Эмоциональная ригидность: Общая психопатология | Обучение | РОП

Общая психопатология | Обучение | РОП

В этом разделе и двух последующих будут рассмотрены различные варианты патологии эмоциональных свойств, т.е. устойчивых характеристик эмоциональной сферы индивида, особенности эмоционального реагирования, свойственные определенному человеку в целом на протяжении всей его жизни или значительного ее отрезка.

Условно эти расстройства можно разделить на три группы:

1. Изменение эмоциональной реактивности.
2. Несоответствие эмоциональных реакций стимулам, их вызывающим.
3. Обеднение эмоций.

Изменение эмоциональной реактивности

Эмоциональная лабильность — легкая изменчивость настроения по незначительным, сиюминутным причинам. Повышение настроения имеет оттенок сентиментальности, умиления, понижение — слезливости, иногда раздражительности. Встречается при астенических состояниях разного генеза, органических поражениях головного мозга.

Выраженная степень — эмоциональная слабость или псевдобульбарный аффект (резкие колебания настроения по любому поводу с неспособностью сдерживать их внешние проявления), характерна для груборганических поражений головного мозга. Например, пожилая пациентка с деменцией смотрит в отделении телевизор и все время плачет: когда герои сериала ссорятся, она плачет из-за того, что переживает по этому поводу, когда они, напротив, мирятся и обнимаются, она плачет от умиления, радости.

Эксплозивность (взрывчатость) — чрезмерная эмоциональная возбудимость с бурными вспышками аффектов ярости и гнева; может сопровождаться агрессией. Снижается контроль за поведением, не способны «сдержать» себя, даже если изначально повод для недовольства был пустяковый.

Характерна для последствий органических поражений головного мозга (черепно-мозговой травмы, эпилепсии и пр.; см. эксплозивный вариант ПОС). Также этот вариант эмоционального реагирования может усиливаться под воздействием психологических причин, в первую очередь в результате длительного нахождения в ситуации опасности (например, пребывание на войне, в тюрьме, служба в органах правопорядка, занятия спортивными единоборствами и др.

). В этих случаях привычный взгляд на мир в «черно-белых» красках приводит к тому, что в ситуации даже незначительной угрозы человек склонен быстро переходить к активным агрессивно-оборонительным действиям, в том числе без учета возможных последствий этих действий (так как руководствуется принципом — «если не ты его, то он тебя»).

Эмоциональная ригидность — тугоподвижность, вязкость эмоциональных переживаний, склонность к длительному переживанию чувств (особенно неприятных). Выражением может быть злопамятность, упрямство. Обычно эмоциональная ригидность — проявление общей торпидности психических процессов, поэтому сочетается с патологической обстоятельностью (вязкостью) мышления, замедлением протекания психических процессов (брадифрения).

Характерна для последствий органических поражений головного мозга (последствий черепно-мозговой травмы, эпилепсии и пр.).

ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ РИГИДНОСТЬ

Основными проявлениями эмоциональной ригидности в тесте «Несуществующее животное», как и в тесте «Рисунок человека», служат избыточное количество деталей, повышенная аккуратность и тщательность рисунка, сильный равномерный нажим на карандаш. Склонность к чрезмерной детализации, однообразным перечислениям проявляется и в рассказе о животном.

Четырнадцатилетний Женя Е. нарисовал киборга (рис. 75). Это характерный для подросткового возраста рисунок, построенный по модели человека и свидетельствующий о высокой потребности в общении. Рисунок стандартный, лишенный оригинальности.

Описывая свое животное, Женя рассказал: «Это киборг, модель 2101. Половина руки человеческая, а низ руки – железный. В спине – аккумулятор, который выдает энергию. В голове – компьютер, который ему заменяет мозг. Вторая рука вся из железа. Внизу на этой руке – насадка, которую он может менять. Грудь человеческая, на ней есть клавиши. На второй половине груди – микрофон. На животе одна часть из железа, другая – человеческая мышца. Брюшной пресс снаружи – человеческий, внутри – из железа. Одна нога железная, вторая – наполовину. На ногах – типа провода. Передающая система, которая передает воздух, благодаря которому он может лететь». На вопрос о том, чем киборг обычно занимается, Женя ответил : «Телохранитель».

 

Подобные однообразные перечисления («одна часть – человеческая, другая – железная…») типичны для высоко ригидных людей. В данном случае степень выраженности этой особенности позволяет предположить наличие эпилептоидной акцентуации (в рамках психологической нормы).

Кроме признаков, говорящих о высокой ригидности, рисунок Жени отличается подчеркнутой мужественностью фигуры (широкие квадратные плечи, подробно проработанная мускулатура, в том числе и на «железной» ноге). Как и в рисунке человека, это обычно служит признаком частой у подростков повышенной значимости маскулинных (мужских) ценностей, нередко сочетающейся с агрессивностью. В рисунке Жени присутствуют и другие признаки агрессивности: одна рука вместо пальцев завершается когтями, другая – режущим орудием (пилой), основное занятие персонажа – телохранитель. Высокая значимость маскулинных ценностей и агрессивность – черты, тесно связанные с эпилептоидной акцентуацией, поэтому указанные признаки косвенно подтверждают выдвинутое ранее предположение.

В рисунке также подробно выри сованы внутренние органы. Особен но показательна «передающая система» на ногах, очень напоминающая сеть кровеносных сосудов. Изображение внутренних органов интерпретируется как признак ипо-хондричности, беспокойства о состоянии своего здоровья. Оно часто встречается при невротизации, а также при психических заболеваниях. Однако в рисунке отсутствуют какие-либо другие признаки, указывающие на наличие соответствующих отклонений. Поэтому гипотеза о высокой ипохондричности, невротизации не может быть выдвинута без дополнительных данных.

Женя – крупный спокойный мальчик; выглядит старше своего возраста. Приведен на консультацию с жалобами на конфликты в школе и на «чрезмерную самостоятельность»: он гуляет до 12 часов ночи, курит (и в школе на переменах). Родители и учителя считают, что у него слишком много девочек. Вместе с тем, имеются и позитивные проявления взрослости: Женя подрабатывает мытьем лестниц, все деньги приносит домой: тратит их на свои нужды под контролем родителей.

В отношениях со сверстниками отмечается агрессивность. В последнее время, после того как мальчик стал заниматься кон-фу, агрессивность снизилась, по-видимому, она канализировалась в занятия спортом и потому перестала проявляться в других ситуациях.

Данные психологического обследования позволяют полагать, что трудности связаны с развертыванием подросткового кризиса на фоне специфических личностных особенностей мальчика. Недостаток гибкости и неспособность к разумным компромиссам, свойственные людям с эпилептоидной акцентуацией, приводят к конфликтам с социальным окружением. Рекомендована психотерапия, направленная на повышение гибкости и способности приспосабливаться к социальным условиям.

В рисунке двенадцатилетнего Игоря Р. (рис. 76) тоже выявляется тенденция к изображению многочисленных однотипных деталей: рыбьей чешуи. Однако Игорь покрыл ею лишь небольшую часть тела нарисованного им животного. В целом рисунок остался крайне мало детализированным.

Незавершенность начатой работы типична для состояния астении (нервного истощения).

Рассказ Игоря о придуманном им животном чрезвычайно лаконичен: «Золотая рыба. Живет в воде. Кушает все, что попадается в воде. Дружит с другими рыбами. Боится акул. Больше всего любит кушать». Подобная лаконичность, связанная с экономией сил, тоже вполне типична для астении. В рисунке проявилась также тревожность (штриховая линия). Таким образом, личностный склад Игоря в целом должен быть оценен как психастенический, поскольку имеющаяся у мальчика ригидность отнюдь не определяющая черта его личности. Однако она может дополнительно обострять проблемы, порожденные астенией: при нехватке энергии, вызванной астенией, ригидное застревание на несущественных деталях еще более снижает продуктивность работы. Эти личностные особенности сочетаются с низким уровнем развития воображения (рисунок предельно банален), часто сигнализирующим о низком общем культурном и/или интеллектуальном уровне.

Родители Игоря обратились за психологической консультацией в связи с трудностями в учебе и плохо складывающимися отношениями мальчика с одноклассниками (по их словам, у Игоря нет друзей). Психологическое обследование позволило предположить, что одна из причин этих проблем – пассивность, вызванная астеническим состоянием. Таким образом, первоочередной задачей является укрепление нервной системы. Любые другие коррекционные мероприятия желательно начинать на более благоприятном неврологическом фоне после проведения общеукрепляющего лечения.

Узнать еще:

Ригидность | | Наша Психология

Ригидность (от лат. rigidus – «жесткий, твердый») – термин, характеризующий неспособность человека перестроиться, адаптироваться к новым условиям, ситуации.

Всем нам постоянно необходимо адаптироваться к переменам – что-то в себе менять, чтобы оставаться эффективными. Людям, обладающим такой чертой, как ригидность, это сделать очень сложно, что-то пересматривать и менять они не готовы.

3 вида ригидности

1. Когнитивная ригидность

Когда человек узнает что-то новое, иногда становится необходимо пересмотреть свои представления, взгляды и концепции.

Мешает такой ревизии когнитивная ригидность. Человек «застревает» в своих представлениях, в своей картине мира, которые уже устарели и не соответствуют реальности.

2. Аффективная ригидность

Проявляется в эмоциональной сфере. В тех случаях, когда объект, вызывающий эмоции, изменился или же изменилась его значимость, а эмоциональная реакция человека остается одной и той же, это говорит об аффективной ригидности. О том же говорит неизменность эмоционального отношения, оценки событий и людей.

3. Мотивационная ригидность

В связи с изменившимися условиями жизни человеку необходимо пересматривать свои потребности (от одних отказываться, другие заменять новыми), а также менять способы удовлетворения своих потребностей.

Осуществить такие изменения препятствует мотивационная ригидность: вопреки объективной необходимости, человек не меняет сложившуюся у него программу действий, характер поведения.

Как появляются сверхценные идеи

Хотя у человека может быть только один тип ригидности – «застревание» в своих концепциях, негибкость эмоций или косность мотивов, но бывает и так, что их сразу несколько. В таких случаях может появиться так называемая сверхценная идея.

Сверхценная идея – суждение с такой эмоциональной заряженностью, что оно захватывает человека, он стремится во что бы то ни стало его осуществить.

В менее тяжелых случаях ригидность проявляется в упрямстве, эгоизме, несговорчивости, «застревании» на обычно негативных мыслях или эмоциях.

В разных ситуациях у человека может проявляться разная степень (уровень) ригидности. Это зависит от сочетания особенностей характера (природной, биологической составляющей) и специфики конкретной ситуации.

Завершает обзор о ригидности цитата Константина Симонова об Иване Бунине, который уехал из России в 1918 году.

Симонов встретился с ним во Франции и попытался ответить на вопрос, почему Бунин не вернулся: «Он как бы закостенел в своем прежнем ощущении людей, жизни, быта, в представлениях о том, как эти люди должны относиться к нему и как он должен относиться к ним, какими они могут быть и какими быть не имеют права». Лучшую иллюстрацию к определению ригидности трудно себе представить.

Эмоциональные свойства человека

К эмоциональным свойствам относятся: эмоциональная возбудимость, глубина переживания эмоций, эмоциональная лабильность – ригидность, эмоциональная отзывчивость, эмоциональная устойчивость и экспрессия. Сюда также относят оптимизм и пессимизм.

Эмоциональная возбудимость.

«Наблюдая различных людей, – писал А.Ф. Лазурский, – мы видим, что у одних чувства, свойственные им, начинают проявляться лишь в том случае, когда влияние условий достигает значительной интенсивности; только какие-нибудь необычайные события способны нарушить их обычное равнодушие и привести их в состояние некоторого возбуждения. Другие, наоборот, при всяком ничтожном поводе «вспыхивают как порох», волнуются, кипятятся, приходят в состояние восторга или изумления и т.д.».

С точки зрения физиологии, эмоциональная возбудимость есть не что иное, как эмоциональная готовность, т. е. готовность эмоционально реагировать на значимые для человека раздражители. Эмоциональная возбудимость может проявляться в таких особенностях поведения, как вспыльчивость, раздражительность. Очевидно, что эмоциональная возбудимость отражает общую возбудимость нервной системы, обусловленную уровнем активации покоя. А.А. Коротаевым (1970), изучавшим влияние эмоций на трудовые операции, показано, что лица со слабой нервной системой в большей степени чувствительны к отрицательным эмоциональным раздражителям, чем лица с сильной нервной системой.

Эмоциональная отзывчивость (восприимчивость, чувствительность). Близким по смыслу к эмоциональной возбудимости является свойство, обозначаемое как эмоциональная отзывчивость. По В.В. Бойко, эмоциональная отзывчивость как устойчивое свойство индивида проявляется в том, что он  легко, быстро и гибко эмоционально реагирует на различные  воздействия – социальные события, процесс общения, особенности партнеров и т.д. Это готовность человека откликнуться  «на себя», «на других», «на дело», «на предметы» и т. д. Утрата эмоционального резонанса – это полное или почти полное отсутствие эмоционального отклика на различные события.

Эмоциональная глубина. А.Ф. Лазурский писал:

«Наблюдая в течении продолжительного времени нескольких индивидов, мы убеждаемся, что у некоторых из них чувства могут достигать, при известных условиях, такой интенсивности, к которой другие оказываются совершенно неспособными. Вот эту именно способность испытывать при некоторых наиболее благоприятных обстоятельствах такие интенсивные чувства, которые доступны сравнительно лишь не многим, мы и будем называть силой чувствований».

Это свойство равнозначно интенсивности, глубине переживаемой эмоции.

Объективными показателями интенсивности переживаемых человеком эмоций могут служить изменения физиологических функций. Однако они не всегда достаточны, так как вегетативная возбудимость неодинакова у разных людей, поэтому приходится прибегать к различным косвенным признакам, из которых самым важным является влияние эмоций и чувств на поступки и деятельность человека. Чем энергичнее действует человек, тем сильнее у него выражены чувства и эмоции.

Эмоциональная ригидность – лабильность. Эмоциональная ригидность (устойчивая эмоция) – это тот наибольший для данного человека промежуток времени, в течение которого эмоция, раз возбужденная, продолжает ещё обнаруживаться, несмотря на то, что обстоятельства уже переменились и возбудитель перестал действовать. Ригидные эмоции отличаются «вязкостью»,  стабильностью. Эмоциональная вязкость связана с фиксацией внимания и аффекта на каких-либо значимых событиях, объектах, психотравмирующих обстоятельствах, на неудачах и обидах (злопамятность), волнующих темах.

Неустойчивость эмоции проявляется в том, что, несмотря на то, что вначале она может быть интенсивной, она быстро ослабевает и в конце концов прекращается, переходя в состояние спокойного равнодушия. Если же эмоции у человека легко возбудимы, то прежняя эмоция очень быстро сменяется у него другой, эта в свою очередь ещё одной и т. д. Получается быстрая и резкая смена эмоций и настроений, характерная для людей истерического типа.

Лабильность эмоций (подвижность, переключаемость) характеризуется тем, что человек быстро реагирует на смену ситуаций, обстоятельств и партнеров, свободно выходит из одних эмоциональных состояний и входит в другие. Слишком выраженная лабильность эмоций может осложнять отношения с окружающими, так как личность становится реактивной, импульсивной, плохо управляет собой. Будучи резко выражено у человека, это свойство делает его неспособным выработать твердые взгляды и убеждения, симпатию или антипатию к кому-либо, приобрести постоянные привязанности. Эмоциональная лабильность присуща лицам с высокой тревожностью, а с низкой тревожностью сопутствует эмоциональная ригидность.

Эмоциональная устойчивость. С точки зрения М.И. Дьяченко и В.А. Пономаренко (1990) – это устойчивость эмоций, а не функциональная устойчивость человека к эмоциональным условиям. Для Т. Рибо (1899), Е. А. Милеряна (1966, 1974), С.М. Оя (1969), О.А. Черниковой (1980), К.А. Аминова и ряда других авторов эмоциональная устойчивость равнозначна эмоциональной стабильности, т.к. они говорят об устойчивости определенного эмоционального состояния.  Дж. Гилфорд (1959) рассматривает эмоциональную неустойчивость как лёгкую возбудимость, пессимистичность, озабоченность, колебание настроений. Некоторые авторы понимают под эмоциональной устойчивостью не эмоциональную невозмутимость, а преобладание положительных эмоций.

В других случаях под эмоциональной устойчивостью понимают такую степень эмоционального возбуждения, которая не превышает пороговой величины и не нарушает поведение человека (Рейковский, 1979) и даже положительно влияет на эффективность деятельности (Писаренко, 1964; Черникова 1967, 1970 и др.).

Ещё один подход в понимании эмоциональной устойчивости имеется у П.Б. Зильбермана (1974), который под этим понятием понимает «интегративное свойство личности, характеризующееся таким взаимодействием эмоциональных, волевых, интеллектуальных и мотивационных компонентов психической деятельности индивидуума, которые обеспечивают оптимальное успешное достижение цели деятельности в сложной эмотивной обстановке». М.И. Дьяченко и В.А. Пономаренко (1990) понимают эмоциональную устойчивость как качество личности и психическое состояние, обеспечивающее целесообразное поведение в экстремальных ситуациях.

Экспрессивность является интегральной функцией двух слагаемых: степени выражения (силы) эмоций и контроля человека за их выражением. По степени проявления экспрессии (в частности на лице) выделяют гипомимию и гипермимию.

Гипомимия (амимия) означает отсутствие или ослабление мимики, жестикуляции, обеднение выразительных средств речи, монотонность интонации, потухший, ничего не выражающий взгляд.

Гипермимия связана с чрезмерным оживлением средств выражения эмоций, с обилием ярких и быстро сменяющихся экспрессивных актов. Она встречается в разных формах и обусловлена многими причинами.    

%d1%8d%d0%bc%d0%be%d1%86%d0%b8%d0%be%d0%bd%d0%b0%d0%bb%d1%8c%d0%bd%d0%b0%d1%8f%20%d1%80%d0%b8%d0%b3%d0%b8%d0%b4%d0%bd%d0%be%d1%81%d1%82%d1%8c — с русского на все языки

Все языкиАбхазскийАдыгейскийАфрикаансАйнский языкАканАлтайскийАрагонскийАрабскийАстурийскийАймараАзербайджанскийБашкирскийБагобоБелорусскийБолгарскийТибетскийБурятскийКаталанскийЧеченскийШорскийЧерокиШайенскогоКриЧешскийКрымскотатарскийЦерковнославянский (Старославянский)ЧувашскийВаллийскийДатскийНемецкийДолганскийГреческийАнглийскийЭсперантоИспанскийЭстонскийБаскскийЭвенкийскийПерсидскийФинскийФарерскийФранцузскийИрландскийГэльскийГуараниКлингонскийЭльзасскийИвритХиндиХорватскийВерхнелужицкийГаитянскийВенгерскийАрмянскийИндонезийскийИнупиакИнгушскийИсландскийИтальянскийЯпонскийГрузинскийКарачаевскийЧеркесскийКазахскийКхмерскийКорейскийКумыкскийКурдскийКомиКиргизскийЛатинскийЛюксембургскийСефардскийЛингалаЛитовскийЛатышскийМаньчжурскийМикенскийМокшанскийМаориМарийскийМакедонскийКомиМонгольскийМалайскийМайяЭрзянскийНидерландскийНорвежскийНауатльОрокскийНогайскийОсетинскийОсманскийПенджабскийПалиПольскийПапьяментоДревнерусский языкПортугальскийКечуаКвеньяРумынский, МолдавскийАрумынскийРусскийСанскритСеверносаамскийЯкутскийСловацкийСловенскийАлбанскийСербскийШведскийСуахилиШумерскийСилезскийТофаларскийТаджикскийТайскийТуркменскийТагальскийТурецкийТатарскийТувинскийТвиУдмурдскийУйгурскийУкраинскийУрдуУрумскийУзбекскийВьетнамскийВепсскийВарайскийЮпийскийИдишЙорубаКитайский

 

Все языкиАнглийскийНемецкийНорвежскийКитайскийИвритФранцузскийУкраинскийИтальянскийПортугальскийВенгерскийТурецкийПольскийДатскийЛатинскийИспанскийСловенскийГреческийЛатышскийФинскийПерсидскийНидерландскийШведскийЯпонскийЭстонскийТаджикскийАрабскийКазахскийТатарскийЧеченскийКарачаевскийСловацкийБелорусскийЧешскийАрмянскийАзербайджанскийУзбекскийШорскийРусскийЭсперантоКрымскотатарскийСуахилиЛитовскийТайскийОсетинскийАдыгейскийЯкутскийАйнский языкЦерковнославянский (Старославянский)ИсландскийИндонезийскийАварскийМонгольскийИдишИнгушскийЭрзянскийКорейскийИжорскийМарийскийМокшанскийУдмурдскийВодскийВепсскийАлтайскийЧувашскийКумыкскийТуркменскийУйгурскийУрумскийЭвенкийскийБашкирскийБаскский

Концепция не изменилась.

Что такое ригидность и как она мешает адаптироваться

Ригидность — это противоположность психологической гибкости: люди с высокой ригидностью с трудом приспосабливаются к новому. Это касается как бытовых привычек (например, нежелание пользоваться новыми технологиями, даже если они сильно упростят жизнь), так и целей, мировоззренческих установок и привычных моделей поведения («Я всегда так делал, значит, и сейчас буду!»). Непредвиденные ситуации в целом пугают таких людей, и они стараются избегать их до последнего, но даже если случилось что-то неожиданное, это не заставит человека с выраженной ригидностью попробовать новый способ поведения. У психологической ригидности принято выделять три основных вида:

• Когнитивная: неспособность поменять свои представления об окружающей среде с получением новой информации. Человеку сложно корректировать план действий по ситуации и выходить за рамки выверенных схем.
• Аффективная: человек надолго эмоционально «застревает» на определенных объектах и ситуациях, при этом эмоциональный отклик не всегда соответствует реальному событию. Например, вас кто-то толкнул в час пик в метро, и вы весь день продолжаете злиться на этого хама, хотя ситуация давно исчерпана, а за это время произошло много новых, объективно гораздо более важных событий.
• Мотивационная: человеку сложно перестроить систему внутренних причин, подталкивающих его к деятельности, когда ситуация этого требует (например, он привык работать за большие деньги, но сейчас это по какой-то причине невозможно. И ему сложно придумать себе мотивацию заниматься менее оплачиваемой работой — например, это могли бы быть интересные задачи или социальная значимость проекта). Один из самых ярких «багов» этого типа ригидности — склонность к образованию сверхценных идей.

«Отдельные виды психической ригидности, включая когнитивную и аффективную, не связаны между собой непосредственно, — отмечает психолог Андрей Юдин. — Выраженная ригидность одного типа может сочетаться с пластичностью другого типа. Однако существуют факторы, влияющие на степень выраженности всех видов психической ригидности (например, инертность нервных процессов)».

Гибкость от природы

Когда мы говорим, что человек «мыслит шаблонами», мы обычно подразумеваем под этим что-то плохое. Но если бы мы в любой ситуации придумывали решения заново, это требовало бы очень больших энергозатрат от нашего мозга (который и так потребляет 20% всей энергии, составляя при этом лишь 2% от веса нашего тела). Так что вообще «когнитивный автопилот» — это древняя, важная и полезная часть нашего мышления. Нобелевский лауреат Даниель Канеман в книге «Думай медленно, решай быстро» называет ее «Системой 1» (также существует «Система 2», отвечающая за анализ). «Система 1» — фундамент нашего принятия решений (и реагирует она гораздо быстрее более сознательной части нашего «Я»), а аналитическая часть обычно подключается только в незнакомых или особенно сложных ситуациях. Поэтому гибкое мышление, заточенное на постоянный поиск новых решений, для нас в каком-то смысле «контринтуитивно», хотя и позволяет быть креативными и застраховаться от ошибок, связанных с популярными когнитивными искажениями (например, склонностью человека искать, интерпретировать или отдавать предпочтение информации, которая согласуется с его точкой зрения, убеждением или гипотезой).

Тем не менее разные люди демонстрируют разную способность к «растяжке». «Гибкость мышления зависит от множества факторов, — рассказывает Андрей Юдин, —  индивидуальных генетических особенностей, эпигенетики, темперамента, возрастных изменений, психического здоровья, модели воспитания в родительской семье, а также других аспектов жизненного опыта человека. Вопрос о связи отдельных личностных характеристик с гибкостью мышления в современной психологии остается открытым, что отчасти связано со сложностью однозначного определения понятия психической ригидности. То, насколько выражена гибкость мышления, может также в значительной степени изменяться в зависимости от факторов среды, например, от сложности и характера предлагаемых когнитивных задач».

Американский психиатр Роберт Клонингер предлагал определять личность через генетически обусловленную склонность к определенным реакциям на стимулы. Он выделял четыре основных показателя:

• Зависимость от вознаграждения: люди с выраженной зависимостью от вознаграждения более эмоциональны, социальны, и им чаще нужно поощрение.
• Поисковое поведение: насколько живо человек реагирует на новые стимулы. Высокий поиск новизны дает больше гибкости в поведении, но зато такие люди более импульсивны и склонны к необоснованным тратам.
• Избегающее поведение: этот фактор показывает, насколько человек склонен проявлять осторожность и избегать риска.
• Настойчивость: способность последовательно осуществлять определенный тип поведения. То есть сколько попыток решить задачу одним способом человек предпримет перед тем, как потерять мотивацию или понять, что надо действовать по-другому.

Клонингер связывал каждый параметр с действием определенного нейромедиатора в мозгу: поисковое поведение — с допамином, избегающее — с серотонином, зависимость от вознаграждения — с эндорфином, настойчивость — с ацетилхолином. Но это довольно условная привязка, ведь мозг — это очень сложная система с множеством взаимовлияющих факторов. Кроме того, тут нет «плохих» или «хороших» параметров: каждый показатель эффективен в определенной ситуации. Например, настойчивость может быть очень полезна в достижении какой-либо цели, где в первую очередь требуется усердие и терпение. Но она может мешать там, где человеку нужно не просто «ломиться» в одну дверь, а подбирать к задаче разные ключики или вовремя отказаться от нее как от слишком энергозатратной. Так или иначе, можно предположить, что баланс определенных нейромедиаторов влияет на то, где будет находиться человек на шкале «гибкость — ригидность». Это может быть врожденной спецификой или следствием определенных факторов (в том числе психических расстройств).

В отечественной психологии и психиатрии принято выделять так называемые акцентуации характера — выраженные «перекосы», которые неотделимы от личности, ярко проявляются при взаимодействии с внешним миром (создавая порой определенные проблемы), но остаются в рамках психиатрической нормы. Некоторые виды акцентуаций делают людей более ригидными: яркий пример — паранойяльная акцентуация. Такие люди очень настойчивы и работоспособны, но с трудом меняют свои взгляды и поведение. Также они очень чувствительны к критике и злопамятны: их внимание подолгу «застревает» на старых обидах. Они могут быть очень эффективны в тех случаях, когда надо взять новую цель штурмом, и у них уже есть необходимый набор инструментов (инструменты тут понятие условное, в том числе имеются в виду и типы поведения), но будут уязвимы в положении, когда необходимо отбросить прежние подходы и учиться чему-то новому, особенно среди людей, которые разбираются в этом лучше.

Всегда ли это плохо

Разные исследования связывают душевное здоровье и благополучие с психологической гибкостью: чем лучше человек адаптируется к новым ситуациям, тем он стрессоустойчивее. Кроме того, более разнообразный набор моделей поведения позволяет творчески подходить к задачам, договариваться с самыми разными людьми и находить новую мотивацию к действию, потеряв прежние опоры в неблагоприятных обстоятельствах.

Но это не означает, что гибкость — абсолютное благо: она может вести к слишком большой импульсивности и недостатку упорства. Такому человеку будет слишком сложно совершать рутинные действия и стоять на одной точке зрения, что порой бывает необходимо. Получается, нужно искать компромисс: сочетать достаточную устойчивость установок «по умолчанию» со способностью при необходимости заменить «когнитивный автопилот» на ручное управление и повести себя нестандартно, если это поможет получить преимущество в новых условиях.

«В бытовом представлении ригидность обычно воспринимается как нежелательное, негативное качество личности, — объясняет психолог Андрей Юдин. — Однако в профессиональной среде отдельные виды психической ригидности вполне могут способствовать более высокой эффективности сотрудника при решении специфических задач, например при выполнении скучной, однотипной, жестко регламентированной «исполнительской» работы. Поэтому различные виды психической ригидности крайне желательно учитывать уже на этапах найма персонала, определения должностных обязанностей и распределения сфер ответственности в коллективе».

Можно ли стать гибче самому и как общаться с ригидными людьми?

«В ежедневном рутинном взаимодействии с человеком с повышенной ригидностью можно порекомендовать максимально четко выражать свои ожидания от его работы, ясно формулировать задачи и аккуратно перепроверять его понимание этих задач «на берегу», — говорит Андрей Юдин. — А также, само собой, уважать его личностные особенности, не требовать невозможного, проявлять чуть больше терпения и помнить о том, что он тоже сталкивается с симметричными трудностями во взаимодействии с вами.

А что касается собственного состояния, методы работы по коррекции когнитивной ригидности зависят от возраста и характерологических особенностей человека. В случае детей и подростков основным направлением работы может быть изменение стиля воспитания через работу с родителями, в частности, поощрение творческой и познавательной деятельности в семье, создание атмосферы уважения и личной ответственности и одновременное снижение тенденций к психологическому подавлению и избыточному контролю.

При работе со взрослыми людьми коррекционная работа может проводиться в форме индивидуальной или групповой психотерапии, а также тренингов по развитию творческих и познавательных способностей. Эффективность такой работы, однако, трудно предсказуема и полностью зависит от индивидуальных особенностей человека и его текущей жизненной ситуации. Психотравма в любом возрасте приводит к нарушению механизмов адаптации человека к среде и может способствовать усилению различных типов психической ригидности».

Психологическая, интеллектуальная и эмоциональная ригидность

В обществе ригидность понимают как невозможность человека адаптироваться и перестраиваться под внезапно возникшие ситуации. Такие люди не могут самостоятельно справляться с проблемами, и любая смена запланированных действий может сбить их столку.

Что такое ригидность?

Если объединить все понятия, то ригидность — это невозможность адекватного поведения в экстремальной ситуации. Личности, которые подвластны данному синдрому похожи между собой и имеют следующие черты характера:

• впечатлительность;
• упрямство;
• непоколебимая вера в себя;
• привязанность к привычкам;
• неумение быстро мыслить в экстренной ситуации.

Такие индивидуумы привыкли жить по стереотипу и никогда не отходят от своих правил. Чтобы ни влияло на принятие решения, ригидность сыграет свою роль. Для кого-то это является минусом, но такие люди очень целеустремлённые, влиятельные и пунктуальные. Они твердо идут к своей цели, не обращая внимания на препятствия. Среди личностей с таким складом ума часто встречаются:

• математики;
• бухгалтера;
• инженеры;
• экономисты.

Все же, многие рассматривают ригидность как отрицательную черту характера. Такие люди более скованы в общении и даже в работе предпочитают выполнять свои обязанности самостоятельно. Их вполне устраивает монотонная и однотипная работа, и в таких областях они могут добиться высоких результатов. Стоит отметить, что ригидность может выражаться по-разному, в легкой, средней и тяжелой форме.

Что такое ригидность в психологии?

Сейчас ригидность в психологии подразумевает под собой невозможность приспособления к новой ситуации. Люди могут просто потеряться в проблемах и прекратить совершать вообще какие-либо действия. С другой стороны, они продолжают следовать плану, который был подготовлен изначально, в чем редко находят союзников. Психологи выделяют три типа ригидных людей, по поведению в современном социуме. Психологическая ригидность бывает:

1. Когнитивная – невозможность составить новый план действий, если ситуация в какой-то мере поменялась.
2. Аффективная – невозможность связать реальные события с фантазиями и обращать внимание на настоящие проблемы.
3. Мотивационная – нежелание мотивировать себя для выполнения целей и задач, установленных ранее.

Что такое ригидность мышления?

Каждый человек продумывает в своей голове множество идей и планов и не всегда делиться ими с окружающими. Ригидность мышления – это отсутствие способности быстро менять логические построения и обдумывать новое правильное решение. Слишком впечатлительные люди могут просто растеряться, ведь на реакцию влияют следующие факторы:

• высокий уровень сложности поставленных задач;
• вероятность опасности;
• заинтересованность и мотивация индивидуума;
• условия для действий и принятия решений.

Что такое эмоциональная ригидность?

Многие соглашаются с тем, что эмоциональная ригидность – это длительность проявления чувств в следствии каких-либо действий или слов. Таких людей разделяют на две группы:

1. Вязкие – зацикливание на тяжелых воспоминаниях и проблемах и невозможность принять окружающие эмоции.
2. Стабильные – сливание в любую ситуацию с «правильным» настроением и поддержание общего поведения.

Аффективная ригидность

На самом деле ригидность аффекта очень схожа с регидностью мышления. Затруднения при эмоциональном учении возникают у людей, которые излишне внимательно фиксируют свое внимание на объекте или проблеме. Чувства, завладевающие человеком, оказывают сильное влияние на его поведение. В такой ситуации спасает опыт от прошлых переживаний, аффективный индивидуум может выполнять действия по уже проверенному плану.

Интеллектуальная ригидность

Интеллектуальная ригидность мыслительных процессов выявляется в четком следовании уже проверенного плана. Такие люди предпочитают учиться на чужих ошибках и лишний раз не подвергают себя опасности. Они не способны заниматься стратегией и разработкой, их цель – это проверенные годами способы решения проблем. Они выделяются в обществе, так как:

• теряются при возникающих проблемах;
• не желают лидировать в компании;
• любят одиночество;
• педантичны и аккуратны до мелочей;
• замкнуты и необщительны.

 

Эмоциональная гибкость против ригидности — Как эмоциональное пренебрежение или травма в детстве могут затруднить адаптацию к внезапным изменениям — Психолог-консультант | Суррей | онлайн

Что произойдет, если ваш план нарушится из-за внезапных, неожиданных событий? Вы строите планы и либо чего-то ждете, либо полагаетесь на то, что что-то работает, а затем что-то происходит, и ваши планы меняются. Например:

• Вы запланировали Рождество с семьей и друзьями, и вы или ваш ребенок внезапно заболели желудком.
• Или ваш долгожданный отпуск на всю жизнь отменен из-за банкротства авиакомпании или землетрясения в пункте назначения.
• Ваша стиральная машина ломается, и вам нужно стирать всю свою семью.
• Маршрут, который вы планировали добраться до пункта назначения, когда вы уже беспокоились о вождении, внезапно блокируется из-за лопнувшего водопровода, перерезавшего всю дорогу.
• Вы внезапно теряете работу, потому что компания продается другой компании.
• Вы запланировали поход с детьми в детский центр, но все, что вы слышите, — это стоны ребенка, что это скучно.
• В ваших отношениях с партнером — вы всегда должны добиваться своего, дуться или злиться?

Наша повседневная жизнь полна изменений в наших планах. Мы или наши дети заболеем, современные удобства, которые нам нужны, чтобы облегчить нашу повседневную жизнь, ломаются, и это приводит к дополнительным расходам в нашей жизни, меняются условия работы, дети устают и сварливы, не в настроении для запланированных мероприятий, и мы не согласны с ними. наш партнер.Независимо от того, как мы пытаемся планировать свою жизнь, есть проблемы, и мы должны адаптироваться к внезапным изменениям. Как вы реагируете, когда ваши планы или распорядки нарушаются?

Вы сердитесь, истощены, беспокоитесь или, возможно, даже застреваете в состоянии паники, которое вы не можете изменить или стать очень практичным и почти бесчувственным снаружи? С другой стороны, вы можете быть слишком гибкими и приспосабливаться к потребностям других, не учитывая свои собственные. Этот пост посвящен эмоциональной гибкости и адаптивности в сравнении с эмоциональной ригидностью и о том, как они могут помочь или препятствовать нашему эмоциональному благополучию, а также о возможных причинах того, как мы могли развить такие эмоциональные реакции.

Раздражение или раздражение, когда наши планы меняются, — это естественно. Это очень неприятно! Мы все порождены привычками и хотим безопасности и непрерывности в своей жизни. Можете ли вы признать свои чувства, когда вы испытываете внезапные изменения, назвать свои чувства, уважать их, а затем начать строить альтернативные планы и / или искать поддержки? Если вы застряли в своей первой реакции, например, гнев, тогда вы можете захотеть передать этот гнев на кого-то другого. Например, ваш обычный маршрут на работу прерван из-за аварии, и вы задерживаетесь, тогда вы испытываете ярость на дороге, начинаете ругаться в машине и видите, как все находятся рядом, чтобы вытащить вас либо в дорогу, либо даже позже день.Или вы можете почувствовать, что застряли в тревоге и испытываете беспокойство до конца дня в других ситуациях, таких как рабочая встреча, на которой вы должны представить своей команде работу, которую вы выполнили.

Важно признать свое чувство, каким бы оно ни было. Нет хороших или плохих эмоций, все они одинаково важны и рассказывают о том, что события, люди или даже предметы значат для нас, и о наших внутренних состояниях, например. насколько безопасно мы чувствуем себя в той или иной ситуации или с нашей компанией. Раньше я писал этот пост про важность чувств и эмоций . Неспособность признать свои чувства может привести к тому, что вы застрянете в своем конкретном эмоциональном состоянии, а затем это может повлиять на последующие, совершенно не относящиеся к делу события или ваши отношения с другими людьми. В долгосрочной перспективе это может повлиять не только на ваше эмоциональное благополучие, но и на ваше физическое здоровье, поскольку на нашу систему разум-тело влияет все, что мы испытываем. Когда вы способны осознать свое эмоциональное состояние, вполне вероятно, что это поможет ослабить силу эмоционального состояния, и вы сможете быстро начать получать доступ к высшим частям мозга, своему рациональному мозгу и начать строить альтернативные планы или принимать решения. проблема вызвана.

Если вы способны проявлять эмоциональную гибкость, когда дела идут не по плану, вы также учитесь своих детей тому, как адаптироваться к изменяющейся среде, и вы можете выжить даже в сложных ситуациях, не будучи полностью пораженным изменениями. Вы также учитесь мужеству принять меняющиеся обстоятельства и как потенциально новая ситуация может быть возможностью, а не угрозой, даже если изначально человек испытывает страдание.

Мы узнаем об эмоциях в ранних отношениях.Когда родители чутко реагируют на эмоциональные потребности своих детей и учат их распознавать различные эмоциональные состояния, дети, будучи взрослыми, способны распознавать и правильно маркировать свои эмоциональные переживания, что способствует благополучию.
С другой стороны, если вы выросли в среде, в которой, например, ваши физические потребности были удовлетворены, но ваши эмоциональные потребности игнорировались, вы можете распознавать только полярно противоположные переживания (хорошие или плохие), а не все в целом. спектр эмоций.Когда происходят неожиданные изменения и ваши планы нарушаются, вы можете запаниковать и застрять в состоянии «я заблудился» или «все пойдет не так». Возможно, когда вы росли, ваш родитель запаниковал, когда произошли внезапные, необъяснимые изменения, и вы узнали, что нам нужно опасаться внезапных изменений. С другой стороны, вы, возможно, научились у своих родителей быть всегда практичными. Может помочь вам не реагировать на изменения или не справляться с неожиданными ситуациями, но часто это может способствовать возникновению стресса, если это ваша общая реакция на эмоции.

Ваши родители могли быть очень жесткими в воспитании детей, не будучи способными быть гибкими, если того требовали обстоятельства, тогда вы, как взрослый, можете постоянно искать распорядок и порядок, и любые неожиданные изменения могут вызвать высокий уровень стресса и беспокойство. С другой стороны, отсутствие достаточного родительского наставления, распорядка, обеспечивающего безопасность или границы, может оставить у вас, как у взрослого, чувство, будто нет никого, на кого вы можете доверять и на которого можно положиться.

Если вы пережили детскую травму и не было взрослого, который мог бы помочь вам разобраться в событиях с вами или защитить вас, ваш нижний мозг, нижние части вашего мозга могут активироваться, а ваши высшие части мозга, рациональный мозг, не в сети, когда вы сталкиваетесь с неожиданными событиями, которые заставляют ваше тело-мозг среагировать.Чтобы иметь возможность реагировать на изменения окружающей среды и обладать эмоциональной гибкостью, нужно иметь чувство безопасности: «что бы ни случилось, со мной все будет в порядке». Подробнее о реакции мозга на травму читайте здесь.

Обдумайте свою реакцию на меняющиеся обстоятельства.
Подумайте о своем раннем опыте перемен и о том, как ваша семья справлялась с такими ситуациями.
Начните отслеживать свои чувства и физические реакции в дневнике.
Потратьте время на то, чтобы найти правильный ярлык для своих эмоций.
Будьте сострадательны к себе, ведь все идет не по плану.
Поделитесь своим бедствием с человеком, который вас поддерживает, или профессионалом.

Чем лучше вы знаете себя и чем больше вы принимаете свои различные эмоциональные состояния, тем более эмоционально отзывчивым вы можете быть.
Я включил , который можно бесплатно загрузить, в библиотеку ресурсов , чтобы помочь вам в оценке ваших эмоциональных реакций.

И, наконец,
Я надеюсь, что эта статья дала вам представление об эмоциональной отзывчивости и о том, как она может помочь вашему благополучию в долгосрочной перспективе.Если вы пережили в детстве эмоциональное пренебрежение или травму и хотели бы начать признавать свои чувства и повысить эмоциональную гибкость, пожалуйста, взгляните на мою страницу услуг .

Эмоциональная ригидность отрицательно влияет на избавление от беспокойства и восстановление благополучия

https://doi.org/10.1016/j.jad.2018.04.113Получение прав и содержания

Основные моменты

•

Эмоциональная грань ригидности — это состоит из трудностей с регулированием эмоций, избегания переживаний и невротизма.

•

Высокие баллы по Фактору 1 предполагали более высокую, чем в среднем, отрицательную аффективность в сочетании с плохим принятием и управлением эмоциональной реактивностью.

•

Высокие баллы по Фактору 2 можно концептуализировать как дефицит эмоциональной обработки, аналогичный конструкции алекситимии.

•

Фактор 1 значительно предсказал ремиссию от тревоги и улучшение самочувствия после выписки.

•

Эти аспекты эмоциональной ригидности кажутся ценными инструментами в выявлении и устранении препятствий на пути к уменьшению тревожности и восстановлению благополучия.

Реферат

Цели

Эмоциональная ригидность описывается в клинической литературе как существенное препятствие на пути к выздоровлению; однако мало есть несколько эмпирических измерений конструкции. Настоящее исследование преследовало две цели: исследование 1 было направлено на выявление латентных факторов, которые могут влиять на конструкцию эмоциональной ригидности, в то время как исследование 2 оценивало потенциальное влияние латентных факторов на частоту ремиссии тревожности и благополучие.

Метод

В этом исследовании использовались данные 2472 взрослых стационарных пациентов (1176 женщин и 1296 мужчин) с тяжелой психопатологией.В исследовании 1 использовался исследовательский факторный анализ (EFA) и подтверждающий факторный анализ (CFA) для выявления скрытых факторов эмоциональной ригидности. В исследовании 2 использовался анализ иерархической логистической регрессии для оценки взаимосвязи между факторами эмоциональной ригидности и ремиссией тревоги и восстановлением самочувствия при выписке.

Результаты

Исследование 1 дало двухфакторное решение, определенное в EFA, было подтверждено с помощью CFA. Фактор 1 включал невротизм, избегание переживаний, неприятие эмоций, нарушение целенаправленного поведения, трудности контроля импульсов и ограниченный доступ к стратегиям регуляции эмоций при переживании отрицательных эмоций.Фактор 2 заключался в отсутствии эмоциональной осведомленности и нехватке эмоциональной ясности при переживании отрицательных эмоций. Результаты исследования 2 показали, что более высокие баллы по фактору 1 были связаны с более низкими показателями ремиссии из-за беспокойства и ухудшением самочувствия после выписки. Фактор 2 не предсказывал исход.

Выводы

Эмоциональная ригидность, по-видимому, является скрытой конструкцией, которая отрицательно влияет на частоту ремиссии от тревоги. Ограничения настоящего исследования включают его ретроспективный дизайн и неэффективные методы оценки эмоциональной ригидности.

Ключевые слова

Эмоциональная ригидность

Результаты лечения

Беспокойство

Самочувствие

Рекомендуемые статьиЦитирующие статьи (0)

Полный текст

© 2018 Elsevier B.V. Все права защищены.

Рекомендуемые статьи

Ссылки на статьи

Frontiers | Понимание негибкости эмоций в риске аффективного заболевания: интеграция текущих исследований и поиск пути вперед

Понимание негибкости эмоций в риске аффективного заболевания: интеграция текущих исследований и поиск пути вперед

Распространенность психических расстройств, связанных с эмоциями, достигла почти эпидемических масштабов (Каздин, 2007).Показатели наиболее распространенных тревожных, стрессовых и депрессивных расстройств предполагают, что средний взрослый может иметь прогнозируемый пожизненный риск до 50% (Kessler et al., 2012). Неоспоримые данные указывают на то, что большинство расстройств возникает на пересечении ранее существовавшей уязвимости (генетической, усвоенной) и значительных, стрессовых и эмоционально нагруженных жизненных событий. Однако возможность надежно моделировать риск заболевания даже после острых стрессовых событий остается неуловимой. Современные модели риска, связанного с эмоциями, не учитывают должным образом это сочетание биологических и ситуационных факторов.Действительно, учитывая значительное бремя общих аффективных расстройств (депрессия, тревога, стрессовые расстройства) для общества и отдельного человека, то, как эти факторы объединяются, чтобы информировать связанный с эмоциями риск по сравнению с психологическим здоровьем, является критически важной проблемой общественного здравоохранения. Следовательно, выявление моделей обработки эмоций, связанных с риском, является ключевым шагом в повышении надежности оценок риска и эффективности раннего вмешательства. Соответственно, в этом обзоре мы сосредоточимся на характеристике роли негибкой реакции эмоций в развитии и / или поддержании аффективного заболевания.Эта развивающаяся область исследований хорошо поддерживается теориями аффективных заболеваний и здоровья, но пока не подлежит обзору. Таким образом, здесь мы исследуем три доминирующих направления исследований, связывающих эмоциональную гибкость с аффективными заболеваниями. Кроме того, мы обсуждаем вероятные биологические аспекты, лежащие в основе эмоциональной негибкости, и предлагаем план будущих исследований, в которых будет применяться эта структура обработки эмоций для дальнейшего развития оценки риска и вмешательства для тех, кто больше всего в ней нуждается.Учитывая возникновение эмоциональной гибкости как конструкции, этот обзор ошибается в сторону инклюзивности, исследуя соответствующие исследования под эгидой эмоциональной гибкости, хотя часто под разными названиями (например, жесткость, гибкость, регулирующая изменчивость).

Эмоциональная гибкость и эмоциональное здоровье

Эмоциональная гибкость все чаще рассматривается как краеугольный камень психологического здоровья. Теоретики в значительной степени согласны с тем, что гибкость эмоций включает в себя автоматическую, неявную, а также преднамеренную обработку регуляции эмоций и определяется как способность реагировать на меняющиеся требования с помощью контекстно-зависимой модуляции эмоциональных реакций (Kashdan and Rottenberg, 2010; Waugh et al., 2011; Бонанно и Бертон, 2013; Оттавиани и др., 2013; Aldao et al., 2015; Холленштейн, 2015; Койфман и Альмахмуд, 2016). Действительно, эмоциональную гибкость можно рассматривать как конструкцию высшего уровня, так как она включает способность генерировать или повышать регулировку эмоций, а также способность подавлять или подавлять эмоции, облегчая адаптацию к вызовам, а также к рутинному или повседневному функционированию. Эмоциональная гибкость может особенно хорошо подходить для информирования моделей связанных с эмоциями рисков, поскольку она, по-видимому, характеризует оптимальный баланс «восходящей» обработки, связанной с угрозами, и «нисходящего» когнитивного контроля (Dennis and Chen, 2007; Ochsner и Gross, 2007; Coifman et al., 2018). Эти биологически основанные, составляющие измерения лежат в основе всей обработки эмоций, и оба измерения широко вовлечены в аффективные расстройства (Insel et al., 2010). В частности, есть свидетельства того, что оба измерения наследуются (Hariri and Holmes, 2006; Engelhardt et al., 2015; Gustavson et al., 2015), и взаимодействие между ними может меняться в результате воздействия окружающей среды и / или обучения, что приводит к развитию клинических нарушений (Venables et al., 2015; Mather et al., 2016; Nelson et al., 2016). Дисбаланс составляющих параметров эмоциональной гибкости может влиять на развитие симптомов, включая общие трансдиагностические явления, такие как нарушения сна (например, Zoccola et al., 2009), повторяющиеся негативные мысли или размышления, стойкое негативное настроение и даже связанное с ними поведение. с поддержанием болезни (например, социальное избегание, Kimbrel, 2008; Trull et al., 2015).

Ключевым элементом эмоциональной гибкости является способность подавлять или подавлять эмоциональные реакции.Действительно, слабая подавляющая обработка эмоций хорошо известна как важный предиктор наиболее распространенных аффективных расстройств, включая депрессию (Gotlib and Joormann, 2010), посттравматическое стрессовое расстройство (Charney et al., 1993; Cohen et al., 2013). тревожные расстройства (Mathews and MacLeod, 2005) и даже биполярные расстройства (Gruber, 2011). Более того, текущие данные свидетельствуют о том, что тот же образец эмоциональной неэластичности может надежно предсказать начало патологии после стрессового жизненного события (Coifman and Bonanno, 2010), а также значительную симптоматологию (Moran et al., 2012), течении болезни и реакции на лечение (Rottenberg et al., 2002, 2005). Соответственно, эмоциональная неэластичность может быть фенотипом аффективного заболевания, очевидным в клинических выборках и в высокой степени предсказывающим начало и течение аффективных расстройств.

Напротив, исследования и теория убедительно доказывают связь между эмоциональной гибкостью и адаптацией. Например, большинство современных моделей эмоций постулируют, что эмоции эволюционировали, чтобы выполнять отдельные функции, чтобы способствовать выживанию и адаптации к конкретным экологическим угрозам и требованиям.Соответственно, есть четкие доказательства дискретных функций эмоций, таких как страх (Ohman and Mineka, 2001), грусть (Bonanno et al., 2008), гнев (Lerner and Keltner, 2001), отвращение (Tybur et al., 2013). , радость и счастье (Gruber et al., 2011) для облегчения выживания, а также социальной жизни. Важно отметить, что в теории подразумевается представление о том, что эмоции — это короткие эпизоды, адаптирующиеся только в контексте, для которого они развивались. Например, страх хорошо адаптируется к реальной угрозе (ок.f. Ohman and Mineka, 2001), поскольку он связан с физиологическими изменениями, которые способствуют эффективному реагированию на угрозу для человека (например, увеличение симпатической вегетативной активности), а также поведенческими сигналами, которые адаптируются для большей группы. Однако, когда страх выходит за рамки реальной угрозы, он становится неадаптивным, и паттерны контекстуально нечувствительных или чрезмерно обобщенных реакций страха неизменно связаны с плохим психологическим функционированием и повышенным риском психических заболеваний (Buss et al., 2004; Грэм и Милад, 2011; Craske et al., 2012). Аналогичные доказательства существуют для большинства других эмоций, включая даже радость (Gruber et al., 2011). Действительно, в доминирующие модели эмоций, регуляции эмоций и аффективных расстройств встроено представление о том, что эмоции адаптивны, но связаны с контекстом (Ekman, 1992; Cole et al., 1994; John and Gross, 2004; Kring, 2008; Nolen-Hoeksema). и Уоткинс, 2011). Следовательно, адаптивная обработка эмоций должна включать частую и гибкую модуляцию по мере изменения обстоятельств и требований.Таким образом, большая часть обработки эмоций, вероятно, происходит неявно или автоматически, чтобы не мешать более важным действиям, требующим преднамеренных или сознательных действий (Koole and Rothermund, 2011). В самом деле, мы можем определить эмоциональную гибкость как способность реагировать на изменяющиеся эмоциональные контексты, включая контексты окружающей среды, а также внутренне вызванные эмоции (см. Ochsner et al., 2009) с соответствующей модуляцией эмоциональных реакций, включая автоматические, неявные, а также преднамеренные обработка.Это включает в себя способность генерировать или активировать эмоции в ответ на контекстные факторы, а также способность сдвигать или подавлять эмоции при изменении контекстных параметров или характеристик (Kashdan and Rottenberg, 2010; Waugh et al., 2011; Bonanno and Burton, 2013; Aldao et al., 2015; Hollenstein, 2015; Coifman, Almahmoud, 2016).

Хотя эмоциональная гибкость имеет некоторое концептуальное совпадение с более широким понятием психологической гибкости, она также отличается от психологической гибкости и постепенно информативна по отношению к нашему пониманию психологического здоровья и дисфункции.Психологическая гибкость в широком смысле определяется как способность модулировать когнитивные и поведенческие действия для достижения цели в меняющихся контекстах (Kashdan and Rottenberg, 2010; Morris and Mansell, 2018). Исследования показывают, что психологическая гибкость обычно связана с благоприятными результатами, такими как благополучие и удовлетворенность жизнью (Graham et al., 2016; Wersebe et al., 2018). С другой стороны, психологическая ригидность характеризуется застойными когнитивно-поведенческими моделями, невосприимчивыми к контекстуальной обратной связи, несмотря на потенциально неблагоприятные последствия (Morris and Mansell, 2018).Такая ригидность пронизывает аффективные расстройства (Левин и др., 2014). Одно из ключевых различий между эмоциональной и психологической гибкостью заключается на уровне анализа, при этом эмоциональная гибкость обеспечивает более детальное понимание того, как аффективный репертуар влияет на общую психологическую гибкость. Такой анализ на микроуровне может дать уникальную информацию, которую не может предложить его аналог на макроуровне. Например, эмоциональная гибкость может обеспечить более четкое понимание того, как аффективная регуляция связана со стремлением к цели в более широком контексте психологической гибкости.Действительно, не только эмоции тесно связаны с поведением, служащим достижению целей, но и стремление к цели также является важным компонентом психологической гибкости (Kashdan and Rottenberg, 2010). Таким образом, уточнение нашего понимания эмоциональной гибкости служит уникальным и важным дополнением к более широкому пониманию психологической гибкости.

Эмоциональная негибкость и риск аффективного заболевания

Исследование неэластичности эмоций и болезней проводилось по трем основным направлениям.Большая часть работы проводилась в контексте стрессовых жизненных событий и возможности нового появления или возобновления симптомов. Однако некоторые исследования были специально сосредоточены на клинических группах с диагнозом аффективных расстройств. В частности, исследователи, стремящиеся уловить гибкость эмоций, в значительной степени полагались на лабораторные парадигмы или выборки, которые могут улавливать изменчивость внутри человека, а не полагаться просто на изменчивость между людьми. Действительно, изучение гибкости эмоций требует повторной оценки личности в разных контекстах, обстоятельствах и / или времени, чтобы предоставить широкие возможности для улавливания меняющихся реакций, как направленных, преднамеренно, так и спонтанно возникающих.

Гибкость в использовании стратегий регулирования эмоций

Исследователи определили эмоциональную гибкость как способность варьировать использование преднамеренных стратегий регулирования эмоций. Основываясь в основном на недавней разработке доминирующих моделей регуляции эмоций (Aldao and Nolen-Hoeksema, 2012; Opitz et al., 2012; Bonanno and Burton, 2013; Gross, 2015), исследователи все чаще утверждают, что гибкое участие в преднамеренном регулировании эмоций является высокоадаптивный и связанный с психологическим здоровьем.Это включает в себя наличие разнообразного набора стратегий, включая, помимо прочего, переоценку, подавление, отвлечение, размышление и поиск поддержки, которые гибко применяются, когда этого требуют контекстные параметры и индивидуальные потребности (Sheppes, 2014). В этом аргументе подразумевается представление о том, что жесткая зависимость от определенных стратегий связана с аффективной дисфункцией и риском заболевания. Действительно, в течение нескольких десятилетий накапливались данные, свидетельствующие о том, что люди с аффективными расстройствами обычно сильно полагаются на менее адаптивные стратегии, такие как размышления, избегание и подавление экспрессии, на меры регуляции эмоций (Dennis, 2007; Aldao et al., 2010; Коваль и др., 2012; Кашдан и др., 2013; Смит и др., 2018). Однако существует тревожная несогласованность между характеристиками и состоянием измерения регуляции эмоций (например, Brockman et al., 2017). Действительно, исследования, сфокусированные на гибкости индексации в обработке регуляторов эмоций, в значительной степени опирались на измерение, не относящееся к признакам, с упором на парадигмы выборки опыта (получение выгоды от повышения экологической достоверности и снижение риска систематической ошибки памяти) и / или лабораторные парадигмы производительности (т.e., измерение регулирующего поведения при их выборе в повторяющихся случаях или успешное использование стратегии участниками в разных контекстах).

В частности, гибкость регулирования эмоций была проиндексирована в лаборатории с использованием двух основных типов парадигм. Первый, разработанный Шеппесом и его коллегами, обычно характеризуется как парадигма «регулирующего выбора», вызывающая негативные эмоции высокой и низкой интенсивности с помощью статических изображений и предлагающая участникам выбрать стратегию регулирования (часто одну из двух), включая , например, такой вариант, как переоценка, которая заставляет взаимодействовать с эмоциональным содержанием, или, альтернативно, отвлечение, которое способствует отрыву от эмоционального материала (Sheppes et al., 2014). Эта парадигма убедительно использовалась в нескольких исследованиях, чтобы продемонстрировать, что психологически здоровые люди обычно проявляют гибкость в своих моделях выбора, выбирая стратегии, связанные с вовлечением, например переоценку, когда негативная эмоциональная интенсивность низка, но выбирая стратегии, связанные с отстранением, например отвлечение. , когда интенсивность отрицательных эмоций высока (Sheppes et al., 2011; Shafir et al., 2015). Действительно, недавняя работа по изучению пожарных с высоким риском посттравматического стрессового расстройства продемонстрировала, что гибкость регулирующего выбора смягчает связь между воздействием травмирующего события и симптоматикой посттравматического стресса, так что люди, демонстрирующие большую гибкость, были защищены от риска, связанного с повышенным воздействием травм (Levy-Gigi et al., 2016).

Другая известная лабораторная парадигма оценивает гибкость регуляции эмоций как реакцию на регулирующие указания и в значительной степени полагается на показатели эффективности регулирующего действия эмоций (например, лицевого поведения). Бонанно и его коллеги разработали эту внутрисубъектную парадигму, в которой индивидам предписывается либо визуально подавлять, либо выражать эмоциональное выражение в ответ на вызывающие воспоминания картинки. Более высокий комбинированный балл, охватывающий оба поведения (отклонения внутри субъекта оцениваются в через кодированных эмоций на лице), концептуализируется как гибкость.Эта парадигма оказала большое влияние, продемонстрировав четкую связь между гибкостью регуляции эмоций и психологическим здоровьем (Gupta and Bonanno, 2011), а также гибкостью и психологической устойчивостью после травмы (например, 9/11: Bonanno et al., 2004). Более того, гибкость регуляции эмоций, проиндексированная этой парадигмой, продемонстрировала относительную стабильность в связи с адаптацией на протяжении многих лет (Westphal et al., 2010). Наконец, появились новые данные, указывающие на явный дефицит гибкости регуляции эмоций в соответствии с этой парадигмой у пациентов с диагнозом аффективных расстройств.Например, Родин и его коллеги изучили выполнение этой задачи у ветеранов с диагнозом аффективных расстройств, в том числе у некоторых с посттравматическим стрессовым расстройством и / или депрессией, и обнаружили доказательства дефицита усиления экспрессии, связанного с посттравматическим стрессовым расстройством и депрессией, тогда как диагноз подавления экспрессии не различается (Родин и др., 2017).

С другой стороны, исследователи исследовали естественную или спонтанную изменчивость и полезность использования стратегии регуляции эмоций в повседневной жизни с помощью выборки опыта , а также в некоторых лабораторных парадигмах.Действительно, по результатам ряда исследований становится все более очевидным, что люди обычно сообщают, что они полагаются на несколько стратегий в повседневной жизни, иногда в один момент времени, с поразительной вариабельностью (например, Brockman et al., 2017; Kalokerinos et al., 2017; Eldesouky and English, 2018). Более того, также ясно, что конкретные стратегии различаются по своей предполагаемой (самооцененной) эффективности, а также по объективным индексам аффективных изменений в отчетах до и после стратегии, как через выборку опыта (например,g., Heiy and Cheavens, 2014) и в лаборатории (Gruber et al., 2012). Интересно отметить, что вариативность отчетов и эффективность конкретных стратегий, по-видимому, не зависят существенно от психологического здоровья при выборке опыта, но действительно различаются в клинических и неклинических образцах в лаборатории. Например, Бранс и его коллеги исследовали полезность и вариабельность шести стратегий регуляции эмоций на двух выборках, одна из которых демонстрировала полный спектр депрессивных симптомов. Эффективность шести стратегий в снижении последующего негативного воздействия была одинаково ограничена в обеих выборках, как и вариативность использования описанных стратегий (Brans et al., 2013). Напротив, Грубер и его коллеги исследовали спонтанные отчеты о стратегиях регуляции эмоций во время серии вызывающих воспоминания фильмов в лаборатории. Пациенты с биполярным расстройством сообщили о большем использовании стратегии по сравнению со здоровыми участниками контрольной группы, но также сообщили о меньшей эффективности (Gruber et al., 2012).

Хотя исследования гибкости в использовании и выборе стратегии регуляции эмоций расширяются быстрыми темпами, существуют значительные ограничения, которые требуют подробного обсуждения по всему спектру этого направления исследований.Во-первых, сосредоточение внимания на стратегиях преднамеренного регулирования эмоций по своей сути ограничивает, поскольку оно нацелено только на то, что составляет лишь небольшую часть регуляторов эмоций. Действительно, в аффективной науке все чаще отмечается, что большая часть регулятивной обработки эмоций проявляется неявно и / или автоматически и в значительной степени находится за пределами осознания (например, Bargh and Williams, 2007; Mauss et al., 2007; Koole and Rothermund, 2011 ). Следовательно, независимо от того, является ли исследование естественным отбором отчетов об использовании стратегии в повседневной жизни или проверкой способности применять осознанные стратегии в лаборатории, оно по определению искусственно ограничивает спектр регулирующих эмоций действий, которые можно понять.Действительно, эта проблема весьма актуальна, поскольку в настоящее время подавляющее большинство исследований обработки регуляторов эмоций ограничивается отчетами об использовании стратегий отдельными лицами, несмотря на поразительно слабую согласованность даже при измерении черт и состояний одних и тех же конструкций (Brockman et al., 2017). Остается открытым вопрос о том, как наилучшим образом интегрировать использование / выбор стратегии регулирования эмоций в более широкие модели обработки эмоций, и, вероятно, другие исследования, не ориентированные на стратегию, должны быть поддержаны и объединены с исследованиями стратегии, чтобы лучше объяснить общее влияние продуманные стратегии регулирования и связанная с ними гибкость во всех действиях по регулированию эмоций.

Гибкость спонтанного эмоционального вывода

Вместо того, чтобы сосредоточиться на конкретных стратегиях регулирования, другие исследования гибкости эмоций были сосредоточены на реакции спонтанных выходных эмоций на изменяющиеся, эмоционально вызывающие воспоминания контексты. Основное преимущество этого подхода состоит в том, что он включает в себя преднамеренные, автоматические и неявные регулирующие реакции, поскольку участникам не дается никаких конкретных регулирующих инструкций. Более того, эти парадигмы обычно измеряют и анализируют эмоциональный результат во многих измерениях в зависимости от контекста, в значительной степени полагаясь на объективные индикаторы эмоции, такие как закодированное поведение лица, вегетативная активность или модулируемое эмоциями испуг.В самом деле, ответные сдвиги выходных эмоций, которые соответствуют изменяющимся контекстным требованиям, считаются свидетельством гибкой и адаптивной регуляции эмоций (см. Coifman and Bonanno, 2009; например, Waugh et al., 2011). Таким образом, адаптивные ответы — это те, которые соответствуют контекстуальным требованиям или являются «контекстно-зависимыми», тогда как неадаптивные ответы не соответствуют контексту или «контекстно-нечувствительны». Например, в парадигме интервью с фиксированной последовательностью вызывающих воспоминаний вопросов Койфман и Бонанно (2010) продемонстрировали, что отрицательные эмоции все еще присутствуют в явно положительном контексте; в этом случае приглашение обсудить недавнее позитивное событие, которое следовало за приглашением обсудить недавнее негативное событие, представляло собой негибкую негативную эмоцию или плохую чувствительность к эмоциональному контексту, поскольку баллы предсказывали усиление депрессии через 18 месяцев после потери любимого человека.Действительно, этот образец устойчивой негативной эмоциональной реакции был обнаружен в нескольких исследованиях эмоций у пациентов с депрессией (например, Siegle et al., 2001, 2002; Rottenberg et al., 2002), а также неоднократно как в поперечных, так и в продольных исследованиях. исследования тревожности (Buss et al., 2004; Craske et al., 2012; ср. Buss and McDoniel, 2016). Дополнительная работа продемонстрировала, что свидетельством негибкости эмоций является не просто плохое подавление негативных эмоций при смене контекстов на позитивные, но и более слабое порождение негативных эмоций, когда контексты явно негативны.Например, Роттенберг и его коллеги продемонстрировали, что плохая регуляция негативных эмоций во время эмоционально вызывающих воспоминаний фильмов, подтвержденных для выявления негативных эмоций, связана с возникновением и поддержанием депрессии (Rottenberg et al., 2002, 2005). Действительно, плохая реакция на негативные эмоциональные контексты, индексируемая по объективным, а не самоотчетным, эмоциональным индексам, является постоянным обнаружением клинических и подпороговых уровней депрессии (например, Moran et al., 2012; c.f. Bylsma et al., 2008). Более того, Койфман и его коллеги изучали порождение дискретных отрицательных эмоций, включая грусть и гнев, в нескольких исследованиях и обнаружили, что плохая регуляция этих конкретных отрицательных эмоций, когда этого требовали контекстные параметры ( через вызывающих воспоминания фильмов или компьютерных симуляций), была связана с плохая адаптация к множеству выборок сообществ (Coifman et al., 2016).

Хотя подавление положительных эмоций гораздо реже связано с дезадаптацией, есть некоторые свидетельства конкретных случаев, когда контекстно-нечувствительные положительные эмоции занимают центральное место в процессе адаптации.Например, в контексте социальной стигматизации есть свидетельства того, что положительные эмоции могут предсказывать худшую адаптацию (например, жертвы сексуального насилия в детстве: Bonanno et al., 2007; издевательства среди детей школьного возраста: Arsenio et al., 2000). Однако было показано, что генерация положительных эмоций в целом является адаптивной, независимо от контекста (например, Coifman and Bonanno, 2010). Действительно, плохая генерация или активация положительных эмоций явно причастны к дезадаптации и болезни. Например, Папа и Бонанно (2008) продемонстрировали, что более низкие положительные эмоции, выраженные во время вызывающего воспоминания интервью, предсказывают снижение социального функционирования до двух лет спустя у студентов колледжей из группы риска.Более того, Харви и его коллеги обнаружили, что позитивное эмоциональное выражение во время сообщений о преодолении препятствий предсказывает приверженность лечению у пациентов с хроническими заболеваниями (Harvey et al., 2016). Подобные результаты показывают, что плохая генерация положительных эмоций в позитивном контексте в целом дезадаптивна и связана с плохой адаптацией и аффективным заболеванием (например, Moran et al., 2012; Panaite et al., 2018). Возможно, положительные эмоции частично способствуют большей гибкости отрицательных эмоций посредством таких процессов, как подавление регуляции (Fredrickson et al., 2000) и адаптивный поведенческий выбор (Nylocks et al., 2018). В самом деле, эти данные полностью согласуются с недавним лонгитюдным исследованием, показывающим, что низкая положительная эмоциональность в целом позволяет прогнозировать риск аффективных расстройств на срок до десяти лет (Kendall et al., 2015).

Несмотря на полезность измерения спонтанной эмоциональной отдачи, следует упомянуть несколько ограничений. Во-первых, разработка парадигм эмоциональной контекстной чувствительности требует внимательного внимания и часто варьируется в зависимости от используемой среды выявления (например,g., фильм или изображение), вызывающую озабоченность группу населения и целевые эмоции (и) (Rottenberg et al., 2002; Waugh et al., 2011; Coifman et al., 2016). Такая методологическая неоднородность этой зарождающейся литературы может представлять уязвимость для будущего воспроизведения и обобщения. Более того, такие тщательно контролируемые парадигмы часто стремятся измерить конкретную эмоцию или ее валентность в сочетании с соответствующим контекстом. Хотя такое разумное рассмотрение в дизайне заслуживает похвалы, оно также может привести к чрезмерному упрощению динамического, эмоционального / контекстного ландшафта, присутствующего в повседневной жизни.Например, в то время как существующие исследования демонстрируют непосредственную полезность выражения гнева при определенных обстоятельствах (например, отвержение сверстников), другие сдерживающие факторы, такие как социальный статус, могут играть важную роль в контекстуальной уместности демонстрации такого поведения (Van Kleef and Côté, 2007; Coifman et al., 2016). Наконец, хотя нынешняя методология облегчает измерение спонтанного эмоционального результата (например, кодирование лица, вегетативную активность), она дает мало информации о механизмах, управляющих таким поведением.Однако это ограничение также дает возможность для будущих исследований, которые помогут выяснить такие лежащие в основе механизмы. В самом деле, может оказаться, что исследования, пытающиеся проанализировать основные компоненты эмоциональной гибкости, могут извлечь наибольшую пользу из инклюзивности методов дизайна исследования контекстно-зависимой эмоции.

Гибкость в оценке эмоционального опыта

Существует обширная литература, демонстрирующая связь между гибкостью в оценке эмоционального опыта и физическим и психологическим здоровьем.Действительно, то, как люди оценивают или концептуализируют эмоциональные переживания, все чаще подчеркивается в современных моделях аффективных расстройств и при разработке новых методов лечения аффективных заболеваний (например, поведенческие методы лечения третьей волны: Hayes, 2004). Считается, что гибкие оценки эмоциональных событий и переживаний характеризуются вариативностью и сложностью, и исследователи чаще всего оценивали это с использованием методологии выборки переживаний или дневников, чтобы уловить спонтанную динамику эмоциональной оценки в повседневной жизни.

Вопрос о гибкости оценки эмоций был поднят множеством исследователей, применяющих эту конструкцию двумя ключевыми способами. Во-первых, исследование было сосредоточено на общей сложности сообщений об эмоциональных переживаниях, исследуя у человека, как сообщения об отрицательных эмоциях соотносятся с сообщениями о положительных эмоциях. Сильно поляризованная или негибкая отчетность (т.е. события или события оцениваются как все плохие или все хорошие) была связана с рядом неадаптивных результатов, включая: более высокие воспринимаемые и объективные индикаторы стресса (например,g., Zautra et al., 2000, 2001, 2002), плохая адаптация с течением времени после неблагоприятных жизненных событий (например, Coifman et al., 2007; Dasch et al., 2010; Pitzer and Bergeman, 2014), ключевые индивидуальные различия включая личность, возраст, более низкое благополучие (например, Rafaeli et al., 2007; Carstensen et al., 2011; Grühn et al., 2013; Brose et al., 2015), а также психопатологию (например, пограничная личность : Coifman et al., 2012; Депрессия: Dejonckheere et al., 2018).

В большинстве случаев исследователи смоделировали полярность оценок эмоциональных переживаний, используя внутриличностные корреляции или иерархическое моделирование, чтобы оценить, как отрицательные эмоциональные оценки соотносятся с положительной эмоциональной оценкой в ​​любой момент времени, внутри участника и с использованием показатель полярности (также называемый «синхронностью», «ковариацией» или «взаимосвязью» корреляции) в качестве переменной индивидуальных различий.Однако Заутра и его коллеги потратили десятилетия на изучение этого феномена, продемонстрировав с помощью различных парадигм как экспериментальных лабораторий, так и полевых наблюдений, что полярность индивидуальной оценки эмоциональных событий или переживаний будет меняться в зависимости от доступных ресурсов (см. The Dynamic Model of Affect : Zautra et al., 2001). Когда ресурсов достаточно, как правило, во время низкого воспринимаемого стресса, люди демонстрируют менее поляризованные и более сложные оценки повседневных событий и переживаний по сравнению с их оценками в периоды высокого стресса, когда ресурсы ограничены.Этот потенциал изменчивости внутри людей предполагает, что, возможно, существует как индивидуальных различий в явлениях, так и контекстная изменчивость, что было подчеркнуто в недавнем исследовании, демонстрирующем лишь умеренную стабильность во времени (например, r с при 0,30 в течение 12 месяцев: Dejonckheere et al., 2018). Более того, недавнее тщательное изучение вариабельности в сообщениях об аффектах между людьми и внутри людей недвусмысленно продемонстрировало, что внутриличностная вариабельность отклоняется от индексов между людьми (обычно операционализируемых как уровни черт) и что степень отклонения значимо дифференцирует людей на высоких и низких уровнях благополучие (Brose et al., 2015). Действительно, есть свидетельства того, что в группах с психопатологией вероятность изменения уровня состояния меньше, даже если уровень стресса низкий. Например, в выборке взрослых с диагнозом «пограничная личность» (с сопутствующими аффективными расстройствами, такими как депрессия, посттравматическое стрессовое расстройство и социальная тревожность) стресс и полярность аффектов моделировались в течение 3 недель выборки опыта и сравнивались с таковой у здоровых взрослых. Наблюдалась значительная разница в полярности эмоциональных оценок, которая отличала пациентов от контрольной группы в периоды высокого и низкого воспринимаемого стресса, что позволяет предположить, что пограничные пациенты оценивали эмоциональные события и переживания как более поляризованные (т.е., негибкие) независимо от уровня воспринимаемого ими стресса по сравнению с контролем (Coifman et al., 2012). Важно отметить, что существуют доказательства того, что оценки сильно поляризованных эмоций позволяют прогнозировать неадаптивное поведение, обычно связанное с клиническими группами высокого риска, включая употребление психоактивных веществ, переедание, самоповреждение и рискованное сексуальное поведение, и что эта связь сохраняется независимо от воспринимаемого стресса. или другие контекстные факторы (Coifman et al., 2012).

Отдельный подход к исследованию гибкости эмоциональных оценок заключался в индексировании от момента к моменту изменчивости сообщаемых отрицательных и положительных эмоций с течением времени.Хотя использовалось несколько статистических подходов, один подход, основанный на серийной автокорреляции оценок, может уловить негибкость или жесткость моментальной отчетности. Высокая автокорреляция в отчетах об отрицательных эмоциях предполагает отсутствие связи между оценкой эмоционального опыта и типичной умеренной изменчивостью (взлетами и падениями) внешних и повседневных событий и переживаний. Действительно, Куппенс и его коллеги собрали значительный объем исследований, демонстрирующих четкую связь между ригидностью негативных эмоциональных оценок (они называют это «эмоциональной инерцией») и плохим психологическим здоровьем, особенно сильными ассоциациями с депрессией (Kuppens et al., 2010; Коваль и др., 2016). Другие подходы, которые также учитывали зависящий от времени характер эмоциональной оценки в сочетании с психологическим здоровьем, включают оценки, также основанные на вариативности, такие как среднеквадратичная последовательная разница, которые, как считается, отражают нестабильность эмоциональных оценок (см. Эбнер. -Priemer et al., 2009). Однако недавние исследования продемонстрировали не только значительное совпадение этих конструкций, но и относительное преимущество автокорреляции для выявления негибкости эмоциональной оценки, а не динамики более устойчивых аффективных процессов, связанных с настроением (Koval et al., 2016).

Следует упомянуть несколько ограничений в отношении гибкости оценки. Одно ограничение связано с непоследовательностью парадигм выборки опыта, которая может способствовать неоднородным результатам (Ebner-Priemer et al., 2009). Например, шкала времени, используемая для оценок (например, выборка один раз в день или несколько раз в день), может приводить к различным представлениям о гибкости оценки индивидуума (Koval et al., 2013). Более того, учитывая, что измерение гибкости оценки лежит на уровне аффекта, по-прежнему сложно определить, проявляется ли такая гибкость на уровне настроения или эмоции, учитывая, что и настроение, и эмоции действуют в разных временных масштабах (Ekman, 1992).Другое ограничение связано с разнообразным подходом, используемым для расчета гибкости оценки, который может ограничивать возможность выявления моделей значимых внутриличностных вариаций (Zautra et al., 2000; Kuppens et al., 2010). В то время как различные операционализации гибкости оценки могут иметь некоторое концептуальное совпадение, будущие исследования могут извлечь выгоду из оценки прогностической полезности каждого одновременно и в отношении результатов для здоровья, а также более подробного исследования времени в качестве сдерживающего фактора (Zautra et al., 2000; Kuppens et al., 2010). Это необходимо для понимания того, как эти конструкции соотносятся друг с другом и с болезнью.

Таким образом, новая область исследований гибкости эмоций основана на тщательном измерении эмоций в реальном времени в различных областях, контекстах и ​​режимах реакции, что менее типично для традиционных исследований регуляции эмоций. Действительно, ключевая сила исследования эмоциональной гибкости состоит в том, что результаты в целом согласованы: эмоциональная гибкость предсказывает психологическое здоровье и адаптацию, а эмоциональная гибкость предсказывает аффективную дисфункцию и неадаптивное поведение, соответствующее аффективному заболеванию.Хотя исследования эмоциональной негибкости в клинических выборках, как правило, нацелены на группы высокого риска, где эмоциональная дисфункция особенно очевидна (например, депрессия, посттравматическое стрессовое расстройство, пограничная личность), аналогичные результаты присутствуют в выборках подвергнутых стрессу сообществ, где предположительно психопатология нормально распределен, предполагает, что эти результаты, вероятно, являются трансдиагностическими и связаны с лежащими в основе недостатками в схемах обработки эмоций.

Эмоциональная негибкость и несбалансированность составляющих

В настоящее время появляется множество доказательств, указывающих на критическую важность схем, связывающих нисходящий контроль и восходящую активацию в обработке эмоций (LeDoux and Phelps, 2008; Ochsner et al., 2009; Хартли и Фелпс, 2010; Менон, 2011). В частности, значительный объем данных нейровизуализации указывает на причастность лимбической области к восходящей эмоциональной активации (иногда называемой: чувствительность к угрозам, негативная аффективность, тревожность, невротизм, поведенческое торможение), в первую очередь с участием миндалины (Cunningham and Brosch, 2012). Напротив, регуляторный или когнитивный контроль сверху вниз включает префронтальную кору (Kane, Engle, 2002; Braver et al., 2010; Perlman and Pelphrey, 2010) в регионах, соответствующих традиционным элементам когнитивной обработки (т.е., внимание, рабочая память, торможение, Hofmann et al., 2009; Каплан и Берман, 2010; Shackman et al., 2011; Pourtois et al., 2012). Однако этот классический вид снизу вверх и сверху вниз становится все более туманным. Самые последние модели предполагают сложное взаимодействие между активностью миндалины в ответ на сенсорную информацию, которая широко проецируется на корковые и подкорковые области. Это контрастирует с активностью, происходящей в областях коры (например, дорсо-латеральной префронтальной коре), которая может ингибировать миндалину через ее связь с медиальной префронтальной корой (LeDoux and Phelps, 2008).Однако некоторые области медиальной префронтальной коры (прелимбическая кора против инфралимбической коры) участвуют в , активируя страх , по сравнению с , подавляющим страх , и обе эти области имеют обширные реципрокные связи с миндалевидным телом (Pape and Pare, 2010). В общем, есть убедительные доказательства сложных двунаправленных механизмов контроля над реакцией эмоций, и сложность этих процессов может сделать их особенно трудными для распознавания у людей (LeDoux, 2012).

Несмотря на эту сложность, некоторые исследования и теории показали, что высокая восходящая активация (т.е., чувствительность к угрозам) в сочетании с низкими ресурсами контроля сверху вниз может в целом быть источником большинства аффективных нарушений, включая паттерны эмоциональной реакции, согласующиеся с неэластичностью эмоций. Например, недавно Койфман и его коллеги исследовали, как различные ресурсы когнитивного контроля влияют на гибкость реакции эмоций у взрослых, чувствительных к угрозам, во время симуляции остракизма (Coifman et al., 2018). Хотя все участники были очень чувствительны к угрозам, негибкая эмоциональная реакция была предсказана теми, у кого также был более низкий уровень когнитивного контроля (здесь индексируется как смена установки) во время явного отказа.Напротив, люди с высокой чувствительностью к угрозам с более высокими ресурсами когнитивного контроля продемонстрировали большую гибкость как в отношении вегетативных, так и поведенческих показателей эмоций, генерируя адаптивные эмоциональные реакции, включая положительные эмоции, несмотря на социальные требования. Другое исследование продемонстрировало особую рискованность высокой чувствительности к угрозам и низких ресурсов когнитивного контроля и явно увязало это с симптомами высокого риска аффективного заболевания, включая самоубийство (Venables et al., 2015).Действительно, в целом, дефицит префронтальной обработки, соответствующий областям, участвующим в когнитивном контроле, по-видимому, приводит к длительным негативным эмоциям (реакции не усилены, а просто более устойчивы; Dannlowski et al., 2009) и беспокойству (например, Stout et al., 2015 ). Однако, в частности, есть данные, позволяющие предположить, что обратное состояние, слабая восходящая активация в сочетании с более высокими уровнями когнитивного контроля, также может иметь значительные затраты, в первую очередь в регулировании внимания (например,, Деннис и Чен, 2007). Эти данные — лишь немногие из растущего объема работ, в которых пытаются как зафиксировать, так и объяснить сложность этих параметров обработки эмоций, учитывая растущее количество доказательств их совпадения с общими симптомами аффективного заболевания (Cuthbert, 2014).

Эмоциональная негибкость и риск: где мы сейчас?

Хотя основа для понимания гибкости эмоций растет, существует значительная потребность в более пристальном внимании исследователей, чтобы максимально использовать эту конструкцию для понимания психологического здоровья и риска аффективных заболеваний.В самом деле, каждое из текущих направлений исследований в значительной степени способствовало становлению все более доминирующего мнения о том, что гибкость в обработке эмоций в целом полезна, а ригидность или неэластичность опасны и могут быть характерны для аффективных заболеваний. Однако текущая работа страдает несколькими ключевыми ограничениями, которые необходимо преодолеть, чтобы продвинуть эту область дальше.

Явным недостатком растущей литературы по негибкости эмоций является отсутствие перекрестной проверки. Исследователи редко исследуют более одного операционализации гибкости в данной выборке, и поэтому остается совершенно неясным, связана ли гибкость регуляции эмоций с оценочной гибкостью или гибкой контекстно-зависимой эмоцией.Теоретически все три проявления эмоциональной гибкости должны согласовываться, но может оказаться, что конкретная операционализация конструкции имеет большую прогностическую ценность при оценке риска или моделировании развития симптомов. Это еще предстоит подробно изучить или протестировать. В самом деле, очень мало известно не только о взаимоотношениях между «типами» гибкости, но и о стабильности этих конструкций во времени. За двумя заметными исключениями (Westphal et al., 2010; Dejonckheere et al., 2018), было мало попыток смоделировать, как гибкость сохраняется у человека в течение месяцев или даже лет. Такие знания необходимы для лучшего понимания потенциальных защитных компонентов эмоциональной гибкости, а также для лучшего моделирования развития эмоциональной негибкости.

Одним из возможных решений проблемы перекрестной проверки и стабильности является расширение сотрудничества ученых из разных дисциплин и методологических областей. Особая проблема эмоциональной гибкости, поскольку она была изучена, заключается в том, что конструкция опирается на разнообразную методологию, охватывающую лабораторию и поле, от набора психофизиологии до поведенческого кодирования.Действительно, аффективные ученые редко обязательно имеют методологическую специализацию в разных областях. Возможно, усиление внимания к перекрестной проверке или репликации из лаборатории в поле будет способствовать более тесному сотрудничеству и более надежному тестированию этой конструкции, а также некоторым свидетельствам стабильности внутри и между людьми.

Кроме того, существует очевидная потребность в более тесной привязке определенных паттернов эмоциональной гибкости к клиническим явлениям, а не к клиническим популяциям.Например, какова уникальная связь между возникновением положительных эмоций в позитивном контексте и конкретными симптомами аффективных расстройств? Возможно, плохая регуляция положительных эмоций является одним из наиболее очевидных факторов риска в совокупности аффективных расстройств. Тем не менее, остается неясным, влияет ли плохая генерация положительных эмоций на определенные симптомы больше, чем на другие. Более того, каков относительный вклад плохого генерирования положительных эмоций по сравнению с плохим подавлением отрицательных эмоций в риске заболевания? Пациенты также, вероятно, различаются по этим явлениям, и сравнение конкретных проявлений эмоциональной негибкости внутри и между группами пациентов может лучше определить модели начала заболевания, прогрессирования, поддержания и даже рецидива.

Проблема увязки сложного, в основном автоматического процесса, такого как гибкость эмоций, с конкретными симптомами или связанной с ними клинической информацией, является существенной. Тем не менее, это проблема, для решения которой наша область может быть особенно хорошо подготовлена ​​в настоящее время. Все чаще категориальным моделям болезней уделяется меньше внимания, тогда как размерные модели находятся в разработке, а их вспомогательные исследования финансируются. Следовательно, значимые группы симптомов, которые рассматриваются как трансдиагностические, теперь более очевидны (например,g., саморазрушающееся или импульсивное поведение: Johnson et al., 2013). Кроме того, ряд значительных статистических инноваций проник в социальные науки, которые могут способствовать более эффективному моделированию сложных систем, управляющих развитием систем. Одной из многообещающих возможностей является применение передовых сетевых моделей, основанных на методах оценки машинного обучения (Aliferis et al., 2010). В частности, эти методы позволяют эффективно управлять большими наборами переменных с уровнями избыточности и взаимодействия, которые пока неизвестны.Действительно, графические модели являются ключевым методом выявления взаимодействий между переменными, поскольку они связаны с интересующим результатом. Они могут идентифицировать наборы переменных, которые вероятностно связаны друг с другом сложным, иногда нелинейным образом (Pearl, 2009). Этот подход аналогичен моделям путей, но не определяет априори пути для тестирования; вместо этого значимые пути выявляются эмпирически (Spirtes et al., 2000). Возможно, если маловероятно, что эти методы помогут облегчить более истинно эмпирически полученные модели проявления болезни, в рамках которых негибкость эмоций, вероятно, будет иметь большое значение.

Хотя в данном обзоре основное внимание уделяется исследованиям эмоциональной гибкости у взрослого населения, также необходимо интегрировать и опираться на результаты литературы по развитию эмоциональной гибкости (или негибкости). Действительно, одним из недостатков этой быстроразвивающейся области исследований является относительное отсутствие рамок развития, которые могли бы послужить основой для этих трех направлений исследований эмоциональной негибкости. Несмотря на отсутствие явной интеграции, значительные исследования в области развития иллюстрируют критическую роль, которую ранний опыт играет в формировании эмоциональной гибкости (ок.е., Койфман и Альмахмуд, 2016). Например, исследования показывают, что дети, подвергшиеся жестокому обращению, подвергаются повышенному риску развития аберраций в обработке эмоционального внимания (например, смещения негативного эмоционального содержания), а это, в свою очередь, может привести к усилению генерации негативных эмоций (Shackman et al., 2007; Shackman и Поллак, 2014). Более того, такие отклонения в эмоциональной обработке внимания могут еще больше усугубляться, поскольку у детей, подвергшихся жестокому обращению, также наблюдается дефицит когнитивных процессов более высокого порядка, лежащих в основе регулятивного контроля (Nolin and Ethier, 2007).И наоборот, определенные стили и поведение родителей также могут усилить регулирующий контроль эмоций у детей. Например, родительское моделирование положительных эмоций, внимание к эмоциям своего ребенка и обращение с ними связано с развитием у детей сложного понимания эмоций, конструкция, которая в значительной степени пересекается с гибкостью оценки (Denham and Kochanoff, 2002). Такое знание эмоций имеет фундаментальное значение для развития ребенка, поскольку связано с лучшей адаптацией и снижением риска (Denham et al., 2002; Ensor et al., 2011).

Кроме того, существует потребность в менее дорогостоящих методах индексации эмоциональной гибкости. По всем направлениям исследования наблюдается последовательность в выводах, которая является большой силой и, вероятно, частично зависит от сильной зависимости от объективных индикаторов эмоций, оцениваемых несколько раз в разных контекстах. Однако преимущества объективных индексов имеют значительную цену, которая делает практически невозможным оценку негибкости эмоций в прикладных условиях.Действительно, наименее затратное направление исследований связано с отбором образцов опыта, что по-прежнему требует от исследователей значительного времени для очистки и агрегирования данных с целью их эффективного анализа. Это ограничение усугубляется растущим числом свидетельств слабости инструментов самооценки. Хотя индексы самооценки эмоций и их регуляции часто являются предпочтительной более дешевой альтернативой, они демонстрируют неизменно плохую согласованность с поведенческими индексами и слабую прогностическую ценность (например, Coifman et al., 2016), а также плохой согласованности отчетов о состоянии и характеристиках (например, Brockman et al., 2017). Однако, несмотря на это ограничение, был разработан новый многообещающий инструмент для индексации компонента гибкости, который до сих пор демонстрирует некоторую согласованность с поведенческими показателями (например, F.R.E.E: гибкое регулирование эмоционального выражения, Burton and Bonanno, 2015). Кроме того, расширяется доступ к недорогим или бесплатным исследовательским продуктам на основе приложений, которые можно использовать на любом смартфоне (например,, PACO, Personal Analytics Corporation, Morris and Aguilera, 2012), которые могут сделать исследование выборки опыта менее дорогостоящим и более доступным для неспециалистов. Наконец, наша собственная команда, а также другие сотрудники разрабатывают автономные инструменты оценки, которые индексируют компоненты процессов, которые, по-видимому, лежат в основе эмоциональной гибкости. Например, наша команда разработала краткую оценку рабочей памяти, связанной с эмоциями, которую можно бесплатно применить в клинических условиях. Этот инструмент может индексировать регулирование вмешательства со стороны негативного эмоционального содержимого и предсказывать гибкую негативную эмоциональную обработку как в лаборатории, так и в повседневной жизни (Coifman et al., 2019). В будущих исследованиях необходимо будет продолжить разработку, тестирование и усовершенствование этой и других менее затратных альтернатив.

Наконец, существует потребность в более тесной связи моделей негибкости эмоций с дисбалансом составляющих измерений, лежащих в основе всей обработки эмоций. Не считая нескольких недавних исследований, было мало работы, чтобы связать негибкость эмоций с когнитивным контролем сверху вниз и активацией снизу вверх. Например, Мируски и его коллеги адаптировали задачу, предназначенную для оценки реакции на эмоциональный контекст, для использования с ЭЭГ, продемонстрировав некоторую связь между контекстной чувствительностью и поведенческой поддержкой (индексируемой как связанные с событием потенциалы) и благополучием (Myruski et al., 2017). Однако уже существует быстро развивающаяся исследовательская литература о методах лечения, направленных на устранение дисбаланса между контролем снизу вверх и сверху вниз при аффективных расстройствах (например, Amir et al., 2009; Britton et al., 2013; Schweizer et al. , 2013). Однако часто не хватает понимания того, как эти измерения вписываются в выражение эмоциональной дисфункции у пациентов, а также в конкретные совокупности симптомов. Следовательно, существует разрыв между лежащими в основе механизмами (здесь дисбаланс составляющих измерений) и изменением феноменологии пациента, который можно частично преодолеть с более глубоким пониманием последующей обработки эмоций, такой как развитие негибкости эмоций.В самом деле, это не просто лучшее понимание опыта пациентов. Становится все более очевидным, что эмоции управляют поведением, критически важным для здоровья, адаптивным и дезадаптивным, и было показано, что модели эмоциональной негибкости предсказывают поведение, поддерживающее болезнь (например, самоповреждение, употребление психоактивных веществ; Coifman et al., 2012) и здоровья (например, приверженность лечению; Harvey et al., 2016). Необходима дополнительная работа, чтобы прояснить эти ассоциации, чтобы улучшить развитие моделирования эмоций и болезней, а также повысить эффективность новых вмешательств.

Резюме и заключение

В широком смысле теория, а теперь и растущие данные свидетельствуют о том, что гибкая обработка эмоций, характеризующаяся изменчивым и отзывчивым повышением и понижением эмоций в соответствии с индивидуальными потребностями и контекстными требованиями, является ключевой характеристикой психологического здоровья и адаптации. Все чаще становится очевидным, что паттерны эмоциональной неэластичности, включая плохое воспитание и плохую регуляцию отрицательных и / или положительных эмоций, могут быть фенотипом для ряда аффективных заболеваний.Это исследование проводилось по трем четко определенным направлениям: выявление значимых различий в индивидуальной вариативности реализации стратегии регуляции эмоций, контекстная чувствительность спонтанного эмоционального вывода, а также сложность и вариативность оценок эмоциональных событий или переживаний. Эти процессы, как и вся обработка эмоций, управляются сложным взаимодействием между нейронной активностью, связанной с угрозами снизу вверх, и процессами когнитивного контроля сверху вниз. Еще предстоит проделать большую работу, чтобы иметь возможность максимизировать конструкцию эмоциональной неэластичности как маркера аффективного заболевания, в первую очередь путем привязки моделей неэластичности к основным симптомам аффективных расстройств.Некоторая работа уже ведется, связывая негибкость эмоций с конкретными группами пациентов, но мы утверждаем, что, учитывая трансдиагностические особенности негибкости эмоций, нацеливание на конкретные совокупности симптомов или пути может оказаться еще более плодотворным. В самом деле, может случиться так, что каждое из трех направлений исследований может сходиться в поддержку роли эмоций в гибкости — в чертах, общих для аффективных расстройств, включая стойкое негативное настроение, размышления или повторяющиеся негативные мысли, а также неадаптивное поведение, которое, как известно, поддерживает болезнь (e.g., социальное избегание, употребление психоактивных веществ). Короче говоря, эта развивающаяся работа предлагает путь, по которому будущие исследования могли бы объяснить и даже использовать связи между эмоциональной негибкостью и аффективным заболеванием, способствуя разработке улучшенных моделей риска, оценки и вмешательства с широкими последствиями для психологическое здоровье.

Взносы авторов

И KC, и CS разработали идеи обзора и написали рукопись.

Заявление о конфликте интересов

Авторы заявляют, что исследование проводилось при отсутствии каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могут быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.

Финансирование

Это исследование было поддержано грантом KC от Национальных институтов здравоохранения, R01Mh213622.

Список литературы

Aldao, A., and Nolen-Hoeksema, S. (2012). Влияние контекста на реализацию адаптивных стратегий регуляции эмоций. Behav. Res. Ther. 50, 493–501. DOI: 10.1016 / j.brat.2012.04.004

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Aldao, A., Nolen-Hoeksema, S., and Schweizer, S.(2010). Стратегии регуляции эмоций в психопатологии: метааналитический обзор. Clin. Psychol. Ред. 30, 217–237. DOI: 10.1016 / j.cpr.2009.11.004

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Алдао А., Шеппес Г. и Гросс Дж. Дж. (2015). Гибкость регуляции эмоций. Cogn. Ther. Res. 39, 263–278. DOI: 10.1007 / s10608-014-9662-4

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Алиферис, К.Ф., Статников, А., Цамардинос, И., Мани, С., Кутсукос, X. Д. (2010). Локальная причинная и марковская бланкетная индукция для обнаружения причин и выбора признаков для классификации, часть i: алгоритмы и эмпирическая оценка. J. Mach. Учиться. Res. 11, 171–234. http://www.jmlr.org/papers/v11/aliferis10a.html

Google Scholar

Амир, Н., Борода, К., Кобб, М., и Бумия, Дж. (2009). Программа модификации внимания у людей с генерализованным тревожным расстройством. J. Abnorm. Psychol. 118, 28–33.DOI: 10.1037 / a0012589

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Арсенио У. Ф., Куперман С. и Ловер А. (2000). Аффективные предикторы агрессии дошкольников и принятия сверстниками: прямые и косвенные эффекты. Dev. Psychol. 36, 438–448. DOI: 10.1037 / 0012-1649.36.4.438

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Барг, Дж. А., и Уильямс, Л. Е. (2007). «О бессознательном регуляции эмоций» в Справочник по регулированию эмоций .изд. Дж. Гросс (Нью-Йорк: Guilford Press), 429–445.

Google Scholar

Бонанно, Г. А., Бертон, К. Л. (2013). Регулирующая гибкость: взгляд на индивидуальные различия в преодолении трудностей и регулировании эмоций. Перспектива. Psychol. Sci. 8, 591–612. DOI: 10.1177 / 1745691613504116

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бонанно, Г. А., Колак, Д. М., Келтнер, Д., Шиота, М. Н., Папа, А., Нолл, Дж. Г. и др. (2007). Контекст имеет значение: преимущества и затраты на выражение положительных эмоций у переживших сексуальное насилие в детстве. Эмоция 7, 824–837. DOI: 10.1037 / 1528-3542.7.4.824

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бонанно, Г. А., Горин, Л., Койфман, К. Г. (2008). «Печаль и горе» в Справочник эмоций . 3-е изд. ред. М. Льюис, Дж. М. Хэвиленд-Джонс и Л. Ф. Барретт. (Нью-Йорк: Guilford Press), 797–810.

Google Scholar

Бонанно, Г. А., Папа, А., Лаланд, К., Вестфаль, М., и Койфман, К. (2004). Важность гибкости: способность усиливать и подавлять эмоциональное выражение как предиктор долгосрочной адаптации. Psychol. Sci. 15, 482–487. DOI: 10.1111 / j.0956-7976.2004.00705.x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бранс, К., Коваль, П., Вердуйн, П., Лим, Ю. Л., и Куппенс, П. (2013). Регулирование негативных и позитивных влияний в повседневной жизни. Эмоция 13, 926–939. DOI: 10.1037 / a0032400

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бравер, Т.С., Коул, М.В., и Яркони, Т. (2010). Да здравствуют различия! Индивидуальные вариации нейронных механизмов исполнительного контроля. Curr. Opin. Neurobiol. 20, 242–250. DOI: 10.1016 / j.conb.2010.03.002

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бриттон, Дж. К., Бар-Хаим, Ю., Клементи, М., Санкин, Л. С., Чен, Г., Шехнер, Т. и др. (2013). Изменения, связанные с обучением, и стабильность смещения внимания у молодежи: последствия для лечения смещения смещения внимания при детской тревоге. Dev. Cogn. Neurosci. 4, 52–64. DOI: 10.1016 / j.dcn.2012.11.001

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Брокман, Р., Чиаррочи, Дж., Паркер, П., Кашдан, Т. (2017). Стратегии регулирования эмоций в повседневной жизни: внимательность, когнитивная переоценка и подавление эмоций. Cogn. Behav. Ther. 46, 91–113. DOI: 10.1080 / 16506073.2016.1218926

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Брозе А., Фелькле М. К., Левден М., Линденбергер У. и Шмидек Ф. (2015). Различия в индивидуальной и внутриличностной структурах аффекта зависят от степени. Eur. J. Личное. 29, 55–71. DOI: 10.1002 / per.1961

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бертон, К. Л., и Бонанно, Г. А. (2015). Измерение способности усиливать и подавлять эмоциональное выражение: шкала гибкой регуляции эмоционального выражения (БЕСПЛАТНО). Psychol. Оценивать. 28, 929–941. DOI: 10.1037 / pas0000231

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бусс К. А., Дэвидсон Р. Дж., Калин Н. Х. и Голдсмит Х. Х. (2004). Зависшее от контекста замораживание и связанная с ним физиологическая реактивность как дисрегулируемая реакция страха. Dev. Psychol. 40, 583–594. DOI: 10.1037 / 0012-1649.40.4.583

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Басс, К. А., и Макдонил, М. (2016). Улучшение прогноза риска развития тревожности у детей с боязнью темперамента. Curr. Реж. Psychol. Sci. 25, 14–20. DOI: 10.1177 / 0963721415611601

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Билсма, Л. М., Моррис, Б. Х., и Роттенберг, Дж.(2008). Метаанализ эмоциональной реактивности при большом депрессивном расстройстве. Clin. Psychol. Rev. 28, 676–691. DOI: 10.1016 / j.cpr.2007.10.001

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Карстенсен, Л. Л., Туран, Б., Шайбе, С., Рам, Н., Эрснер-Хершфилд, Х., Саманез-Ларкин, Г. Р. и др. (2011). Эмоциональный опыт улучшается с возрастом: данные основаны на выборке из более чем 10-летнего опыта. Psychol. Старение 26, 21–33. DOI: 10.1037 / a0021285

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Чарни, Д.С., Дойч, А. Ю., Кристал, Дж. Х., Саутвик, С. М., и Дэвис, М. (1993). Психобиологические механизмы посттравматического стрессового расстройства. Arch. Gen. Psychiatry 50, 294–305. DOI: 10.1001 / archpsyc.1993.01820160064008

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Коэн, Дж. Э., Шалев, Х., Адмон, Р., Хефец, С., Гашо, К. Дж., Шахар, Л. Дж. И др. (2013). Эмоциональные ритмы мозга и их нарушение у посттравматических больных. Hum. Brain Mapp. 34, 1344–1356. DOI: 10.1002 / HBM.21516

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Койфман, К. Г., и Альмахмуд, С. Ю. (2016). «Эмоциональная гибкость в психологическом риске и устойчивость» в Справочник устойчивости: психосоциальная перспектива . изд. У. Кумар (Нью-Йорк: Рутледж).

Google Scholar

Койфман, К. Г., Беренсон, К., Рафаэли, Э., и Дауни, Г. (2012). От негативного к позитивному и обратно: поляризованные аффективные и реляционные переживания при пограничном расстройстве личности. J. Abnorm. Psychol. 121, 668–679. DOI: 10.1037 / a0028502

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Койфман, К. Г., и Бонанно, Г. А. (2009). «Чувствительность к эмоциональному контексту в адаптации и восстановлении» в Регулирование эмоций и психопатология: трансдиагностический подход к этиологии и лечению . ред. А. М. Кринг и Д. М. Слоан (Нью-Йорк: Guilford Press), 157–173.

Google Scholar

Койфман, К. Г., Бонанно, Г.А. (2010). Когда дистресс не переходит в депрессию: чувствительность к эмоциональному контексту и приспособление к тяжелой утрате. J. Abnorm. Psychol. 119, 479–490. DOI: 10.1037 / a0020113

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Койфман, К. Г., Бонанно, Г. А., и Рафаэли, Э. (2007). Влияют на динамику, тяжелую утрату и устойчивость к потере. J. Исследование счастья. 8, 371–392. DOI: 10.1007 / s10902-006-9014-5

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Койфман, К.Г., Флинн, Дж. Дж., И Пинто, Л. А. (2016). Когда контекст имеет значение: отрицательные эмоции предсказывают психологическое здоровье и адаптацию. Motiv. Эмот. 40, 602–624. DOI: 10.1007 / s11031-016-9553-y

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Койфман, К. Г., Халахофф, Д., и Найлокс, К. М. (2018). Снижение риска? Способность к смене установок у взрослых, чувствительных к высоким угрозам, предсказывает поведение приближения во время социальной угрозы. J. Soc. Clin. Psychol. 37, 481–513. DOI: 10.1521 / JSCP.2018.37.7.481

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Койфман, К. Г., Кейн, М. Дж., Бишоп, М., Мэтт, Л. М., Найлокс, К. М., и Аврора, П. (2019). Прогнозирование изменчивости негативных аффектов и спонтанной регуляции эмоций: могут ли задачи на объем рабочей памяти оценить способность регуляции эмоций? Emotion (в печати).

Google Scholar

Коул П. М., Мишель М. К. и Тети Л. О. (1994). Развитие регуляции эмоций и дисрегуляции: клиническая перспектива. Monogr. Soc. Res. Child Dev. 59, 73–100. DOI: 10.2307 / 1166139

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Краск, М. Г., Волицки-Тейлор, К. Б., Минека, С., Зинбарг, Р., Уотерс, А. М., Вршек-Шаллхорн, С. и др. (2012). Повышенная реакция на безопасные условия как специфический фактор риска тревожности по сравнению с депрессивными расстройствами: данные длительного исследования. J. Abnorm. Psychol. 121, 315–324. DOI: 10.1037 / a0025738

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Каннингем, W.А., Брош Т. (2012). Мотивационная значимость: настройка миндалины в зависимости от черт, потребностей, ценностей и целей. Curr. Реж. Psychol. Sci. 21, 54–59. DOI: 10.1177 / 0963721411430832

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Катберт Б. Н. (2014). Структура RDoC: содействие переходу от МКБ / DSM к многомерным подходам, объединяющим нейробиологию и психопатологию. Мировая психиатрия 13, 28–35. DOI: 10.1002 / wps.20087

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Данновски, У., Ohrmann, P., Konrad, C., Domschke, K., Bauer, J., Kugel, H., et al. (2009). Уменьшение миндалины и префронтальной связи при большой депрессии: связь с генотипом МАОА и тяжестью заболевания. Внутр. J. Neuropsychopharmacol. 12, 11–22. DOI: 10.1017 / S1461145708008973

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Даш, К. Б., Коэн, Л. Х., Белчер, А., Лоренсо, Дж. П., Кендалл, Дж., Сигел, С. и др. (2010). Дифференциация влияния у больных раком груди. J. Behav.Med. 33, 441–453. DOI: 10.1007 / s10865-010-9274-8

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Dejonckheere, E., Mestdagh, M., Houben, M., Erbas, Y., Pe, M., Koval, P., et al. (2018). Биполярность аффективных и депрессивных симптомов. J. Pers. Soc. Psychol. 114, 323–341. DOI: 10.1037 / pspp0000186

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Денхэм, С.А., Каверли, С., Шмидт, М., Блэр, К., ДеМалдер, Э., Caal, S., et al. (2002). Дошкольное понимание эмоций: вклад в гнев и агрессию в классе. J. Child Psychol. Психиатрия 43, 901–916. DOI: 10.1111 / 1469-7610.00139

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Денхам, С., и Кочанофф, А. Т. (2002). Родительский вклад в понимание эмоций дошкольниками. Брак Сем. Ред. 34, 311–343. DOI: 10.1300 / J002v34n03_06

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Деннис, Т.А. (2007). Взаимодействие между стратегиями регуляции эмоций и аффективным стилем: значение тревожности по сравнению с депрессивным настроением. Motiv. Эмот. 31, 200–207. DOI: 10.1007 / s11031-007-9069-6

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Деннис, Т.А., и Чен, К.С. (2007). Нейрофизиологические механизмы эмоциональной модуляции внимания: взаимодействие между чувствительностью к угрозе и контролем внимания. Biol. Psychol. 76, 1–10. DOI: 10.1016 / j.биопсихо.2007.05.001

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Эбнер-Пример, У. В., Эйд, М., Кляйндиенст, Н., Стабенов, С., и Трулль, Т. Дж. (2009). Аналитические стратегии для понимания аффективной (не) стабильности и других динамических процессов в психопатологии. J. Abnorm. Psychol. 118, 195–202. DOI: 10.1037 / a0014868

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Экман П. (1992). Аргумент в пользу основных эмоций. Cognit. Эмот. 6, 169–200.

Google Scholar

Эльдесуки, Л., и Инглиш, Т. (2018). Еще на год старше, еще на год мудрее? Выбор стратегии регулирования эмоций и гибкость в зрелом возрасте. Psychol. Старение 33, 572–585. DOI: 10.1037 / pag0000251

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Энгельхардт, Л. Е., Брайли, Д. А., Манн, Ф. Д., Харден, К. П., и Такер-Дроб, Э. М. (2015). В детстве гены объединяют управляющие функции. Psychol. Sci. 26, 1151–1163. DOI: 10.1177 / 0956797615577209

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Энсор Р., Спенсер Д. и Хьюз К. (2011). Понимание эмоций «Вам грустно?» Опосредует влияние вербальных способностей и взаимности матери и ребенка на просоциальное поведение: данные от 2 до 4 лет. Soc. Dev. 20, 93–110. DOI: 10.1111 / j.1467-9507.2009.00572.x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Фредриксон, Б.Л., Манкузо Р. А., Браниган К. и Тугаде М. М. (2000). Разрушающий эффект положительных эмоций. Мотивация и эмоции 24, 237–258.

Google Scholar

Готлиб И. Х., Джорманн Дж. (2010). Познание и депрессия: текущее состояние и будущие направления. Annu. Преподобный Clin. Psychol. 6, 285–312. DOI: 10.1146 / annurev.clinpsy.121208.131305

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Грэм, К. Д., Гуик, Дж., Феррейра, Н., Гилландерс, Д. (2016). Влияние психологической гибкости на удовлетворенность жизнью и настроение при мышечных расстройствах. Rehabil. Psychol. 61, 210–217. DOI: 10.1037 / rep0000092

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Грэм, Б. М., Милад, М. Р. (2011). Изучение угашения страха: последствия для тревожных расстройств. Am. J. Psychiatr. 168, 1255–1264. DOI: 10.1176 / appi.ajp.2011.11040557

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Гросс, Дж.J. (2015). Регулирование эмоций: текущее состояние и перспективы на будущее. Psychol. Inq. 26, 1–26. DOI: 10.1080 / 1047840X.2014.940781

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Грубер Дж. (2011). Может ли слишком хорошее быть плохим? Сохранение положительных эмоций (PEP) при биполярном расстройстве. Curr. Реж. Psychol. Sci. 20, 217–221. DOI: 10.1177 / 0963721411414632

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Грубер Дж., Харви А. Г. и Гросс Дж. Дж. (2012).Когда попыток недостаточно: регулирование эмоций и разрыв между усилиями и успехами при биполярном расстройстве. Эмоция 12, 997–1003. DOI: 10.1037 / a0026822

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Грубер Дж., Мосс И. Б. и Тамир М. (2011). Темная сторона счастья? Как, когда и почему счастье не всегда хорошо. Перспектива. Psychol. Sci. 6, 222–233. DOI: 10.1177 / 1745691611406927

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Грюн, Д., Ламли, М.А., Диль, М., и Лабувье-Виф, Г. (2013). Временные индикаторы эмоциональной сложности: взаимосвязи и корреляты. Эмоция 13, 226–237. DOI: 10.1037 / a0030363

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Густавсон Д. Э., Мияке А., Хьюитт Дж. К. и Фридман Н. П. (2015). Понимание когнитивных и генетических основ прокрастинации: доказательства общих генетических влияний со способностями к управлению целями и управляющими функциями. J. Exp. Psychol. 144, 1063–1079. DOI: 10.1037 / xge0000110

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Харири А. Р. и Холмс А. (2006). Генетика эмоциональной регуляции: роль переносчика серотонина в нервной функции. Trends Cogn. Sci. 10, 182–191. DOI: 10.1016 / j.tics.2006.02.011

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Харви, М. М., Койфман, К. Г., Росс, Г., Кляйнерт, Д., и Джардина, П. (2016). Соответствующее контексту эмоциональное употребление слов предсказывает адаптивное поведение, связанное со здоровьем: чувствительность к эмоциональному контексту и приверженность лечению. J. Health Psychol. 21, 579–589.

Google Scholar

Хейс, С. С. (2004). «Терапия принятия и приверженности и новые методы лечения поведения: внимательность, принятие и отношения» в Внимательность и принятие: расширение когнитивно-поведенческой традиции . ред. С.С.Хейс, В.М. Фоллетт, М.М. Линехан (Нью-Йорк: Гилфорд), 1-29.

Google Scholar

Hofmann, W., Friese, M., and Roefs, A. (2009). Три способа противостоять искушению: независимый вклад исполнительного внимания, тормозящего контроля и регулирования воздействия на импульсный контроль пищевого поведения. J. Exp. Soc. Psychol. 45, 431–435. DOI: 10.1016 / j.jesp.2008.09.013

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Холленштейн, Т. (2015). На этот раз все по-настоящему: аффективная гибкость, временные рамки, петли обратной связи и регуляция эмоций. Emot. Ред. 7, 308–315. DOI: 10.1177 / 17540739155

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Инсел, Т., Катберт, Б., Гарви, М., Хайнссен, Р., Пайн, Д. С., Куинн, К. и др. (2010). Критерии области исследования (RDoC): к новой структуре классификации для исследований психических расстройств. Am. J. Psychiatr. 167, 748–751. DOI: 10.1176 / appi.ajp.2010.0

79

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Джон, О.П. и Гросс Дж. Дж. (2004). Регулирование здоровых и нездоровых эмоций: личностные процессы, индивидуальные различия и развитие в течение жизни. J. Pers. 72, 1301–1333. DOI: 10.1111 / j.1467-6494.2004.00298.x

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Джонсон, С. Л., Карвер, С. С., Джорман, Дж. (2013). Импульсивные реакции на эмоции как трансдиагностическая уязвимость к интернализации и экстернализации симптомов. J. Affect. Disord. 150, 872–878.DOI: 10.1016 / j.jad.2013.05.004

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Калокеринос, Э. К., Резибуа, М., Вердуин, П., и Куппенс, П. (2017). Временное развертывание стратегий регулирования эмоций во время негативных эмоциональных эпизодов. Эмоция 17, 450–458. DOI: 10.1037 / emo0000248

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Кейн, М. Дж., И Энгл, Р. У. (2002). Роль префронтальной коры в объеме рабочей памяти, исполнительном внимании и общем подвижном интеллекте: взгляд на индивидуальные различия. Психон. Бык. Ред. 9, 637–671. DOI: 10.3758 / BF03196323

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Каплан С., Берман М. Г. (2010). Направленное внимание как общий ресурс исполнительного функционирования и саморегуляции. Перспектива. Psychol. Sci. 5, 43–57. DOI: 10.1177 / 1745691609356784

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Кашдан, Т. Б., Фармер, А. С., Адамс, Л. М., Ферссизидис, П., Макнайт, П. Э., и Незлек, Дж. Б. (2013). Отличие здоровых взрослых от людей с социальным тревожным расстройством: доказательства ценности эмпирического избегания и положительных эмоций в повседневных социальных взаимодействиях. J. Abnorm. Psychol. 122, 645–655. DOI: 10.1037 / a0032733

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Кендалл, А. Д., Зинбарг, Р. Э., Минека, С., Бобова, Л., Преново, Дж. М., Ревел, В. и др. (2015). Предполагаемые ассоциации низкой положительной эмоциональности с первыми проявлениями депрессивных и тревожных расстройств: результаты 10-волнового моделирования латентных состояний черт. J. Abnorm. Psychol. 124, 933–943. DOI: 10.1037 / abn0000105

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Кесслер, Р. К., Петухова, М., Сэмпсон, Н. А., Заславский, А. М., и Витчен, Х. У. (2012). Двенадцатимесячная и пожизненная распространенность, а также пожизненный болезненный риск тревожных расстройств и расстройств настроения в Соединенных Штатах. Внутр. J. Methods Psychiatr. Res. 21, 169–184. DOI: 10.1002 / mpr.1359

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Кимбрел, Н.А. (2008). Модель развития и поддержания генерализованной социофобии. Clin. Psychol. Rev. 228, 592–612. DOI: 10.1016 / j.cpr.2007.08.003

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Коул, С. Л., Ротермунд, К. (2011). «Я чувствую себя лучше, но не знаю почему»: психология имплицитной регуляции эмоций. Cognit. Эмот. 25, 389–399. DOI: 10.1080 / 02699931.2010.550505

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Коваль, П., Куппенс, П., Аллен, Н. Б., и Шибер, Л. (2012). Застрять в депрессии: роль размышлений и эмоциональной инерции. Cognit. Эмот. 26, 1412–1427. DOI: 10.1080 / 02699931.2012.667392

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Коваль П., Пе М. Л., Меерс К. и Куппенс П. (2013). Динамика аффекта по отношению к депрессивным симптомам: переменная, нестабильная или инертная? Эмоция 13, 1132–1141. DOI: 10.1037 / a0033579

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Коваль, П., Сюттерлин, С., Куппенс, П. (2016). Эмоциональная инерция связана с ухудшением самочувствия при учете различий в эмоциональном контексте. Фронт. Psychol. 6: 1997. DOI: 10.3389 / fpsyg.2015.01997

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Кринг, А. (2008). «Эмоциональные расстройства как трансдиагностические процессы в психопатологии» в Справочник эмоций . 3-е изд. ред. М. Льюис, Дж. М. Хэвиленд-Джонс и Л. Ф. Барретт. (Нью-Йорк: Guilford Press), 691–708.

Google Scholar

Леду Дж. И Фелпс Э. (2008). «Эмоциональные сети и мозг» в Справочник эмоций . 3-е изд. ред. М. Льюис, Дж. М. Хэвиленд-Джонс и Л. Ф. Барретт (Нью-Йорк: Guilford Press), 159–179.

Google Scholar

Левин, М. Э., Маклейн, К., Дафлос, С., Сили, Дж. Р., Хейс, С. К., Биглан, А. и др. (2014). Изучение психологической негибкости как трансдиагностического процесса психологических расстройств. Дж.Контекстное поведение. Sci. 3, 155–163. DOI: 10.1016 / j.jcbs.2014.06.003

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Леви-Джиджи Э., Бонанно Г. А., Шапиро А. Р., Рихтер-Левин Г., Кери С. и Шеппес Г. (2016). Гибкость регуляции эмоций проливает свет на неуловимую взаимосвязь между повторным травматическим воздействием и симптомами посттравматического стрессового расстройства. Clin. Psychol. Sci. 4, 28–39. DOI: 10.1177 / 2167702615577783

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Маус, И.Б., Бунге, С. А., и Гросс, Дж. Дж. (2007). Автоматическая регулировка эмоций. Soc. Личное. Psychol. Компас 1, 146–167. DOI: 10.1111 / j.1751-9004.2007.00005.x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Mather, L., Blom, V., Bergstrom, G., and Svedberg, P. (2016). Основной общий фактор, на который влияют генетика и уникальная среда, объясняет ковариацию между большим депрессивным расстройством, генерализованным тревожным расстройством и выгоранием: шведское исследование близнецов. Twin Res.Human Genet. 13, 1–9. DOI: 10.1017 / thg.2016.73

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Мэтьюз А. и МакЛауд К. (2005). Когнитивная уязвимость к эмоциональным расстройствам. Rev. Clin. Psychol. 1, 167–195.

Google Scholar

Моран Э. К., Мехта Н. и Кринг А. М. (2012). Эмоциональная реакция при депрессии: различия во временном течении эмоций. Cognit. Эмот. 26, 1153–1175. DOI: 10.1080 / 02699931.2011.638909

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Моррис, М.Э., и Агилера А. (2012). Мобильные, социальные и носимые компьютеры и эволюция психологической практики. Prof. Psychol. Res. Практик. 43, 622–626. DOI: 10.1037 / a0029041

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Моррис, Л., и Мэнселл, В. (2018). Систематический обзор взаимосвязи между ригидностью / гибкостью и трансдиагностическими когнитивными и поведенческими процессами, поддерживающими психопатологию. J. Exp. Psychopathol. 9: 2043808718779431.DOI: 10.1177/2043808718779431

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Мируски С., Бонанно Г. А., Гуляева О., Иган Л. Дж., Деннис-Тивари Т. А. (2017). Нейрокогнитивная оценка чувствительности к эмоциональному контексту. Cogn. Оказывать воздействие. Behav. Neurosci. 17, 1058–1071. DOI: 10.3758 / s13415-017-0533-9

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Нельсон, Л. Д., Стрикленд, К., Крюгер, Р. Ф., Арбизи, П. А., и Патрик, К. Дж.(2016). Нейроповеденческие черты как трансдиагностические предикторы клинических проблем. Оценка 23, 75–85. DOI: 10.1177 / 10731570110

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Нолен-Хоксема, С., Уоткинс, Э. Р. (2011). Эвристика для разработки трансдиагностических моделей психопатологии: объяснение мультифинальности и расходящихся траекторий. Перспектива. Psychol. Sci. 6, 589–609. DOI: 10.1177 / 1745691611419672

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Нолин, П., и Этье, Л. (2007). Использование нейропсихологических профилей для классификации безнадзорных детей с физическим насилием или без него. Жестокое обращение с детьми Negl. 31, 631–643. DOI: 10.1016 / j.chiabu.2006.12.009

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Найлокс, К. М., Бар-Калифа, Э., Рафаэли, Э., и Койфман, К. Г. (2018). Проверка влияния отрицательных и положительных эмоций на будущее поведение, способствующее укреплению здоровья, в выборке сообщества. Рукопись на рецензировании.

Google Scholar

Охзнер, К.Н. и Гросс Дж. Дж. (2007). «Нейронная архитектура регуляции эмоций» в Справочник по регуляции эмоций . ред. Дж. Дж. Гросс и Р. Бак (Нью-Йорк: Guilford Press), 87–109.

Google Scholar

Ochsner, K. N., Ray, R. R., Hughes, B., McRae, K., Cooper, J. C., Weber, J., et al. (2009). Восходящие и нисходящие процессы в генерации эмоций: общие и различные нейронные механизмы. Psychol. Sci. 20, 1322–1331. DOI: 10.1111 / j.1467-9280.2009.02459.x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Оман, А., Минека, С. (2001). Страхи, фобии и готовность: к развитому модулю обучения страху и страху. Psychol. Ред. 108, 483–522. DOI: 10.1037 / 0033-295X.108.3.483

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Опиц П. К., Гросс Дж. Дж. И Урри Х. Л. (2012). Выбор, оптимизация и компенсация в области регуляции эмоций: приложения к подростковому возрасту, старшему возрасту и большому депрессивному расстройству. Soc. Личное. Psychol. Компас 6, 142–155. DOI: 10.1111 / j.1751-9004.2011.00413.x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Оттавиани К., Шапиро Д. и Куюмджян А. (2013). Гибкость как ключ к соматическому здоровью: от блуждания мыслей до персеверативного познания. Biol. Psychol. 94, 38–43. DOI: 10.1016 / j.biopsycho.2013.05.003

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Папе, Х. К., и Паре, Д. (2010).Пластические синаптические сети миндалевидного тела для получения, выражения и угасания условного страха. Physiol. Rev. 90, 419–463. DOI: 10.1152 / Physrev.00037.2009

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Панайте В., Билсма Л. М., Ковач М., О’Лири К., Джордж К. Дж., Баджи И. и др. (2018). Нарушение регуляции поведенческих реакций на гедонистические исследования среди молодежи с историей депрессии и их братьев и сестер из группы высокого риска. Эмоция 19, 171–177.DOI: 10.1037 / emo0000409

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Перл, Дж. (2009). Причинность: модели, рассуждения и выводы . Кембридж, Великобритания: Издательство Кембриджского университета.

Google Scholar

Питцер, Л. М., и Бергеман, К. С. (2014). Синхронность аффекта среди взрослых в стрессовом состоянии: исследование вдовства Нотр-Дам. J. Gerontol. Сер. B Psychol. Sci. Soc. Sci. 69, 29–39. DOI: 10.1093 / geronb / gbt026

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Пуртуа, Г., Notebaert, W., and Verguts, T. (2012). Когнитивный и аффективный контроль. Фронт. Psychol. 3, 1–2. DOI: 10.3389 / fpsyg.2012.00477

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Рафаэли Э., Роджерс Г. М. и Ревелл В. (2007). Аффективная синхронность: индивидуальные различия в смешанных эмоциях. Личный. Soc. Psychol. Бык. 33, 915–932. DOI: 10.1177 / 0146167207301009

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Родин Р., Бонанно, Г. А., Рахман, Н., Кури, Н. А., Брайант, Р. А., Мармар, К. Р. и др. (2017). Выразительная гибкость у ветеранов боевых действий с посттравматическим стрессовым расстройством и депрессией. J. Affect. Disord. 207, 236–241. DOI: 10.1016 / j.jad.2016.09.027

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Роттенберг, Дж., Каш, К. Л., Гросс, Дж. Дж., И Готлиб, И. Х. (2002). Реакция на печаль и развлечение по-разному предсказывает одновременное и предполагаемое функционирование при большом депрессивном расстройстве. Эмоция 2, 135–146. DOI: 10.1037 // 1528-3542.2.2.135

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Роттенберг Дж., Гросс Дж. Дж. И Готлиб И. Х. (2005). Нечувствительность к эмоциональному контексту при большом депрессивном расстройстве. J. Abnorm. Psychol. 114, 627–639. DOI: 10.1037 / 0021-843X.114.4.627

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Швейцер С., Гран Дж., Хэмпшир А., Моббс Д. и Даглиш Т. (2013).Тренировка эмоционального мозга: улучшение аффективного контроля за счет тренировки эмоциональной рабочей памяти. J. Neurosci. 33, 5301–5311. DOI: 10.1523 / JNEUROSCI.2593-12.2013

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Шакман А. Дж., Саломонс Т. В., Слагтер Х. А., Фокс А. С., Винтер Дж. Дж. И Дэвидсон Р. Дж. (2011). Интеграция негативного аффекта, боли и когнитивного контроля в поясной коре головного мозга. Nat. Rev. Neurosci. 12, 154–167.DOI: 10.1038 / nrn2994 ​​

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Шакман, Дж. Э., и Поллак, С. Д. (2014). Влияние физического жестокого обращения на регуляцию негативного аффекта и агрессии. Dev. Psychopathol. 26, 1021–1033. DOI: 10.1017 / S0954579414000546

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Шакман, Дж. Э., Шакман, А. Дж., И Поллак, С. Д. (2007). Физическое насилие усиливает внимание к угрозе и увеличивает тревогу у детей. Эмоция 7, 838–852. DOI: 10.1037 / 1528-3542.7.4.838

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Шафир Р., Шварц Н., Блехерт Дж. И Шеппес Г. (2015). Эмоциональная интенсивность влияет на предварительную реализацию и реализацию отвлечения и переоценки. Soc. Cogn. Оказывать воздействие. Neurosci. 10, 1329–1337. DOI: 10.1093 / сканирование / nsv022

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Шеппес, Г. (2014). «Выбор регуляции эмоций: теория и результаты» в Справочник по регуляции эмоций .2-е изд. изд. Дж. Дж. Гросс (Нью-Йорк: Guilford Press), 126–139.

Google Scholar

Шеппес, Г., Шайбе, С., Сури, Г., Блехерт, Дж., И Гросс, Дж. Дж. (2014). Выбор регуляции эмоций: концептуальная основа и подтверждающие доказательства. J. Exp. Psychol. Gen. 143, 163–181. DOI: 10.1037 / a0030831

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Шеппес, Г., Шайбе, С., Сури, Г., и Гросс, Дж. Дж. (2011). Выбор регуляции эмоций. Psychol.Sci. 22, 1391–1396. DOI: 10.1177 / 0956797611418350

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Зигл, Г. Дж., Гранхольм, Э., Инграм, Р. Э. и Мэтт, Г. Э. (2001). Меры зрачка и времени реакции устойчивой обработки негативной информации при депрессии. Biol. Психиатрия 49, 624–636. DOI: 10.1016 / S0006-3223 (00) 01024-6

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Зигл, Г. Дж., Штайнхауэр, С. Р., Тейз, М. Э., Стенгер, В. А., и Картер, К.С. (2002). Невозможно избавиться от этого чувства: фМРТ-оценка устойчивой активности миндалины в ответ на эмоциональную информацию у людей с депрессией. Biol. Психиатрия 51, 693–707. DOI: 10.1016 / S0006-3223 (02) 01314-8

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Смит, К. Э., Мейсон, Т. Б., и Лавендер, Дж. М. (2018). Психопатология руминации и расстройства пищевого поведения: метаанализ. Clin. Psychol. Ред. 61, 9–23. DOI: 10.1016 / j.cpr.2018.03.004

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Спиртес П., Глимур К. Н. и Шайнс Р. (2000). Причинно-следственная связь, прогнозирование и поиск . Vol. 81. Кембридж, Массачусетс, США: MIT Press.

Google Scholar

Стаут, Д. М., Шакман, А. Дж., Джонсон, Дж. С., и Ларсон, К. Л. (2015). Беспокойство связано с нарушением выделения угрозы из рабочей памяти. Эмоция 15, 6–11. DOI: 10.1037 / emo0000015

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Венейблс, Н.К., Селлбом, М., Сурандер, А., Кендлер, К. С., Джойнер, Т. Е., Дрислейн, Л. Е. и др. (2015). Отдельные и интерактивные вклады слабого тормозящего контроля и чувствительности к угрозам для прогнозирования риска самоубийства. Psychiatry Res. 226, 461–466. DOI: 10.1016 / j.psychres.2015.01.018

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Верзебе, Х., Либ, Р., Мейер, А. Х., Хофер, П., и Глостер, А. Т. (2018). Связь между стрессом, благополучием и психологической гибкостью во время вмешательства самопомощи в рамках терапии принятия и приверженности. Внутр. J. Clin. Health Psychol. 18, 60–68. DOI: 10.1016 / j.ijchp.2017.09.002

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Вестфаль М., Зейверт Н. Х., Бонанно Г. А. (2010). Выразительная гибкость. Эмоция 10, 92–100. DOI: 10.1037 / a0018420

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Заутра А. Дж., Беркхоф Дж. И Николсон Н. А. (2002). Изменения во взаимоотношениях аффектов в зависимости от стрессовых событий. Cognit.Эмот. 16, 309–318.

Google Scholar

Заутра А. Дж., Райх Дж. У., Дэвис М. К., Поттер П. и Николсон Н. А. (2000). Роль стрессовых событий во взаимосвязи между положительными и отрицательными аффектами: данные полевых и экспериментальных исследований. J. Pers. 68, 927–951. DOI: 10.1111 / 1467-6494.00121

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Заутра А., Смит Б., Аффлек Г. и Теннен Х. (2001). Исследования хронической боли и аффективных отношений: приложения динамической модели аффекта. J. Consult. Clin. Psychol. 69, 786–795. DOI: 10.1037 / 0022-006X.69.5.786

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Зоккола П. М., Дикерсон С. С. и Лам С. (2009). Руминация предсказывает более длительную латентность начала сна после острого психосоциального стрессора. Психосом. Med. 71, 771–775. DOI: 10.1097 / PSY.0b013e3181ae58e8

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Психическая ригидность у PWS выходит за рамки интеллектуальной инвалидности, исследование показывает, что

взрослых с синдромом Прадера-Вилли (PWS) имеют большую психическую ригидность, чем люди с соответствующей интеллектуальной инвалидностью, но без заболевания, и люди с нормальным интеллектуальным уровнем, согласно исследованию. из Франции.

Эти данные подтверждают наличие специфического для PWS дефицита умственной гибкости помимо интеллектуальных проблем, говорят исследователи.

Примечательно, что вопреки гипотезе ученых, психическая ригидность, связанная с PWS, оцениваемая через выполнение смены задач, не сильно зависела от эмоционального контекста.

Исследователи отметили, что необходимы дальнейшие исследования с использованием более сильного эмоционального контекста, чтобы выяснить, как эмоциональные трудности у этих пациентов влияют на их когнитивные функции и психическую ригидность.

Исследование «Влияние эмоционального контекста на умственную гибкость при синдроме Прадера – Вилли» было опубликовано в журнале Journal of Intellectual Disability Research .

PWS ассоциируется с чрезмерным аппетитом, всплесками гнева, принуждением, плохой умственной гибкостью (психической ригидностью), легкой или средней степенью умственной отсталости, а также эмоциональными и социальными трудностями. Умственная гибкость определяется как умственная способность переключаться между различными концепциями, задачами или стратегиями.

Считается, что эмоциональные и социальные проблемы связаны с определенными недостатками в распознавании эмоций на лицах людей, особенно отрицательных эмоций, таких как грусть и гнев, которые ухудшают обработку социальной информации.

«В PWS наличие эмоциональной лабильности [преувеличенные изменения настроения], дефицит эмоциональной идентификации и всплески гнева, частично являющиеся результатом нарушения способности переключения, предполагают совместное влияние когнитивных и эмоциональных факторов», — пишут исследователи.

Однако, как эти два фактора взаимодействуют в PWS, остается в значительной степени неясным.

Французские исследователи выяснили, связана ли психическая ригидность взрослых с СПВ с заболеванием или с умственной отсталостью, и зависит ли она от эмоционального контекста.

В исследовании приняли участие 30 взрослых с СПВ, 30 лиц с аналогичными возрастными и интеллектуальными нарушениями и 30 здоровых людей того же возраста.

Психическая ригидность оценивалась с помощью парадигмы добровольного переключения задач, состоящей из двух простых задач (с указанием, была ли буква «М» или «W» и была ли текущая буква зачеркнута или нет).В двух последовательных испытаниях участники могли либо повторить одно и то же задание, либо переключаться между задачами.

Каждый участник прошел 384 испытания общей продолжительностью 15 минут. Показателями эффективности переключения были стоимость переключения и систематическая ошибка повторения.

Стоимость переключения — это разница в задержках и / или частоте ошибок между испытаниями, в которых участники повторяют данную задачу, и испытаниями, в которых они переключаются между двумя задачами. Систематическая ошибка повторения, увеличенное количество повторений испытаний по сравнению с испытаниями смены, также наблюдалась ранее у здоровых участников и, как полагают, представляет собой попытку минимизировать время и усилия во время выполнения задачи.

Эмоциональный контекст, в котором выполнялась задача, манипулировался несущественными для задачи картинками из повседневной жизни, показывающими положительные, нейтральные или отрицательные эмоции. Команда ожидала, что пациенты с PWS будут тратить больше времени на «расшифровку» положительных и отрицательных изображений по сравнению с нейтральными, особенно во время переключения.

Результаты показали, что пациенты с СПВ выполняли задание после переключения на 100 миллисекунд дольше, чем пациенты в двух других группах, что позволяет предположить, что умственная отсталость не является единственной причиной характерной психической ригидности при СПВ.

«Эти результаты дополняют предыдущую литературу, укрепляя идею о том, что PWS демонстрирует определенные недостатки в переключении задач, независимо от общей задержки обработки», — пишут исследователи.

Вопреки ожиданиям команды, взрослые с СПВ, которые обычно демонстрируют импульсивное и компульсивное поведение, не показали глобального увеличения количества ошибок или систематической ошибки повторения по сравнению с двумя другими группами.

«Возможное объяснение … может заключаться в том, что люди с PWS демонстрируют больший контроль над действиями, чем считалось ранее, по крайней мере, когда эксперименты проводятся в лабораторных условиях», — добавили ученые.

Кроме того, не было значительных изменений в глобальной производительности переключения задач, специфических недостатках переключения или предвзятости повторения в эмоциональном контексте.

Тем не менее, «отрицательный контекст имел тенденцию увеличивать систематическую ошибку повторения [отражающую более низкую умственную гибкость] во всех трех группах, в то время как положительный контекст замедлял глобальную производительность в PWS», — написала команда, добавив, что необходимы дальнейшие исследования для подтверждения этих результатов.

Исследователи предположили, что выбранные изображения были недостаточно сильными, чтобы способствовать высокому уровню помех при выполнении заданий, и что тот факт, что каждое изображение было показано восемь раз во время испытаний, также могло способствовать привыканию участников.

Необходимы дальнейшие исследования, чтобы прояснить основные механизмы психической ригидности у пациентов с PWS и лучше понять потенциальное влияние эмоционального контекста, особенно положительных эмоций, на психическую гибкость пациентов.

«Мы предполагаем, что дальнейшие исследования могут увеличить силу эмоционального воздействия изображений, когда повседневные сцены используются для реализации более эмоционального контекста», — пишут исследователи.

Эти результаты также «подчеркивают сложность выявления явных когнитивных особенностей эмоциональной обработки в PWS», добавили они.

Перейти к основному содержанию Поиск

Поиск

• Где угодно

Быстрый поиск где угодно

Поиск Поиск

Расширенный поиск

• Войти | регистр

Пропустить основную навигацию Закрыть меню ящика Открыть меню ящика Главная

• Подписка / продление
  • Учреждения
  • Индивидуальные подписки
  • Индивидуальные продления
• Библиотекари 9106
• платежи Чикагский пакет
• Полный охват и охват содержимого
• Файлы KBART и RSS-каналы
• Разрешения и перепечатки
• Инициатива развивающихся стран Чикаго
• Даты отправки и претензии
• Часто задаваемые вопросы библиотекарей

Агенты

910 и платежи
• Полный пакет Chicago
• Полный охват и содержание
• Даты отправки и претензии
• Часто задаваемые вопросы агента

Партнеры по издательству

• О нас
• Публикуйте у нас
• Недавно приобретенные журналы
tners

Новости прессы

• Подпишитесь на уведомления eTOC
• Пресс-релизы
• Медиа

• Книги издательства Чикагского университета
• Распределительный центр в Чикаго
• Чикагский университет

• Положения и условия
• Заявление о публикационной этике
• Уведомление о конфиденциальности
• Доступность Chicago Journals
• Доступность университета

• Следуйте за нами на facebook
• Следуйте за нами в Twitter

• Свяжитесь с нами
• Медиа и рекламные запросы
• Открытый доступ в Чикаго

• Следуйте за нами на facebook
• Следуйте за нами в Twitter

Тирания безжалостной позитивности

«Мы погрязли в жесткой культуре, которая ценит безжалостный позитив выше эмоциональной ловкости, истинной устойчивости и процветания», — говорит Сьюзен Дэвид, доктор философии.D., психолог факультета Гарвардской медицинской школы и автор книги Emotional Agility . И когда мы отбрасываем тяжелые эмоции, чтобы принять ложный позитив, мы теряем способность развивать глубокие навыки, помогающие нам справляться с миром таким, какой он есть, а не таким, каким мы хотим его видеть. В этом выступлении на TED доктор Дэвид исследует, почему тяжелые эмоции необходимы для жизни, полной истинного смысла и, да, даже счастья.

Сьюзан Дэвид, доктор философии: «В Южной Африке, откуда я родом,« савубона »на зулусском языке означает« привет.«За этим словом скрывается прекрасное и сильное намерение, потому что« савубона »буквально переводится как« Я вижу тебя и, видя тебя, я воплощаю тебя в жизнь ». Так красиво, представьте, что вас так приветствуют. Но что нужно в том, как мы видим себя? Наши мысли, наши эмоции и наши истории, которые помогают нам процветать во все более сложном и напряженном мире?

Этот важный вопрос был в центре моей жизни. Потому что то, как мы справляемся со своим внутренним миром, управляет всем.Каждый аспект того, как мы любим, как мы живем, как мы являемся родителями и как мы ведем. Традиционный взгляд на эмоции как на хорошие или плохие, положительные или отрицательные, является жестким. А жесткость перед лицом сложности ядовита. Нам нужен более высокий уровень эмоциональной подвижности для истинной устойчивости и процветания.

Традиционный взгляд на эмоции как на хорошие или плохие, положительные или отрицательные, является жестким. А жесткость перед лицом сложности ядовита.

Мой путь с этим призванием начался не в священных залах университета, а в грязных, нежных делах жизни.Я вырос в белых пригородах Южной Африки с режимом апартеида, страны и сообщества, которые старались не видеть. К отрицанию. Именно отрицание делает возможным 50 лет расистского законодательства, в то время как люди убеждают себя, что они не делают ничего плохого. И все же я впервые узнал о разрушительной силе отрицания на личном уровне, прежде чем понял, что он делает со страной моего рождения.

Мой отец умер в пятницу. Ему было 42 года, а мне 15. Моя мама шепнула мне, чтобы я пошел и попрощался с отцом, прежде чем я пойду в школу.Так что я положил рюкзак и пошел по коридору, ведущему в сердце нашего дома, где лежал мой отец, умирающий от рака. Его глаза были закрыты, но он знал, что я был там. В его присутствии я всегда чувствовал себя увиденным. Я сказал ему, что люблю его, попрощался и поехал на свой день. В школе я перешел от естественных наук к математике, затем к истории, а затем к биологии, поскольку мой отец ускользнул из мира. С мая по июль и по сентябрь по ноябрь я ходил с обычной улыбкой. Я не бросила ни одной отметки. Когда меня спрашивали, как у меня дела, я пожимал плечами и отвечал: «Хорошо.«Меня хвалили за то, что я был сильным. Я был мастером того, чтобы все было в порядке.

Но дома мы боролись — мой отец не мог поддерживать свой малый бизнес во время болезни. И моя мать одна горевала любовь всей своей жизни, пытаясь воспитать троих детей, и кредиторы стучались. Мы чувствовали себя как семья финансово и эмоционально опустошенными. И я начал быстро спускаться по спирали, изолироваться. Я начал употреблять пищу, чтобы заглушить боль. Переедание и чистка. Отказываясь принять всю тяжесть своего горя.Никто не знал, и в культуре, которая ценит безжалостный позитив, я думал, что никто не хочет знать.

Выход за пределы эмоциональной ригидности

Но один человек не поверил моей истории победы над горем. Моя учительница английского в восьмом классе смотрела на меня горящими голубыми глазами, раздавая чистые тетради. Она сказала: «Напишите, что вы чувствуете. Говорить правду. Пишите так, как будто никто не читает «. И вот так меня пригласили искренне явиться к моему горю и боли. Это был простой поступок, но для меня не что иное, как революция.Именно эта революция, начавшаяся в этой пустой записной книжке 30 лет назад, сформировала работу моей жизни. Тайная, безмолвная переписка с самим собой. Подобно гимнастке, я начал переходить от жесткости отрицания к тому, что я теперь назвал эмоциональной ловкостью.

Красота жизни неотделима от ее хрупкости: мы молоды, пока не молоды. Мы сексуально ходим по улицам, пока в один прекрасный день не понимаем, что мы невидимы. Мы придираемся к нашим детям и однажды понимаем, что там, где когда-то был этот ребенок, а теперь он или она пробирается по миру, царит тишина.Мы здоровы, пока диагноз не ставит нас на колени. Единственная уверенность — это неопределенность, и все же мы не справляемся с этой хрупкостью успешно и устойчиво. Всемирная организация здравоохранения сообщает нам, что депрессия в настоящее время является единственной ведущей причиной инвалидности во всем мире, опережая рак и сердечные заболевания. И во время все большей сложности, беспрецедентных технологических, политических и экономических изменений, мы видим, как люди все больше и больше склоняются к жесткой реакции на свои эмоции.

С одной стороны, мы можем одержимо размышлять о своих чувствах, застревать в своих головах, зацикливаться на своей правоте или становиться жертвами нашей ленты новостей. С другой стороны, мы можем сдерживать наши эмоции, отталкивая их в сторону и позволяя только те эмоции, которые считаются законными.

В ходе опроса, который я недавно провел с более чем 70 000 человек, я обнаружил, что треть из нас — треть — либо осуждает себя за так называемые «плохие эмоции», такие как грусть, гнев или даже горе. Или активно пытайтесь отодвинуть эти чувства в сторону.Мы поступаем так не только с самими собой, но и с людьми, которых любим, например, с нашими детьми — мы можем непреднамеренно стыдить их из-за эмоций, которые воспринимаются как негативные, переходить к решению и не помогать им воспринимать эти эмоции как ценные по своей сути.

Тирания безжалостной позитивности

Нормальные, естественные эмоции теперь считаются хорошими или плохими. И быть позитивным стало новой формой моральной корректности. Людям, больным раком, автоматически приказывают оставаться позитивными. Женщины, чтобы перестать так злиться.И список продолжается. Это тирания. Это тирания позитива. И это жестоко. Недобрый. И неэффективно. И мы делаем это с собой, и мы делаем это с другими.

Если есть одна общая черта задумчивости, розлива в бутылки или ложного позитива, то это то, что все они являются жесткими реакциями. И если есть хоть один урок, который мы можем извлечь из неизбежного падения апартеида, так это то, что жесткое отрицание не работает. Это неприемлемо для отдельных людей, для семей, для общества, и, поскольку мы наблюдаем таяние ледяных шапок, это нерационально для нашей планеты.

Но когда мы отодвигаем нормальные эмоции, чтобы принять ложную позитивность, мы теряем способность развивать навыки обращения с миром таким, какой он есть, а не таким, каким мы хотим его видеть.

Исследования подавления эмоций показывают, что когда эмоции отодвигаются в сторону или игнорируются, они становятся сильнее. Психологи называют это усилением. Как этот восхитительный шоколадный торт в холодильнике, чем больше вы пытаетесь его игнорировать, тем сильнее он цепляется за вас. Вы можете думать, что контролируете нежелательные эмоции, когда игнорируете их, но на самом деле они контролируют вас.Всегда выходит внутренняя боль. Всегда. И кто платит цену? Мы делаем. Наши дети, наши коллеги, наши сообщества.

Не поймите меня неправильно. Я не против счастья. Мне нравится быть счастливым. Я очень счастливый человек. Но когда мы отбрасываем нормальные эмоции, чтобы принять ложный позитив, мы теряем способность развивать навыки, чтобы иметь дело с миром таким, какой он есть, а не таким, каким мы хотим его видеть. Сотни людей говорили мне, чего они не хотят чувствовать. Они говорят что-то вроде: «Я не хочу пытаться, потому что не хочу разочаровываться.Или: «Я просто хочу, чтобы это чувство исчезло».

«Я понимаю», — говорю я им. «Но у вас есть цели мертвых людей». Только мертвые люди никогда не становятся нежелательными или неудобными из-за своих чувств.

Только мертвые люди никогда не испытывают стресса, никогда не разбиваются сердца, никогда не испытывают разочарования, связанного с неудачей. Жесткие эмоции — часть нашего контракта с жизнью. Вы не сможете сделать значимую карьеру, создать семью или изменить мир к лучшему без стресса и дискомфорта.Дискомфорт — это цена допуска к полноценной жизни.

Итак, как нам начать демонтировать жесткость и принять эмоциональную подвижность? Как та юная школьница, когда я наклонилась к этим пустым страницам, я начала избавляться от ощущений того, что я должна была испытывать. И вместо этого начал открывать свое сердце тому, что я действительно чувствовал. Боль. И горе. И потеря. И сожалею.

Как достичь эмоциональной ловкости

Исследования теперь показывают, что радикальное принятие всех наших эмоций — даже беспорядочных и трудных — является краеугольным камнем устойчивости, процветания и истинного, подлинного счастья.Но эмоциональная ловкость — это больше, чем просто принятие эмоций, мы также знаем, что точность имеет значение. В моем собственном исследовании я обнаружил, что слова необходимы. Мы часто используем быстрые и простые ярлыки, чтобы описать свои чувства. «Я в стрессе» — это наиболее частое слово, которое я слышу. Но есть огромная разница между стрессом и разочарованием или стрессом и этим осознанным страхом перед мыслью: «Я делаю неправильную карьеру». Когда мы точно маркируем свои эмоции, мы более способны распознать точную причину наших чувств. В нашем мозгу активируется то, что ученые называют «потенциалом готовности», что позволяет нам предпринимать конкретные шаги.Но не просто шаги, а правильные шаги для нас. Потому что наши эмоции — это данные. Наши эмоции содержат в себе мигающие огни того, что нам небезразлично.

Мы склонны не испытывать сильных эмоций к вещам, которые ничего не значат в нашем мире. Если вы чувствуете ярость, когда читаете новости, эта ярость, возможно, является указателем на то, что вы цените справедливость и справедливость, а также возможностью предпринять активные шаги, чтобы изменить свою жизнь в этом направлении. Когда мы открыты тяжелым эмоциям, мы способны генерировать ответы, соответствующие ценностям.

Но есть важный нюанс. Эмоции — это данные, а не директивы. Мы можем проявлять свои эмоции и извлекать их из ценностей, не прислушиваясь к ним. Точно так же, как я могу показаться своему сыну, который разочарован его ребенком, но не поддерживать его идею о том, что он может отдать ее первому незнакомцу, которого он увидит в торговом центре.

Мы владеем своими эмоциями, они не владеют нами. Когда мы усваиваем разницу между тем, как я себя чувствую, используя всю свою мудрость, и тем, что я делаю в рамках действия, основанного на ценностях, мы прокладываем путь к самому лучшему через наши эмоции.Итак, как это выглядит на практике?

1. Когда вы чувствуете сильную, тяжелую эмоцию, не гонитесь за эмоциональным выходом. Узнай его контуры, явись в дневник своих сердец.
2. О чем вам говорят эмоции? И постарайтесь не говорить «я», как «я злюсь» или «мне грустно». Когда вы говорите «Я есть», это звучит так, как если бы вы были эмоцией. Тогда как вы есть вы, а эмоция — это источник данных. Вместо этого постарайтесь заметить ощущение, что это такое: «Я замечаю, что мне грустно» или «Я замечаю, что чувствую гнев.”

Это важные навыки для нас, наших семей, наших сообществ. Они также очень важны для рабочего места.

В своем исследовании, когда я смотрел на то, что помогает людям использовать все самое лучшее в работе, я обнаружил мощный ключевой фактор: индивидуальное рассмотрение. Когда людям позволяют почувствовать свою эмоциональную правду, в организации процветают вовлеченность, творчество и инновации. Разнообразие — это не только люди, но и то, что внутри них, включая разнообразие эмоций.Самые гибкие и стойкие люди, команды, организации, семьи и сообщества построены на открытости нормальным человеческим эмоциям. Именно это позволяет нам сказать: « Что мне говорят мои эмоции? »« Какое действие приведет меня к моим ценностям? »« Что отвлечет меня от моих ценностей? ”Эмоциональная подвижность — это способность проявлять любопытство, сострадание и, особенно, смелость, проявлять к своим эмоциям и предпринимать шаги, связанные с ценностями.

Эмоциональная гибкость — это способность проявлять любопытство, сострадание и, особенно, смелость к своим эмоциям, и особенно смелость предпринимать шаги, связанные с ценностями.

Когда я был маленьким, я просыпался по ночам в ужасе от мысли о смерти. Отец утешал меня нежными похлопываниями и поцелуями. Но он никогда не солгал. «Мы все умираем, Сюзи, — говорил он. — Быть напуганным — это нормально». Он не пытался изобрести буфер между мной и реальностью. Мне потребовалось время, чтобы понять силу того, как он вел меня через эти ночи. Он показал мне, что смелость — это не отсутствие страха; смелость — это ходьба страха. Никто из нас не знал, что через десять лет его не станет.И это время для каждого из нас слишком дорого и слишком коротко. Но когда наступает момент столкнуться с нашей хрупкостью, в этот последний момент, он спросит нас: « Вы проворны? »« Вы подвижны? » Пусть момент будет безоговорочным «да». «Да», рожденное перепиской на всю жизнь с собственным сердцем. И увидеть себя. Потому что, видя себя, вы также можете видеть и других: единственный устойчивый путь вперед в хрупком прекрасном мире. Савубона ».

Приветствовать и позволять сильным эмоциям быть — вместо того, чтобы отталкивать их — может быть ключом к преодолению неприятных переживаний.Подробнее

• Зиндель Сегал
• 18 мая 2016

Элиша Гольдштейн об использовании внимательности, чтобы не застревать в негативных моментах. Подробнее

• Элиша Гольдштейн
• 4 октября 2019 г.

Река благополучия: Часть первая

Река благополучия — Левую и правую часть нашего мозга можно представить как два берега реки, «Реку благополучия»

Я читал книгу доктора Даниэля Сигеля, нейропсихиатра, и доктора Тины Брайсон, психотерапевта
, которые специализируются на работе с детьми и подростками.В их книге
«Ребенок с полным мозгом: 12 революционных стратегий воспитания развивающегося ума вашего ребенка»,
, которая была бестселлером New York Times, исследуется, как функционирует мозг ребенка, а
созревает. Важно отметить, что это объясняет, почему дети ведут себя так, как они, и почему
может казаться, что они вышли из-под контроля. Сигель и Брайсон предлагают новый подход к воспитанию детей с 12
ключевыми стратегиями, которые помогают здоровому развитию мозга, делая детей более счастливыми и спокойными.
Это интересное чтение с легко применимыми стратегиями, и следующие несколько сообщений в блоге — это
резюме, которые я собрал из книги.

РЕКА БЛАГОПОЛУЧИЯ — Часть первая

Левую и правую часть нашего мозга можно представить как два берега реки, «Реки благополучия
» (Siegel & amp; Bryson, 2012), по которой мы плывем изо дня в день в нашем маленьком каноэ. .
Когда жизнь идет хорошо, когда мы чувствуем себя спокойно и нас не беспокоит изменение ситуации, и когда
мы чувствуем, что понимаем самих себя, свою жизнь и окружающих нас, мы можем сесть и
насладиться путешествием по реке из спокойствия середина дает.
Однако слишком часто, путешествуя в течение дня, мы обнаруживаем, что нас подтягивают ближе
к любому берегу реки и мы застреваем. Когда это происходит,
мы отдаляемся от эмоционального и психического здоровья и теряем способность гибко реагировать на сложные ситуации
и сложные мысли и чувства. Две стороны реки благополучия называются: Хаос
и Жесткость.

Банк Хаоса — Правое полушарие

Правая часть нашего мозга сосредоточена на эмоциях, образах, личных воспоминаниях,
интуиции и внутренних чувствах.Он отправляет и принимает сигналы, позволяющие нам общаться через
выражений лица, зрительный контакт, жесты и тон голоса. Правое полушарие думает о значении
и чувствах переживаний и отношений и сосредотачивается на общей картине. Он
занимается контекстом ситуации, а не содержанием, и
прочно связан с ощущениями нашего тела и входными данными из нижней части нашего мозга, которые
объединяются для создания эмоций.

Правое полушарие, часто присутствующее у детей от 0 до 3 лет, также испытывает эмоциональные волны и
наводнений.Когда это происходит, мы оказываемся слишком близко к берегу Хаоса, чувствуя себя подавленными тяжелыми эмоциями и телесными ощущениями. Мы можем чувствовать себя неконтролируемыми:
сбит с пути порогами у берега или затоплен грохотом эмоциональных волн
. В такие моменты нам нужна точка зрения левого полушария, чтобы справиться с
эмоциями, которые мы испытываем.

Банк ригидности — левое полушарие

Левое полушарие, которое появляется на картинке примерно в то время, когда дети начинают спрашивать «почему?»,
интересует причина и следствие.Это логическая, буквальная и лингвистическая сторона мозга, располагающая
вещей в последовательном порядке и использующая язык для выражения логики. Левое полушарие дает нам порядок
и структуру, однако это очень буквально и может потерять перспективу. К счастью, эта сторона мозга
позволяет нам выражать эмоции словами, помогая нам управлять эмоциональными волнами
, идущими с правой стороны.

Когда мы плаваем слишком близко к берегу жесткости, мы можем стать негибкими и
менее способны адаптироваться, вести переговоры и идти на компромиссы.Мы можем стать слишком буквальными, потеряв перспективу ситуации
и упустив смысл помещения вещей в контекст. Мы можем пропустить невербальные сигналы
и слышать только сказанные нам слова, и мы пытаемся контролировать всех и вся.
Этот берег реки часто кажется более предсказуемым и кажется безопасным местом для отступления в
, когда мы чувствуем себя эмоционально подавленными. Однако оборотная сторона отступления состоит в том, что
правое полушарие и его чувства часто можно игнорировать или отрицать, и мы можем оказаться в
эмоциональной пустыне.Когда это происходит, мы или наши дети часто кажемся отстраненными с
пустыми выражениями, озвучивая такие утверждения, как «мне все равно».

Как назло, мы часто оказываемся зигзагообразно перемещаясь из банка в банк в течение нашего дня
, имея дело не только с нашими собственными ситуациями, но и зигзагообразными движениями наших детей, которые
также имеют свою собственную лодку. река благополучия. Наша проблема как родителей часто возникает из-за того, что дети
не находятся в потоке своей собственной реки, а когда им
лет, они либо слишком хаотичны, либо слишком жестки.Например, не делить игрушку — жесткость, терять сюжет
, когда другой ребенок забирает у них игрушку — хаос.

Как мы, родители, можем помочь нашим детям вернуться в поток реки, в состояние
, которое позволяет избежать как хаоса, так и жесткости?

Прочтите вторую часть здесь.

Этот пост написала Анна Янг B.Nursing, GradDipNursing (Психическое здоровье), M.Counselling, , консультант медсестры в Брисбене и мать двоих детей.

Ссылка:
Siegel, D.