» вызывает сомнения. Неясно, что набор неправдоподобных, но каким-то образом верных утверждений может составить подлинный парадокс ( ср. классическое определение «парадокса» Сейнсбери). Более того, даже если мы отложим в сторону споры о том, как определить «парадокс», и просто предположим, что парадоксу нужны только его составляющие утверждения, чтобы быть истинными, скептический парадокс все равно не спасти.Это потому, что, как мы отмечали ранее, скептики по-прежнему несут ответственность за доказательство применимости принципа закрытия. Учитывая, что для их получения также требуется скептический вывод, закрытие может быть только тривиально истинным. Скептики вряд ли могут доказать тривиальную истинность заключения некруглым способом.
Четвертое возражение
Несмотря на то, что хорошо обоснованная закрытие несовместимо с истинностью скептического заключения, неверно, что если закрытие хорошо обосновано, то подлинного парадокса нет.Согласно определению «парадокса» Сейнсбери, возникает парадокс, когда явно неприемлемый вывод может быть сделан на основе явно приемлемых рассуждений из явно приемлемых посылок. Скептический аргумент просто представляет нам парадокс, который соответствует этому определению. В конце концов, для возникновения парадокса скептический аргумент не обязательно должен казаться убедительным — скептический вывод в любом случае неприемлем.
Ответ
Скептический парадокс не нуждается в скептическом заключении, чтобы быть очевидной правдой.Однако для этого необходимо сделать скептический вывод очевидным разумным способом. Если можно доказать, что доводы скептического аргумента недействительны или незаконны, тогда «очевидная разумность» может быть развеяна. Есть по крайней мере два способа увидеть, как рассеивается кажущаяся разумность скептических рассуждений:
Во-первых, действительное рассуждение передает истину. Аргумент действителен, если истинность его посылок логически гарантирует истинность его вывода. Если принцип закрытия хорошо обоснован (в наших широко распространенных повседневных знаниях), то это означает, что скептический вывод не только неприемлемо , но и ложный .Без анализа самоуничижительной природы скептицизма, мы не можем сделать вывод, что неприемлемый скептический вывод является ложным , прямо при встрече со скептическим аргументом. В противном случае вообще не было бы проблем со скептицизмом. Однако после доказательства противоречия I1 скептическому заключению мы можем утверждать, что этот скептический вывод ложен, если закрытие хорошо обосновано. Это переводит скептический аргумент из, казалось бы, парадоксального аргумента в неверный аргумент — даже если его предпосылки верны, до тех пор, пока закрытие хорошо обосновано, его вывод все равно будет ложным.
Во-вторых, напомним, что объем действительности закрытия зависит от истинности скептического заключения. Если скептический вывод верен, то принцип замыкания не может быть правильно применен к эмпирическому знанию, поскольку мы фактически не обладаем эмпирическим знанием. Однако скептический аргумент использует закрытие, незаконно применяя его к эмпирической области, чтобы сделать скептический вывод. Это означает, что рассуждения скептиков неверно оценивают объем действительности закрытия и, таким образом, являются non sequitur .
Почему так много умных людей такие идиоты в отношении философии? — Quartz
Нет никаких сомнений в том, что Билл Най, «научный парень», чрезвычайно умен. Но кажется, что когда дело доходит до философии, он полностью в неведении. Любимый американский преподаватель естественных наук и телеведущий разместил на прошлой неделе видео, в котором ответил на вопрос студента философии о том, является ли философия «бессмысленной темой».
Видео, которое заставило все философское сообщество США коллективно подавиться утренним эспрессо, трудно смотреть, потому что большинство утверждений Ная неверны.Не просто неправильно, а глубоко, до смешного неправильно. Он объединяет воедино вопросы сознания и реальности, как если бы это одна и та же тема, и полностью неверно истолковывает аргумент Декарта «Я думаю, следовательно, я существую» — приведя лишь два из множества примеров.
И Най — возможно, любимый американец «edutainer» — не единственный популярный ученый, который говорит «да» всей многовековой дисциплине. Астрофизик Нил ДеГрасс Тайсон заявил, что философия не вносит «продуктивный вклад в наше понимание мира природы»; в то время как физик-теоретик Стивен Хокинг заявил, что «философия мертва.
Шокирует, что такие блестящие ученые могут быть настолько невежественными, но, к сожалению, их взгляды на философию не редкость. В отличие от многих других академических предметов (например, математики и истории), где неспециалисты имеют смутное представление о практике в данной области, кажется, что существует широко распространенное заблуждение относительно того, что влечет за собой философия.
В случае Ная его заблуждения слишком велики и многочисленны, чтобы показать, почему все без исключения ошибочны. Но некоторые из его комментариев в видео говорят о более широком заблуждении относительно философии.Итак, давайте проясним некоторые из них:
«Часто возвращается к вопросу: какова природа сознания?»Вот полная цитата Ная о том, что он считает основными занятиями философии:
«Часто возвращается к вопросу: какова природа сознания? Можем ли мы знать то, что знаем? Знаем ли мы, что знаем? Разве мы не осознаем, что знаем? Реальность реальна? Или реальность нереальна, и мы все живем на шаре для пинг-понга, который является частью гигантской межпланетной игры в пинг-понг, которую мы не можем ощутить? Это интересные вопросы.
Замечания Най, объединяющие идеи из совершенно разных областей философии, являются карикатурой на распространенное заблуждение, будто философия заключается в том, чтобы задавать бессмысленные «глубокие» вопросы, выискивать ответ из воздуха, а затем пить пино-нуар и т. Д. написание яркого эссе.
Но если не брать в расчет пинг-понг, на самом деле — это интересных вопроса — и методы анализа таких тем далеки от праздных размышлений, они невероятно, мучительно строгие.Каждый из вопросов, которые задает Най, является предметом обширного изучения, а философия, по своей сути, включает в себя очень критическое мышление.
Нед Холл, профессор и заведующий кафедрой философии Гарвардского университета, говорит Quartz, что его коллега описывает философию как «мышление в замедленном движении». Это определенно думает, что нельзя отбросить, подняв бровь, а-ля Най.
«Я очень скептически отношусь к идее, что реальность нереальна, что то, что вы чувствуете и чувствуете, не является подлинным.Скептицизм Ная — пустой ответ на вопрос, можем ли мы доверять своим чувствам. «Если вы уроните молоток себе на ногу, это реально?» он спрашивает. «Или это просто ваше воображение?» Затем он предлагает молодому студенту-философу изучить вопрос, уронив молоток себе на ногу. Но такой болезненный эксперимент на самом деле не решит основной вопрос, и этот подход — просто высмеивание аргумента, а не его рассмотрение — настолько печально известен, что, как указывает в своем блоге профессор философии CUNY Массимо Пильуччи, у него есть собственное название: argumentsum ad lapidem — «обращение к камню».
Уверенность Най в том, что то, что мы ощущаем и чувствуем, является «подлинным», особенно странно, исходящее от ученого, учитывая, что несколько передовых научных открытий действительно противоречат информации, которую мы получаем от наших органов чувств. Эйнштейн обнаружил, что, например, не существует такой вещи, как абсолютная одновременность, в то время как квантовая физика показывает, что объект может находиться в двух местах одновременно. Некоторые философы давно утверждали, что наши чувства не являются надежным средством оценки реальности, и такие научные открытия подтверждают идею о том, что мы должны относиться к сенсорной информации с небольшим скептицизмом.
«Философия какое-то время важна…. Но можно начинать спорить по кругу ».Философия важна не только на время, но и имеет серьезное практическое применение для всего общества. Существует бесчисленное множество примеров того, как философия теории разума актуальна для нейробиологов, или случаев, когда политические философы формировали политиков.
Исторически сложилось так, что физика и математика часто пересекались с философией, и многие великие ученые взаимодействовали с философами, чтобы продвигать свое собственное мышление.(Работу Эйнштейна можно изучать вместе с работой Канта, например.) Физик, стоящий за теорией относительности, также был философом науки, и, как указывает Холл, Эйнштейн изменил наши представления о пространстве и времени, что само по себе является философским занятием.
Философы также обращаются к предположениям, лежащим в основе науки. «В науке очень важно полагаться на нашу способность рассуждать, — говорит Холл. «Способ использования этого потенциала в научных исследованиях часто включает неустановленные, но довольно существенные предположения о простоте и элегантности мира природы.Философы предлагают понимание того, насколько богат набор предположений ».
Так, например, в ролике Най насмешливо выражает уверенность, что завтра взойдет солнце. Философы тоже уверены в этом, но мало кто уверен, что они могут точно объяснить, что вызывает это повседневное явление — или любое другое событие. Довод философа 18-го века Дэвида Юма о том, что у нас вообще нет разумного понимания причинности, а мы предполагаем причину и следствие только тогда, когда две вещи наблюдались как соединенные в прошлом, как известно, трудно опровергнуть.Проблема лежит в основе большей части физики и вряд ли является незначительной.
А затем следует развитие формальной логики, которая была изобретена философами чуть более 100 лет назад и является основой программирования и информатики, другими словами, основой всех современных технологий.
«Это не всегда дает удивительный ответ».Тот, кто явно в это верит, не тратил много времени на изучение философии. Любое далекое, ошеломляющее, вызванное ЛСД прозрение, которое когда-либо было, уже было разорвано на части и продвинуто еще дальше в трезво выглядящих философских книгах.Это область, в которой видные деятели утверждали, что Бог постоянно создает весь мир в каждое мгновение, и что неспособность пожертвовать любых лишних богатств морально равносильно прохождению мимо тонущего ребенка.
«Имейте в виду, люди тоже придумали философию».Здесь Най предполагает, что философия неуместна, потому что мы, как подверженные ошибкам существа, не способны раскрыть абсолютную истину. «Вы — человек, ищущий правду, — говорит он, — так что пределы будут.”
Это далеко не опровержение философии, это компонент области. Многие великие мыслители признают этот предел нашего поиска смысла и написали ряд сложных статей по этому вопросу, его значениям и той истине, которая может быть раскрыта в рамках ограничений крохотного человеческого разума. Людвиг Витгенштейн, например, может заинтересовать тех, кто разделяет скептицизм Ная.
Философия не для всех, и многие счастливы жить своей жизнью, не пытаясь понять, что именно говорит Хайдеггер.Но то, что Най так снисходительно говорит о «крутых вопросах» философии, предполагает, что он недостаточно знает, чтобы отмахнуться от них. Потому что философия на самом деле невероятно полезна для всех, кто интересуется языком, знаниями, моралью и наукой. И да, это довольно круто.
% PDF-1.6 % 119 0 объект > эндобдж xref 119 42 0000000015 00000 н. 0000002017 00000 н. 0000002109 00000 п. 0000002131 00000 н. 0000002543 00000 н. 0000002794 00000 н. 0000003052 00000 н. 0000003310 00000 н. 0000003580 00000 н. 0000003842 00000 н. 0000004104 00000 п. 0000004379 00000 н. 0000004652 00000 п. 0000004926 00000 н. 0000005195 00000 н. 0000005469 00000 н. 0000005743 00000 н. 0000006012 00000 н. 0000006285 00000 н. 0000006559 00000 н. 0000006828 00000 н. 0000007101 00000 п. 0000007268 00000 н. 0000007521 00000 н. 0000008170 00000 н. 0000008303 00000 н. 0000008704 00000 н. 0000009354 00000 п. 0000010007 00000 п. 0000010189 00000 п. 0000010362 00000 п. 0000010535 00000 п. 0000010713 00000 п. 0000014122 00000 п. 0000018568 00000 п. 0000039690 00000 н. 0000041189 00000 п. 0000045350 00000 п. 0000048922 00000 н. 0000057216 00000 п. 0000061033 00000 п. 0000061568 00000 п. трейлер ] >> startxref 0 %% EOF 120 0 объект > эндобдж 121 0 объект > эндобдж 122 0 объект > / XObject> / ProcSet [/ PDF / Text / ImageC] >> / Group> / Annots [141 0 R 123 0 R 124 0 R 125 0 R 126 0 R 127 0 R 128 0 R 129 0 R 130 0 R 131 0 R 132 0 R 133 0 R 134 0 R 135 0 R 136 0 R 137 0 R 138 0 R 139 0 R 140 0 R] >> эндобдж 123 0 объект >>> эндобдж 124 0 объект >>> эндобдж 125 0 объект >>> эндобдж 126 0 объект >>> эндобдж 127 0 объект >>> эндобдж 128 0 объект >>> эндобдж 129 0 объект >>> эндобдж 130 0 объект >>> эндобдж 131 0 объект >>> эндобдж 132 0 объект >>> эндобдж 133 0 объект >>> эндобдж 134 0 объект >>> эндобдж 135 0 объект >>> эндобдж 136 0 объект >>> эндобдж 137 0 объект >>> эндобдж 138 0 объект >>> эндобдж 139 0 объект >>> эндобдж 140 0 объект >>> эндобдж 141 0 объект >>> эндобдж 142 0 объект > эндобдж 143 0 объект > эндобдж 144 0 объект > / W [1 [190 302 405 405 204 204 455 476 476 476 476 476 269 840 613 573 673 709 558532 704 748 322550 853 746 546 612 483 705 876 555 406 489 405 497 420 262438 495 238 448 231 753 500 492 490 324 345 294 487 421 639 431 387 1015 561]] / FontDescriptor 149 0 R >> эндобдж 145 0 объект > эндобдж 146 0 объект > эндобдж 147 0 объект > эндобдж 148 0 объект > эндобдж 149 0 объект > эндобдж 150 0 объект > эндобдж 151 0 объект > транслировать х \ [о \ ~ _ jyh8bv \ w6svWrc; А / V: ecm ߾ xuF, & Ia1b_7 = Aa ^ o ^ | 9 و EFuaG1zC` | s-Ro ~ ٜ | w / ‰ ᵓsow R-V.} Mnr48 \ P # w W7YX`P \ XȮ2% 4 \ P1a0NZ7xuKtXov qw Ɇz ~, _ #> # `X {` = ‘`tP`VnYOl’% = 1 @E (
Греческие философы | Национальное географическое общество
В Древней Греции философы размышляли и теоретизировали по поводу множества различных идей, таких как человеческая природа, этика и моральные дилеммы. Древнегреческие философы можно разделить на три группы: досократики , Сократики и Постсократики.
Философы-досократы в основном исследовали явления природы.Они считали, что люди произошли из одного вещества, которым может быть вода, воздух или неограниченное количество вещества, называемого «апейрон». Одним из известных философов из этой группы был Пифагор, математик, создавший теорему Пифагора.
Сократовскими философами в Древней Греции были Сократ, Платон и Аристотель. Это одни из самых известных греческих философов. Сократа (470 / 469–399 до н. Э.) Помнят за его методы обучения и за то, что он задавал наводящие на размышления вопросы.Вместо того, чтобы читать лекции своим студентам, он задавал им сложные вопросы, чтобы оспорить их основные предположения — метод, который до сих пор используется в современных юридических школах. Поскольку Сократ мало писал о своей жизни или работе, многое из того, что мы знаем, исходит от его ученика Платона.
Платон (428 / 427–348 / 347 до н. Э.) Изучал этику, добродетель, справедливость и другие идеи, относящиеся к человеческому поведению. Следуя по стопам Сократа, он стал учителем и вдохновил работу следующего великого греческого философа Аристотеля.Аристотель (384–322 до н. Э.), Тоже интересовавшийся этикой, изучал различные науки, такие как физика, биология и астрономия. Ему часто приписывают развитие изучения логики, а также основу современной зоологии.
Постсократические философы основали четыре философские школы: цинизм, скептицизм, эпикуреизм и стоицизм. Философы-постсократы сосредоточили свое внимание на личности, а не на таких общественных проблемах, как политика. Например, стоицизм стремился понять и культивировать определенный образ жизни, основанный на добродетелях или мудрости, отваге, справедливости и воздержании.Современные философы и педагоги по-прежнему используют образцы мышления и исследования, установленные древнегреческими философами, такие как применение логики к вопросам мышления и участие в дебатах, чтобы лучше передать философские идеи.