Мышление и его расстройства (В.В. Дунаевский)
Мышление
Мышление является основным и специфическим для человека познавательным процессом, в ходе которого диалектически устанавливаются внутренние (семантические) связи, характеризующие структуру объектов реальной действительности, их отношения между собой и к субъекту познавательной деятельности. Мышление тесно связано с другим базисным познавательным процессом – процессом восприятия и необходимо возникло в результате его поступательного эволюционного развития. Борьба за существование, являющаяся основным механизмом видовой динамики, вынуждала в каждый момент конфликтного взаимодействия конкурирующих особей сначала к максимальному напряжению физических сил (стрессовой мобилизации) в интересах удовлетворения своих безусловных потребностей (пищевой, половой, самосохранения), обеспечивая тем самым выживание индивидуума и сохранение вида. На определенном этапе развития, когда чисто физические ресурсы были исчерпаны, более эффективным приспособительным механизмом стала возможность сначала обобщения на основе индивидуального опыта своеобразия проблемных ситуаций и их алгоритмического разрешения, а затем необходимость поиска новых нестандартных (творческих) решений.
Эти обстоятельства стали побудительным стимулом, обеспечивающим качественный скачок – переход от конкретно воспринимаемой сиюминутности бытия к аналитико-синтетической оценке прошлого опыта и прогнозированию своего поведения в будущем. Таким образом были расширены его временные границы и созданы предпосылки для интенсивного развития других психических функций (долговременная и кратковременная память, воображение, перспективное мышление и др. — то есть сознания и самосознания в широком смысле этого понятия). Параллельно и взаимозависимо с этими процессами возникли и развивались новые сугубо человеческие свойства – символика языка и речи, изобразительного искусства, зачатки религиозного чувства, научного сознания мира и своего места в нем.
Таким образом был осуществлен переход от системы представлений об окружающем мире, которая постепенно складывалась на основе его индивидуального и коллективного восприятия к системе понятий. Последняя отражала самые существенные, позволяющие сделать обобщения признаки явлений и предметов и складывалась в картину понимания окружающего мира. Символика языка как функция коммуникации из средства обозначения реальностей все больше превращалась в средство общения, обмена информацией, формирующее коллективное сознание популяции. Наряду с конкретными понятиями, описывающими отдельные предметы, явления (кошка, стол, пожар) возникли абстрактные, обобщающие конкретные реалии (животные, мебель, стихийные бедствия).Способность формировать и усваивать смысловые, родообразующие понятия возникает на определенном этапе исторического и онтогенетического развития психической деятельности и называется абстрактным мышлением. Неспособность оперировать абстрактными понятиями, субъективное, опирающееся на несущественные признаки мышление не раскрывает смысла явлений или приводит к противоречивому (алогичному) толкованию их сути. Это в свою очередь указывает либо на атавистическую задержку его развития, либо на наличие психического расстройства.
Мышление нормальных людей организует картины окружающего и внутреннего мира на основе анализа причинно-следственных отношений, подвергая его результаты проверке опытом, и рано или поздно оказывается в состоянии выявить внутренние связи объектов и явлений.
Творческое, или так называемое диалектическое, мышление, являющееся основой профессионально-клинического, как наиболее продуктивная форма опирается на анализ и синтез. Анализ предполагает выяснение того, чем данный объект, предмет, явление в силу своих индивидуальных особенностей отличается от других, внешне похожих. Для того, чтобы это установить, необходимо изучить его структурно-динамическое своеобразие. Применительно к больному это означает необходимость исследования исключительности личностной феноменологии, включая изучение биологического, психического и социального статусов.
Синтез, напротив, означает стремление установить внутренние связи внешне непохожих объектов, что невозможно ни на уровне восприятия, ни на уровне конкретного формального мышления. Иногда эта связь представлена лишь одной характеристикой, которая, тем не менее, является фундаментальной. Если верить преданию, то закон всемирного тяготения открылся Ньютону в тот момент, когда ему на голову упало яблоко. Восприятие внешних признаков указывает лишь на сходство форм. Понимание внутренних связей позволяет рассмотреть в одном ряду совершенно разные объекты, обладающие лишь одним общим качеством – массой. Человеческий разум благодаря этому свойству способен также к экстраполяции известной внутренней связи за пределы опытного восприятия пространства и времени, что делает его возможности практически безграничными. Так происходит осознание человеком законов, управляющих миром, и постоянный пересмотр уже имеющихся представлений.
Так называемое формальное мышление, являющееся атавистическим или имеющее болезненные причины, идет по пути аналогий, которые устанавливаются по признакам внешнего сходства, и уже поэтому не может быть творчески продуктивным. В медицине оно называется фельдшерским, но отнюдь не является прерогативой фельдшеров. Мыслящий подобным образом врач, завершая специальное образование, имеет канонизированные представления о реестре существующих, по его мнению, форм болезней в их описательных характеристиках с соответствующим алгоритмом последующих действий. Диагностическая задача решается чаще всего на основе формальной калькуляции симптомов с отнесением их массива к известной нозологической матрице. Происходит это по принципу ответа на вопрос: на кого больше похожа летучая мышь – на птицу или на бабочку? На самом деле на лошадь (и то, и другое – млекопитающие). Познавательная деятельность, организованная подобным образом, способна лишь клишировать стандартные ситуации в рамках решения самых простых задач. Она нуждается в руководстве, контроле и может быть приемлемой только у претендующих на роль исполнителя.
Расстройства мышления выявляются либо при помощи тестовых процедур (патопсихологически), либо на основе клинического метода при анализе речевой и письменной продукции обследуемого.
Выделяют формальные расстройства мышления (расстройства ассоциативного процесса) и так называемые патологические идеи.
Расстройства мышления по форме (расстройства ассоциативного процесса)Эта рубрика включает ряд нарушений способа мышления по форме: изменение его темпа, подвижности, стройности, целенаправленности.
Нарушения темпа мышленияБолезненно ускоренное мышление.
Болезненно ускоренное мышление наблюдается при маниакальном синдроме, эйфорических состояниях.
Болезненно замедленное мышление. В отношении темпа представляет собой противоположность предыдущего расстройства. Часто сочетается с гиподинамией, гипотимией, гипомнезией. Выражается в речевой заторможенности, застреваемости. Ассоциации бедны, переключаемость затруднена. Больные в своем мышлении не в состоянии охватить широкий круг вопросов. Немногочисленные умозаключения образуются с трудом. Больные редко проявляют речевую активность спонтанно, их ответы обычно немногословны, односложны. Иногда контакт вообще не удается установить. Это расстройство наблюдается при депрессиях любого происхождения, при травматическом поражении головного мозга, органических, инфекционных заболеваниях, эпилепсии.
Нарушения стройности мышленияРазорванное мышление характеризуется отсутствием в речи больных логических согласований между словами, грамматические связи при этом могут быть сохранены. Тем не менее речь больного может быть совершенно непонятной, лишенной всякого смысла, например: «Кто может выделить временное расхождение относительности понятий, включенных в структуру миробытия» и т.п.
При
Резонерство (бесплодное мудрствование, рассуждательство). Мышление с преобладанием пространных, отвлеченных, туманных, часто малосодержательных рассуждений на общие темы, по поводу общеизвестных истин, например, на вопрос врача «как вы себя чувствуете?» долго рассуждают о пользе питания, отдыха, витаминов. Этот вид мышления чаще всего встречается при шизофрении.
Аутистическое мышление (от слова аутос – сам) – мышление, оторванное от реальности, противоречащее реальности, не соответствующее реальности и не корригирующееся реальностью. Больные теряют связи с действительностью, погружаются в мир собственных причудливых переживаний, представлений, фантазий, непонятных окружающим. Аутистическое мышление относится к основным симптомам шизофрении, но может встречаться и при других заболеваниях и патологических состояниях: шизоидная психопатия, шизотипические расстройства.
Символическое мышление. Мышление, при котором обычным, общеупотребимым словам придается особый, отвлеченный, понятный лишь самому больному смысл. При этом слова и понятия часто заменяются символами или новыми словами (неологизмами), больные разрабатывают собственные языковые системы. Примеры неологизмов: «зеркаластр, пенснэхо, электрическая эксквозочка». Этот вид мышления встречается при шизофрении.
Патологическая обстоятельность (детализированность, вязкость, инертность, тугоподвижнгость, торпидность мышления). Характеризуется склонностью к детализации, застреванию на частностях, «топтанием на месте», неспособностью отделить главное от второстепенного, существенное от несущественного. Переход от одного круга представлений к другому (переключение) затруднен. Прервать речь больных и направить в нужное русло очень трудно. Это разновидность мышления чаще всего встречается у больных эпилепсией, при органических заболеваниях головного мозга.
Персеверация мышления. Характеризуется повторением одних и тех же слов, фраз, в связи с выраженным затруднением переключаемости ассоциативного процесса и доминированием какой-либо одной мысли, представления. Это расстройство встречается при эпилепсии, органических заболеваниях головного мозга, у депрессивных больных.
Расстройства мышления по содержаниюВключают в себя бредовые, сверхценные и навязчивые идеи.
Бредовые идеи.Представляют собой ложные, ошибочные суждения (умозаключения), возникшие на болезненной основе и недоступные критике и коррекции. Заблуждающегося, но здорового человека рано или поздно можно либо разубедить, либо он сам поймет ошибочность своих взглядов. Бред же, являясь одним из проявлений расстройства психической деятельности в целом, может быть устранен только посредством специального лечения. По психопатологическим механизмам бредовые идеи делятся на первичные и вторичные.
Первичный бред, или бред толкования, интерпретации вытекает непосредственно из расстройств мышления и сводится к установлению неправильных связей, неправильному пониманию взаимоотношений между реальными объектами. Восприятие здесь обычно не страдает. Изолированно первичные бредовые идеи наблюдаются при сравнительно легких психических заболеваниях. Болезненной основой здесь чаще всего является патологический характер или личностные изменения.
Вторичный, или чувственный бред представляет собой производное от других первичных психопатологических расстройств (восприятия, памяти, эмоций, сознания). Выделяют галлюцинаторный, маниакальный, депрессивный, конфабуляторный, образный бред. Из сказанного следует, что вторичный бред возникает на более глубоком уровне расстройства психической деятельности. Этот уровень или «регистр», как и генетически связанный с ним бред, называют параноидным (в отличии от первичного – паранойяльного).
По содержанию (по теме бреда) все бредовые идеи можно разделить на три основные группы: преследования, величия и самоуничижения.
К группе идей преследования относятся бред отравления, отношения, воздействия, собственно преследования, «любовного очарования».
Бредовые идеи величия также разнообразны по содержанию: бред изобретательства, реформаторства, богатства, высокого происхождения, бред величия.
К бредовым идеям самоуничижения (депрессивный бред) относят бред самообвинения, самоуничижения, греховности, виновности.
Депрессивные фабулы обычно сопровождаются подавленностью и предъявляются астенично. Параноидный бред может быть как астеничным, так и стеничным («преследуемый преследователь»).
Бредовые синдромыПаранойяльный синдром характеризуется систематизированным бредом отношения, ревности, изобретательства. Суждения и умозаключения больных внешне производят впечатление вполне логичных, однако они исходят из неверных посылок и ведут к неверным выводам. Этот бред тесно связан с жизненной ситуацией, личностью больного, либо измененной психическим заболеванием, либо являющейся патологической от самого рождения. Галлюцинации обычно отсутствуют. Поведение больных с паранойяльным бредом характеризуется сутяжничеством, кверулянтскими тенденциями, иногда агрессивностью. Наиболее часто этот синдром наблюдается при алкогольных, пресенильных психозах, а также при шизофрении и психопатиях.
Параноидный синдром. Характеризуется вторичным бредом. К группе параноидных синдромов относятся галлюцинаторно-бредовой, депрессивно-бредовой, кататоно-бредовой и некоторые другие синдромы. Параноидные синдромы встречаются как при экзогенных, так и при эндогенных психозах.
При шизофрении часто наблюдается один из наиболее типичных вариантов галлюцинаторно-параноидного синдрома – синдром Кандинского-Клерамбо, который складывается из следующих симптомов: псевдогаллюцинации, психические автоматизмы, бредовые идеи воздействия. Автоматизмами называют явление утраты чувства принадлежности самому себе мыслей, эмоциональных переживаний, действий. По этой причине психические акции больных субъективно воспринимаются как автоматические. Г. Клерамбо (1920) описал три вида автоматизмов:
Идеаторный (ассоциативный) автоматизм проявляется в чувстве построннего вмешательства в течение мыслей, их вкладывание или отнятие, обрывы (шперрунги) или наплывы (ментизм), ощущение, что мысли больного становятся известны окружающим (симптом открытости), «эхо мыслей», насильственная внутренняя речь, вербальные псевдогаллюцинации, воспринимаемые как ощущение передачи мыслей на расстояние.
Сенсорный (сенестопатический, чувственный) автоматизм. Для него характерно восприятие различных неприятных ощущений в теле (сенестопатии), чувство жжения, скручивания, боли, полового возбуждения в качестве сделанных, специально вызванных. Вкусовые и обонятельные псевдогаллюцинации могут рассматриваться в качестве вариантов этого автоматизма.
Моторный (кинэстетический, двигательный) автоматизм проявляется ощущением вынужденности некоторых действий, поступков больного, которые совершаются помимо его воли или вызваны воздействием извне. При этом больные часто испытывают мучительное чувство физической несвободы, называя себя «роботами, фантомами, марионетками, автоматами» и т.д. (чувство овладения).
Объяснение подобных внутренних переживаний при помощи воздействия гипнозом, космическими лучами или различных технических средств называется бредом воздействия и иногда носит достаточно нелепый (аутистический) характер. Аффективные расстройства при этом чаще всего представлены чувством тревоги, напряженности, в острых случаях – страха смерти.
Парафренный синдром. Характеризуется сочетанием фантастических, нелепых идей величия с экспансивным аффектом, явлениями психического автоматизма, бредом воздействия и псевдогаллюцинациями. Иногда бредовые высказывания больных имеют в качестве основы фантастические, вымышленные воспоминания (конфабуляторный бред). При параноидной шизофрении парафренный синдром является заключительным этапом течения психоза.
Помимо описанных выше хронических бредовых синдромов в клинической практике встречаются остро развивающиеся бредовые состояния, имеющие лучший прогноз (острая паранойя, острый параноид, острая парафрения). Они характеризуются выраженностью эмоциональных расстройств, низкой степенью систематизации бредовых идей, динамизмом клинической картины и соответствуют понятию острого чувственного бреда. На высоте этих состояний могут наблюдаться признаки грубой дезорганизации психической деятельности в целом, в том числе признаки нарушения сознания (онейроидный синдром).
Острый чувственный бред также может быть представлен синдромом Капгра (Капгра Ж., 1923), включающим помимо тревоги и идей инсценировки симптом двойников. При симптоме отрицательного двойника больной утверждает, что близкий человек, например, мать или отец, не является таковым, а представляет собой подставную фигуру, загримированную под его родителей. Симптом положительного двойника заключается в убеждении, что незнакомые лица, специально изменившие свой облик, представляются больному в качестве близких людей.
Синдром Котара (нигилистический бред, бред отрицания), (Котар Ж., 1880) выражается в ошибочных умозаключениях мегаломанического, ипохондрического характера по поводу своего здоровья. Больные убеждены в наличии у них тяжелого, смертельного заболевания (сифилиса, рака), «воспаления всех внутренностей», говорят о поражении отдельных органов или частей тела («сердце перестало работать, сгустилась кровь, кишечник сгнил, пища не перерабатывается и из желудка поступает через легкие в мозг» и т.п.). Иногда они утверждают, что умерли, превратились в гниющий труп, погибли.
Сверхценные идеиСверхценные идеи – суждения, возникающие на основе реальных фактов, которые эмоционально переоцениваются, гиперболизируются и занимают в сознании больных неоправданно большое место, вытесняя конкурирующие представления. Таким образом, на высоте этого процесса при сверхценных идеях, также как и при бреде, исчезает критика, что позволяет отнести их к разряду патологических.
Умозаключения возникают как на основе логической переработки понятий, представлений (рационально), так и с участием эмоций, организующих и направляющих не только сам процесс мышления, но оценивающих его результат. Для личностей художественного типа последнее может иметь решающее значение по принципу: «если нельзя, но очень хочется, то можно». Сбалансированное взаимодействие рациональной и эмоциональной составляющих называется аффективной координацией мышления. Наблюдающиеся при различных заболеваниях и аномалиях эмоциональные расстройства вызывают ее нарушения. Сверхценные идеи являются частным случаем неадекватно избыточного насыщения аффектом какой-либо отдельной группы представлений, лишающего конкурентоспособности все прочие. Этот психопатологический механизм называется механизмом кататимии. Вполне понятно, что возникающие подобным образом патологические идеи могут иметь не только личностную, болезненную, ситуационную обусловленность, но и содержательно связаны с жизненными темами, вызывающими наибольший эмоциональный резонанс.
Этими темами чаще всего являются любовь и ревность, значимость собственной деятельности и отношение окружающих, собственное благополучие, здоровье и угроза потери того и другого.
Чаще всего сверхценные идеи возникают в ситуации конфликта у психопатических личностей, в дебютных проявлениях экзогенно-органических и эндогенных заболеваниях, а также в случаях их легкого течения.
При отсутствии стойкой дезорганизации эмоционального фона они могут иметь транзиторный характер и при его упорядочивании сопровождаться критическим отношением. Стабилизация аффективных расстройств в процессе развития психического заболевания или хронизации конфликта у аномальных личностей приводит к стойкому снижению критического отношения, что некоторые авторы (А.Б. Смулевич) предлагают называть «сверхценным бредом».
Навязчивые идеиНавязчивые идеи, или обсессии, — это возникающие спонтанно патологические идеи, носящие навязчивый характер, к которым всегда имеется критическое отношение. Субъективно они воспринимаются как болезненные и в этом смысле являются «инородными телами» психической жизни. Чаще всего навязчивые мысли наблюдаются при заболеваниях невротического круга, однако могут встречаться и у практически здоровых людей с тревожно-мнительным характером, ригидностью психических процессов. В этих случаях они, как правило, нестойкие и не причиняют значительного беспокойства. При психическом заболевании, напротив, концентрируя на себе и на борьбу с ними всю активность больного, переживаются как крайне тягостные и мучительные. В зависимости от степени эмоциональной насыщенности, во-первых, выделяют отвлеченные (абстрактные) навязчивости. Они могут быть представлены навязчивым мудрствованием («мыслительная жвачка»), навязчивым счетом (арифмомания).
К эмоционально насыщенным навязчивостям относятся навязчивые сомнения и контрастные навязчивости. При них больные могут многократно возвращаться домой, испытывая тревожные сомнения, закрыли ли они дверь, выключили ли газ, утюг и т.п. При этом они прекрасно понимают нелепость своих переживаний, но не в силах перебороть возникающие вновь и вновь сомнения. При контрастных навязчивостях больные охвачены страхом совершить что-то недопустимое, аморальное, противозаконное. Несмотря на всю тягостность этих переживаний, больные никогда не пытаются реализовать возникшие побуждения.
Навязчивые идеи, как правило, представляют собой идеаторный компонент навязчивых состояний и редко встречаются в чистом виде. В структуре их также имеют место эмоциональная составляющая (навязчивые страхи – фобии), навязчивые влечения – компульсии, моторные расстройства – навязчивые действия, ритуалы. В наиболее полном виде эти нарушения представлены в рамках обсессивно-фобического синдрома. Навязчивые страхи (фобии) могут иметь различное содержание. При неврозах они чаще всего носят понятный характер, тесно связанный с ситуацией реальной жизни больного: страхи загрязнения и заражения (мизофобия), закрытых помещений (клаустрофобия), толпы и открытых пространств (агорафобия), смерти (танатофобия). Чаще всего встречаются навязчивые страхи возникновения тяжелого заболевания (нозофобия), особенно в случаях, спровоцированных психогенно: кардиофобия, канцерофобия, сифилофобия, спидофобия.
При шизофрении навязчивые переживания чаще имеют нелепое, непонятное, оторванное от жизни содержание – например, мысли о том, что в употребляемой пище могут присутствовать трупный яд, иголки, булавки; домашние насекомые могут заползти в ухо, нос, проникнуть в мозг и т.п.
Тревожно-напряженный аффект в этих случаях довольно часто послабляется ритуалами – своеобразными символическими защитными действиями, нелепость которых больные также могут понимать, однако их выполнение приносит больным облегчение. Например, чтобы отвлечь себя от навязчивых мыслей о заражении, больные моют руки определенное количество раз, используя при этом мыло определенного цвета. Для подавления клаустрофобических мыслей перед тем, как войти в лифт, трижды оборачиваются вокруг своей оси. Подобные действия больные вынуждены повторять по многу раз при всем понимании их бессмысленности.
Чаще всего обсессивно-фобический синдром наблюдается при неврозе навязчивых состояний. Он также может встречаться в рамках эндогенных психозов, например, при неврозоподобных дебютах шизофрении, а также при конституциональных аномалиях (психастении).
Одним из вариантов обсессивно-фобического синдрома является дисморфофобический (дисморфоманический) синдром. При этом переживания больного сосредоточены на наличии либо мнимого, либо реально существующего физического недостатка или уродства. Они могут носить как характер навязчивых страхов, так и сверхценных мыслей со снижением или отсутствием критического отношения, напряженным аффектом, вторичными идеями отношения, неправильным поведением. В этих случаях больные пытаются самостоятельно устранить имеющиеся недостатки, например, избавиться от веснушек при помощи кислоты, бороться с излишней полнотой, прибегая к изнурительному голоданию, или обращаются к специалистам с целью хирургического устранения имеющегося, по их мнению, уродства.
Синдром дисморфомании может наблюдаться у аномальных личностей в подростковом и юношеском возрасте, чаще у девушек. Также у них часто встречаются близкие к этому синдромы – синдром нервной анорексии и ипохондрический. Бредовой вариант синдрома дисмофомании наиболее типичен для дебютных проявлений параноидной шизофрении.
УПК РФ Статья 193. Предъявление для опознания / КонсультантПлюс
1. Следователь может предъявить для опознания лицо или предмет свидетелю, потерпевшему, подозреваемому или обвиняемому. Для опознания может быть предъявлен и труп.
2. Опознающие предварительно допрашиваются об обстоятельствах, при которых они видели предъявленные для опознания лицо или предмет, а также о приметах и особенностях, по которым они могут его опознать.
3. Не может проводиться повторное опознание лица или предмета тем же опознающим и по тем же признакам.
4. Лицо предъявляется для опознания вместе с другими лицами, по возможности внешне сходными с ним. Общее число лиц, предъявляемых для опознания, должно быть не менее трех. Это правило не распространяется на опознание трупа. Перед началом опознания опознаваемому предлагается занять любое место среди предъявляемых лиц, о чем в протоколе опознания делается соответствующая запись.
5. При невозможности предъявления лица опознание может быть проведено по его фотографии, предъявляемой одновременно с фотографиями других лиц, внешне сходных с опознаваемым лицом. Количество фотографий должно быть не менее трех.
6. Предмет предъявляется для опознания в группе однородных предметов в количестве не менее трех. При невозможности предъявления предмета его опознание проводится в порядке, установленном частью пятой настоящей статьи.7. Если опознающий указал на одно из предъявленных ему лиц или один из предметов, то опознающему предлагается объяснить, по каким приметам или особенностям он опознал данные лицо или предмет. Наводящие вопросы недопустимы.
8. В целях обеспечения безопасности опознающего предъявление лица для опознания по решению следователя может быть проведено в условиях, исключающих визуальное наблюдение опознающего опознаваемым. В этом случае понятые находятся в месте нахождения опознающего.
9. По окончании опознания составляется протокол в соответствии со статьями 166 и 167 настоящего Кодекса. В протоколе указываются условия, результаты опознания и по возможности дословно излагаются объяснения опознающего. Если предъявление лица для опознания проводилось в условиях, исключающих визуальное наблюдение опознаваемым опознающего, то это также отмечается в протоколе. Открыть полный текст документа
Общая психопатология | Обучение | РОП
Ощущение — первая ступень познавательной деятельности. Ощущение дает информацию лишь об одном каком-либо свойстве (качестве) предмета или явления при их непосредственном воздействии на органы чувств (анализаторы). Например, ощущение может дать такие сведения о свойствах окружающих нас предметов и явлений, как горячий или холодный, тяжелый или легкий, яркий или темный, громкий или тихий и пр.
Ощущения условно можно разделить на:
- экстероцептивные (сигналы из внешнего мира; в соответствии с анализаторами: зрительные, слуховые, тактильные, обонятельные, вкусовые ощущения)
- проприоцептивные (сигналы о положении тела в пространстве)
- интероцептивные (сигналы от внутренних органов)
- модальность (качество; основная информация, отображаемая данным ощущением; например, вкусовые ощущения предоставляют информацию о некоторых химических характеристиках предмета: сладкий или кислый, горький или соленый; температурная чувствительность — о температуре и пр.)
- интенсивность (зависит от силы действующего раздражителя и функционального состояния рецептора, определяющего степень готовности рецептора выполнять свои функции; например, при насморке интенсивность воспринимаемых запахов может быть искажена из-за затруднений в работе рецепторов)
- длительность
- пространственная локализация
Синестезия («совместное чувство») — особенность чувственного познания, когда наряду со специфической для того или иного стимула модальностью ощущения возникают ощущения и других модальностей. Самый известный пример: цветной слух, т.е. способность вместе со звуками воспринимать определенные цвета. Сам по себе феномен синестезии не является патологией, считается, что он имеет важное значение для развития тонко дифференцированных процессов восприятия, особенно у музыкантов, художников, дегустаторов и пр.
Восприятие — психический процесс, позволяющий получить информацию о явлениях и предметах в целом, в совокупности их свойств, сформировать их целостный образ. Восприятие завершается узнаванием.
Восприятие — не просто сумма ощущений, а скорее процесс и результат их обработки. Оно включает систематизацию и интерпретацию информации, поступающей от органов чувств (в том числе на основе прошлого опыта, хранящегося в памяти — см. представление).
Восприятие является сложным процессом, в котором задействованы многие сферы психической деятельности человека: внимание (необходимо для отделения объекта от фона), память (узнавание основано на хранящейся в памяти информации), мышление (например, выделение и сопоставление наиболее важных признаков), моторная сфера (например, «ощупывающие» движения глаз при рассматривании предметов и пр.), эмоции (как будет видно далее, значительная часть симптомов нарушения чувственного познания связаны с определенными эмоциональными состояниями) и даже особенности личности [так, в некоторых направлениях психологии получили развитие теории о связи познания и особенностей темперамента, познавательных (когнитивных) «стилях» личности и т.д.].
Способность к восприятию не является врожденной, процессы восприятия проходят последовательные этапы развития у ребенка в первые годы его жизни. Он постепенно учится рассматривать и различать окружающие его объекты, вслушиваться в звуки, запоминает образы и их обозначения и т.д. При этом «обучение» сложным аспектам восприятия может происходить не только у детей, но и у взрослых на протяжении всей жизни (например, становление дифференцированного восприятия оттенков вкуса у вин, звучания тонов сердца при аускультации и пр.). Как мы увидим далее, таким же постепенным, как и становление процессов восприятия, может быть и их распад при патологии соответствующих центров коры (см. агнозии).
Можно выделить восприятие:
- предметов и явлений (предметное восприятие)
- пространства
- движения
- времени
Представление — процесс воспроизведения в памяти или воображении наглядных образов предметов или явлений, которые в данный момент не воздействуют на органы чувств (т.е. эти образы основаны на сохранившихся прошлых ощущениях и восприятиях).
Представлением называют как сам процесс, так и результат этого процесса, т.е. представляемый образ.
Каждый из нас может представить перед своим «мысленным взором» образ практически любого предмета или явления, с которым ему прежде приходилось часто встречаться, или пережить хотя бы однократную, но достаточно яркую и запоминающуюся встречу. Например, мы можем представить себе образ президента своей страны, машины любимой марки, самолета, представить звучание голоса известного актера и пр. В других случаях, задавшись соответствующей целью, мы можем вообразить себе какой-либо нереалистичный образ (например, человека со 100 руками), т.е. то, чего мы в жизни никогда не видели, однако комбинировать этот образ мы будем из того, с чем прежде встречались в жизни.
На самом деле способность представлять себе такие образы у разных людей выражена по-разному, у кого-то это получается лучше (обычно у художников, дизайнеров), у кого-то хуже.
Представляемые образы обычно нестойки, т.е. когда фокус нашего внимания смещается на что-то другое, они быстро распадаются. Проецируются эти образы в некое субъективное пространство, не связанное с реальным пространством, окружающим человека в текущий момент (т.е. мы можем представить себе что-то очень большое, например самолет, размер помещения, в котором при этом находимся, не имеет никакого значения, ибо представляемые образы никак не связаны с этим реальным пространством).
Образы представлений могут возникать произвольно (в соответствии с нашим волевым усилием) или непроизвольно (например, глядя на лимон, мы вместе с этим часто непроизвольно представляем его кислый вкус). К непроизвольным представлениям можно также отнести сновидения.
Поскольку представления возникают при отсутствии действующих на органы чувств объектов, они менее ярки, менее детальны, более фрагментарны, чем обычное восприятие реальных объектов. При этом представления более схематизированы и обобщены, чем восприятие, так как отражают наиболее характерные особенности, свойственные целому классу сходных объектов. Степень обобщенности в представлениях может быть различной. Так называемые единичные представления (например, образ своей матери) индивидуальны и конкретны, хотя и они содержат некую степень обобщения, поскольку являются суммированными образами многих восприятий конкретного объекта. Общие представления более абстрактны и объединяют в себе прежде воспринимавшиеся образы множества схожих предметов (например, образ матери в целом как обобщенный образ женщины, воспитывающей своих детей).
Представление является переходной ступенью от восприятия к абстрактно-логическому мышлению (т.е. к абстрактным понятиям). В отличие от понятий представления еще не содержат выделения внутренних, скрытых от непосредственного восприятия закономерных связей и отношений.
Можно представить себе такую условную последовательность этапов обработки информации, проходящей путь от процесса ощущения к мышлению:
- ощущение (например, веса наступившего вам на ногу попутчика в метро)
- восприятие (например, попутчика, с которым вы едете в метро, который только что наступил вам на ногу и которого вы теперь рассматриваете)
- представление (например, образ того попутчика в метро, который вчера наступил вам на ногу)
- понятие (например, о характеристиках попутчиков, которые обычно больно наступают на ноги в метро)
Нейробиология процессов ощущения, восприятия, представления
Первичная, субкортикальная обработка информации, поступающей от всех органов чувств (за исключением обоняния), происходит в таламусе (зрительном бугре). Дальнейшая обработка происходит в корковых центрах анализаторов — первичных (проекционных, проводящих оценку отдельных параметров объектов), вторичных (проводящих более сложный, комплексный анализ воспринимаемой информации) и третичных (ассоциативных, объединяющих информацию от разных анализаторов). Более того, обработка поступающей информации может проводиться на разных «уровнях» и в различных «направлениях».
Например, для зрительного восприятия: из первичных зрительных центров, расположенных в затылочных долях коры больших полушарий, для дальнейшей обработки информация идет в двух направлениях: дорсальном (в направлении задней части теменной доли коры) и вентральном (в направлении нижней части височной доли коры).
Дорсальный поток информации (канал «где?») необходим для оценки пространства, локализации в нем объекта, оценки его движения; эта информация определяет движения глаз, необходимые для целостного восприятия объекта.
Вентральный поток информации (канал «что?») связан с узнаванием объекта, предметным восприятием. При этом по мере «движения» информации от первичной зрительной коры (затылка) по вентральному потоку (к направлению полюса височной зоны) происходит все более дифференцированное восприятие предметов. В височной коре «хранятся» образы представлений всех предметов, на их основе и происходит узнавание. Локализация этого «хранения» семантически организована (по смысловым категориям, т.е. предметы, относящиеся к одной категории, хранятся рядом).
Эти нейрофизиологические особенности восприятия позволяют понять различные варианты патологии восприятия, например, различные варианты агнозии или галлюцинаций.%PDF-1.3 % 1370 0 obj > endobj xref 1370 61 0000000016 00000 n 0000001603 00000 n 0000001664 00000 n 0000005739 00000 n 0000005896 00000 n 0000006108 00000 n 0000006254 00000 n 0000006278 00000 n 0000006699 00000 n 0000006724 00000 n 0000080813 00000 n 0000080840 00000 n 0000082258 00000 n 0000082577 00000 n 0000094520 00000 n 0000094547 00000 n 0000094574 00000 n 0000095239 00000 n 0000096707 00000 n 0000097006 00000 n 0000111152 00000 n 0000111179 00000 n 0000111206 00000 n 0000111864 00000 n 0000113512 00000 n 0000113820 00000 n 0000144352 00000 n 0000144379 00000 n 0000144406 00000 n 0000145065 00000 n 0000146759 00000 n 0000147059 00000 n 0000185058 00000 n 0000185085 00000 n 0000185112 00000 n 0000185771 00000 n 0000187190 00000 n 0000187481 00000 n 0000202838 00000 n 0000202865 00000 n 0000202892 00000 n 0000203550 00000 n 0000205081 00000 n 0000205408 00000 n 0000219916 00000 n 0000219943 00000 n 0000219970 00000 n 0000220635 00000 n 0000222143 00000 n 0000222460 00000 n 0000246007 00000 n 0000246034 00000 n 0000246061 00000 n 0000246720 00000 n 0000248084 00000 n 0000248398 00000 n 0000259893 00000 n 0000259920 00000 n 0000259947 00000 n 0000004730 00000 n 0000005714 00000 n trailer ] >> startxref 0 %%EOF 1371 0 obj > endobj 1372 0 obj > endobj 1429 0 obj > stream xoHU?=4i,3KQԂhra2QBG?ܖD%VcѠ%J7c13DV[¨{mý]xxr={«H{ɹ,_[7Ғ2ɢɜާz'(iGK({gHA1W>&9.S{
Логика. Модуль 3. Суждение. Тест для самопроверки
1. Приведите в соответствие:
выражает факт существования или несуществования предмета
экзистенциальное суждение
суждение отражает отношения между предметами
суждение с отношениями
суждение о признаке предмета
атрибутивное суждение
2. Общеутвердительное и общеотрицательное суждения находятся в отношении
частичной совместимости
противоположности
3. Логический квадрат — это:
объединенная классификация суждений
графическое выражение отношения между простыми суждениями
выражает взаимосвязь простых суждений в составе сложного
графическое выражение структуры простого суждения
4. Риторический вопрос:
утверждение или отрицание в форме вопроса
открытый вопрос
закрытый вопрос
выражает побуждение к действию
5. Кванторное слово выражает:
количество суждения
модальность суждения
качество суждения
структуру суждения
6. Частноутвердительное и частноотрицательное суждения находятся в отношении (…)
противоположности
частичной совместимости
7. По качеству суждения делятся на:
утвердительные и отрицательные
простые и сложные
выделяющие и исключающие
8. Виды совместимости между суждениями:
эквивалентность
подчинение
противоречие
частичная совместимость
противоположность
9. Одновременно ложными могут быть только:
противоположные суждения
противоречащие суждения
частично совместимые суждения
10. Основные термины суждения:
субъект
риторический вопрос
логическое отрицание
предикат
логический квадрат
11. (…) – это термин суждения, выражающий признак предмета суждения.
Предикат
Субъект
Квантор
12. Приведите в соответствие:
сложное суждение, включающее в качестве составных два суждения, связанные двойной (прямой и обратной) зависимостью, выражаемой логической связкой «если и только если…, то…)
эквиваленция
сложное суждение, состоящее из двух простых, связанных логической связкой «если, то»
импликация
сложное суждение, состоящее из нескольких простых, связанных логической связкой «или»
дизъюнкция
сложное суждение, состоящее из нескольких простых, связанных логической связкой «и»
конъюнкция
13. Приведите в соответствие:
общеутвердительное суждение A
частноутвердительное суждение I
общеотрицательное суждение E
частноотрицательное суждение O
14. Суждение «Некоторые проблемы человеческой истории до сих пор не решены»
общеутвердительное
общеотрицательное
частноутвердительное
частноотрицательное
15. В суждении «Некоторые моральные нормы являются нормами права» субъект …
распределен, предикат нераспределен
и предикат нераспределены
и предикат распределены
нераспределен, предикат распределен
16. Суждение «Плюрализм — неотъемлемая часть демократии» …
атрибутивное
релятивное
экзистенциальное
17. Суждения «Некоторые математики пытались решить проблему «квадратуры круга»» и «Некоторые математики не пытались решить проблему «квадратуры круга»» находятся в отношении …
противоречия
подчинения
противоположности
частичной совместимости
18. В суждении «Лицо, виновное в совершении преступления, подлежит уголовной ответственности» …
субъект – «лицо», предикат – «виновное в совершении преступления»
субъект – «лицо, виновное в совершении преступления», предикат – «уголовная ответственность»
субъект – «лицо, виновное в совершении преступления», предикат – «подлежит уголовной ответственности»
19. Суждение «Научное исследование может быть проведено либо одним человеком, либо группой лиц» …
конъюктивное
дизъюнктивное
импликативное
эквивалентное
20. Суждение «С поезда сошли мы да какой-то старик» …
конъюктивное
дизъюнктивное
импликативное
эквивалентное
Тест по обществознанию Познание и знание 10 класс
Тест по обществознанию Познание и знание для учащихся 10 класса с ответами. Тест состоит из 3 частей и предназначен для проверки знаний по теме Человек. В части 1 — 15 вопросов, в части 2 — 5 вопросов, в части 3 — 1 вопрос (эссе).
Часть 1 — задания с выбором ответа
Часть 2 — задания с кратким ответом
Часть 3 — задание с развернутым ответом (эссе на одну из предложенных тем)
Часть 1
1. Продукт общественно-трудовой и мыслительной деятельности людей, представляющий идеальное воспроизведение в языковой форме объективных, закономерных связей практически преобразуемого окружающего мира, называется
1) деятельностью
2) сознанием
3) знанием
4) познанием
2. Обусловленный законами общественного развития и неразрывно связанный с практикой процесс отражения и воспроизведения в человеческом мышлении действительности называется
1) деятельностью
2) сознанием
3) знанием
4) познанием
3. К психическим процессам, позволяющим через созерцание познавать объективный мир, не относится
1) ощущение
2) восприятие
3) представление
4) адаптация
4. Чувственным отображением объективной реальности является
1) ощущение
2) восприятие
3) представление
4) адаптация
5. Целостное отражение предметов, ситуаций, явлений, возникающее при непосредственном воздействии физических раздражителей на рецепторные поверхности органов чувств, называется
1) ощущением
2) представлением
3) восприятием
4) мышлением
6. Психический процесс отражения предметов или явлений, которые в данный момент не воспринимаются, но воссоздаются на основе предыдущего опыта человека
1) ощущение
2) представление
3) восприятие
4) мышление
7. Мышление не осуществляется в виде
1) понятий
2) суждений
3) умозаключений
4) эмоций
8. Мысленное или фактическое разложение целого на составные части и воссоединение целого из частей называются
1) сравнением и уподоблением
2) анализом и синтезом
3) ощущением и представлением
4) обобщением и отвлечением
9. Логический переход от конкретных, отдельных предметов к общим понятиям называется
1) уподоблением
2) обобщением
3) абстрагированием
4) синтезом
10. Представителями рационализма — теории познания, согласно которой логические признаки: достоверного знания не могут быть выведены из опыта и обобщений, а могут быть почерпнуты из самого ума, являются
1) Р. Декарт, Б. Спиноза, И. Кант, Г.Ф. Гегель
2) Ф. Бэкон, Т. Гоббс, Дж. Локк, Дж. Беркли
3) В. Соловьев, Н. Лосский, Н. Бердяев
4) Фома Аквинский, Ансельм Кентерберийский, Августин Блаженный
11. Представителями эмпиризма — теории познания, считающей чувственный опыт единственным источником знаний и утверждающей, что все знание обосновывается в опыте и посредством опыта, являются
1) Р. Декарт, Б. Спиноза, И. Кант, Г. Ф. Гегель
2) Ф. Бэкон, Т. Гоббс, Дж. Локк, Дж. Беркли
3) В. Соловьев, Н. Лосский, Н. Бердяев
4) Фома Аквинский, Ансельм Кентерберийский, Августин Блаженный
12. Мысль, выраженная в форме повествовательного предложения, которая является объективно либо истинной, либо ложной, называется
1) понятием
2) суждением
3) гипотезой
4) умозаключением
13. Рассуждение, в ходе которого из одного или нескольких суждений выводится новое суждение, называемое заключением, выводом или следствием
1) понятие
2) презумпции
3) гипотеза
4) умозаключение
14. К вспомогательным чувствам, создающим мироощущение, относится
1) зрение
2) слух
3) чувство равновесия
4) осязание
15. Кто из названных философов является родоначальником учения о «врожденных идеях» (таких, как идея Бога и т.д.)?
1) Р. Декарт
2) Спиноза
3) Дж. Локк
4) Фома Аквинский
Часть 2
1. Вставьте пропущенное слово: «Слово «__________» в собственном своем смысле означает соответствие мысли предмету» (Р.Декарт).
2. Вставьте пропущенное словосочетание: «__________ — средство проверки истинности или ложности того или иного утверждения, гипотезы и т.п.».
3. Расположите в правильной последовательности этапы любого исследования.
1) сбор материала
2) выработка гипотезы исследования
3) подготовка и защита итогового продукта (сообщение, доклад, макет и пр.)
4) выделение и постановка проблемы (выбор темы исследования)
5) поиск и предложение возможных вариантов решения
6) анализ и обобщение полученных данных
4. Вставьте пропущенное слово: «Причина __________ коренится не только в наших ощущениях, но и в самой природе человеческого разума, который всё представляет себе по своему собственному масштабу, а не по масштабу Вселенной и таким образом уподобляется зеркалу с неровной поверхностью, которое, отражая лучи каких-нибудь предметов, еще и примешивает к ним свою собственную природу» (Ф. Бэкон).
5. Установите соответствие между типами «идолов (призраков) сознания» и их описанием согласно классификации Фрэнсиса Бэкона: к каждой позиции, данной в первом столбце, подберите соответствующую позицию из второго столбца.
Типы «идолов сознания»
А) «призраки рода»
Б) «призраки пещеры»
В) «призраки рынка»
Г) «призраки театра»
Описание
1) эти призраки обусловлены индивидуальными особенностями и склонностями людей: кто-то обращает внимание на конкретные вещи, а кто-то склонен к обобщениям и т.д.
2) эти призраки порождаются неправильным употреблением слов и имен; люди иногда дают названия несуществующим вещам и по поводу этих вещей создают целые теории
3) это внушенные предрассудки, суеверия, ложные теории
4) эти призраки коренятся в самой природе человека, которому свойственно примешивать к природе вещей свою собственную природу
Часть 3 (темы для эссе)
1. «Человек по-настоящему мыслящий черпает из своих ошибок не меньше познания, чем из своих успехов» (Д. Дьюи).
2. «Границ научному познанию и предсказанию предвидеть невозможно» (Д. Менделеев).
3. «Случайные открытия делают только подготовленные умы» (В. Паскаль).
4. «Величайшие истины — самые простые» (Л. Толстой).
5. «Истина имеет неодолимую силу живучести» (Д. Писарев).
6. «Тысячи путей ведут к заблуждению, к истине — только один» (Ж.Ж. Руссо).
Ответы на тест по обществознанию Познание и знание
Часть 1
1-3, 2-4, 3-4, 4-1, 5-3, 6-2, 7-4, 8-2, 9-3, 10-1, 11-2, 12-2, 13-4, 14-3, 15-1.
Часть 2
1. истина
2. Критерий истины
3. 425163
4. заблуждений
5. 4123
Логика и ментальная философия 1
Логика и ментальная философия 1 JMC: Логика и ментальная философия / Чарльз Коппенс, С.Дж.Книга I.
Диалектика.
7. При рассмотрении диалектики основная цель учебника — научить учеников правильно мыслить и легко обнаруживать недостатки в ложных рассуждениях других. Этой практической целью мы ограничимся почти исключительно. Поэтому, оставив в стороне все другие детали, на которых обычно настаивают в работах по формальной логике, мы рассмотрим здесь только рассуждения и некоторые предварительные вопросы, которые необходимо понять, прежде чем можно будет должным образом объяснить сам процесс рассуждения.Поэтому в главе I. мы рассмотрим простых предчувствий и суждений, , а в главе II — рассуждений и как таковых.
Глава I.
Простые предчувствия и суждения.
8. Рассмотрим: 1. Сущность простых восприятий 2. Важнейшие различия относительно идей, и 3. суждений, вместе с их выражением в суждениях.
СТАТЬЯ I.ПРИРОДА ПРОСТОГО ПРЕДСТАВЛЕНИЯ.
9. Простое предчувствие — это акт интеллектуального восприятия объекта без подтверждения или отрицания чего-либо относительно него. схватить — значит схватиться за вещь как за руку; предчувствие , как акт ума — это интеллектуальное схватывание объекта. Ум не может физически взять объект в себя; но он знает объект, принимая его интеллектуально, способом, соответствующим его собственной природе; формируя себе интеллектуальный образ, называемый видов объекта.Акт формирования этого мысленного образа называется концепцией , , и его плод, сам образ, является концепцией , идеей или концепцией объекта. Слово простой , добавленное к опасению, подчеркивает тот факт, что опасение ни подтверждает, ни отрицает существование объекта; он ничего не утверждает и ничего не отрицает, он просто представляет идею объекта.
10. Этот интеллектуальный образ не следует путать с чувственным образом, или фантазмом, , который является материальным представлением материальных объектов и который формируется воображением посредством материального органа мозга.Разница между этими двумя образами велика, и различие между ними имеет жизненно важное значение в философии. Например, я интеллектуально представляю треугольник, воспринимая фигуру, заключенную в три линии и, таким образом, имеющую три угла. Мое понятие или идея содержат это и больше ничего; он очень точен, и каждый, кто представляет себе треугольник, представляет его точно так же. Но когда я представляю себе треугольник , я не могу не вообразить его с ощутимыми материальными случайностями, как имеющего тот или иной размер и форму: один фут в длину, а в другой — милю.Изображение может быть расплывчатым, различные изображения треугольников могут смешиваться друг с другом; но он никогда не может быть универсальным, представляя все возможные треугольники, как моя идея. Это воображение — фантазм . Правда, английские писатели часто называют фантазмы «идеями»; фактически, вся школа Беркли, Юма и их последователей не видит никакой разницы между ними; это основная ошибка их пагубной философии. Так, например, Хаксли утверждает, что Бог, душа человека и т. Д., непознаваемы и немыслимы, {1} , потому что мы не можем сформировать из них фантазм. Это делает их просто невообразимыми, непознаваемыми или немыслимыми; мы знаем, что имеем в виду, когда говорим о них. (О различии между идеями и фантазмами см., Далее, Logic, Ричарда Кларка, S.J., c. Vi.) Наши идеи выражаются словами или устными терминами; самих идей часто называют ментальных терминов.
СТАТЬЯ II.РАЗЛИЧИЯ ОТНОСИТЕЛЬНО ИДЕЙ.
11. Логики подробно рассматривают различные различия идей; для нашей нынешней цели будет достаточно кратко отметить некоторые из них.
Первое различие заключается между абстрактными и конкретными идеями. конкретная идея выражает предмет, например, «это золото», «некоторые люди», «все цветы»; или качество как принадлежащее предмету: «тяжелый», «добродетельный», «ароматный».«Абстрактная идея выражает качество само по себе, как бы выведенное ( abstraho, я извлекаю) из предмета, который следует рассматривать отдельно, например, « тяжесть »,« добродетель »,« аромат ».
12. Второе различие существует между единичными, частными, и универсальными идеями. Идея — это в единственном числе , если она выражает определенный одиночный объект, , например. , «эта книга», «та армия», «то золото», «Джеймс», «ангел Гавриил», «Соединенные Штаты», то есть эта одна страна.
Идея — это , конкретная , если она представляет один или несколько объектов, не определяя, какие, например, «человек», «армия», «Нерон», «дух», «три книги», некоторые утверждают. ‘
Идея универсальная , когда она выражает примечание или примечания, общие для многих объектов, находящихся в каждом из них, независимо от того, насколько эти объекты могут отличаться в других отношениях; например, «животное» и «рациональное» — общие для всех людей ноты; они задуманы в универсальной идее «человек», и каждая из них соответствует универсальной идее.Термин «заметка» обозначает что-либо познаваемое в объекте.
13. Все универсальные идеи можно разделить на пять разделов, называемых пятью заголовками предсказаний, , потому что универсальная идея всегда определяется одним из этих пяти способов.
1. То, что воспринимается как общее для многих объектов, обнаруживается в каждом из них и, следовательно, является предсказуемым для них всех в одном и том же смысле, может быть всей природой, сущностью этих объектов, i.е., все то, без чего эти объекты не могут существовать или мыслиться. Например, природа или сущность всех людей — быть «разумными животными»; если я не задумаю объект как «рациональный» и «животный», я вообще не представляю себе человека. Эта общая сущность класса называется видами. Вид , следовательно, определяется как все, что составляет общую природу или сущность класса объектов; например, «человек», «разумное животное».’
2. Универсальная идея может выражать только часть природы, общей для многих предметов. Таким образом, когда я представляю себе «животное», я представляю только часть человеческой природы, часть, обнаруживаемую также и в других видах объектов, а именно в животных. «Рациональность» — это другая часть человеческой природы, и ее нет у животных, но она отличает человека от животных. Итак, эта универсальная концепция, охватывающая то, что является общим для разных видов, — это идея рода ; например, «животное» — это род, к которому принадлежат два вида «человек» и «животное».
3. С другой стороны, универсальная концепция, которая выражает особую ноту, по которой один вид отличается от другого вида того же рода, именуется специфическим различием; например, «рациональный» — это специфическое отличие вида человек от животного вида.
4. Когда концепция выражает что-то, что вытекает или вытекает из самой сущности настолько обязательно, что сущность не может существовать без нее, и эта заметка никогда не существует, но в такой сущности, такая заметка называется свойством или атрибутом этого сущность.Таким образом, «сила смеха», «способность выражать мысли артикулированной речью» не может быть обнаружена, кроме как у животного и рационального существа, и они являются естественными следствиями его сложной природы. Их использование может быть случайно затруднено, как и сам разум у младенца и идиота; но они принадлежат человеческой природе как таковой, в отличие от других естеств, и, следовательно, являются свойствами человека, собственными или присущими человеку. Свойства не нужно мыслить для того, чтобы понять природу, из которой они проистекают; таким образом, чтобы зачать человека, мне не нужно думать о его смехотворной силе.
5. Наконец, универсальное может выражать то, что обнаруживается в одном или многих индивидах класса, или даже, возможно, во всех из них, но таким образом, что оно может отсутствовать без того, чтобы индивиды перестали быть одной и той же природы. В этом случае он выражает несчастных случаев видов. Например, мужчина может быть белым или черным, высоким или маленьким, нежным или жестоким, молодым или старым, европейцем или американцем; все это случайные записи человека. Все мужчины крупнее уток; и все же, если родится карлик, который, будучи взрослым, не должен быть таким большим, будучи, тем не менее, разумным животным, он будет поистине человеком, его особые размеры являются лишь случайностью, а не свойством его сущности. .
14. Когда мы представляем себе ноту, общую для двух или более родов, , например, «живые», причем эта нота принадлежит как животным, так и растениям, мы получаем высших родов, из которых можно рассматривать как виды. «Тело» выражает еще более высокий род; поскольку это относится не только к живым, но и к неживым субстанциям, таким как камни и металлы. Субстанция — это высший род , , к которому принадлежат не только тела, но и духи.
Обращая этот процесс вспять, мы можем начать с высшего рода, скажем «субстанции», и называть «материальные» и «нематериальные» субстанции или «тело» и «дух» его видами. «Тело» вида становится следующим подчиненным родом, из которых будут «живым» или «органическим» и «неорганическим» двумя видами. Из «организмы» как новый подчиненный род, виды будут «разумными» и «неразумными», «животными» и «растениями». Что касается «животных», у нас есть два вида: «рациональное» и «иррациональное», «человек» и «животное».«У нас есть разные виды« животных », но не« человек »; ибо, хотя животные имеют очень разную природу или сущности и, исходя из этих очень разных свойств, все люди обладают одной и той же сущностью и одинаковыми свойствами; они различаются не по характеру, а по случайным степеням совершенства. Следовательно, «человек» — это не род, а низших видов; «животное» — это его ближайший или низший род. Роды и виды между высшим и низшим называются подчиненными, подчиненными, или промежуточными.
15. Это разветвление высшего рода на второстепенные роды и виды видно на дереве Porphyrian . Ствол дерева содержит роды и виды, ветви — видовые различия, наверху — особи.
Т.е., вещество телесное или бестелесное; телесная субстанция, называемая материей или телом, бывает органической или неорганической; органическое тело или организм разумны или неразумны и т. д.
ПОРФИРИЙСКОЕ ДЕРЕВО.
16. В связи с универсальными идеями мы должны объяснить, как вопросы наивысшей важности в логике, понимание и расширение идеи. Понимание означает полное значение, все ноты, осмысленные или содержащиеся в идее; таким образом, понятие «человек» охватывает ноты «животное» и «разум»; «животное» само по себе означает «разумная, живая, материальная субстанция.’
Расширение означает общее количество лиц, к которым идея распространяется или применяется; понятие «человек» — это все люди, понятие «животное» еще шире и распространяется на всех людей и всех животных. Таким образом, очевидно, что чем больше понимание идеи, тем меньше ее расширение, и наоборот; , потому что чем более многочисленны воспринятые качества, тем меньше индивидуумов будет обладать ими всеми; таким образом, род «животное» имеет большее распространение, но меньшее понимание, чем вид «человек».»Животное» больше протяженность, чем «человек», потому что животных больше, чем людей; у него меньше понимания, потому что термин «животное» означает меньше нот, чем «разумное животное» или «человек».
Когда термин берется в его полном или самом широком расширении, говорят, что он имеет распределенных; он обозначает каждый из объектов, к которым он может применяться. Таким образом, когда мы говорим «все люди — существа», мы имеем в виду «каждый человек — существо». Термины, выражающие определенные идеи (No.12) являются нераспределенными ; например, «золото найдено в Калифорнии» — то есть «немного золота».
Распределенный термин применяется ко всем своим объектам в одном и том же значении или принятии. Многие слова допускают два или три разных восприятия: 1. Когда значение слова точно такое же, термин называется однозначным; , как когда мы даем название «коробка» ящику или сосуду любого размера или формы. 2. Когда значения совершенно разные, без какой-либо связи между ними, термин называют двусмысленным; , как если бы слово «ящик» применялось то к делу, то к удару по голове.3. Когда значения различны, но связаны друг с другом, термин является аналогом; , таким образом, одно и то же слово «ящик» может обозначать ящик и дерево, из которого часто делали ящики, — самшит.
СТАТЬЯ III. СУЖДЕНИЯ И ПРЕДЛОЖЕНИЯ.
17. Суждение можно определить как действие разума, подтверждающее или опровергающее согласие двух объективных идей. Разум при суждении сравнивает две идеи и, следовательно, объекты, представленные этими идеями, и подтверждает или отрицает, что они согласуются друг с другом; e.g., «скромность достойна похвалы», «тучность недостойна человека». Если, как в этих примерах, согласие или несогласие рассматривается как существующее при простом рассмотрении или анализе сравниваемых идей, суждение будет аналитическим; он также априори оформлен в стиле , т. Е. сформированный антецедент, чтобы переживать; или чистых, т.е. образованных чистым разумом, а не познанных чувственным восприятием; или, опять же, его можно назвать необходимым, абсолютным, или метафизическим; в соответствии с очевидным значением этих терминов.Но если согласие или несогласие обнаруживается, следовательно, на опыте, , например, «золото податливо», судебное решение получает противоположные наименования: синтетическое, апостериори, экспериментальное; условный, условный; и физ.
18. Если суждение любого рода приходит с помощью рассуждений, оно опосредованно очевидно; , если согласие или несогласие видно без помощи аргументов, решение сразу становится очевидным. «Лед холодный» — это немедленное апостериорное суждение ; что «нет ничего без причины», это сразу известно a priori; , что «сумма углов треугольника равна двум прямым углам», известно как априори; физические законы известны апостериори .
19. Решение, выраженное словами, называется предложением . Подлежащее и сказуемое вместе составляют его материю , , а утверждение или отрицание — его форму ; связка — это всегда глагол «быть» в настоящем изъявительном, выраженном или подразумеваемом: «Я вижу» эквивалентно «Я вижу», «Он сказал» на «Он тот, кто сказал» и т. Д.
Чтобы высказывание было отрицательным, необходимо , чтобы отрицательное слово повлияло на связку. Теперь часто требуется некоторое размышление, чтобы увидеть, какое слово должно быть затронуто отрицанием: «Ни один преступник не является счастливым человеком» означает «Преступник не является счастливым человеком»; «Тиран не имеет мира» означает: «Тиран не имеет мира ».
20. В предложениях крайне важно для правильного рассуждения, чтобы мы внимательно следили за расширением и пониманием используемых терминов и идей, которые они обозначают.
I. Если мы рассматриваем как расширение предмета, предложение имеет стиль единичное, частное, или универсальное; в зависимости от того, как его предмет выражает единственную, частную или универсальную идею (№ 12). Форма термина, выражающего эту идею, может вводить в заблуждение, значение необходимо тщательно изучить. Таким образом, «человек — создание», «человек — создание», «все люди — существа», «каждый человек — создание», «ни один человек не нужен» — все это универсальные утверждения; в то время как «человек был убит» является особенным (поскольку здесь «человек» означает не каждого человека, а «какой-то один человек»), а «этот человек великодушен» — особенное утверждение.
II. Если мы рассматриваем как расширение и понимание предиката, мы имеем следующие правила:
1. В утвердительном суждении предикат принимается в его полном понимании, но не (кроме определений) в его полном расширении. Например, «золото — это металл» означает, что в золоте есть все банкноты, составляющие металл, но не каждый металл. Мы говорим «кроме определений», поскольку в них определяющие слова, которые являются предикатом, должны иметь такое же расширение, что и определенная вещь, выраженная в подлежащем; e.g., «человек — разумное животное», т.е. «любое разумное животное».
2. В отрицательном предложении верно обратное, т. Е. Предикат берется в его полном расширении, но не в его полном понимании. Например, «алмаз — не металл» отрицает, что алмаз содержится во всем классе металлов; но он не отрицает, что он имеет общие качества с металлами, поскольку он является веществом, материалом, блестящим и т. д., а также металлами.Расширение темы определяет количество предложения; его качество зависит от его формы, то есть от его утвердительности или отрицания.
21. При рассуждении мы должны различать гипотетических и категориальных суждений.
Гипотетическое предложение не подтверждает и не отрицает согласие субъекта и предиката абсолютно, но зависит от некоторого предположения или условия или с возможной альтернативой.Он отличается от категориального , , который прямо подтверждает или отрицает соглашение между субъектом и предикатом без каких-либо условий или альтернативы.
Гипотетическое может быть трех видов:
(a) Условное условие , состоящее из двух частей, одна из которых объявляется условием другой. Часть, выражающая условие, называется условием или антецедентом, другая — условным или последующим. Если связь верна, предложение верно. Таким образом, «Если бы ты хорошо знал Бога, ты бы любил Его», безусловно, верно; «Если ты состаришься, ты будешь мудрым», — может быть ложным.
b) дизъюнктив , , который соединяет несовместимые предложения дизъюнктивной частицей «или»; как: «Существо либо создано, либо нет». Утверждение верно, если оно не оставляет неупомянутой альтернативы.
c) конъюнктив , , который отрицает, что две вещи могут существовать или быть истинными одновременно; как: «Существо не может быть создано и независимым.’
{1} Очерк науки и нравственности.
<< ======= >>
Отношения как объектно-оценочные ассоциации разной силы
Abstract
Рассмотрены исторические события, касающиеся концепции отношения, и подготовлена почва для рассмотрения теоретической точки зрения, которая рассматривает отношение не как гипотетическую конструкцию, а как оценочное знание.Обобщена модель отношений как объектно-оценочных ассоциаций разной силы, а также исследования, подтверждающие утверждение модели о том, что по крайней мере некоторые отношения представлены в памяти и автоматически активируются при встрече индивида с объектом установки. Разрабатываются последствия теоретической точки зрения для ряда недавних дискуссий, связанных с концепцией установки. Среди этих проблем — понятие отношений как «конструкций», предполагаемая податливость автоматически активируемых отношений, соответствие между неявными и явными мерами отношения, а также постулируемые двойственные или множественные отношения.
Вот уже почти 25 лет особый взгляд на отношения сформировал основу моей исследовательской программы по последствиям отношения к вниманию, категоризации, суждениям и поведению. В 1982 году мы с коллегами впервые предложили рассматривать отношения как объектно-оценочные ассоциации в памяти (Fazio, Chen, McDonel, & Sherman, 1982). Перспектива оказалась намного более проясняющей (и занимала нас гораздо дольше), чем мы предполагали в то время.Это способствовало изучению широкого круга вопросов, касающихся отношения, и продолжает обеспечивать ценную перспективу для рассмотрения новых проблем. В этой статье я резюмирую теоретическую модель и некоторые результаты исследований, которые ее подтверждают, а также точку зрения, которую предлагает модель в отношении некоторых недавних обсуждений отношений как конструкций, предполагаемой податливости отношений, соответствия между неявными и явными мерами отношения. , и постулировал двойственное или множественное отношение.
Предпосылки
Очень краткая история
Еще в 1935 году, когда Гордон Олпорт написал свою влиятельную главу для Справочника по социальной психологии , термин «отношение» уже имел богатую историю. Олпорт представляет интригующий исторический отчет о ранних значениях этого термина. Он отмечает, что «отношение» использовалось в искусстве для обозначения позы фигуры на картине или скульптуре. Этот оттенок был очевиден в том, что было одним из самых первых употреблений этого термина в экспериментальной психологии — при изучении времени реакции.В конце 1800-х годов многочисленные исследования показали, что участники, которые были мысленно готовы нажимать телеграфную клавишу при получении сигнала, могли реагировать быстрее, чем те, чье внимание было сосредоточено на самом входящем сигнале. Важность этого состояния готовности, иногда называемого «установкой к задаче» или «умственной установкой», неоднократно демонстрировалась в исследованиях восприятия и памяти.
Начиная с этих ранних наблюдений за концепцией отношения, Олпорт (1935) рассмотрел большое количество предложенных определений.Его анализ их общих нитей и споров, которые они спровоцировали, привел Олпорта к предложению, безусловно, наиболее широко известного из ранних определений отношения. «Отношение — это ментальное и нервное состояние готовности, организованное через опыт, оказывающее директивное или динамическое влияние на реакцию человека на все объекты и ситуации, с которыми оно связано» (стр. 810). Таким образом, ранние ссылки на осанку и готовность были включены в определение Олпорта. Но это определение, кажется, идет намного дальше, когда оно утверждает, что это состояние готовности влияет на широкий спектр ответов, что поднимает важный вопрос.Если такого влияния не наблюдается, то разве нет отношения?
В этом заключается то, что позже оказалось особенно спорным в отношении концепции отношения. Определение Олпорта, как и многие другие в литературе, предполагает поведенческие реакции, соответствующие этому отношению. То есть само определение требует последовательности в поведении. Без доказательств такой последовательности определяющие критерии отношения не были достигнуты. В конце 1960-х — начале 1970-х годов это предположение о поведенческом соответствии начало изучаться — и серьезно оспариваться.Влиятельный обзор имеющихся данных Уикера (Wicker, 1969) показал, что устные сообщения об установках имеют мало отношения к последующему поведению. Бем (1972) придерживался взгляда на установки не как на мощные детерминанты ответов, а как на эпифеноменальные объяснения поведения в прошлом. Многие исследователи отношения приняли вызов и продемонстрировали, что при определенных условиях можно наблюдать значительную взаимосвязь между устными сообщениями об отношении и последующим поведением. Сейчас не время пересматривать эти выводы.Доступно множество соответствующих обзоров (например, Fazio & Roskos-Ewoldsen, 2005; Wallace, Paulson, Lord, & Bond, 2005; Zanna & Fazio, 1982), все из которых ясно подтверждают, что отчеты о поведении иногда могут оказаться сильными предсказателями поведения.
Более релевантным для настоящего беспокойства является то, что этот спор относительно отношения отношения к поведению подразумевает для определения отношения. Дело в том, что ответ на вопрос «Есть ли связь между установками и поведением?» звучит как «иногда» (см. Zanna & Fazio, 1982, обзор поколений исследований, касающихся согласованности отношения и поведения), предполагает, что предположения относительно соответствия поведения не должны быть частью самого определения отношения.Определение, включающее такой критерий, допускает округление; по сути, он «решает» вопрос о согласованности отношения и поведения. Если поведенческое соответствие не соблюдается, нет отношения. Следовательно, само определение не допускает возможности того, что множество факторов могут играть роль в определении того, является ли поведение человека очевидным в данной ситуации. Вместо того, чтобы предрешать отношение отношения к поведению, любое определение отношения должно оставлять вопрос открытым для теоретического и эмпирического исследования (Zanna & Rempel, 1988).Эти рассуждения были очень важны для модели отношения, к которой я пришел и которую вскоре объясню.
Отношения: гипотетические конструкции?
Тем не менее, есть дополнительный смысл, в котором определение отношения, которое постулирует влияние на наблюдаемые реакции в самой своей сути, проблематично. Считается ли «установка» гипотетической конструкцией? И если да, то «гипотетическим» в каком смысле: гипотетическим в том смысле, что его нельзя непосредственно наблюдать, или в том смысле, что это просто удобная концептуальная абстракция для описания наблюдаемой ковариации? «Существует ли установка» как латентная переменная, которая, как предполагается, играет механистическую роль, когда индивид встречает или рассматривает объект установки? Или это не более чем полезное кодовое слово для научного дискурса?
Классические дискуссии о различиях, которые могут быть проведены между различными формами гипотетических конструкций и промежуточных переменных, включают MacCorquodale и Meehl (1948) и Hilgard (1958).Однако различие, которое я хочу здесь подчеркнуть, наиболее четко сформулировано ДеФлером и Вести (1963) в их влиятельной статье, озаглавленной «Отношение как научная концепция». Они противопоставляют два разных «типа концепций латентных процессов [установки]: (1) те, которые приписывают эмпирическое существование скрытого механизма, и (2) те, которые постулируют гипотетическую опосредующую переменную, которая не рассматривается как имеющая эмпирические референты, аналоги. , или существование, но это просто конструкция, служащая удобным инструментом для анализа »(стр.24).
Чтобы проиллюстрировать последнюю категорию, ДеФлер и Вести указывают на концепцию Грина (1954):
Как и многие психологические переменные, отношение — это гипотетическая или скрытая переменная, а не непосредственно наблюдаемая. Концепция отношения не относится к какому-либо конкретному действию или реакции человека, а является абстракцией от большого количества связанных действий или реакций. Например, когда мы заявляем, что индивид А менее благосклонно относится к трудовым организациям, чем индивид Б, мы имеем в виду, что множество различных заявлений и действий А в отношении трудовых организаций неизменно менее благоприятны для трудящихся, чем сопоставимые слова и дела Б.Мы вправе использовать всеобъемлющую концепцию, например отношение, когда соответствующие ответы мужчины последовательны (стр. 335).
Таким образом, концептуализированные «установки» не существуют как сущности внутри индивида. Более того, научная ссылка на «отношение» даже неуместна без доказательств последовательной вербальной и поведенческой реакции. Таким образом, этот подход еще раз поднимает вопрос о предвзятом отношении к отношениям отношения к поведению и «устранению» проблемы непоследовательности.В той степени, в которой наблюдается несоответствие между словесными сообщениями и поведением, нет никакого «отношения» (или, по крайней мере, не должно быть), даже в сознании ученого.
Напротив, ДеФлер и Вести (1963) классифицируют определение Олпорта в первую из двух категорий, которые они очертили. Поскольку Олпорт называет отношения «оказывающими директивное влияние», они характеризуют его определение как включающее « дополнительную идею о том, что поведение человека каким-то образом« формируется »,« управляется »или« опосредуется »каким-то лежащим в основе процессом [ курсив в оригинале]… некоторый «внутренний механизм», какое-то ненаблюдаемое «нечто», которое сдерживает, влияет, опосредует или иным образом определяет, что в ответах человека на стимул отношения появится последовательность »(стр.23). Судя по тону, ДеФлер и Вести критически относятся к такому подходу, подчеркивая две причины своего скептицизма. Первый касается концептуальной неточности и отсутствия соответствующих эмпирических данных: «… концепцию отношения латентного процесса следует рассматривать как наиболее предварительную [курсив в оригинале]. Излагая такую сущность, не совсем ясно, по крайней мере в настоящее время, назвали ли защитники открытие или открыли имя. Пока механизмы, участвующие в этом внутреннем скрытом процессе, не будут описаны более полно, скрытая переменная должна оставаться «чем-то неизвестным» »(стр.24). Второй момент скептицизма касается того, что ДеФлер и Вести назвали «ошибкой ожидаемой корреспонденции», т. Е. Предположением, что и устные сообщения, и действия будут затронуты одним и тем же скрытым процессом. Они подвергли сомнению это предположение на основании появляющихся доказательств несоответствия между вербализацией и другими формами действия по отношению к объекту установки (например, LaPiere, 1934).
Хотя точное значение, которое подразумевается, иногда неясно, ссылки на отношения как на гипотетические конструкции продолжают появляться в современной литературе.Например, Гринвальд и Носек (в печати) утверждают: «Установки, как и другие психологические конструкции, являются гипотетическими и ненаблюдаемыми». Шварц и Бонер (2001) более четко характеризуют отношения как научное воплощение: «Установки — это гипотетическая конструкция, изобретенная исследователями для объяснения совокупности явлений» (стр. 438). На мой взгляд, и как я надеюсь, вскоре это станет все яснее, эта сохраняющаяся двусмысленность в том смысле, в котором концепция отношения может рассматриваться как гипотетический конструкт, внесла свой вклад в ту самую путаницу, которая в первую очередь вдохновила этот специальный выпуск.Вкратце рассмотрим аргумент: взгляд на отношения как на гипотетические абстракции, которые научный наблюдатель приписывает объектам наблюдения, предполагает игнорирование критических вопросов, касающихся приобретения и использования оценочного знания. Функциональная и адаптивная система для суждения и принятия решений требует, чтобы люди учились на предыдущем опыте, чтобы приобретенные оценочные знания были представлены в памяти и чтобы они были эффективно активированы, когда они могут оказаться полезными в более поздних ситуациях.Наука не может задавать эти вопросы, если взгляды рассматриваются как простое овеществление. Если не считается, что установки существуют в какой-то форме внутри индивида, мы не можем признать важность предварительного обучения для текущего оценочного суждения.
Извлеченные уроки?
Осведомленность об истории концепции отношения должна привлечь внимание любого теоретика и исследователя отношения к определенным вопросам. Адекватная концептуализация отношений должна удовлетворительно решать вопросы, которые оказались ключевыми за последние 75 лет или около того.Игнорирование уроков, которые были (должны были быть) извлечены, умаляет совокупные достижения и прогресс, столь очевидные в литературе. Во-первых, не имеет смысла определять установки таким образом, чтобы концепция опиралась на точку опоры поведенческой последовательности. Как утверждали Занна и Ремпель (1988), определения, которые предполагают согласованность отношения и поведения, отклоняют важные вопросы, которые должны быть открыты для теоретического рассмотрения и эмпирического исследования. Во-вторых, и, соответственно, следует избегать «ошибки ожидаемого соответствия» ДеФлера и Вести (DeFleur and Westie, 1963).Любая теоретическая модель отношения должна признать, что поведение иногда соответствует устным сообщениям об отношении, а иногда нет. В-третьих, если не следует отказаться от идеи о том, что отношения могут оказывать влияние, необходимо будет воплотить адекватную концептуальную концепцию отношений в рамках модели процесса (ов), посредством которого происходит такое влияние. Как утверждали ДеФлер и Вести (1963), нельзя мириться с ненаблюдаемыми «вещами», которые остаются неустановленными скрытыми механизмами влияния.Более того, указанные механизмы должны способствовать нашему пониманию того, почему показатели отношения иногда оказываются предсказывающими для последующего поведения, а иногда — нет.
Отношения как ассоциации объекта и оценки
Помня об этом, позвольте мне резюмировать взгляды на отношения, которые были в центре внимания исследования, проведенного мной и моими коллегами. Модель была впервые предложена Fazio et al. (1982), испытанные различными способами в последующих исследованиях в течение следующего десятилетия и наиболее систематически описанные в обзорной главе Фацио (1995).Короче говоря, модель рассматривает отношения как ассоциации между данным объектом и данной итоговой оценкой объекта — ассоциации, которые могут различаться по силе и, следовательно, по степени их доступности из памяти.
Таким образом, отношения определяются как итоговые оценки. Однако это не должно означать, что отношение обязательно является холодным, основанным на убеждениях суждением о благосклонности. Термин «оценка» используется широко и включает не только аналитические оценки, но и «горячие» аффективные реакции. Подобно формулировке Занны и Ремпеля (1988), модель рассматривает эти оценочные сводки как потенциально вытекающие из убеждений, аффектов и / или поведенческой информации.Отношение может быть основано на оценках атрибутов, характеризующих объект, как в рамках ожидаемых значений. Это может происходить из-за эмоциональных реакций, которые вызывает объект установки, как в случае условных эмоциональных реакций. Это может быть основано на прошлом поведении и опыте обращения с объектом. Или он может быть основан на некоторой комбинации этих потенциальных источников оценочной информации. Соответственно, отношение может быть результатом довольно пассивного процесса ассоциативного обучения (например,г., Де Хауэр, Томас и Баэйенс, 2001; Олсон и Фацио, 2001). Это может быть относительно простой вывод на основе диагностической информации, включая свободно выбранное поведение (Bem, 1972), проприоцептивную обратную связь (например, Strack, Martin, & Stepper, 1988), беглость восприятия (например, Reber, Winkielman & Schwarz , 1998) или простота поиска (например, Briñol, Petty, & Tormala, 2006). Или установка может представлять собой итоговый продукт более активного процесса пропозиционального рассуждения, который включает в себя тщательную проверку достоверности информации, касающейся объекта установки (например,г., Deutsch & Strack, 2006; Гавронски и Боденхаузен, 2006; Петти и Качиоппо, 1986). Процессы, посредством которых была сформирована установка, и ее информационная основа могут иметь последствия для результирующей силы ассоциации оценки объекта и, следовательно, доступности установки по памяти (см. Fazio, 1995; Petty, Haugtvedt, & Smith, 1995). ). Однако независимо от того, как оно было сформировано, отношение определяется как итоговая оценка, лишенная каких-либо предположений относительно последовательности поведения.
Важно отметить, что модель отношений очень четко указывает на то, что отношения рассматриваются как гипотетические конструкции, изобретенные научным сообществом. Рассматривая отношения как ассоциации в памяти, модель, очевидно, утверждает, что отношения могут «существовать». То есть, если у человека сформировалась какая-либо такая оценочная ассоциация, то установка отображается в памяти. Таким образом, установки представляют собой просто форму знания, точнее, оценочного знания, и они представлены в памяти так же, как представлены любые другие знания.Подобно тому, как мы ассоциируем «хлеб» с «маслом» и «доктор» с «медсестрой», мы можем ассоциировать «фу» с тараканами, а чувство экстатического восторга — с шоколадом или односолодовым виски.
Таким образом, согласно этой точке зрения, отношения не более гипотетичны, чем любая другая форма знания. Мы не говорим о том, что человек знает, что муравьи маленькие, но сильные (т. Е. Ассоциации между муравьем и маленьким и между муравьем и сильным), как гипотетическую конструкцию. Очевидно, здесь есть элемент ненаблюдаемости, как и в отношении отношений.Как научные наблюдатели, нам трудно определить, обладает ли человек знаниями о размерах муравьев. Нам нужно задать словесный вопрос или наблюдать соответствующее поведение, например, мышечную подготовку человека, когда его просят взять картонную коробку, в которую был помещен муравей. Точно так же мы не можем напрямую увидеть отношение человека к односолодовому виски, но мы можем задавать вопросы, мы можем наблюдать, и мы можем проводить тесты, оценивающие симпатии человека. В обоих случаях мы можем прийти к выводу, что знание, оценочное знание в последнем случае, существует.
Еще одним важным аспектом модели является то, что она подчеркивает изменчивость силы связи объекта с оценкой. Некоторые установки для некоторых людей характеризуются сильными ассоциациями. Остальные послабее. А для третьих, итоговая оценка может быть даже недоступна в памяти, возможно, потому, что объект попадает в область, не имеющую гедонической значимости для конкретного человека. Таким образом, у студенческого фаната баскетбола будут сильные оценочные ассоциации с широким кругом команд, тренеров и игроков, он с готовностью разовьет отношение к новым игрокам и будет испытывать эмоциональную реакцию на победы и поражения определенных команд.С другой стороны, для других людей оценочные знания обо всех, кроме наиболее известных сущностей в баскетбольной среде колледжа, будут отсутствовать. Во многих случаях априорная оценка недоступна в памяти. Некоторые люди могут проявлять большую склонность к формированию отношения в самых разных областях, чем другие люди, что очевидно, например, в отношении индивидуальной меры различия потребности в оценке (Jarvis & Petty, 1996). Тем не менее, следует ожидать существенной вариативности в зависимости от интересов людей.Для некоторых людей спорт гедонистически важен, но не для всех. Политика может быть изобилует оценочными ассоциациями для некоторых, но, опять же, не для всех. Некоторые люди обладают сложными оценочными знаниями о методах приготовления, рецептах и специях, тогда как для других эти сущности вряд ли связаны с чем-либо, кроме безразличия, и могут даже быть совершенно неизвестными.
Таким образом, у разных людей и объектов отношения обязательно различаются в зависимости от их ассоциативной силы.Основываясь на различии, выделенном Конверсом (1970), мы назвали эту изменчивость континуумом отношение-неотношение (Fazio, Sanbonmatsu, Powell, & Kardes, 1986). В конце континуума, не имеющем отношения к отношениям, у индивида отсутствует какая-либо априорная оценочная ассоциация с объектом. Из-за его новизны или из-за того, что он основан на сфере безразличия для индивида, в памяти нет соответствующих представлений об установках. По мере продвижения по континууму оценка не только становится доступной, но и более прочно связана с объектом отношения.Таким образом, для некоторых людей ассоциация оценки объекта может быть такой, что объект вызывает отношение. Соответствующая оценка активируется автоматически из памяти при простом наблюдении или упоминании объекта установки.
Учитывая, что термин «автоматический» стал использоваться во многих смыслах (см. Соответствующие обсуждения в Bargh, 1994; Moors & De Houwer, 2006; Shiffrin & Dumais, 1981), будет полезно потратить немного времени на объяснение именно то, что подразумевается под «автоматической» активацией отношения в рамках нашей теоретической модели.С точки зрения модели, ключевой особенностью является неотвратимость. Встреча с объектом установки активирует связанную оценку без намерения индивида, и делает это, даже если индивид пытается участвовать в какой-либо другой деятельности. Следовательно, наиболее актуальным для нашего использования этого термина является характеристика автоматизма Шиффрином и Дюмэ (1981) как «все процессы, инициирование которых субъект не может контролировать» — процессы, которые происходят «всякий раз, когда предъявляется заданный набор внешних инициирующих стимулов, независимо от того, пытается ли субъект игнорировать или обойти отвлечение »(стр.117). Когда объект встречается, отношение активируется, не обязательно до уровня осведомленности, хотя это возможно, но до уровня доступности, который увеличивает вероятность того, что оценка повлияет на интерпретацию последующей информации (Bruner, 1957; Higgins). , 1996).
Любая такая автоматическая активация отношения рассматривается как играющая решающую роль в процессе, посредством которого отношение может оказывать влияние на обработку информации, суждения и поведение.Действительно, с самого начала эта теоретическая концептуализация установок была воплощена в модели, пытающейся определить процесс (ы), посредством которых установки «управляют» поведением (ранние обсуждения см. В Fazio, Powell, Herr, 1983; Fazio, 1986). . Таким образом, модель MODE (Fazio, 1990; Fazio & Towles-Schwen, 1999) постулирует, что установки могут влиять на поведение относительно спонтанным образом в той степени, в которой они автоматически активируются из памяти при встрече индивида с объектом установки.Смещая восприятие объекта в непосредственной ситуации, активированная установка может вызвать согласованные с отношением поведенческие реакции. Более того, это может происходить без того, чтобы индивид обязательно вовлекался в какие-либо усилия по размышлению относительно своего отношения к объекту, и без какого-либо необходимого осознания со стороны индивида, что его или ее активированная установка предвзято влияет на конструкцию объекта.
Подробнее о процессах отношения к поведению будет сказано в следующем разделе этой статьи.На данный момент важно отметить, что модель отношения как объектно-оценочных ассоциаций разной силы усваивает ранее упомянутые «уроки». Оно не предполагает согласованности отношения и поведения как части самого своего определения. Таким образом, он избегает «ошибки ожидаемой переписки» ДеФлера и Вести. Модель также четко определяет статус отношения как оценочного знания, сходного с любым другим знанием с точки зрения его представления в памяти. Тем не менее, модель определяет механизмы, с помощью которых это представление может влиять на поведение, и указывает на силу связи объекта с оценкой в памяти как детерминант степени вероятности любого такого влияния.Таким образом, модель дает представление о том, почему и как изменяется согласованность отношения и поведения.
Хотя речь идет о некотором отступлении, перед тем, как завершить этот раздел, будет полезно выделить еще один момент. Использование термина «объект-оценка ассоциация » означает , а не , предназначенное для фиксации или ограничения теоретической перспективы ассоциативной сетевой моделью памяти. Конечно, можно рассматривать установку как оценочную метку, которая связана с представлением объекта установки в памяти и может получить некоторую активацию всякий раз, когда сам объект активируется.И это, безусловно, был доминирующим подходом к памяти в то время, когда модель была впервые предложена. Однако теоретическая перспектива также полностью соответствует коннекционистским подходам, возникшим с того времени. Отношение можно рассматривать как образец активации, который возникает как следствие весов связи, которые система научилась применять к набору входных единиц. Действительно, мы с разными коллегами рассматривали подходы и их доступность с точки зрения моделей коннекционизма (Smith, Fazio, & Cejka, 1996; Fazio, Eiser, & Shook, 2004).Более того, мы предложили одну из наиболее подробных коннекционистских моделей развития отношения, доступных в литературе, и провели многочисленные симуляции с использованием сетевой архитектуры (Eiser, Fazio, Stafford, & Prescott, 2003; Eiser, Stafford, & Fazio, 2007). В то время как подход ассоциативной сети рассматривает установку как дискретную символическую единицу, которая хранится и может быть активирована, подход коннекциониста рассматривает установку как образец активации, который генерируется изученной силой связи между единицами.Что важно с настоящей точки зрения, так это то, что оба подхода позволяют вызывать оценку, когда встречается объект, и оба утверждают, что вероятность такого вызова отношения является функцией прошлого обучения. В самом деле, предварительное обучение заставляет сеть коннекционистов надежно создавать примерно одинаковый шаблон активации в ответ на два аналогичных набора входных единиц.
(Некоторые) отношения представлены в памяти
Независимо от того, придерживается ли человек ассоциативного сетевого или коннекционистского подхода, существует множество эмпирических свидетельств того, что отношения представлены в памяти и могут автоматически активироваться при представлении объекта отношения.Краткий обзор таких свидетельств, прежде чем переходить к прямому обсуждению некоторых вопросов, возникших в последние несколько лет в отношении концепции отношения, будет полезным. У свидетельств, которые я хочу выделить, есть одна центральная и, на мой взгляд, убедительная особенность. Во время выполнения задания или в ситуации, когда людям предъявляются объекты отношения, но у них нет причин для активного рассмотрения их отношения к объектам, на их выполнение влияет их отношение. Таким образом, представление этих объектов должно было вызвать отношения, несмотря на их несоответствие требованиям непосредственной задачи.
Наиболее известной из таких исследовательских парадигм является процедура оценочного прайминга, в которой объекты отношения представлены как простые числа, не связанные с основной задачей участников по определению коннотации целевого прилагательного (Fazio et al., 1986). Ответу способствует представление простого числа, которое оценочно соответствует целевому прилагательному. Сейчас не время делать обзор того, что сейчас является очень обширной литературой (обзоры см. В Fazio, 2001; Klauer & Musch, 2003).Вместо этого я просто выделю несколько выводов, которые особенно важны для аргумента о том, что некоторая ранее существовавшая установочная репрезентация вызывается автоматически и что вероятность возникновения такой активации является функцией силы ассоциации объекта с оценкой.
Ранние исследования континуума отношения-неотношения основывались на представлении о том, что на прямой вопрос об их отношении люди с более сильными ассоциациями смогут ответить быстрее, чем те, у кого ассоциации более слабые или отсутствующие.Таким образом, латентность ответа на прямой вопрос об установках использовалась как зависимая мера, оценивающая доступность такого отношения. Эти эксперименты позволили выявить ряд переменных, которые сокращали время, необходимое людям для того, чтобы сообщить о своем отношении, включая непосредственный опыт с объектом отношения (Fazio et al., 1982), вывод из свободно выбранного в отличие от управляемого поведения (Fazio, Herr. , & Olney, 1984), и, что наиболее важно, повторяющееся выражение отношения. Замечание и репетиция ассоциации на ранней стадии эксперимента повысили скорость, с которой люди могли позже выражать свое отношение (Fazio et al., 1982; Пауэлл и Фацио, 1984). Многочисленные более поздние эксперименты использовали как эту латентную меру ассоциативной силы, так и репетиционную манипуляцию отношения в рамках процедуры оценочного прайминга. Эффекты прайминга были сильнее для объектов отношения, включающих более сильные ассоциации оценки объекта (см. Обзор Fazio, 2001).
Подобно тому, как ассоциации оценки объекта могут быть усилены репетицией, они могут быть ослаблены повторным неиспользованием. В недавней серии экспериментов (Sanbonmatsu, Posavac, Vanous, Ho, & Fazio, 2007) объекты отношения из одного из двух наборов, включающих сильные оценочные ассоциации (например,ж., праздник, болезнь) были представлены повторно (например, по 40 представлений каждого названия объекта) в задаче, в которой автоматически активированное отношение не имело значения. От участников требовалось только произносить вслух объектное слово, которое постепенно появлялось из прямоугольного блока маскирующих точек. Предположительно, установки автоматически активировались при предъявлении объектов, по крайней мере, в начале задания, но от них не было никакой пользы. Когда участники позже прошли процедуру прайминга, которая включала эти слова, а также набор объектов управления, у них было меньше свидетельств активации отношения в ответ на слова, которые неоднократно предъявлялись в предыдущем задании.Такие последствия многократного неиспользования позиции наблюдались даже тогда, когда две фазы эксперимента были разделены 24-часовой задержкой. Таким образом, экспериментальные манипуляции, которые служат для усиления или ослабления ассоциаций объектной оценки, имеют соответствующий эффект на вероятность активации автоматической установки.
Концептуально параллельный вывод относительно сдерживающей роли силы установки наблюдался на уровне индивидуальных различий. Hermans, De Houwer и Eelen (2001) сравнили людей, получивших чрезвычайно высокие или чрезвычайно низкие баллы по шкале Джарвиса и Петти (1996) Need to Evaluate Scale.Шкала оценивает степень, в которой люди сообщают о своем отношении к предметам и регулярно оценивают их. NES смягчал величину типичного оценочного праймингового эффекта, при этом участники с более высоким уровнем NES демонстрировали больше свидетельств автоматической активации отношения.
Важно отметить, что свидетельства того, что по крайней мере некоторые установки представлены в памяти и могут быть вызваны автоматически, выходят далеко за рамки парадигмы оценочного прайминга. Различные результаты указывают на влияние отношения к задачам, во время которых люди не испытывают необходимости учитывать свои оценки представленных объектов.Например, Роскос-Эволдсен и Фацио (1992) наблюдали эффекты доступности отношения к множеству задач, связанных с визуальным вниманием. Больше вызывающих отношение объектов — измеренных по задержке ответа на запрос или экспериментально обработанных — привлекало больше внимания. Когда они представлялись в качестве отвлекающих факторов, вызывающие отношение объекты с большей вероятностью были замечены случайно в одном таком эксперименте и с большей вероятностью помешали выполнению задачи визуального поиска в другом.
В исследованиях конструирования объектов, допускающих множественную категоризацию, Smith et al.(1996) продемонстрировали, что категории, которые стали более вызывающими отношение в результате манипуляции репетициями отношения, были более влиятельными. Категории, в большей степени вызывающие отношение, с большей вероятностью управляли интерпретацией объектов, поддающихся множественной категоризации. Когда объекты (например, загорание, Пит Роуз) были представлены в качестве сигналов в тесте на запоминание, они более эффективно отображали категории, для которых ассоциации оценки объекта были усилены, чем категории из контрольного набора (например, рак по сравнению с пляжем, и бейсболист против игрока, в зависимости от того, кому была назначена задача репетиции отношения к задаче контроля).В одном эксперименте этот эффект наблюдался, несмотря на введение задержки на одну полную неделю между манипуляциями репетиции отношения и тестом на запоминание. Недавнее исследование, проведенное Фергюсоном, Баргом и Наяком (2005), предоставило соответствующие данные о влиянии автоматически активируемого отношения на конструкцию впоследствии предъявляемых стимулов. Хотя ассоциативная сила не была включена в качестве фактора в дизайн, объекты отношения с положительной и отрицательной оценкой были выбраны в качестве стимулов на основе нормативных данных, показывающих, что они связаны с относительно сильными ассоциациями оценки объекта.Подсознательное представление названий этих объектов повлияло на то, как распределялись по категориям последующие неоднозначные стимулы. Неоднозначные объекты с большей вероятностью относились к более позитивной категории, если им на подсознательном уровне предшествовал позитивно оцененный объект.
Концептуально параллельные эффекты наблюдались в отношении фотографий людей, разделяемых на несколько категорий. В двухсессионном эксперименте Фацио и Дантон (1997) сначала оценили автоматически активируемые расовые установки участников с помощью оценочной процедуры прайминга.Как типично для таких исследований, был получен полный спектр оценок отношения. Некоторые участники продемонстрировали доказательства автоматически активируемого негатива в ответ на лица черных; для других пробуждался позитив; а для других ничего не произошло. Во втором сеансе участники оценили сходство пар стимулов, которые различались по расе, полу и роду занятий. Эти суждения о сходстве были сильнее подвержены влиянию расы для тех участников, для которых раса была более вызывающей отношение, либо в положительном, либо в отрицательном направлении.Другими словами, наблюдалась криволинейная U-образная связь между оценками автоматически активируемых расовых установок и категоризацией по расам. Очевидно, люди, для которых расовая принадлежность вызывало отношение, с большей вероятностью привлекали внимание к цвету кожи жертвы и, как следствие, в большей степени использовали расу (в отличие от пола или рода занятий) в качестве основы для суждения о сходстве.
В качестве дополнительного примера исследования, демонстрирующего, что отношения могут быть вызваны и оказывать влияние в ситуациях, в которых они не имеют отношения к требованиям задачи, мы можем рассмотреть эксперименты, в которых изучалось влияние доступных отношений на чувствительность к изменениям внешнего вида объект отношения (Fazio, Ledbetter, & Towles-Schwen, 2000).В этой работе участвовали фотографии студентов бакалавриата «голова и плечи». В начале эксперимента участникам показывали эти фотографии несколько раз, и каждый раз они выражали свое отношение (насколько привлекательной они лично находили фотографию) или выполняли контрольную задачу (оценивали рост человека). Последующая задача заключалась в представлении этих исходных фотографий, а также созданных компьютером морфов, представляющих разную степень изменений по сравнению с исходными фотографиями. Участники должны были отметить, была ли какая-либо фотография точно такой же, как и представленная ранее, или каким-либо образом отличалась.Эти два условия не различались ни по частоте ошибок, ни по латентности при оценке неизмененных стимулов, таким образом устанавливая, что исходные фотографии были закодированы одинаково хорошо. Однако условия действительно различались в отношении морфов, особенно в отношении тех, которые больше напоминали оригиналы и, следовательно, могли вызывать ранее отрепетированное отношение. Участникам репетиции отношения было относительно труднее обнаружить наличие изменений (либо большее количество ошибок, либо более длительные задержки для правильного ответа в различных экспериментах).Они также заметили меньшее изменение, когда они действительно его обнаружили, рассматривая морфинг как относительно более вероятно, что это будет другая фотография человека, которого видели раньше, чем фотография нового человека, которого никогда раньше не видели. Таким образом, стимулы, которые были изменены, но оставались достаточно похожими на исходные, чтобы вызвать отношение, связанное с исходным стимулом, ассимилировались в направлении отношения. Эта ассимиляция, по-видимому, способствовала первоначальному ощущению знакомства с измененными стимулами, делая обнаружение изменений относительно более трудным.
Наконец, исследование Chartrand и Bargh (1999, как обсуждалось в Bargh & Chartrand, 1999) изучило интересную возможность того, что различные состояния настроения могут иногда возникать по, казалось бы, неизвестным причинам просто как функция многократного воздействия валентных стимулов. В контексте предполагаемого задания на остроту зрения, которое включало как можно более быстрое указание стороны экрана, на которой появлялись вспышки, участники подсознательно подвергались воздействию четырех существительных много раз.Дизайн между субъектами включал существительные, которые согласно нормативным данным были сильно положительными (например, музыка, друзья), сильно отрицательными (рак, таракан), слабо положительными (парад, клоун), слабо отрицательными (понедельник, червь) или нейтральными. (здание, завод). По сравнению с нейтральным состоянием, подсознательное воздействие объектов, вызывающих сильные оценочные ассоциации, но не тех, которые связаны с более слабыми ассоциациями, влияло на последующие отчеты о настроении. Таким образом, повторяющаяся автоматическая активация позитивности (или негативности) в результате воздействия объектов, включающих сильно ассоциированные позитивные (или негативные) оценки, порождала позитивное (или негативное) настроение.
Я, возможно, подробно остановился на этом, но все эти различные результаты иллюстрируют влияние установок, особенно связанных с более сильными ассоциациями оценки объекта, на последующее выполнение задачи или суждения. Важно отметить, что это влияние очевидно, даже несмотря на то, что последующая ситуация не дает оснований для активного рассмотрения такого отношения. Таким образом, на визуальный поиск, запоминание по сигналу, суждения о сходстве, перцептивную ассимиляцию и отчеты о текущем настроении повлияло присутствие (иногда подсознательное присутствие) объектов, вызывающих отношение.Полученные данные сходятся в одном фундаментальном заключении. По крайней мере, некоторые установки представлены в памяти, и они активируются автоматически, когда встречаются объекты установки.
(Некоторые) установки конструируются.
Как подчеркивается в понятии ассоциаций объект-оценка, различающихся по силе и континууме отношение-неотношение, не все объекты представлены в памяти с прочно ассоциированными оценочными связями. Тем не менее, ситуационные требования иногда заставляют людей делать оценочные суждения и решения в отношении новых сущностей (например,g., перспектива пообедать в недавно открывшемся ресторане или проголосовать за нового кандидата на государственную должность) или альтернативы в том, что обычно является областью безразличия (например, люди, которые почти не уделяют внимания баскетболу в колледже в течение обычного сезона. , но ежегодно вносить скобки в турнирный пул NCAA). В таких случаях необходимо сформировать отношение. Усилия и размышления, посвященные такому построению, будут варьироваться в зависимости от того, насколько человек может быть мотивирован для получения точной оценки (Kruglanski, 1989; Fazio, 1990; Tetlock & Kim, 1987).Оценка может быть построена относительно легко на основе полного сходства с сущностями, отношения к которым уже представлены в памяти (например, Duckworth, Bargh, Garcia, & Chaiken, 2002; Gilovich, 1981; Shook, Fazio, & Eiser, in Нажмите). Или человек может подробно обсудить конкретные атрибуты, характеризующие сущность, и их предпочтения (например, Sanbonmatsu & Fazio, 1990).
Поскольку отношения различаются по силе, они по-разному чувствительны к информации, которая важна в непосредственной ситуации.Такое теоретическое утверждение отнюдь не ново. Действительно, впечатляющее предложение Бема (1972) о том, что «люди начинают« узнавать »свои собственные отношения, эмоции и другие внутренние состояния, частично выводя их из наблюдения за их собственным поведением и / или обстоятельствами, в которых это поведение происходит», сопровождалось оговорка о том, что такие процессы умозаключения происходят «в той степени, в которой внутренние сигналы являются слабыми, двусмысленными или непонятными» (стр. 2). В поддержку этого рассуждения накоплено значительное количество доказательств.Соответствующее исследование обычно принимает определенную форму. Манипуляция делает заметной либо положительную, либо отрицательную информацию, относящуюся к объекту отношения, и влияние этой манипуляции на последующие отчеты об установках сравнивается на двух выборках, которые различаются по некоторому показателю силы исходных установок участников. Например, Чайкен и Болдуин (1981) использовали лингвистические манипуляции, основанные на более ранних исследованиях Саланчика и Конвея (1975), чтобы сделать заметными для людей либо проэкологическое, либо антиэкологическое поведение, которое они выполняли.Из-за того, как наречия «иногда» и «часто» сочетались с различными видами поведения, связанными с экологией, участники обнаружили, что они показали, что они проявили много за и мало против, или наоборот. Этот предвзятый с лингвистической точки зрения обзор их прошлого поведения привел участников к различным взглядам на их симпатию к защите окружающей среды. Однако для одних это было больше, чем для других. На более ранней сессии участникам вводили различные меры отношения — когнитивно-ориентированный показатель, основанный на структуре ожидаемых значений, и более эмоционально-ориентированный показатель.Лингвистически предвзятые воспоминания о прошлом поведении оказали влияние только на тех, кто реагировал относительно непоследовательно по двум различным критериям, что свидетельствует об отсутствии четкого представления о своем отношении.
Аналогичным образом, Hodges and Wilson (1993) исследовали регулирующую роль доступности отношения к влиянию анализа причин на отчеты об отношениях. Сразу после объяснения причин своего отношения люди сообщают об установках, которые очень согласуются с валентностью, подразумеваемой теперь очень заметными причинами, которые они сформулировали.Однако эти легко описываемые причины могут быть нерепрезентативным подмножеством и, следовательно, могут несколько расходиться с отношением людей и с их предыдущими сообщениями (см. Wilson, Hodges, & LaFleur, 1995). Ходжес и Уилсон (1993) обнаружили, что степень, в которой возникали такие последствия, варьировалась в зависимости от доступности взглядов людей. Те, кто относительно быстро ответил на вопрос об установках во время 1, в меньшей степени испытали вербализацию причин своего отношения в более позднее время, чем те, кто ответил медленно.Последняя группа — люди с более низкой доступностью отношения — продемонстрировала более сильную корреляцию между их отчетами об отношении времени 2 и благоприятностью, подразумеваемой причинами, которые они сформулировали, и, как следствие, более слабую корреляцию между их отчетами Time 1 и Time 2. Эти различия произошли, несмотря на тот факт, что две группы продемонстрировали эквивалентность с точки зрения того, в какой степени причины, которые они создали, соответствовали рейтингам Time 1. Таким образом, даже несмотря на то, что они вербализовали равнозначно нерепрезентативные причины, люди с большей доступностью отношения были менее подвержены влиянию этих сиюминутных существенных причин, когда они сообщали о своем отношении во Времени 2, и их отчеты демонстрировали большую стабильность во времени.
Соответственно, многие дополнительные исследования показали, что стабильность отчетов об установках с течением времени и / или сопротивление контртитульной информации может изменяться в зависимости от доступности отношения (например, Bassili, 1996; Bassili & Fletcher, 1991; Fazio & Williams, 1986; Занна, Фацио и Росс, 1994). Эффекты смягчения, рассмотренные в этом разделе, ясно иллюстрируют важность силы отношения. Контекстуально значимая информация может влиять на оценки отношения, которые люди предоставляют в любой момент времени, но степень этого влияния варьируется.Когда объекты представлены в памяти с относительно слабо ассоциированными (или отсутствующими) оценочными связями, людям, столкнувшимся с вопросом или другим ситуативным требованием оценочного суждения, необходимо будет сформировать отношение. Следовательно, они будут больше подвержены влиянию актуальной информации, чем люди, для которых существующая ранее оценочная ассоциация активируется автоматически.
Проблемы с сильной перспективой «отношения как конструкции»
В свете исследования, обобщенного в предыдущем разделе, я должен признать некоторое недоумение по поводу недавних дискуссий, изображающих все (или практически все) отношения как сиюминутные конструкции (напр.г., Schwarz & Bohner, 2001; Заллер и Фельдман, 1992). Эти формулировки рассматривают установки как оценочные суждения, которые всегда вычисляются с нуля на основе информации, доступной в данный момент, в отличие от их представления и активации из памяти. Таким образом, сильная версия этой точки зрения противоречит свидетельству того, что по крайней мере некоторые установки представлены в памяти и оказывают влияние, даже когда у людей нет причин размышлять, извлекать или строить оценки.
Аргумент, который обычно выдвигается в качестве причины для принятия конструкционистской точки зрения, основан на контекстной зависимости оценочных суждений. Не может быть никаких сомнений в том, что на отчеты об отношениях может влиять важная контекстная информация. Мы уже выделили некоторые такие свидетельства, например, Чайкен и Болдуин (1981) и Ходжес и Уилсон (1993). Тем не менее, это исследование демонстрирует не только контекстную зависимость, но и ее ослабление в зависимости от силы установки.
Таким образом, на мой взгляд, сильная конструкционистская точка зрения противоречит существующим данным. Кроме того, как утверждали Фацио и Олсон (2003a), ему присуща внутренняя логическая проблема. Чтобы проиллюстрировать это, давайте рассмотрим человека, столкнувшегося с ситуативным спросом, который требует оценки объекта отношения X. Поскольку X является новым (например, новая модель автомобиля или политический кандидат) и не имеет очевидного сходства с объектами, по отношению к которым в памяти существуют ассоциации. , человеку нужно будет в какой-то степени заниматься строительством.Предположительно, человек будет вычислять отношение к X на основе любых атрибутов X, которые оказываются заметными в данный момент. Предположим, что они включают в себя атрибуты A, B и C. Если эти атрибуты сами по себе имеют положительную оценку, то человек сделает вывод, что X положительно. Если они преимущественно отрицательные, то X будет рассматриваться как отрицательный. Но откуда взялись оценки атрибутов A, B и C? Почему они приобрели положительную или отрицательную ценность? Строгая конструкционистская точка зрения должна утверждать, что отношения к атрибутам сами были результатом процесса конструирования.Итак, основные атрибуты A — 1 , 2 и 3 — определяют отношение к A. Но почему 1 предполагает определенную валентность? Очевидно, что в процессе построения возникает проблема бесконечного регресса. В конечном счете, некоторая релевантная оценка — некоторый результат предыдущего изучения истории — должна быть представлена в памяти.
Важность предварительного обучения указывает на еще одну концептуальную проблему с сильной конструкционистской точки зрения.Какая система обработки информации не извлекла бы уроков из своих вычислительных усилий? Потеряет ли какая-либо функциональная система после того, как она пришла к выводу, что X исправна, все следы результатов ее построения? Придется ли ему полностью «пересчитывать» с нуля без экономии на повторном обучении в следующий раз, когда ситуация потребует оценочного суждения о X? Если отношения рассматриваются как оценочные знания, подобные любым другим знаниям, почему бы такие знания не накапливались со временем? Ассоциативные модели обучения и памяти требуют развития или усиления возбуждающей оценочной связи.Модели коннекционистов требуют изменения изученных весов, соединяющих входные и выходные блоки.
Социальные и когнитивные ученые не сомневаются в том, что люди легко приобретают семантические знания. Они узнают, что вероятность встретить «масло» больше, учитывая наличие «хлеба», чем его отсутствие, что вероятность увидеть «медсестру» увеличивается в присутствии «доктора». Исследования формирования впечатления и социального восприятия неоднократно демонстрировали, что воспринимающие развивают ассоциации между целевым человеком и чертами, которые характеризуют его поведение (например,г., Карлстон и Сковронски, 2005; Улеман, 1999). Почему оценочные знания должны отличаться?
Даже концепции, которые поначалу требуют значительных вычислительных ресурсов, явно выигрывают от обучения. Маленький ребенок выполняет основные арифметические операции, такие как сложение счетом. Итак, чтобы определить общее количество доступных шаров, ребенок указывает и считает два красных шара «один, два» и продолжает считать «три, четыре», указывая на два синих шара. Зная принцип количества элементов, ребенок гордо объявляет, что есть «четыре» шара.Ответ очевиден — результат процесса строительства. Но со временем и с практикой ребенку нужно все меньше и меньше полагаться на указание, счет и процедурные правила. Ребенок узнает, что 2 + 2 = 4. Результат предыдущих построений заучивается и представляется в памяти как сумма двух наборов по два. Опять же, почему оценочные знания должны отличаться?
На основе одних только этих аргументов я не могу понять, как можно поверить в сильную точку зрения «отношения как конструкции».И я не одинок. Даже сторонники, похоже, согласны: «… мы принимаем сильную версию конструктивной модели, предполагая, ради аргумента, что респонденты всегда [курсив в оригинале] нуждаются в вычислении суждения с нуля и не могут вспомнить свои предыдущие оценки. Любой, кто помнит, что фильм был «скучным» — но не может вспомнить какие-либо важные детали, — понимает, что это крайнее предположение нереально »(Schwarz & Bohner, 2001, стр. 444). Именно эта нереалистичность требует рассмотрения континуума отношение-неотношение .Установки представляют собой оценочные знания, представленные в памяти, но будут существовать объекты, для которых людям не хватает таких знаний, и, следовательно, им необходимо построить общие оценки на основе любой релевантной информации, к которой они могут получить доступ из памяти или ситуации.
Однако результаты любого такого строительства не забываются. Напротив, они способствуют переходу от состояния отсутствия отношения к статусу прочно связанной оценки, которая может быть активирована автоматически при обнаружении объекта.Такое развитие отношения имеет функциональную ценность для человека, позволяя эффективно и относительно легко оценивать объект. Например, было показано, что репетиция отношения облегчает последующее принятие решений, уменьшая ресурсы, необходимые для принятия оценочных решений. Когда их просили принять быстрые решения о своих предпочтениях между парами объектов, люди, которые ранее были вынуждены развивать и репетировать отношения к новым объектам, проявляли меньшую сердечно-сосудистую реактивность, чем люди, которые сталкивались с объектами одинаково часто, но в контексте задачи. это не было связано с установками (Бласкович и др., 1993; Фацио, Бласкович и Дрисколл, 1992). Аналогичным образом, меньшая реактивность проявлялась, когда люди принимали решения с участием объектов, для которых они ранее репетировали отношения, чем объекты, для которых они не имели (Бласкович и др., 1993). Активация отрепетированных установок во время задания парных предпочтений, по-видимому, сделала задачу принятия решений менее требовательной. Чтобы справиться с требованиями задачи, требовалось меньше ресурсов (см. Fazio, 2000, где подробно обсуждаются исследования, связанные с оценочной функцией установок).Таким образом, позиция в континууме отношение-неотношение влияет на саму природу процесса оценочного суждения.
Эстетическое суждение | Encyclopedia.com
В недавней аналитической эстетике возникло два важных вопроса об эстетических суждениях. Один из них — как отличать эстетические суждения от других суждений. Ответ на этот вопрос кажется особенно актуальным, когда эстетическое и неэстетическое суждение об одном и том же объекте несовместимо. В таком случае кажется, что объект может быть оценен как имеющий эстетическую ценность, но также может быть оценен отрицательно, скажем, с этической точки зрения или с точки зрения его практического использования.Возникает вопрос, должно ли отрицательное значение неэстетического суждения влиять на якобы чисто эстетическое суждение.
Другой важный вопрос, который возникает, по крайней мере, с восемнадцатого века, на самом деле состоит из двух вопросов: во-первых, являются ли эстетические суждения объективными или субъективными, и, во-вторых, могут ли эстетические суждения быть проверены или иным образом подтверждены. Возможно, несколько любопытно, но некоторые философы думали, что, хотя такие суждения субъективны, их все же можно поддержать.Дэвид Хьюм является примером. Напротив, другие философы думали, что, хотя такие суждения действительно объективны, они, тем не менее, не могут быть проверены обычными процедурами. Фрэнк Сибли был ведущим сторонником этого мнения. Более очевидным является тезис Иммануила Канта, а именно, что эстетические суждения и субъективны, и их невозможно поддержать никакими межличностными средствами.
Хьюм (1987) полагал, что можно идентифицировать определенных судей как обладающих особенно надежным вкусом, а затем принимать их субъективные реакции на объекты как стандарт при оценке объектов.Когда такие судьи выносят то, что Юм называл «совместным вердиктом», имея в виду, предположительно, что они соглашаются получать удовольствие от объекта, получение удовольствия от объекта считается правильным, в некотором смысле, по крайней мере с обычной вероятностью, и судья, не осознающий этого удовольствия, ущербен в его вкусе.
Кант, напротив, считал, что никакое подтверждение чьего-либо суждения невозможно, поскольку совпадение с ответами других судей или их отличия от них логически неуместны.
Идея чего-то явно называемого эстетическим суждением, кажется, впервые появилась в восемнадцатом веке и была подробно сформулирована Кантом (2000). Под «эстетическим суждением» Кант подразумевал суждение, основанное на чувстве. Он особенно заботился о том, чтобы описать те суждения, основанные на чувствах, в которых объект считается красивым, а затем показать, что мы имеем право выносить такие суждения, несмотря на то, что мы не можем их проверить. Убежденный в том, что эти суждения по своей сути субъективны (т. Е. Производятся на основе ощущений субъекта или основаны на них), Кант придерживается более ранней традиции.Самым заметным представителем этой традиции был Юм, хотя остается нерешенным вопрос о том, сколько работ Юма на эту тему было известно Канту, если таковые были. И все же Кант, вероятно, знал более ранние работы Фрэнсиса Хатчесона, работы в духе Юма, хотя и менее убедительные с философской точки зрения. Однако в более поздних разработках идеи эстетического суждения эта основанная на чувствах субъективность была менее важна, чем описание Кантом того, как эстетический судья обращается к объекту своего суждения.
Субъективный характер суждений о красоте казался очевидным в восемнадцатом веке, особенно Юму и Канту, настолько очевидным, что ни один из них не выступал за это понятие, а просто принимал его. В самом деле, этимология слова «эстетический» указывает на то, что эстетическое суждение должно быть по существу связано с чувством. Греческий термин обычно относится к чувственному восприятию, но теперь он стал обозначать чувства в целом и, в частности, чувство удовольствия. Юм не использует термин «эстетический» и говорит только о проявлении вкуса в распознавании красоты, но, как и Кант, он считает само собой разумеющимся, что все суждения о красоте возникают из чувства удовольствия, испытываемого судьей.
Согласно Юму, термин «красота» не соответствует никакому объективному свойству вещей, и поэтому суждения о красоте не могут быть правильными или неправильными каким-либо прямым образом. Однако такие суждения могут быть подтверждены, думал он, согласившись с суждениями особенно хорошо подходящих судей по объекту. Эти образцы вкуса (чьи ответы, по его словам, составляют «эталон вкуса») идентифицируются по их звездному распознаванию, без ущерба, всех свойств оцениваемых объектов.«Невозможно проверить объект на предмет его красоты, — думал Юм, — потому что« красота »не указывает на какие-либо свойства объекта, но с помощью эмпирического исследования можно определить, является ли какой-либо конкретный судья образцовым судьей. .
Кант, описывая то, что он называет «чистым суждением вкуса», имел иную идею. Он думал, что судья не должен обращать внимания ни на какое использование объекта, ни на какое понятие, относящееся к объекту, или на любой интерес, который судья мог бы иметь к объекту.Таким образом, суждение должно быть совершенно незаинтересованным и свободным от любых мыслей, которые связывают объект с чем-либо еще. Это суждение об объекте чисто и просто в нем самом.
Кант сначала описал эстетические суждения о природных объектах (его главный пример — красивая роза), а затем распространил такие суждения на произведения искусства. Таким образом, он эффективно рассматривал успешные произведения искусства (которые для него означало искусственно красивые объекты) как место для таких суждений.
Идея о том, что эстетическое суждение требует отстраненного состояния ума, иногда развивалась как идея, что эстетические суждения требуют эстетического отношения, особого способа обращения к объектам.Одним из первых выразителей этой идеи был Артур Шопенгауэр, хотя он не использует термин «эстетическая установка». Следуя линии, отличной от кантовской, Шопенгауэр считал созерцание произведений искусства деятельностью, в которой можно избежать обычных ограничений своей воли.
В начале двадцатого века идея эстетического отношения получила дальнейшее развитие, получив это конкретное название, и получила более детальную трактовку, хотя в конечном итоге стала проблемным понятием.Ранняя формулировка принадлежит Эдварду Буллоу (1957), хотя его интересы были скорее психологическими, чем философскими. Более поздний, более сложный подход можно найти в работах Джерома Стольница (1978). Полезный холст этой идеи содержится в книге Джорджа Дикки «Миф об эстетическом отношении» (1964), где Дики пытается избавиться от этой идеи.
Хотя продолжающиеся концепции эстетического суждения во многом проистекают из ранних работ Юма и Канта, эти концепции сделали по крайней мере два примечательных поворота.В философии начала двадцать первого века термин «эстетика» стал фактически синонимом «философии искусства». Эта ассимиляция иногда привлекает внимание к вопросу, но в других случаях имеет тенденцию скрывать его — вопрос о том, что является основным, идея искусства или идея эстетического. У Канта и многих его последователей идея эстетического является основной, а идея искусства, так сказать, построена на идее эстетического. Таким образом, Кант сначала характеризует эстетические суждения, а затем, по сути, описывает произведения изобразительного искусства как объекты, о которых можно делать такие суждения.Ричард Воллхейм (1980), напротив, обращает эту зависимость вспять, заявляя, что выносить эстетическое суждение — значит рассматривать что-либо как произведение искусства.
Совершенно иной тезис — это тезис Фрэнка Сибли (1959, 1965). Сибли рассматривает эстетические суждения как суждения, которые применяют эстетические концепции к объектам с помощью эстетических терминов. Вместо того, чтобы понимать вкус, как это делали Юм и Кант, как способность получать удовольствие от суждения об объектах, Сибли рассматривает вкус как способность использовать эстетические термины и концепции.Более того, будучи убежденным в объективности эстетических суждений, Сибли трактует термин «красивый» совершенно иначе, чем его предшественники в восемнадцатом веке. Для Юма и Канта термин «красота» имеет очень мало смыслового содержания, он указывает только на то, что объект вызывает у судьи особое чувство удовольствия. Сибли, напротив, настаивает на том, что этот термин относится к свойству оцениваемого объекта. Таким образом, для Сибли «красивый», «элегантный», «изящный» и другие термины, обозначенные в основном на примере, являются эстетическими терминами, и как таковые все они относятся к объективным свойствам, хотя только судьи, пользующиеся тем, что Сибли называет «вкусом», могут обнаруживать эти свойства и, следовательно, правильно применять условия.Таким образом, независимо от традиции Юма и Канта, тезис Сибли состоит в том, что эстетические суждения совершенно объективны, что означает, что их термины относятся к свойствам, объективно присутствующим в оцениваемых объектах. Тем не менее тезис Сибли, по крайней мере в одном отношении, больше похож на тезисы Юма и Канта, чем на тезис Вольхейма. Для Воллхейма эстетически рассматривать объект — значит рассматривать его как произведение искусства. Для Юма, Канта и Сибли эстетические суждения свободно делаются не только в отношении произведений искусства, но и в отношении других объектов, и в последнем случае нет необходимости рассматривать эти объекты как произведения искусства.
Даже среди тех, кто считает понятие искусства более фундаментальным, чем понятие эстетики, многие такие мыслители продолжают настаивать, вместе с Кантом, что эстетическое суждение должно быть бескорыстным и не должно касаться чего-либо, кроме самого объекта. Те, кто считает эстетические суждения уникальным видом суждений, стремились отличить эстетические суждения от этических суждений, в частности, а также от практических соображений. Другие задавались вопросом, возможно ли провести такое четкое логическое разделение.Когда поднимается вопрос о дизайне, становится все труднее предположить, что эстетическое суждение об объекте полностью отделено от других соображений — проблема, которая, возможно, является наиболее острой в случае архитектуры. Если здание красиво на вид, но плохо подходит для любых видов деятельности, для которых оно предназначено, можно ли удержать очевидную бесполезность здания от загрязнения чувства эстетической ценности здания? Тот же вопрос, очевидно, возникает во многих других случаях художественного дизайна, начиная от автомобилей и заканчивая письменными инструментами и устройствами для хронометража.Кажется очевидным, что действительно уродливым предметом может быть совершенно исправный автомобиль или часы. Менее ясно, что плохо работающий объект все еще может быть красивым. По этому поводу мнение Канта однозначно. Он думал, что одно дело судить о часах, скажем, как о хороших часах из-за их наглядного отображения времени и надежного отсчета времени, а это значит, что судить о часах с точки зрения концепции часов; другое дело — предложить чистое суждение вкуса. Для других авторов это не очевидно, потому что для них вопросы полезности трудно отделить от вопросов эстетической ценности объекта.
В последнее время большое внимание уделяется разделению этических и эстетических проблем (Levinson 2001), и в 2005 году много споров стал вопрос о том, можно ли отделить сомнительный моральный облик произведения искусства от его художественной или эстетической ценности. . Таким образом, возродился интерес к вопросу об отношениях этики и эстетики друг к другу.
См. Также Эстетический опыт; Эстетические качества; Эстетика, История; Искусство, интерпретация; Красота; Возвышенный, The; Уродство.
Библиография
Брэди, Эмили и Джеррольд Левинсон, ред. Эстетические концепции: Очерки Сибли . Нью-Йорк: Oxford University Press, 2001.
Буллоу, Эдвард. Эстетика: лекции и эссе Стэнфорд, Калифорния: Stanford University Press, 1957.
Дики, Джордж. «Миф об эстетическом отношении». American Philosophical Quarterly 1 (1) (1964): 56–65.
Гайер, Пол. «История современной эстетики». В The Oxford Handbook of Aesthetics , под редакцией Джеррольда Левинсона.Нью-Йорк: Oxford University Press, 2003.
Guyer, Paul. «Истоки современной эстетики: 1711–1735». В The Blackwell Guide to Aesthetics , под редакцией Питера Киви. Оксфорд: Блэквелл, 2004.
Хьюм, Дэвид. Очерки моральные, политические и литературные . Ред. Индианаполис, IN: Liberty Fund, 1987.
Kant, Immanuel. Критика силы суждения . Перевод Пола Гайера и Эрика Мэтьюза. Нью-Йорк: Издательство Кембриджского университета, 2000.
Левинсон, Джерролд. Эстетика и этика: очерки на пересечении . Нью-Йорк: Cambridge University Press, 2001.
Schopenhauer, Arthur. Мир как воля и представление . Перевод Э. Ф. Дж. Пейна. Indian Hills, CO: Falcon’s Wing Press, 1958.
Сибли, Франк. «Эстетическое и неэстетическое». Philosophical Review 74 (1965): 135–159.
Сибли, Франк. «Эстетические концепции». Philosophical Review 68 (1959): 421–450.
Стольниц, Джером. «« Эстетическая установка »на подъеме современной эстетики». Журнал эстетики и художественной критики 36 (1978): 409–422.
Townsend, Dabney, ed. Британская эстетика восемнадцатого века . Амитивилль, Нью-Йорк: Бэйвуд, 1998.
Воллхейм, Ричард. Искусство и его предметы . 2-е изд. Нью-Йорк: Cambridge University Press, 1980.
Тед Коэн (2005)
Эстетическое суждение (Стэнфордская энциклопедия философии)
1.Правосудие вкуса
Что такое суждение вкуса? Кант выделил две фундаментально необходимые условия для суждения быть суждением вкус — субъективность и универсальность (Кант 1790/2000). Другие условия также могут способствовать тому, что это значит быть суждение о вкусе, но они являются следствием или основаны на два основных условия. В этом отношении Кант последовал примеру Юма и других писателей британской сентименталистской традиции (Юм 1757/1985).
1.1 Субъективность
Первое необходимое условие суждения о вкусе — это то, что он по сути субъективное . Это означает, что приговор вкуса основан на чувстве удовольствия или неудовольствия. Это это это отличает суждения вкуса от эмпирических суждений. Центральные примеры суждений вкуса — суждения о красоте и красоте. уродство. Суждения вкуса могут касаться искусства или природы.
Этот субъективистский тезис был бы чересчур строгим, если бы его истолковывали. «атомистическим» способом, так что некоторые субъективные ответ соответствует любому вкусу, и наоборот.Иногда судят о вкусе на индуктивных основаниях или основа авторитета. Более целостная картина взаимосвязи между ответ и суждение сохраняют дух субъективизма доктрины, но более точно соответствуют нашей реальной жизни. В субъективистская доктрина нуждается в уточнении, чтобы иметь дело с случаи индукции и власти. Но отказываться от него нельзя. В доктрина в основном верна.
Однако неясно, что делать с субъективностью суждение вкуса.Нам нужен отчет о природе удовольствия на какие суждения о красоте основаны.
После определенного момента этот вопрос не может решаться независимо от метафизические вопросы о реализме, потому что метафизика, которую мы предпочитаем, обязательно повлияет на наше представление о природе удовольствия, которое мы получаем Красота. В частности, нам нужно знать, есть ли удовольствие в красота представляет свойства красоты и уродства, которые вещи владеть. Если нет, то связаны ли наши познавательные способности, которые мы развернуть для понимания мира, как думал Кант? Или это не дело познавательных способностей, но вопрос сентиментальных реакции, которые, как думал Юм, воспитываются по-разному? Эти очень сложные вопросы.Но есть кое-что, что мы можем сказать о удовольствие найти что-то прекрасное, не поднимая температура слишком высокая.
Кант по-разному говорит об удовольствии от прекрасного, которое падает. за исключением того, что мы могли бы назвать его «глубоким» описанием природа удовольствия в красоте, согласно которой это гармоничное свободная игра познавательных способностей, воображения и понимание. Согласно «поверхностному» счету Канта удовольствия от красоты, это не просто чувственное удовлетворение, как в удовольствие от ощущений или от еды и питья.В отличие от таких удовольствия, удовольствие от красоты вызвано восприятием представление вещи. (Говоря современным языком, мы бы сказали, что это говоря, что удовольствие от красоты имеет намеренное содержание.) Более того, в отличие от других видов преднамеренных удовольствий, удовольствие в красота «бескорыстна». Это примерно означает, что это удовольствие, не связанное с желанием — удовольствие от красоты без желаний. То есть удовольствие не основано ни на желании, ни на он производит один сам по себе. В этом отношении удовольствие от красоты в отличие от удовольствия от приятного, в отличие от удовольствия от того, что хорошо для меня, и в отличие от удовольствия в том, что морально хорошо.Согласно Канту, все такие удовольствия «интересны» — они связаны с желанием. Это обсуждается в разделе 3 ниже. Это все важно насколько это возможно, но это все отрицательно. Нам нужно знать, что удовольствие от красоты это , как и то, что это не . Что можно сказать о более позитивном характере?
1.2 Нормативность
Чтобы увидеть, что особенного в удовольствии от красоты, мы должны сместите фокус обратно, чтобы рассмотреть, что особенного в суждении вкус.Для Канта суждение вкуса претендует на «универсальное срок действия », который он описывает следующим образом:
… … Если [кто-то] объявляет что-то красивым, то он ожидает такого же удовлетворения от других: он судит не только за сам, но для всех, и говорит о красоте, как будто это собственность вещей. Следовательно, он говорит, что вещь — это красив, и не рассчитывает на согласие окружающих со своим суждение об удовлетворении, потому что он часто находил их согласен со своим, но скорее требует от них .Он упрекает их, если они рассуждают иначе, и отрицает, что у них есть вкус, поскольку он, тем не менее, требует, чтобы они имели это; и к этому невозможно сказать: «У каждого свой особенный вкус». Это все равно что сказать, что нет вкуса вообще, то есть никакое эстетическое суждение, которое могло бы обоснованно претендовать на согласие всех. (Кант 1790, 5: 212–213 [2000: 98]; см. также 2000: 164–166–139)
Идея Канта состоит в том, что, оценивая вкус, мы требуем или требуем согласие с другими людьми, чего мы не делаем в своих суждениях о красоте канареечного вина, которое является всего лишь вопросом индивидуальные предпочтения.В вопросах вкуса и красоты мы думаем, что другие должны разделить наше мнение. Вот почему мы обвиняем их если они этого не сделают. Потому что суждение вкуса имеет такое стремление к универсальной справедливости, что кажется «, как если бы [красота] были собственностью вещей ».
Итак, если бы приведенная выше цитата была всем, что Кант хотел сказать, разъясняя суждение вкуса, то он не сказал бы достаточно. Для ответа на следующий вопрос остается незавершенным: , зачем нам что другие разделяют наше мнение? Мы могли бы захотеть, чтобы других поделились наше мнение по всевозможным странным причинам.Может быть, мы почувствуем больше комфортный. Может быть, мы выиграем пари. И если мы скажем, что они должно судить определенным образом, мы должны сказать больше. В чем смысл это правда? Что, если кто-то не может оценить отличное произведение искусства, потому что они убиты горем? Что, если это отвлечет кто-то из какого-нибудь социально достойного проекта? Что это за природа «должен»?
Мы можем переформулировать суждение о том, как мы должны судить, в строгих терминах. говоря, что существует определенное нормативное ограничение на нашу суждения о вкусе, отсутствующие в наших суждениях о милости канареек-вина.Самым примитивным выражением этой нормативности является это: одни правильные , другие неправильные . Или же возможно, даже осторожнее: некоторые суждения лучше, чем другие . Мы не думаем, что что-то прекрасно, просто до меня , в том смысле, что мы могли бы сказать, что некоторые вещи просто случаются доставить мне чувственного удовольствия. Конечно, мы можем сказать «Я считаю, что X — это красиво», потому что мы желаем выразить неуверенность, но когда мы судим уверенно, мы думаем нашего суждения как правильных .А это значит, что мы думаю, что противоположное суждение было бы неверным. Мы предполагаем, что не все суждения о красоте одинаково уместны. «Каждому их собственный вкус »относится только к суждениям о вежливости и мерзость, которую Кант называет «суждениями о согласии» (см. Кант 1790, 5: 212–213, 291–292 [2000: 97–98, 171–172]).
Конечно, некоторые люди всего знают о еде (особенно в Франция, Италия, Индия и Япония). Есть эксперты и авторитеты по готовить вкусную еду и знать, что будет вкусным (Кант 1790, 5: 213 [2000: 98]).Но эти люди знают, что будет на вкус доставляет удовольствие определенному вкусу. В некотором смысле, некоторые вещи просто вкуснее, чем другие, и некоторые суждения о совершенстве в еде лучше других. Есть даже смысл, в котором некоторые правильные и другие неправильные. Тем не менее, это только относительно «Нормальные» люди. Нет представления о правильности согласно которому кто-то с очень необычными удовольствиями и неудовольствием виноват, или в соответствии с которым большинство людей может быть неправильный.(Кант говорит, что суждения о согласии имеют «Общая», но не «универсальная» действительность; 1790, 5: 213 [2000: 213].) Но в случае суждений о вкусе или красоте, правильность не является заложницей того, что нравится или судит большинство людей. Мы можем говорят, что использовать много соли или сахара — ошибка, но это только потому что он поглощает ароматы, которые понравятся большинству люди.
Сказать, что суждение вкуса претендует на правильность, могло бы кажется, просто отвлекается от проблемного «должного», т. е. участвует в оценке вкуса проблематичного «Правильность» или «лучшее».Это может быть неизбежный. Мы имеем дело с нормативным понятием, а некоторые нормативные понятия могут быть объяснены другими, мы не можем выражать нормативные понятия в ненормативной форме.
В или случаях правильность оценки вкуса может быть невозможно решить. Мы можем даже подумать, что нет правильный ответ, если нас попросят сравнить два очень разных вещи. Но во многих случаях других , мы думаем, что там — это правильный и неправильный ответ, к которому мы стремимся, и что наши суждения могут быть ошибочными.Если мы так не думаем, в по крайней мере в некоторых случаях, тогда мы не судим о вкусе — мы делаем что-то еще.
Верно, что некоторые люди иногда высказывают мнение, что нет суждения вкуса действительно лучше, чем у других. Они говорят, «В вопросах вкуса нет правильного и неправильного». Другие выразят ту же мысль, говоря, что красота «Относительно» индивидуального суждения или предпочтения, или он «социально относительный». Такой релятивизм является частью интеллектуальный воздух в определенных областях гуманитарных наук.В частности, многие интеллектуалы выразили неприязнь к идее, что суждения вкуса действительно имеют какие-либо нормативные требования, как будто это было бы неотесанно или репрессивный. Однако, если мы описываем нашу мысль такой, какая она есть, не как должно быть, то никуда не деться от того, что нормативность — необходимое условие суждений о вкусе или красоте. Два момента должны смутить релятивиста. Во-первых, люди, которые говорят такого рода вещи просто теоретизируют . В случае суждения о красоте, релятивистская теория не идет в ногу с общепринятыми практика, особенно собственная практика.Как и в случае с моральным релятивизмом, почти всегда может поймать якобы релятивиста на суждениях создание красоты и действие на основе не относительных суждений о красоте — для например, в своих суждениях о музыке, природе и бытовом быту объекты. Релятивисты не практикуют то, что проповедуют. Во-вторых, один то, что приводит человек к этому неправдоподобному релятивизму, что так не соответствует их собственной практике, воспринимается связь релятивизма с толерантностью или антиавторитаризмом.Этот то, что они видят в нем привлекательным. Но это все с ног на голову. Ибо если «Все относительно», и никакое суждение лучше любого другие, затем релятивисты ставят своих собственных суждений за пределы критику, и они не могут ошибиться. Только те, кто так думают в суждениях есть правильное и неправильное, могу скромно признать, что они может ошибаться. То, что выглядит как идеология толерантности, на самом деле как раз наоборот. Таким образом, релятивизм лицемерен и нетерпимый.
Замечу, что некоторые так называемые «экспериментальные философы» недавно поставили под сомнение тезис о том, что суждения о вкусе стремятся к правильности на основе эмпирических данных о тех которые судят о вкусе (Cova & Pain 2012).Но это не так ясно, что цитируемые ими эмпирические данные подтверждают, что скептический тезис. Дело в том, что экспериментальные субъекты отмечают поля, которые прямо спрашивают о правильности суждений. Но в психологических экспериментах есть требование непрозрачности. Укажите эксперимент подопытным. Более того, люди часто занимаются философскими рассуждениями, что идет вразрез с их актуальная концептуальная практика. Например, некоторые новички в введение в классы моральной философии утверждает, что все моральные взгляды одинаково верны, и думать иначе — очень плохо.Люди, которые думают определенным образом, могут быть несовершенными в самопознании, так же, как те, кто принимает участие в социальных ритуалах, могут быть не в состоянии опишите эти ритуалы (критические обсуждение). Также следует иметь в виду, что скептический тезис также было бы очень удивительно, учитывая, что он отходит не только от столетия, но тысячелетия размышлений о нашей эстетической жизни. В ответы на анкеты о правильности суждения не раскрывают глубокая природа мыслей людей.
1.3 Пересмотр нормативности
В нормативном притязании на суждения вкуса, сформулированном выше, других людей не фигурируют в аккаунте. Это суровое объяснение того, что имел в виду Кант, или, возможно, того, что он должно было иметь в виду, когда он сказал, что суждение вкуса требует «Универсальная справедливость», в отличие от суждений о милость канареечного вина. Учитывая этого аккаунта, мы можем объясняют тот факт, что мы думаем, что другие должны делиться нашими суждение.Они должны поделиться этим под страхом вынесения суждения, которое неверный или несоответствующий. И это будет , почему мы делаем в факт, смотрите на других, чтобы разделить наше мнение; мы не хотим, чтобы они делали неверные суждения. Похоже, что ссылка Канта на другие человек при характеристике нормативности суждений вкуса выпал из картины как несущественный.
Однако неясно, согласится ли с этим Кант, поскольку он характеризует нормативность таким образом, что связана с его возможной объяснение его возможности.Кант выражает нормативную идея очень специфическим образом. Он пишет:
[мы] требуем такого согласия повсеместно (Kant 1790, 5: 214 [2000: 99])
А Кант говорит, что суждение вкуса включает
его действительность для всех. (Кант 1790, 5: 212 [2000: 97])
Напротив, Кант считает, что, хотя мы иногда говорим как если наши суждения о согласных универсально справедливы («Баранина с чесноком вкуснее»), на самом деле это не так: решения приемлемой апелляции только к большинству , но не к всего человек (Кант 1790, 5: 213 [2000: 98]).
Однако суровая характеристика пытается уловить более основную идея нормативности — та, которая может служить целью соперника объяснения. Чтобы объяснить, как субъективно универсальные суждения возможны, у Канта сложная история о гармоничном взаимодействие познавательных способностей — воображения и понимание — что, по его мнению, составляет удовольствие от красоты (Кант 1790, 5: 219 [2000: 104]). Этот «глубокий» отчет об удовольствии красота очень спорна и не особенно правдоподобна (см. Бадд 2001).Но мы можем понять, почему это дает Кант. Для Канта нормативная претензия на суждение вкуса уходит корнями в более общие работы наших когнитивных способностей, которые, как считает Кант, мы можем предположить другие делятся. Таким образом, у нас есть начало объяснения того, как такое удовольствие может служить основанием для универсального суждения. Однако Кант мало что может сказать о природе «Универсальность» или нормативность, которая объясняется такое умозрительное описание удовольствия от красоты. Это не случайно что Кант формулирует обязательство в межличностных терминах, учитывая куда он идет.И это не большая вина с его стороны, что он так. Но для наших целей нам нужно отделить то, что объясняется от его объяснения. Если объяснение Канта не работает, мы хотим остаться с характеристикой нормативности, которой он был пытаюсь объяснить. Нам нужно отделить проблему Канта от его решение, так что первое остается, если второе терпит неудачу. Может быть альтернативные решения его проблемы.
1.4 Нормативность и удовольствие
Как описано, нормативность связана с оценками вкуса сами себя.Что это значит для удовольствия в красоте? Поскольку суждения вкуса основаны на реакциях удовольствия, это мало смысла, если бы наши суждения были более или менее подходящими, но наших ответов не было. Нормативное требование наших суждений о вкусе должно происходить из того факта, что мы думаем, что ответов лучше или лучше соответствуют своему объекту, чем другие. Ответы только лицензионные решения, которые могут быть более или менее подходящими, потому что сами ответы могут быть более или менее подходящими.Если я получу удовольствие от питья канареечного вина, а вы — нет, ни один из нас не будет думайте о другом как о , ошибочно . Но если вы этого не сделаете получить удовольствие от сонетов Шекспира , я думаю о вас как о заблуждении — не только о вашем суждении , но Ваш нравится . Я думаю, что я прав, , чтобы иметь свой ответ , и что ваш ответ неисправен . Тот, кто думает, что есть, по мнению Юма слова, «равенство гения» между некоторыми низшими композитор, с одной стороны, и Я.С. Бах, с другой стороны, дефектная чувствительность (Hume 1757 [1985: 230]). Роджер Скратон хорошо ставит точку, когда говорит:
Когда мы изучаем [башню Эйнштейна и колокольню Джотто]… наше отношение — это не просто любопытство, сопровождаемое некоторыми неопределенное удовольствие или удовлетворение. Внутренне мы подтверждаем наши предпочтение как действительное…. (Scruton 1979: 105)
Это причина , почему мы требуем того же чувства от другие, даже если мы этого не ожидаем.Мы думаем, что наш ответ больше соответствует своему объекту, чем его противоположность. И, в свою очередь, это это , почему мы думаем, что наше суждение об этом объекте более правильно, чем его противоположность. Нормативность суждения выводит от нормативности чувства.
Но как может одни чувства быть лучше или хуже других? К ответив на этот вопрос, мы должны спросить: насколько далеко заходит нормативность суждения вкуса заложены в самом чувстве? Реалист о красота скажет, что в чувстве встроена нормативность в силу его репрезентативного содержания; сами чувства могут быть более или менее достоверно.Удовольствие от красоты, например, объект подлинного свойства красоты; мы находим красоту приятно. Юмовский сентименталист, вероятно, скажет, что нормативность — это то, что мы каким-то образом конструируем или навязываем нашим удовольствия и неудовольствия, в которых нет такого содержания. И у Канта его собственный счет, который обращается к когнитивным состояниям, которые не верования. Вопрос спорный. Однако то, что мы можем сказать наверняка в том, что это окончательное удовольствие в красоте, которое она лицензирует суждения, претендующие на правильность.Помимо этого, будет теоретическое расхождение.
Эта нормативность определяет суждение вкуса и является его вторая определяющая характеристика, которую мы должны добавить к тому факту, что оно основано на субъективных признаках удовольствия или неудовольствия.
1.5 Суждения вкуса и большой вопрос
Мы можем резюмировать это так: суждения вкуса занимают середину между суждениями о вежливости и мерзости и эмпирическими суждениями о внешнем мире.Суждения вкуса подобны эмпирическим суждения в том, что они универсальны, но они не похожи на эмпирическое суждение в том, что они сделаны на основе внутреннего субъективный ответ. И наоборот, суждения вкуса подобны суждениям. милости или мерзости в том, что они сделаны на основе внутренняя субъективная реакция, но они не похожи на суждения о вежливости и мерзость, не претендующие на универсальную значимость. Чтобы сократить различия в другую сторону: в отношении нормативности суждения вкус подобен эмпирическим суждениям и в отличие от суждений о вежливости или мерзость, но с точки зрения субъективности вкусовые суждения в отличие от эмпирических суждений и подобных суждений о вежливости или мерзость.Итак, у нас есть тройное деление: эмпирические суждения, суждения о вкусе и суждения о вежливости или неприятности. А также суждения вкуса имеют две точки сходства и несходства с каждой стороны только что отметили.
Как признал Кант (более или менее вслед за Юмом), все это из , что теоретически. Сложный вопрос ли , и если да то как , субъективно такая возможно универсальное суждение. На первый взгляд, два характеристики находятся в противоречии друг с другом.Наша загадка такова: какова должна быть природа удовольствия от красоты, если суждения, которые мы основываем на это может претендовать на правильность? Это большой вопрос в эстетика. Проблема Канта была правильной, даже если его решения не было.
Однако до сих пор мы надеялись получить более ясное представление о том, что это такое. это находится под пристальным вниманием в этой дискуссии. Как только мы вооружимся скромным объясняя, что такое суждение о вкусе, мы можем перейти к более амбициозные вопросы о том, представляют ли вкусовые суждения реальные свойства красоты и уродства, а если нет, то как еще нормативность эстетического суждения требует пояснения.Мы можем даже подумайте, действительно ли вся наша практика вынесения суждений вкус неполноценный, и от него следует отказаться. Но обо всем по порядку первый.
2. Другие особенности эстетических суждений
Эстетическое суждение — это нечто большее, чем просто субъективность и нормативность, и это следует описать более полно. Следующее обзор ряда других возможных особенностей эстетического суждения: истина, независимость от разума, неэстетическая зависимость и беззаконие.
2.1 Эстетическая правда
Нормативность эстетических суждений может быть переработана в терминах . определенной концепции эстетической истины. Для некоторых целей это полезно для этого. Можно подумать, что развертывание идеи эстетическая истина обязывает нас к существованию эстетической реальность. Но это беспокойство проистекает из предположения, что сильная концепция соответствия истины — это все, что когда-либо было для истины в любая область, где мы могли бы использовать это понятие. Во многих области — например, научная и психологическая мысль — строгое соответствие концепции истины, вероятно, будет поставлено под сомнение.Однако концепция истины, применимая в эстетике, может быть согласно которому истина подразумевает лишь некую нормативность описано выше, согласно которому бывают правильные и неправильные суждения вкуса, или, по крайней мере, некоторые суждения лучше, чем другие.
Если мы развернем понятие истины, мы сможем выразить нормативную идею говоря, что если суждение истинно, то его противоположность ложна. Или мы можно сказать, что закон непротиворечия применим к эстетическому суждения: есть некоторые эстетические суждения, такие, что они и их оба отрицания не могут быть правдой.Этот принцип не обязательно распространяется на всех. суждения о вкусе, если они занимают значительную часть их.
Такая нормативная концепция истины сильнее, чем понятие истины. истина, которая является просто средством «семантического согласия»; что То есть нормативная правда — это больше, чем тонкий «дискотативный» правда. Даже суждения приятных о милости Канареечное вино, может иметь доступ к несущественной дискредитации понятие истины. Мы можем сказать, что «Канарское вино хорошее» — это истинно тогда и только тогда, когда канареечное вино хорошее », не поднимая температура.Однако суждения о вкусности канареечного вина не выдерживают критики. не стремиться к нормативному пониманию истины. Нет права и неправильные ответы на вопрос, действительно ли канареечное вино хорошее. Итак, ни суждения о том, что это хорошо, ни суждения о том, что это нехорошо, можно ли сказать, что если это правда, то его противоположность ложный. Но это то, что мы говорим о некоторых эстетических суждениях.
Однако, хотя мы, , можем описать эстетическую нормативность в терминах . по правде говоря, нам не нужно этого делать.Эстетическая «правда», по сути, мало что добавляет к понятию правильности, которое у нас уже есть столкнулся. Мы можем обойтись без слова «правда». Мы можем сказать что что-то не может быть одновременно красивым и уродливым (в том же отношении в то же время), и что если что-то красиво, то это не некрасиво (в том же отношении в том же время). [1]
2.2 Зависимость от разума и неэстетическая зависимость
При понимании нормативности суждений вкус — который мы могли бы выразить или не выразить с точки зрения эстетики правда — мы можем и должны добавить более сложные нормативные функции, которые также важны.
Одной из таких характеристик является независимость от разума . Независимость от разума лучше всего выразить как отрицательный тезис: красиво ли что-то не зависит от моего мнения. Думая так, это не значит. Это можно переформулировать в условных терминах: это не тот случай, когда если я считаю что-то красивым, значит, это прекрасно. Это обычное дело смысл. Например, большинство из нас думает, что наши суждения улучшились. так как мы были моложе. Мы думаем, что некоторые из наших прошлых суждений были в ошибке.Мысль об этом в то время не сделала его таковым. Возможно Верен более сложный и изощренный тезис о зависимости от разума; но простое утверждение о зависимости ума попирает здравый смысл.
Мы также думаем, что красота, уродство и другие эстетические свойства зависят от по неэстетичным свойствам. Зависимость контрастирует с независимость разума в том смысле, что он говорит, какие эстетические свойства делают зависят от того, в отличие от того, от чего они не зависят на: эстетические свойства вещи зависят от ее неэстетичности характеристики.Это отношение зависимости подразумевает (но не тождественно с) отношение или отношения супервентности: (а) два эстетически непохожие вещи также должны быть неэстетически непохожими; (б) что-то не может измениться эстетически, если не изменится неэстетично; и (c) что-то не могло быть эстетически разные, если они не были отличны эстетически. Эти, соответственно: межобъектная супервентность, межвременная супервентность, и межмирная супервентность. («Супервентность» часто обсуждались под заголовком «зависимость», но на самом деле это отдельные отношения, сложным образом связанные.) Работы Сибли «Эстетические концепции» и «Эстетика / Неэстетика» были пионерами в обсуждении зависимость эстетического от неэстетического (Sibley 1959, 1965). (Интересно, что он никогда не описывал зависимость в модальные условия.)
Это утверждение очень интуитивно понятно, но давайте попробуем сказать что-то еще в поддержка этого. Кажется, это глубокий факт о красоте и многом другом. эстетические свойства, что они по своей природе «общительны»; красота не может быть одинокой. Что-то не может быть просто красивым; если что-то красивое, значит, должно быть в силу неэстетичности характеристики.Кроме того, знание этого ограничивает наши суждения. о красоте и других эстетических свойствах. Мы не можем просто судить об этом что-то красивое; мы должны судить, что это красиво в добродетели его неэстетических свойств. Обычно мы так поступаем, и не делать этого — странно. (Даже в случаях свидетельских показаний мы думаем, что эстетическое свойства вещи сохраняются в силу неэстетических свойств, которые специалист по эстетике знает.) Конечно, мы могли не иметь в виду каждое неэстетическое свойство вещи, и точно не знаю, как неэстетические свойства производят эстетический эффект.Но мы думаю, что определенные неэстетические свойства несут ответственность для эстетических свойств и без этих неэстетичных properties, эстетические свойства не были бы реализованы. Красота не парит на воле, и признание этого составляет эстетическая мысль. Поэтому наша эстетическая мысль фундаментально отличается от наших представлений о цветах, с которыми мы часто по сравнению. Возможно, цвета каким-то интимным образом связаны с внутренним или внешние физические свойства поверхностей вещей, такие как отражательные свойства.Но цветное мышление этого не предполагает. Кто-то может даже подумать, что цвета — это всего лишь свойства вещей. Но нельзя думать, что красота обнажена; это важно для эстетики мысль осознать, что эстетические свойства вещи возникают из его неэстетические свойства.
Принципы правильности, независимости разума и зависимости могут быть сформулировано в режиме собственности или в терминах правды. Мы можем их бросить так или иначе. Можно сказать, что то, красиво ли что-то, не зависит от того, что мы думаем об этом, но это действительно зависит от его неэстетические особенности.Или мы можем с равным успехом сказать, что правда о эстетические суждения не зависят от наших эстетических суждений, но это зависит от неэстетических истин. Изменения семантического восхождения маленький.
2.3 От каких неэстетических свойств зависят эстетические свойства?
Некоторые утверждали, что от того, какие эстетические свойства зависят (их «База зависимости») выходит за рамки внутренней физической и сенсорные особенности объекта эстетической оценки (Walton 1970), который следует Гомбрич 1959, особенно стр.313). База неэстетической зависимости, Уолтон считает, что всегда включает в себя «контекстуальный свойства »- вопросы, связанные с происхождением работы искусство или другие произведения искусства. Другие оспаривают это (Zangwill 1999). Этот является одним из аспектов дебатов по поводу формализма во многих областях. Эти вопросы важны, и они являются предметом существенной эстетической различия в подходах к созданию и оценке различных искусств, а также в эстетике природы. Но все такие дебаты предполагают что какой-то тезис о зависимости имеет место.Спорный вопросы касаются степени зависимости базы эстетические свойства, а не , имеет ли эстетические свойства какая-то неэстетическая зависимость.
Одна точка зрения состоит в том, что эстетические свойства зависят от образов вещей — как вещи выглядят или звучат, для пример (см. Mitrović 2013, 2018). Если да, то есть a в том смысле, в котором эстетические свойства зависят от разума, поскольку видимости для некоторого наблюдателя.Однако некоторые говорят, что могут быть эстетические свойства абстрактных объектов, такие как математические или логические доказательства или структуры. Некоторые говорят, что идеи или концепты в концептуальном искусстве могут быть носителями эстетического характеристики. (Schellekens 2007). Те эстетических свойств будет независимым от разума. Вопрос об эстетических свойствах абстрактные объекты — спорная тема (Kivy 1991, Barker 2009).
2.4 Зависимость и беззаконие
До сих пор мы делали положительные заявления об особенностях эстетические суждения.Давайте теперь рассмотрим утверждение, что нет интересные неэстетические законы или принципы эстетики, и утверждают, что отношение эстетической / неэстетической зависимости может иметь место, хотя таких интересных законов или принципов нет. Здесь «Интересные» законы или принципы вкуса означают обобщения о том, что все такое-то и такое-то неэстетический вид такого-то эстетического вида, и эти обобщения можно использовать для прогнозирования эстетических свойств на основа познания неэстетических свойств.В этом смысле многие считают правдоподобным отсутствие законов вкуса и эстетики свойства аномальные.
Проблема источника правильности эстетического суждения заключается в следующем. независимо от того, существуют ли законы, правила или принципы вкуса. Нет оснований полагать, что возможность правильных или верных суждений зависит от наличия законов, правил или принципы, из которых мы можем вывести наши правильные или истинные суждения. [2]
Тем не менее, об аномальности эстетики стоит задуматься. согласно своему праву.Многие эстетики сходятся во мнении, что эстетика аномальный в указанном выше смысле. Но они не согласны с объяснение аномальности.
Заметным исключением из этого консенсуса является Монро Бердсли, которая утверждает — героически и необычно — что есть ровно три эстетических принципа: эстетически все отлично либо объединенными, либо интенсивными, либо сложными (Beardsley 1958: chapter XI). Однако «тринитарная» позиция Бердсли сталкивается с трудностями, подобными тем, с которыми сталкиваются философы-моралисты, которые обращение к «толстым» понятиям.Если Бердсли настаивает на закономерная связь между его тремя толстыми предметными эстетическими свойств (единство, интенсивность и сложность) и эстетической ценности, он может сделать это только ценой допущения аномальности между три толстых основных эстетических свойства и неэстетичный характеристики. Есть три уровня, и можно придерживаться законов между верхний и средний слои только теряя законы между средним и нижние слои. Может быть, интенсивность всегда эстетична, но есть нет законов о том, что делает вещи напряженными.
Таким образом, учитывая аномальность эстетических свойств, нам необходимо объясни это. У Юма и Канта есть большая правдоподобность. предположение, что аномальность эстетики объясняется первая особенность суждений вкуса — суждения вкуса по сути субъективны, в отличие от обычных эмпирических суждений о физические, сенсорные или семантические свойства (Hume 1757 [1985: 231–232]; Кант 1790, 5: 213–216, 281–286 [2000: 99–101, 136–142, 162–167]). Вот почему два виды понятий не «номологически созданы для каждого другое »(как Дональд Дэвидсон [1970] говорит о психических и физических концепции).Как мы можем привести существенно субъективный диапазон номологически соответствуют ряду эмпирических суждений? Эти два вида суждений отвечают на совершенно разные наборы ограничения. Фрэнк Сибли заметил, что эстетические концепции не положительно «управляемый условиями» (Sibley 1959). И мэри Мазерсилл утверждал, что нет никаких законов вкуса. Но ни то, ни другое многое, чтобы объяснить эти факты. Обращение к субъективности объясняет, что Сибли и Мазерсилл замечают и описывают. Действительно, Мазерсилл пишет ее «Первого тезиса» (FT), что нет подлинных принципы или законы вкуса: «… FT занимает центральное место в эстетика, и нет ничего более фундаментального, из чего он мог бы быть производным »(Mothersill 1984: 143).Но кажется, что это может быть получено из субъективности суждений вкус.
Такая аномалия — это одно, зависимость или супервентность. Другой. Несмотря на то, что эстетические свойства аномальны, они зависят от и супервен по неэстетичным свойствам. Многие находят такое сочетание отношений, неудобных вне эстетики, например, в моральном философия и философия разума. Тем не менее, вроде бы хорошо причины принять оба принципа в эстетике. Оба твердо уходят корнями в обыкновенную эстетическую мысль.
2.5 Примат правильности
Эстетические суждения имеют определенные существенные черты и соответствующие к этим функциям относятся определенные принципы. Мы можем сгруппировать правильность, независимость ума и неэстетическая зависимость вместе. Однако это не мешает сосредоточиться на признаке правильности или универсальности Действительность для этого — самая основная из характеристик. Если эстетический суждения не претендовали на правильность или универсальную действительность, они могли не претендую на другие характеристики.Если объяснять правильность или универсальность обоснованность — проблема, то же самое и объяснение независимости разума и зависимость. Но ясно, что — это , проблема с объяснением все три функции. Почему в нашей эстетической мысли эти три функции и, таким образом, работать в соответствии с этими тремя принципами? А также каков источник правильных эстетических суждений их? Юм и Кант тратят много умственных усилий на эти вопросы. Эти предпосылки эстетических суждений должны быть объяснены и оправдано.Учитывая, что наши эстетические суждения имеют эти обязательства, нам нужно знать, как такие суждения возможны, насколько они актуальны, и насколько они законны. Описав и проанализировав, как мы Сделанное здесь нам нужно объяснить и обосновать. Но, как отмечалось ранее, мы сначала нужно хорошее описание того, что мы пытаемся объяснить, и оправдывать.
3. Незаинтересованность
3.1 Незаинтересованность: все более и менее амбициозные
Идея, которая играет большую роль в обсуждении Кантом субъективная универсальность суждения о вкусе бескорыстие; и поэтому эту идею нельзя упускать из виду.Кант делает два утверждения: (а) что удовольствие от прекрасного «Бескорыстный»; и (б) только удовольствие от прекрасное «бескорыстно» (Кант 1790, 5: 204–210 [2000: 90–96: 42–50]). Эти утверждения важны для проекта Канта, Кант связывает бескорыстие с претензией на универсальное обоснованность вкусовых суждений. Прежде чем мы пойдем дальше, это важно признать, что немецкое слово « interesse » имеет особое значение в восемнадцатом века немецкий, и его не следует путать с похожим по звучанию Английские слова или даже современные немецкие слова.По Канту interesse — это удовольствие, не связанное с желание; оно не основано на желании и не порождает его.
Следует выделить более амбициозный тезис Канта о том, что только удовольствие от прекрасного бескорыстно от его меньшего амбициозное заявление, что удовольствие от прекрасного — это бескорыстно — поскольку кажется, что в принципе могло быть прочие бескорыстные удовольствия. Однако менее амбициозное заявление достаточно спорно.
Более бесспорный компонент менее амбициозного утверждения состоит в том, что удовольствие от прекрасного не основано на удовлетворении желания. Конечно, вероятно, что когда мы получаем удовольствие от то, что мы находим красивым, это не удовольствие от мысли что у нас есть то, чего мы желаем. Кант хочет удовольствия от красиво, чтобы быть открытым для всех (поэтому не должно быть «эстетического удачи »), и если желания меняются от человека к человеку, кажется, что мы не могли требовать удовольствия от каждого, так как идея универсального действия требует.Претензия на универсальную действительность быть потеряно, если удовольствие от красоты не было бескорыстным в смысле не основанный на желании. Этот аспект идеи бескорыстие имеет много правдоподобия.
3.2 Проблемы с незаинтересованностью
Однако не так уж и ясно, что удовольствие от прекрасного невозможно. вызывают желаний, которые Кант также требует, чтобы удовольствие было бескорыстный. Вопрос в том, может ли удовольствие производить желание из себя .Кант допускает, что у нас есть некоторые общие озабоченность красотой, означающая, что желание может вытекать из суждения красоты, но, по Канту, у таких желаний нет своего источник исключительно в наслаждении прекрасным (Кант 1790, разделы 41 и 42, по «эмпирическому интересу» и «интеллектуальному интересу». интерес. Это может быть что у нас есть желания прекрасных вещей, как допускает Кант в разделы 41 и 42 из Critique of Judgment , но пока поскольку эти желания не присущи удовольствию от красоты, доктрина, согласно которой любое удовольствие бескорыстно, не нарушается.(Критики Канта иногда упускают этот момент.)
Менее амбициозный тезис вызывает споры из-за второго составная часть. Противник Канта утверждал, что удовольствие от красоты может сам по себе вызвать желание . Непонятно, кто прав эта точка.
Тем более, что только удовольствие в красоте бескорыстно, и никакие другие удовольствия не являются бескорыстными — амбициозные Тезис — тоже спорен. Это живые проблемы. Взгляды Канта могут многое сказать в свою пользу.Но мы также можем посочувствуйте сомневающимся.
Юм, вероятно, отрицал бы разделение Канта удовольствия на красоту. от мотивации, которая побуждает нас действовать. Как и другие британцы сентименталисты, Юм считает, что чувства и страсть падают на активная сторона человеческого разума. Итак, настроения активны в сами себя. С другой стороны, этот аспект британской сентименталистские взгляды — это слабость в их общем мировоззрении, поскольку они нет места для способности практического разума, а это значит, что им не хватает внятной концепции человеческих действий (Korsgaard 1996, 2009 г.).Юмовская психология не имеет правдоподобного понимания человеческого агентство; нас подталкивают наши страсти.
В своей книге «Генеалогия морали » Фридрих Ницше нацелен на Кантовское разделение удовольствия в красоте от желания разделение, призванное сделать красоту доступной всем человеческие существа (Ницше 1887 [1998], книга 3, раздел 6, первая страницу, но не то, что следует, которая нацелена на Шопенгауэра). Этот критика отличается от критики идеи, что суждения красоты действительны для всех людей.Протесты Ницше что идея удовольствия от красоты отрезана от особенности и идиосинкразии нашей страстной жизни нереально и нежелательно. Непонятно, кто здесь прав. В Суть вопроса — природа удовольствия в прекрасном. Имеет ли это имеют свой источник в том, что разделяют люди, или в том, что отличает их? Кант мог бы возразить против Ницше, что видеть удовольствие в красота как результат того, что различается между людьми, а не только местами люди во власти своего хорошего или плохого эстетического воспитания, но также делает несостоятельными нормативные претензии на правильность или универсальность справедливость, которые являются частью суждений о красоте, как мы обычно представить себе их.«Должен» в данном случае, кажется, подразумевает «может». Если нам не хватает того, что нужно, чтобы оценить определенную красоты, то от нас этого нельзя требовать, а нормативность рассудок вкуса был бы утерян. По крайней мере, так кажется. Если суждения красота основывалась на разнообразных удовольствиях или неудовольствии, тогда кажется что утверждение о правильности является мошенничеством.
Но это произойдет только в том случае, если мы последуем Канту в поиске удовольствия в красоту и наше право судить о красоте на способностях, которые все люди разделяют.Возможно, есть редкие красавицы, которые только элитные особенные души могут оценить. Для Канта существует эстетическая «Должно», которое связывает всех людей только потому, что мы разделяем когнитивные способности, необходимые для получения удовольствия вопрос. Но это не единственный возможный источник эстетического «должен». Одно некантианское предложение — найти источник нормативности суждения о вкусе в мире, а не в что разделяют люди. Это означало бы вызвать своего рода «Эстетический реализм», при котором красота и уродство подлинные свойства мира, которые делают наши суждения лучше или худший.Такой взгляд может показаться метафизически экстравагантным. Проблема, однако вот как понять эстетическое «должно» без такой взгляд. Нелегко! С реалистической точки зрения красота не должна быть универсально доступный. Но если это так, то кажется, что причина Кантовское учение о бескорыстии отпадает. В Кантианский и, возможно, гумэнанский взгляд находит источник нормативности в чем мы делимся. Но Ницше спросил бы: есть ли и должно ли быть то, что люди разделяют в своем отношении к красоте? Мы хотим аристократический или демократический эстетика? [3]
4.Понятие эстетики
4.1 Некоторые терминологические примечания
Обратимся теперь к современному представлению об эстетике. В предикат «эстетический» может определять множество различных видов вещи: суждения, переживания, концепции, свойства или слова. это вероятно, лучше всего взять эстетических суждений как центральные. Мы можем понимать другие эстетические вещи с точки зрения эстетики суждения: эстетические свойства — это те, которые приписываются эстетические суждения; эстетические переживания — это те, которые основывают эстетические суждения; эстетические концепции — это те, которые используются в эстетические суждения; а эстетические слова — это те, которые имеют функция использования в языковом выражении эстетического суждения.
Наиболее распространенное современное понятие эстетического суждения принимать суждения о красоте и уродстве как парадигмы — то, что мы называется «вкусовыми суждениями» в части 1. И исключает суждения о физических свойствах, таких как форма и размер, и суждения о сенсорных свойствах, таких как цвета и звуки. Однако, помимо суждений о красоте и уродстве, современное понятие эстетического суждения обычно используется для охарактеризовать класс суждений, который также включает суждения изысканность, шаловливость, нежность и элегантность.В этом отношении современное понятие кажется шире, чем у Канта, поскольку он сосредоточился только на суждениях о красоте и уродстве. Однако есть также в том отношении, в котором современное понятие кажется более узким чем представление Канта. Кант использовал понятие, чтобы включить оба суждения о красоте (или вкусе), а также суждения о приемлемый — например, решение о том, что Canary-wine красиво (Кант 1790, 5: 203–204, 214 [2000: 89–90 и 99]). Но современное понятие, в отличие от Канта, обычно исключает суждений приятный.Более того, современное понятие обычно исключает суждения об изобразительном и смысловом содержании произведения искусства. Для Например, хотя суждение о том, что картина представляет собой цветок, может быть «релевантным» для эстетического суждения об этом, это не является эстетическим суждением.
4.2 Проблема
Возникает вопрос: является ли современная классификация «Эстетический» произвол? Что отличает суждения как эстетические? Что у них общего? И как они отличаются от других видов суждения? Формируют ли эти суждения воспитанный вид?
Попутно стоит упомянуть, что понятие эстетического суждение не следует разъяснять в терминах идеи произведение искусства; мы делаем эстетические суждения о природе и делаем неэстетические суждения о произведениях искусства.
Формулировка и защита понятия эстетики в современном раз связан с Монро Бердсли (1958, 1982) и Фрэнком Сибли (1959, 1965). Но их работы подверглись нападкам со стороны Джорджа Дики, Теда. Коэн и Питер Киви среди других (Дики 1965, Коэн 1973, Киви 1975).
Как отмечалось в разделе 2.4, Бердсли героически утверждал, что эстетическое опыт отличается единством, интенсивностью и сложность. Дики в ответ утверждал, что такие характеристики либо необязательные условия эстетического опыта, либо иначе то, что описание Бердсли их было неадекватным.Часть об атаке Дикки было совершенно не к делу, поскольку он путаница эстетических переживаний с переживаниями произведений искусства; тот факт, что некоторые впечатления от произведений искусства не такие, как у Бердсли описывает не имеет значения. Но нельзя отрицать, что Дики был прав что даже если проблемы с характеристикой трех характеристик были решено, все равно маловероятно, чтобы три бердслейских особенности являются необходимыми (или достаточными) условиями эстетического опыт. Тем не менее, все, что можно было бы показать, это то, что Описание эстетики Бердсли неадекватно.Необычайное и героическое учение о троице Бердсли невозможно сохранить, не означает, что понятие эстетического следует отказаться. Это было бы ошибочной индукцией от одного пример.
Сибли утверждал, что различение эстетических свойств требует особая чувствительность, тогда как различение неэстетичного Свойства могут быть достигнуты любым человеком с нормальными глазами и ушами. Кроме того, Сибли утверждал, что это отличительная черта эстетических терминов. или концепции, которые не были «обусловлены условиями», в ощущение, что у них нет неэстетических позитивных критериев для их заявление.Он считал способность вкуса особой умственной способности, которыми обладают люди с особой чувствительностью. Этот учет эстетики был нецелесообразен, поскольку позволял критикам как Коэн и Киви, утверждая, что приписывание многих эстетических свойств на самом деле не требовал специального факультета, так как каждый может отличить изящную линию от некрасивой. Более того, некоторые эстетические приписывания, такие как элегантность, кажутся неэстетично «регулируется состоянием», по словам Сибли смысл. Тем не менее — еще раз — что положительный отзыв Сибли об эстетике неправдоподобное не должно приводить нас к отчаянию по поводу эстетики.На с другой стороны, пессимистическая индукция, теперь с двумя примерами ниже пояс, возможно, выглядит менее нездоровым, особенно учитывая два таких выдающихся показателя.
Несмотря на это, Сибли был минимально прав, полагая, что приписывание эстетических свойств вещи требует большего, чем просто зная его неэстетические свойства. Будь то лишнее что-то явно сложное, эрудированное, изощренное или не обусловленный условиями, это что-то сверх неэстетичного понимание.Так что, возможно, нам следует продолжать попытки сформулировать понятие эстетики или, по крайней мере, полезное понятие эстетический.
4.3 Иерархическое предложение
Одна из стратегий заключается в следующем. Начните с описания того, что это такое быть оценкой вкуса или красоты и уродства, что было изложено в части 1, а затем использовать это, чтобы прояснить более широкое понятие эстетическое суждение. Напомним, что утверждалось, что Кант был прав, с квалификации, чтобы думать, что решающее значение в суждении вкус в том, что он имеет то, что он называет «субъективным универсальность »; суждения вкуса — это те, которые (а) основаны на реакции удовольствия или неудовольствия, и (б) требовать универсального валидность, где это можно минимально интерпретировать как нормативное стремление.Настоящая стратегия заключается в использовании этого кантовского счета в чтобы обосновать более широкую категорию эстетики, которая включает суждения вкуса наряду с суждениями изящности, тусклости, деликатность, элегантность и все остальное.
Назовем суждениями вкуса или суждениями красоты и уродства, «Вердиктные эстетические суждения», и назовем другие эстетические суждения (изящности, пустоватости, элегантности, деликатность и др.) «содержательные эстетические суждения». В идея состоит в том, что эти суждения по существу эстетичны в силу особая близость к вердиктным суждениям вкуса, которые субъективно универсальный.(Можно предположить, что суждения о красоте и уродство совпадает с оценкой эстетических достоинств и недостатков. Однако, даже если красота воспринималась как существенная эстетика таких понятий, как элегантность, утонченность или изысканность, остались бы некоторые другое всеобъемлющее понятие эстетических достоинств или превосходства, и мы может принять это понятие как центральное.)
При таком подходе суждения об изысканности, тусклости, деликатности и элегантность стоит в особом и интимном отношении к суждениям красота и уродство (или эстетические достоинства и недостатки), и это только в силу этой интимной связи, что мы можем думать обо всех этих суждения как принадлежащие к той же категории.
Теперь, что это за особые интимные отношения между приговоренными а содержательные эстетические суждения? Во-первых, суждения по существу описать способов быть красивыми или уродливыми (Burton 1992, Zangwill 1995). Это часть того, что есть для того, чтобы быть элегантный, нежный или изящный, что он прекрасен в конкретном путь . А во-вторых, это часть , что означает содержательные эстетические суждения, которые подразумевают вердиктную эстетику суждения.Это иерархическое предложение.
[Примечание: это утверждение не обязательно должно содержать около слов, например, «Изысканный» и «нежный», но речь идет о частные материальные постановлений , которые мы лингвистически выражаться такими словами в определенных случаях. И Бердсли, и Похоже, Сибли совершил ошибку, поставив эти вопросы на языковой уровень, а не уровень мысли; они должны иметь сосредоточен не на эстетических словах, а на эстетических суждениях и ответы.Сибли действительно сказал в сноске 1 к Сибли 1959, что он был озабочены «употреблением» эстетических слов, но он и все остальные проигнорировали эту квалификацию.]
Давайте теперь посмотрим, как работает это иерархическое предложение. Рассмотрим абстрактный узор из изогнутых линий, который элегантен. Может быть необходимо что узор красивый. Это потому, что красота зависит от или определяется , что конкретно шаблон. Но это не часть того, что значит для быть этот шаблон. что это красиво.То есть узор обязательно красивый но по сути это не красиво. (Об общем различии между необходимостью и сущностью, см. Fine 1994.) Кроме того, мы можем думайте об этом узоре, не считая его прекрасным.
Напротив, и необходимо, и необходимо, чтобы то, что элегантно, прекрасно. И это отражено в наших концепции и суждения. Мы можем думать о шаблоне без этого думать о нем как о прекрасном, но думать о узоре как об элегантном — думать о нем как о прекрасном, по крайней мере, в некоторых отношениях.Следовательно элегантность — это эстетическое понятие.
Таким образом, иерархическое предложение, кажется, характеризует непроизвольное и полезное понятие эстетики. Если так, то современный широкий понятие эстетики может быть подтверждено. Нам нужен иерархический а не эгалитарная концепция эстетических представлений.
Чтобы увидеть, как это работает, рассмотрим репрезентативные свойства. Они эстетические свойства? Предположим, что картина представляет собой дерево и красивое изображение дерева.Это не просто красиво и — дерево, но красиво — — дерево представление (Zangwill 1999). Конечно, картина представляет дерево, имеет отношение к тому, красиво ли оно потому что это часть того, от чего зависит его красота. Но быть красивым не является частью того, что должно быть представлением дерева. Более того, думать, что картина изображает дерево, значит не думать что это красиво. Красота не является обязательным свойством представление, и мышление представления не означает думая о нем как о прекрасном, даже если может быть необходимо, чтобы он красивый.Следовательно, репрезентативные свойства не эстетичны. характеристики.
Однако это предложение сталкивается с проблемой. Джеррольд Левинсон утверждал что не все существенные свойства имеют оценочную валентность (Левинсон 2001). Один из его примеров — «крайне мрачный». Существование Совершенно мрачный, кажется, не всегда бывает прекрасным или уродливым. Защитник иерархии мог бы ответить, что это конкретное использование эти слова, в контексте, которые выделяют черты, имеющие оценочный валентности. Если это так, то конкретным примером абсолютной мрачности может быть ценный аспект вещи, однако это с другими случаями абсолютного мрачность.Но можно было бы ответить, что отдельные случаи абсолютного мрачность может быть нейтральной по отношению к ценностям? Вопрос сложный.
Если иерархическое предложение терпит неудачу, тогда нам не хватает одного способа оправдывая понятие эстетики, и неясно, что есть другой способ. Levinson’s думает об эстетических свойствах как определенный вид свойств внешнего вида. Но, во-первых, это будет исключить эстетические свойства абстрактных объектов приказом; а также во-вторых, остается вопрос, какой внешний вид свойства эстетические свойства.
4.4 Красота и возвышенность
Одно понятие, которое трудно поместить среди других эстетических понятий, заключается в том, что возвышенности. Существует давняя и почтенная традиция думать, что красота и возвышенность имеют равный статус фундаментальной эстетики категории. Возвышенность бывает разных видов. Кант различает «Математически» и «динамически» возвышенно, грубо говоря, в соответствии с нашим ощущением масштабности или силы вещи. Фундаментальный вопрос о красоте и возвышенности заключается в следующем: они исключают друг друга.По долгому и почтенному традиция, если что-то возвышенное, то это некрасиво и порок наоборот. Многие считают, что возвышенность исключает красоту. Но это под вопросом.
Если мы понимаем красоту узко, то есть она просто означает определенное элегантность и привлекательность (как это делает Левинсон в Levinson 2012), то это было бы узким понятием красоты, которое было бы существенным эстетическое свойство. Это понятие красоты может исключать возвышенность. Однако неясно, есть ли причина ограничивать красота в этом роде.Если наоборот красота (или хотя бы — концепция красоты ) — это универсальный эстетический значение, тогда можно было бы предположить, что возвышенность должна быть понял как вид красоты. В этом случае получится из того, что это возвышенность , которая является предметной эстетикой концепция, а не красота. С этой точки зрения красота и возвышенность не являются противостоят друг другу. Вместо этого возвышенность — это своего рода великолепный красота или эффектный или необычный способ быть красивой.
Эдмунд Берк связывает возвышенность не только с болью, но и с удовольствием. опираясь на идею Аристотеля о «катарсисе» (Берк 1757). Идея, кажется, состоит в том, что суждения о возвышенности обоснованы. как на удовольствие, так и на боль, тогда как суждения о красоте основаны на только по удовольствию. Хотя это может соответствовать эстетическому опыту ветра и дождь в шторм на море или в гору, это не подходит возвышенность звезд на небе и возвышенная нежность паутина, где нет волнующего ужаса.Итак, боль описание возвышенного, как правило, неверно.
Рихард Вагнер утверждал, что музыкальная возвышенность Девятая симфония Бетховена, и это было ее большим нововведением, чтобы вывести нас от чисто музыкально-прекрасного к возвышенному (Вагнер 1870, контраст Ханслик 1950, 1986. Многие музыковеды следуют за Вагнером (например, Рихард Тарускин [1989, готовится к печати]). Но с той точки зрения, где возвышенность связана с опасностью и крайностью, непонятно что у нас есть правдоподобная история того, почему люди ищут возвышенное в Музыка.Это что-то вроде острых ощущений, например, аттракционы или рок? скалолазание, когда люди считают себя в опасности или, по крайней мере, не могу не представить, что они есть? Их опыт Таким образом, девятая Бетховена смешалась с болью? Это кажется вряд ли. Боль и страх естественным образом отражаются на человеческом лице, но человеческие лица публики, слушающей Бетховена Девятая не сильно отличается от человеческих лиц, слушающих Моцарт, Шопен или Чайковский. Их лица не похожи на лица тех на аттракционах или скалолазах, которым приходится делать сложные шаги.Более того, у аудитории Девятого нет мотивации убегать от концертный зал. Они должны быть пристегнуты к своим сиденьям, чтобы предотвратить побег, как на ярмарке? Напротив, на субстанциальный взгляд на возвышенное как на некую красоту, есть особый вид удовольствия, характеризующий переживание возвышенное, на котором основаны суждения о возвышенном. Это интенсивный удовольствие, конечно. Но интенсивность не предполагает смешения с боль.
Возвышенность в изобразительном искусстве, таком как живопись, — это другое дело. иметь значение.Замечательная картина Джона Мартина Апокалипсис , для Например, вызывает какой-то ужас, по крайней мере, воображаемый ужас. А также тогда мы могли бы правдоподобно сказать, что эта возвышенность не является чем-то вроде Красота. Это своего рода художественное совершенство. Это говорит о том, что нам следует избегать унитарного теория возвышенного. Некоторая возвышенность — это способ быть красивой, и некоторые нет.
4.5 Эстетическая мораль
В последнем большое внимание уделялось содержательным эстетическим суждениям. половина ХХ века.Если иерархическое предложение верное, их нельзя изучать изолированно, поскольку роль таких суждений служить вердиктом эстетического суждения о красоте и уродстве. Красота и уродство — главные эстетические понятия, придающие смысл более широкий класс, который включают современные эстетики как «Эстетический». Широкое понятие эстетики можно фиксируется тем, что значит судить о том, что что-то красиво или некрасиво, или что у него есть эстетические достоинства или недостатки. Видя красоту и уродство как выдающиеся эстетические понятия, мы можем понять унитарное категория эстетики, которая включает изысканное и простое, элегантность и возвышенность, что исключает физическое, чувственное и репрезентативные свойства вещей, а также их согласованность.Иерархическое предложение, кажется, позволяет нам сделать полезное различие между эстетическим и неэстетическим и ответ Критики Бердсли и Сибли. Таким образом, понятие эстетику можно защитить. Некоторые читатели могут подумать, что Левинсон правильно о содержательных эстетических концепциях и суждениях, в которых Если на понятии эстетики будет висеть вопросительный знак над ним.
Объективность | Интернет-энциклопедия философии
Термины «объективность» и «субъективность» в их современном использовании обычно относятся к воспринимающему субъекту (обычно человеку) и воспринимаемому или не воспринимаемому объекту.Объект — это нечто, что предположительно существует независимо от его восприятия субъектом. Другими словами, объект был бы там таким, какой он есть, даже если бы ни один субъект его не воспринимал. Следовательно, объективность обычно ассоциируется с такими идеями, как реальность, истина и надежность.
Воспринимающий субъект может либо точно воспринимать, либо как будто воспринимать особенности объекта, которых нет в объекте. Например, воспринимающий субъект, страдающий желтухой, может воспринимать объект как желтый, хотя на самом деле он не является желтым.Следовательно, термин «субъективный» обычно указывает на возможность ошибки.
Возможность несоответствия между характеристиками перцептивных впечатлений субъекта и реальными качествами воспринимаемого объекта порождает философские вопросы. Есть также философские вопросы относительно природы объективной реальности и природы нашей так называемой субъективной реальности. Следовательно, мы можем по-разному использовать термины «объективный» и «субъективный» и родственных им слов, чтобы выразить возможные различия между объективной реальностью и субъективными впечатлениями.Философы называют сами перцептивные впечатления субъективными или объективными. Последующие суждения в разной степени объективны или субъективны, и мы разделяем реальность на объективную реальность и субъективную реальность. Таким образом, важно различать различные варианты использования терминов «объективный» и «субъективный».
Содержание
- Терминология
- Эпистемологические проблемы
- Можем ли мы знать объективную реальность?
- Указывает ли согласие субъектов на объективное знание?
- Первичные и вторичные качества: можем ли мы знать первичные качества?
- Скептицизм в отношении познания объективной реальности
- Защита объективных знаний
- Нет ли выхода из субъективного?
- Метафизические проблемы
- Объективность в этике
- Лица в отличие от предметов
- Объективизм, субъективизм и некогнитивизм
- Объективистские теории
- Можем ли мы знать моральные факты?
- Основные историко-философские теории объективной реальности
- Ссылки и дополнительная литература
1.Терминология
Многие философы использовали бы термин «объективная реальность» для обозначения всего, что существует, поскольку оно не зависит от какого-либо сознательного осознания этого ( через восприятие, мысль и т. Д.). По-видимому, применимы обычные физические объекты среднего размера, а также люди с субъективными состояниями. Тогда субъективная реальность будет включать в себя все, что зависит от некоторого (в широком смысле) сознательного осознания ее существования. Конкретные примеры цветов и звуков (, поскольку они воспринимаются ) являются яркими примерами вещей, которые существуют только при наличии соответствующих сознательных состояний.Отдельные примеры эмоций (например, мое настоящее счастье) также кажутся субъективной реальностью, существующей, когда человек их ощущает, и прекращающей свое существование при изменении настроения.
«Объективное знание» может просто относиться к знанию объективной реальности. Субъективное знание тогда было бы знанием любой субъективной реальности.
Однако есть и другие варианты использования терминологии, связанные с объективностью. Многие философы используют термин «субъективное знание» только для обозначения собственных субъективных состояний.Такое знание отличается от знания субъективных состояний другого индивида и от знания объективной реальности, которые в соответствии с настоящими определениями являются объективным знанием. Ваше знание субъективных состояний другого человека можно назвать объективным знанием, поскольку предположительно это часть мира, который является для вас «объектом», точно так же, как вы и ваши субъективные состояния являются частью мира, который является «объектом» для другого человека.
Это заметное различие в эпистемологии (философском изучении знания), потому что многие философы утверждали, что субъективное знание в этом смысле имеет особый статус.Они утверждают, грубо говоря, что знание собственных субъективных состояний является прямым или непосредственным, в отличие от знания чего-либо еще. Удобно называть знание собственных субъективных состояний просто субъективным знанием. Следуя этому определению, объективным знанием будет знание чего-либо, кроме собственных субъективных состояний.
Последний известный стиль использования терминов, относящихся к объективности, связан с характером поддержки конкретного утверждения о знаниях.«Объективное знание» может обозначать заявление о знании, имеющее, грубо говоря, статус полностью подтвержденного или подтвержденного. Соответственно, «субъективное знание» может обозначать некое неподдерживаемое или слабо подкрепленное заявление о знании. Точнее называть их объективными и субъективными суждениями, а не знаниями, но следует быть осторожными при использовании термина «знание» в этом контексте. Это использование соответствует общему значению термина «объективность», т.е. основательности, надежности, точности, беспристрастности и т. Д.Общая коннотация для многих случаев использования слова «субъективность» включает ненадежность, предвзятость, неполную (личную) точку зрения и т. Д.
«Объективное суждение или убеждение» относится к суждению или убеждению, основанному на объективно убедительных подтверждающих доказательствах, такого рода доказательства, которые были бы убедительными для любого разумного существа. Субъективное суждение тогда могло бы показаться суждением или убеждением, подкрепленным свидетельствами, которые являются убедительными для одних разумных существ (субъектов), но не убедительными для других. Это также может относиться к суждению, основанному на доказательствах, которые по необходимости доступны только некоторым субъектам.
Это основные варианты использования терминологии в философских дискуссиях. Давайте рассмотрим некоторые из основных эпистемологических вопросов, касающихся объективности, исходя из вышеупомянутых определений «объективной реальности» и «субъективной реальности».
2. Эпистемологические проблемы
а. Можем ли мы знать объективную реальность?
Субъективное характеризуется прежде всего воспринимающим умом. Цель характеризуется прежде всего физическим расширением в пространстве и времени.Простейший вид несоответствия между субъективным суждением и объективной реальностью хорошо проиллюстрирован на примере Джона Локка, когда он несколько мгновений держал одну руку в ледяной воде, а другую — в горячей. Когда человек опускает обе руки в ведро с прохладной водой, он испытывает конкурирующие субъективные переживания одной и той же объективной реальности. Одна рука чувствует это как холодное, а другая как горячее. Таким образом, один воспринимающий ум может удерживать бок о бок явно разные впечатления от одного объекта.Из этого опыта, кажется, следует, что два разных воспринимающих ума могли иметь явно разные впечатления от одного объекта. То есть два человека могли опустить руки в ведро с водой, один описал, что вода холодная, а другой — горячая. Или, что более правдоподобно, двое людей могли бы выйти на улицу, один описал погоду как холодную, другой — как приятную.
Таким образом, мы сталкиваемся с эпистемологической проблемой: объяснить, могут ли некоторые субъективные впечатления привести к познанию объективной реальности и если да, то каким образом.Скептик может утверждать, что наше знание ограничено сферой наших собственных субъективных впечатлений, что не позволяет нам знать объективную реальность, как она есть сама по себе.
г. Указывает ли согласие между субъектами на объективное знание?
Измерение якобы является средством достижения объективных суждений, суждений, имеющих, по крайней мере, высокую вероятность выражения истины относительно объективной реальности. Объективное суждение о погоде, в отличие от конкурирующих субъективных описаний, могло бы описать ее, скажем, как 20 ° C (68 ° F).Это суждение является результатом использования измерительного устройства. Маловероятно, что два воспринимающих объекта, использующих работающие термометры, имели бы разные суждения о внешнем воздухе.
Пример двух людей, дающих разные отчеты о погоде (например, «холодно» или «приятно»), показывает, что различия в суждениях разных испытуемых являются возможным показателем субъективности их суждений. Согласие в суждениях разных субъектов (20 ° C) часто считается показателем объективности.Философы обычно называют эту форму согласия «межсубъективным соглашением». Доказывает ли межсубъективное согласие наличие объективной истины? Нет, потому что наличие двух, трех или более воспринимающих субъектов, согласных, например, с тем, что это очень холодно, не исключает возможности того, что другой воспринимающий субъект будет утверждать, что он совсем не холодный. Была бы у нас высокая вероятность объективной истины, если бы у нас было межсубъективное согласие между большим количеством испытуемых? Такое рассуждение кажется многообещающим, за исключением другого наблюдения Локка о возможных расхождениях между субъективными впечатлениями и объективной реальностью.
г. Первичные и вторичные качества: можем ли мы знать первичные качества?
Согласно различию Локка между первичными и вторичными качествами, некоторые из наших субъективных впечатлений не соответствуют какой-либо объективной реальности воспринимаемого предмета. Например, наше восприятие звука не похоже на реальные физические вибрации, которые, как мы знаем, являются настоящей причиной нашего субъективного опыта. Наше восприятие цвета не похоже на сложные комбинации различных частот электромагнитного излучения, которые, как мы знаем, вызывают наше восприятие цвета.Локк утверждает, что с помощью науки мы можем узнать, какими первичными характеристиками обладает сам объект. Наука учит нас, говорит он, что звук, как мы его воспринимаем, не находится в самом объекте, тогда как пространственные измерения, масса, продолжительность, движение и т. Д. Находятся в самом объекте.
В ответ на этот вопрос можно утверждать, что с помощью науки мы обнаруживаем, что эти субъективные впечатления, не соответствующие ничему в объекте, тем не менее, вызваны действительно объективными характеристиками объекта.Таким образом, подход Локка приводит к оптимизму в отношении объективного знания, то есть знания того, как вещи независимы от нашего восприятия их.
г. Скептицизм в отношении познания объективной реальности
В ответ на образ мышления Локка Иммануил Кант использовал выражение «Ding an sich» («вещь в себе») для обозначения чистой объективности. Ding an sich — это объект сам по себе, не зависящий от особенностей какого-либо субъективного восприятия его. В то время как Локк оптимистично относился к научному знанию истинных объективных (первичных) характеристик вещей, Кант, под влиянием скептических аргументов Дэвида Юма, утверждал, что мы ничего не можем знать об истинной природе Ding an sich, кроме того, что она существует.Согласно Канту, научное знание — это систематическое знание природы вещей в том виде, в каком они кажутся нам субъектами, а не такими, какие они есть сами по себе.
Используя различие Канта, интерсубъективное согласие могло бы показаться не только лучшим свидетельством объективной истины, которое мы можем иметь, но и составляющим самой объективной истины. (Это может потребовать теоретически совершенного межсубъективного согласия в идеальных условиях.) Исходя из предположения, что мы можем иметь знание только о вещах в том виде, в каком они проявляются в субъективном опыте, единственным правдоподобным смыслом для термина «объективный» были бы суждения, для которых существует универсальное интерсубъективное согласие, или просто для которого обязательно существует всеобщее согласие.Если, наоборот, мы решим ограничить термин «объективный» словом Ding an sich, согласно Канту, объективного знания не будет. Таким образом, понятие объективности становится бесполезным, возможно, даже бессмысленным (например, для верификатора).
Столкнувшись с любым скептицизмом в отношении знания об объективной реальности в любом здравом смысле, мы должны отметить, что представление о как о как об объективной реальности не зависит от какого-либо конкретного утверждения о наших перспективах , зная об этой реальности в любом объективном смысле.Другими словами, следует согласиться с тем, что идея некоторой объективной реальности, существующей, поскольку она не зависит от какого-либо ее субъективного восприятия, очевидно, имеет смысл даже для того, кто мало надеется ни на кого из нас , зная , что существует такая реальность, или зная что-либо объективно о такой реальности. Возможно, наша человеческая ситуация такова, что мы не можем знать ничего, кроме нашего опыта; возможно, мы, каждый из нас индивидуально, ограничены театром наших собственных умов.Тем не менее, мы можем понять, что значит утверждать объективную реальность за пределами потока нашего опыта.
e. Защита объективного знания
Противодействуя скептицизму в отношении объективной реальности, можно предположить, что в нашем субъективном опыте есть своего рода «маркеры», отличающие надежное восприятие объективной истины от иллюзий, созданных чисто субъективно (галлюцинации, неправильные представления, восприятие вторичных качеств и т. Декарт, например, писал о «ясных и отчетливых впечатлениях» как о имеющих неотъемлемую черту, свидетельствующую об их надежности как о показателях объективности вещей.Однако сегодня у этой идеи не так много защитников, поскольку Декарт утверждал, что знание основано на ясных и отчетливых идеях. Сегодня более приемлемым среди философов было бы более скромное утверждение о высокой вероятности достоверности субъективных впечатлений, несущих определенные отметки. Признаки надежных впечатлений не являются «ясными и отчетливыми» в смысле Декарта, но имеют некоторую связь с представлениями здравого смысла об оптимальных обстоятельствах восприятия. Таким образом, защитникам объективного знания рекомендуется искать субъективно доступные «отметки» на впечатлениях, которые указывают на высокую вероятность истины.
Защитник перспектив объективного знания, очевидно, хотел бы также придать некоторое значение интерсубъективному соглашению. Утверждения об интерсубъективном согласии основаны, конечно, на субъективных впечатлениях от других воспринимающих субъектов, согласных с собственными суждениями. Таким образом, интерсубъективное согласие — это всего лишь один из типов «отметок», которые можно использовать для определения наиболее вероятных надежных впечатлений. Это простой здравый смысл. Мы гораздо больше доверяем своим суждениям (или должны, во всяком случае, должны), когда они разделяются практически всеми, с кем мы их обсуждаем, чем когда другие (демонстрирующие все признаки нормальных способностей восприятия и вменяемого ума) не соглашаются.Однако центральное допущение, лежащее в основе этой общей модели мышления, заключается в том, что действительно существует множество других воспринимающих субъектов, помимо нас самих, и все мы способны, по крайней мере иногда, знать объективную реальность. Другое предположение состоит в том, что объективная реальность логически непротиворечива. Если допустить, что реальность непротиворечива, отсюда следует, что ваше и мое логически несовместимые суждения о предмете не могут быть одновременно истинными; Интерсубъективное несогласие указывает на ошибку, по крайней мере, для одного из нас. Можно также возразить, что согласие указывает на вероятную истину, потому что маловероятно, что мы с вами оба ошиблись бы в своем суждении относительно объекта, и оба ошиблись бы точно так же.И наоборот, если бы мы оба ошибались в отношении какого-то объекта, вполне вероятно, что у нас были бы разные неправильные суждения об этом, поскольку существует бесчисленное множество способов сделать неправильное суждение об объекте.
ф. Нет ли выхода из субъективного?
Несмотря на правдоподобные способы утверждать, что межсубъективное несогласие указывает на ошибку, а согласие указывает на некоторую вероятность истины, все защиты объективного знания сталкиваются с философски сложной задачей предоставления убедительного аргумента, показывающего, что любой предполагаемый «знак» надежности (включая очевидное межсубъективное согласие) на самом деле дает высокую вероятность истины.Похоже, что задача предполагает некоторый метод определения объективной истины в самом процессе установления определенных видов субъективных впечатлений как надежных индикаторов истины. То есть нам требуется некий независимых (не субъективных) способов определения того, какие субъективные впечатления поддерживают знание объективной реальности, прежде чем мы сможем найти субъективно доступные «маркеры» надежных субъективных впечатлений. Что может быть за такой метод, если каждый метод познания, суждения или даже мысли кажется вполне очевидным, находясь в сфере субъективных впечатлений? Кажется, нельзя выйти из субъективных впечатлений, чтобы проверить их на достоверность.Перспективам познания объективного мира мешает наша существенная ограниченность субъективными впечатлениями.
3. Метафизические вопросы
В метафизике, т. Е. Философском исследовании природы реальности, тема объективности поднимает философские загадки относительно природы личности, поскольку воспринимающий субъект также, согласно большинству метафизических теорий, является потенциальным объектом чужого восприятия. . Кроме того, человек может воспринимать себя как объект в дополнение к довольно непосредственному знанию своих субъективных состояний.Таким образом, «я» известно и как субъект, и как объект. Знание себя как субъекта, кажется, значительно отличается от познания себя как объекта.
Различия наиболее заметно проявляются в философии разума. Философы разума пытаются в некотором смысле согласовать то, что мы знаем о разуме объективно, и то, что мы знаем субъективно. Наблюдение за мыслящими существами как за объектами занимает центральное место в методах психологии, социологии и наук о мозге. Все мы занимаемся наблюдением за одним мыслящим существом с субъективной точки зрения, и это центральное место в наших обычных представлениях о природе ума.Фундаментальная проблема философии разума состоит в том, чтобы объяснить, как любой объект, каким бы сложным он ни был, может порождать разум в том виде, в каком мы его знаем с субъективной точки зрения. Иными словами, как простой «материал» может дать начало богатой сложности сознания, как мы его переживаем? Кажется вполне возможным, что существуют такие же существа, как мы, если рассматривать их как объекты, но не имеющие ничего похожего на наше сознательное ощущение себя как субъектов. Итак, возникает вопрос, почему у нас действительно есть субъективный сознательный опыт и как он возникает.Философы также изо всех сил пытаются объяснить, какого рода отношения могут иметь место между разумом, как мы видим его объективно воплощенным, и разумом, который мы переживаем субъективно. Например, существуют ли причинно-следственные связи и как они работают?
Тема видения других и даже себя как объекта в объективном мире — это метафизическая проблема, но она поднимает этический вопрос, касающийся обращения с людьми. Кроме того, существуют особые философские вопросы, касающиеся утверждений об объективности в этике.
4. Объективность в этике
а. Лица в отличие от предметов
Во-первых, двойственная природа людей как субъектов (обладающих субъективным опытом) и объектов в объективной реальности относится к одной из важнейших этических теорий в истории философии. Этика Иммануила Канта отводит центральное место уважению к людям. Одна формулировка его весьма влиятельного категорического императива касается двойственной природы людей. Эта версия требует, чтобы человек «относился к человечеству ни в себе, ни в лице любого другого, не просто как средство, но всегда одновременно как цель» ( Groundwork , p.96). Можно рассматривать простой объект просто как средство для достижения цели; можно использовать кусок дерева, например, просто как средство для ремонта забора. Человек, напротив, отличается субъективностью, имеет субъективную точку зрения и, по Канту, имеет особый моральный статус. Каждого человека следует рассматривать как цель, то есть как имеющую внутреннюю ценность. Кажется, что внутренняя ценность человека существенно зависит от того факта, что у человека есть субъективная сознательная жизнь в дополнение к объективному существованию.
Это этическое различие раскрывает аспект термина «объект» как «простой объект» в отличие от субъективности человека. Термин «объективность» в этом контексте может обозначать простую «объектность» чего-либо в его моральном статусе.
Несмотря на широко распространенное мнение о том, что человек, придерживающийся субъективной точки зрения, имеет особый моральный статус, трудно объяснить, является ли этот предполагаемый факт, как и все предполагаемые моральные факты, объективным фактом в каком-либо смысле.Также трудно объяснить, как можно узнать моральные истины, если они действительно объективны.
г. Объективизм, субъективизм и некогнитивизм
Философские теории о природе морали обычно делятся на утверждения, что моральные истины выражают субъективные состояния, и утверждения, что моральные истины выражают объективные факты, аналогично тому, например, что Солнце массивнее Земли.
Так называемые субъективистские теории рассматривают моральные утверждения как утверждение, что определенные факты верны, но выраженные факты являются фактами о субъективных состояниях человека.Например, утверждение «неправильно игнорировать человека, терпящего бедствие, если вы можете предложить помощь» просто означает что-то вроде «Я считаю оскорбительным, когда кто-то игнорирует человека, терпящего бедствие…». Это утверждение о восприятии объекта субъектом, а не о самом объекте (то есть игнорировании человека в беде). Объективистские теории, напротив, рассматривают утверждение: «Игнорировать… неправильно». как констатация факта о самом игнорировании.
Субъективистские теории не должны рассматривать моральные утверждения как утверждения о восприятии или чувствах отдельного субъекта.Субъективист может рассматривать утверждение «Пытки аморально», например, просто как выражение чувства отвращения среди представителей определенной культуры или среди людей в целом.
Помимо объективизма и субъективизма, третья основная теория морали, называемая некогнитивизмом, утверждает, что предполагаемые моральные утверждения не претендуют на какую-либо реальность, ни субъективную, ни объективную. Этот подход утверждает, что предполагаемые моральные утверждения — это всего лишь выражений субъективных чувств; они не сообщают о таких чувствах.Таким образом, утверждение «Пытки аморальны» эквивалентно вздрагиванию или произнесению «тьфу» при мысли о пытках, а не описанию ваших чувств по поводу пыток.
г. Объективистские теории
Среди объективистских теорий морали самая прямая версия заявляет, что это объективный факт, например, что неправильно игнорировать человека, терпящего бедствие, если вы можете предложить помощь. Подобная теория утверждает, что неправильность такого поведения является частью объективной реальности точно так же, как то, что Солнце более массивное, чем Земля, является частью объективной реальности.Оба факта будут получены независимо от того, узнает ли какое-либо сознательное существо когда-либо о них.
Другие объективистские теории морали пытаются объяснить широко распространенное мнение о том, что существует важное различие между моральными утверждениями и описательными, фактическими утверждениями, при этом утверждая, что оба типа утверждений относятся к чему-то иному, чем просто субъективные состояния. Такие теории сравнивают моральные утверждения с утверждениями о второстепенных качествах. Заявление о том, что определенный объект является зеленым, — это не просто утверждение о субъективном состоянии человека.Он делает утверждение о том, каков объект, но это утверждение может быть сформулировано только в отношении состояний воспринимающих субъектов при правильных условиях. Таким образом, определение того, является ли объект зеленым, по существу зависит от взвешенных суждений должным образом размещенных воспринимающих. «Зеленый» по определению означает способность влиять на восприятие людей в нужных условиях определенным образом. По аналогии, моральные утверждения могут быть утверждениями о том, как обстоят дела объективно, в то время как они по существу зависят от рассмотрения взвешенных суждений должным образом размещенных воспринимающих.С этой точки зрения, быть морально неправильным подразумевает способность влиять на восприятие людей в правильных условиях определенным образом.
г. Можем ли мы знать моральные факты?
Для любого из объективистских подходов к морали трудно объяснить, как люди приходят к познанию моральных свойств вещей. Мы, кажется, не в состоянии узнать моральные качества вещей на основе обычного чувственного опыта, например, потому что пять чувств, кажется, говорят нам только о том, как обстоят дела в мире, а не о том, какими они должны быть.Мы также не можем рассуждать, исходя из того, что есть, к тому, как они должны быть, поскольку, как заметил Дэвид Юм, «есть» логически не означает «должно». Некоторые философы, в том числе Юм, постулировали, что у нас есть особый способ морального восприятия, аналогичный, но превосходящий пять обычных чувств, который дает нам знание моральных фактов. Это предложение является спорным, поскольку оно создает проблемы для проверки моральных представлений и разрешения моральных споров. Это также проблематично, пока не объясняется, как работает моральное восприятие.Напротив, мы хорошо понимаем механизмы, лежащие в основе нашего восприятия второстепенных качеств, таких как зелень.
Многие люди утверждают, что гораздо реже достичь всеобщего согласия по моральным суждениям, чем по вопросам наблюдаемых, измеримых фактов. Такое утверждение кажется попыткой доказать, что моральные суждения необъективны из-за отсутствия интерсубъективного согласия о них. Однако широко распространенное разногласие не означает, что объективный факт не известен.Есть много примеров широко распространенных разногласий по поводу явно объективных фактов. Например, когда-то существовало широко распространенное разногласие по поводу того, расширяется ли Вселенная или находится в «устойчивом состоянии». Это разногласие не указывает на отсутствие объективного факта относительно состояния Вселенной. Таким образом, широко распространенное разногласие в отношении моральных суждений само по себе не указывает на отсутствие объективных моральных фактов.
Это утверждение, по-видимому, является попыткой изменить вывод от широко распространенного интерсубъективного согласия к объективной истине.Если так, то это ошибка. Если предположить, что вывод из интерсубъективного согласия на вероятную объективную истину является сильным, из этого не следует, что можно сделать вывод из отсутствия интерсубъективного согласия на вероятную субъективность. Как указывалось ранее, межсубъективное несогласие логически поддерживает утверждение о наличии ошибки по крайней мере в одном из конфликтующих суждений, но не поддерживает утверждение о простой субъективности рассматриваемого вопроса. Более того, обширные области почти всеобщего согласия в моральных суждениях обычно получают слишком мало внимания при обсуждении природы морали.По-видимому, существует бесчисленное множество моральных суждений (например, неправильно причинять боль новорожденному ребенку), которые пользуются почти всеобщим согласием в разных культурах и в разные периоды времени. Это соглашение должно, по крайней мере prima facie, поддерживать утверждение об объективности, как, скажем, в отношении суждений о температуре на улице.
5. Основные историко-философские теории объективной реальности
Любое серьезное исследование природы объективности и объективного знания должно исследовать центральные метафизические и эпистемологические позиции ведущих философов истории, а также вклад современников.Следующий очень краткий обзор должен дать читателям некоторое представление о том, с чего начать.
Платон известен своеобразным взглядом на объективную реальность. Он примерно утверждал, что величайшая реальность заключается не в обычных физических объектах, которые мы ощущаем вокруг себя, а в том, что он называет формами или идеями. (Греческий термин, который использует Платон, напоминает слово «идея», но предпочтительно называть их формами, поскольку они не являются идеями, существующими только в сознании, как предполагается в нашем современном использовании термина «идея».«Обычные объекты нашего чувственного опыта реальны, но Формы — это« высшая реальность », согласно Платону. Можно сказать, обладая величайшей реальностью, они являются единственной действительно объективной реальностью.
Формы проще всего описать как чистые сущности вещей или определяющие характеристики вещей. Мы видим много разных стульев вокруг нас, но суть того, что значит быть стулом, — это «стул» Формы. Точно так же мы видим много прекрасных вещей вокруг себя, но «красота» Формы — это «то, что значит быть красивым.«Форма — это просто то, что отличает красивые вещи от всего остального.
В эпистемологии Платон соответственно выделяет высшее знание как знание высшей реальности, Форм. Наше современное использование терминов «объективное знание» и «объективная реальность», кажется, вполне подходит для этого.
Аристотель, напротив, определяет обычные объекты чувственного опыта как наиболее объективную реальность. Он называет их «первичной субстанцией». Формы вещей он называет «вторичной субстанцией».Следовательно, метафизика Аристотеля, кажется, лучше, чем метафизика Платона, соответствует нашему нынешнему пониманию объективной реальности, но его взгляд на объективное знание несколько отличается. Для него объективное знание — это знание форм или сущности вещей. Мы можем знать отдельные вещи объективно, но не до конца. Мы можем знать людей только во время происходящего с ними перцептивного контакта, но мы можем знать формы в совершенстве или вне времени.
Декарт, как известно, подчеркивал, что субъективная реальность более известна, чем объективная реальность, но знание объективной реальности собственного существования как нефизической мыслительной вещи почти такое же или, возможно, такое же базовое, как знание субъективной реальности человека. собственное мышление.Для Декарта знание, кажется, начинается с непосредственного, несомненного знания о субъективных состояниях человека и переходит к знанию объективного существования человека как мыслящей вещи. Cogito, ergo sum (обычно переводится как «Я думаю, следовательно, я есть») выражает это знание. Все знания о реальностях, отличных от самого себя, в конечном итоге основываются на этом непосредственном знании собственного существования как мыслящего объекта. Существование человека как нефизической мыслящей вещи является объективным существованием, но, похоже, Декарт выводит это существование из субъективной реальности своего собственного мышления.Однако точная интерпретация его знаменитого высказывания до сих пор вызывает споры и может вообще не выражать умозаключение.
Мы уже рассмотрели некоторые из наиболее влиятельных утверждений Джона Локка о природе объективной реальности. Епископ Беркли последовал эмпиризму Локка в области эпистемологии, но выдвинул заметно иной взгляд на реальность. Идеализм Беркли утверждает, что единственная реальность — это умы и ментальные содержания. Однако у него есть представление об объективной реальности.Стол, например, объективно существует в сознании Бога. Бог создает объективную реальность, думая о ней, и поддерживает любую объективную реальность, например, стол, только до тех пор, пока он продолжает думать о ней. Таким образом, таблица существует для нас объективно не только как мимолетное восприятие, но как совокупность всех возможных переживаний. Мой конкретный опыт этого в данный момент является субъективной реальностью, но стол как объективная реальность в разуме Бога подразумевает совокупность всех возможных переживаний этого.Беркли утверждает, что нет необходимости постулировать некую физическую субстанцию, лежащую в основе всех этих переживаний, как объективную реальность стола; совокупность возможных переживаний адекватна.
Мы вкратце рассмотрели некоторые утверждения Канта о природе объективной реальности. Более поздняя философия продолжает эти дискуссии во многих направлениях, некоторые вообще отрицают объективность. Подробное обсуждение этих движений выходит за рамки данного эссе, но заинтересованные читатели должны специально исследовать идеализм Гегеля, а также последующие школы мысли, такие как феноменология, экзистенциализм, логический позитивизм, прагматизм, деконструктивизм и постмодернизм.Философия разума, естественно, также постоянно сталкивается с основными вопросами субъективности и объективности.
6. Ссылки и дополнительная литература
- Олстон, Уильям П. «Да, Вирджиния, существует реальный мир». Слушания и адреса Американской философской ассоциации 52 (1979): 779-808.
- Декарт, Рене. Размышления (1641). В Философские сочинения Декарта , ред. Дж. Коттингем, Р. Стоутхофф и Д.Мердок (Кембридж: издательство Кембриджского университета, 1975).
- Кант, Иммануил. Пролегомены к любой будущей метафизике (1783). Пер. Джеймс У. Эллингтон (Индианаполис: Хакетт, 1977).
- Локк, Джон. Очерк человеческого понимания (1689). Эд. Питер Ниддич (Оксфорд: Clarendon Press, 1975).
- Мозер, Пол. Философия после объективности . (Нью-Йорк: издательство Оксфордского университета, 1993).
- Нагель, Томас. Вид из ниоткуда .(Нью-Йорк: издательство Оксфордского университета, 1986).
- Куайн, В. В. Слово и объект . (Кембридж, Массачусетс: MIT Press, 1960).
- Рорти, Ричард. Философия и зеркало природы . (Принстон: Издательство Принстонского университета, 1979).
- Рорти, Ричард. Объективность, релятивизм и истина: философские статьи, Vol. 1 . (Кембридж: издательство Кембриджского университета, 1991).
- Райт, Криспин. Реализм, смысл и правда . (Оксфорд: Блэквелл, 1987).
Информация об авторе
Дуэйн Х. Малдер
Эл. Почта: [email protected]
Государственный университет Сономы
США
Эстетический вкус | Интернет-энциклопедия философии
Вкус — это самый распространенный образ, когда речь идет об интеллектуальном суждении об эстетических достоинствах объекта. Эта популярность достигла беспрецедентного уровня в восемнадцатом веке, чему и посвящена данная статья. Вкус стал основным эстетическим понятием.Эта известность была настолько заметной, что могло показаться, что вкус как эстетическая идея возникла из ничего за это время. Однако корни теорий вкуса уходят, как и многие другие вещи, к Платону и Аристотелю. Например, говоря о человеческой душе, Аристотель подчеркивал роль чувств в получении знаний и вынесении суждений. Как условие для живых существ прикосновение является основным компонентом вкуса, поскольку язык должен касаться того, что он чувствует. Итак, идея о том, что вкус можно использовать для вынесения суждений, присутствовала на раннем этапе, поскольку была зародышевой идеей для более надежных теорий вкуса.
Хотя не секрет, что теории вкуса процветали в семнадцатом и восемнадцатом веках, это все же может вызывать удивление из-за новой интеллектуальной направленности. Наука и высшие способности разума получили больший акцент, в то время как Александр Баумгартен начал использовать слово эстетика для обозначения низших способностей суждения. Причина, по которой эти низшие факультеты стали такими популярными, является необычным в свете научных достижений и идей того времени. Но эти философы осознали, что, столкнувшись с красотой, есть нечто общее, чего они не понимали.Возможно, люди начали верить, что люди действительно являются мерой, поскольку они делали эти новые интеллектуальные достижения. И способность судить о красоте станет более важной, поскольку они считают, что их суждения более точны или основательны. Однако они все еще не пришли к единому мнению о деталях судебных решений. Для Дэвида Хьюма вкус — это субъективное чувство со стандартом, присущим наблюдателям. Для Александра Жерара вкус — это действие воображения. Для Иммануила Канта вкус субъективен, но красивые предметы кажутся универсальными.И это лишь небольшая часть различных идей.
Несмотря на это сильное начало, к XX веку важность вкуса выпала из большинства эстетических теорий. Тем не менее, на популярном уровне люди продолжают ссылаться на хороший и плохой вкус в том, что является значимым обменом мнениями. Многие последующие философы пытались разработать более сложную теорию вкусовых ощущений как ветвь эстетики. Хотя это может иметь свою ценность, вкус в более традиционном смысле не исчез полностью, хотя люди больше не уделяют столько времени теориям вкуса.
Содержание
- Ранние основы вкуса: от древних до средневековых философов
- Платон и Аристотель
- Плотин
- Августин и Аквинский
- Почему вкус стал метафорой эстетического суждения
- Философы восемнадцатого века: век вкуса
- Джозеф Аддисон
- Энтони Купер, третий граф Шефтсбери
- Фрэнсис Хатчесон
- Моисей Мендельсон
- Иоганн Готфрид Гердер
- Александр Джерард и Арчибальд Элисон
- Дэвид Хьюм
- Эдмунд Берк
- Иммануил Кант
- Философы девятнадцатого и двадцатого веков: шаг в сторону от вкуса
- Современная философия и не только
- Пьер Бурдье
- Вкус
- Некоторые изменения в аналитической философии
- Ссылки и дополнительная литература
- Первичные источники
- Вторичные источники
1.Ранние основы вкуса: от древних до средневековых философов
Теории вкуса не выходили на первый план до восемнадцатого века; однако большая часть основополагающих идей была реализована много лет назад. Основное внимание уделялось красоте и правде, а не тому, что наблюдатель думает о данной работе. Эти идеи оказали влияние на теории более поздних мыслителей, поскольку они оживляли, пересматривали и отвечали на труды этих ранних греческих и средневековых философов.Здесь мы рассмотрим лишь беглый взгляд на эти предварительные мысли.
а. Платон и Аристотель
Платон, Аристотель и другие древние греки не имели какого-либо конкретного представления о вкусе как средстве эстетического суждения. Однако многие из их идей вдохновили более позднее развитие теорий вкуса. Метафизические верования Платона, особенно его взгляд на совершенные формы, оказали сильное влияние на более поздних неоплатоников, даже на тех, кто специально не верил в царство форм.Традиционное понимание Платона утверждает, что есть райское царство, где существуют совершенные Формы реальности. Вопрос о том, верил ли Платон в буквальное царство форм, открыто для обсуждения, но кажется очевидным, что он верил в совершенные версии всего, что мы переживаем на Земле. Эти Формы подобны шаблонам реальности, и поэтому реальность менее совершенна, чем эти Формы. Например, Форма красоты — эталон, по которому измеряются все другие прекрасные вещи. Безусловно, все эти вещи менее прекрасны, чем эта совершенная Красота.Чтобы достичь этой высшей красоты, нужно подняться до нее с помощью диалектического метода, как Сократ научился у Диотимы в симпозиуме . Почти как подъем по лестнице, человек использует низшие красоты мира, чтобы подняться в высшие миры. Чтобы объяснить, мы начинаем с физической красоты, переходим к интеллектуальной красоте, а затем приходим к духовной (или совершенной) красоте. Можно сказать больше об общем взгляде Платона на эстетику и красоту, но здесь важно просто отметить, что понимание прекрасного связано со знанием.По мере получения знаний он продолжает познавать красоту. Итак, знание — ключевой компонент в развитии лучшего понимания красоты и, для Платона, в достижении самой красоты.
Аристотель, как и Платон, не имел понятия вкуса как такового. Задача заключалась в том, чтобы раскрыть принципы красоты. Вместо того чтобы верить в то, что настоящая красота существует в другом мире, Аристотель писал, что красота — это свойство объектов; это было связано с их размером и пропорциями. Хотя Аристотель не разработал систему эстетики как таковую, он является первым, кто разработал развернутую трактовку одного из искусств, а именно поэзии.Поскольку это основное искусство, критиковавшееся Платоном в «Республике » , можно задаться вопросом, было ли это попыткой Аристотеля еще больше выделить свою собственную систему философии.
В то время как Платон считал, что красота имеет одну и ту же природу, но с разной степенью в разных объектах, Аристотель, кажется, придерживается идеи, что природа красоты меняется в зависимости от различных объектов (или видов искусства), в которых она встречается. Следовательно, красота объекта может иметь отношение к его назначению, хотя он никогда прямо не говорит об этом.Более важными с точки зрения Аристотеля являются концепции формы и единства. Как форма и единство необходимы для знания в строгом смысле, так они также обеспечивают своего рода знание в искусстве, поскольку объект имитирует что-то еще. В то время как Платон считал, что искусство уменьшает познание чего-либо до почти неузнаваемой степени, Аристотель считает, что подражание помогает идее стать более простой и, следовательно, более понятной. На самом деле имитация может быть полезным, а иногда и необходимым шагом в получении знаний.И имитация, хоть и не всегда полная, но верная. Вместо того, чтобы подниматься к каким-то высшим формам красоты за пределами физического мира, Аристотель, кажется, имеет более эмпирический подход к обнаружению и оценке красоты. У каждого вида вещей своя форма и, следовательно, своя красота. Чтобы развить то, что мы могли бы назвать эстетическим суждением, хотя Аристотель не использует это выражение, нужно было бы наблюдать достаточно образцов различных объектов одного и того же вида, чтобы обнаружить порядок и расположение, присущие этим вещам.И у Аристотеля, и у Платона красота находится за пределами человеческого опыта, поэтому вкус был бы поиском красоты в вещах.
г. Плотин
Плотин, наиболее признанный неоплатоник, разработал свою метафизическую философию вокруг трех принципов: Единый, Интеллект и Душа. Следуя попыткам более ранних философов вывести более сложные вещи из простого, Плотин постулирует Единое как простейший первый принцип всего остального, и все происходит (или исходит) из этого первого принципа.Единое даже более фундаментально для реальности, чем Платоновские Формы, без которых Формы не имели бы объединяющего принципа. Второй принцип, Интеллект, — это то место, где, так сказать, пребывают другие Формы. Эти формы, как, по мнению Платона, придают всему остальному соответствующие свойства. Третий принцип, Душа, — это принцип желания того, что является внешним по отношению к человеку. Плотин, как и Платон, постулирует степени красоты, низшая из которых — физическая красота, ведущая к Красоте, присутствующей в Разуме.
Вероятно, находясь под влиянием идей речи Диотимы на симпозиуме Платона , мы начинаем восхождение с физической красоты, пока не поднимемся к высшей Красоте. Чем он может отличаться от Платона, так это иерархией прекрасных вещей. По-видимому, Платон считал естественные вещи более красивыми, чем артефакты, потому что они были ближе к их формам. Однако Плотин утверждает, что манипулирование природным объектом с помощью искусства сделало его более красивым. Чтобы продемонстрировать это, Плотин использует пример двух камней: один естественного происхождения, а другой выкован художником в образе бога.Какой из них красивее? Плотин считает очевидным, что то, что было проникнуто душой человеческого художника, достигло более высокой степени красоты. Душа зрителя может наслаждаться этим предметом больше, чем природным камнем, потому что он узнает работу подобной души. По мере восхождения к Красоте цель состоит в том, чтобы меньше полагаться на чувства, хотя они являются необходимым условием для начала восхождения. Плотину кажется, что вкус не обязательно развивается или обсуждается.Скорее, это похоже на реакцию в душе, основанную на знании, которым обладает душа.
г. Августин и Аквинский
Средневековые философы были озабочены метафизическими свойствами, такими как красота, больше, чем какими-либо представлениями об индивидуальных предпочтениях или вкусах. Отчасти это произошло потому, что для большинства философов того времени красота была объективным свойством. Не было места разногласиям по поводу того, действительно ли что-то красиво, хотя они, по-видимому, спорили о том, верны ли конкретные знания о красоте объекта.Было широко распространено мнение, что истинное, хорошее и прекрасное связаны друг с другом. Обсуждение любой из этих концепций подразумевает перекрытие обсуждений двух других. Например, теории красоты состояли из некоторых дискуссий о ее отношении к истине и добру. Для наших целей будут обсуждаться два основных представителя раннего и позднего средневековья: Августин и Фома Аквинский (см. Также статью о средневековых теориях эстетики).
Продолжая основные идеи Платона, Августин считал, что совершенная красота существует в Боге, а не в безличном царстве Форм.Фактически, Бог — высшая красота, и все причастно к красоте, потому что все создано Богом. В физических объектах Августин считал, что эти вещи прекрасными делают два основных атрибута: равенство и единство. Единство можно найти во всем, что существует, но равенство (пропорция или симметрия) не обязательно обнаруживается во всем, особенно в вещах, созданных людьми. Августин приводит пример, который показывает, что мы, по крайней мере, стремимся к равенству в нашей работе: если вы хотите поставить два окна сбоку от дома, вы не хотите, чтобы одно было гигантским, а другое — крошечным.Вы хотите, чтобы они были одинакового размера, при условии, что стена представляет собой ровный прямоугольник. Для Августина суждение о красоте основывается на понимании человеком единства и равенства объекта. И здесь задействован разум, который ничем не отличается от предыдущих мыслителей, считавших знание необходимым аспектом постижения красоты. Эталон красоты находится в уме Бога, поэтому смотрящий должен прийти к пониманию этого стандарта через какое-то божественное озарение. Без помощи Бога человек мог бы смутно разглядеть красоту объекта, но только Бог может помочь смотрящему постичь полноту красоты.Хотя у Августина нет теории вкуса, мы можем сказать, что вкус человека совершенствуется по мере того, как он приближается к Богу.
В отличие от Августина, Аквинский более тщательно придерживается общих философских взглядов Аристотеля, а не Платона, хотя влияние Платона присутствует. Обнаруживая красоту в физических объектах, Фома Аквинский, как известно, утверждает, что красота — это то, что нравится, когда ее видят. Может показаться, что определение Аквинского утверждает субъективное понимание красоты; а именно, все, что нравится зрителю, становится прекрасным.Однако слово увиденный подразумевает созерцание объекта. И снова знание приходит к восприятию прекрасного. Точка зрения Фомы Аквинского на красоту отличается от платонической точки зрения тем, что красота действительно присутствует в объекте, хотя, как и во взглядах Августина, красота по-прежнему остается Богом, который является первопричиной всей красоты.
Напомним, что Августин предлагал две основные черты прекрасного: равенство и единство. Точно так же Фома Аквинский представляет нам три состояния красоты: пропорцию, целостность и сияние.Пропорция предполагает симметрию, но не ограничивается этим одним аспектом. Он включает в себя достижение общего баланса в объекте. Целостность (или целостность) — это состояние, которое включает в себя степень, в которой что-то достигает своей надлежащей формы. Например, сидящий танцор менее красив как танцор, чем когда он или она на самом деле танцует. Последнее условие — сияние — самое уклончивое. Для Аквинского это могло быть самым важным условием, потому что объекты могли иметь пропорции и быть целыми, но все же не сиять.Вообще говоря, именно это качество объекта вызывает у нас желание снова его воспринимать. Это связано с тем, как объект «светится» перед смотрящим. Для Фомы Аквинского восприятие красоты объекта не является пассивным; это деятельность интеллекта. Подобно суждению об истинности предложения, суждение о красоте начинается с познания. Затем смотрящий выносит суждение на основании этих трех условий. Вкус, если бы у Аквинского была теория, мог бы быть способностью распознавать эти три универсальных условия в их конкретных воплощениях.
2. Почему вкус стал метафорой эстетического суждения
Мы кратко упомянули основные идеи, которые легли в основу теорий вкуса, но нам все еще нужно объяснение, почему вкус стал метафорой эстетического суждения. В древности чувство вкуса было связано с аппетитом, а не с рациональными суждениями. Видение и слух дают наибольшее количество информации и поэтому считаются лучшими органами чувств для получения знаний. Остальные три чувства просто помогают дополнить это знание.Поэтому было бы естественно предположить, что зрение и слух также являются лучшими органами чувств для вынесения суждения о красоте или величии. В конце концов, эти два чувства считались необходимыми для вынесения разумных суждений. Но именно вкус стал главной способностью делать эстетические суждения, особенно для философов 18 – веков. Конечно, здесь действовала не буквальная дегустация, а метафорическая. Из-за этого некоторые постулировали шестое, внутреннее чувство, которое они называли вкусом.Тем не менее, можно задаться вопросом, почему вкус внезапно превратился в метафору для суждения о красоте. Хотя нет точной причины, по которой вкус поднялся до этой важной роли, есть несколько идей, которые стоит упомянуть здесь.
В аристотелевской традиции вкус прочно связан с осязанием. Хотя он поддерживал пять чувств, как мы это делаем сегодня, Аристотель размышлял, может ли их быть только четыре. Это необходимо, чтобы язык соприкасался с пищей, например, чтобы ее можно было попробовать на вкус.В средние века это стало более важным, поскольку считалось, что разные вкусы вызывают исцеление и питание тела. Считалось, что разные ароматы обладают разными свойствами для тела, и смесь ароматов необходима для поддержания здорового баланса. Вкус разных продуктов был не случайным. Таким образом, хороший вкус в смысле диеты был необходим для физического благополучия.
В более позднем средневековье вкус иногда связывали с термином честный , называя предметы, например, честной картиной.Это описание может показаться необычным, поскольку честность часто связана с правдой. И мы рассматриваем честность, описывая только существо с волей к выбору, потому что человек должен решить быть честным в данной ситуации. Неодушевленный предмет не может сделать такой выбор. Однако называть объект честным было отражением зрителя или, точнее, идеального зрителя. По сути, честный объект — это тот, который достойный человек сочтет красивым. Это был бы объект, хорошо подходящий для своего назначения.Эта идея связана с верой в то, что хорошее и красивое связаны между собой, поэтому, конечно, хороший человек лучше подходит для восприятия красоты объекта. Вкус был признан как чувство, связанное со способностью различать, а именно вкусы. Но вкус также стал метафорой для распознавания или оценки красоты объекта.
3. Философы восемнадцатого века: век вкуса
Теории вкуса возникли в восемнадцатом веке, поэтому Джордж Дики называет его «веком вкуса», что также является названием его книги.Каждый должен был внести свой вклад в обсуждение, и затем оно, казалось, утихло так же быстро, как и возникло. До этого столетия большинство дискуссий было сосредоточено на теориях красоты, которые считались объективными, но теперь философы стали больше обращать внимание на самих себя, чтобы понять свою реакцию и предпочтения к таким вещам как в искусстве, так и в природе. Этот сдвиг положил начало их теоретическим рассуждениям о вкусах, которые повернули дискуссию к субъективным. А потом, столетие спустя, эта дискуссия превратилась в теории об эстетическом отношении.
а. Джозеф Аддисон
Джозеф Аддисон (1672-1719) не представил систематической трактовки эстетики, но он обещал и выдвинул оригинальные идеи, распространенные в его эссе для Spectator в 1712 году. В частности, Аддисон намеревался исследовать удовольствия воображения. Первое эссе из этой серии из одиннадцати посвящено вкусу. Он пишет, что в большинстве языков метафора вкуса используется для обозначения умственных способностей, позволяющих различать ошибки и совершенства в письме.Эта способность ментального вкуса (который включает восприятие красоты), как и способность к чувствительному (или физическому) вкусу, имеет степени утонченности. Итак, Аддисон пытался помочь представителям среднего класса использовать короткие моменты досуга для такого рода удовольствий воображения. Удовольствия от познания, связанные с интеллектуальным мышлением, могут быть недоступны для некоторых людей с меньшим интеллектом или доступа к образованию. Но радости воображения — зрение здесь дает идеи — не менее хороши, и их легче достичь.В конце концов, каждый образ, говорит Аддисон, проникает в наши умы через зрение.
Аддисон утверждает, что вкус — это психологическая реакция человека на литературу. Хотя его замечания в основном сформулированы в контексте литературы, основные идеи Аддисона стали основой для размышлений людей о других видах искусства и природе. Несмотря на то, что способность вкуса присутствует у людей при рождении, ее все же необходимо развивать, чтобы достичь максимальной способности судить. Это не должно вызывать удивления, потому что то же самое и с чувствительным вкусом.Если положить что-то в рот, ощущение вкуса сработает автоматически. Но могут потребоваться годы опыта и практики, чтобы развить чувствительный вкус, достаточно утонченный, чтобы обнаружить тонкие различия между двумя стаканами виски.
Удовольствия воображения бывают двух видов. Вслед за Локком Аддисон утверждает, что никакие образы не приходят в голову, если они не проходят через зрение. Первичные удовольствия приходят непосредственно от визуальных объектов, которые присутствуют у наблюдателя.Вторичные удовольствия приходят от тех объектов, которые запоминаются или вымышлены, находясь только в уме (по крайней мере, в настоящий момент). Человек посредством воображения может манипулировать или изменять образы, находящиеся в уме. Эстетическое удовольствие возникает исключительно благодаря созерцанию этих идей или этих образов в уме. Эти удовольствия воображения больше, чем чувственные удовольствия, и столь же велики, как и познавательные удовольствия. У них есть по крайней мере одно преимущество перед познавательными удовольствиями — удовольствия воображения получить намного легче, потому что нужно просто открыть глаза.
г. Энтони Купер, третий граф Шефтсбери,
Энтони Купер (1671-1713), третий граф Шефтсбери (обычно называемый просто Шефтсбери), начал свои мысли об эстетике с неоплатонической метафизики. Шефтсбери развил свою веру в то, что вкус был врожденным от человека, идея, возможно, похожа на воспоминание у Платона. Для любого, кто читает Шефтсбери, сразу становится ясно, что он не заинтересован в разработке «системы» эстетики. Его мысли циклически проходят через его повествование, особенно в его работе «Моралисты.В этих произведениях сплетено много важных идей, которые Шефтсбери не всегда полностью развивает, но все же оказали большое влияние на тех, кто писал после него.
Шефтсбери утверждает, что люди воспринимают красоту и добро точно так же, что подразумевает моральное чутье. В его мышлении прекрасное тесно связано с добродетелью; следовательно, теория морали пронизывает большинство аспектов понимания эстетики Шефтсбери. Чувственность в сфере морали переплетается с восприятием красоты.Он не только заимствует из неоплатонизма, но Шефтсбери также подчеркивает опыт, показывая элементы эмпиризма в развитии своих идей. Он считает, что формы прекрасного и доброго укоренились в умах людей, но у каждого человека есть внутреннее (моральное) чутье, к которому он или она может апеллировать. Эти два отношения создают напряжение между персонажами — Феоклом и Филоклом — в его прозе, поскольку они стремятся разобраться во мнениях относительно вкусов. Вероятно, именно это взаимодействие противоположных идей привело Шефтсбери к использованию стиля прозы, в котором он рассказал историю группы людей, спорящих о вкусе и красоте.Этот стиль приглашает читателя к дискуссии, подобно тому, как Платон использует диалог.
Ключевым эстетическим свойством является гармония, присущая природе, созданной Богом. Видя Бога как совершенного художника, Шефтсбери расширяет эстетическое восприятие мира природы как конечного эстетического объекта. Важная часть убеждения Шефтсбери состоит в том, что моральное чутье позволяет человеку сразу постичь красоту объекта, не прибегая к помощи разума. Здесь интуиция действует больше, чем ощущение.Очевидно, что объект изначально воспринимается органами чувств, но затем сразу же оценивается внутренним (или моральным) чувством.
Несмотря на то, что внутренние чувства разных людей могут варьироваться, Шефтсбери не считал эстетические суждения относительными. Он верил в универсальный стандарт оценки красоты. Филокл утверждает, что внутренний взгляд сразу же отличает прекрасное и достойное восхищения от уродливого и грязного. Эта способность должна быть естественной, поскольку она различается, как только объекты воспринимаются органами чувств.Если способность различать (по вкусу) между красотой и уродством является мгновенной, тогда вкус не может иметь окончательного обоснования в процессе разума, который требует времени. Опыт подтверждает непосредственность суждений об объектах восприятия. Например, чтобы быть очарованным закатом, обычно не требуется больше, чем взгляд, чтобы привлечь зрителя. Поэтому Шефтсбери через Теокла утверждает, что вкус не может иметь своего окончательного источника в дискурсивных рассуждениях.
Некоторые вещи могут блокировать людей или мешать им делать здравые суждения.Несмотря на то, что вкус присущ человеку от рождения, страсти и невежество мешают внутреннему чувству успешно постигать красоту чувственных вещей. Шефтсбери признает, что этих препятствий невозможно избежать; однако можно научиться контролировать их, чтобы не поддаваться влиянию капризных чувств. Для Шефтсбери внутреннее чувство соединяет добро и красоту; поэтому человек может позволить красоте более полно влиять на себя, культивируя добродетельную или гармоничную жизнь.Тот, кто лишен добродетели, будет менее способен воспринимать красоту, чем тот, кто живет добродетельной жизнью.
Феокл несколько раз заявляет, что красота и добро — это одно и то же, что внутренний взгляд позволяет людям немедленно уловить это. Затем красота и совершенство этих объектов сравнивают с врожденной концепцией гармонии. Кажется, что чем ближе они к этому понятию гармонии, тем большей красотой они обладают, помня, что это происходит без рассуждения об объекте.То же самое относится и к суждению о действиях других, независимо от того, являются ли они благородными или злыми. Когда человек строит хорошие основы «порядка, мира и согласия», он сразу же может соединиться с красотой. Верно и обратное: если человек не может испытать прекрасное, значит, его жизнь дисгармонична. Филокл выдвигает интересное возражение против схемы Феокла. Он задается вопросом, почему так много разных людей считают добродетельными, но их действия часто противоречат друг другу.Теокл соглашается с тем, что, казалось бы, добродетельные люди расходятся во мнениях о героях и о том, что лучше — сады или картины. Эти различия создают напряжение при поиске того, какие мнения должны иметь авторитет. Шефтсбери расплывчато высказывается по этому поводу: кажется, он пытается заявить, что счастье является мерой успешной жизни. А добродетель, ведущая к успеху и счастью, является предпосылкой для развития вкуса к пониманию красоты. В конце концов, кажется, что человек несет ответственность за свое счастье и должен принимать соответствующие решения.Если существуют другие, даже противоположные, примеры добродетельной жизни, то кажется трудным понять, действительно ли человек живет добродетельной жизнью и способен ли постигать красоту в большей степени. Но он по-прежнему утверждает, что развитая чувствительность, позволяющая врожденному вкусу проявить себя в полной мере, является результатом того, что человек ведет себя к нравственной жизни со счастьем в качестве критерия меры.
г. Фрэнсис Хатчесон
Фрэнсис Хатчесон (1694-1746) начал с локковского взгляда на ощущения, который делится на простые и сложные идеи, а также первичные и вторичные качества.Опираясь на эту основу и свою веру в моральное чувство, Хатчесон также постулирует врожденное и внутреннее чутье, необходимое для восприятия красоты. Одна из причин такого взгляда проиллюстрирована тем фактом, что внешние чувства некоторых людей полностью функционируют, но они не находят удовольствия в искусстве. Если их пять чувств работают правильно, значит, помеха исходит из другого чувства. Более того, есть такие вещи, как математические или логические теоремы, которые считаются прекрасными, но они воспринимаются умом, а не пятью чувствами.Наконец, в качестве дополнительного доказательства Хатчесон отмечает, что красота воспринимается немедленно и не требует каких-либо знаний; люди делают эстетические суждения мгновенно. Итак, для Хатчесона способность постигать красоту должна быть другим, внутренним «чувством».
Внутреннее чувство — Хатчесон не дает четкого определения — это умственная способность, которая функционирует во многом как одно из пяти чувств. Однако он распознает красоту как в чувственных, так и в умственных переживаниях, что делает ее достаточно отчетливой. Хатчесон занимает дополнительное место по сравнению с Шефтсбери в развитии идеи врожденного вкуса.Хатчесон также сочетает свои эстетические теории с теориями морали, и оба контекста допускают наличие врожденных элементов в людях. Как и внешнее чувство, это внутреннее чувство естественно и не подчиняется чьей-либо воле. Хатчесон указывает, что воля не определяет, причиняет ли объект боль или удовольствие. Это естественный инстинкт — отрывать руку при прикосновении к чему-то горячему. Переживание одних предметов вызывает удовольствие, тогда как другие неизбежно вызывают боль. В качестве аналогии Хатчесон демонстрирует, что удовольствие от художественных объектов — архитектуры, живописи, музыкальной композиции и т. Д. — также врожденное и необходимое.Хотя он считает способность вкуса внутренним чувством, Хатчесон объясняет, что удовольствие возникает из гармонии, порядка и дизайна объекта. Но он не думает, что простые идеи, такие как цвет, звук или способ расширения, могут доставить такое же удовольствие.
Что касается вкуса, Хатчесон считал, что красота представляет идею, а чувство прекрасного представляет нашу способность уловить эту идею. Комбинация — способность внутренне воспринимать красоту — и есть то, что он называет вкусом.При восприятии красоты следует отметить, что Хатчесон предлагает различать абсолютную (или изначальную) красоту и сравнительную (или относительную) красоту. Предметы обладают абсолютной красотой, когда они прекрасны сами по себе, без сравнения с любым другим предметом. С другой стороны, сравнительная красота основана на сравнении объекта восприятия и объекта, который он имитирует.
Красота для Хатчесона в основном сравнительна, что означает, что она не существовала бы без связи с сознанием воспринимающего.Объекты играют свою роль, возбуждая в людях чувство прекрасного, когда есть «единообразие среди разнообразия», что является основным свойством красоты. Когда единообразие умножается, красота увеличивается. Например, равносторонний треугольник менее красив, чем квадрат, а идеальный шестиугольник красивее их обоих. С другой стороны, большее единообразие усиливает красоту при умножении разнообразия. Например, квадрат красивее ромба. Это единообразие с разнообразием вызывает у людей внутреннее (и врожденное) чувство вкуса, заставляя их воспринимать красоту объекта.Внешние вещи только вносят свой вклад в это внутреннее чувство, заставляя его активировать чувство удовольствия. Эта активация удовольствия уведомляет наблюдателей о том, что они переживают что-то прекрасное.
г. Моисей Мендельсон
Как убежденный рационалист Моисей Мендельсон (1729-1786) не хотел полагаться на эмоциональные реакции в эстетических переживаниях. Он был посвящен принципам лейбницкой метафизики. Цель Мендельсона понять мир могла исходить только из рациональных принципов, примененных к реальности.Рационалисты выдвинули идею о том, что ясные и отчетливые идеи присутствуют при понимании взаимосвязи вещей. Вкус также подпадает под рационалистическую схему и является чем-то приобретенным и развиваемым, а не естественным внутренним чувством. Поскольку ясные и отчетливые идеи нелегко реализовать, Лейбниц предполагает, что большая часть наших знаний состоит из ясных и запутанных идей. Ясные идеи возникают из объекта, который различим в чувственном восприятии, но их можно спутать (то есть не различать), потому что их содержание неразличимо.Ясные и запутанные идеи обычно возникают, когда человек знает целое, а не части, то есть взаимосвязь частей неизвестна.
В «О сантиментах» Мендельсон представляет серию писем, написанных Теоклом, которые были реакцией на Шефтсбери, у которого был персонаж с таким же именем. Мендельсон считал, что взгляды, подобные взглядам Шефтсбери, хотя и свободомыслие, им не хватало строгости, необходимой для точности. Теокл Мендельсона признает, что, когда у кого-то нет необходимого опыта красоты, скорее всего, это было из-за недостаточной подготовки.Теокл утверждает, что он готовится испытать красоту, и эта подготовка необходима для переживания. Это может быть похоже на растяжку бегуна перед бегом. Люди готовы к работе в самых разных контекстах, поэтому подготовка к эстетическому опыту не должна показаться странной. Теокл Мендельсона объясняет, что на самом деле он готовится испытать что-то приятное, изначально стремясь ощутить это отчетливо. При переходе от частей к целому отдельные идеи уходят на второй план и сбиваются с толку.Поскольку необходимо, чтобы все сразу присутствовало перед чувствами, вселенная может быть только прекрасным объектом для разума Бога. Следовательно, конечность человечества не позволяет слишком массивным или слишком маленьким объектам восприниматься как прекрасные.
Мендельсон описывает некоторые критерии для объяснения того, почему объект эффективен в представлении совершенства или несовершенства, что помогает постигать красоту. Он описывает три пропорции, которые влияют на наши импульсы: (1) пропорция к величине блага, (2) пропорция к величине нашего понимания и (3) пропорция ко времени, необходимому для рассмотрения этого блага.Первая пропорция относится к совершенству, подразумевая, что вещи, обладающие более высокой степенью совершенства, более приятны для ума. Второй относится к знанию: чем более отчетливым является знание о чем-либо, тем большее влияние это оказывает на человека. Последняя пропорция требует дополнительных пояснений. Это связано со скоростью восприятия. Чем меньше времени требуется на осознание совершенства, тем приятнее познание этого объекта. То, что можно быстро воспринять, может вызвать у воспринимающего большее желание, чем что-то более совершенное.Научившись видеть вещи ясными и запутанными, то есть целиком, но не частями, можно научиться воспринимать быстрее. Человек учится тренировать душу через привычку и практику; цель — стать настолько обученным, чтобы действие больше не требовало мысли (или, по крайней мере, требовало меньше размышлений). Практика и интуитивное знание — два основных способа увеличить скорость мысли. Практика включает в себя постоянный анализ вещей, таких как выводы из практической философии, до тех пор, пока они не укорениться в сознании.Интуитивное знание влечет за собой постоянное обучение применению практических выводов в конкретных ситуациях. С точки зрения эстетического опыта, человек познает через разум вещи в высшей степени прекрасные, часто подвергаясь воздействию красоты. В конце концов, человек практикует и применяет вкус через инструмент разума до тех пор, пока он не укоренится, и в конечном итоге он будет действовать без мысли.
Смешанные чувства, сочетающие в себе удовольствие и неудовольствие, являются еще одним показателем убеждения Мендельсона в том, что вкус приобретается.Сочувствие — это главный пример, который Мендельсон использует, чтобы проиллюстрировать понятие смешанных чувств. Сочувствие выражает любовь к объекту, а также недовольство несчастьем объекта или человека. Он демонстрирует эту идею на примерах из драмы. Когда вот-вот случится трагедия, аудитория может оценить способность актеров, режиссеров и сценаристов вызывать у них ужас; Однако зрители боятся не за себя, а за героев, которым грозит страдание. В смешанных чувствах интересно то, что они проникают в сознание глубже и ярче, чем любое чистое удовольствие.Подобно тому, как научиться распознавать три пропорции, привычка также необходима для развития понимания смешанных чувств. Чтобы открыть и ощутить красоту и возвышенность, нужно практиковать использование смешанных чувств.
Смешанные чувства приводят Мендельсона к размышлениям о восприятии и реакции человека. Чрезвычайно большой объект, о котором мы могли думать как единое целое, но не могли понять лично, вызывает смешанное чувство удовлетворения и трепета, если мы продолжаем думать о нем.В качестве примеров он предлагает глубины океана, пустыню, простирающуюся до самого горизонта, или кажущийся бесконечным поток звезд в небе. Чувствуешь эйфорию, приятную тошноту. Чистое удовольствие в конечном итоге порождает скуку, вызванную однообразием, но смешанные чувства пересиливают чувства, заставляя желать воспринимать это снова и снова. Смешанные чувства и тренировка ума — два важных аспекта понимания Мендельсоном того, как люди развивают или приобретают вкус.
e. Иоганн Готфрид Гердер
Иоганн Готфрид-Гердер (1744–1803) разделял идею разумного или развитого вкуса с Мендельсоном.Он отклонился от Мендельсона, обосновывая все природой, в то время как Мендельсон был стойким сторонником лейбницкой метафизики, основывая все на разуме. Может показаться, что вера в превосходство природы приведет человека к взгляду на врожденный вкус, подобному взгляду Шефтсбери. Однако Гердер не исходит из врожденных идей, подобных идеям платонической школы; он уделяет больше внимания открытию и развитию способности воспринимать красоту. Гердер добавляет шаг к точке зрения Мендельсона, вместо того чтобы отдавать предпочтение врожденному вкусу.Мендельсон в основном считал, что разум развивает вкус, а Гердер считал, что природа ведет к разуму, который затем ведет к вкусу. Комментируя естественный аспект вкуса, Гердер прямо заявляет, что истина и красота раскрываются через использование причин. Когда человека побуждают причины, он, естественно, ожидает, что все примут одни и те же доводы в качестве доказательства истины или красоты. Он прекрасно понимал, что не все на самом деле согласятся с одними и теми же рассуждениями относительно красоты данного объекта.Он просто утверждает, что естественно ожидать (или желать) согласия других.
Люди склонны по-разному относиться к тому, что считать красивым или уродливым, и для точки зрения Гердера важно, чтобы этот случай был объяснен. Устранение разногласий во мнениях — одна из отличительных черт Гердера. Его очень интересовало, как разные люди развиваются и начинают думать и действовать иначе, чем другие люди, и он указывает на тот факт, что вкусы меняются со временем и от места к месту.Он связывает это изменение, как и другие, с культурой и воспитанием. Согласно Гердеру, каждый обладает эстетической природой, то есть способностью воспринимать красоту посредством органов чувств. Эта эстетическая природа является отправной точкой для каждого человека, но она развивается по-разному в зависимости от культуры, происхождения и опыта. Например, если кто-то полностью погрузится в искусство музыки, он будет исключительно обучен слышать мелодию музыки. В то же время этот человек может быть плохо подготовлен к восприятию визуальной красоты, потому что его глаза могут быть не так хорошо натренированы, как уши.Природа наделила всех одинаковыми способностями воспринимать красоту, но каждый человек несет ответственность за развитие этих способностей. С другой стороны, люди ограничены тем, насколько их общество и окружающая среда способствовали развитию их вкусов в целом. Красота не всегда очевидна в каждой культуре, но Гердер утверждает, что она всегда присутствует, по крайней мере, фундаментально. Использование разума и преодоление прошлого необходимы для развития хорошего или утонченного вкуса.
ф. Александр Джерард и Арчибальд Элисон
Как и Хатчесон, Александр Герард (1728-1795) и Арчибальд Элисон (1757-1839) построили свои теории вкуса на основе представлений Локка об идеях. Каждый из них развил на этом основании взгляды на вкус, называемые ассоцианизмом — взгляд, согласно которому разум (или воображение) связывает идеи, которые похожи друг на друга или связаны обычаем или опытом. Несмотря на то, что их теории различались по степени, есть достаточное совпадение, чтобы перечислить их вместе.
Джерард считал вкус своего рода внутренним чувством, аналогичным внешним ощущениям. Подобно этим пяти чувствам, переживания для этого были простыми и непосредственными. Как только что-то попадает в поле вашего зрения, зрение сразу же это воспринимает. Точно так же, как только красота — или другое эстетическое свойство — входит в ваше восприятие, вы сразу же можете ощутить ее красоту. Джерард разделил свое исследование на семь принципов внутреннего чувства (или силы воображения), а не только на чувство прекрасного, как у Хатчесона.Семь принципов: новизна, возвышенность, красота, подражание, гармония, странность (юмористичность) и добродетель. Это может показаться любопытным списком современных теорий эстетического вкуса, но теория ассоциаций Джерарда дает смысл этим принципам.
Вкус для Джерарда — это своего рода критическое восприятие, которое он называет , наслаждаясь . Это выходило за рамки простого восприятия объекта. Любой, кто принимает пищу, может попробовать ее в самом простом смысле этого слова. Но чтобы различать различия и тонкости, требуется совершенно другой набор способностей.Удовольствие исходит от семи категорий, потому что они требуют умеренных трудностей, чтобы сформулировать или понять эту новую идею. По сути, новый объект связан с предыдущими идеями в уме воспринимающего, и это действие воображения. Воображение не является простым чувством, оно следует правилам для создания этих ассоциаций. В некотором смысле сильные страсти вызывают в воображении эти ассоциации, но затем ум продолжает процесс связывания этих чувств с соответствующими концепциями.
Люди улучшают свой вкус, когда суждение и воображение объединяются посредством следующих факторов: чувствительность, утонченность, правильность и пропорции (или сравнительное приспособление). Все, кроме последнего, относятся к одному свойству среди различных объектов. Чувствительность — это, по сути, диапазон чувств человека к удовольствию и боли, который, как отмечает Джерард, варьируется от человека к человеку. Уточнение включает в себя сравнение, особенно между низкими и высшими степенями определенного качества. Правильность для Джерарда означает устранение путаницы между достоинствами и недостатками.Пропорция, с другой стороны, сравнивает объекты в целом друг с другом, а не просто свойства. Вкус улучшается по мере развития утонченной способности использовать эти четыре фактора для объединения семи принципов при восприятии объекта красоты.
Элисон дает слишком подробную теорию ассоциаций вкуса, но здесь будут представлены только основные идеи его взгляда. Прежде всего, красота находится в уме воспринимающего; он не считает это свойством объекта.Он придерживается этого мнения, потому что, описывая переживание красоты, всегда прибегают к разговору о том, что это заставило его или ее чувствовать. Представьте, что кто-то заявляет, что данный объект чрезвычайно красив, но при этом остается объектом безразличия. Это кажется невозможным, поэтому Элисон считала, что для красоты необходимы чувства. И это чувство красоты возникает благодаря тому, что он называет поездом вкуса . Это похоже на ход мыслей, когда одна мысль связана с другой мыслью или ведет к ней и так далее.Поездка вкуса начинается с простой эмоции, такой как бодрость, которая возникает при восприятии объекта. Эта простая эмоция становится отправной точкой для поезда, объединяющего идеи эмоций. Хотя это необходимая отправная точка для эстетического опыта, этот поезд также должен вызывать эмоции.
Ассоциативная точка зрения Элисон утверждает, что аффективные качества объекта ассоциируются с представлениями об эмоциях как о поездке вкуса. Постоянная связь между качеством материала и абстрактным или эмоциональным качеством становится коррелированной через опыт.Например, гром может вызвать у ребенка страх, потому что ребенок ассоциирует шум и молнию с эмоцией страха; с другой стороны, фермер мог бы испытать радость, услышав гром, если это время года было особенно засушливым. В отличие от этих примеров, различия во вкусах людей возникают из-за отсутствия правильных ассоциаций. Люди по разным причинам могут не иметь необходимых вкусовых качеств, которые приводят к правильным эмоциям. Это может быть вызвано различными проблемами, мешающими развиваться шлейфу вкуса.Например, беспокойство об уплате арендной платы за следующий месяц может помешать человеку следовать за поездом вкуса, куда он, естественно, приведет. Таким образом, Элисон, как и многие другие, считает, что бескорыстие является необходимым условием: нельзя отвлекаться на заботы, чтобы позволить своему вкусу воспринимать и ценить красоту.
г. Дэвид Хьюм
Хотя Дэвид Юм (1711–1776) мало писал об эстетике, его сжатое эссе «Об эталоне вкуса» было высоко оценено теми, кто пришел после него.Невозможно досконально изучить тему вкуса без ссылки на это эссе. Юма обычно называют эмпириком, но с точки зрения вкуса мы могли бы классифицировать его как идеального теоретика-наблюдателя, который допускает некоторые индивидуальные и культурные предпочтения. Однако эмпиризм кажется подходящим ярлыком при рассмотрении некоторых элементов его эссе о вкусе, а именно о том, что его основа — опыт. По мнению Юма, искусство как социальная практика содержится в общей теории человеческого действия, которую он представляет в другом месте, но не развивает явно для его эстетических взглядов.
Юм проводит различие между чувствами и определениями. Чувства всегда верны, потому что они не относятся ни к чему, кроме самих себя. Однако не все определения верны, потому что они относятся к чему-то помимо них самих, к чему-то, что может быть проверено или сфальсифицировано. Красота — это не качество предметов; поэтому суждения о красоте и вкусе — это чувства, а не определения. Если бы красота была качеством объектов, тогда бы мы имели эталон красоты, заключенный в этих прекрасных объектах.Несмотря на этот результат, Юм по-прежнему хочет допускать определенные мнения, которые кажутся верными исходя из опыта. Хотя есть некоторые объекты, которые могут быть близки по красоте друг к другу, есть другие, которые явно кажутся более красивыми, чем другие объекты.
В качестве яркого примера Хьюм широко известно утверждение, что никто — в здравом уме — не подумает, что Огилби и Милтон не имеют разницы в совершенстве. Но это различие не в самом объекте, потому что красота не является свойством объектов, а находится только в уме.Итак, предметы, которые влияют на высшие чувства человека, мы считаем более красивыми. Эти аффекты являются результатом культурных традиций и поэтому могут изменяться. Но в культуре существует стандарт вкуса, который не является явным, как закон, но основан на опыте (включающем практику и сравнение), особенно на опыте правильного человека. Юм обращается к истинному судье, который смог бы точно оценить красоту объекта, потому что этот человек обладал бы «сильным чувством, объединенным с тонкими чувствами, улучшенным практикой, усовершенствованным путем сравнения и очищенным от всех предрассудков.Объединенное мнение этих очень редких людей составило бы эталон вкуса. Эталон вкуса живет в пределах этих истинных судей. Признавая лучшие суждения, высказанные определенными людьми, стандарты вкуса, которые они представляют, становятся общедоступными.
Однако важно не путать истинного судью Юма с кем-то вроде критика современного искусства. Судья не применяет стандарты вкуса к различным объектам восприятия. Если так, то красота будет найдена в предметах или в какой-то другой сфере.Чтобы лучше понять, что имеет в виду Юм, мы можем объяснить это следующим образом: многие люди видели, что смотрят на что-то, но не понимают, что они видят. А потом приходит кто-то другой и показывает им, что искать (или как это правильно увидеть). Внезапно они могут правильно воспринимать объект. В качестве другого примера рассмотрим кого-то издалека. Вы можете подумать, что этот человек — ваш друг. Но по мере того, как расстояние становится меньше и восприятие становится яснее, становится очевидно, что этот человек — чужой.Эти аналогии и имеют в виду Юм. Истинный судья не применяет стандартов, но у настоящего судьи более совершенное восприятие. А идеальное восприятие — залог хорошего вкуса. Отсюда следует, что улучшение восприятия предметов улучшит вкус.
ч. Эдмунд Берк
Подобно Юму и другим, Эдмунд Берк (1729-1797) признал, что нет ничего более неопределенного, чем вкус. Юм пытался показать, что, поскольку мы верим, что существуют мнения экспертов по вопросам вкуса, то вкус не может быть просто личной прихотью.Он даже утверждал, что вполне вероятно, что стандарты разума и вкуса у людей одинаковы. Берк утверждает, что объяснение того, что разум и вкус кажутся такими разными, заключается в том, что все больше людей развивают разум на более высоком уровне. Ошибка в рассуждении может иметь гораздо более негативные последствия, чем ошибка вкуса. Например, кардиохирург, размышляющий о том, какая операция необходима, будет иметь более серьезные прямые последствия, чем тот, кто пытается рассуждать о том, является ли Пабло Пикассо лучшим художником, чем Марк Шагал.Стремление развивать вкус отсутствует, поэтому большинство людей не уделяют ему много времени.
Хотя Берк осознавал неоднозначность вкусов, он поставил перед собой цель попытаться раскрыть принципы вкуса. Одной из его отправных точек было единообразие органов восприятия людей. Многие люди подчеркивают разницу между восприятием людьми одного и того же события, что приводит к убеждению, что люди воспринимают вещи по-разному. Берк, однако, утверждает, что если бы органы чувств людей функционировали совершенно иначе, то любые рассуждения были бы невозможны.Если бы, например, два человека смотрели на дерево, тогда не было бы ничего, на чем можно было бы обосновать их отдельные утверждения о том, что это дерево. Они могут захотеть описать то, что видят, в противоречивых терминах, но, как утверждает Берк, их органы чувств фактически должны воспринимать один и тот же объект. Часть его метода заключалась в том, чтобы каталогизировать различные виды объектов и то, как они влияют на чувства и на какие чувства они влияют. В частности, Берк решил классифицировать объекты в соответствии с их удовольствием или болью.Посредством этого каталога Берк, по его мнению, продемонстрировал, что люди испытывают одинаковые физические реакции боли и удовольствия на различные объекты. Этот каталог также дает основу для более точной теории вкуса, показывая сходные реакции людей на различные чувственные стимулы.
Для Берка удовольствие и боль составляют две основные эстетические отправные точки для оценки вкуса, сначала через чувства и воображение. Поскольку человек редко переходит от боли к удовольствию или наоборот, Берк вводит безразличие как нейтральную отправную точку для получения опыта.Другими словами, человек переходит из состояния безразличия либо к удовольствию, либо к боли. Если человек находится в безразличном (или нейтральном) состоянии, то музыка, например, заставляет его перейти в состояние удовольствия. Сила воображения использует удовольствие или боль, чтобы распознать свойство объекта, которое вызвало это конкретное чувство. В зависимости от того, какой из них, объект считается красивым или уродливым в зависимости от степени удовольствия или боли. Итак, представление Берка о вкусе состоит из трех вещей: первичных чувственных удовольствий, вторичных удовольствий воображения и выводов способности рассуждать.
И. Иммануил Кант
Иммануил Кант (1724–1804), благодаря своей третьей серьезной критике эстетических суждений, продолжает оказывать огромное влияние на эстетику. О различных аспектах эстетической теории Канта написано много, поэтому в этом разделе мы сосредоточимся исключительно на его представлениях о вкусах. Хотя Кант полностью полагал, что вкус субъективен, он, тем не менее, ссылался на суждения вкуса, а не на что-то вроде вкусовых ощущений. Этот выбор не был отрицанием релевантности чувств, поскольку вкус связан с удовольствием, но он хотел выяснить, существуют ли какие-либо априорные принципы вкуса.
Как человек, любивший теоретические системы, неудивительно, что Кант делит суждения вкуса на моменты. Есть четыре момента, которые соответствуют четырем суждениям (качество, количество, отношение и модальность), найденным в Критике чистого разума. Первое мгновение, бескорыстное удовольствие соответствует качеству. Это означает, что для того, чтобы суждение было вынесено на основе вкуса, оно не должно включать в себя никакого интереса, кроме самого себя. Незаинтересованность — это не то же самое, что незаинтересованность.Беспристрастность ближе к некому отстранению. Объекту нечего дать, кроме самого себя; нет никакого интереса, кроме самого себя. Найдя дорогой предмет, можно сказать, что он красивый. Однако, строго говоря, это не было бы оценкой вкуса, если бы кто-то думал также о сумме денег, которую можно получить от его продажи.
Второй момент, всеобщее удовольствие, соотносится с количеством. Он сохраняет общее убеждение (или чувство), что суждения о красоте не полностью субъективны.Мы часто ожидаем, что другие разделяют эту веру. Например, для нас было бы весьма необычным, если не тревожным, то, что кто-то буквально верил, что закат не обладает хоть какой-то красотой. Поскольку Кант не утверждает определенного стандарта красоты, он не утверждает, что все действительно согласятся, какие предметы красивы. Суждения о красоте единичны; они касаются одного объекта за раз, и каждое суждение представляется универсальным.
Третий момент, форма целеустремленности, соответствует отношению.В частности, он сосредотачивается на отношении цели или цели, конечной причины. Цель, для которой создается объект, определяет способ его создания. Молоток предназначен для забивания гвоздей в дерево; Итак, представление о его назначении существовало до самого молота. Однако суждения о вкусе (или красоте) не зависят от концепций, поэтому кажется, что они не могут иметь цели. Но Кант считает, что суждение о красоте не может быть только чувством: оно должно основываться на формальных свойствах. Чтобы преодолеть эту проблему, Кант использует выражение «целенаправленность без цели.«Это субъективно; мы должны вообразить, что объект имеет цель, хотя с точки зрения эстетики ее нет.
Четвертый и последний момент, необходимое удовольствие, соответствует модальности. Неудивительно, что Кант не думает, что люди находят что-то прекрасное, потому что они обязательно должны это найти. Кант объясняет, что эта необходимость подразумевает, что красивый объект образцовый . Когда мы видим красивое произведение искусства, мы хотим имитировать его, как если бы существовали правила, которым нужно следовать, чтобы создать такой же красивый объект.Художники используют методы, которым можно научиться, но Кант считает, что невозможно научить кого-то, как создавать прекрасное произведение искусства, даже если этот человек владеет всеми техниками данного искусства. Взятые вместе, эти четыре момента составляют основные аспекты определения вкуса.
4. Философы девятнадцатого и двадцатого веков: шаг в сторону от вкуса
Теории вкуса возникли в 18, и веках, и почти так же быстро исчезли.Как показывают чистые цифры, 19 философов – века меньше интересовали вкусы, чем 18 мыслителей – века. Они не отказались от эстетического вкуса; скорее, они перешли от разговоров об эстетическом вкусе к разговору об эстетическом отношении. На каком-то уровне это изменение может показаться простым семантическим различием, но, хотя оно пересекается со вкусом, разговоры об эстетическом отношении предлагают определенные различия. (См. Также статью об эстетическом отношении для более полного рассмотрения.)
Вкус очень внешний, особенно в том, что касается эстетической оценки.Объект обладает конкретными свойствами, которые воспринимающий должен оценить как красивое или нет. Неспособность сделать правильное суждение рассматривалось наблюдателем как недостаток. По мнению некоторых предыдущих философов, это могло быть недостатком достоинств человека, который мешает способности воспринимать красоту объекта. Для других это может быть больше связано с недостатком знаний или, по крайней мере, с правильными знаниями. Ключевая идея большинства традиционных теорий вкуса заключалась в том, что объект обладает свойствами, которые наблюдатель должен открыть, хотя во взглядах таких людей, как Юм, наблюдается сдвиг.
Напротив, эстетика выводит на первый план отдельного наблюдателя. Состояние ума смотрящего становится более важным, поскольку его или ее отношение помогает или препятствует возможности эстетического опыта. Независимо от того, верили ли в это теоретики первоначальной эстетической установки, эти теории позволяют рассматривать более широкий круг объектов как эстетические. Кажется, что если просто принять эстетическую позицию, любой объект можно рассматривать как эстетический объект. С точки зрения теоретиков вкуса, объект, помимо зрителя, должен быть достоин той эстетической оценки, которую он получает.Еще одно отличие состоит в том, что эстетическое отношение, казалось бы, можно включать и выключать. Кто-то может принять эстетическую установку в данном случае, но проигнорировать ее в очень похожей ситуации на следующий день. Кажется, в этом есть доля правды, потому что вы можете войти в художественный музей, желая и ожидая увидеть прекрасные вещи, но вы также можете войти, отказавшись видеть что-либо в эстетическом свете. Согласно соответствующим теориям, вкус — это не то, что включается и выключается.У человека либо развито, либо настроено чувство вкуса, либо нет. Другими словами, эстетическая установка — это точка зрения, которую каждый принимает, в то время как эстетический вкус, кажется, больше связан с развитием человека и его природой.
Две основные версии теорий эстетического отношения встречаются в трудах Артура Шопенгауэра и Эдварда Буллоу. Можно сказать, что мысли Шопенгауэра (1788-1860) об эстетике знаменуют собой переход от теорий эстетического вкуса к эстетическим установкам. Шопенгауэр часто использует термин эстетическое созерцание , а не отношение.Но кажется очевидным, что более позднее использование отношения может быть применено задним числом к его использованию созерцания. Чтобы получить эстетический опыт, воспринимающий должен иметь иное восприятие объекта. Больше не сосредотачиваясь на деталях, воспринимающий переживает идеи, заложенные в объекте. Мы могли бы предположить, что этот переход от частностей к идеям происходит, когда воспринимающий занял эстетическую позицию, хотя Шопенгауэр никогда четко не объясняет этого.Такое отношение и опыт временны; это непостоянный отдых от страданий жизни. Для Шопенгауэра отношение очень важно. Большинство вещей, если рассматривать их с правильным эстетическим подходом, станут прекрасными в уме (или восприятии) этого конкретного человека.
Эдвард Буллоу (1880-1934) — не обычное имя в большой истории философии, но он внес небольшой, но значительный вклад в область эстетики. Работая психологом, он развил понятие психической дистанции (продолжение бескорыстия), которое должно было обосновать его идею эстетического отношения.Он часто использует выражение эстетическое сознание вместо эстетического отношения .
Буллоу хотел развить представление об опыте искусства, не обращаясь к какой-либо отдельной характеристике, присутствующей во всем искусстве, поскольку он не верил, что такая характеристика существует. Это убеждение помогает проиллюстрировать сдвиг, который произошел с 18 – века, когда многие все еще считали красоту главной характеристикой искусства. Буллоу был больше озабочен тем, чтобы сосредоточиться на опыте, который произведение искусства вызывает у смотрящего.Например, два человека, смотрящие на один и тот же объект, могут иметь очень разные переживания. Его решение этой дилеммы — это то, что он называет психической дистанцией. Буллоу считал, что смотрящий должен иметь правильную дистанцию между собой и произведением искусства. Слишком большое или слишком маленькое расстояние помешает полноценному эстетическому восприятию. Это может быть похоже на разговор: представьте, что вы пытаетесь поговорить с кем-то в обычном разговоре, и он отодвигает свое лицо на один дюйм от вашего.Было бы слишком отвлекаться, чтобы продолжить. Точно так же, если бы кто-то стоял в сотне футов от вас, было бы невозможно достичь близости, необходимой для хорошего разговора. Хотя не существует точной дистанции, которую нужно иметь при переживании искусства (или во время беседы), существует диапазон расстояний, и наблюдатель должен находиться в этом диапазоне, чтобы иметь возможность получить эстетический опыт. По мнению Буллоу, именно эта дистанция напрямую влияет на вкус к произведениям искусства.Наблюдателю важно научиться определять правильное расстояние, которое может варьироваться от человека к человеку. Люди создают дистанцию, убирая с объекта практический интерес.
5. Современная философия и не только
Теории вкуса достигли своего апогея в 18 -м веке. Они уменьшились, а затем изменились в 19 -м веках. Они остались без особого значения в 20 -м веках. Сейчас, в 21 -м веке, мало кто действительно говорит о теории вкуса.Являются ли эти теории всего лишь пережитками прошлого, которые мы должны находить интересными только как исторические артефакты? Как мы можем объяснить тот факт, что люди обычно и многозначительно говорят об эстетическом вкусе, в то время как в академическом дискурсе он, кажется, уменьшился? Непонятно, как нам отвечать на такие вопросы. Однако, несмотря на то, что вкус больше не является важной идеей, в современный мир был внесен заметный вклад.
а. Пьер Бурдье
Французский социолог Пьер Бурдье (1930-2002) попытался применить методы социальных наук к пониманию эстетики.В этом смысле он уникален, потому что он не работал в традиционных философских рамках, которые окружают вопросы красоты, вкуса и эстетического опыта. Он изучал, как люди развивают свои вкусы в различных областях, но особенно в музыке. Хотя деньги и время важны для развития культурных знаний, Бурдье утверждает, что важнейшим компонентом является то, как человек воспитывается дома и в других учреждениях, например в школе. Он использует термин культурный капитал для обозначения чьих-либо социальных активов, таких как образование.Хотя деньги могут помочь кому-то получить некоторые социальные активы, основная идея состоит в том, что культурный капитал помогает человеку достичь более высокого класса, чем его чисто финансовые активы.
Для встроенных реакций отдельного человека на объекты культуры Бурдье дает имя hazabitus . Люди принадлежат к разным эстетическим сферам, и их предпочтения очень похожи внутри сферы. Он приходит к выводу, что нет ценности, которая руководит эстетическим вкусом; он развивается в классе человека.Это отличается от взглядов традиционной философии, которые склонны отдавать предпочтение понятиям красоты и вкуса, выходящим за пределы чьей-либо точки зрения в сфере идей или даже Бога, без привязки к классу или контексту человека. Поскольку люди подходят к вещам из конкретной ситуации, Бурдье утверждает, что социальный контекст людей в значительной степени повлиял на их подход к эстетическому вкусу. Чтобы продемонстрировать эту идею, Бурдье опросил множество людей, принадлежащих к разным социальным классам. Он обнаружил, например, что люди из рабочего класса верят, что объекты должны выполнять функцию, даже эстетические объекты.Однако представители высших классов считают, что объект может быть ценен сам по себе. Один класс, подумал Бурдье, будет почти противен господствующему искусству другого класса. Таким образом, для Бурдье вкус развивается в рамках социального контекста, но можно перейти в другой класс, приобретя культурный капитал.
г. Вкусовые качества
Эстетический вкус зародился как удобная метафора для суждения о прекрасном. Некоторые недавние философы начали исследовать, следует ли рассматривать вкус только как метафору, оторванную от его естественного окружения.Другими словами, может ли настоящий вкусовой вкус иметь существенную связь с традиционным и более метафорическим представлением о вкусе? Это спорная тема, у которой очень мало промежуточных позиций.
Вкусовые качества можно изменить — как в положительную, так и в отрицательную сторону — с опытом или образованием. Во всем мире люди используют разные методы приготовления продуктов, которые придают разный вкус. Знание того, как смешивать ароматы и как правильно употреблять определенные продукты, улучшит вкус и удовольствие от определенных продуктов и напитков.Скотч, например, представляет собой сложный напиток, который может содержать сладкий, дымный, пряный, цитрусовый и другие ароматы. Умение пить скотч, чтобы попробовать все эти вкусы, не является автоматическим. Хотя может и не быть абсолютно правильного способа его пить, есть способы выпить его, чтобы вы попробовали все, что он может предложить. Точно так же в контексте искусства можно научиться ценить определенные виды искусства, узнав, как правильно их воспринимать и переживать. Это не имеет ничего общего с тем, понравится ли человеку какое-то искусство.Дело просто в том, что можно изменить или улучшить свой вкус, узнав больше об объекте или типе объекта. Такое образование и утонченность обычно увеличивают удовольствие, получаемое в обоих контекстах.
Соответствие вкусовых качеств традиционным эстетическим вкусам, по-видимому, зависит от статуса еды как искусства. Здесь возникают более серьезные вопросы, позволяющие связать два вида вкусов. Есть некоторые более общепризнанные характеристики искусства, которые могут помочь в решении этого вопроса.Искусство обычно считается выражением эмоций или идей. Хотя кто-то, готовящий еду, может иметь положительные эмоции по поводу еды или тех, кто ее будет есть, сама еда, похоже, не выражает эмоций. Теперь может возникнуть ситуация, когда один человек заявляет, что повар должен любить ее, потому что повар приготовил ее любимое блюдо. Здесь есть некое общение, но вопрос в том, происходило ли общение через еду как искусство, потому что нечто подобное можно передать с помощью покупного в магазине шоколада или даже бутылки вина.Эти вещи могут не иметь значения (или того же значения) для кого-либо еще. В той мере, в какой для искусства необходимы значение или выражение, вкусовой вкус, кажется, не соответствует традиционным (и метафорическим) теориям вкуса, предложенным Элизабет Телфер, хотя она считает, что еда — второстепенное искусство.
г. Некоторые изменения в аналитической философии
Несмотря на то, что зенит для теорий вкуса прошел, они нашли некоторый интерес среди современных философов-аналитиков. Разговоры об эстетических суждениях и интерпретациях более распространены, но есть некоторые важные темы, которые привлекли внимание в недавней дискуссии.С появлением связи между вкусовым и эстетическим вкусом некоторые философы стали уделять больше внимания личному взаимодействию человека с эстетическим объектом. Кэролайн Корсмейер и другие указали, что вкус как в буквальном, так и в метафорическом смысле требует личного опыта с объектом. Было бы подозрительно утверждать, что они не любят бананы, например, если они никогда их не ели и даже не видели. Точно так же люди не могут обоснованно утверждать, что не любят оперу или картину, которую они никогда не видели и не видели.Это отсутствие личного знакомства становится еще более острым, если они попытаются сделать конкретное заявление, например, заявив, что цвета картины плохо сбалансированы по всей композиции. Это утверждение кажется невозможным, не увидев картину. Хотя мы можем доверять отрицательному отзыву нашего друга и решить не смотреть произведение искусства, мы не можем обоснованно утверждать, что с произведением что-то не так, не испытав этого на собственном опыте. Более того, существует разница между утверждениями о вкусе и другими фактическими утверждениями.Из свидетельств из вторых рук мы могли узнать, что скульптура сделана из бронзы, но мы не могли узнать, насколько она прекрасна, если не увидим ее собственными глазами. Кажется разумным, что какое-то личное переживание самого объекта или подобного объекта (включая звуковые или визуальные представления) важно для оценочного суждения о вкусе. Даже если бы можно было судить о вкусе без непосредственного опыта, для кого-то, по крайней мере, было бы необходимо иметь небольшое представление о типе обсуждаемого объекта.
Возникают вопросы о том, какие предметы подходят для вкусовых суждений, а какие имеют значение. Представьте себе человека, который утверждал, что тостер — самый красивый предмет, который он когда-либо видел. Хотя кажется вероятным, что большинство людей не согласятся, ошибается ли этот человек? Фрэнк Сибли утверждает, что любой может заметить неэстетические качества объекта, но только некоторые люди замечают его эстетические качества. Эти качества помогают наблюдателю распознать объект, достойный восхищения.Но их нелегко распознать из-за опыта и подготовки, которыми обладает каждый наблюдатель. Проблема с этой точкой зрения заключается в том, что может быть широкий спектр законных мнений. Один человек утверждает, что объект умеренно красив, а другой утверждает, что тот же объект в высшей степени красив. Оба взгляда основаны на их восприятии эстетических качеств одного и того же объекта. Кто-то может сказать, что у одного человека вкус более изысканный. Однако есть два остаточных вопроса. У кого изысканный вкус? Кроме того, Джеррольд Левинсон поднимает вопрос о том, что может побудить кого-то развивать свой вкус, чтобы иметь возможность воспринимать более тонкие аспекты эстетического объекта.Кажется, что ответы на вопросы о правильном наблюдателе и правильном объекте никогда не приводят к конкретному ответу, что создает проблемы для теорий вкуса.
В 18, и веках, многие связывали вкус с твердым представлением о нравственной добродетели. Из-за этой связи, которую многие отвергли за последнее столетие, пострадали и теории вкуса, и теории красоты и возвышенности. Однако начало 21 -го и века возродило интерес к нескольким связанным областям: идеям красоты с такими людьми, как Роджер Скратон и Ник Зангвилл, возвышенным с Эмили Брэди и эстетическим опытом с Ричардом Шустерманом.Это повторное появление предполагает, что эти традиционные эстетические концепции, возможно, слишком долго игнорировались. Таким образом, вкус может получить возможность новой жизни в 21, , веке.
6. Ссылки и дополнительная литература
а. Первоисточники
- Буллоу, Эдвард. «Психическая дистанция как фактор в искусстве и эстетический принцип». Британский журнал психологии, т. 5, вып. 2. 1912. С. 87–118.
- В этой статье представлена его самая известная идея: психическая дистанция.
- Берк, Эдмунд. Философское исследование происхождения наших представлений о возвышенном и прекрасном. Лондон, 1757 год.
- В более ранней версии есть его эссе «О вкусе», в котором представлены его основные идеи относительно вкуса.
- Купер, Энтони. Третий граф Шефтсбери. Характеристики мужчин, манеры, взгляды, времена. Лондон, 1711 год.
- В разделе «Моралисты» Шефтсбери излагает большую часть своего взгляда на вкус.
- Гердер, Иоганн Готфрид.Избранные сочинения по эстетике. Отредактировано и переведено Грегори Муром, Princeton University Press, 2006.
- Это сборник работ Гердера по эстетике, а главное обсуждение вкусов можно найти в главах «Критические леса: Четвертая роща» и «Причины утраченного вкуса».
- Хьюм, Дэвид. «Эталон вкуса». В четырех диссертациях, Эдинбург, 1757 г.
- В этом эссе Юм вводит свое понятие идеального судьи.
- Хатчесон, Фрэнсис.Исследование оригинала наших представлений о красоте и добродетели. Лондон, 1725 год.
- Раздел VI развивает его веру в универсальное чувство прекрасного.
- Кант, Иммануил. Критика суждения. Берлин, 1790 год.
- Его обсуждение в разделе четырех моментов имеет особое значение для этой темы.
- Мендельсон, Моисей. Философские сочинения. Берлин, 1761 год.
- В разделе «О сантиментах» Мендельсон (или его Теокл) рассказывает о том, как он готовится к познанию искусства и красоты.
- Плотин, Эннеады.
- В первой Эннеаде, трактат 1, раздел 1, Плотин обсуждает красоту, особенно свою веру в то, что симметрия не может быть единственным требованием красоты.
- Шопенгауэр, Артур. Мир как воля и идея. Лейпциг, 1819 г.
- Его основная работа посвящена основным отраслям философии, но в Книге 3 (Том 1) он сосредотачивается на эстетике.
г. Вторичные источники
- Бердсли, Монро.Эстетика от классической Греции до наших дней: краткая история. Издательство Университета Алабамы, 1966.
- Очень доступная история развития эстетических идей.
- Кан, Стивен М. и Аарон Мескин. Эстетика: всеобъемлющая антология. Блэквелл Паблишинг, 2008.
- Это одна из лучших антологий по истории эстетики, включающая в себя отрывки из большинства основных философов на протяжении всей истории.
- Каррутерс, Мэри.Опыт красоты в средние века. Издательство Оксфордского университета, 2013.
- Глава 4 предлагает проницательный анализ того, как вкус приобрел известность в средневековый период.
- Дики, Джордж. Век вкуса: философская одиссея вкуса в восемнадцатом веке. Издательство Оксфордского университета, 1996.
- Отличный справочник по пяти основным философам вкуса: Хатчесону, Герарду, Элисону, Юму и Канту.
- Гаут, Берис и Доминик МакИвер Лопес, редакторы.Компаньон компании Routledge по эстетике. 3-е изд., Рутледж, 2013.
- Это отличный ресурс для введения в широкий круг вопросов эстетики, но запись Кэролайн Кормейер «Вкус» наиболее актуальна для этой статьи.
- Нил, Алекс и Аарон Ридли, редакторы. Спор об искусстве: современные философские дебаты. 2-е изд., Рутледж, 2002.
- В этой книге представлены некоторые конкурирующие аргументы по разным вопросам, но в Части 1 предлагается полезный обмен мнениями о том, является ли еда искусством.
- Венцель, Кристиан Гельмут. Введение в эстетику Канта: основные концепции и проблемы. Блэквелл Паблишинг, 2005.
- Очень доступное объяснение основных идей эстетической теории Канта.
Информация об авторе
Майкл Р. Спичер
Эл. Почта: [email protected]
Бостонский университет
США
эстетики | Определение, подходы, развитие, значение, примеры и факты
Эстетика шире, чем философия искусства, составляющая одну из его ветвей.Он касается не только природы и ценности искусства, но и тех реакций на природные объекты, которые находят выражение в языке прекрасного и уродливого. Однако вначале возникает проблема, поскольку такие термины, как красивый и уродливый , кажутся слишком расплывчатыми в своем применении и слишком субъективными по своему значению, чтобы успешно разделить мир на те вещи, которые работают, и те, которые не работают, проиллюстрируйте их. Почти все может показаться прекрасным кем-то или с некоторой точки зрения, и разные люди применяют это слово к совершенно разным объектам по причинам, которые часто кажутся мало или совсем не похожими друг на друга.Возможно, существует какое-то единственное основополагающее убеждение, которое мотивирует все их суждения. Однако также может быть, что термин красивый не имеет смысла, кроме как выражение отношения, которое, в свою очередь, привязывается разными людьми к совершенно разным положениям дел.
Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчасБолее того, несмотря на акцент, сделанный философами на терминах красивый и уродливый , далеко не очевидно, что они являются наиболее важными или наиболее полезными как при обсуждении и критике искусства, так и при описании искусства. то, что нам нравится в природе.Чтобы передать то, что важно в стихотворении, мы можем описать его как ироничное, трогательное, выразительное, уравновешенное и гармоничное. Точно так же, характеризуя любимый участок сельской местности, мы можем предпочесть описать его как мирный, мягкий, атмосферный, суровый и вызывающий воспоминания, а не как красивый. Самое меньшее, что следует сказать, — это то, что красивых принадлежит к классу терминов, из которых он был выбран как для удобства, так и для любого смысла, заключающегося в том, что он отражает то, что отличает этот класс.
В то же время, похоже, не существует четкого способа разграничения рассматриваемого класса — по крайней мере, до теории. Поэтому эстетика должна раскинуть свою сеть шире, чем изучение красоты или других эстетических концепций, если она хочет открыть принципы, посредством которых она должна быть определена. Таким образом, мы сразу же возвращаемся к досадному вопросу, касающемуся нашего предмета: что должен изучать философ, чтобы понять такие идеи, как красота и вкус?
Три подхода к эстетике
Три широких подхода были предложены в ответ на этот вопрос, каждый из которых интуитивно разумен:
1.Изучение эстетических концепций или, точнее, анализ «языка критики», в котором выделяются конкретные суждения, отображается их логика и обоснованность. В своем знаменитом трактате «О возвышенном и прекрасном» (1757) Эдмунд Берк попытался провести различие между двумя эстетическими концепциями и, изучая качества, которые они обозначают, проанализировать отдельные человеческие отношения, направленные на них. Различие Берка между возвышенным и прекрасным оказало огромное влияние, поскольку оно отражало преобладающий стиль современной критики.В последнее время философы склонны концентрироваться на концепциях современной теории литературы, а именно на таких, как репрезентация, выражение, форма, стиль и сентиментальность. Исследование неизменно преследует двойную цель: показать, как (если вообще) эти описания могут быть оправданы, и показать, что является отличительным в человеческих переживаниях, которые выражаются в них.
Эдмунд БёркЭдмунд Бёрк, деталь картины маслом из мастерской сэра Джошуа Рейнольдса, 1771 г .; в Национальной портретной галерее в Лондоне.
Предоставлено Национальной портретной галереей, Лондон2. Философское исследование определенных состояний ума — реакций, отношений, эмоций, — которые считаются вовлеченными в эстетический опыт. Так, в основополагающем труде современной эстетики Kritik der Urteilskraft (1790; The Critique of Judgment ) Иммануил Кант обнаружил отличительные черты эстетики в способности «суждения», посредством чего мы занимаем определенную позицию в отношении объекты, отделяя их от наших научных интересов и наших практических интересов.Таким образом, ключ к эстетической сфере лежит в определенном «бескорыстном» отношении, которое мы можем принять по отношению к любому объекту и которое может быть выражено различными способами.
Иммануил КантИммануил Кант, печать опубликована в Лондоне, 1812 г.
Photos.com/Getty ImagesСовсем недавно философы, не доверяющие теории способностей Канта, пытались выразить понятие «эстетического отношения» и «эстетический опыт» другими способами, опираясь на достижения в философской психологии, во многом обязанные Георгу Вильгельму Фридриху Гегелю, феноменологам и Людвигу Витгенштейну (точнее, Витгенштейну из Философских исследований [1953]).При рассмотрении этих теорий (некоторые из которых обсуждаются ниже) необходимо иметь в виду важное различие: различие между философией разума и эмпирической психологией. Философия — это не наука, потому что она не исследует причины явлений. Это априорное или концептуальное исследование, основная задача которого — идентифицировать, а не объяснять. По сути, цель философа — дать как можно более широкое описание самих вещей, чтобы показать, как мы должны их понимать и как мы должны их ценить.Два наиболее известных современных философских метода — феноменология и концептуальный анализ — склонны рассматривать эту цель как отличную от цели науки и (по крайней мере частично) до нее. Ибо как мы можем начать объяснять то, что нам еще предстоит определить? Хотя проводились эмпирические исследования эстетического опыта (упражнения в психологии красоты), они не являются частью эстетики, рассматриваемой в этой статье. В самом деле, примечательная скудость их выводов может быть разумно объяснена их попыткой предоставить теорию явлений, которые еще не получили должного определения.
Георг Вильгельм Фридрих ГегельГеорг Вильгельм Фридрих Гегель, гравюра Лазаря Готлиба Зихлинга.
Предоставлено Universitätsbibliothek Leipzig, Portrait Collection 21/323. Философское исследование эстетического объекта. Этот подход отражает точку зрения, согласно которой проблемы эстетики существуют прежде всего потому, что мир содержит особый класс объектов, на которые мы избирательно реагируем и которые описываем в эстетических терминах. Обычный класс, выделяемый в качестве основных эстетических объектов, — это произведения искусства.Все остальные эстетические объекты (пейзажи, лица, objets Trouvés и т. П.) Обычно включаются в этот класс только потому, и в той степени, в которой они могут рассматриваться как искусство (или так утверждается).
Если мы примем такой подход, тогда исчезнет реальное различие между эстетикой и философией искусства; эстетические концепции и эстетический опыт заслуживают своих названий, поскольку являются, соответственно, концепциями, необходимыми для понимания произведений искусства, и опытом, вызванным столкновением с ними.Таким образом, Гегель, возможно, оказавший наибольшее влияние на философию современной эстетики, считал главной задачей эстетики изучение различных форм искусства и духовного содержания, присущего каждой из них. Большая часть эстетики последнего времени была сосредоточена на художественных проблемах, и можно сказать, что теперь ортодоксально рассматривать эстетику исключительно через изучение искусства.
Третий подход к эстетике не требует такой концентрации на искусстве. Даже тот, кто считал искусство не более чем одним проявлением эстетической ценности — возможно, даже сравнительно незначительным проявлением — может полагать, что первая задача эстетики — изучить объекты эстетического опыта и найти в них истинные отличительные черты эстетическая сфера.Однако, если мы не ограничим область эстетических объектов, становится чрезвычайно трудно поддерживать, что у них есть что-то общее, кроме факта пробуждения аналогичного интереса. Это означает, что мы все-таки должны быть вынуждены принять второй подход к эстетике. И кажется, нет более правдоподобного способа ограничения области эстетических объектов, чем через концепцию искусства.
Три подхода могут привести к несовместимым результатам.