Психология и музыка: Психология музыкальных предпочтений: почему мы это слушаем

Содержание

Музыкальная психология: воздействие музыки на человека

Скорей всего, в прежние, советские годы, статью на подобную тему мне пришлось бы начать с классического высказывания В.И.Ленина о музыке немецкого композитора Л.ван Бетховена, которую вождь мирового пролетариата назвал «божественной» и «нечеловеческой».

Ортодоксальные коммунисты охотно цитируют первую часть ленинского высказывания о том, что музыка будит в нем сентиментальность, что хочется плакать, гладить детей по головкам и говорить милые глупости. Меж тем, имеется и вторая часть – далеко не столь сентиментального свойства: Ильич словно спохватывается и вспоминает, что время сейчас не то, «надо не гладить, а бить по головкам, и бить больно».

Так или иначе, Ленин вёл речь именно о воздействии музыки на человека, на его эмоции и чувства. А способен ли голос певца, исполнителя затронуть самые потаённые струны души, вызвать в ней настоящий переворот? Ещё как!

Когда всё бьет в точку!

Хорошо известно, что песенное искусство поклонники любят очень избирательно. Одни слушают ради исполнителя, другие – ради музыки и аранжировки, третьи наслаждаются хорошим поэтическим текстом. Редко когда всё сходится в одну точку – тогда мы можем вести речь о музыкальном шедевре.

Знакомо ли вам ощущение, когда при первых же звуках голоса другого человека у вас мурашки по коже бегут, а потом случается нечто вроде озноба, когда бросает попеременно то в жар, то в холод? Несомненно!

«Марш, марш, вперед, рабочий народ!»

Голос может позвать на баррикады. Особенно, если в нём звучит металл, непоколебимая уверенность в правоте дела, готовность отдать за него жизнь. В фильмах «Молодая гвардия» обреченные на смерть девушки поют хором народную украинскую песню про сокола «Дивлюсь я на небо», в фильме «Юность Максима» заключенные подхватывают «Варшавянку». Жандармы затыкают им рот, но тщетно.

Высоко – значит, пронзительно!

Голос – это еще и тембр. Авторское пение – тембральное пение. «Серебряный голос» России Олег Погудин – исполнитель с высоким тембром. Кому-то такое исполнение кажется не мужским, не мужественным. Как сказать… Вот, например, пронзительная русская народная песня «То не ветер ветку клонит» в его исполнении. Не проникнуться эмоциями, кажется, просто невозможно:

Пониже, пониже…

И все-таки исполнители с низким баритоном, с низким тембром голоса оказывают куда более магическое воздействие на публику, особенно на женскую её половину. Таков французский шансонье Джо Дассен. Кроме продуманного внешнего облика – распахнутой на груди белой рубашки, из-под которой виднеются темные волосы – он покорял слушателей харизматичностью и задушевностью исполнения. С первых аккордов, с первых звуков голоса душа уносится куда-то вдаль – к идеалу, к небу:

Наконец, Владимир Высоцкий – видевший каждого человека в зале, работавший всегда с полной отдачей и могущий не хрипеть, когда пел о любви. Тут уж все женщины были его!

Словом, воздействие музыки на человека не просто велико – оно сродни катарсису. Впрочем, это уже тема следующей статьи…

Автор – Павел Малофеев

Почему вам это нравится? Наука и культура музыкального вкуса – аналитический портал ПОЛИТ.РУ

Издательства «КоЛибри» и «Азбука-Аттикус» представляют книгу Нолана Гассера «Почему вам это нравится? Наука и культура музыкального вкуса» (перевод Алексея Михеева и Киры Михеевой).

Чем нас привлекает музыка и почему она оказывает на нас такое мощное воздействие? Как связаны музыкальные предпочтения человека и его психологические особенности, а также устройство его мозга? Почему некоторые песни вызывают у нас восторг, а другие повергают в уныние? Что такое музыкальный генотип и какой генотип у вас? Ответы на эти и многие другие вопросы о музыке вы найдете на страницах этой книги, написанной с максимальной научной глубиной, однако понятной не только профессиональным музыкантам или ученым, но и обычным любителям музыки. Нолан Гассер — композитор, пианист, музыковед, создатель «Проекта музыкального генома» стримингового сервиса Pandora — привлекает в своем новаторском исследовании истоков музыкального вкуса точные и естественные науки, а также психологию, культурологию и социологию. Чтобы разобраться в «музыкальном генотипе» каждого из нас, автор погружает читателей в мир их любимых жанров — поп-, рок-музыки, джаза, хип-хопа, электроники, этнической музыки и классики — и анализирует широкий спектр произведений, от Тейлор Свифт, Led Zeppelin и Кендрика Ламара до Билла Эванса и Бетховена. Эта книга научит вас следить за музыкальным дискурсом произведения, лучше понимать и анализировать разные жанры, поможет стать более продвинутым и увлеченным слушателем, даст инструменты для совершенствования и расширения ваших музыкальных предпочтений и разовьет ваш музыкальный вкус. Вы никогда уже не сможете слушать музыку так, как прежде, — ваше удовольствие от музыки вырастет во много раз.

Предлагаем прочитать фрагмент вводной части книги.

Что такое музыкальный вкус?

Прежде чем глубже погрузиться в анализ факторов, определяющих ваш музыкальный вкус, будет нелишним точно определить, что означает это выражение, по крайней мере в контексте данной книги. На поверхностном уровне «музыкальный вкус» связывают с той музыкой, которая соотносится с личными предпочтениями, поэтому иногда используется также более формальный аналог — «музыкальные предпочтения», особенно в академической литературе. Мы склонны слушать музыку, которая нам нравится, которая положительно влияет на нас на эмоциональном и/или интеллектуальном уровне, которая заставляет нас чувствовать себя хорошо, предпочитая ее той, что имеет противоположный эффект, — так, во всяком случае, мы хотели бы думать. И тем не менее значительную часть наших взаимоотношений с музыкой едва ли можно так прямолинейно увязать с нашими осознанными намерениями.

Согласно исследованиям социальных психологов Маттиаса Мэла и Джеймса Пеннебейкера, среднестатистический человек слушает музыку около 14 % своей «бодрствующей» жизни — примерно столько же, сколько смотрит телевизор, и примерно наполовину меньше, чем проводит за разговорами. При условии восьмичасового сна это два с половиной часа ежедневно — или более пятнадцати часов в неделю; более того, для многих из нас в реальности эти значения гораздо выше. Не вся эта музыка, конечно, выбирается нами сознательно и даже не вся нам нравится, то есть наш музыкальный барометр постоянно подвергается атакам и требует настройки.

Например:

Вы начинаете свой день занятиями на велотренажере в зале, потея под хипхоп и поп-хиты Lil John, The Black Eyed Peas, Тейлор Свифт и Майкла Джексона; едете на работу и переключаетесь между радиостанциями, играющими классический рок вроде Eagles, Steely Dan и Lynyrd Skynyrd и альтернативный — Panic! At the Disco, The Killers и Imagine Dragons; в лобби на работе в вашу беседу встревают традиционные хиты ритм-энд-блюза — Эл Грин, Отис Реддинг и Арета Франклин; быстрый забег в супермаркет преподносит вам «стандарты» Фрэнка Синатры, Майкла Бубле и Этты Джеймс; а ужин с друзьями в итальянском ресторане сопровождают старые добрые Луи Прима, Лучано Паваротти и Дин Мартин. И только когда вы возвращаетесь домой, то уже перед сном ставите диск или цифровой плейлист, который выбираете сами, — возможно, это Чайковский, Maroon 5 или Фела Кути.

Приведенный выше гипотетический сценарий иллюстрирует тот факт, что для большинства из нас музыка, которую мы слушаем каждый день, — это сложная смесь, возникающая в ходе произвольно или непроизвольно складывающихся ситуаций, связанных с разнообразными обстоятельствами жизни: среди прочих практическими (мотивация в зале), функциональными (по дороге на работу), окружающими (в продуктовом магазине), социальными (в ресторане) и досуговыми (выбор компакт-диска дома). Таким образом, наш музыкальный вкус в процессе повседневных дел и занятий постоянно поддерживается либо атакуется, понимаем мы это или нет. Это, в свою очередь, дает возможность лучше воспринимать и критически оценивать ту музыку, которая нас окружает, слушать ее более осознанно, а также анализировать факторы, влияющие на то, какая музыка нам нравится, а какая нет. Добиться, чтобы это происходило несколько чаще и в несколько большем объеме, чем это обычно бывает, — одна из основных задач этой книги. Иными словами, ее цель — не только рассказать о природе вашего музыкального вкуса, но и снабдить вас инструментами для его улучшения.

Хороший вкус против плохого

Следует отметить, что смысл, в котором здесь используется выражение «музыкальный вкус», отличается от другого общепринятого понимания — когда понятие «вкус» входит в область эстетики и имеет более объективные и точные коннотации. При этом считается, что «вкус» человека — музыкальный или любой другой — зависит от уровня его развития, культуры и воспитания, а также предполагает способность воспринимать в художественном объекте нюансы красоты и духовности.

Вера в то, что «истинные» произведения искусства обладают объективными качествами, которые способен воспринимать и которых должен придерживаться нравственный, образованный человек, уходит корнями в «Государство» Платона, но своего пика достигла в XVIII веке в работах Канта и Юма. В широко известном эссе «О норме вкуса» (Of the Standard of Taste, 1757) последний утверждал, что, хотя мнения о произведениях искусства могут быть субъективными, сами по себе произведения так или иначе соответствуют или не соответствуют стандартам того, чтобы быть действительно достойными. Эти стандарты строятся на наборе «правил», которые основаны на высоконравственных суждениях. Однако, учитывая, что обычный человек обращается к «более грубым и более осязаемым качествам объекта», только «истинный» критик может определить, является ли произведение искусства достойным. Юм признает индивидуальные и культурные предпочтения, но настаивает, что, только обладая достаточным опытом и практикой, можно развить «хороший» вкус.

Руководствуясь подобным взглядом на музыку, влиятельное британское издание The Musical World опубликовало в 1838 году статью под названием «О музыкальном вкусе». В ней анонимный автор, опираясь на предположительно объективные основания, взялся определить личность «величайшего» из всех композиторов. «Лучшая музыка, — пишет он, — сочиняется с целью возбуждения в наших умах самых благородных эмоций», а именно тех, «что связаны с преклонением перед Высшей Сущностью. Исходя из этого, величайшим композитором следует признать Генделя».

Тот факт, что эмпирическая «истина» относительно ценности того или иного композитора — в данном случае мастера барокко Георга Фридриха Генделя — может быть точно определена, представляется этому автору бесспорным. И следовательно, все зависит от того, насколько успешно отдельный слушатель сумел развить свой «вкус», чтобы отличить в музыкальном искусстве «золото от мишуры».

Хотя подобные жесткие требования единого вкусового стандарта уступили в наше время более широким представлениям о субъективном художественном суждении, идейные последователи Юма все еще пользуются расхожими представлениями о «хорошем» и «плохом» вкусе и о «высоком» и «низком» искусстве.

В интеллектуальных рассуждениях на эту тему обычно от философии переходят к социологии и психологии: считается, что вкус полностью зависит от классовой принадлежности, уровня образования и благосостояния — и такой подход может неоправданно повлиять на то, как мы воспринимаем других и себя. Более подробно о том, как всё это соотносится с музыкой, мы поговорим в интерлюдии Е.

И хотя сам я могу безоговорочно признавать более высокую художественную ценность некоторых музыкальных произведений относительно других — например, если взять крайний случай, превосходство «Страстей по Матфею» (Matthäus-Passion) И. С. Баха над «Gangnam Style» исполнителя PSY, — но при этом тут же соглашусь, что в конечном счете подобное суждение — всего лишь мое мнение. То, что оно разделяется большим — возможно, подавляющим и исторически подтверждаемым — числом других людей, делает его мнением общепризнанным, но вовсе не «истинным» в объективном, эмпирическом смысле; несомненно, среди миллиарда с лишним посмотревших известный видеоклип найдутся те, кто сочтет, что современная танцевальная кей-поп-песня с заразительными риффами и бодрым грувом обладает более высокой эстетической ценностью, чем немецкая духовная оратория XVIII века с ее витиеватыми облигато и переливистыми ариями, — пусть даже мне хотелось бы на них за это прикрикнуть.

В то же время можно говорить о некотором объективном различии между музыкальными произведениями, если речь заходит о художественном мастерстве, технической изощренности, формальном масштабе и т. д. То есть поп-композиция в три с половиной минуты для одного певца и группы из четырех человек, использующих повторяющийся рисунок из 3–4 аккордов, явно менее замысловата, чем произведение на два с половиной часа для оркестра, хора и солистов, разделенное на множество частей, со сложными, постоянно меняющимися гармониями и поразительным контрапунктом (несколько голосов, движущихся одновременно). Тут Бах уложит PSY одной левой. Однако умение впечатлять отнюдь не является гарантом эстетической ценности.

Как бы то ни было, в этой книге подобные споры будут излишни. «Правда» в том, что каждый из нас в какой-то конкретный момент любит одни музыкальные произведения и не любит другие, и если сказать человеку, которому нравится «Gangnam Style», что у него «плохой вкус», то он, скорее всего, только разозлится, но своего мнения не изменит. Для каждого из нас будет полезней лучше понять природу наших собственных текущих предпочтений, а также лежащих в их основе музыкальных компонентов, чтобы наша музыкальная вселенная постоянно совершенствовалась и расширялась — вероятно, даже до любви к «Страстям по Матфею», хотя до этого может и не дойти.

Моя нерешительность выносить какое-либо «элитарное» суждение о чьих-то эстетических чувствах независимо от того, насколько я убежден в своих, несомненно, объясняется тем, что американской нации вообще свойственны эгалитарность и исторически сложившееся стремление к свободе мнений и самовыражения.

Примером может служить отрывок из газеты середины XIX века The Spirit of the Times (Нью-Йорк, 1854), где автор по имени Вейл возражает тем, кто осуждает «отсутствие музыкального вкуса в Америке», отмечая: «Ни для музыки, ни для вкуса не существует стандарта. Это скорее ощущается, чем поддается объяснению. Все лучшее — негласно, и оно лежит глубоко в сердцах всех живых существ».

Утверждение Вейла — это, несомненно, вариация на тему древней латинской идиомы de distibus non est disputandum («о вкусах не спорят»), подразумевающей, что вкусы каждого субъективны и поэтому обсуждать вопрос о том, что «правильно», а что «неправильно», бесполезно. Это не значит, что мы никогда не спорим и вообще не должны этого делать, однако подобные рассуждения вряд ли повлияют на чье-то мнение. Лучше обсудить с самим собой: каков мой нынешний музыкальный вкус и что я собираюсь с ним делать?

Определение

Теперь, после всей этой прелюдии, я готов представить свое, сформулированное специально для этой книги определение «музыкального вкуса»:

Музыкальный вкус — это сочетание всех музыкальных и культурных измерений — от макроуровня жанров, стилей и эпох до микроуровня определенных музыковедческих атрибутов, — которое в данный момент и в данной конфигурации соответствует предпочтениям человека и воспринимается им положительно.

Достаточно запутанно, надо признать, так что давайте немного притормозим, чтобы внести чуть большую ясность.

Под «сочетанием всех музыкальных и культурных измерений» я подразумеваю каждый возможный элемент или параметр песни или композиции, который придает ей индивидуальность[1]. С одной стороны, они включают в себя метаданные (данные о данных): жанр, стиль, эпоху, исполнителя, альбом, продажи, позиции в чартах и т. д., — которые дают информацию о контексте, но ничего не говорят о том, как музыка на самом деле звучит. С другой стороны, есть определенные музыковедческие элементы: звук, мелодия, гармония, ритм и т. д., — которые можно определить только путем анализа и которые часто противоречат или как минимум не очень хорошо соответствуют тому, что мы ожидаем от жанра, стиля и т. п. Обе стороны уравнения — и все промежуточные — влияют на то, что определяет и характеризует музыкальный вкус человека.

Это определение не предполагает и не провозглашает единый, однородный, неизменный вкус для всех, а скорее позволяет осознать: то, что считается «классной» и «идеальной» песней в одном случае — например, в тренажерном зале, — может оказаться «плохой» или «неподходящей» в другом — например, за ужином или дома перед сном. Отчасти это связано с уместностью музыкального содержания для определенного времени, места или деятельности, но это может быть и результатом того, как наши уши и мозг по ряду причин воспринимают и перерабатывают музыку в конкретный момент — то, что звучало приятно в 10 утра, внезапно раздражает в 9 вечера. В то же время мы сознаем, что наш музыкальный вкус на протяжении всей жизни отнюдь не статичен: многое из того, что мы любили в детстве, во взрослом возрасте может показаться банальным, а значительную часть музыки, которую мы любим в свои 30–40 лет, мы бы сочли скучной и непонятной в свои подростковые годы и т. д. В самом деле, в силу развития, опыта, образования, мировосприятия на музыкальный вкус постоянно эволюционирует и меняется — как и должно быть.

В конечном счете та или иная песня или композиция нас притягивает или отталкивает в силу комплекса причин, которые могут складываться в «любую конфигурацию» на макро- и микроуровне. То есть мы можем предпочитать ту или иную песню из-за того, что она ассоциируется у нас с любимым жанром, поджанром или эпохой — например, «Я люблю афро-кубинский джаз 1950-х годов»; или из чисто музыковедческих соображений, которые выходят за рамки жанра, — «Я люблю плотные вокальные аранжировки». Конечно, музыкальные предпочтения часто возникают из-за совокупности макро- и микрофакторов, например афро-кубинский джаз и синкопированная латиноамериканская перкуссия, музыка Бродвея и плотные вокальные аранжировки, — но не всегда. Так, кто-то может не любить хип-хоп, но при этом какая-то отдельная песня с интересным припевом или инструментальным риффом может ему нравиться; или кто-то может любить регги в целом, но не любить какую-то конкретную песню из-за ее непристойного текста или тривиальной мелодии. Именно поэтому ключевым для этой книги будет утверждение, что часто мы сами себе оказываем медвежью услугу, сводя наше представление о музыке к набору жанровых ярлыков, таких как «рок», «джаз», «классика» и т. д., — несмотря на удобство их использования.

Разумеется, песня, которая соответствует нашему музыкальному вкусу, нам нравится. Но определение «музыкального вкуса» в этой книге стремится соответствовать и более глубокой реальности, а именно тому, что в самой музыке есть что-то, вызывающее определенный тип восприятия — реакцию, даже бессознательную, в виде узнавания и одобрения. В последующих главах мы поговорим о том, что музыка действует на нас на эмоциональном уровне, но, чтобы по-настоящему нам понравиться, в ней должны присутствовать практические, технические и интеллектуальные компоненты, благоприятные для ее восприятия нашими ушами и мозгом, — независимо от того, может ли слушатель четко выразить или определить их. То есть если вы действительно хотите понять, «почему вам это нравится», вам также нужно знать — хотя бы в некоторой степени, — что вам нравится и почему вы это цените.

Предстоящий путь

Как уже было сказано, в этой книге предпринята попытка взглянуть на музыкальный вкус панорамно с использованием знаний, полученных из науки, социологии и психологии, а также из истории музыки, теории музыки и музыковедения. При этом, однако, повествование имеет не вполне стандартную последовательность и структуру.

На самом общем уровне в книге можно выделить две темы: собственно музыкальную и выходящую за пределы музыки, где обсуждаются те дисциплины (точные и естественные науки, социология, психология и т. д.), которые связаны не только с музыкой. Но, вместо того чтобы обсудить эти темы отдельно и последовательно, я решил их перемешать: после двух чисто музыкальных глав идет одна внемузыкальная. Такая структура позволит читателю увидеть, как тайны «детективного романа» о его музыкальном вкусе постепенно раскрываются через музыкальные и внемузыкальные темы — и это имеет смысл, поскольку в определении вкуса они играют взаимодополняющие роли.

Кроме того, разрабатывая конкретную последовательность чередования этих тем, я обнаружил элегантную и стройную логику, которую изначально не предполагал. Детали этой логики станут лучше понятны по ходу чтения, а сейчас, в предварительном обзоре, я представлю сложившийся порядок глав и «интерлюдий» — так называются главы, выходящие за пределы музыки.

С учетом порядка глав и интерлюдий книга состоит из восьми частей:

Первая часть, «Дар богов», начинается с двух глав, в которых представлена музыковедческая основа музыкального вкуса, то есть те детали музыкального дискурса, которые могут быть выявлены с помощью профессионального анализа и внимательного прослушивания — независимо от того, способны ли вы на самом деле непосредственно их «услышать». После краткого определения направления, в котором это исследование будет проводиться (глава 2), мы непосредственно приступим к анализу первого из пяти музыкальных параметров — мелодии (глава 3). Затем мы будем готовы к первому обсуждению за пределами музыки (интерлюдия А), в котором познакомимся с истоками музыкальности и нашего музыкального вкуса, а также затронем непростой вопрос о том, служила ли музыка одним из адаптивных инструментов в процессе эволюции.

Вторая часть, «Группы в барах Андромеды», продолжает пошаговый музыкальный анализ: в ней обсуждаются гармония (глава 4) и ритм (глава 5). Это — в особенности рассказ о гармонии — окажется затем полезным подспорьем для нашего второго выхода за пределы музыки (интерлюдия Б), рассматривающего тесные и налаженные связи между тем, что мы воспринимаем как музыку, и некоторыми базовыми реалиями математики и физики.

Третья часть, «Единство и разнородность», завершает аналитическую часть наших сугубо музыкальных глав; в ней обсуждаются параметры формы (глава 6) и звука (глава 7). Завершив наш музыковедческий обзор, мы будем готовы затронуть самую сложную тему за пределами музыки (интерлюдия В) — бурно развивающуюся в настоящее время область музыкальной нейробиологии, изучающую, как уши и мозг реагируют на звуковые стимулы, а также удивительные нейронные процессы, лежащие в основе прослушивания музыки.

Четвертая часть, «Музыкальные метафоры»: здесь знания, полученные в музыковедческих главах, помогут нам исследовать музыкальный вкус. Мы начнем с метафоры «музыкального генотипа», основанной на семи вымышленных меломанах, каждый из которых имеет склонность к определенной области или «виду» музыки. За введением в концепцию генотипа (глава 8) последует наш первый пример, связанный с поп-музыкой (глава 9). Обсуждение распространенных повторений и шаблонов в поп-музыке плавно перейдет в нашу заключительную научную дискуссию за пределами музыки — о клеточной биологии (интерлюдия Г): в частности, мы исследуем, как наша неуемная любовь к повторам — например, бесконечно повторяющиеся в поп-музыке рифы и аккорды — находит метафорическое отражение в том, как делятся и растут наши клетки. В совокупности эти четыре научные интерлюдии дадут вам большее представление не только о том, почему музыкальные произведения обладают теми или иными свойствами, но и почему ваш музыкальный вкус — так или иначе — довольно близок вкусам всех остальных людей.

Пятая часть, «Parlez-vous[2] гамелан?», начинается со знакомства еще с двумя генотипами: рок (глава 10) и джаз (глава 11). Далее следует первое из двух обсуждений за пределами музыки, связанных с социологией (интерлюдия Д), где исследуется, как наша привычная культурная среда может влиять, явно или неявно, на то, к какой музыке мы естественно тяготеем с учетом «нормативных» аспектов нашего музыкального дискурса и языка.

Шестая часть, «Вопрос всеядности», посвящена двум наиболее определенным в социальном отношении генотипам, связанным с хип-хопом (глава 12) и электронной музыкой (глава 13). Их анализ позволит обеспечить идеальный переход ко второму обсуждению за пределами музыки, основанному на социологии (интерлюдия Е): мы заглянем на оборотную сторону «культурной монеты» (лицевая сторона которой — интерлюдия Д) и рассмотрим более узкий аспект музыкальной субкультуры (или интракультуры, как мы ее назовем), где музыкальный вкус оказывается связанным с личностной идентичностью, а музыковедческие нюансы соотносятся с типом характера и определенной групповой приверженностью.

Седьмая часть, «Кто ты вообще такой?», завершает наш обзор семи генотипов двумя наиболее сложными примерами, связанными с этнической (глава 14) и классической музыкой (глава 15). Их изобилующий замысловатыми подробностями анализ подготовит читателя к заключительному обсуждению за пределами музыки (интерлюдия Ж), ведущему к финальному рубежу исследования музыкального вкуса — нашей индивидуальной психологии. Здесь мы рассмотрим природу музыкальных эмоций и отношения между нашей личностью, нашими слушательскими привычками и нашим музыкальным вкусом.

Восьмая часть, «Ваш хит-парад», подводит наш «детективный роман» к развязке в ходе двух обсуждений: глава 16 завершает тему генотипа и дает возможность определить, какое отношение описания этих вымышленных персонажей имеют к вам и вашему личному хит-параду. Осознав по дороге через все эти главы природу, истоки и следствия вашего музыкального вкуса, в эпилоге вы найдете размышления и рекомендации, как это понимание можно оптимальным образом использовать для того, чтобы действительно «жить с музыкой» и самыми разнообразными способами развивать и совершенствовать свой музыкальный вкус.

[1] Я охотно признаю, что термин «песня» обычно используют (например, Pandora, Spotify, Apple и т. д.), чтобы обозначить любое музыкальное произведение, не важно, присутствует в нем пение или нет. Однако я предпочитаю придерживаться более строгого употребления: песня — это короткое вокальное произведение, будь то фолк, поп, классика и т. д. Термин как таковой, на мой взгляд, неуместно применяется к чисто инструментальным композициям (ноктюрн Шопена или трек Майлза Дэвиса) или к вокальной музыке, объем которой выходит за рамки скромного формата песни (например, в опере). Поэтому для последних я буду применять слово «композиция» (или «произведение») — как наиболее общее. Иногда мне нужно будет использовать оба термина вместе — «песни и композиции»; я предпочитаю такой вариант порой используемому, хотя такому же общему термину «музыка». — Здесь и далее прим. автора, если не указано иное.

[2] Говорите ли вы?.. (фр.) — Прим. ред.

Психология музыки

В течение многих лет исследователи изучали влияние звука на человеческий мозг. В частности, люди пытались понять, почему определенные звуки изменяют чье-то настроение, физические ощущения и даже память.

Наиболее распространенным примером этого явления является музыка. Это форма искусства и традиции, присущие каждой известной культуре на Земле, и в некоторых случаях музыка (особенно использование песнопений, рожков и барабанов) предшествует организованному языку.

Человеческий мозг настраивается на звук в утробе матери где-то между 16 и 18 неделями. А слух новорожденного развивается быстрее, чем другие органы чувств, вплоть до отключения или «неслышания» определенных звуков. Это говорит о том, что у людей есть пристрастие к звуку, а определенные части нашего мозга отдают приоритет звуковым реакциям.

Все эти открытия привели к повышенному вниманию к пониманию нашей одержимости звуком как компонентом современной культуры, так и ключевой частью развития мозга. И эта конкретная область неврологии — часто объединяемая с психоакустикой — привела к изменениям как в проводимой терапии, так и в повседневном уходе за собой.

Чтобы полностью понять психологию музыки, вы можете разбить тему на три ключевые категории: как наш мозг обрабатывает звук, как музыка влияет на мозг и как можно использовать музыкальную терапию для улучшения жизни человека.

Как наш мозг обрабатывает звук

Музыка является мощным и часто эмоциональным опытом для многих людей, однако лишь немногие из нас в полной мере осознают, как определенные звуки влияют на наше настроение. Но прежде чем мы исследуем физиологию воздействия музыки на мозг, важно понять, как наши тела взаимодействуют со звуком в целом.

Проще говоря, наше тело воспринимает звук как вибрацию и переводит эти сигналы в электрические импульсы. Хотя это может показаться не особенно «простым» — на самом деле это одна из самых сложных вещей, которые наши тела делают каждый день, — ученые раскрыли основные этапы того, как звук движется от источника к мозгу.

Краткий обзор звуковых волн

Все знакомы с концепцией звуковых волн, но звук также может распространяться в виде набора импульсов; это два основных паттерна, которые звуки принимают во время своего путешествия. Когда эти изменения давления проходят через определенный материал (обычно воздух), они толкают и сжимают молекулы на своем пути и принимают очень специфическую форму.

Эти импульсы распространяются по мере их перемещения, становясь шире и выше со временем. По мере того как этот конус расширяется, давление ослабевает, и звук становится разбавленным или менее мощным, что влияет на то, насколько четко мы можем их слышать. Но эта первоначальная «форма» остается.

С помощью этого мысленного образа легко увидеть, как «звук» быстро становится «шумом». Переполненные улицы полны конкурирующих импульсов, в то время как отдельный звук распространяется по воздуху по-разному, по сравнению с другой средой, такой как вода или камень.

Музыка — это еще более сложный набор звуковых сигналов, поскольку он может состоять из звуков из нескольких источников, на разных частотах и иногда даже из разных направлений. И то, как звук распространяется, становится еще более сложным, когда мы думаем о диапазоне слышимости, распространении звука и о том, как разные источники создают разные формы звуковых волн.

Сила человеческого уха

«Слух» действительно начинается, когда звуковые волны проходят через слуховой проход и достигают барабанной перепонки. Наше тело воспринимает и обрабатывает звук в три разных этапа: сигнал определенного звука поступает в наружное ухо (барабанная перепонка), транскрибируется средним ухом (косточками) и передается во внутреннее ухо (улитку), где проходит дальше. к мозгу.

Как только звуковые волны достигают барабанной перепонки, начинают работать чувствительные органы и кости. Эти части функционируют подобно секундомеру или даже жесткому диску компьютера, с дюжиной различных крошечных компонентов, работающих в тандеме в течение микросекунды.

Когда каждая звуковая волна достигает наружного уха, она заставляет барабанную перепонку вибрировать, как резиновая лента. Это движение смещает три крошечные кости — на самом деле самые маленькие в человеческом теле, — что усиливает эти вибрации, когда они передаются в улитку.

Улитка, по форме напоминающая раковину наутилуса, выстлана крошечными волосками. И по мере того, как звуковые колебания достигают разных отделов улитки, эти волоски, называемые стереоцилиями, поднимаются вверх и перемещаются. Это, в свою очередь, открывает поры, которые выделяют нейротрансмиттеры в нерв, соединяющий улитку с мозгом.

Наконец, эти химические вещества проходят по слуховому нерву, принимаются, обрабатываются и распознаются мозгом в виде определенных звуков. Все это происходит с почти мгновенной скоростью каждую миллисекунду каждого дня, независимо от того, бодрствуем мы или спим.

В этом видеоролике Национального института глухоты и других коммуникативных расстройств показан весь процесс от начала до конца: классифицирует звуковой сигнал. Музыка, в частности, в полной мере использует этот процесс, вызывая широкий спектр умственных, эмоциональных и физических реакций. И именно это разнообразие делает психологию музыки фокусом многих научных исследований.

Как наш мозг реагирует на музыку

Несколько источников звука часто создают «шум», который мешает нашему мозгу выделять и обрабатывать определенные звуки. Это особенно верно для звуков с разной децибелами и длинами волн, как на изображении оживленной городской улицы.

Музыка, однако, представляет собой как простой звук, так и сложное сочетание различных звуков. Тем не менее, при правильной организации человеческий мозг способен получить этот сигнал, а затем разделить отдельные инструменты и вокал. Он также может распознавать определенные музыкальные аккорды или ноты, понимать несколько наборов текстов и физически реагировать на ритм одновременно.

Эти уровни сложности добавляют мастерства музыке и тому, как песни сочиняются и аранжируются, чтобы вызывать эмоции и удовольствие. Но прежде чем мы сможем исследовать музыкальное искусство и различные способы его использования для улучшения нашей жизни, нам нужно понять множество способов, которыми музыка взаимодействует с нашим мозгом.

Ученые выделили дюжину различных областей мозга, которые реагируют на музыку, но пять областей оказывают наиболее существенное влияние на слушателя. Они:

Височная доля
Амигдала
Лобная доля
Мозжечок
Гиппокамп

Мы рассмотрим каждый из них по отдельности, чтобы увидеть, как звук (и особенно музыка) может влиять на естественные физиологические функции мозга.

Как музыка влияет на височную долю

Височная доля выполняет множество функций, и одна из них — понимание речи. Это играет важную роль в том, как мы слышим и реагируем на окружающий мир, особенно в отношении разговора.

Являясь языковым центром нашего мозга, височная доля позволяет нам понимать тексты песен. Височная доля постоянно задействована, когда мы слушаем музыку — даже песни без слов.

Височная доля функционирует как центр обработки музыки, но две ее подобласти позволяют нам еще больше наслаждаться тем, что мы слышим. Зона Вернике — это часть мозга, которая анализирует и осмысливает то, что мы слышим, превращая слова песни в определенные фразы и истории.

Между тем, зона Брока дает нам возможность самим формировать слова, чтобы мы могли петь под музыку или обсуждать то, что слышим.

Как музыка влияет на миндалевидное тело

Хотя миндалевидное тело спрятано в височной доле, оно служит цели, которая выделяет его. Миндалевидное тело — это эмоциональный коммутатор мозга, управляющий как отрицательными эмоциями (страх или неудовольствие), так и положительными эмоциями (энтузиазм или спокойствие).

Миндалевидное тело связано с инстинктом «бей или беги» мозга; это часть мозга, которая обрабатывает звуки и определяет наши эмоциональные реакции на них. Таким образом, хотя миндалевидное тело может предупредить кого-то о приближающейся машине скорой помощи или разъяренной собаке, оно также заставляет нас улыбаться, когда мы слышим знакомый голос или успокаивающую песню дождя.

Связь миндалевидного тела с музыкой очевидна, и исследования показывают, что реакции на определенные музыкальные жанры почти универсальны. Музыка может вызвать те же самые эмоциональные сигналы, что и звуки, упомянутые выше: саундтрек к фильму ужасов вызывает почти первобытный страх, а стремительный боевой марш может вызвать волну возбуждения.

Точно так же медитативная музыка может успокоить ум и тело, производя успокаивающий эффект. А отважная поп-песня способна вызвать у слушателя легкую улыбку вне зависимости от прежнего настроения слушателя. Все эти физиологические реакции на музыку исходят из миндалевидного тела.

Как музыка влияет на лобную долю

С другой стороны, в лобной доле мы думаем, планируем и рассуждаем. Хотя неврологам еще предстоит полностью понять, как музыка влияет на лобные доли, мы знаем, что наши интересы и мнения о музыке — и, в частности, наши вкусы в жанрах и песнях — проистекают из активности лобных долей.

Исследования показывают, что лобная доля отвечает за то, как мы реагируем на определенную музыку. Эти особенности по-прежнему находятся в центре внимания многих исследователей, но эта область мозга часто находится в центре внимания музыкальных терапевтов.

Как музыка влияет на мозжечок

Нормальным побочным эффектом музыки является движение, и оно напрямую связано с мозжечком. Будь то постукивание ногой, танец джиги или игра на воображаемой гитаре, мозжечок — это часть мозга, которая запускает и координирует движения в ответ на музыку (или синхронно с ней).

Игра на музыкальных инструментах также полностью зависит от этой части мозга. Исследования показали, что даже несколько недель уроков игры на фортепиано могут изменить мозжечок. На самом деле, эти функциональные изменения не ограничиваются воспроизведением музыки — прослушивание музыки или даже представление об игре на пианино может иметь тот же эффект.

Мозжечок также управляет мышечной памятью. В то время как когнитивные способности человека и долговременная память могут со временем угасать, мозжечок — как отдельная часть мозга — стареет по-разному. Это привело к рассказам о жертвах комы, реагирующих на музыку, о пациентах с болезнью Альцгеймера, играющих на музыкальных инструментах, и о жертвах инсульта, обретающих свой голос через песни. В результате мозжечок особенно ценен для многих форм музыкальной терапии.

Влияние музыки на гиппокамп

Прослушивание музыки оказывает не только временное воздействие на мозг; исследования показывают, что прослушивание или воспроизведение музыки изменяет как структуру мозга, так и его функцию, особенно в ситуациях, когда одна и та же музыка звучит часто. Это связано с тем, что гиппокамп служит полной противоположностью мозжечку.

Являясь центром памяти мозга, гиппокамп отвечает за хранение информации. Он также регулирует эмоциональные реакции на определенные вещи, которые могут быть связаны с воспоминаниями, связанными с аналогичными триггерами.

Многочисленные научные исследования гиппокампа показали тесную связь между прослушиванием музыки, долговременной и кратковременной памятью. Повторяющийся характер музыки с ее мотивами и фразами активирует кратковременную память, одновременно создавая долговременные воспоминания. Вот почему люди могут вспомнить песню, которую они слышали по радио накануне, но потом, 30 лет спустя, они также помнят, в какой одежде они были одеты и кто еще был в машине, когда они услышали эту песню.

Этот эффект зависит от типа воспроизводимой музыки. И это еще больше подтверждает идею о том, что музыка может оказывать сильное влияние на работу мозга. Музыка может быть написана для разных областей мозга, которые, в свою очередь, вызывают разные реакции у слушателя. Хотя это позволяет музыкантам и композиторам создавать по-настоящему трогательные музыкальные произведения, это доказывает, что музыка может быть ценным инструментом для медицинских работников.

Музыка как средство терапии

Новые исследования продолжают демонстрировать влияние музыки на мозг. В результате музыкальная терапия становится все более ценным инструментом помощи пациентам со всевозможными травмами и негативным жизненным опытом. Хотя любая травма может привести к различным типам атрофии мозга, теперь мы знаем, что музыка может иметь противоположный эффект; она может не полностью восстановить поврежденную мозговую ткань, но музыкальная терапия может помочь создать новые пути для компенсации этой потери.

Исследование, проведенное в 2018 году, доказало, что изменения в работе мозга (вызванные прослушиванием музыки) активируют определенные области мозга, что может способствовать выздоровлению. И это исцеление может принимать различные формы, такие как уменьшение депрессии, улучшение абстрактного мышления, усиление мотивации и т. д.

Далее в этом исследовании было высказано предположение, что музыкальную терапию можно использовать для лечения чего угодно: от «субъективного переживания дистресса при хронических болевых синдромах до схемы вознаграждения, связанной с аддиктивными расстройствами, до психомоторных путей, вовлеченных в болезнь Паркинсона, и даже до функциональные изменения связности, которые происходят при расстройствах аутистического спектра».

Это не значит, что музыка — это какое-то мистическое лекарство от всех недугов. Но есть доказательства того, что применение музыкальной терапии может быть успешным средством придания людям сил во время операции, химиотерапии и других сложных схем лечения.

Эти результаты могут дать обнадеживающие результаты для многих людей, но потребуются будущие исследования, чтобы показать устойчивые эффекты музыкальной терапии. Создание новых путей через мозг могло бы обойти поврежденную ткань, тем самым восстановить ранее утраченные функции. Таким образом, хотя музыкальная терапия, возможно, никогда не приведет к излечению неврологических расстройств, все же есть очевидные преимущества включения музыки в терапевтические привычки пациента.

История музыкальной терапии

Музыкальная терапия восходит к Древней Греции — в частности, к трудам Платона и Аристотеля — и существуют более ранние записи музыки, использовавшейся в ритуальных исцелениях по всему миру. Однако первые научные работы на эту тему начали появляться в конце 1700-х годов.

Самые ранние современные методы музыкальной терапии были применены сразу после Второй мировой войны. Музыканты выступали для госпитализированных ветеранов, чтобы поднять им настроение и помочь справиться с психологической травмой, которую они привезли домой с полей сражений. Но польза от этих выступлений была настолько значительна, что врачи начали изучать влияние музыки на психическое здоровье.

В течение следующих нескольких десятилетий это исследование побудило многих терапевтов посвятить всю свою карьеру изучению психологии музыки. Одними из пионеров музыкальной терапии были Иса Мод Ильсен (основатель Национальной ассоциации музыки в больницах), Харриет Айер Сеймур (основатель Национального фонда музыкальной терапии), Э. Тайер Гастон (считается «отцом музыкальной терапии»). и Ира Альтшулер, чьи усилия привели к созданию первой коллегиальной программы обучения музыкальной терапии.

Кульминацией всех этих индивидуальных усилий стало основание Американской ассоциации музыкальной терапии в 1998. Эта ассоциация выступает за продвижение музыкальной терапии в правительстве и научных кругах, и в конечном итоге она превратилась в главный центр исследований, образования и ресурсов в области музыкальной терапии в Соединенных Штатах и более чем в 30 других странах.

Понимание психологии музыки

Психология музыки на самом деле сводится к тому, как мозг обрабатывает звук, как музыка влияет на различные части мозга и как можно применять музыкальную терапию. Но, возможно, наиболее важным и универсальным результатом музыкальной терапии является то, что по своей сути музыка приносит радость.

Прослушивание музыки активирует те же центры удовольствия, что и любимая еда, физические упражнения или даже секс. Это основная причина того, почему музыкальная терапия стала настолько широко распространенной среди многих практик психического здоровья. И это остается верным даже несмотря на глобальную пандемию; на самом деле обязательный карантин сделал музыку еще более важной.

Многим людям прослушивание музыки помогло справиться с глобальным усилением тревожности, одиночества и депрессии. Так что, будь то средство уменьшения последствий эпилепсии, облегчения симптомов болезни Паркинсона или даже изучения нового языка, музыка способна улучшить жизнь человека. И понимание того, как это можно внедрить в процедуры психического здоровья, делает эту тему достойной изучения, понимания и практики.

Музыка и ваше здоровье, с Дэниелом Левитиным, доктором философии

Одри Гамильтон: Какая музыка помогает вам расслабиться? Может что-то классическое? <классическая музыка> Как насчет этого? <рок-музыка> Различные виды музыки, безусловно, могут изменить то, как мы себя чувствуем, или даже то, как быстро бьется наше сердце. Но какое влияние музыка оказывает на наш мозг или даже на наше здоровье? В этом выпуске нейропсихолог обсуждает, как исследования меняют наше понимание силы музыки. Я Одри Гамильтон, и это «Кстати, о психологии».

Психолог Даниэль Левитин — профессор психологии, поведенческой неврологии и музыки в Университете Макгилла в Монреале. Бывший рок-музыкант и студийный продюсер, теперь он изучает неврологию музыки и то, как музыка влияет на наше психическое и физическое здоровье. Он также является автором бестселлера «Это твой мозг в музыке». Спасибо, что присоединились к нам, доктор Левитин.

Даниил Левитин: Спасибо, что пригласили меня.

Одри Гамильтон: Я не думаю, что большинство людей удивляет, что музыка может эмоционально воздействовать на нас. Знаете, музыка движет людьми. Но когда дело доходит до нашего здоровья, например, снятия боли или стресса, как музыка влияет на наш мозг? Может ли музыка даже заменить лекарство в некоторых ситуациях?

Даниил Левитин: Ну, это зависит от того, что вы понимаете под медициной.

Многие вещи, которые мы делаем, влияют на нашу физиологию — физические упражнения влияют, и поэтому мы можем сказать, что упражнения заменяют лекарства, когда они дают желаемый результат с точки зрения нашей физиологии — нашей психической и физической физиологии. И теперь мы видим доказательства того, что музыка может изменить химический состав мозга и даже выработку цитокинов, иммуноглобулина А и других компонентов здоровой иммунной системы.

Одри Гамильтон: Когда мы говорим о музыкальной терапии и музыкальных вмешательствах, в чем разница? Другими словами, что означает термин «интервенция»?

Даниэль Левитин: В литературе существует тенденция довольно свободно говорить о музыкальной терапии, не соблюдая определение музыкальной терапии, данное Американской ассоциацией музыкальной терапии. Итак, я склонен использовать слово «музыкальное вмешательство» в более широком смысле, чтобы говорить о музыкальных взаимодействиях, которые не обязательно являются музыкальной терапией.

Просто чтобы уточнить, музыкальная терапия — это основанное на фактических данных использование музыки в клинических ситуациях, которое помогает людям достичь желаемых результатов в отношении здоровья. И это обычно практикуется лицензированным музыкальным терапевтом — практикующим музыкальным терапевтом — и для этого есть специальные обучающие программы. Итак, если мы используем слово «музыкальная терапия» в общем, как мы используем Kleenex для обозначения любой ткани, мы не будем точными. Итак, многие из нас в этой области выбрали слово «зарезервированная музыкальная терапия» для вещей, которые соответствуют этому определению, включающему лицензированного музыкального терапевта, и используют музыкальное вмешательство просто для обозначения чего-то еще. Итак, если кто-то слушает музыку, или занимается управляемыми образами, или играет на инструменте в терапевтическом или экспериментальном контексте — но это не соответствует определению Американской ассоциации музыкальной терапии — тогда это музыкальное вмешательство.

Одри Гамильтон: Можете ли вы привести пример того, что такое музыкальная интервенция — я имею в виду, я знаю, что вы сказали, что это очень широкий термин — но в вашем исследовании, что бы вы назвали музыкальной интервенцией?

Дэниел Левитин: Ну, музыкальная интервенция может быть в больнице, где вы проводите эксперимент, и вы можете случайным образом назначить некоторых людей в предоперационной зоне для расслабляющей музыки, а других людей — валиума и других людей. к плацебо. Это не так, если это не проводится лицензированным музыкальным терапевтом и не следует их протоколам, тогда это вмешательство, а не музыкальная терапия.

Одри Гамильтон: Но многое из того, что, как я знаю, вы проанализировали, просмотрели и провели самостоятельно, сосредоточено на просто большем количестве научно обоснованных исследований того, как музыка влияет на нас.

Даниил Левитин: Вы знаете, я рад, что вы упомянули доказательную часть, потому что было много лженауки и просто много анекдотов о музыке, но относительно мало реальных экспериментов – настоящих экспериментов в науке. Но направление, в котором оно движется, заключается в том, что за последние пять лет люди все чаще проводят контролируемые эксперименты с надлежащим контролем и с использованием правильных методов. И мы находим эти ранние доказательства, вы знаете, что не так уж много работы, чтобы обосновать это, но ранние данные говорят о том, что музыка может изменять болевой порог. Это может повысить функции иммунной системы. Есть более убедительные доказательства того, что он может влиять на настроение, частоту сердечных сокращений и частоту дыхания. Итак, быстрая стимулирующая музыка стимулирует выработку адреналина и других гормонов, которые заставляют ваше сердце биться чаще, учащать пульс и повышать кровяное давление, а успокаивающая, расслабляющая музыка оказывает противоположный эффект.

Интересно то, что то, что я называю стимулирующей или расслабляющей музыкой, относительно. Это субъективно для слушателя. Это не сработает, если экспериментатор или терапевт скажет, что я включаю вам какую-то стимулирующую музыку. Человек должен найти, что это стимулирует себя.

Одри Гамильтон: Как вы это определяете? Как вы определяете, что кто-то находит более расслабляющим, чем другой человек?

Даниил Левитин: Мы обычно просто спрашиваем их. Мы просим их принести музыкальное произведение, которое они находят стимулирующим или расслабляющим. Так что эта часть субъективна, и люди довольно хороши в этом.

Одри Гамильтон: Что вас больше всего интригует в том, как продвигается это исследование?

Дэниел Левитин: Я думаю, что в некоторых случаях это подтвердит интуицию многих людей о том, как музыка может функционировать в их жизни, так что мы уже находимся в том месте и в то время, когда люди используют музыку как лекарство. . Они используют музыку так же, как употребляют наркотики. В среднем человек слушает музыку пять часов в день, и многие люди инстинктивно тянутся к определенному типу музыки для определенных случаев, поэтому, если вы устраиваете вечеринку, вы включаете один вид музыки. Если вы расслабляетесь после долгого дня в офисе, вы включаете другую музыку. Музыка, которую вы играете, когда пытаетесь проснуться утром, отличается от той, которую вы играете, когда пытаетесь заснуть ночью. Не все так делают, но большое количество людей сообщают в опросах, что они находятся в состоянии аффекта, программируя музыку так, чтобы она соответствовала желаемому результату настроения, и поэтому в этом смысле они используют музыку для регуляции настроения.

Одри Гамильтон: Верно. Действительно ли это музыка влияет на нас, или это акт прослушивания музыки, знаете ли, иногда люди слушают ее, чтобы отвлечься?

Дэниел Левитин: Были случаи, когда люди пытались найти что-то, что в равной степени отвлекает, чтобы вы могли удерживать отвлечение постоянным и потенциально увлекательным, что-то столь же потенциально увлекательное. И кажется, что — я бы не сказал, что музыка обладает особыми свойствами — но она способна отвлекать или вовлекать в то, чего нет у других раздражителей.

Это очень сложный многомерный стимул. Там много чего происходит. У вас есть ритм, и у вас есть тембр, и у вас есть высота тона и громкость, и все они меняются. Это взаимосвязанные изменения, но их изменение, и поэтому это очень хорошо структурированная среда.

Одри Гамильтон: Вы часто слышите о том, что прослушивание классической музыки может сделать нас умнее, даже младенцев. Это правда? Что вы узнали о том, как музыка влияет на наши когнитивные способности?

Даниэль Левитин: Я думаю, вы имеете в виду статью, опубликованную много лет назад Раушер и ее коллегами о том, что музыка, слушая Моцарта в течение 20 минут, заставляет вас улучшать результаты тестов на IQ, был заголовок. И было проведено множество исследований рядом людей, в том числе Биллом Томпсоном, Гленом Шелленбергом и другими, которые в значительной степени развенчали это. Но в литературе есть дразнящие намеки на то, что музыка делает некоторые вещи. Я думаю, что люди в этой области расходятся во мнениях относительно размера аффектов и их важности.