Михаил и Лили Идовы: «Теперь это редкая привилегия — быть на съемочной площадке»
Русские кинематографисты с западным бэкграундом о работе над продолжением крупного европейского хита «Германия-89», обожествлении Netflix и новом российском проекте «Джетлаг», который снимается прямо сейчас для онлайн-кинотеатра more.tv.
— Начнем с «Германии-89». Как вы вообще оказались в этом проекте? Было это до переезда в Берлин или после? Вы же жили там довольно долго.
Михаил: Да, пять лет. Мы переехали из Москвы в Берлин в 2014 году. Это прямое следствие переезда в Берлин, потому что там мы подружились с прекрасной парой — Анной и Иоргом Вингерами, создателями «Германии-83». И были, конечно, счастливы, когда они нам предложили написать пару серий для нового сезона.
— Это все-таки были только две серии?
Михаил: Наши имена на двух сериях, но это работает так: был коллектив из пяти авторов, которые вместе придумывали весь сезон, после чего все разбились по принципу, чьи серии будут в чьем ведомстве.
По российским правилам в таком случае указывают всех авторов, а на Западе принято делать каких‑то авторов ответственными за каждую серию и давать сольный титр им, несмотря на то что на самом деле в так называемом writer’s room сезон придумывался коллективно.
— То есть это коллективная работа, но просто какие‑то вещи выделены?
Михаил: Да, это коллективная работа пяти авторов и, собственно, самого Йорга.
«Германия-89»
© more.tv
— «Германия» — уже состоявшийся сериал. Первые два сезона были довольно известными, там уже была определенная линия. Вы фактически с конца запрыгнули в этот уходящий поезд как приглашенные авторы.
Сложно было сходу вникнуть в чужую историю, в ее финал, когда она уже полностью сформирована?
Лили: Конечно, это было довольно сложно, потому что история не была полностью сформирована, но были сформированы очень интересные персонажи. Нам нужно было работать с ними, и чтобы они действовали в своем характере, который уже проявляли в первых двух сезонах. Все вводные данные третьего сезона сводились к его периоду — 1989 год, падение Стены и все сопутствующие исторические события.
Михаил: И что падение Стены будет не в конце, а в начале. Это не спойлер. Вот это, мне кажется, самая блестящая идея Йорга — что сезон не будет вести к неминуемой кульминации в виде падения Стены, а, к некоторому шоку зрителей, с нее начнется.
— Это же и правда не очевидный спойлер, а отправная точка и, может, некоторый задел для «Германии 90-х».
Михаил: Мы периодически шутим про «Германию-92». Но, мне кажется, ваш вопрос был вот про что: для нас это был уникальный, редкий опыт, потому что мы еще никогда не заходили на чужую историю, придуманную другими людьми, и не работали с чужими персонажами.
Наши предыдущие сериалы «Лондонград» и «Оптимисты» — полностью авторские. До нас не существовали ни их персонажи, ни сюжетная канва, ни даже самая общая заявка.
А тут мы приходим в мир успешного международного сериала, у которого есть «Эмми», где двое из пяти человек в writer’s room уже писали предыдущие сезоны. С нами сидят британские авторы, у которых масса «Эмми» за такие сериалы, как «Вице-президент» от HBO и «В гуще событий» от BBC. И нам нужно садиться рядом с ними, что‑то придумывать, питчить идеи. Это был очень интересный опыт работы именно в коллективе.
Несмотря на то что для нас перейти от шоураннеров до рядовых авторов технически было понижением, на самом деле это было огромное повышение, потому что нам удалось поработать с профессионалами такого класса.
— Вы решили не продолжать работу в Берлине?
Лили: Мы никогда не планировали оставаться в Берлине навсегда, для нас это был промежуточный период между Москвой и Америкой.
Мы не могли сразу уехать, потому что у нас было очень много проектов в Москве. Гораздо удобнее было совмещать англоязычную и русскоязычную работу из Берлина чисто по часовому поясу. Мы отложили наше возвращение в Америку на несколько лет из‑за «Германии-89» и того, что у нас продолжалась работа в других странах.
Михаил: А потом, где‑то в 2019 году, отчасти благодаря «Германии-89», стало зашкаливать количество проектов в США, и нам пришлось думать о возвращении. Но мы не хотели возвращаться в Нью-Йорк, потому что это уже пройденный этап жизни, поэтому
И мы, конечно, очень обрадовались, когда поняли, что «Германия-89» выйдет на more.tv. Мы большие фанаты сериала «Чики» и считаем, что так громко ни одна платформа не заявила о себе оригинальным сериалом, поэтому нам лестно быть в этой линейке и с «Джетлагом».
Один дом у обоих проектов.
«Германия-89»
© more.tv
— Насколько я помню, вы считаете, что «Оптимисты» во многом помогли тому, что вы оказались в «Германии-89».
Михаил: Йорг и Анна посмотрели несколько серий «Оптимистов» и увидели сериал международного уровня. Именно он принес нам «Германию-89», а не какое‑то личное знакомство с Анной и Йоргом. Если бы они не впечатлились «Оптимистами», то никакое знакомство бы не помогло.
— Ретростилистика опять же.
Лили: Стилистика там другая, но когда мы пишем, у нас похожий подход к сюжетным линиям, характерам и внедрению реальных политических событий…
Михаил: … в выдуманную канву и наоборот.
— Вы присутствовали на съемках?
Михаил: Забавный вопрос, учитывая, что у Лили там прямо роль.
Лили: Мы ходили на съемки, когда были в городе, там были две прекрасные режиссерки Солен Юсеф и Ранда Чахуд.
Михаил: Интересно, что у этого сезона оба режиссера — женщины ближневосточного происхождения. Так случайно получилось, но это очень круто.
— Когда на самом деле писался сценарий «Германии-89»? Новость об этом впервые прошла в 2018-м.
Михаил: Немцы работают очень неспешно. Тот производственный цикл, который в России и Америке проходят за год, там проходят за два. Сезон писался год, еще год его снимали, потом постпродакшен. Мы писали сценарий с осени 2018-го по лето 2019-го. И с лета 2019-го до лета 2020-го он снимался, монтировался и озвучивался. Для Германии это обычная история — два года между сезонами.
— Ну и плюс у тех же шоураннеров была «Неортодоксальная», которая на Netflix вышла.
Лили: Это не совсем те же шоураннеры. Они разделились и делали параллельно два проекта.
— Фактически они вывели немецкое телевидение на международный уровень.
Михаил: Они и «Тьма» — ее создал Баран бо Одар с супругой. Что интересно, это две команды супругов, которые сейчас рулят немецким телевидением, — создатели «Тьмы» и создатели «Германии».
— Мне показалось, что и вы парно режиссируете.
Лили: «Джетлаг» — это наш общий проект, но я сценарист, а не режиссер.
Михаил: Знаете, это как у братьев Коэн на каждом проекте: один брат значится продюсером, а другой режиссером. Такое впечатление, что они назначили себе эти роли практически наобум. Джоэл — режиссер, а Итан — продюсер. Какой‑то элемент этого присутствует и здесь, но меньше. У меня все-таки чуть-чуть побольше опыта и амбиций именно в режиссерском плане, но сценарий на сей раз более Лилин.
Лили: А я в режиссерском плане как раз многому учусь на этом проекте.
— Опыт за счет «Юмориста» и прошлых проектов?
Михаил: За счет киношколы и «Юмориста», но самый главный опыт для меня — это подсматривание за тем, как работают Алексей Попогребский и Кирилл Серебренников. Все, что я пытаюсь сделать на съемочной площадке, подсмотрено и украдено по мере способностей у этих двух.
Михаил и Лили Идовы
— А западный опыт, образование и работа помогают в этом? Я помню ваш текст про «Во все тяжкие».
Михаил: Мне действительно очень важны те три дня, что я провел на съемках этого сериала в 2010 году. Для меня это был переломный момент, потому что я еще в нулевых забил на свое кинообразование. Я приехал на съемочную площадку в качестве репортера журнала New York Magazine и уехал оттуда с четким ощущением того, что я вообще не на своем месте и, конечно, хочу заниматься тем, что тогда увидел.
Тот заряд энергии и профессионализма, общей сопричастности к одному очень крутому делу — он меня поразил на всю оставшуюся жизнь. Я вернулся в Нью-Йорк, позвонил своему агенту и сказал, что с журналистикой покончено, пусть она найдет мне любую работу на любых съемках любого сериала. Я был готов хоть кофе разносить людям.
— Не пугало, что это все-таки очень рутинный процесс?
Лили: Любая работа — это рутина. Писать фильмы и сериалы тоже.
Михаил: Наоборот, это очень интересно. Если ты сам пишешь и режиссируешь, то нужно быть готовым, что любой твой проект — два года жизни
Поэтому отчасти из‑за этого действие «Джетлага» происходит в куче приятных нам локаций, например, в Португалии, которую мы очень любим, в Берлине и Детройте, где живут мои родители.
Как видите, судьба распорядилась иначе, и мы снимаем в основном в Москве и Турции.
Мы верим, что в какой‑то момент границы откроются и мы сможем снять наши берлинские сцены, как это задумано. Дыхание города — это очень важно. У нас будет очень забавный день, в который мы снимаем уличную сцену в Берлине и Детройте: и то, и другое снимается в разных районах Москвы но с применением разных передовых технологий и материала с оригинальных локаций. Посмотрим, как все сложится.
Ксения Раппопорт на съемках «Джетлага»
— А как появился «Джетлаг»? Я нашел только одну мысль: мы делали про ретро, а теперь мы делаем про современность.
Михаил: Это честная мысль. Так получилось, что действие «Оптимистов» разворачивалось в 1960-м. Потом сразу «Юморист» — там действие в 1984-м. «Лето» — 1982 год действия. После этого «Германия-89».
Во всех интервью нас уже начали спрашивать, чем нас так привлекает период холодной войны, почему мы так одержимы советским наследием. Но вы просто видите то, то продается. У нас другие проекты тоже есть. Так получилось, что мы попали в эту струю.
Нам очень не хватало возможности снять что‑то про и для людей, в которых вы, наши друзья и другие зрители узнали бы себя. Что‑то, где не нужно вживаться в другое время или другую страну. Что‑то, основанное на личном опыте. Про реальные человеческие отношения. Такие вещи, как любовь, ревность, разрывы, измены, творческую увлеченность, дружбу. Вещи, которые понятны всем по всему миру и не требуют каких‑то специфических знаний или даже «Википедии». Мы рассказываем человеческую историю про и для наших сверстников.
— А в столе есть что‑то из проектов, о чем можно говорить?
Михаил: Весной 2021 года я должен буду снимать свой первый полнометражный американский фильм, он уже заявлен и сейчас находится на стадии кастинга.
Называется «Aspiration», что по-русски довольно коряво переводится как «Стремление».
Это компактный психологический триллер, действие которого происходит в лесах Канады. Такое инди-кино, хотя так получилось, что в нем участвуют США, Канада, Евросоюз и Россия. В Минкульте объявили, что поддерживают этот проект в качестве миноритарного партнера, что очень интересно, потому что фильм никак тематически не связан с Россией ни сюжетом, ни актерами.
— А актеры уже есть?
Михаил: Я не могу об этом говорить, потому что как раз сейчас проходит активный кастинг. Я не любитель на таких стадиях бросаться громкими именами.
Для поиска актеров у нас есть прекрасное голливудское кастинговое агентство, которое подбирало исполнителей в такой фильм, как «В центре внимания», четыре года назад получивший «Оскар» за лучшую картину. Это два прекрасных джентльмена, с которыми я работаю, — Пол и Керри. Перед ними поставлена задача найти очень хороших характерных актеров.
Без погони за звездами.
Ну и, конечно, мы работаем с американским телевидением. Пока не можем особо распространяться на эту тему. Знаете, вся наша жизнь посвящена опровержению идеи, что люди с западным опытом работают в России, если у них ничего не складывается на Западе.
Я всегда говорил еще как журналист, а теперь как сценарист и режиссер: и мне, и Лили очень интересно работать в России, потому что здесь можно делать вещи, которые трудно или невозможно делать в других местах. Кроме того, нам очень интересно говорить напрямую с российской аудиторией. Мне кажется, наши голоса могут быть услышаны и ей тоже. Все, что мы делаем в России, это вещи с личным подтекстом или посылом. Поэтому мы очень счастливы, что такие проекты, как «Джетлаг», существуют. Причем буквально так, потому что в России сейчас можно снимать, а в Америке нет.
Лили: Кроме того, «Джетлаг» настолько личный проект, что он мог быть только на русском языке.
Михаил: Потому что он про определенный тип молодых россиян.
Лили: Они граждане мира и живут месяцами в разных городах.
Михаил: Но Москва всегда зовет обратно.
Филипп Авдеев на съемках «Джетлага»
— И роль русского контента сейчас возрастает. Тот же Netflix, Amazon — везде появляются наши сериалы.
Лили: Сейчас вообще меняется отношение к международному контенту: если сначала делались чисто американские вещи и считалось, что они должны экспортироваться через кинотеатры и становиться блокбастерами во всем мире, то сейчас наоборот. Со сменой парадигмы, когда понятно, что кинобизнес будет в упадке несколько лет, все сильнее выстреливают стриминговые платформы. В них больше места для международных проектов, для более маргинальных голосов. Там можно найти нишу практически для всего.
Михаил: Не то что существует большой брат, который соизволил наши поделочки взять и показать господской аудитории.
Это не так. Вообще движение контента по миру стало броуновским, потому что очень многие вещи оказываются востребованы в самых неожиданных местах. Выясняется, что в Турции смотрят бразильские сериалы, а в Бразилии — российские.
Лили: Успех «Паразитов», получивших «Оскар», абсолютно поменял американскую точку зрения, что за пределами США ничего интересного не происходит.
Михаил: Вслед за опытом Netflix, у которого есть американская сторона и оригинальные международные проекты, скоро последует и Apple, которая будут делать региональные сериалы, в том числе для России. Все задвигалось во всех направлениях. И это может только радовать.
Правда, среди российской журналистики есть странная тенденция к обожествлению именно Netflix. Реальных российских историй успеха всего полторы, а просто закупка готового продукта без ярлыка Netflix Original стоит немного. Нам радостно, что западные зрители могут посмотреть наши проекты, но есть люди, которые делают из этого какой‑то гигантский пиарповод, хотя на самом деле это абсолютно рядовая история.
Но, как говорят в Америке, прилив поднимает все лодки.
о съемках Берлина и Детройта в Москве, особенностях американского рынка и поиске собственного голоса ⋆ MovieStart
Михаил и Лили Идовы уже успели поработать в России, Европе и США, написали сценарии к сериалам «Оптимисты», «Германия 89», картинам «Лето», «Трое», сняли фильм «Юморист», а сейчас завершают работу над проектом «Джетлаг» и готовятся к съемкам в США. Редакция Moviestart поймала Михаила и Лили в Zoom. Мы поговорили о работе в условиях пандемии, узнали парочку сценарных и режиссерских секретов, а также выяснили, что ждут в Америке от русских кинематографистов.
В настоящий момент завершается работа над фильмом и сериалом «Джетлаг», которые вы создаете совместно с more.tv. и телеканалом СТС. Расскажите, пожалуйста, подробнее о проекте. Вы писали сценарий к фильму и к сериалу параллельно?
Лили Идова: Сначала мы написали сценарий фильма для себя, совершенно не зная, какое ему можно найти применение.
Для нас это настолько личный проект, что писался он “в космос”. А когда представилась возможность показать его платформе more.tv, мы только обрадовались: формат сериала позволял залезть в головы персонажам гораздо глубже.
Михаил Идов: А также поиграть в клиффхэнгеры, то есть заканчивать серии на самом интересном месте. На самом деле до нас много раз создавалось что-то подобное, когда снимался фильм для кинотеатров, и потом, особенно если в финансировании фильма участвовал какой-нибудь телеканал, на этом канале выходила версия в несколько серий. Это обычная история для больших, пышных кинополотен типа “Высоцкого” или “Большого”. Но с независимым малобюджетным кино такое случается гораздо реже. Самое важное для нас, что в телеверсии будет целая сюжетная линия, которой нет в кино: это целый фильм-в-фильме, на съемках которого происходит большая часть действия «Джетлага».
Вы говорили о клиффхэнгерах, есть ли универсальный рецепт крутого клиффхэнгера?
Михаил Идов: Останавливаться на самом интересном месте — это все знают.
Но что делает место самым интересным? Наша эмоциональная вовлеченность в персонажей. То есть, когда вы сопереживаете персонажу и хотите, чтобы он чего-нибудь достиг, то любое препятствие в достижении этой цели может стать клиффхэнгером. Его эффективность регулирует не экстремальность ситуации, в которой оказался персонаж, а степень нашего сочувствия. Есть маленькая, независимая компьютерная игра, в которой ваша задача – довести катастрофически застенчивую девушку из комнаты в общежитии до общей кухни, чтобы она смогла там сварить себе кашу из пакета. Она выходит в коридор: а вдруг она встретит там кого-то, застесняется и убежит обратно к себе в комнату. И это реально работает как мощный саспенс, потому что, каким-то чудесным образом, через три минуты этой игры вы уже настолько сопереживаете этой девушке, что любое появление другого человека, который проходит мимо и говорит «привет», становится гигантским событием. Потому что так заданы правила игры.
Расскажите, пожалуйста, в чем для вас заключается специфика работы с интернет-платформой, в отличие от телевидения, где уже были представлены ваши сериалы.
Михаил Идов: Главное, мне кажется, что платформы стали действительно таким пространством, где можно рассказывать какие-то личные, менее коммерческие, менее стандартные, менее жанровые истории. Все сейчас экспериментируют и очень часто эти эксперименты творчески оправданы и интересны.
Лили Идова: Главное преимущество платформ – возможность найти своего зрителя. Не нужно ориентироваться на усредненного российского зрителя, как это делается на телевидении. Будущее кинопоказа трудно предсказать, хотя у нас кинотеатры сейчас открыты, а в большей части мира – нет. Как охотно люди будут ходить в кино в ближайшие годы – на самом деле не очень понятно. А платформы действительно дают возможность говорить с кем-то, кто интересен тебе и кому интересно то, что ты делаешь.
Михаил Идов: Это правда. На тебя никто не давит, чтобы ты сделал какой-то продукт, который понравится всем, потому что при достаточном предложении со стороны платформ заинтересованная аудитория находится у самых разных вещей.
Нам не обязательно представлять себе какого-то среднего зрителя и снимать для него или для нее. Хотя, по правде говоря, мы никогда этого и не делали.
Лили Идова: Нам просто очень везло, что была такая возможность.
Вопрос про съемки. Большая часть сериала «Ход королевы», в том числе московская, была снята в Берлине. В вашем случае в «Джетлаге», ввиду ограничений из-за пандемии, наоборот, Берлин снимался в Москве, а Тайланд в Турции. Поделитесь, что нужно сделать, чтобы зритель максимально поверил происходящему на экране?
Лили Идова: Да, «Ход королевы» – хороший пример удачного использования подмен одного города другим. В Берлине снимались Париж, Москва, даже Мексика, кроме родного городка главной героини, который отсняли в Канаде. Там все работает для повествования, все сделано так, что ты не отвлекаешься от героини и того, что с ней происходит. Мне кажется, это главное.
Михаил Идов: Это правда.
Но «Ход королевы» – сериал очень стилизованный. У нас была попытка большей реалистичности. Так как сериал очень личный, то и география его — Берлин, Португалия, Москва, Детройт — обусловлена нашими собственными путешествиями. Это места, которые мы хорошо знаем и в каждом из которых мы жили. И в таких случаях, когда у тебя небольшой бюджет и нужно как-то воссоздавать городскую среду, лучше всего отталкиваться от какой-то одной яркой детали, которая сразу даст настроение этого города. При этом максимально избегая открыточных видов. Мы все знаем, как тоскливо это выглядит, когда в Голливуде заявочным планом Москвы делают, скажем, собор Василия Блаженного. Поэтому, например, наш первый план Берлина решён через оранжевый мусорный бак с антифашистским граффити: четкая местная деталь, которую берлинцы моментально узнают. А в целом снимать Берлин в Москве сейчас гораздо легче, чем 10 лет назад. Очень много отстроено кварталов, которые ничем не отличаются от любого среднеевропейского города. Дальше уже техническое дело: заменить дорожные знаки, вывески… и, главное, раскидать по тротуару огромное количество старых велосипедов.
Лили Идова: Я гораздо больше горжусь тем, что мы Детройт умудрились снять в Москве. Это было труднее.
Михаил Идов: Причем снять не просто город, а конкретный квартал (Истерн-маркет), и так, чтобы наши коллеги в самом Детройте не поняли, что это снято не там. Мы нашли нужные стенки на территории завода “Пластик” и добавили на них граффити. При этом параллельно проходили съемки в самом Детройте, Лиссабоне и Берлине, просто без наших актрис. В берлинских сценах есть дублер Иры Старшенбаум, а в детройтских дублёр её автомобиля. Сначала я смотрел на это как на какую-то досадную необходимость, а потом это стало ощущаться забавным вызовом. Поскольку весь мир оказался в таком же положении, было менее обидно. Если бы это было обусловлено исключительно бюджетом, я бы себя по-другому чувствовал. А так — пандемия, все как-то выкручиваются, и перед глазами свежий пример как раз в виде «Хода королевы», где все снято настолько условно, что Берлин на раз узнаётся во всех локациях.
Вы как люди, которые жили в Берлине, сразу увидели Берлин в этом фильме?
Михаил Идов: Где-то на 30-й секунде! В первой же сцене героиня спускается на лифте и выходит в фойе якобы парижского отеля — а точнее, в недавно закрытое кафе «Грош» на Курфюрстендамм.
А узнают ли москвичи знакомые улицы в «Берлине» вашего фильма?
Лили Идова: Думаю, с не меньшей легкостью. Но мне кажется, не в этом дело. Результат ведь зависит от самой истории.
Михаил Идов: Вот именно. Если москвичи будут узнавать в кадре Москву – ради Бога. Главное, если в эти моменты они думают не о персонаже, а об обстоятельствах съемок, это уже означает в некотором роде наш провал как сценаристов и режиссеров. Внимание должно быть на героях, а не на таких вещах.
На какой стадии находится ваш проект?
Михаил Идов: Он практически смонтирован.
Мы переходим в следующую стадию пост-продакшна – доозвучка, музыка, графика. Я бы хотел в течение ближайших месяцев двух работу над ним полностью закончить и очень надеюсь на премьеру в 2021 году. Посмотрим, как пойдёт.
Вы в одном из интервью говорили, что учились режиссуре на площадке, наблюдая за Кириллом Серебренниковым и Алексеем Попогребским. А на кого из сценаристов вы ориентируетесь в своей работе? На кого вы бы посоветовали обратить внимание молодым кинематографистам?
Михаил Идов: Хороший вопрос. Я могу назвать, кого я считаю лучшими сценаристами, работающими сегодня. Это Райан Джонсон, Джордан Пил, Павел Павликовски. Скотт Александер и Ларри Карашевски – мои любимые сценаристы, у которых я очень многому учился. Они написали два фильма Милоша Формана — «Народ против Ларри Флинта» и «Человек на луне» — и лучший фильм Тима Бертона, «Эд Вуд».
На нас также огромное впечатление произвёл сценарий Крэга Мейзина к «Чернобылю».
Это сценарий, который нарушает все правила. Например, главные герои появляются во второй серии. Каждая серия из пяти сделана в своём жанре, с отсылкой к своим отдельным источникам. Одна основана на «Иди и смотри», другая — боди-хоррор, третья – судебная драма. И при этом это не альманах, всё идеально работает на единое целое. Абсолютно выдающееся достижение.
Лили Идова: Из современных телевизионных вещей я бы назвала еще «Наследники». Мне кажется, сценарно это великолепно сделано и как драма и как комедия. Все персонажи и ультра-реалистичны, и гротескны одновременно — вот как это?
Михаил Идов: Если из россиян кого-то называть, то Наталья Мещанинова, конечно. Её сценарий к фильму «Война Анны» – шедевр минимализма.
Как бы вы охарактеризовали, если коротко, специфику работы в Европе, Америке, России? Есть ли какие-то ключевые отличия, которые начинающим кинематографистам нужно знать?
Михаил Идов: Самое короткое и самое важное, что можно сказать: нет трех частей света, есть две – Америка и Европа.
Россия – часть Европы. Российское теле- и кинопроизводство очень мало отличается от западноевропейского. Посмотрите французский сериал «Десять процентов» про их киноиндустрию: все ситуации знакомы. Американская индустрия — единственная, которая существует без государственной поддержки, и вообще существует как частный бизнес, который приносит прибыль. Индустрия всего остального мира основана на идее борьбы и конкуренции с американским продуктом. Соответственно, эта борьба может принимать либо форму контрпрограммирования (когда мы делаем что-то, что в Америке точно никогда не сделают), либо форму импортозамещения (когда мы просто на своем языке делаем что-то похожее на американское). Но задача и того, и другого – защитить свою культуру, а то дети будут смотреть только американский продукт, потому что он единственный из всех абсолютно универсален.
Лили Идова: Единственная разница только в том, что в большинстве европейских киноиндустрий есть очень сильные профсоюзы, и права работников гораздо больше защищены.
В России немножко дикий Запад в этом плане.
Михаил Идов: В некотором роде это нам помогло, потому что мы сняли фильм посреди пандемии, что, наверное, не удалось бы сделать в Германии или Франции. В целом, конечно, внутри Европы есть своя специфика по странам, которая может быть не видна на первый взгляд. Например, сценаристы в Германии ценятся выше, чем в Великобритании, едва ли не на одном уровне с США (при довольно средненьком продукте). Поэтому немецкие продюсеры часто привлекают британских сценаристов: авторы мирового класса оказываются, как ни странно, дешевле доморощенных.
Особенно интересных культурных различий мы насмотрелись, снимая в Турции: часть «Джетлага» была снята с турецкой командой. С одной стороны, там огромное уважение к съёмочной группе. Каждые пять часов все прерываются на обед, который длится час. То есть за смену они едят трижды. И при этом их невозможно уговорить, например, на пять минут задержаться, чтобы доснять какой-то план.
Потому что они просто бросают оборудование и расходятся. И это абсолютно правильно, себя и свое время надо уважать. А с другой стороны, например, нет традиции предоставлять актерам, даже звездам, фургоны. Актеры между сценами просто сидят на стульчике, видимо. То есть мы на их обеды смотрим с квадратными глазами, типа “живут же люди”, а они на наши фургоны.
Лили Идова: А вот с Америкой огромная разница, конечно, у всей Европы. Мы это окончательно поняли, когда узнали, что наши британские друзья, с которыми мы вместе работали над сериалом «Германия 89», люди, у которых есть награда «Эмми», когда приезжают в Голливуда, страшно испуганы, не знают, куда идти и как разговаривать. И жалуются, что их достижения никто не воспринимает всерьез, потому что они все где-то вне Лос-Анджелеса случились. Вот это для меня было главным шоком, что даже люди, разговаривающее на одном языке с Америкой, все равно в Голливуде чувствуют себя чужими.
Михаил Идов: Да, абсолютными чужаками.
Одна из странных особенностей США, в отличие от европейской киноиндустрии, что тебя всерьёз не воспринимают, пока ты не живёшь здесь.
Сейчас вы как раз работаете над американским проектом «Aspiration». Расскажите, пожалуйста, на каком все этапе?
Михаил Идов: На стадии кастинга. В Штатах сейчас очень сложно для независимого фильма выполнить все новые «ковидные» правила. Также многие артисты должны досняться в проектах, которые застопорились год назад. Но кастинг тут и без ковида задача непростая, потому что фильм ансамблевый, в нем 4 главных роли. В таких случаях не хочется брать какую-то одну звезду и трех неизвестных людей. Хочется, чтобы все эти роли сыграли хорошие характерные актеры, которые отлично притрутся друг к другу. Им нужно по сюжету играть лучших друзей – это тоже довольно тонкая материя. Не стоит надеяться, что во время быстрых съемок между ними сразу же возникнет какая-то химия. Это можно сделать, когда у вас 150 съемочных дней и первые две недели можно потратить на «пристрелку».
А когда у вас более реалистичные для независимого кино 30 съемочных дней, нужно настаивать на максимальных репетициях и массе проб, и из самих проб тоже делать репетиции. У нас, например, все пробы парные. Я почти никогда не «пробую» одного человека. Единственный способ снять кино за 30 дней – придти к первому дню максимально подготовленным.
В одном из интервью Лили поделилась, что очень любит жанровое кино, в частности, фантастику. Расскажите, на что нужно обращать внимание при работе с жанровым сценарием?
Лили Идова: Любое произведение – это, по сути дела, драма, рассказывающая что-то о людях. Она может принимать абсолютно любую форму. И новые фильмы ужасов или фантастические фильмы, все, в общем, концентрируются просто на людях и их отношениях друг с другом, их понимании мира.
Михаил Идов: Да, те же фильмы «Прочь» или «Солнцестояние» работают и как жанр, и как искусство. Сейчас, когда трудно продать оригинальный сценарий, потому что все захвачено франшизами и ремейками, одна из немногих лазеек, оставшихся для авторского кино в Голливуде, это фильмы ужасов.
Поэтому многие люди, которые в 70-х – 80-х годах снимали бы авторское кино, сейчас начинают с ужасов. А уже ко второму своему фильму втихаря повышают градус «искусства». Это видно и у Ари Астера, первый фильм которого – «Реинкарнация», а второй уже – «Солнцестояние». Такая же ситуация у Роберта Эггерса, который сначала снял «Ведьму», потом «Маяк», и так далее.
А что бы вы посоветовали начинающему молодому сценаристу или режиссеру из России, который хочет покорить Лос-Анджелес?
Михаил Идов: Сколько Вы знаете сценаристов, которые пишут не на своём языке? Дело в том, что поразительным образом в переводе сценарий почему-то не работает. Есть некоторое количество прекрасных русских режиссёров, которые снимают фильмы на Западе, но как правило по чужим сценариям. А сценаристам мне не хочется давать какие-то ложные надежды. Мне кажется, нужно стремиться делать идеальный продукт у себя, на своём рынке — тогда, поверьте, его заметят и на Западе.
Но свободное знание английского языка нужно в любом случае
Лили Идова: Также важный момент: тут практически ничего невозможно добиться без агента или менеджера. Поэтому первым шагом всегда должен быть поиск менеджера. Если в Европе возможно какое-то прямое общение, то здесь оно исключается в принципе. Просто система работает иначе. В Америке, в целом, исчезающе мало открытых питчингов и вообще социальных лифтов. Для сценаристов без агента и менеджера хороший ресурс – это сайт The Black List, созданный прекрасным человеком по имени Франклин Леонард. Это платформа, на которой эксперты и читатели голосуют за сценарии, и “выстрелившие” часто продаются и превращаются в реальные проекты.
Михаил Идов: Но главное вот что. Если вы хотите писать для США, вы должны уметь писать про себя. Звучит странно, но это так. Здесь никому не нужен ещё один человек с идеальным знанием трёхактной структуры. Это в России и отчасти в Европе таких не хватает, а в Америке их тысячи.
Им нужны не ваши идеи, не ваши сюжеты, а ваш голос. В Америке покупают голоса. И на рынке всегда дефицит альтернативных голосов. Соответственно, стоит всерьез задуматься — “Какой аспект моей биографии, какой аспект моей личности расскажет что-то новое людям? Из чего вообще состоит мой собственный голос, чем уникален я сам?” Это очень американский подход, в России он не особенно распространён и зачастую ошибочно воспринимается как дань “политкорректности”. Но лучший способ заявить о себе – это вытащить у себя из души главное, что там есть, причём опять же, это может произойти и в формате комедии, это может произойти в жанре фильма ужасов, фантастики. Если вы этой профессией уже занялись, то вы должны скормить этой машине себя. А самое сокровенное, что у вас есть – это неминуемо вещи, о которых страшно и неудобно говорить. Но приходится.
Как вам кажется, перед какими вызовами сейчас стоят начинающие молодые кинематографисты и как бы вы посоветовали их решать?
Михаил Идов: Самая главная проблема, которую нужно перебороть, это самоцензура, связанная с какими-то циничными представлениями о том, что хочет рынок.
Рынок ничего конкретного не хочет, рынок хочет вас. Рынок хочет что-то новое. И ещё, мне кажется, для российских молодых кинематографистов важно не чувствовать себя оторванными от мира. Совершенно необязательно стремиться в Америку, всё можно делать на русском языке, но делать это, не думая, что создаёшь какой-то второсортный продукт.
Беседовала Юлия Волкова.
Интервью подготовлено при поддержке агентства «Стардаст».
Проект «Moviestart: серия интервью для молодых кинематографистов» реализуется с использованием гранта, предоставленного Федеральным агентством по делам молодёжи (Росмолодёжь).
Проект знакомит начинающих кинематографистов, живущих в разных российских городах, со спецификой творческого процесса от дебютантов и мэтров кинематографа.
Подробная информация о проекте на сайте.
#Росмолодежь, #Росмолгрант, #Ресурсцентр, #ВКМП, #Россиястранавозможностей
Continue Reading
Сценаристы Михаил и Лили Идовы — о фильме «Джетлаг» и феномене Москвы
В «The City.
Говорим» сценаристы Михаил и Лили Идовы рассказали о том, что для них успех, как создавался фильм «Джетлаг» и почему из Москвы можно уехать только на время.
И меньше, и страннее
Михаил: Есть, на наш взгляд, неправильная философия, что нужно всегда расти по размаху, амбициям и бюджету. Что каждый фильм должен быть больше предыдущего, иначе что-то идет не так. Мы так никогда не считали, поэтому фильм «Джетлаг» гораздо меньше и скромнее «Юмориста».
Лили: Считается успехом, если тебе дают снимать фильм дороже. Для нас признак успеха — если тебе дают снять фильм страннее.
О «Джетлаге» и его предшественнике
Михаил: «Джетлаг» страннее, чем «Юморист», который вписывается больше в традицию социального кинематографа, с иносказаниями и ретроантуражем.
Что собой представляет «Джетлаг»? Мы между собой не можем уже месяц определиться даже с жанром. Это комедия, драма, трагикомедия, драмеди? Он очень сильно автобиографический, конечно, если не событийно, то эмоционально.
Что такое успешный фильм
Видео: SputnikVostokProduction/YouTube
Лили: Для меня важен эмоциональный отзыв. Даже если у небольшого количества людей фильм вызовет реальные эмоции, то для меня это успех.
Михаил: Для меня успех — проникновение в культуру, язык и беседы. Таковым является сериал «Лондонград», потому что есть определенное количество людей, которые его сильно любят, и есть те, кого он раздражает. И это нормально. А сериал «Оптимисты» для меня не является успехом. Хотя о нем говорили больше, чем о «Лондонграде».
Его показывали на федеральном канале, он успешно прошел по стримерам, уже три года на Amazon висит. Но для меня это не успех, потому что я не нашел людей, у которых он вызвал бы такие большие эмоции.
Фильм на расстоянии
Михаил: Фильм «Джетлаг» снят в двух местах — в Москве и на юге Турции. Изначально мы планировали, чтобы он был создан за копейки, игрушечные деньги, на фотоаппарат или телефон, но зато по всему миру. Но получилось наоборот — у нас нашлась финансовая поддержка, но закрылись все границы.
О сложных съемках
Кадр из фильма «Джетлаг»/Wnfilms.ru
Михаил: Самый главный аврал у нас на съемках не был связан с коронавирусом. Одного нашего артиста, который должен был выходить через сутки в кадр, не посадили на самолет. И за 22 часа до мотора нам пришлось сделать перекаст одной довольно важной роли. Речь про Глеба — тайского боксера.
Лили: Нам безумно повезло, что Даниэль Шейк оказался отличным актером. Но он сам этого не знал — это его первая роль.
Другой инцидент: артистку Полину Ауг уколола ядовитая рыба за день до того, как ей нужно было сниматься. Она провела ночь в больнице. А это была единственная сцена во всей ее роли, где ей нужно было бегать. К утру опухоль немного спала, и она уже смогла побегать. Но снималась она на обезболивающих. И это нормальные кинобудни, такое всегда происходит.
Москва, которая не отпускает
Михаил: Люди, которые хотят стать свободными, хотят быть людьми мира, все равно безнадежно привязаны к русской культуре, русскому языку. И между героями происходит диалог:
— Как странно, что есть мир, где нет Москвы.
— На самом деле только Москва и есть. Она тебя просто назад еще не позвала.
Лили: Это феномен именно Москвы. Люди очень сильно связаны с городом. И вместе с тем им тяжело быть все время в нем. Всегда нужно отходить на какое-то расстояние и возвращаться. Я сама из Москвы, поэтому это и мои ощущения. То же самое происходит и в отношениях между героями, когда им тяжело и вместе, и раздельно.
Москва — такой же персонаж, с которым герои выстраивают отношения.
Понаехали
Лили: В Москве всегда было предубеждение и классовое отношение: ты вырос в Москве или ты приехал покорять.
Сериал или полный метр
Михаил: «Джетлаг» существует и в формате сериала, и в формате полного метра. Это сделано для того, чтобы проект не зависел от кинокассы, сборов. У Дэвида Линча есть пример с «Малхолланд Драйв», который был пилотом сериала. Проект зарубили, но он его доснял и выпустил в кино. У нас было немного наоборот — финансовые решения принесли неожиданные творческие ходы.
Обнаженка
Михаил: Новый интерес к откровенным сценам сопряжен, скорее, с новым пониманием того, что это. А это не просто раздевающиеся красивые женщины для услады мужского взгляда. Культура вышла на новый уровень разговора о когнитивных отношениях.
Заветная ветвь
Видео: Группа «Звери»/YouTube
Михаил: Для нас потрясающим опытом было пребывание в Каннах в 2018 году с фильмом «Лето» в качестве сценаристов.
Но это не является самоцелью. Канны просто открыли для нас новые возможности, поэтому мы сейчас работаем с американскими коллегами. А все эти награды и знаки — они для мимолетных удовольствий. Мне было бы интересно снять кино с кассовой судьбой.
Лили: А я хотела бы «Эмми» получить.
Эфир The City от 9 июля
Читайте также
Человек на пороге. Михаил и Лили Идовы о «Лете» – Журнал «Сеанс»
Лили и Михаил Идовы. Фото: Ксения Угольникова
Михаил, когда Цой погиб под Кестерциемсом, вы были подростком в Латвии. Чем тогда была для вас эта новость?
Михаил Идов: Расскажу вещь очень странную, о которой прежде не говорил. Это был день, когда со мной в первый и последний раз в жизни произошел момент ясновидения. По поразительному стечению обстоятельств, в момент гибели Цоя в Латвии я, латвиец, был у родственников в Ленинграде, причем в старой семейной квартире на Рубинштейна, 6, напротив Ленинградского рок-клуба.
Началась программа «Время», и в тот момент, когда диктор только приветствовал зрителей, я абсолютно явственно знал, что следующая его фраза будет «погиб Виктор Цой». Причем ничего же это не предвещало! Цой был не Эми Уайнхаус…
И не Тупак Шакур.
М.И.: Да, и люди не задавались вопросом, сколько он проживет. Тем не менее, весь этот сюжет я услышал за тридцать секунд до того, как он прозвучал. И поэтому моя первая реакция была: «А, ну да, вот так». При этом я уже был огромным фанатом группы «Кино», а больше нее любил только «Аквариум». Но похожим на Гребенщикова я не мог хотеть быть, потому что Гребенщиков воспринимался как некая божественная сущность. А Цой как раз был рок-звездой в западном понимании, когда за ним не только музыка, но и готовый набор средств к существованию: это и прическа, и тон в разговорах со взрослым, и одежда, и интерес к восточным единоборствам… в общем, этот набор ты получал оптом и строил на его основе свою подростковую сущность.
А вот Лиля росла по-другому: в ее жизни эту роль, по-моему, исполняла группа «Наутилус Помпилиус»…
«Лето». Реж. Кирилл Серебренников. 2018
Лили Идова: Да, но «Кино» я тоже всегда очень любила, и в какой-то степени они были для меня моделью.
В фильме есть сцены с кавер-версиями западных хитов. С одной стороны, они вписывают Науменко и Цоя в мировой музыкальный контекст. С другой, показывают провал между «здесь» и «там». При этом я абсолютно уверен, что русский человек может любить Цоя, совершенно не зная New Order или The Cure. А для вас, как для людей, половину жизни проведших в США, Цой и Майк — это все-таки «свое, родное», или некая часть общего музыкального ландшафта 80-х?
М.И.: Использовать эти песни в фильме решил Кирилл, чтобы подчеркнуть, что наши герои в первую очередь меломаны. Они живут этой музыкой. Вы можете понять и любить их музыку, не зная T-Rex или Боуи, но их самих понять без этой музыки нельзя — за ней они проводили дни и ночи, спорили, использовали эти песни как опознавательный знак для «своих».
Помню, когда я только приехал в США и только-только узнавал новую музыку, я искал в ней следы уже знакомого мне русского рока. И очень приятно было находить следы «Кино» в группе R.E.M. Лет через пять пребывания на Западе это перевернулось: теперь я искал русскую музыку, в которой было приятно находить отзвуки знакомой западной музыки — тогда появились «Мумий Тролль» и Земфира. Уверен, что мы познаем новое через старое. Но в данном случае было приятно знать, что русские музыканты слушают ту же музыку, что и ты.
Л.И.: Для меня русский рок восьмидесятых тоже был точкой входа в западную музыку. Мне до сих пор трудно думать о Боуи и не думать про Гребенщикова.
М.И.: Трудно слушать Sons of the Silent Age и не думать о «Сыновьях молчаливых дней». Но мы одни из немногих, кто, слушая первую песню, думает о второй, а не наоборот.
«Лето». Реж. Кирилл Серебренников. 2018
Михаил, вы учились в американской киношколе.
Расскажите о том, как вы учились писать сценарии? Вам дали какие-то лекала и метод?
М.И.: Говоря о лекалах и рецептах, вернусь к Боуи, который сказал: «Не бойтесь копировать то, что вам нравится — копируя, вы будете совершать ошибки, которые со временем станут вашим стилем». Да, я ходил в американскую киношколу, но писать сценарии научился полностью в России, когда писал сериалы «Лондонград» и «Рашкин», который оказался на полке. Не хочу расстраивать участников популярных семинаров, но написание сценария сродни журналистике: нужно очень много анализировать и вбирать того, что сделано до тебя. А потом очень много работать в стол или, как в случае с «Рашкиным», в мусорный ящик.
Л.И.: И переделывать.
М.И.: Если твой первый сценарий, который видят другие люди, на самом деле твой двадцать восьмой, это правильно.
Л.И.: Я никогда не училась сценарному делу и не планировала писать сценарии.
Когда Михаил писал «Лондонград», я вдруг включилась в процесс. И первая сцена, которую я написала, вошла в эпизод без изменений. Разумеется, так больше никогда не было (смеются). До этого я никогда не писала ни для кино, ни прозу. Для меня написание сценария — это очень визуальная вещь. Я представляю трехмерную картину этого мира, и тогда уже могу расставить героев и записать их диалоги.
М.И.: Кроме того, ты юрист по образованию…
Л.И.: У меня много образований…
М.И.: И все они юридические! Кажется, у тебя лучше, чем у меня и большинства «конкурентов», развита логика. Это все странным образом полезно для нашего дела.
И умение на несколько ходов вперед смотреть…
М.И.: Как раз нет: если вы по-настоящему знаете персонажей, то можете смоделировать их реакцию на любые предложенные обстоятельства. Самое важное в любой истории — герой и понимание того, чего он хочет. Остальное прикладывается.
Сегодня сценарий часто начинается с описания интересного мира или темы, куда потом поселяют неинтересных героев. Мы стараемся создать в первую очередь интересных героев. В «Лондонграде» не было ставки на экзотику, ко второй или третьей серии зритель должен был забыть, что действие происходит в Лондоне. Приятно осознавать, что сериал на пике демонизации Запада в СМИ встретил такой отклик среди молодых людей.
Л.И.: Если зрители не могут сопереживать героям, любой мир будет занимать их не больше двадцати минут.
М.И.: Даже Ленинград начала 1980-х.
«Лето». Реж. Кирилл Серебренников. 2018
Вы часто работаете с историями, погруженными в прошлое, или, как в «Лондонграде», отправляете героев за рубеж…
Л.И.: Просто так получилось, что проекты о прошлом времени пошли в ход прежде других.
М.И.: Да, ведь вы видите только те проекты, которые кто-то снял!
По ним только и можно судить.
Л.И.: Нам очень интересны люди, живущие на сломе культур. В «Оптимистах» это советские дипломаты 1960-х, знающие иностранные языки и жизнь на западе, в «Лондонграде» это русские вне своего элемента…
М.И.: В «Рашкине» это американец в России.
Л.И.: Нам интересна тема человека, вынутого из своей среды и адаптирующегося к обстоятельствам. Возможно, это связано и с личным опытом…
М.И.: You think? (Смеются.) Разумеется, тут и Фрейда не нужно звать. Я живу на стыке культур, и мне очень интересны приспосабливающиеся, выживающие и сопротивляющиеся люди.
Как устроено ваше сотворчество?
Л.И.: Мы обычно вместе придумываем тему и общую канву сюжета…
М.И.: Просто ходим по городу и разговариваем.
Л.И.: Так легче придумывается.
М.И.: Есть этап, на котором полезно все говорить вслух: какие-то задумки могут оказаться полным бредом, и наоборот.
А потом мы уже работаем индивидуально.
Л.И.: Если это телесериал, мы делим эпизоды, если фильм, то сюжетные линии.
М.И.: В «Лете» Лиля скорее отвечала за романтику, а я за сцены вокруг рок-клуба — на правах бывшего музыканта.
Бывшего?
М.И.: Когда вы были последний раз на моем концерте? А когда я сам был последний раз на моем концерте?
То есть вам, чтобы писать, нужно две комнаты?
Л.И.: Почему же, можно писать, уткнувшись в компьютеры в одной; потом обмениваемся, обсуждаем.
М.И.: Физический акт письма все-таки одинокий. А придумывать проще вместе. Мы так работали и с Леной Ваниной: бродили по городу, но втроем.
«Лето». Реж. Кирилл Серебренников. 2018
В вашем случае это спокойный процесс, или возникает напряжение?
М.И.: Только не в процессе написания. Вокруг — да, случаются моменты уязвленного самолюбия.
А вот поругаться по поводу разного видения сцены — такого пока не было. Может, впереди еще.
Л.И.: Скорее всего.
Вы сказали: чтобы писать, нужно много изучать. На кого вы ориентируетесь?
М.И.: Я огромный фанат Скотта Александера и Ларри Карашевски — они тоже работают дуэтом, и лучше всех обращаются с документальным материалом. При этом их имена как-то не на языке, но все помнят их фильмы. Это они написали «Эд Вуд», по-моему мнению, лучший фильм Бертона. Также они авторы сценариев к двум поздним фильмам Милоша Формана, «Народ против Ларри Флинта» и «Человек на луне». Оставаясь верными духу событий, они всегда обнаруживают удивительную пластичность в материале и создают вещи, гораздо большие, чем сами эти события — поэтому их фильмы получаются общечеловеческими.
Как вы отсюда воспринимаете #metoo? Как относитесь к тому, что в некоторых сценарных программах на «маке» встраивают подсчет реплик по гендерам?
Л.
И.: У меня на «маке» вообще нет программы, я пишу топорно в Google Docs. Хотя это, конечно, не вопрос программы. Важно, отдаешь ли ты себе отчет в том, насколько интересные у тебя женские персонажи, или они сугубо двигатели сюжета. Никто не считает реплики или проценты. Сейчас на телевидении появляется огромное количество женщин-шоураннеров и сценаристок, которые делают потрясающие вещи. Это Шонда Раймс, Фиби Уоллер-Бридж, Тина Фей, чей 30 Rock изменил условия, в которых делались комедии в Америке.
М.И.: Проблема репрезентации есть, но заставлять Спилберга под дулом пистолета снимать больше женщин или темнокожих актеров — не решение. Нужно дать развиться следующему Спилбергу, который может оказаться темнокожим или женщиной. Если больше разных людей будут рассказывать истории, то разных историй будет больше. Это решается на уровне студийного начальства. Мне самому не очень приятно осознавать, что для Голливуда я, русский эмигрант, почти что diversity hire.
Но я выгляжу, как три четверти Голливуда, я еврей средних лет из Нью-Йорка. Это мнимое «разнообразие». Вместо того, чтобы считать реплики у меня, в следующий раз отдайте деньги женщине с более интересной историей.
Почему, вообще, «Лето»? Как вы воспринимаете это время — начало восьмидесятых? Откуда возникла столь нежная, лишенная резкости трактовка периода и персонажей?
Л.И.: У Цоя настолько цельный, сложившийся образ, что единственный способ как-то посмотреть, что это за человек и что с ним происходит, — это застать его за несколько минут до того, как этот образ складывается.
М.И.: Это человек на пороге. И трагедия в том, что наш Майк в конце остается на этом пороге, а Виктор входит в другое состояние. По поводу еще не собранного образа — насколько же прекрасен Тео Ю! В сцене, когда он идет в студию писать вокал для песни «Время есть, а денег нет», на долю секунды он принимает у микрофона позу позднего Цоя, которую мы знаем уже по «Ассе»: одна рука сжимает на локоть другой, голова слегка наклонена.
В фильме Тео делает это на долю секунды, будто это такой проблеск будущего.
«Лето». Реж. Кирилл Серебренников. 2018
Что для вас послужило первоисточником?
Л.И.: Отправной точкой для нас были совершенно потрясающие и очень короткие — это даже не книга или статья, а длинный пост в ЖЖ — мемуары Наташи Науменко. На них фильм и основан.
М.И.: Остальное отчасти вдохновлено по каким-то видеозаписям. Документальная точность была не так важна, скорее стояла задача уловить дух.
Как вы думаете, почему представители рок-сцены того времени так отреагировали на фильм, а вернее, даже на сценарий?
Л.И.: Людям больно, когда приходит кто-то со стороны и рассказывает свою версию событий. У каждого в голове свой Цой, и кому-то трудно видеть чужого.
М.И.: Особенно рассказанного какими-то москвичами. Наш фильм — романтическая музыкальная фантазия.
Она ни в коем случае не отменяет потенциальное множество других. Я был бы счастлив посмотреть и более традиционный байопик Цоя, и проект Учителя, в котором действие разворачивается сразу после гибели Цоя.
Л.И.: Надо понимать, что большинство возражений возникло еще до того, как фильм снимался…
М.И.: …и до того, как был написан сценарий. Но это нормально. Мне было бы интересно узнать реакцию некоторых людей после просмотра фильм.
Как возникла фигура Скептика, кто ее придумал?
М.И.: Персонаж, высказывающий скептические мнения о происходящем, был, но Кирилл развил эту фигуру, превратил его в демона современности, который витает надо всем.
Вы говорили, что выбор песен и организация номеров — идея Кирилла Серебренникова. В сценарии эти сцены присутствовали?
М.И.: В первоначальном сценарии присутствовали только песни Науменко и группы «Кино».
В одном из интервью вы говорили, что рассчитывали поучаствовать в картине в качестве музыкального супервайзера.
М.И.: Это было на ранних этапах, до того, как Кирилл стал режиссером.
А как вообще проект попал к вам?
М.И.: Идея написать фильм «про Цоя» существовала несколько лет, и было несколько подходов к снаряду с разными сценаристами и режиссерами. В какой-то момент продюсер Илья Стюарт попросил нас с Лилей попробовать исправить сценарий, который никого не устраивал. Мы переписали его заново — и тогда прикрепленный режиссер открепился. Фильм оказался бесхозным, но тут произошло чудо: Кирилл Серебренников искал следующий проект после успеха «Ученика» и выбрал этот.
«Лето». Реж. Кирилл Серебренников. 2018
Вы общались с Ромой Зверем после того, как он получил музыкальный приз?
Л.И.: Нет, мы уехали очень быстро после премьеры, а он получил приз только в последние дни фестиваля.
М.И.: Но, подозреваю, тот факт, что Рома Зверь стал каннским лауреатом — это прекрасный ответ на мнение части рок-тусовки о том…
Л.И.: …что один музыкант не может играть другого.
М.И.: И правда, где же такое видано?
А вообще, как вам каннский опыт?
М.И.: Это абсолютный сюрреализм, исполнение мечты и так далее. Но в первую очередь это все должен был видеть Кирилл Семенович Серебренников, а мы тут уже немного сбоку припека. И его отсутствие было так же важно, как и присутствие всех нас.
Л.И.: Его отсутствие ощущалось всеми.
Есть ощущение, что вы сознательно идете по пути «исполнения мечт». Еще будучи редактором GQ, вы были фанатом «Безумцев» — и сделали «Оптимистов», которые в некотором смысле советская подмена рекламщикам. Теперь фильм о Цое, который не по любви невозможно делать. Вы говорили, что в России много возможностей. В то же время, Россия сейчас не кажется территорией творческой свободы — Серебренников за решеткой, Сенцов объявил бессрочную голодовку. Критики в Фейсбуке пишут, что честный человек вообще заниматься не должен ничем. Как вы воспринимаете эту ситуацию?
Л.И.: Мы сами задаемся этим вопросом каждый день.
М.И.: Более того, фильм «Юморист» задается этим вопросом — о допустимой степени сотрудничества. Причем об этом говорит уже существование фильма: он был снят на деньги и Евросоюза, и чешско-латвийских кинофондов, и Министерства культуры России. Я не верю в коллективную ответственность. Каждый человек ответственен исключительно за свои действия и честен должен быть тоже по отношению к себе. Без этого принципа я, наверное, был бы богаче и гораздо менее счастлив.
Л.И: Я тоже верю в индивидуальную ответственность. Надо отдавать себе отчет в том, как ты пишешь и как на тебя влияет то, что происходит вокруг. При этом абсолютный бойкот России и ее культуры не кажется мне заслуженной мерой.
М.И.: Это бессмысленный шаг, потому что он буквально ни к чему не приводит — кроме отсутствия результата.
Читайте также
«Джетлаг» Михаила и Лили Идовых: нормальные люди в нормальном кино — Афиша Plus — Новости Санкт-Петербурга
Фото: скриншот видео / YouTubeПоделитьсяМосквичи Женя и Никита — она проектный менеджер, он разработчик игр — сдают свою московскую квартиру и собираются в долгий отпуск в Таиланд. По дороге между ними происходит незначительная ссора, которая приводит к неожиданному результату: Женя, оставив все чемоданы своему бойфренду, прыгает в первый попавшийся самолет и улетает в Берлин. Никита же послушно отправляется куда собирался — на океанские пляжи. С этого момента у каждого из героев начнется своя жизнь. Она будет устраиваться в мире кинобизнеса, работать на съемках амбициозного фильма-биографии Набокова в Берлине и рвать все социальные связи. Он займется просветлением, медитацией, пляжной йогой и сексом со случайно встреченной соотечественницей.
Наверное, если бы «Джетлаг» был книжкой, он был бы вещью страшно претенциозной, типа Коэльо или Павича. Герои два раза — чтобы точно все поняли и не прослушали — объясняют смысл названия фильма: согласно «Сатанинским стихам» Салмана Рушди, джетлаг, мучения и бессонница, которые люди испытывают при смене часовых поясов, — это синдром запаздывающей за человеком души. Пока она не догонит своего обладателя — тот будет страдать и полуночничать, ничего не соображая. То есть Женя и Никита — потерявшие души обыватели, которые плутают по глобусу, а их души за ними не поспевают, и гармонии героям не найти.
Но в качестве фильма этот трюк срабатывает не как «батькин символизм», а как вполне себе нормальный формальный трюк — наряду с прочими. Идов радостно играет, запараллеливая все действия своих героев, смешивая в монтаже временные пласты и географические точки. Отправляется спать Женя — а ложится в кровать Никита. Для эффектности в это монтажно-сюжетное узорочье вплетается еще и девушка, которой герои сдали квартиру: она тоже оказывается участницей общей гонки душ за своими обладателями. Получается сильный и вполне стильный аттракцион.
Но смотреть «Джетлаг» стоит не ради этих нехитрых, в общем, трюков. Фильм ценен как редкий уже пример простого и ясного фильма «для своих». Чего Идов совсем не боится — так это быть непонятым (и за то, что от него не требовали обратного, отдельное спасибо продюсерам Артему Васильеву и Вячеславу Муругову). В результате на экране просто и ясно, как в зеркале, отражается жизнь и мнения определенного, важного для кино и вообще искусства, сегмента современников, в меру успешных столичных жителей среднего возраста. Боящихся серьезности, в том числе в отношениях, проектных менеджеров, разработчиков, копирайтеров, выпускающих и линейных продюсеров проектов, их тьмы и тьмы.
Заслуга в том, что такое отзеркаливание получается, в первую очередь актерская. Идов придумал примерно всем исполнителям очень ясные и идущие им образы. Ирина Старшенбаум в роли невротичной офисной повелительницы, наконец, на сто процентов органична, а не только мила (как, скажем, в «Лете» по сценарию того же Идова). Ксения Раппопорт в роли режиссерки-тирана, наконец, показывает комический талант, а не только напоминает о европейской закалке и итальянских премиях. Филипп Авдеев в образе растяпы Никиты вовсе чувствует себя как рыба в воде.
Чёрт его знает, заслуга это Идова или недостаток русскоязычного кино, — да и не важно, в сущности. Факт в том, что «Джетлаг» — из тех редких отечественных фильмов, в героях которых хоть какая-то часть публики узнает себя, а не любуется на вымышленных красавцев и уродов. А еще — что это очень какое-то здоровое кино. Даже само то, что едва ли не первый же титр сообщает, что это фильм Михаила и Лили Идовых — вполне себе прорыв на отечественном ландшафте. В русском кино до сих пор живет прошловековая иллюзия, что на свете живут какие-то авторы, которые сами, в одно рыло снимают великое кино на чистом вдохновении (и пленку проявляют, и костюмы шьют, и все роли играют). Тут всё честно и вполне современно: фильм сочинил режиссер Идов и его жена-сценарист. А главное — опять же, нездешне здорово. Нормальное кино для нормальных людей.
Иван Чувиляев
Михаил и Лили Идовы: «Сцены с Набоковым в «Джетлаге»
Оценка: 6 из 10
Первые два эпизода сериала «Мистер Корман» вышли на сервисе Apple TV+ 6 августа 2021 года. Создатель, сценарист и режиссёр: Джозеф Гордон-Левитт. В ролях: Джозеф Гордон-Левитт, Артуро Кастро, Дебра Уингер и другие.
Джозеф Гордон-Левитт стал всё реже и реже мелькать в крупных успешных фильмах, о которых бы все говорили. Ещё несколько лет назад ему прочили многообещающую актёрскую карьеру, а когда он дебютировал в режиссуре со «Страстями Дона Жуана» некоторые даже осмелились сравнивать актёра с Робертом Редфордом. Но дальше что-то не заладилось. После неудачного «Сноудена» в 2015-м Гордон-Левитт, подобно его же персонажу, залёг на дно, ограничиваясь звуковыми камео для своего друга Райана Джонсона. Потом Джозеф внезапно объявился в немецко-австрийском триллере про угон самолёта (фильм, впрочем, никто даже не заметил) и отметился сначала в юридическом капустнике Аарона Соркина, а затем в супергеройском боевике про чудо-таблетки от того же Netflix.
Всё это, тем не менее, не помогло ему вернуть своё прежнее лицо, которое мы уже стали забывать, как выглядит. И сейчас Гордон-Левитт решил снова взять всё в свои руки и, заручившись поддержкой стриминг-сервиса Apple TV+, придумал, написал и срежиссировал свой первый сериал – «Мистер Корман», где также припас для себя титульную роль. Но, несмотря на полнейший авторский контроль, шоу всё-таки вряд ли вернёт Джозефа в голливудский авангард – ни в актёрском, ни в режиссёрском плане.
Джош Корман (Гордон-Левитт) – учитель пятого класса. У него кризис средних лет, он бывший музыкант, который больше не пишет музыку, потому что так и не сумел вылить своё увлечение во что-то, чем он мог бы гордиться. Он спрашивает своих десятилетних учеников, ощущают ли они себя счастливыми, потому что сам он – глубоко несчастлив. Нет, это не игровой ремейк пиксаровской «Души», хотя мотивы определённо схожи. Год назад Джош расстался с девушкой, а самый близкий его друг – это его мама Рут (Дебра Уингер), правда, мама не станет слушать о проблемах с потенцией, что Джош испытал впервые в жизни прошлой ночью, когда познакомился с девушкой в баре.
Джош – размазня, мямля, неудачник и тряпка для школьной доски. Он неудачно шутит, переживает панические атаки, живёт в полнейшем непонимании, что хочет от жизни. Джош – не самый интересный персонаж, с которым зритель захочет провести 5 часов своей жизни. Обидно, но Джозеф Гордон-Левитт, кажется, даже не представляет, что с этим поделать, предлагая до самого конца наблюдать за самобичеванием взрослого мужика в кризисе.
Фильмов про кризис средних лет несчитанное количество, большинство из них повторяют одно и то же по десять раз, однако есть редкие исключения, как прошлогодний международный хит Томаса Винтерберга «Ещё по одной», где есть нечто большее, чем размазанные на весь хронометраж мужские сопли. В данном жанре (если «страдания мужчин среднего возраста» можно назвать жанром) нет равных, пожалуй, только живому классику американского кино – Джадду Апатоу, у которого вся фильмография построена на препарировании мужской хрупкости и мужественности в условиях никого не щадящей бытовой жизни. Гордон-Левитт, конечно же, к этому ничего добавить не может, его трагикомедия уступает и фильмам Апатоу, и Винтерберга, и даже Александра Пэйна с его «На обочине», Софии Копполы и её «Трудностям перевода», замечательной инди-драме с Беном Стиллером «Статус Брэда» и ещё десятку картин той же тематики.
Выкрутиться Гордон-Левитт пытается за счёт необычных визуальных эффектов, превращающих происходящее то в картинки из альбома по скрэпбукингу, то в мюзикл, по экспрессии образов напоминающий «Скотта Пилигрима». Всё это похвально, хотя примерно в том же русле и куда остроумнее данный художественный приём исполнил Мишель Гондри в своей сериальной работе, кстати, тоже рассматривающей кризис личности, «Шучу» с Джимом Керри.
На выходе получается вполне себе заурядное зрелище с вялым повествованием и совершенно не цепляющими персонажами. История определённо жаждет больше иронии, однако Джозеф Гордон-Левитт застревает где-то между драмой и комедией, не достигая катарсиса ни в одном и ни в другом. Недостатки сценария, к сожалению, не скрыть за яркими визуальными эффектами и музыкальными номерами, которые, честно говоря, чаще выбивают из седла, нежели хоть чем-то сериалу помогают. Будем надеяться, что Гордон-Левитт просто любит таким образом самокопаться, а то после «Дона Жуана» перед нами второй проект, пропитанный жалостью к самому себе настолько, что заставляет искренне волноваться за психическое здоровье Джозефа. Или хотя бы подойти к нему, обнять крепко и сказать, что всё будет хорошо.
Вадим Богданов, InterMedia
Стала известна дата выхода в прокат фильма «Джетлаг» Михаила и Лили Идовых
Фильм «Джетлаг» Михаила и Лили Идовых, главные роли в котором сыграли Ирина Старшенбаум, Филипп Авдеев, Ксения Раппопорт, Полина Ауг, Егор Корешков, выйдет в российский прокат 17 июня. Дистрибутором картины стала компания «Белые ночи».
В центре сюжета — отношения пары Жени и Никиты. Их жизнь меняется из-за обычной ссоры в аэропорту: влюбленные оказываются в разных странах. Женя попадает на съемочную площадку в Берлине, встречает режиссера и становится соавтором его фильма. А Никита отправляется в Таиланд…Но одно остается у парня неизменным: желание быть рядом с любимой, и оно может преодолеть все географические, физические и даже моральные границы.
Съемки проходили в Москве, которая на время превратилась в Берлин и Детройт, а также в Турции, где продюсеры нашли места, похожие на юг Португалии и Таиланд.
Первым саундтреком к фильму стала песня «Ты мне говоришь «Пока!»» группы «Обе Две», музыканты которой написали композицию всего за неделю после просмотра черновой версии «Джетлага». «Тогда мы зимовали в Сочи, и эмоциональное состояние фильма оказалось нам созвучно, — вспоминает солистка группы Катя Павлова. — Во мне возникли вибрации, схожие с общим настроением всех его героев: мы будто дышали одним воздухом». За музыкальное оформление картины также отвечают инди-группы «Свидание» и «Русскоговорящий ГиД», челябинский проект «Монти Механик» и яркая представительница электронного андеграунда — Kedr Livanskiy.
«Это настолько личный для нас проект, что и саундтреком мог стать только наш с Лили плейлист. И по посылу, и по обстоятельствам создания, и по своему настрою картина оказалась созвучна одному из моих любимых музыкальных жанров — инди-поп», — говорит режиссер Михаил Идов.
Параллельно с полным метром готовится расширенная 6-серийная версия «Джетлага», которая позже появится на онлайн-платформе more.tv. Вообще проект и задуман как мультиплатформенный — его продюсируют «три отца»: more.tv, телеканал СТС и кинокомпания «Метрафильмс».
Латвийская кинопленка Tasse Проект русского сериала «Пешки»
К проекту российского шпионского сериала «Пешки» Метрафильма, который будет представлен на мероприятии CoPro Series в Берлинале в этом году, присоединится латвийский сопродюсер Tasse Film.
«Пешки» — детище сценаристов Майкла и Лили Идов, соавторов конкурса «Лето», конкурента Каннской пальмовой ветви 2018 года, и создателей двух чрезвычайно популярных российских сериалов «Лондонград» и «Оптимисты». Продюсирует «Метрафилмс» Артем Васильев.
Это 1965 год, середина холодной войны, и КГБ нанял робкого шахматного профи по имени Макс, чтобы тот помог поймать западного шпионского вербовщика, работающего в Австрии. Когда укус идет плохо, Макс доказывает, что его гений не ограничивается черным и белым, и доказывает, что он искусный полевой агент.
Макс получает партнерство с альфа-мужчиной-мастером шпионажа Иваном, прежде чем к советской странной паре присоединяется молодой левый западногерманский активист по имени Ханна. Трио расследует нападение и узнает больше, чем они могли рассчитывать.
Дебютный фильм Михаила Идова «Юморист» в настоящее время путешествует по международным фестивальным кругам. На фестивале в Трансильвании, где он был номинирован за лучший полнометражный фильм, Джей Вайсберг из Variety был впечатлен, восхваляя, что «исключительно умный диалог Идова сочетается с острым пониманием структуры». Черты характера, которые должны хорошо послужить Идову в его возвращении к длинному повествованию.
Перед презентацией серии CoPro Series продюсер Васильев и Идовы поговорили с Variety об их новом сопродюсере, используя историю для изучения текущих тенденций и приближения к холодной войне, но не излишне драматично или бойко.
Я вижу, вы ищете сопродюсеров в других странах, где хотели бы сниматься. Каких партнеров вы ищете? Что бы вы хотели, чтобы потенциальные сопродюсеры предложили проекту?
Васильев: У нас уже есть партнер, латвийская компания Tasse Film, которая в 2018 году спродюсировала с нами «Юмориста» Майкла. Мы планируем снимать до 80% «Пешек» в Риге — это отличный город как для Москвы, так и для Берлина, поэтому возврат наличных в Латвии будет важной частью бюджета.Мы ищем миноритарного сопродюсера, который может собрать 30-40% бюджета в обмен на права на свою территорию и долю в правах в остальном мире. Или, в качестве альтернативы, сильная сбытовая компания, которая может помочь нам с предпродажной подготовкой — это еще один путь, который мы готовы обсудить.
Есть некоторые хорошо известные исторические образы, которыми вы предлагаете поиграть: советский шахматист, КГБ против ЦРУ и ошибочные чувства национализма, которые все еще широко распространены сегодня. С чего началась идея сериала? И насколько это основано на фактах и изобретениях?
Майкл и Лили: Артем показал нам уже готовую подачу для серьезной русской драмы со шпионом, который также был чемпионом по шахматам.Сначала это казалось глупым, типа «вот супер-сыщик, который к тому же лучший бариста в мире», но потом мы подумали, что нет, это здорово, потому что в СССР лучшие шахматисты были среди очень немногих, кто мог регулярно выезжать за границу. В этом тоже было что-то безумное. Как только мы поняли, что главным героем должен быть этот неизменно застенчивый асоциальный персонаж Бобби Фишера, которого вынудили к этому, а его куратор из КГБ был оптимистичным светловолосым альфа-типом, все заработало.
Точно так же исторические драматические сериалы в значительной степени полагаются на современные параллели, чтобы установить свою актуальность и привлечь аудиторию.Так ли это с «пешками»? И как этот сериал сможет привлечь внимание публики в 2020-х годах?
Майкл и Лили: Основная тема «Пешек», трем главным героям которой уже за 20, — это новое поколение, отчаянно пытающееся исправить планету, которую их отцы почти сожгли. Это было правдой в 1960-х годах и остается таковой по разным причинам, но параллель довольно очевидна. Молодежь должна спасти мир. И мы полагаем, что работа в разных культурах и в рамках совершенно разных идеологий — единственный способ сделать это.
Существует также главный сюжет, основанный на том, как западное общество 1960-х годов насмехалось над женскими шахматами, что толкает Ханну, нашу главную героиню, политически влево. Откровенно говоря, каждый спор наших персонажей о капитализме против социализма — это спор, происходящий сегодня в Твиттере.
Считаете ли вы, что этот проект лучше всего подходит для бесплатного, платного телевидения или цифровой платформы? Или конечный продукт будет зависеть от типа вещательной компании, к которой вы присоединяетесь?
Артем: В России мы больше сконцентрированы на цифровых платформах, но также рассматриваем бесплатные сети в качестве возможных партнеров.Что касается европейских партнеров, я думаю, что сейчас на столе есть все три варианта.
Ваша самая известная на международном уровне работа была в основном драматической, но я вижу, что в «Пешках» вы хотите сыграть и комедию. Являются ли юмористические аспекты этого сериала результатом истории, которую вы рассказываете, или вы пишете, чтобы добавить к истории комедии?
Майкл и Лили: Забавно, что самый первый сериал, который мы когда-либо делали как шоураннеры, «Лондонград» 2015 года, был комедией — ну, в том смысле, в каком «Хорошая битва» или «Knives Out» — это комедии.Тон шуточный и резкий, но ставки вполне реальны. Мы пропустили запись в этом режиме, и «Пешки» действительно сошлись воедино, когда мы поняли, что никто еще не вел «холодную войну» таким голосом: все это либо довольно мрачное, либо полномасштабный фарс. Нам пришлось дойти до 1960-х годов, до сериала Майкла Кейна «Гарри Палмер», чтобы найти что-то подобное. Так что вы можете смотреть на «Пешки» как на дань уважения этим фильмам — без ужасного сексизма.
На фото, вверху: Лили и Майкл Идовы; Внизу: Артем Васильев
Лилия Михаила-Идова
Lily & Michael Idov — Writing — Clients
Lily и Michael Idov — сценаристы полнометражного фильма LETO, номинированного на Золотую пальмовую ветвь (Главный конкурс, Канны, 2018), штатные сценаристы всемирно известного телесериала DEUTSCHLAND 83 (лауреат премии «Эмми» за лучшую роль). Международная драма, 2015), а также соавторы двух нашумевших российских сериалов: LONDONGRAD и THE OPTIMISTS.Они женаты с 2004 года.
МАЙКЛ, американец латвийского происхождения, вырос в Риге и переехал в Мичиган в 16 лет. Он начал свою карьеру в качестве ведущего журналиста журнала New York Magazine, выиграв три раза в Национальном журнале. Награды за его сочинение. Он также опубликовал несколько книг, в том числе бестселлер « Ground Up » (по желанию HBO) и мемуары « Dressed Up for a Riot ». Во время работы в 2012-2014 годах в качестве главного редактора GQ Russia Майкл дебютировал в качестве сценариста на русском языке с художественным фильмом SOULLESS 2 (Колумбия), который стал самым кассовым внутренним релизом в стране. 2015 г., собрав более 8 миллионов долларов в прокате.
ЛИЛИ, родившаяся в Москве, приехала в США в 1998 году. Она имеет степень доктора юридических наук в Колумбийском университете и практиковала юриспруденцию в нескольких крупных американских и международных фирмах, прежде чем переключиться на писательскую деятельность. Первый совместный проект Лили и Майкла, международный комедийный / триллерный сериал LONDONGRAD (STS), премьера которого состоялась в сентябре 2015 года, собрав 20,5 аудитории и широко освещенных на BBC, в газетах Guardian и лондонских газетах Times .
Их следующий сериал, ОПТИМИСТЫ (Россия-1), драма времен холодной войны, действие которой происходит в Министерстве иностранных дел СССР, премьера состоялась в 2017 году для 15 человек.1 доля аудитории, и ScreenDaily назвал его «одним из самых популярных международных сериалов года». Обе серии в настоящее время доступны на Amazon Prime. В том же году англоязычный пилотный сериал Майкла APT, продюсированный Сарой Кондон из HBO и шоураннером «ДОМА КАРТ» Фрэнком Пульезе, был продан TNT. В 2018 году их полнометражный спектакль под руководством Кирилла Серебренникова «ЛЕТО» был встречен во всем мире в Каннах, заняв 2-е место в опросе французских критиков, и был показан в более чем двадцати странах.Наконец, DEUTSCHLAND 89, для которого Лили и Майкл написали два эпизода, должен выйти на премьеру в 2020 году.
Сценаристы «Лето» обсуждают «Проникновение Рока в Советский Союз» и «Ловушки биографического фильма»
Для российских меломанов (или поклонников русской музыки) группа «Кино» была путеводной звездой и отражением бурных, неопределенных периодов перестройки и гласности. Возглавляемая харизматичным советско-корейским музыкантом Виктором Цоем, «Кино» завоевала признание на протяжении 80-х, пока группа не распалась, когда Виктор погиб в автокатастрофе в 1990 году.Новый фильм « Лето» (по-русски «лето») драматизирует годы до славы Цоя, подчеркивая его дружбу с советским рок-музыкантом (и учеником западного рока) Майком Науменко, который должен был стать наставником Цоя. В Лето Науменко видит в Цое человека с огромным талантом, но также с врожденной звездной силой, которой Науменко не хватает. Цой также влюбляется в жену Науменко Наталью, что приводит к непростому любовному треугольнику. В фильме использована старинная музыка Кино, а также фантастические интерпретации песен Лу Рида, Talking Heads и Дэвида Боуи.
Мы поговорили с Майклом и Лили Идовыми, которые вместе с режиссером Кириллом Серебренниковым написали сценарий для Leto , об отказе от музыкальных биографических клише, о том, как представить музыку, которая может быть незнакомой иностранной аудитории, и о влиянии правительства на искусство. Leto сейчас в Нью-Йорке, а релиз в Лос-Анджелесе намечен на 21 июня.
AllMusic: В фильме есть сцена, где группа неуклюже садится с государственным чиновником, чтобы объяснить тексты песен.Это то, что вы чувствуете сейчас, когда объясняете мне свой фильм?
Михаил Идов: Не совсем. Что они делают в этой сцене, так это то, что их тексты проверяются на пригодность для исполнения. Когда бы вы ни писали песню, чтобы публично исполнить ее в Советском Союзе, вам нужно было получить одобрение.
Лили Идов: Не просто песня, ни на что.
Майкл: Даже стендап-комедия. По сути, они проходят прослушивание в Ленинградский рок-клуб, который является официальным местом для молодежи, курируемым КГБ.
AllMusic: Артисты часто терпеть не могут так ясно объяснять свою работу.
Майкл: Нам было очень весело писать эту сцену, но это также и наши собственные кошмары, которые оживают. Но это еще и очень забавно, потому что мы поместили его в кафе, и есть эта комедия, где все больше и больше их отправляют за напитками. А актриса, играющая бюрократа, — одна из моих любимых русских актрис, Юлия Ауг, она почти как Мерил Стрип из России, она великолепно играет этого бюрократа, применяя стандарты высокой поэзии к текстам панк-рока.
AllMusic: Когда вы писали сценарий, вы четко осознавали, что имя Виктора и его музыка не были достаточно широко известны, чтобы можно было избежать признания публики. Нет никакого «We Will Rock You», на который можно было бы отступить.
Майкл: Поверьте, даже для российской аудитории было бы проще включить некоторые из более поздних хитов Kino, которые все знают и любят. Но это умышленно извращенная идея; представьте, что делаете биографический фильм о Дэвиде Боуи и останавливаетесь перед Space Oddity , и это всего лишь его ранние хиппи-штучки.Именно это мы и сделали в этом. Продюсеры имели права на весь каталог Kino, и, к их нескончаемой чести, они согласились с этой вызывающей идеей арт-хауса использовать только те песни, которые Виктор написал в возрасте 18-19 лет, и ни одна из них не так уж хороша. -известно россиянам.
Lily: Вы слышите несколько песен, которые никогда не были записаны должным образом.
Майкл: Да, мы пытались создать ситуацию, при которой они были бы возрождены из старых плохих концертных записей.Это было разработано как противоположность биографическому фильму в стиле Bohemian Rhapsody , где каждая сцена — это, по сути, гигантский подмигивание вам, чтобы вы знали, что будет дальше. Самая болезненная сцена в этом была, когда они пригласили Майка Майерса, чтобы он специально поставил эту мета-мета-шутку о World Wayne’s World . Очевидно, мы не хотели иметь ничего общего с подобными вещами, а просто рассказать историю об этих людях до того, как они стали звездами, и превратить это в острый любовный треугольник.
Лилия: Мы очень постарались написать универсальный рассказ о любви, дружбе и свободе.
Майкл: Я думаю, что полезно знать, что эти люди реальны и что один получил огромную славу, а другой прожил остаток своей трагически короткой жизни в полумраке, но это не критично для сам фильм, вы можете просто смотреть на него как на своего рода фильм новой волны о богемном любовном треугольнике.
AllMusic: На протяжении всего фильма есть эти фантастические моменты, например, когда пассажиры городского автобуса начинают петь «Пассажир» или сцену, установленную на «Идеальный день».«Это были в сценарии?»
Майкл: Это все Кирилл Серебренников, режиссер. Это его фильм и наш сценарий, хотя в нем были все основные события и основные сцены, самая большая разница в том, что в нашем фильме не было мюзикл. Это был строго закулисный мюзикл, музыку можно было услышать только тогда, когда ее исполняли или играли. Так что удивительный театральный гений Кирилла превратил этот фильм в эту музыкальную фантазию.
Песня была выбрана в основном его, Боюсь, что если бы я выбрал песни или Лили, у нас, вероятно, возникло бы искушение пойти на что-то более непонятное, но я думаю, что Кирилл был совершенно прав.Это была единственная область, в которой у нас возникли небольшие разногласия во всем процессе, потому что я чувствую, что Trainspotting вроде как владеет «Perfect Day» все остальное время, но я думаю, что он был прав, когда использовал песни, которые люди знают, и иметь эмоциональный отклик и, что более важно, использовать песни, которые прототипы наших персонажей действительно слушали, любили и использовали, чтобы вдохновить их.
AllMusic: Когда вы узнали, что он собирается использовать такой подход?
Майкл: Мы делали черновик вместе с Кириллом, поэтому мы не были удивлены, но опять же, мы действительно впервые увидели весь фильм в его законченной версии, когда он был впервые показан в Каннах, и посмотрели его на одном из фильмов. самые известные в мире киноэкраны были своего рода безумным опытом, который, возможно, никогда не повторить.И совершенно трагично, что его не было, чтобы увидеть это, потому что он в то время находился под домашним арестом. [ Серебренников был освобожден, но ожидает суда по обвинению в мошенничестве, связанном с государственной субсидией ]
AllMusic: Есть деталь о том, что Майк Науменко транскрибирует рок-песни на английском языке и заполняет блокноты текстами. Вы столкнулись с этим в ходе своего исследования?
Майкл: Это был Майк, он действительно это сделал, это документальная деталь из его жизни.Он был в некотором роде ученым рок-н-ролла, он все это каталогизировал и изучал. Это часть Моцарта и Сальери.
Lily: И не все говорили по-английски, поэтому он переводил тексты и показывал их другим музыкантам.
Майкл: Он был своего рода преподавателем рок-н-ролла, и поэтому мы подумали, что это так круто, что он парень, который знал все обо всем, и все же ему трагически не хватало этой дополнительной части je ne sais quoi , чтобы сделать это, и он видит этого парня, Виктора, которому 18 лет, и он ничего не знает, но все, что у него есть, это или , то, чего не хватает Майку, и он абсолютно прирожденная звезда, и вместо из зависти он просто жертвует собой, чтобы стать своим наставником.Мы действительно думали, что это красивая история.
AllMusic: Я часто возвращаюсь к видео, в котором Путин поет «Blueberry Hill», и пока я смотрел фильм, я пытался преодолеть разрыв между этим искренним, волнующим молодежным движением и чем-то еще. так уравновешен.
Майкл: Мы должны примириться с идеей, что бумеры и поколения, которые пришли после этого, полностью стерли любое понятие контркультуры. Как только что-то попадает в метро, через пять минут это может быть использовано в президентской кампании, и это новая реальность.Раньше я удивлялся этим маленьким кусочкам: «Боже мой, советник по кампании Хиллари Клинтон слушает инди-рок», например, как будто он фанат Pavement или что-то в этом роде, но сейчас 2019 год, и больше нет различий. Все есть все, есть только хорошее и плохое.
Михаил Идов — Журнал BOMB
В его дебютном романе Ground Up я обнаружил, что персонажи просто необычны или достаточно эгоцентричны, чтобы продвигать повествование, но с трудностями, которые определили сюжет и заставили его почувствовать себя реальным в сегодняшнем благоустроенном Нью-Йорке.Марк и Нина, женатые и дети успешных иммигрантов, пытаются открыть собственное кафе в венском стиле, только чтобы позволить провалу бизнеса поставить под угрозу их собственное здравомыслие и брак. Роман эффективно показывает квартал в Нижнем Ист-Сайде, умно комментируя, как характер района меняется так же быстро, как открываются и закрываются предприятия. Мы с Майклом говорили о том, почему каждый хочет открыть свою собственную кофейню, о привлекательности и опасности писать то, что вы знаете, и о ориентировочном будущем писательства в этом городе.
Эмили Нонко. Давайте начнем с закрытия вашей собственной кофейни и с того, как из этого вышла книга. Я прочитал вашу статью в Slate, в которой описывалась ваша собственная неудачная попытка открыть кофейню, и мне было интересно, была ли кофейня тем, о чем вы сразу хотели написать после ее закрытия.
Майкл Идов Что ж, я не думаю, что это было настолько линейно. Честно говоря, я всегда хотел написать социальную сатиру на Манхэттене, и отчасти это было оправданием для ее написания. После статьи в Slate мне позвонили несколько агентов и попросили написать что-нибудь научно-популярное, или «как не делать» об открытии собственного кафе, или какие-то преждевременные мемуары.У меня действительно аллергия на эти вещи, и я не мог представить, что буду проводить корпоративные лекции … Я просто использовал это как предлог, чтобы повесить свою мечту о написании сатирического романа. И это сработало. Я сказал большинству агентов, что видел книгу, похожую на Эвелин Во, а затем ( делает телефонный жест ) «щелкнул», и все.
Мой агент был заинтригован тем, что сделал это как вымысел. И это в большой степени выдумка, правда о том, что я владею кафе, просто не так драматична. Мы отправились с определенной суммой денег, которую мы могли позволить себе потерять, мы потеряли ее, сократили наши убытки и ушли.У него не было прогрессивной динамики, когда вы начинали выбрасывать деньги и разрушать всю свою жизнь, как это делают многие люди.
Честно говоря, книга была в основном вдохновлена не моей собственной историей, а историями, которые я получил от читателей статьи Slate . Я получил более 500 писем от людей, чьи бизнес-идеи варьировались от совершенно безрассудных до владельцев провинциального супермаркета в пятом поколении, куда люди перестали ходить, а отец писателя застрелился. Я получил одно письмо от пары, владевшей единственным английским магазином в Хошимине во Вьетнаме.
Здесь начали складываться персонажи Марка и Нины. Основа, которую я им предлагал, во многом основана на моем собственном опыте в Нижнем Ист-Сайде. Обстановка более или менее реальная, хотя, если вы заметили, улицы, на которой находится их кафе, не существует. Читателям требуется много времени, чтобы понять, что «Фуллертон» — не настоящая улица Нижнего Ист-Сайда.
EN Пришлось погуглить! Я думал, что это одна из тех секретных улочек, петляющих где-то по соседству.
MI Даже люди, очень хорошо знающие город, признают, что Фуллертон мог существовать. Мне очень нравится это название улицы. Это как 8 ½ этажа в Быть Джоном Малковичем .
RU Я знаю, что вы упомянули мемуары ранее, и я не понимаю, почему существует такая огромная потребность всегда читать что-то, помеченное как истина. Мне нравится строчка в вашей книге: «Это моя история, и я могу солгать, если захочу». Как писатель-фантаст, действительно ли вам нравится эта свобода? Что вы думаете о мемуарах vs.фантастика?
М.И. Я думаю, что одержимость мемуарами — это симптом нашей большой одержимости подлинностью, почти инфантильного желания знать, что вы читаете именно так, как это произошло. Каждый раз, когда в кинотеатре гаснет свет и я вижу «Основанный на реальных событиях», моя реакция такая: кого, черт возьми, волнует? Хорошая это история или плохая?
Думаю, я особенно чувствителен к рассказам об иммигрантах, потому что они всегда одни и те же. Это всегда рассказ об ассимиляции. Шаг первый: местнические ценности старой страны vs.постмодернисты США. Шаг второй: тосковать по запаху родины.
Это исходит из нашего убеждения, что американский опыт не интересен сам по себе. Нам нужно продолжать видеть это и заново видеть это глазами незнакомца или все глубже и глубже погружаться в экстремальный опыт людей. Я понимаю, что хочу прочитать о ком-то, кто был ребенком-солдатом. Но затем желание подлинности выливается и в обыденную жизнь, и мы получаем воспоминания о том, как пойти в чертову подготовительную школу, понимаете? Вы можете взять любой опыт и втиснуть в него торжество повествования об инженю.Кем бы вы ни были: няней, вышибалой или моделью, всегда будет торжество какого-нибудь ясноглазого ребенка, который приехал в Нью-Йорк и покорил систему. И вот, опубликование мемуаров — счастливый конец. Хэппи-энд всегда один: я вырос и опубликовал мемуары. Все они идут на этот мета-финал.
EN Какую часть «американского опыта» вы хотели изобразить в своем собственном романе? На твоей книге есть пометка: «Жить американской мечтой наоборот.’
MI Для меня было очень важно, чтобы главные герои, Марк и Нина, были детьми успешных иммигрантов. Просто формально становится более элегантно завести их там и высадить в Нижнем Ист-Сайде, где три поколения назад высадились их собственные предки. Так что они как бы живут этим американцем, паломником-прогрессом, в обратном направлении. Они начинали как мечта иммигранта, привилегированные яппи Верхнего Вест-Сайда, а затем в конечном итоге имитировали то, что делали бы их бабушка и дедушка.Как только я понял, что они должны быть не только богатыми, детьми Оси, но и детьми успешных иммигрантов, я мог бы с таким же успехом сделать Марка Русского просто для того, чтобы нарисовать то, что я знаю. Надеюсь, у меня не было фактических оплошностей в тех местах, где я упоминаю наследие Нины.
Марк гораздо менее русский, чем я, Марк — во втором поколении, и я переехал сюда, когда мне было 16. Марк думает, что знает русский язык; у него в книге ужасный перевод стихотворения. Но это не делает это иммигрантским романом или романом об ассимиляции.По сути, ради смеха они делают то, что должны были сделать их предки, чтобы продвинуться в обществе.
RU Я подумал, что Нижний Ист-Сайд был интересным местом для этой книги, потому что когда-то — никто не хотел там жить. Это был район, в котором люди изо всех сил пытались жить. Но теперь у вас должно быть столько денег, чтобы там жить, открыть там бизнес. Интересно посмотреть, как сильно изменился персонаж в округе.
MI В книге очень много говорится о джентрификации и о том, что она носит цикличный характер.Мой любимый персонаж в книге — домовладелец — мне нравилось придумывать его историю о том, как разбогатеть, продавая неоновые спортивные костюмы рэперам. Многое о том, как эти вещи представляют собой циклы, и они попадают в цикл подъема-спада. Книга не возмущается джентрификацией; это требует некоторой части этого яппи, романтического представления о предпринимательстве. По большей части это своего рода безумие, но в реальной жизни только потому, что кто-то решает открыть хорошо организованную мясную лавку в Бруклине … это может быть этически подозрительным, потому что вы знаете, что у этих людей всегда есть план Б и они могут вернуться к любому высшему образованию. у них было.В то же время, каков реальный результат? Больше хорошего мяса. В случае Марка и Нины кофе, вероятно, был очень хорош.
RU Знаете, у меня всегда была эта мечта: если бы я нажил немного денег, я бы открыл кофейню по какой-то прихоти.
MI Видите, у всех есть такая идея, верно? Это определенно не [только] в Нью-Йорке … Я вижу это по всей стране. Я сейчас перевожу книгу на русский язык, и основная идея книги почему-то совершенно чужда читателю, потому что российские интеллектуалы не мечтают открыть свои собственные кафе, бары или рестораны.
RU Странно, насколько это романтизировано — желание открыть пространство для самовыражения, не беспокоясь о своем бизнесе.
MI Это очень американская мечта о более европейском образе жизни. В книге это называется «вечным званым ужином».
RU Так по каким причинам вы вначале зашли в кафе?
MI Они были довольно близки к этому. Это определенно было забавой, и мы хотели посмотреть, созданы ли мы для этого или нет.Это может быть успешным, многие люди неверно истолковали фрагмент Slate как означающий, что малый бизнес не может выжить.
RU Вы писали до открытия кофейни?
MI А, да. Я журналистом с 13 лет. Сначала на русском, потом на английском. Кафе определенно было отклонением от письма — я думаю, было бы романтично, если бы я был ученым, у которого был этот единственный опыт, а затем он начал писать об этом, но, к сожалению, нет. Кафе определенно не было проектом: «За один год я совершил дурацкий поступок, продав книгу.«Я определенно не думал, что кафе заслуживает какого-либо художественного рассмотрения.
RU Изменило ли ваше восприятие открытия и закрытия книги о кафе?
MI Это не так. В романе герои проходят через то, через что мне никогда не приходилось проходить. Если эта книга разойдется тиражом в миллион экземпляров, я открою большое кафе, и тогда она будет питаться сама собой.
RU Я приду.
MI Это то, что мне всегда обещают.
EN Изменил ли ваш собственный опыт приезда в Америку вашу точку зрения как журналиста или романиста?
М.И. Как журнальный писатель, почти наверняка нет.Что касается художественной литературы, то у меня в первую очередь точка зрения нью-йоркца. Я в первую очередь житель Нью-Йорка. Это то, что я имел обыкновение выдвигать в качестве встречного заявления о том, что я американец: «Вы американец?» «Нет, я житель Нью-Йорка». Я думаю, что нью-йоркская точка зрения основана на некотором внешнем опыте. . Почти все откуда-то еще.
EN Вот почему это такой замечательный город. Я также хотел спросить, что вы думаете о переключении между журналистикой и художественной литературой. В журналистике вы всегда пытаетесь найти то, что уже есть.Но с художественной литературой перед вами стоит непростая задача — придумать все самостоятельно.
М.И. Что ж, в первых главах книги этот витиеватый, перезаписанный язык — не мой естественный стиль письма, который я подавлял в своей журналистике. Это что-то специфическое для персонажа, потому что Марк — писатель, и его голос очень самолюбивый. Определенно здорово иметь возможность писать чужим голосом и создавать диалоги с нуля. Это то, чего журналистика обеспечить не может.
EN Так было ли легко начать писать книгу?
MI Я всегда писал художественную литературу, но никогда не писал больше 30-40 страниц. Я определенно должен был составить схему и мысленно разделить эти рассказы, которые мне нужно было связать вместе.
RU Каково было закончить полнометражную книгу?
MI Вы знаете, это многоступенчатая штука. Вы гуляете по воздуху в течение нескольких дней, затем читаете его и совершенно безумно относитесь к этому, а затем вы обнаруживаете одну вещь, которую вы ненавидите, которая немедленно отравляет для вас весь опыт.Еще месяц вы думаете, что написали ужасную чушь, которую никто никогда не захочет читать. Вы колеблетесь между этими двумя крайностями, а затем останавливаетесь в центре. Я закончил полтора года назад, так что чувствую, что это был хороший снимок того, кем я был тогда. Это как разгадывать гигантский кроссворд.
RU Как и те пазлы, которые можно купить в SkyMall! Вы видели кроссворды, которые можно повесить на стену?
MI Каждый раз, когда я вижу это, мне приходится останавливаться от покупки.Я должен напомнить себе, как это ужасно будет смотреться на стене. В книге есть отрывок, где Марк высмеивает кроссворды. Это своего рода то, что я вступаю во владение от его имени. ( смех )
EN Является ли Марк персонажем, которого вы будто вытащили из себя?
М.И. Ну, он засранец. Он претенциозный болван. Марк — это преднамеренное проявление моих худших качеств. Как только вы пишете для красноречивого персонажа, вы в конечном итоге даете ему свои собственные лучшие реплики. Как только вы это сделаете, вы не сможете не почувствовать к ним немного нежности.
Марк будет примерно на 40 процентов меня, худшие 40 процентов. Двое из моих любимых персонажей ни на ком не основаны. Вик Фиоретти [старый друг Марка в книге, борющийся с фолком музыкант, который прославился благодаря смехотворным названиям песен] — персонаж, рожденный моим собственным разочарованием в попытках создать рок-группу в течение трех лет. Я точно ничего не добился. И после того, как я сдался, моя бэк-группа преобразовалась в эту джаз-рок-группу, которая преуспевает. Все, что им было нужно для успеха, — это отъебаться.В книге мне нужно было иметь кого-то, кого Марк презирал в самом начале, и по мере того, как Марк уходит вниз, Вик с той же скоростью становится богаче и знаменитостью. Что может быть лучше, чем сделать этого парня анти-фолком, типа тротуарного кафе? Я хотел, чтобы Вик вернулся в конце романа и действительно купил кафе. Тогда я почувствовал, что это будет завершение сериала, слишком аккуратно.
EN Есть ли писатели или романы, к которым вы постоянно возвращались, когда писали свои собственные?
MI Я много читал Эвелин Во.И «Дети Императора» , хороший путеводный свет в плане того, каким может быть великий обширный нью-йоркский роман. Моя не велика и не обширна, она пытается создать крошечный микрокосм Нью-Йорка на одном квартале. Также было очень приятно видеть кого-то, кто менее чокнутый, чем я, нарисовал весь Нью-Йорк, и там было 9/11, и придумал то, что я считаю действительно действительно великим романом.
RU Планируете ли вы написать больше книг для Нью-Йорка?
MI Я определенно не собираюсь заниматься этим или занимать какую-то нишу.Слишком рано, правда? Я должен подумать об этом, но у меня нет такого целостного взгляда на свою карьеру. Просто все, что происходит.
RU Вот вопрос, о котором, я уверен, вам уже надоело говорить, но как вы думаете, куда идут журналистика и роман? Вы напуганы, полны надежд?
MI Меня это совсем не тошнит, я просто боюсь ошибиться.
RU Как вы относитесь к людям, читающим вашу книгу на Kindle?
MI Отлично. Почему бы нет? Если наличие физического продукта становится способом рекламировать себя, значит, так оно и работает.Если писательство и журналистика становятся чем-то вроде спонсируемой деятельности, требующей покровительства со стороны богатых людей, взгляните на картину в целом. Так было 100 лет назад и так обстоит дело сейчас. Богатым людям нравится владеть медиа-собственностью. И я думаю, что чем раньше мы это признаем, тем скорее мы закончим этот период.
Что касается романа, я определенно хотел бы видеть больше романов, которые не являются завуалированными биографиями или тонко завуалированными сборниками рассказов. Сказав это, я прострелил себе ногу.Я определенно виноват во всем, что осуждаю. Я просто считаю, что «напиши то, что знаешь» — это палка о двух концах, и что иногда людям следует писать о том, о чем они совершенно не подозревают.
«Напиши то, что знаешь» сочетается с более скромным письмом, и в итоге получаются сотни романов о том, что ты учишься в аспирантуре и испытываешь проблемы с девушками.
RU И я думаю, что мы становимся культурой, в которой все происходит слишком быстро. И мы так нетерпеливы.
MI Я думаю, что все идет в обе стороны.Что мы видим, так это то, что верхняя часть всего становится более сложной, а нижняя — еще более мусорной. Мы живем в золотой век телевидения, а не только на HBO и Showtime, а потом у нас есть вся эта чушь реальности. Еда, то же самое. Мы никогда не ели лучше, но никогда не ели хуже.
Это движение к двум крайностям, и я не удивлюсь, если больше людей начнут читать серьезные романы точно так же, как больше людей вообще перестают читать или не читают ничего дольше, чем твит.Мы становимся действительно плюралистическим обществом, и это здорово, потому что нас достаточно, чтобы охватить все основы. Нам просто нужно забыть о Майкле Джексоне, о продаже 50 миллионов копий чего-то. Нам нужно найти свою нишу.
RU Да, интересно посмотреть, в каком направлении развивается роман в культуре, где все открыто и открыто.
MI Думаю, он распространяется повсюду одновременно, и это здорово. Если кто-то хочет прочитать о том, как однажды в пригороде он заболел желудочным гриппом, отлично.Чем больше будет информации, тем разборчивее мы ее получим.
RU Как вы относитесь к собственному будущему писателя в этом городе? Вы чувствуете себя в безопасности?
MI ( смех ) О, Боже. Нет. Просыпаюсь ли я иногда, думая, что через 10 лет меня заставят писать сценарии видеоигр? Конечно. Но иногда я просыпаюсь с мыслью, что через 10 лет написание сценария видеоигры будет более полезным, чем то, что я делаю сейчас. Кто знает.
Ground Up теперь у Фаррара, Штрауса и Жиру .
путинской Москвы, по словам бывшего редактора GQ Russia Михаила Идова.
Писатель и журналист Майкл Идов вырос в Латвии, а подростком приехал в США. Проведя несколько лет в журнале New York, он решил вполне согласиться с предложением о работе: редактором GQ в России. Идов переехал в Москву со своей семьей в 2012 году и лично наблюдал за правлением Владимира Путина. Через пару лет он стал заниматься там кино- и телебизнесом, узнал о невзгодах Pussy Riot от самих членов группы и почувствовал нарастающее уныние после того, как Россия аннексировала Крым.Теперь он написал чрезвычайно красочные мемуары обо всех этих событиях, , одетые для бунта: злоключения в путинской Москве .
Я недавно разговаривал по телефону с Идовым, который сейчас живет в Берлине. В ходе нашего разговора, который был отредактирован и сокращен для ясности, мы обсуждали, что московская элита на самом деле думает о Путине, почему Трампы и Путины считают себя членами одного племени, и ставят под угрозу ваши принципы, чтобы выжить в современном мире. день россии.
Исаак Чотинер: Название книги относится к «путинской Москве». Обычно мы читаем фразу , Россия Путина, . Вы пытались что-то сказать о Москве и о том, чем она отличается от России?
Майкл Идов: Я рад, что вы это уловили, потому что на самом деле это было сделано намеренно. Мой опыт не был подлинно российским. Мои приключения и злоключения в России — это именно московский опыт.Это означает, что я очень хорошо осведомлен о том, что мне очень повезло с тем, как со мной обращались в Москве, с толпой, с которой я бегал, в социальных кругах, а также с той степенью относительной безопасности, которую мне обеспечивали мой американский паспорт и будучи полуобщественным человеком. Я считаю важным отличием то, что многие россияне, неизмеримо более храбрые, чем я, в то же время рисковали неизмеримо большим, чем я. Для меня это была ситуация с низким уровнем риска.
Что нужно знать о России, так это то, что она чрезвычайно централизована.Более 20 процентов населения, а, возможно, и больше, и, вероятно, 70–80 процентов его денег, проживает в одном городе, Москве. В культурном отношении Россия на самом деле очень маленькая страна. Есть группа из примерно 500 человек, которые производят почти все культурные материалы. Я говорю о фильмах, телевидении, книгах, ресторанах, музыке. Попав в эту группу, вы уже в ней. Это очень странное явление для такой огромной страны, как Россия, но это правда. Когда вы взламываете московский код, вы в значительной степени попадаете в русло русской культуры, хотите вы этого или нет.
Почему пребывание в этом центральном месте дает упомянутые вами преимущества?
Я пытался сказать, что Москва — это, по сути, лицо, которое Россия показывает миру, а Москва — это место, где несколько лет назад решили построить своего рода потемкинскую деревню в чрезвычайно западном, урбанизированном обществе со всеми городские удобства, которые вы только можете себе представить. Подобная ультрасовременная и ультрасовременная Москва, возникшая так же, как закручивались гайки над оппозицией в течение последних пяти лет, и есть мир, в котором действие книги происходит.Это реально и нереально одновременно, потому что это своего рода театральная декорация города в натуральную величину. Вот почему для меня очень важно идентифицировать место, в котором я побывал, как Москву, а не как Россию.
Каковы отношения Путина с тем кругом, о котором вы говорите?
Они явно были соединены бедром. Они не могли существовать друг без друга. Но конец 2011 года был моментом, когда казалось, что городская интеллигенция в некотором роде нашла свое право голоса и может высказаться, если не в равной степени с властями, то, по крайней мере, попытаться начать переговоры о большей свободе, больших уступках. , больше внимания со стороны режима.
Постепенно менялось, но если вы хотите посмотреть на конец, то это, конечно, дело Кирилла Серебренникова. Серебренников — ведущий театральный режиссер России, а также один из самых блестящих режиссеров, последний фильм которого мы с женой Лили были написаны. Несмотря на то, что он, вероятно, самый знаменитый российский театральный режиссер в мире, сейчас он находится под домашним арестом по полностью сфабрикованным обвинениям с августа 2017 года.
Интересен не сам факт его ареста, а тот факт, что почти все российские культурные деятели с тем, что воспринимается как какое-то вмешательство в администрации Путина, поручились за Серебренникова и / или написали или подписали письма Путину с просьбой о том, чтобы он был вышел.Мы говорим о людях, которые очень тщательно культивировали то, что, по их мнению, было отношениями с режимом, когда в такой ситуации они могли попросить об одолжении именно так, по крайней мере, они так думали.
Удивительно, насколько полностью и совершенно глух ко всем этим людям режим. Я уверен, что многим из них на самом деле пришлось пойти на жесткие торги со своей совестью, развивая те отношения с режимом, которые, как они думали, они могли бы заработать, чтобы спасти одного из своих, когда придет время, и поэтому замечательно, насколько все бесполезно. того маневрирования оказалось.Даже сам Серебренников в какой-то момент установил близкие отношения с Владиславом Сурковым, бывшим великим кардиналом Кремля, главным идеологом Путина. Пьесу Суркова « Почти ноль » он поставил в своем прогрессивном театре Гоголь-центре, кажется, в 2012 году. Ничто из этого, как мы теперь видим, никак не повлияло на его судьбу.
«Все указывает на то, что вся клика Путина состоит из очень маленьких, лишенных воображения людей, цепляющихся за власть любыми средствами.” — Михаил Идов
Как люди в этом кругу смотрят на Путина и что вы узнали о нем?
Я должен отметить, что это все из вторых рук и слухов, потому что я не думаю, что когда-либо был в одной комнате с Путиным, хотя я был в Кремле, но не тогда, когда он был там. Я думаю, что то, что всплывает снова и снова, — это просто безликая мелкость всего этого, что все указывает на портрет мужчины, в значительной степени нелюбопытного, с предсказуемым и лишенным воображения аппетита к безвкусным женщинам и огромным количеством денег, потраченным на безвкусные вещи. , но также с блестящим, крутым инстинктом, таким как уличный инстинкт выживания.Это превратило его из целенаправленно безликого винтика в машину в саму машину, пожирающую всех остальных и становящуюся машиной.
Я понимаю, что американцы склонны рассказывать ему предысторию и мотивы этого великого злодея, потому что он, по крайней мере, возвышает нас, создавая большую угрозу против героя, но правда в том, что все указывает на Путина. целая клика, состоящая из очень маленьких, лишенных воображения людей, цепляющихся за власть любыми средствами.Блестящие тактики с нулевой стратегией, цель которых — просто прожить еще один день, не упуская огромные богатства, которые они накопили. Вот и все. Это очень печально. Он не злодей из Бонда. Он злодей братьев Коэнов.
Как люди там видят расследование Мюллера и влияет ли то, что вы только что сказали, на то, как вы его видите?
Я думаю, они видят в этом в первую очередь невероятно забавное, потому что, наконец, США так же одержимы Россией, как русские всегда мечтали об этом.* Потому что, потратив годы и сотни миллионов долларов на попытки поднять авторитет России за границей, они внезапно могут просто расслабиться, расслабиться и ничего не делать, в то время как западные СМИ делают свою работу по прославлению Путина как этого сверхкомпетентного и блестящего злодея для них. Они абсолютно не против того, чтобы их изображали коварными злодеями, потому что единственное, что ненавидят русские, — это точно изображать их в значительной степени некомпетентными. Пока мы приписываем им компетентность, они будут очень счастливы.
Значит, вы сомневаетесь, что существовал какой-то грамотный план, чтобы помочь избрать Трампа?
Нет, конечно было. Конечно, был, точно так же, как был план, подобный этому в предыдущем избирательном цикле, и тот, что был до этого, и те, которые существовали до Интернета. Они всегда лажали или пытались испортить выборы на Западе, точно так же, как Запад часто пытался испортить выборы в России. Помните, что на последних выборах во Франции русские активно поддержали трех проигравших кандидатов и пропустили единственного победившего.
Что вы имеете в виду о предыдущих избирательных циклах?
Очевидно, средства разные, потому что они выяснили или начали выяснять социальные сети. Тот факт, что мы создали огромные сети для распространения анонимной, не подлежащей указанию информации, — глупо не использовать их. Но до этого всегда были стратегические утечки о том, кого русские якобы предпочитали в качестве американского президента, чтобы противник этого человека мог использовать это, чтобы очернить этого человека, и именно этого человека они действительно хотели победить, и т. Д.и т. д. Это восходит к временам холодной войны.
В своем предыдущем ответе вы сказали, что всем этим людям в московском кругу пришлось пойти на жесткие торги со своей совестью. Вы были вовлечены в этот круг как в журналистике в GQ, так и в кинопроизводстве и искусстве. Вы когда-нибудь чувствовали, что должны пойти на компромисс со своей совестью, и если да, то в отношении чего?
Я думаю, что в журналистике было несколько случаев, когда, да, мне приходилось подчиняться совершенно необоснованным и нелепым приказам, чтобы выдать ту или иную историю, но я сделал это своей последней попыткой, когда мне сказали убрать слово любовь из обзора фильма За канделябрами , биографического фильма Стивена Содерберга о Либераче, потому что, согласно ужасающему закону России против так называемой гей-пропаганды, вы можете ссылаться на гомосексуальный секс, но не можете называть его любовью .Вы не можете называть гомосексуальные отношения любовью , потому что это создает «ложную эквивалентность» между традиционным и нетрадиционным образами жизни. Это был момент, когда я сказал: «Хорошо, можете оштрафовать меня, если хотите. Я не собираюсь этого делать.» Были и другие случаи, когда кто-то писал колонку об Украине, и мне говорили: «Это слишком деликатно. Вы должны решить эту проблему ».
Как ни странно, я столкнулся с почти нулевой цензурой на российском телевидении. Мне очень повезло.Поверьте, я не решаюсь даже продолжать поднимать этот вопрос, потому что я почти чувствую, что, может быть, меня выращивали без ведома самого себя как человека из потемкинской деревни, поэтому я мог бы говорить, что на российском телевидении нет цензуры. .
Мюллер скоро займется вами.
Многие мои друзья столкнулись с этим лицом к лицу, и у меня есть много примеров этого, но оба сериала, которые я снял для российского телевидения, были написаны и сняты без какого-либо учета политики на данный момент, и оба на самом деле в итоге пошел прямо против того, что в то время было основным направлением российской идеологии.
Путин установил все более тесные отношения с Русской православной церковью и принял определенный социальный консерватизм. Мне интересно, в какой степени, по вашему мнению, это то, что Путин на законных основаниях чувствует, в какой степени он использует Церковь в своих целях и в какой степени у российского населения есть законные консервативные настроения, которые Путин пытается использовать.
Я считаю, что это было сделано как циничный гамбит, когда это было политически целесообразно, как способ изобразить протестующую демографию как «другого», поставить протестующих в центр этого странного семиотического кластера европейских, еврейских, американских, геев. Безбожник, все плохое.Чтобы удержать эту палку, России с ее невероятно высоким уровнем разводов и распространением ВИЧ внезапно пришлось притвориться консервативным обществом, приверженным традиционным ценностям, последним прибежищем консервативных ценностей в Европе. Это был совершенно циничный гамбит.
Это продолжалось, пока это было целесообразно, а затем, как только Украина обеспечила лучшую основу для этой новой российской воинственности и патриотизма, от этого отказались. Вы много слышали о Русской православной церкви 2012–2014 годов и лично Патриархе Кирилле как одном из руководителей.Вы почти не слышали о них с 2014 года. Это был краткосрочный гамбит. В этом и заключался судебный процесс над Pussy Riot.
В книге я рассказываю истории нескольких западных консерваторов, которые купились на шумиху о том, что Россия якобы является убежищем для семейных ценностей, и на самом деле приезжают в Россию в поисках идеализированного крайне правого, узкого общества. В большинстве случаев они уезжали [через] месяц или два, потому что, очевидно, Россия далека от того имиджа, которое она пыталась создать.
Что вы думаете о российском контакте с Доном-младшим, и как вы относитесь к семье Трампа и их окружению после встречи с олигархической элитой в России?
Я не особо удивился, что Дон-младший не увидел увертюру, которая была поставлена через менеджера Эмина Агаларова — певца, разработчика слэша, рубящего другого отпрыска из другой династии разработчиков — как что-то из иностранца или инопланетянина. актера, потому что правда в том, что Россией правили люди, очень похожие на Козырей, и я думаю, Козыри узнают себе подобных даже больше, чем они узнают себя в большинстве своих соотечественников-американцев.Агаларовы и Трампы, Путины и Кушнеры — все они существуют в этом наднациональном состоянии безвкусного богатства. В этом они абсолютные соотечественники, и я думаю, что их преданность этой глобальной элите намного сильнее, чем их преданность Америке или России соответственно.
Я обычно спрашиваю любого, кто был в Москве, видели ли они запись с мочой, но, учитывая, что вы режиссер, я думаю, мне следует спросить, принимали ли вы какую-либо роль в ее продюсировании или режиссуре.
Нет. Я не мог. Даже как сценарист, я не смог бы ничего придумать, если бы попытался. Я думаю, это было бы убито переписыванием как слишком барочным.
Correction, 27 февраля 2018 г .: В этой статье изначально неверно цитировалось Майкла Идова, который сказал, что США так же «недовольны» Россией, как и фантазировали русские. Он сказал «одержимый».
Идов, Майкл 1976- [WorldCat Identities]
Измельченный Михаил Идов ( Книга )6 изданий опубликовано между 2009 г. и 2013 в Английский и русский и проводится 304 член WorldCat библиотеки по всему миру
Марк и Нина приезжают в Нью-Йорк, чтобы познакомить местных жителей с аутентичной культурой кафе.Далее следует жестокий и веселый нисходящая спираль, которая лишит их денег, друзей и, наконец, здравомыслия — и предложит спасение через то, что у них было никогда не испытывал: неудача Сделано в России: незамеченные иконы советского дизайна. Михаил Идов ( Книга )
10 изданий опубликовано между 2010 г. и 2011 г. в английский и проводится 200 член WorldCat библиотеки по всему миру
Предлагает обзор коммерческих продуктов, созданных в России в 1960-х и 1970-х годах, с помощью фотографий и очерков, описывающих вдохновение, дизайн и потребительский успех каждого продукта Лето = Лето. Автор Кирилл Серебренников ( Визуальный )
11 изданий опубликовано между 2018 г. и 2020 г. в русский и проводится 173 член WorldCat библиотеки по всему миру
Ленинград, одно лето в начале 80-х.Андерграундная рок-сцена кипит. Среди последователей Цеппелина и Боуи, молодой Виктор Цой стремится сделать себе имя. Встреча со своим кумиром Майком и его красивой женой Наташей будет навсегда изменить его жизнь. Вместе они построят легенду Виктора и сделают его бессмертным. В костюме бунта: злоключения в путинской Москве Михаил Идов ( Книга )
2 изданий опубликовано между 2018 г. и 2019 г. в английский и проводится 13 член WorldCat библиотеки по всему миру
«В книге» Одеты для бунта «Идов открыто, чутко и язвительно пишет о жизни в Москве и своем месте в медийном аппарате. которые иногда подрывали, но чаще поддерживали государственную систему, определяемую цинизмом, коррупцией и раздутием фальшивых Новости.Обладая юмором и интеллектом, он дает возможность крупным планом увидеть, во что может превратиться приходящая в упадок мировая держава «. — Издательство маркетинг Чёс: повесть и рассказы Михаил Идов ( Книга )
2 изданий опубликовано в 2013 в русский и проводится 12 член WorldCat библиотеки по всему миру
В костюме бунта: злоключения в москве путина. Михаил Идов ( Запись )
1 издание опубликовано в 2018 г. в английский и проводится 2 член WorldCat библиотеки по всему миру
В этих потрясающих мемуарах журналист и писатель Майкл Идов рассказывает о бурных годах, которые он провел, живя бок о бок, и внимательно наблюдаю — СМИ и культурная элита путинской России.Приняв неожиданное предложение стать редактором в Глава GQ в России Идов и его семья прибывают в Москву, которая все еще кипит от сомнительных выборов и массовых антипутинских акций. митинги, которые вспыхнули в ответ. Идов очарован политической суматохой, но, тем не менее, оказывается в затруднительном положении. направления. Он становится знаменитостью таблоидов, снимается в российском фильме со Снуп Доггом, дружит с участниками Pussy Riot, бьет редактора антисемитского журнала на ступенях Большого театра, продает автобиографический пилотный сериал позже превратился в антиамериканский фарс и написал самый кассовый отечественный фильм 2015 года.Между тем он становится разочарован раскалывающейся оппозицией Путину и ненадолго увлечен своего рода пресыщенным путинизмом облегченным — до тех пор, пока Россия вторжение в Украину полностью меняет его мнение Deutschland 89 ( Визуальный )
1 издание опубликовано в 2021 г. в Немецкий и проводится 2 член WorldCat библиотеки по всему миру
За несколько дней до падения Берлинской стены Мартин Раух снова призван на вооружение секретной службы Восточной Германии.В КГБ угрожает отправить его сына в Москву, если он продолжит отказываться от сотрудничества. Когда стена падает и границы открываются, политические и финансовые вопросы об объединении возникают и создают больше возможностей для шпионажа I︠U︡morist ( Визуальный )
1 издание опубликовано в 2019 г. в русский и проводится 1 член WorldCat библиотека по всему миру
В одежде для бунта: воспоминания о политике, убеждениях и стиле путинской Москвы. Михаил Идов ( Книга )
1 издание опубликовано в 2018 г. в английский и проводится 1 член WorldCat библиотека по всему миру
Лато ( Визуальный )
1 издание опубликовано в 2019 г. в русский и проводится 1 член WorldCat библиотека по всему миру
Оптимистия ( Визуальный )
1 издание опубликовано в 2017 г. в русский и проводится 1 член WorldCat библиотека по всему миру
О советских дипломатах 1960-х гг.Информационно-аналитическая группа (ИАГ), задача которой — поиск новых, оригинальных подходов К вопросам взаимоотношений СССР с внешним миром относятся молодые специалисты, недавние выпускники МГИМО — Андрей Муратов, Леон Корнеев, Аркадий Голуб. Они хорошо образованы и знакомы с жизнью стран, которые они «курируют». Рута Блауман, которая бежала из США из-за своих коммунистических убеждений, возглавляет группу.Накануне 1 мая 1960 года назначен Григорий Бирюков. на ее место «сослан» в МАГ из международного отдела ЦК КПСС. Антипатия вспыхивает между новый начальник и его заместитель Кофемолка: роман Михаил Идов ( Книга )
2 изданий опубликовано между 2009 г. и 2010 г. в русский и проводится 1 член WorldCat библиотека по всему миру
«Марк и Нина приезжают в Нью-Йорк, чтобы познакомить местных жителей с аутентичной культурой кафе.Далее следует жестокий и веселый нисходящая спираль, которая лишит их денег, друзей и, наконец, здравомыслия — и предложит спасение через то, что у них было никогда не испытывал: неудача » Америка щедрая: янки снимаются на зарубежных экранах — и это не самое приятное зрелище. Михаил Идов ( Книга )
1 издание опубликовано в 2011 г. в английский и проводится 1 член WorldCat библиотека по всему миру
Лето: Рок, любовь и перестройка ( Визуальный )
1 издание опубликовано в 2019 г. в Немецкий и проводится 1 член WorldCat библиотека по всему миру
Художественная литература Кита Гессена и Майкла Идова
С середины 1970-х годов более 1.5 миллионов русскоязычных евреев покинули Советский Союз и его государства-преемники. Некоторые из них стали писателями на языках своих принимающих стран, и тем самым они помогли создать новый глобальный жанр того, что можно было бы назвать транслингвальной художественной литературой русской диаспоры. В США роман Гэри Штейнгарта «Справочник русской дебютантки» (2002) положил начало продолжающемуся буму русско-американской и русско-канадской иммигрантской литературы, в которую входят такие авторы, как Лара Вапняр, Дэвид Безмозгис, Эллен Литман, Аня Улинич, Сана Красикова, Ирина Рейн и Максим Д.Шрайер и другие. Все эти авторы, по крайней мере, номинально являются евреями, и этот факт не ускользнул от внимания американских критиков и ученых-евреев. Дональд Вебер отмечает, что эти авторы «представляют собой захватывающую новую главу в давней традиции писательства еврейских иммигрантов». Таким образом, Вебер считает, что они представляют собой живое опровержение так называемой «доктрины Хау» — предсказания упадка и окончательного упадка еврейской американской литературы. Эндрю Фурман разделяет эти настроения: «Не ошибитесь.Штейнгарт и его сверстники, которые внесли большой вклад в то, чтобы еврейский голос занял центральное место в нашей литературной культуре, полезны для евреев. «Как говорит Фурман,» благословленные великой удачей притеснения иммигрантов, преследований, бедности и кошмаров. , [эти писатели] заявляют о художественном родстве с Беллоу, Ротом и Маламудом — этой святой троице — на которую остальные из нас, рожденных здесь, евреев, не могут претендовать »(« Русификация »). По иронии судьбы, в рамках существующей мультикультурной рубрики личные трудности кажутся автору выгодными, поскольку они облегчают включение в художественные каноны, предназначенные для угнетенных и преследуемых меньшинств.С точки зрения Фурмана, русские новоприбывшие оказались находкой: как беженцы из мрачного и далекого места, менее ассимилированных, менее «белых», так сказать, они казались более расположенными, чем их джентрифицированные американские кузены, чтобы претендовать на еврейскую долю населения. мультикультурное благо. Ранее Фурман подверг критике исключение еврейских писателей из мультикультурного академического канона (Contemporary). Теперь, благодаря появлению на литературной сцене постсоветских эмигрантов, наконец появилась возможность исправить эту несправедливость.Разумеется, не все согласны с такой оценкой. В 2006 году Адам Ровнер высказал более скептическую ноту, предположив, что энтузиазм еврейских критиков по отношению к русским иммигрантам выражает стремление к «замещающей еврейской самобытности, которая только подчеркивает успешное аккультурирование предыдущих поколений евреев в американском мейнстриме», учитывая, что эти сочинения иногда опускаются до «самореференциальной шутливой стилизации еврейского различия» (317). Моррис Дикштейн также связывает еврейскую идентичность русских писателей-иммигрантов с несколько скептическим взглядом на концепцию мультикультурализма, отмечая, что «после того, как эти писатели прибыли в Северную Америку, все они стали более евреями, как будто получившие лицензию на присутствие евреев в американской литературе. культуры, но также и мультикультурной средой, которая приравнивает этническую идентичность к личной аутентичности »(129).Привлечение этих писателей к делу еврейского мультикультурализма становится сложным из-за их тройной идентичности: евреев, русских и американцев. Этот смешанный статус делает их мультикультурными, но как именно их еврейство сосуществует с двумя другими компонентами их идентичности? Как мы можем быть настолько уверены в том, что «еврейский голос», который они якобы принесли в центр американской литературной культуры, не является, скорее, русским голосом? На уровне общественного признания, похоже, мало сомнений в подлинной еврейской репутации постсоветских новичков.Практически все их дебютные книги отмечены наградами еврейских организаций. «Справочник русской дебютантки» Штейнгарта, «В моем доме есть евреи» (2003), «Петрополис Улинич» (2007) и «Что случилось с Анной К.» Рейна (2008) получили премию Гольдберга для начинающих писателей еврейской художественной литературы от Национального фонда еврейства.