Понятие о саморегуляции в физиологии: Саморегуляция физиологических функций — это… Что такое Саморегуляция физиологических функций?

Саморегуляция физиологических функций — это… Что такое Саморегуляция физиологических функций?

Саморегуляция физиологических функций

форма взаимодействия биологических структур, обеспечивающая на основе принципа обратной связи поддержание на относительно постоянном уровне физиологических показателей. С. ф. ф имеет, как правило, циклический характер и может проявляться на разных уровнях организации живой материи — от молекулярного до надорганизменного. На уровне целостного организма С. ф. ф. имеет конкретное выражение в организации функциональных систем (Функциональные системы), обеспечивающих постоянство температуры крови, артериального и осмотического давления, концентрации питательных веществ и напряжения газов в крови, количества форменных элементов и других показателей (см. Гомеостаз). Отдельные органы обладают собственными (внутриорганными) механизмами С. ф. ф. Так, внутрисердечная нервная система, обеспечивая последовательность сокращения миокарда предсердий и желудочков, поддерживает постоянное соотношение давления крови при изменениях ритма работы сердца.

Библиогр.: Основы физиологии функциональных систем, под ред. К.В. Судакова, М., 1983; Шмальгаузен И.И. Адаптивная саморегуляция функций, М., 1977.

1. Малая медицинская энциклопедия. — М.: Медицинская энциклопедия. 1991—96 гг. 2. Первая медицинская помощь. — М.: Большая Российская Энциклопедия. 1994 г. 3. Энциклопедический словарь медицинских терминов. — М.: Советская энциклопедия. — 1982—1984 гг.

• Саморегистра́ция
• Самосозна́ние

Смотреть что такое «Саморегуляция физиологических функций» в других словарях:

• Саморегуляция — один из механизмов поддержания жизнедеятельности организма на относительно постоянном уровне.

  С. физиологических функций присуща всем формам организации жизнедеятельности и возникла в процессе эволюции как результат приспособления к действию… …   Словарь черезвычайных ситуаций

• Гомеостаз — I Гомеостаз (греч. homoios подобный, одинаковый + греч. stasis стояние, неподвижность) способность организма поддерживать функционально значимые переменные в пределах, обеспечивающих его оптимальную жизнедеятельность. Регуляторные механизмы,… …   Медицинская энциклопедия

• Мотива́ции — (франц. motivation побуждение, влечение) эмоционально окрашенные стремления животных и человека к удовлетворению основных биологических (и социальных) потребностей. М. включены в центральные механизмы саморегуляции физиологических функций… …   Медицинская энциклопедия

• Головно́й мозг — (encephalon) передний отдел центральной нервной системы, расположенный в полости черепа. Эмбриология и анатомия У четырехнедельного эмбриона человека в головной части нервной трубки появляются 3 первичных мозговых пузырька передний… …   Медицинская энциклопедия

• Нейрогумора́льная регуля́ция фу́нкций — (греч. neuron нерв + лат. humor жидкость) регулирующее и координирующее влияние нервной системы и содержащихся в крови, лимфе и тканевой жидкости биологически активных веществ на процессы жизнедеятельности организма человека и животных. Н.р.ф.… …   Медицинская энциклопедия

• Чувствительность — I Чувствительность (sensibilitas) способность организма воспринимать различные раздражения, исходящие из внешней и внутренней среды, и реагировать на них. В основе Ч. лежат процессы рецепции, биологическое значение которых заключается в… …   Медицинская энциклопедия

• Терморегуляция — I Терморегуляция (греч. thermē тепло + лат. regulare упорядочивать) совокупность физиологических реакций организма, обеспечивающих постоянство температуры тела. Принято считать, что Т. свойственна лишь гомойотермным животным (млекопитающие и… …   Медицинская энциклопедия

• Функциона́льные системы — организма динамические, саморегулирующиеся центрально периферические организации, обеспечивающие своей деятельностью полезные для метаболизма организма и его приспособления к окружающей среде результаты. Для достижения полезных для организма… …   Медицинская энциклопедия

• Медицина — I Медицина Медицина система научных знаний и практической деятельности, целями которой являются укрепление и сохранение здоровья, продление жизни людей, предупреждение и лечение болезней человека. Для выполнения этих задач М. изучает строение и… …   Медицинская энциклопедия

• Адаптация (биология) — Эта статья должна быть полностью переписана. На странице обсуждения могут быть пояснения. У этого термина существуют и другие значения, см. Адаптация …   Википедия

• Жаростойкие и засухоустойчивые сельхозкультуры в России — Засухи стали обычным явлением для многих регионов России и государств СНГ. Засуха это длительный бездождливый период, сопровождаемый снижением относительной влажности воздуха, влажности почвы и повышением температуры, когда не обеспечиваются… …   Энциклопедия ньюсмейкеров

терминология и основные подходы – тема научной статьи по психологическим наукам читайте бесплатно текст научно-исследовательской работы в электронной библиотеке КиберЛенинка

УДК 159. 9

Батоцыренов Валерий Батожаргалович Valeryi Batotsirenov

ПОНЯТИЕ «САМОРЕГУЛЯЦИЯ»: ТЕРМИНОЛОГИЯ И ОСНОВНЫЕ ПОДХОДЫ

THE CONCEPT «SELF-CONTROL»: TERMINOLOGY AND BASIC APPROACHES

Обобщены номологические утверждения междисциплинарного характера, рассмотрены базовые направления в исследовании психологии саморегуляции. Представлен культуральный подход в рамках east-west psychology как проблемно-перспективный для исследований саморегуляции личности

Елючевые слова: саморегуляция, функциональная система, воля, ретикулярная формация, внутренняя стабильность, системно-организованный процесс, индивидуальный стиль саморегуляции, самоконтроль, восточно-западная психология

The paper summarizes the nomological approval of an interdisciplinary nature. The basic directions in the study of psychology of self-regulation are considered. The author presents a cultural approach in the east-west psychology as a problem-a perspective for studies of self-identity

Key words: self-regulation,functional system, will, reticularformation, internal stability, system — an organized process, individual style of self-control, selfcontrol, East-West psychology

В глобализирующемся мире усиливается взаимопроникновение этнических, социокультурных, идеологических, экономических, экологических и политических факторов, что вызывает обострение проблем саморегуляции. Поэтому актуальность кросс-культурного исследования не вызывает сомнения. Психологическая сущность и природа саморегуляции личности изучена далеко недостаточно, хотя, как известно, многие крупнейшие зарубежные и отечественные исследователи занимались и продолжают работать над различными аспектами и составляющими рассматриваемого феномена и социального конструкта.

Принципиальным для отечественной науки является подход к саморегуляции личности не как к некоему абстрактному явлению, не как только биологическому образованию, а как к социальному ноумену и психологическому явлению [12]. Саморегуляция (от лат. regulare — приводить в порядок, налаживать) относится к фундаментальным понятиям, поэтому является предме-

том исследования многих отраслей человеческого знания. Задача настоящей статьи ограничена анализом основных аспектов исследования саморегуляции, которые акцентируются в ее теоретических трактовках. Конструктивное решение этой задачи предполагает междисциплинарный анализ развития проблематики саморегуляции. Итогом же теоретического обобщения проанализированных проблем и направлений их исследования должно стать определение ключевых представлений о сущности саморегуляции как особой психологической реальности. Указанная логика решения задачи данной статьи и определяет ее структуру-

В онтологии саморегуляция личности осмысливается в рамках опережающего отражения. Поскольку высшим регулятором и организатором деятельности человека выступает сознательное отражение в форме воли, то реализация планов и программ обусловлена произвольными действиями. Психика человека (мир внутри нас) не

только отражает то, что окружает человека, но и создает новую картину своего окружения — модель потребного будущего [6].

В биологии саморегуляция рассматривается как свойство систем разных уровней, во-первых, сохранять внутреннюю стабильность благодаря их скоординированным реакциям, компенсирующим влияние изменяющихся условий окружающей среды, во-вторых, обеспечивать установление и поддержание согласованности как между элементами в их совместной деятельности по осуществлению целостного поведения, так и между системой в целом и внешней средой. В процессуальном отношении саморегуляция представляет целесообразное функционирование живых систем разных уровней организации и сложности.

Биологическая обратная связь, как важнейшее звено функциональных систем всех уровней организации, выступает важнейшим механизмом саморегуляции поведения и деятельности животных и человека.

П.К. Анохин предложил сложную схему рефлекторного кольца, объясняющую саморегулирующийся характер поведения [1]. Функциональная система обладает способностью к саморегуляции, которая присуща ей как целому, при ее возможном дефекте происходит быстрая перестройка составляющих ее компонентов так, чтобы необходимый результат, пусть даже менее эффективно (как по времени, так и по энергетическим затратам), но все же был бы достигнут. Она поддерживает свое единство на основе циркуляции информации от периферии к центрам и от центров к периферии. Важным дополнением к традиционным представлениям о деятельности мозга явилось положение о роли обратной афферентации, что предвосхитило те идеи саморегуляции, которые были значительно позднее внесены кибернетикой.

С идеей функциональных систем непосредственно связан и принцип саморегуляции физиологических процессов, сформулированный в отечественной физиологии

H.A. Бернштейном [2]. Активирующая ретикулярная формация составляет важную часть механизма саморегуляции централь-

ных нервных структур, поддерживающего бодрствование и внимание. Опираясь на идеи И.М. Сеченова о том, что у человека «чувствование превращается в повод и цель, а движение — в действие», и положения современной психологии о сложной структуре психической деятельности человека, о той роли, какую в формировании целей иг-раетречь, Н.А. Бернштейн сформулировал основные принципы физиологии активности. Слово, являясь слепком с внешней действительности, сформированным в процессе предметной, трудовой деятельности человека, оказывается и основным орудием, с помощью которого создается модель потребного будущего. Эта модель сличается затем человеческим мозгом с картиной наличной ситуации, и именно различие между моделью будущего и реальной ситуацией и образует движущую силу, определяющую дальнейшее построение целесообразного произвольного действия. По мнению Н.А. Бернштейна, этот механизм является решающим звеном в формировании саморегулирующейся системы поведения.

Обобщая номологические утверждения междисциплинарного характера, рассмотрим базовые направления в исследовании психологии саморегуляции (Selfregulation). В рамках структурно-функционального подхода О.А. Конопкина [5] и концепции индивидуального стиля В.И. Мо-росановой [7] осознанная саморегуляция понимается как система необходимых для регуляции любой деятельности структурно -функциональных и содержательных психологических характеристик. Следует согласиться с мнением О.А. Конопкина о том, что наиболее продуктивный путь изучения закономерностей процессов саморегуляции состоит в реализации системного подхода, который дает возможность максимально избежать как кибернетического редукционизма, приводящего к психологической бессодержательности или упрощенчеству, так и психологической калейдоскопичности, которая выражается во внесистемном изучении отдельных психических феноменов и факторов, детерминирующих осуществление деятельности, и фактически реализует

линейно-причинные (не имеющие места в действительности) схемы, снимающие вопрос о системном строении процессов психической регуляции.

Саморегуляция активности человека рассматривается как система, обладающая определенными системными качествами (целостность, структурность, иерархичность, взаимосвязанность со средой), как специфическая форма активности человека, которая отражает влияние сложившихся личностных структур разного уровня индивидуальности на особенности целенаправленной активности.

С позиции системного подхода, уровень сформированное™ осознанной саморегуляции должен определяться целостностью системы саморегуляции. Категория целостности определяет полноту охвата объекта исследования и степень его организованности (упорядоченности). Саморегуляция рассматривается как системно-организованный процесс, имеющий закономерную внутреннюю структуру. Наличие полноценной функциональной структуры саморегуляции и высокий уровень сформированнос-ти каждого функционального компонента определяют эффективное саморегулирование. Психическая саморегуляция как собственно регуляторный процесс представляет преодоление субъектом информационной неопределенности. O.A. Конопкин, высоко оценивая роль психической саморегуляции человеком своей деятельности, отмечает, что она «является высшим уровнем регуляции поведенческой активности биологических систем, отражающих качественную специфику реализующих ее психических средств отражения и моделирования действительности и самого себя, своей активности и деятельности, поступков, их оснований».

O.A. Конопкиным выделены регуляторные функции (планирование, программирование, контроль), психические средства осуществления регуляторных функций (умственные умения и операции), специфический источник информации, используемый при реализации какой-либо регуляторной функции (образ Я, самооценка),

условия, активирующие и поддерживающие процесс саморегуляции (мотивационные, эмоциональные феномены идр. ).

Осознанная саморегуляция, по O.A. Конопкину, представляет системно-организованный процесс внутренней психической активности человека по инициации, построению, поддержанию и управлению разными видами и формами произвольной активности, непосредственно реализующей достижение принимаемых человеком целей.

Ключевым понятием индивидуальностилевого подхода является стиль саморегуляции. Индивидуальный стиль активности и индивидуальный стиль саморегуляции этой активности — это взаимосвязанные стороны реализации психической активности. По мнению В.И. Моросановой, предметом психологии саморегуляции являются интегративные психические процессы и явления, которые обеспечивают самоорганизацию различных видов психической активности человека, целостность его индивидуальности и личности. Стиль саморегуляции характеризуется индивидуальными особенностями протекания регуляторных процессов планирования, программирования, моделирования, оценивания результатов своей деятельности. Индивидуальные различия в сформированное™ различных звеньев саморегуляции отражены в когнитивных стилях, в частности, могут существовать связи импульсивности и поленезависимос-ти с различными звеньями контура саморегуляции (O.A. Конопкин, В.И. Моросано-ва, Т.Ю. Смирнова, М.Л. Холодная, И.П. Шкуратова).

Согласно концепции регуляции состоя-нийА.О. Прохорова, становление способов саморегуляции происходит в ходе онтогенеза, поэтому социальная среда, в частности, национальные, культуральные и др. её особенности, влияют на специфику средств и способов саморегуляции психических состояний. Саморегуляция рассматривается как возможность актуализации внутренних резервов человека. Основными компонентами концепции регуляции состояний являются осознанный образ желаемого со-

стояния, актуализация соответствующей мотивации, рефлексия переживаемого состояния, использование психорегулирующих средств. А.О. Прохоров [11] выделяет особенности возрастных и гендерных способов саморегуляции в когнитивной оценке ситуации, уровне эмоциональной регуляции, в ориентации на действие или состояние.

С позиции системно-деятельностной концепции психической саморегуляции психофизиологического состояния психическая саморегуляция представлена и как психическая деятельность, и как психологическая система. Л.Г. Дикая [10] рассматривает особенности становления психической саморегуляции как целостной системы взаимодействия профессиональной деятельности, экстремальных условий, личности. Это и системное свойство личности, и самостоятельный вид деятельности субъекта. Основными составляющими системно-деятельностной концепции психической саморегуляции функциональных состояний являются иерархическая структура саморегуляции субъекта, межсистем-ное взаимодействие механизмов произвольной и непроизвольной саморегуляции психических состояний, целенаправленная активность и личностные уровни организации субъекта деятельности. В триаде «деятельность — состояние — личность» реализован личностный принцип, поэтому системообразующим детерминантом выступает личностный уровень. Функциональное состояние выступает как результат межсис-темного взаимодействия в рассматриваемой триаде. Эффективность саморегуляции функциональных состояний как деятельности обусловлена уровнем межсистемно-го взаимодействия компонентов интегративной системы. Степень доминирования волевой, эмоциональной, непроизвольной и произвольной психофизиологической, личностной форм саморегуляции зависит от индивидуального стиля саморегуляции функциональных состояний.

Л.П. Басов, В.А. Иванников, Т.П. Шульга, A.B. Быков, Т. Куль исследуют личностную саморегуляцию в контексте

волевого овладения личностью своим поведением. В.А. Иванников подчеркивает, что роль личности в волевой регуляции проявляется в способности к смыслообразованию при недостатке мотивации для осуществления или прекращения действия. Преодоление трудностей в деятельности опосредуется волевыми качествами личности.

Используя субъектно-деятельностный и системный подходы, Е.А. Сергиенко исследует контроль поведения как единую систему, включающую три субсистемы регуляции (когнитивный контроль, эмоциональную регуляцию, волевой контроль, или контроль действий), которые основаны на ресурсах индивидуальности и интегрируются, создавая индивидуальный паттерн саморегуляции. Когнитивный контроль предполагает сосредоточение на задаче и удержание ее в фокусе внимания, целе-полагания; построение плана действия и действие в соответствии с планом, а также сличение полученного результата с исходным представлением о нем, поэтому Е.А. Сергиенко относит когнитивный контроль к процессам решения когнитивных задач. Контроль действия означает становление уровня произвольности, который составляет континуум от непроизвольности — к произвольности — до волевых действий. Е.А. Сергиенко оперирует терминами «контроль поведения», «регуляция», «саморегуляция». Термин «саморегуляция» означает уровень осознанной, произвольной регуляции собственного поведения, который опирается на предшествующие более низкие уровни. Ресурсами саморегуляции служат интеллектуальный потенциал, эмоциональность, способность к произвольной организации действий и волевых усилий, предполагающих организацию исполнительного компонента, гибкость реализации действий в зависимости от изменяющихся условий задачи, анализа результата исполнения.

Термин «регуляция» носит универсальный характер, поскольку применяется при обозначении явлений биологического, технического характера. В связи с чем, подчеркивает Е.А. Сергиенко, термин «контроль поведения» указывает на именно психоло-

гический уровень в организации регуляции. Однако Г.С. Никифоров рассматривает самоконтроль человека как один из компонентов процессов саморегулирования, как сознательного воздействия человека на собственную сферу психических явлений (процессы, состояния, свойства) с целью поддержания или изменения характера их протекания.

В акмеологии саморегуляция рассматривается как индивидуальный способ координации психических процессов, состояний, свойств ит. д., компенсации дефицитар-ных и оптимизации потенциальных качеств, свойств и возможностей, поскольку согласует темпы, ритмы и направленность психических процессов с событиями, условиями и требованиями деятельности во времени и пространстве последней. В функциональном плане саморегуляция служит для поддержания устойчивости психики как целостной системы по отношению к деструктивным внешним воздействиям, а также с целью подчинения содержания и структуры деятельности принятым личностью целям. Ведущими параметрами саморегуляции могут быть как психодинамические (эмоциональная устойчивость, противодействие стрессовым воздействиям), так и содержательно-смысловые (противодействие ситуативным средовым влияниям или импульсивным влечениям, способность отстаивать свои убеждения ит. д.), волевые и другие характеристики.

Важным для дальнейшего анализа является уточнение сущности саморегуляции с учетом восточной перспективы. Согласно восточной традиции, трансценденция проблем, отстранение от эгоконфликтов, понимание человеческого опыта осуществляются на экзистенциальном уровне. Восточное мировоззрение, акцентируя внимание на личном, эмпирическом пути к знанию, характеризуется динамизмом и органической целостностью. Так, в восточной психологии саморегуляция осмысливается как результат созерцательно-медиативной практики [12]. Вместе с тем, существует позиция, в соответствии с которой саморегуляция

рассматривается как базовый компонент темперамента (Ян Бинь). В концепции Р. Хонга, М. Тана, В. Чанга саморегулирование понимается как сравнение альтернатив желаемых итоговых состояний и выбор средств их достижения. Оптимальное саморегулирование достигается за счет высокого уровня динамического и оценочного способов саморегуляции, которые, по определению, относительно независимы друг от друга. Способность человека начинать и поддерживать любую целенаправленную деятельность, активно переходя от одного состояния процесса к другому, часто преодолевая возможные отвлечения и трудности в процессе, является динамическим способом саморегуляции. Сравнение относительного качества существующего состояния (цели или средства) с возможными другими осуществляется оценочным способом.

Интерес представляет исследование способов саморегуляции в рамках самоуважения, субъективного благополучия и депрессии. Высокая оценочная саморегуляция и недостаточно развитая динамическая регуляция коррелируют с депрессивными состояниями, поскольку критическая самооценка усиливает внимание к собственным дефицитам, что препятствует осуществлению действий по преодолению ситуации. Индивиды с высоким развитием обеих способностей не удовлетворены собой, поскольку после достижения цели в состоянии критически оценивать, достигли ли они действительно необходимых целей оптимальными средствами.

Таким образом, понятие «саморегуляция» имеет междисциплинарный характер и является одним из ключевых как в психологии, так и во многих других дисциплинах, в частности, в философии, общей теории систем, биологии и др. Саморегуляция представляет сложный, многоаспектный феномен, имеющий закономерное строение. Думается, что культуральный аспект с привлечением учений Востока позволит выделить ряд новых представлений в психологии саморегуляции.

Литература

1. Анохин П.К. Теория функциональной системы // Успехи физиол. наук. Т. 1. — 1970. —№

1.-С. 19-54.

2. Бернштейн Н.А. Биомеханика и физиология движений. Избранные психологические труды. — М.: МПСИ, МОДЭК. — 2008. — С. 688.

3. Гране М. Китайская мысль от Конфуция и Лаоцзы: пер. с фр. В.Б. Иорданского. — М.: Алгоритм, 2008. — 528 с.

4. Иванников В.А. Психологические механизмы волевой регуляции. — СПб.: Питер, 2006.

— 208 с.

5. КонопкинО.А. Психологические механизмы регуляции деятельности: авторский сборник.

— Ленанд, 2011. — 320 с.

6. Милюхин К.В. Опережающее отражение в саморегуляции личности: автореф. дне. … канд. филос. наук. — Чебоксары: Чуваш, гос. ун-тим. И.Н. Ульянова. — 2004. — 23 с.

7. Моросанова В.И. Опросник «Стиль саморегуляции поведения» (ССПМ): руководство. — М.: Когито-Центр, 2004. — 44 с.

8. Моросанова В.И., Аронова Е.А. Самосознание и саморегуляция поведения. — М.: Институт психологии РАИ, 2007. —213 с.

9. О чем думают в Китае? Марк Леонард: пер. с англ. И.В. Кузнецова. — М.: ACT, 2009. — 222,2 с.

10. Психология адаптации и социальная среда: современные подходы, проблемы, перспективы // Отв. ред. Л.Г. Дикая, А.Л. Журавлев. — М.: Институтпсихологии РАИ, 2007. — 624 с.

11. Прохоров А.О. Смысловая регуляция психических состояний. — М.: Институт психологии РАН, 2009. — 352 с.

12. Эрдынеева К.Г. Базовая философия субъекта как условие адаптации личности //Журнал «Фундаментальные исследования». — 2007. — №1. — С. 73-76.

Коротко об авторе_________________________________________________Briefly about the author

Батоцыренов В.Б., МНС кафедры «Психология», V. Batotsirenov, Junior researcher of psychology de-Читинский государственный университет (ЧитГУ) partment, Chita state university (3022) 32-45-82

Научные интересы: кросс-культурное исследова- Scientific interests: cross-cultural research of person-ние саморегуляции студентов al characteristics impact on students’ self-regulation

abilities

Гомеостазис — Гуманитарный портал

Гомеостазис, или гомеостаз — это свойство сложных систем различной природы (физических, биологических, социальных, технических) к поддержанию динамического равновесия посредством саморегуляции и способности сохранять стабильность своего внутреннего состояния. Под гомеостазисом иногда понимают также устойчивость системы, то есть способность саморегулирующихся систем возвращаться в равновесное состояние при выводе из него внешними воздействиями. Понятие гомеостазиса тесно связано с понятием системы (см. Система) и системным подходом (см. Системный подход). Первоначально термин «гомеостазис» использовался применительно к биологическим системам — многоклеточным организмам. Впервые представление о постоянстве внутренней среды было сформулировано в 1865 году французским учёным и медиком К. Бернаром (Claude Bernard). Понятие гомеостазиса было введено американским физиологом У. Кэнноном (Walter B. Cannon) в работе 1932 года «The Wisdom of the Body» для описания «координированных физиологических процессов в биологическом организме, которые поддерживают его устойчивое состояние». В настоящее время гомеостазис считается одной из фундаментальных характеристик биологических организмов, под которым понимается их способность к саморегуляции и поддержанию стабильности своего внутреннего состояния. В дальнейшем термин «гомеостазис» получил распространение в технических, социальных и других науках, где он используется для описания функционирования сложных динамических систем. В середине XX века концепция гомеостазиса обнаружила дополнительный общенаучный потенциал, так как наукой к этому времени был накоплен значительный опыт исследований систем самой разной природы. Наиболее интенсивную разработку она получила в результате применения кибернетического подхода к изучению сложных систем. Начиная с работы английского биолога У. Р. Эшби (William Ross Ashby) происходил активный перенос термина «гомеостазис» из биологии в различные научные и технические дисциплины. Это было связано с потребностями моделирования сложных объектов различной природы (социальных, экономических, культурных и других), а также развитием общенаучного системного подхода и особенно системного анализа (Системный анализ). Важные теоретические и практические результаты выявились при изучении так называемых «рефлексивных» объектов, к которым прежде всего относятся социальные системы. Проблема оптимизации выбора экологических, экономических, политических и других решений, определение степени их целесообразности связаны со способностью этих систем к прогнозированию результатов их функционирования. В последние десятилетия термин «гомеостазис» особенно широко используется в экологических дисциплинах в связи с переходом к исследованию современного состояния экологических систем разной степени сложности, вплоть до биосферы. Проблема сохранения и поддержания баланса гомеостатических механизмов в биосфере актуализируется её катастрофическим состоянием в начале XXI века. Исследование гомеостатических процессов предполагает выделение: параметров, значительные изменения которых нарушают нормальное функционирование системы; границ допустимого изменения параметров системы под воздействием условий внешней и внутренней среды; совокупности конкретных механизмов, начинающих функционировать при выходе значений переменных за эти границы (каждый из этих механизмов регистрирует изменение существенных параметров и действует по принципу обратной связи в направлении восстановления нарушенного состояния равновесия). Изучение гомеостатических процессов привело к выработке понятий гетеростазиса (отражающего иерархию гомеостатических систем, разделение параметров на более и менее существенные) и гомеореза (внутренних механизмов, обеспечивающих закономерное изменение существенных параметров в процессе развития системы).

Механизмы регулирования функций. Принцип саморегуляции. Роль обратных связей.

Регуляция функций в организме осуществляется двумя основными механизмами: гуморальным и нервным. Гуморальный (Humor – жидкость) механизм регуляции осуществляется химическими веществами, циркулирующими в жидкостях организма – в крови, лимфе  и тканевой жидкости. Химическим регуляторами могут быть некоторые соединения, поступающие в организм с пищей(витамины) , химические продукты клеток, образующиеся в процессе обмена веществ, физиологически активные вещества тканей и специфические вещества – гормоны внутренней секреции. Эти химические вещества поступают в тканевую жидкость, затем в кровь, разносят его по организму и оказывают влияние на клетки, ткани и органы, отдаленные от тех клеток, где они образуются.

Нервный механизм регуляции эволюционно более молодой и более совершенный. Все ткани, клетки и органы регулируются нервной системой. По нервным путям регулирующее влияние очень быстро доходит до всех частей организма. В отличие от гуморальных, нервные сигналы направляются к строго определенным органам. Нервная система регулирует и объединяет деятельность всех клеток, тканей, органов и систем, приспосабливая их деятельность к изменяющимся условиям внешней и внутренней среды. Оба механизм взаимосвязаны. Ряд химических веществ, образующихся в организме(гормоны) влияют на деятельность нервных клеток, изменяя их состояние. На гуморальную регуляцию оказывает влияние нервная система. Например. Большинство гормонов образуются при возбуждении нервной системы.

Принцип саморегуляции в том, что как только качественные и количественные параметры какой-либо функции изменяются, тут же, автоматически, происходит их восстановление. Например, при повышении артериального давления, раздражаются определенные нервные рецепторы в сосудах, нервные сигналы от этих рецепторов поступают в ЦНС, возбуждая сосудодвигательные центры. Отсюда импульсы идут на периферию и вызывают расширение сосудов и ослабление сердечных сокращений. В результате – артериальное давление возвращается к нормальному уровню.

Обратную   связь — способ регулирования на основе непрерывного поступления новой информации о функционировании системы. Обратные связи обеспечивают координацию функций организма, приспособление к условиям деятельности организма с целью наилучшего выполнения поставленной задачи, например двигательной. Обратные связи играют важную роль не только в процессе управления движениями, но и в работе других органов и систем организма (например, кровообращения, дыхания), обеспечивая саморегуляцию физиологических функций. Так, обратная связь играет важную роль в поддержании постоянного уровня артериального давления или в регуляции смены дыхательных фаз.

Поможем написать любую работу на аналогичную тему

Получить выполненную работу или консультацию специалиста по вашему учебному проекту

Узнать стоимость

Принципы саморегуляции постоянства внутренней среды организма. Понятие о гомеостазе и гомеокинезе.

⇐ ПредыдущаяСтр 4 из 106Следующая ⇒

Для нормального функционирования живой системы, нужно постоянство внутренней среды.

Гомеостаз – относительное динамическое постоянство внутренней среды и устойчивость физиологических функций организма. Основным механизмом поддержания гомеостаза является саморегуляция.

Саморегуляция представляет собой вариант управления, при котором отклонение какой-либо физиологической функции и характеристики (константы) внутренней среды от уровня, обеспечивающую нормальную жизнедеятельность, является причиной возвращения этой функции (константы) к исходному уровню.

К меняющимся константам относятся:

Жесткие – изменения приводят к существенным нарушениям обменных процессов (осмотическое давление, pH, содержание глюкозы, , в крови).

Пластичные – без существенных нарушений физиологических функций

(количество и соотношение форменных элементов крови, ОЦК, СОЭ).

 

Процессы саморегуляции основаны на использовании прямых и обратных связей.

Прямая связь – выработка управляющих воздействий на основании информации об отклонении константы или действии возмущающих факторов. Например, раздражение холодным воздухом терморецепторов кожи приводит к увеличению теплопродукции.

Обратная связь либо усиливает (положительная), либо ослабляет (отрицательная) управляющее действие. Пример первого: увеличение скорости образования тромбина при появлении некоторого его количества на начальных этапах гомеостаза; второго: информация о степени натяжения сухожилия скелетной мышцы, поступающая в центр управления функций этой мышцы от рецепторов Гольджи, ослабляет степень возбуждения центра, предохраняя мышцу от развития избыточной силы сокращения.

Процесс изменения функций организма для восстановления гомеостаза называют гомеокинезом.

 

Поиск по сайту:

К ВОПРОСУ О САМОРЕГУЛЯЦИИ ЛИЧНОСТИ

Лемещенко М.Ю.

К ВОПРОСУ О САМОРЕГУЛЯЦИИ ЛИЧНОСТИ

 Тамбов, Россия
[email protected] 

В теории науки понятие саморегуляции личности является понятием объяснительным, то есть призванным объяснить механизмы порождения особых человеческий действий, основанных не столько на желаниях, сколько на возможностях разумного индивидуального решения об их целенаправленном осуществлении. Это связано с тем, что реалии упорядоченной субъектной активности, зиждущейся на осознании  собственного текущего состояния, рефлексии и аутодинамических ресурсах до конца еще не изучены. До настоящего времени возникают определенные трудности в обозначении явления как такового, связанные с отсутствием единого подхода к видению проблемы и  разрозненностью ее теоретических описательных конструктов. И хотя психологическое содержание понятия саморегуляции личности почти всегда подразумевает соединение активной потребности субъекта по инициации включения внутренней логики со стремлением, обеспечивающим процесс выбора произвольного действия и наделения такового побудительной контролирующей силой, тем не менее, определенность, логичность и ясность в понимании ее структуры до сих пор отсутствуют. Даже принимая во внимание многолетнюю историю экспериментальных исследований, этот вопрос остается открытым.

В отечественной психологии представления о саморегуляции личности  складывались постепенно. Первоначально они выражали идею о единстве сознания и деятельности, в том смысле, что человек, как субъект мог реализовываться только в различных видах активности, а процесс познания окружающего мира поддавался регулированию исключительно сознанием [1].

 Подобные  воззрения на проблему стали серьезно обсуждаться во второй половине ХХ века под влиянием физиологии и кибернетики в контексте структурно-функционального подхода с одной стороны и деятельностного – с другой. Первый предполагал обозначение структурно-функциональных моделей регуляции, во втором основное внимание уделялось анализу именно деятельности. С опорой на обозначенные особенности рассматривались общие закономерности перестройки динамического стереотипа личности в соответствии с  требованиями окружающей среды и социальных реалий. В результате были выделены два специфических способа моделирования действительности — активности и регуляции этой активности, причем на каждом уровне организации психики.

Наиболее полно структурно-функциональная модель осознанной регуляции  была описана в научной школе О.А. Конопкина и на ее основе разработана концепция осознанного саморегулирования произвольной активности человека при достижении поставленных целей в различных видах деятельности. Фундаментальным достижением в ней явилась система реализации субъектной целостности личности, в которой акцент выставлялся на целенаправленной активности имеющей определенный смысл, относительно которого человек выступал «как инициатор и даже творец» [2]. Это означало, что человек являясь субъектом собственной деятельности имел возможность осуществлять выбор условий, соответствующих определенной задаче, анализируя при этом способы ее решения и оценивая результаты с поправкой на возможность коррекции исполнительских действий.

В рамках структурно-функционального подхода В.И. Морасанова одна из первых четко сформировала гипотезу о том, что личностные особенности влияют на деятельность посредством сложившихся индивидуальных способов саморегуляции активности[3]. В этом ключе ею были изучены типичные для человека индивидуальные способы регуляции, устойчиво проявляющиеся в различных ситуациях деятельности и иных видах психической активности, цельно характеризующие стиль саморегуляции. По ее мнению, только в индивидуальных особенностях саморегулирования отражается то, как человек планирует и программирует достижение цели, учитывает значимые условия окружающей действительности, оценивает и корректирует собственную активность, стремясь получить субъективно приемлемые результаты.

Интересную модель регуляторного опыта человека предложил А.К. Осницкий отталкиваясь от важности осмысления знаний о возможностях саморегуляции, как самоуправления собственными стратегиями жизнедеятельности и решения поставленных задач [4].  Она представляет собой структурированную систему знаний, умений и переживаний, влияющих на успешность регуляции деятельности и поведения. Основными компонентами его модели явились  опыт рефлексии, ценностно-мотивационный опыт, опыт привычной активизации, операциональный опыт и опыт сотрудничества. Составляющие части саморегуляции представлялись им в виде целей, освоенных умений, образов управляющих воздействий, привычных оценок переживания успеха и ошибочности действий. В качестве механизма, способствующего синтезу непосредственно-чувствительных оценок и логических интерпретаций, выступала рефлексия, а сам процесс рассматривался в контексте проживания, чувствования, преодоления, претерпевания и пересмотра ситуации. То есть по Осницкому,  саморегуляция личности в ее структурно-функцио­нальном аспекте — это процесс нейтрализации многообразной исход­ной информационной неопределен­ности до уровня, позволяющего эффективно осуществлять целенаправленную дея­тельность.

Структурно-функциональный подход стал основанием для научных изысканий А.П.Корнилова, давшего оценку тенденции развития понятия саморегуляции личности и указавшего, что под саморегуляцией понимается процесс смыслообразования, подразумевающий саморефлексию и систему переживаний в контексте самоидентификации, где саморегуляция это проявление регулятивной функции самосознания.В подобном ключе этот  феномен рассматривали Р.Р. Сагиев,  В.И. Степанский и др.

Таким образом,в рамкахименноструктурно-функционального подхода современные исследователи сумели обозначить абстрактно-логическую  модель саморегуляции, позволившую универсализировать функциональные блоки и информационные звенья, задействованные в регулятивных процессах. Выражаясь словами О.А. Конопкина, они предприняли попытки описания  информационных аспектов саморегулятивных личностных компонентов, абстрагируясь от специфики конкретных психических процессов и явлений, отражающих и фиксирующих информацию, презентированую сознанием с ее спецификой общих закономерностей индивидуального регулирования действительности.

Исследования саморегуляции личности в рамках деятельностного подхода проводились  М.И. Бобневой, Г.В. Суходольским, Е.В. Шороховой, В.А. Ядовым и другими по мнению которых она, в первую очередь — системно-организованный процесс внутренней психической активности человека по инициации, построению, поддержанию и управлению разными видами деятельности индивида, касающейся достижения принимаемых им целей [5].  

С позиций деятельностного подхода Г.С. Никифоров описывал саморегуляцию, как «сознательные воздействия человека на присущие ему психические явления, процессы, свойства, состояния, выполняемую деятельность, собственное поведение с целью поддержания, сохранения или изменения характера их протекания» [6].

Согласно В.П. Бояринцеву, саморегуляцию можно определить как механизм обеспечения внутренней активности человека различными психическими средствами, где активность и саморегуляция выступают как две взаимодополняющие стороны — активность выражает изменчивость и движение, а саморегуляция обеспечивает устойчивость и стабильность непосредственно активности. 

Опираясь на теорию деятельности Г.Ш. Габдреева предложила многоуровневую систему регуляции жизнедеятельности, где под жизнедеятельностью ею подразумевались все возможные проявления человеческой активности. В ее  системе выделяются два блока: внешний блок регуляции, обеспечивающий выбор оптимального личностного функционирования и психического состояния и внутренний блок, определяющий процессы сохранения гомеостаза в относительно закрытой части системы, отвечающей за приспособительную деятельность организма.

 Таким образом, в контексте деятельностного подхода саморегуляция личности — это индивидуальный контроль субъекта за собственными действиями, объединяющий в определенном направлении поиски конкретных регулирующих  личностных факторов [7]. 

Субъектно-деятельностный подход к исследованию личностной саморегуляции выдвинул на первый план проблему ее психологического механизма, как важнейшего системного субъектного качества. В связи с этим был поставлен вопрос обозначения личностных детерминант, выступающих своеобразными модуляторами индивидуальной активности субъекта в процессе выдвижения, организации и достижения целевых ориентиров. Активность субъекта с таких позиций опосредовалась целостной системой индивидуальной регуляции — проводником динамических и содержательных аспектов личности с ее осознаваемыми и бессознательными стереотипами. Кроме того, психические средства регуляции целедостижения изучались с точки зрения не только их взаимодействия, но и функциональной роли в осуществлении целостной регуляции. При этом исследователями учитывался тот факт, что индивидуально-типические способы саморегуляции наряду со специальными и общими способностями являются предпосылками формирования множества индивидуальных стилей в конкретных видах  деятельности. В этой связи, именно возможность изменения степени субъектной активности и преодоления на ее основе негативных для достижения цели особенностей саморегуляции, выступали в качестве сущностной характеристики человека как субъекта достижения цели. Ее детерминантами тогда становились не столько динамические, сколько содержательные аспекты личности, структура которой формируется в процессе жизнедеятельности, актуализируется при решении конкретной задачи и может модулироваться как степень индивидуальной саморегуляции и регуляторный профиль.

 Значительный вклад в разработку проблемы личностной саморегуляции в рамках субъектно-деятельностного подхода внес Н.И. Ярушкин, подробно описавший ее психологические закономерности и механизмы. Согласно его концепции, социальное поведение личности регулируется взаимодействующими между собой процессами саморегуляции и самоорганизации, отражающими объектно-субъектные отношения личности со своей микро и макросредой и выполняющими различные функции: саморегуляция обеспечивает социально-психологическую адаптацию личности, а самоорганизация ее относительную автономность, независимость и самореализацию. Системообразующим психологическим механизмом регуляции социального поведения личности, по мнению автора, является ее направленность на саморегуляцию и самоорганизацию, детерминируемые особенностями взаимодействия разноуровневых личностных структур. При этом процесс регулирования раскрывается, как сравнение регулируемой величины с заданным значением, но при условии, что в случае отклонения ее от заданного значения в объект регулирования должен будет поступить сигнал, восстанавливающий регулируемую величину. Это означает, что процесс регулирования предполагает наличие минимум двух компонентов: регулируемого объекта и регулирующей системы или просто регулятора, который может быть либо органически встроенным в сам процесс, либо относительно самостоятельным. В первом случае упорядоченность достигается самопроизвольно посредством взаимодействия между его элементами или посредством саморегулирования. Во втором случае упорядоченность является результатом внешних воздействий или регулирования, порождающего третий неотъемлемый компонент процесса саморегуляции, а именно способ и средство ее осуществления.

Обобщая суть изложенного необходимо отметить, что субъектно-деятельностный подход позволил подойти к изучению саморегуляции личности целостно, производя качественный и количественный анализ  деятельности человека, как субъекта целесообразной активности [8].

В рамках системного подхода саморегуляция личности выступила  системообразующим признаком целостной структуры единения организма с личностными проявлениями. М.К. Акимова, Д.Н. Меницкий, В.М. Русалов, О.Ю. Осадько рассматривали личностную саморегуляцию как динамическую систему, объединяя в ней психофизиологические и психологические механизмы самоорганизации.

Л.В. Сафонова исследовала личностное саморегулирование в системном единстве устремлений, рефлексии и самооценки, то есть в системе когнитивной и аффективной составляющей. То есть, саморегуляция личности в своем системном проявлении охватывает все системные качества человека наравне с направленностью и активностью как таковыми.

Принципом системности руководствовался и Б.В. Зейгарник. Наряду с психическим уровнем саморегуляции он выделяет операционально-технический уровень, обеспечивающий сознательную организацию и коррекцию действий субъекта и личностно-мотивационный уровень на котором осознаются мотив собственной деятельности, появляется возможность управления мотивационной сферой и создается ситуация в которой возможно быть хозяином своей жизни.

Личностная саморегуляция как самостоятельная единица психической активности человека в рамках реципрокного детерминизма социально-когнитивной теории изучалась А. Бандурой. По его мнению, выделяются две группы взаимовлияющих факторов саморегуляции —  внешние и внутренние и человек имеет возможность некоторым образом влиять на внешние факторы, что бы отслеживать собственное поведение и оценивать его в свете близких и отдаленных целей. В качестве внешних факторов саморегуляции он выделил некие стандарты, по которым индивид оценивает свое поведение. Эти стандарты формируются не только внешними силами, но и явлениями окружающей среды, серьезно детерминирующими определенные личностные свойства. Кроме того, внешними факторами саморегуляции являются подкрепления (reinforcement) человеческой деятельности, так называемые внутренние вознаграждения, которые  не всегда являются достаточными, так как почти каждый из нас нуждается в стимулах, происходящих из внешней среды, более сильных, чем самоудовлетворение. Их Бандура рассматривал как подкрепления со стороны общества (материальная поддержка или одобрения и поощрения окружающих). Еще человеку необходимы маленькие вознаграждения, которые он делает себе сам в процессе достижения промежуточных целей. Однако, по мнению Бандуры, если человек вознаграждает себя за неадекватные действия, то обратной стороной медали становятся штрафные санкции непосредственно от окружающей среды. Поэтому, когда то, что мы делаем не соответствует нашим собственным внутренним стандартам, мы стараемся воздерживаться от самовознаграждений и в этом случае внутренние или личностные факторы  связываются с тремя необходимыми условиями: самонаблюдением, процессом вынесения суждений и активной реакцией на себя. Именно эти факторы являются важнейшей характеристикой человеческой личности – личностной саморегуляцией, активно формирующей индивидуальное поведение и развитие определенных качеств, ориентированных на достижение поставленной цели [9].

В настоящее время в отечественной и зарубежной литературе понятие саморегуляция встречается часто и изобилует многозначностью и большим количеством трактовок. Обычно под саморегуляцией понимается процесс, обеспечивающий стабильность системы, ее относительную устойчивость и равновесие, а так же целенаправленное изменение индивидом механизмов различных психофизиологических функций, касающихся формирования особых средств контроля за деятельностью. Еще саморегуляция – это поддержание устойчивости психики, как целостной системы по отношению к деструктивным внешним воздействиям и подчинение содержания и структуры деятельности принятым личностью целям. Саморегуляцию трактуют и как  произвольный и непроизвольный психический и личностный механизм самоорганизации, согласующий темпы, ритмы и направленность деятельности с определенными условиями и событиями во времени и пространстве. Существует определение саморегуляции, как процесса понижения многообразной исходной информационной неопределенности до уровня, позволяющего эффективно осуществлять целенаправленную деятельность и обобщать способы собственного личностного развития и движения вперед по пути согласования индивидуальных возможностей с внутренними потребностями и возможностями. Под саморегуляцией понимаются  и интегративные психические явления, процессы и состояния, обеспечивающие самоорганизацию различных видов психической активности человека, его целостность индивидуальности и становление бытия. Большая Советская Энциклопедия объясняет саморегуляцию как свойство биологических систем автоматически устанавливать и поддерживать на определённом, относительно постоянном уровне те или иные физиологические или другие биологические показатели. Краткий психологический словарь обозначает ее, как целесообразное функционирование живых систем разных уровней организации и сложности. То есть, единой трактовки этого понятия не существует, но очень точно психологическую сущность явления обозначил А.Г. Асмолов, подчеркнув, что саморегуляция отображает проблему «изменяющейся личности в изменяющемся мире» [11].

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:

1. Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности: Диспозиционная концепция. 2-е расширенное изд. — М.: ЦСПиМ, 2013. — 376 с.
2. Конопкин О.А. Психическая саморегуляция произвольной активности человека (структурно-функциональный аспект) // Вопросы психологии. 1995. № 1.С. 5-12.
3. Моросанова В.И. Индивидуальный стиль саморегуляции. — М.: Наука, 2001. 
4. Осницкий, А. К. Роль осознанной саморегуляции в учебной деятельности подростков // Вопросы психологии. — 2007. — № 3. — С. 42—51.
5. Бобнева М.И. Социальные нормы и регуляция поведения. — М.: Наука, 1978. 271 с.
6. Никифоров Г.С., Филимоненко Ю.И., Польшин А.К. Психологические аспекты саморегуляции состояний. Л., 1986.
7. Орлов С.В.Человек и его потребности: Учебное пособие. — СПб: Питер, 2006. -160 с.
8. Шадриков В. Д. О предмете психоло­гии (мир внутренней жизни человека) // Психология. Журнал Высшей школы экономики. 2004. Т. 1, № 1. С. 5–19.
9. Bandura A., Adams N. E., Hardy A. B, & Howells G. N., (1980) Test of the generality of self-efficacy theory. Cognitive Therapy and Research, 4, 39-66.
10. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. – М.: Смысл, Издательский центр «Академия» 2004.
11. 11.           Асмолов А.Г. Психология личности: Учебник. М, 1990, 367 с.

Саморегулирование

— обзор | Темы ScienceDirect

4.7 Значение для организаций

Для организаций, SMLB в первую очередь подчеркивает важность рассмотрения стратегий саморегулирования . При намерении реализовать определенный стиль лидерства выбор лидеров с соответствующей стратегией саморегулирования и создание условий для лидеров, которые могут вызвать этот стиль саморегулирования, обеспечивают жизнеспособные средства для инициирования и поддержки организационных изменений.

Кроме того, внедрение нового стиля лидерства будет способствовать определенным выгодным результатам, только если он соответствует регулирующим предпочтениям последователей — либо тем, которые они придерживаются хронически, либо тем, которые являются результатом организационного контекста. Другими словами, стратегии саморегулирования могут формировать обязательный элемент организационной стратегии, включая подбор персонала, обучение и разработку организационного контекста.

Хотя это рассуждение может, на первый взгляд, предполагать, что организация была бы более успешной, если бы все сотрудники придерживались единой стратегии саморегулирования, одобренной организационным контекстом, этот вывод в большинстве случаев может быть неверным.Различные стратегии саморегуляции облегчают выполнение разных задач. Акцент на продвижение способствует, например, творчеству, тогда как акцент на профилактике облегчает дедуктивное мышление (Friedman & Förster, 2005). Организационный успех, безусловно, требует выполнения множества различных задач и, таким образом, предполагает применение множества стратегий саморегулирования. Действительно, есть свидетельства того, что пары и рабочие группы, члены которых придерживаются различных стратегий саморегулирования, показывают более положительные результаты (например,g., большее благополучие и лучшая производительность, Bohns et al., 2013; Мауро, Пьерро, Маннетти, Хиггинс и Круглански, 2009 г.). Похоже, что разные стратегии позволяют вносить дополнительный вклад (Higgins, 2011). В соответствии с этим представлением для успеха организации может потребоваться, чтобы сотрудники имели возможность применять эти различные стратегии — и, согласно SMLB, успешное лидерство в таком контексте требует, чтобы лидеры также обладали гибкостью для поощрения различных стратегий.

Даже в рамках команды одного лидера задачи, связанные с разными ролями, могли бы выполняться лучше, если бы применялись разные стратегии саморегулирования.Следовательно, участники с разными стратегиями саморегулирования будут лучше работать на разных должностях. Это также говорит о том, что различное лидерское поведение может увеличивать социальное влияние лидеров на разных членов команды. Эти лидеры должны переключаться между своими стратегиями саморегулирования при взаимодействии с разными членами команды. Это может предполагать (в соответствии с выводами Pierro, Kruglanski, & Raven, 2012, резюмированными ранее), что лидеры с более чем одной стратегией саморегулирования более успешны, что технически возможно, потому что такие аспекты саморегулирования, как движение и режим оценки или акцент на продвижении и профилактике обычно не зависят друг от друга.Лидеры, которые могут лучше переключаться между стратегиями регулирования, могут добиться лучших результатов в своих командах. Эти предположения следует проверить в ходе дальнейших исследований, потому что большинство исследований дуальностей саморегуляции не проверяли последствия высокого уровня в обеих стратегиях (например, в передвижении и оценке), в частности, не в отношении соответствия нормативным требованиям, даже если данные учли бы это, введя в анализ эффект взаимодействия между двумя стратегиями.Следовательно, в будущих исследованиях следует рассмотреть возможность сосредоточения внимания на (потенциально полезных) эффектах наличия обеих стратегий (т. Е. Режима передвижения и оценки или ориентации на продвижение и профилактику), поскольку эти результаты будут иметь не только научное, но и прикладное значение.

Однако есть также команды или отделы (но менее вероятные организации), в которых преимущественное применение стратегии саморегулирования — одна может привести к успеху. Например, маркетинг требует творческого подхода, поддерживаемого акцентом на продвижение, тогда как бухгалтерский учет требует точности, поддерживаемой акцентом на профилактику.Лидерское поведение и доминирующие стратегии саморегулирования персонала, соответствующие задачам команды, должны, согласно SMLB, способствовать работе этих команд.

Интересно, что исследования показали, что на привлечение к работе и отбор персонала также влияет соответствие нормативным требованиям (Hamstra, Bolderdijk, & Veldstra, 2011; Hamstra, Van Yperen, et al., 2011; Hamstra et al., 2013; Sassenberg. & Scholl, 2013). Кандидаты с большей вероятностью подадут заявку на работу, соответствующую их предпочтениям в сфере саморегулирования.Точно так же кандидаты, которые демонстрируют в своем заявлении ту же стратегию саморегулирования, которой придерживается лицо, нанимающее на работу, вызывают больший интерес, чем заявки, использующие стратегию саморегулирования, которой не придерживается выбирающее лицо. Следовательно, существует некоторая вероятность того, что межличностное регулирование между лидерами и последователями будет происходить без какого-либо вмешательства, что хорошо для социального влияния лидеров и для команд с однородными рабочими местами, но может быть проблематичным, если производительности труда способствует неоднородность нормативных требований.

Наконец, в организационном контексте может быть важным нормативное соответствие между предпочтительными стратегиями лидеров и стратегиями, требуемыми организацией (или предпочитаемыми последователями). Лидеры должны быть более мотивированными и вовлеченными, когда требуются их собственные стратегии; у них также может быть более низкая текучесть кадров. Этому опыту лидеров по соответствию нормативным требованиям следует уделять внимание как в организациях, так и в научных исследованиях.

SMLB подчеркивает важность социальной психологии для исследований лидерства и наоборот.Наш подход использует современное теоретизирование основных мотивационных процессов (то есть саморегуляции), чтобы облегчить понимание внутриличностной и межличностной динамики. При этом модель расширяет саморегулирование на сферу лидерства и межличностные процессы, таким образом соединяя внутриличностные и межличностные механизмы лидерства в рамках интегративной модели саморегулирования. На более конкретном уровне SMLB способствует пониманию (и предсказанию) того, что мотивирует лидеров вести себя определенным образом и на каких последователей влияет поведение лидеров.Кроме того, модель может быть применена к нескольким подходам к саморегулированию и типам лидерского поведения. Таким образом, этот подход может обеспечить общую основу для исследования других межличностных явлений и групповой динамики.

Нейробиология саморегуляции

Abstract

Как социальный вид, люди имеют фундаментальную потребность в принадлежности, которая поощряет поведение, соответствующее тому, чтобы быть хорошим членом группы. Чтобы быть хорошим членом группы, требуется способность к саморегулированию, которая позволяет людям изменять или подавлять поведение, которое может подвергнуть их риску исключения из группы.Саморегуляция требует четырех психологических компонентов. Во-первых, люди должны осознавать свое поведение, чтобы сравнивать его с общественными нормами. Во-вторых, люди должны понимать, как другие реагируют на их поведение, чтобы предсказать, как другие отреагируют на них. Это требует третьего механизма, который обнаруживает угрозу, особенно в сложных социальных ситуациях. Наконец, необходим механизм для разрешения несоответствий между самопознанием и социальными ожиданиями или нормами, тем самым мотивируя поведение к разрешению любого существующего конфликта.В этой статье рассматривается недавнее исследование социальной нейробиологии, посвященное психологическим компонентам, поддерживающим способность человека к саморегуляции.

Ключевые слова: самосознание, теория разума, потребность принадлежать, социальная нейробиология, нейровизуализация, зависимость

Введение

Многие из адаптивных проблем, с которыми столкнулись наши самые ранние предки, были социальными по своей природе, например, различение друзей от врагов, выявление и оценка потенциальных партнеров, понимание природы и структуры групповых отношений и т. д.Те предки, которые были способны решать проблемы выживания и адаптироваться к своей социальной среде, с большей вероятностью воспроизводили и передавали свои гены. Таким образом, у людей сформировалась фундаментальная потребность принадлежности, которая поощряет поведение, соответствующее тому, чтобы быть хорошим членом группы (Baumeister & Leary, 1995). Принадлежность к хорошей группе имеет большое значение, включая доступ к общим ресурсам, защиту от различных угроз и даже помощь в повседневных делах. Следовательно, человеческий мозг адаптировался в сложной социальной среде и, вероятно, развил специализированные нейронные механизмы, остро чувствительные к социальному контексту, особенно к любым признакам того, что членство в группе находится под угрозой (Heatherton & Wheatley 2010, Mitchell & Heatherton 2009).

Потребность в сдерживании

Однако быть хорошим членом группы не всегда легко. Существует внутренний конфликт между тем, что нравится отдельному человеку, и тем, что лучше всего для группы. С индивидуальной точки зрения, основные процессы мотивационного вознаграждения поощряют поведение, приносящее удовольствие. Предоставленные нашим собственным устройствам и не опасаясь социальной оценки, мы можем без ограничений удовлетворять свой аппетит: есть столько откормленной вкусной пищи, сколько может вместить наш желудок, глотать химические вещества, активирующие дофаминовые рецепторы, и в целом следовать гедонистическому правилу делать все, что нам кажется. хороший.Но употребление большего количества еды, чем справедливая, или иная монополизация ресурсов группы дорого обходятся другим членам группы и, таким образом, могут угрожать нашему статусу в группе. Следовательно, запреты важны для гармоничных социальных отношений, и эволюция, несомненно, благоприятствовала тем, кто мог контролировать нежелательные импульсы.

Торможение — это ключевая особенность саморегуляции, которая относится к процессу, с помощью которого люди инициируют, корректируют, прерывают, останавливают или иным образом изменяют мысли, чувства или действия, чтобы добиться реализации личных целей или планов или поддерживать действующие стандарты (Baumeister et al.1994a, Baumeister & Heatherton 1996, Carver & Scheier 1998). В самом широком смысле саморегулирование относится к преднамеренным или целенаправленным действиям, которые направляются изнутри человека (Bandura 1989). С этой точки зрения обучение, физиология и культура предрасполагают к определенному поведению, мыслям или эмоциям в определенных обстоятельствах, но саморегуляция позволяет людям изменять или преодолевать их. Хотя все люди обладают впечатляющей способностью к саморегуляции, неудачи случаются часто, и люди теряют контроль над своим поведением в самых разных обстоятельствах (Baumeister & Heatherton 1996, Baumeister et al.1994а). Такие неудачи — важная причина нескольких современных социальных проблем — ожирения, сексуального хищничества, зависимости и сексуальной неверности, и это лишь некоторые из них. Тот факт, что даже уважаемые деятели, включая католических священников, знаменитостей / спортивные модели и уважаемых политических лидеров, подвергались публичной критике за свои впечатляющие неудачи в самообладании, является свидетельством трудностей, присущих попыткам контролировать себя. В этой статье обсуждаются нейронные основы фундаментальных компонентов социального мозга, уделяя особое внимание тому, как наличие «я» служит основным социальным навыкам, необходимым для поддержания эффективных отношений с членами группы.

Конечно, существуют и другие важные особенности саморегулирования, такие как инициирование усилий по саморегулированию для достижения личных целей (Shah 2005). Например, Хиггинс (1997) отделил усилия по саморегулированию, направленные на достижение желаемых результатов, от усилий, направленных на избежание нежелательных результатов. Цели продвижения — это те, в которых люди подходят к идеальным целям со стремлением и чувством выполненного долга, сосредотачиваясь на потенциальных выгодах. Напротив, цели предотвращения — это те, в которых люди пытаются избежать потерь, перестраховываясь или делая то, что они должны делать.Эта схема оказалась полезной для понимания большей части социального поведения, от того, как люди ведут себя в межгрупповом контексте (Shah et al. 2004), до того, как они реагируют на неловкие межрасовые взаимодействия (Trawalter & Richeson 2006). Хотя понимание того, как люди инициируют поведение для достижения личных целей, несомненно, важно для многих аспектов человеческого поведения, особенно поведения, связанного со здоровьем (Bandura 1991, Carver & Scheier 1998, Rothman et al. 2004), пока нет значительного объема исследований в области нейробиологии, посвященных этот аспект саморегуляции (исключения см. Cunningham et al.2005, Эддингтон и др. 2007). Соответственно, большая часть этой статьи сосредоточена на регулировании и контроле текущей психологической активности.

Компоненты социального мозга

Чтобы быть хорошим членом группы, необходимо осознавать, как человек думает, чувствовать или ведет себя, а также способность изменять что-либо из этого в соответствии со стандартами или ожиданиями группы. Это подразумевает необходимость как минимум четырех психологических компонентов, отказ любого из которых может привести к плохим результатам и осуждению со стороны группы (Heatherton 2010, Krendl & Heatherton 2009, Mitchell & Heatherton 2009, Wagner & Heatherton 2010b).

Самосознание

Во-первых, людям нужно самосознание, чтобы размышлять о своем поведении, в том числе о своих эмоциональных проявлениях, чтобы судить о них по групповым нормам. Эмпирическое понимание себя имеет долгую историю в психологии (см. Baumeister 1998), восходящую к важному различию Уильяма Джеймса между собой как познающим («я») и самостью как объектом, который известен («я»). ). В смысле познающего «я» — это субъект, который думает, чувствует и действует.В смысле объективированного «я» «я» состоит из знания, которое люди хранят о себе, когда они размышляют о своих лучших и худших качествах. Переживание себя как объекта внимания — это психологическое состояние, известное как самосознание, которое побуждает людей размышлять о своих действиях и понимать, в какой степени эти действия соответствуют личным ценностям и убеждениям, а также групповым стандартам (Carver & Scheier 1981, Duval & Wicklund 1972). Являются ли определенные аспекты личности, такие как корыстные предубеждения и мотивации, действительно адаптивными, остается открытым для некоторых дискуссий (Leary 2004), хотя есть немало свидетельств того, что символически репрезентативная личность давала людям значительные преимущества в ходе эволюции. например, содействие общению и сотрудничеству с членами группы (Sedikides & Skowronski 1997).

Ментализация

Понимание того, что нарушение социальных норм проблематично, требует от людей осознания того, что они являются объектами социальной оценки, что, в свою очередь, требует знания того, что другие способны давать такие оценки. То есть людям нужна способность делать выводы о психических состояниях других, чтобы предсказывать их действия, навык, называемый ментализацией или «теорией разума» (Amodio & Frith 2006, Gallagher & Frith 2003, Mitchell 2006). Ментализация позволяет людям осознавать, что у других есть мысли, а также пытаться понять содержание этих мыслей.В конечном итоге это позволяет людям сопереживать наблюдателям, чтобы иметь возможность предсказывать их суждения или поведение.

Обнаружение угроз

Способность ментализировать критически важна для третьего механизма, обнаружения угроз, который отслеживает среду на предмет любых сигналов или других свидетельств возможного исключения из группы. Если у людей есть фундаментальная потребность в принадлежности, то необходим механизм для определения инклюзивного статуса (Leary et al. 1995, Macdonald & Leary 2005). Действительно, чувство социальной тревожности или беспокойства о возможном отказе должно вести к повышенной социальной чувствительности, и исследования показали, что люди, которые больше всего беспокоятся о социальной оценке (т.е., застенчивые и одинокие) демонстрируют улучшенную память для социальной информации, более чуткие и точные и демонстрируют повышенные способности к расшифровке социальной информации (Gardner et al. 2000, 2005; Pickett et al. 2004).

Саморегулирование

Когда люди осознают, что их действия нарушают стандарты группы и что другие оценивают их негативно (т. Е. Обнаружена угроза), им нужна способность исправить ситуацию, чтобы восстановить хорошие отношения с другими. Члены группы.Для этого требуются исполнительные аспекты личности («Я» как знающего), которые позволяют людям изменяться в соответствии с социальным контекстом, включая изменение их мыслей, действий и эмоций. Таким образом, людям необходимо подавлять свои порывы, подавлять свои желания, противостоять искушениям, предпринимать сложные или неприятные действия, изгонять нежелательные и навязчивые мысли и контролировать свои эмоциональные проявления, и все это сложно сделать, но необходимо для того, чтобы оставаться в доброй милости. других (Heatherton & Vohs 1998).Конечно, людям также необходимо проактивно регулировать свое поведение, например, не показаться предвзятым или произвести хорошее впечатление. Как уже упоминалось, люди также саморегулируются для достижения позитивных целей (Higgins 1997). Таким образом, люди начинают диеты, чтобы похудеть, и копят деньги, чтобы позволить себе жить более благополучно в будущем. Саморегуляция включает в себя как инициирование, так и поддержание поведенческих изменений в дополнение к подавлению нежелательного поведения или реагированию на ситуативные требования.

Подход социальной нейробиологии

С точки зрения нейробиологии вполне вероятно, что мозг развил отдельные механизмы для познания самих себя, понимания того, как другие реагируют на нас, обнаружения угроз внутри социальной группы и регулирования действий, чтобы избежать исключены из этих групп (Krendl & Heatherton 2009). В рамках социальной психологии попытки понять участие тела в социальных явлениях также имеют долгую историю, начиная с использования измерений проводимости кожи, чтобы указать, вызывают ли экспериментальные условия возбуждение (например,g., Lanzetta & Kleck 1970), к оценке активности лицевых мышц для выявления эмоционального выражения (например, Cacioppo & Petty 1981), к исследованиям пациентов, изучающим влияние травмы мозга на социальное поведение и личность (Klein & Kihlstrom 1998 ). В последнее время появился энтузиазм по поводу использования методов визуализации мозга, которые позволяют исследователям наблюдать за работающим мозгом в действии (Adolphs 2009, Lieberman 2009, Macrae et al. 2004a, Ochsner 2007, Ochsner & Lieberman 2001).Появление визуализации привело к взрыву исследований в области социальной нейробиологии, и в последнее время появилось несколько обзоров литературы (Amodio & Frith 2006, Cacioppo et al. 2007, Heatherton & Wheatley 2010, Lieberman 2009, Mitchell & Heatherton 2009, Ochsner 2007) а также методологическая критика, вызывающая озабоченность по поводу ценности визуализации для выяснения психологических процессов (Adolphs 2010, Cacioppo et al. 2003, Vul et al. 2009). В оставшейся части этой статьи исследуется вклад нейробиологического подхода в понимание компонентов социального мозга, уделяя основное внимание исследованиям самосознания / знания и саморегуляции (см. Цветную вставку).

Компоненты социального мозга. Области мозга, которые обычно активируются для изучения себя, теории разума, обнаружения угроз и саморегуляции.

Самосознание и самопознание

Люди обладают впечатляющей степенью самосознания. Мы не только можем идентифицировать себя как отличные от других, но мы можем критически осмыслить то, что делает нас уникальными, и развить самоощущение, которое включает в себя нашу биографию и внешне отличительные характеристики, такие как имя, родной город и род занятий, а также еще более глубокое ощущение того, «кто мы есть», включая черты личности, наши основные убеждения и отношения, что нам нравится и не нравится в себе, и, следовательно, что мы хотели бы изменить.Замечательная степень нашего самосознания может быть смешанным благословением; слишком много самостоятельного мышления может быть дезадаптивным (Leary 2004) и связано с депрессивными расстройствами (Ingram 1990) и склонностью размышлять о негативных событиях (Donaldson et al. 2007, Joormann 2006, Siegle et al. 2002). Однако без такой способности к самопознанию и самопознанию социальный мир, каким мы его знаем, не мог бы существовать.

Является ли я особенным?

Центральная роль Я-концепции в социальном функционировании порождает вопрос о том, является ли я каким-то образом «особенным» как когнитивная структура или информация о себе обрабатывается так же, как обрабатывается все остальное, проблема это вызвало серьезные дискуссии среди социальных и когнитивных психологов в конце 1970-х — 1980-х годах (Bower & Gilligan 1979, Greenwald & Banaji 1989, Klein & Kihlstrom 1986, Maki & McCaul 1985, Rogers et al.1977). Как обсуждали Хиггинс и Барг (1987), суть дебатов заключалась в том, была ли улучшенная память, являющаяся результатом кодирования информации, относящейся к себе, уникальной когнитивной структурой (т. это применимо к любому контексту памяти. Macrae et al. (2004a) отметили, что разочаровывающая особенность этой дискуссии заключалась в том, что все теории делали одинаковые поведенческие прогнозы (например, превосходная память для материала, закодированного со ссылкой на себя), и поэтому научный вопрос было трудно решить (см. Также Gillihan & Farah 2005 ).Одну линию поддержки идеи о том, что память на себя является чем-то особенным, можно найти в исследованиях пациентов с такими заболеваниями, как болезнь Альцгеймера и тяжелая амнезия. Хотя состояния этих пациентов сильно влияют на их способность вспоминать различные важные детали своей жизни, они часто могут точно сообщить, описывают ли их определенные прилагательные, характерные для определенных черт (Klein, 2004), предполагая, что чувство собственного «я» нелегко погасить.

С появлением нейровизуализации у ученых появились новые методы для решения давних вопросов, например, является ли личность каким-то особенным как структура памяти.Начиная с исследований с использованием позитронно-эмиссионной томографии (ПЭТ) (Craik et al. 1999) и функциональной магнитно-резонансной томографии (fMRI) (Kelley et al. 2002), в многочисленных последующих исследованиях изучались области мозга, которые участвуют в обработке информации о себе, по сравнению с те, которые связаны с обработкой семантической информации в целом или с обработкой информации о других людях, при этом подавляющее большинство обнаруживает повышенную активность в медиальной префронтальной коре (MPFC), задней поясной коре и предклинье (обзоры см. в Heatherton et al.2007 г., Моран и др. 2010, Northoff et al. 2006 г.). Важное исследование Macrae et al. (2004b) продемонстрировало, что активность в MPFC предсказывает последующую память для информации, обрабатываемой со ссылкой на себя, тем самым устанавливая роль MPFC в улучшении самореферентной памяти.

Исследования, в которых использовались другие задачи для изучения различных аспектов личности, выявили аналогичные модели активности мозга. Повышенная активность MPFC также наблюдалась, когда субъекты участвовали в рефлексии в свободной форме сами по себе, по сравнению с тем, когда они участвовали в рефлексии в свободной форме другого человека (D’Argembeau et al.2005 г., Фарб и др. 2007 г., Джонсон и др. 2006, Kjaer et al. 2002), а также когда им приказывают учитывать свои личные предпочтения в отношении задач неотражающего контроля (Голдберг и др., 2006, Гуснард и др., 2001, Джонсон и др., 2005, Окснер и др., 2004). Cabeza et al. (2004) обнаружили повышенную активацию MPFC для восстановления эпизодической памяти автобиографических событий. В их исследовании участникам были представлены фотографии, которые либо они сделали в кампусе, либо сделали кто-то другой.Участники продемонстрировали повышенную активность MPFC на фотографиях, сделанных ими самими. Даже пассивный просмотр релевантных слов (таких как имя или почтовый адрес) во время несвязанной задачи приводит к повышенной активности MPFC (Moran et al. 2009). Другие результаты показывают, что активность MPFC может быть частью нейронной сети по умолчанию, задействованной во время свободного мышления в отсутствие явной задачи (D’Argembeau et al. 2005, Gusnard et al. 2001, Wicker et al. 2003), предполагая что разум спонтанно обращается к себе, когда ему позволяют блуждать (Mason et al.2007). Действительно, повышенный уровень активности MPFC был связан с чертой самосознания, то есть степенью, в которой люди в целом осознают свое поведение (Eisenberger et al. 2005). Наконец, было показано, что практика медитации осознанности, направленная на дисциплинирование размышлений типа потока сознания путем эффективного уменьшения явных связанных с собой мыслей в обмен на общее базовое чувство самосознания, снижает активность MPFC (Farb et al. 2007).

Исследования пациентов с черепно-мозговой травмой предоставляют дополнительные доказательства важности префронтальных областей, таких как MPFC, для самосознания и самопознания.Пациенты с поражением лобных долей обнаруживают значительное нарушение их способности к саморефлексии и самоанализу (Beer et al. 2003, Stuss & Benson 1986, Wheeler et al. 1997). Пациенты с поражениями MPFC особенно продемонстрировали недостаточную способность вспоминать личные предпочтения, и их ответы на вопросы, побуждающие их отношение к различным стимулам, сильно различались между сессиями (Fellows & Farah 2007).

Социальный и культурный контекст

Повсеместность результатов MPFC для любой задачи, связанной с личностью, предоставила исследователям возможность проверить различные психологические теории, относящиеся к личности.Например, некоторые теории предполагают, что близкий друг может стать частью нашей самооценки (Aron & Aron 1996). Если эта теория верна, можно ожидать увидеть ту же самую активацию MPFC, когда люди размышляют об этих близких других, как когда они размышляют о себе. К сожалению, попытки проверить эту гипотезу с помощью нейровизуализации дали неоднозначные результаты: в некоторых исследованиях сообщалось об активации MPFC как для интимных людей, так и для самого себя (Ochsner et al. 2005, Schmitz et al.2004 г., Seger et al. 2004), а другие обнаружили такую ​​активность только для себя (Heatherton et al. 2006). Возможно, что методологические проблемы лежат в основе этих разрозненных результатов, поскольку в исследованиях использовались разные мишени и различные конструкции изображений, но на данный момент необходимы дополнительные исследования для решения этой проблемы.

Новый поворот в этой идее отражен в представлении культурной психологии о том, что в то время как индивидуалистические западные культуры конструируют самость как уникальную идентичность, значительно независимую от других, коллективистские восточные культуры конструируют самость, которая является изменчивой, контекстной и определяется в значительной степени из-за его отношений с другими (Маркус и Китайма, 1991).Чтобы выяснить, наблюдается ли такая разница в самооценке на нейронном уровне, Чжу и его коллеги (2007) задавали китайским и западным участникам вопросы о себе и своих матерях при использовании фМРТ. В то время как китайские участники продемонстрировали повышенный уровень активации MPFC, размышляя как о себе, так и о своих матерях, западные испытуемые проявляли повышенную активность только тогда, когда думали о себе. Аналогичным образом Zhang et al. (2006) в двух экспериментах показали, что, когда китайские участники размышляют о себе по отношению к другому, MPFC более заинтересован в отношении себя, когда другой не близок, но в равной степени он вовлечен в себя и мать.В другом исследовании Чиао и его коллеги (2009b) обнаружили, что активность в MPFC в ответ на суждения о личностной значимости черт как в общем, так и в конкретном контексте предсказывала степень, в которой испытуемые поддерживали индивидуалистические или коллективистские ценности, соответственно. Точно так же бикультурные участники, чей фон отражал как коллективистские, так и индивидуалистические ценности, продемонстрировали повышенную активацию MPFC в отношении общих суждений о чертах относительно контекстуальных суждений, когда они были ориентированы на индивидуалистические ценности, и участники показали противоположный образец, когда они были ориентированы на коллективистские ценности (Chiao et al.2009а). Эти исследования предоставляют сходные доказательства, позволяющие предположить, что культура может влиять на то, как «я» конструируется на нейронном уровне.

Возрастные изменения

Из-за связанных с возрастом структурных изменений в MPFC можно было ожидать, что самореференционная обработка также изменится с возрастом. Давно известно, что подростковый возраст связан с повышенным самооценкой (Enright et al. 1980). Поэтому неудивительно, что Pfeifer et al. (2007) обнаружили большую активность MPFC у детей, чем у взрослых, сравнивая оценки себя с оценками известного вымышленного персонажа (т.э., Гарри Поттер). Аналогичным образом, в соответствии с теорией о том, что подростковый возраст отмечен повышенной озабоченностью мнениями других о себе и что эти воспринимаемые мнения помогают сформировать самооценку подростка (Harter 1999, Harter et al. 1998), Pfeifer et al. (2009) обнаружили, что по сравнению со взрослыми взрослыми подростки задействуют области мозга, связанные с социальным познанием (описание этих областей см. ниже в разделе «Теория разума») во время саморефлексии в дополнение к MPFC и задней поясной коре головного мозга.Повторяя их предыдущие открытия (Pfeifer et al. 2007), активность мозга снова была выше в релевантных для себя регионах у подростков, чем у взрослых. Напротив, хотя старение в более зрелом возрасте связано с рядом изменений в процессах памяти, похоже, что улучшение самоореферента в памяти остается неизменным, и что существует аналогичный образец активности MPFC, связанный с этим эффектом для молодых и пожилых людей. (Glisky & Marquine 2009, Gutchess et al.2007, Mueller et al.1986).

Аффективное «я» и психопатология

Еще один важный психологический процесс, имеющий отношение к «я», — это эмоции. Одним из важнейших аспектов самоощущения является то, что оно производит аффект — оценки себя неизбежно приводят к эмоциональным реакциям, которые влияют на последующие мысли и действия. Но слишком большая концентрация внимания на себе может быть связана с психопатологией, как и со склонностью депрессивных пациентов размышлять о негативной релевантной для себя информации и делать негативные приписывания себе (Grunebaum et al.2005, Ingram 1990, Northoff 2007, Rimes & Watkins 2005). Недавние визуальные исследования выявили аномалии во многих корковых и подкорковых структурах средней линии, связанные с депрессией (Grimm et al. 2009, Lemogne et al. 2009). Например, Джонсон и его коллеги (2009) наблюдали, что депрессивные люди проявляли устойчивую активность в областях, связанных с саморефлексией во время неотражающих отвлекающих задач, в отличие от контрольных, что указывает на относительную трудность отстранения от процессов саморефлексии.Моран и его коллеги (2006) обнаружили, что в то время как MPFC реагировал на личную значимость информации (то есть, является ли признак самоописательным или нет), соседняя область, вентральная передняя поясная кора (vACC, иногда называемая субгенуальной передней передней частью). cingulate), реагировал на эмоциональную валентность этого материала, но только на те черты, которые были сочтены информативными. Это говорит о том, что эти смежные префронтальные области подчиняют когнитивные и эмоциональные аспекты саморефлексии соответственно.В частности, активность vACC снижается, когда неблагоприятная информация считается информативной. Этот вывод хорошо согласуется с исследованиями, показывающими, что vACC участвует в эмоциональных расстройствах, таких как депрессия и посттравматическое стрессовое расстройство (Drevets et al. 1997). Например, исследователи наблюдали дифференциальную активацию vACC на эмоциональные выражения лица между депрессивными и контрольными участниками (Gotlib et al. 2005). Исследования vACC имеют многообещающую переводческую ценность.В особенно ярком исследовании Mayberg и коллеги (2005) продемонстрировали, что глубокая стимуляция мозга с помощью vACC эффективна в облегчении депрессии у пациентов, устойчивых к лечению.

Недавно были предприняты попытки изучить нейронную основу обработки ссылок на себя среди людей с другими психическими расстройствами. Исследования, проведенные на пациентах с шизофренией или другими психозами, указывают на дисфункциональную активность MPFC среди таких групп населения (Paradiso et al. 2003, Taylor et al.2007 г., Уильямс и др. 2004), например, гипоактивность в MPFC во время явных задач самореференции (Blackwood et al. 2004). Нарушения самоощущения, наблюдаемые в результате таких расстройств, проявляются по-разному, включая нарушение самооценки, которое приводит к неосведомленности о своей болезни (Amador & David 2004, Cooney & Gazzaniga 2003) и неспособности чтобы отличить стимулы, генерируемые самими собой, от стимулов, генерируемых извне, которые, как предполагается, ответственны за сообщения о сенсорных нарушениях и слуховых галлюцинациях (Ditman & Kuperberg 2005, Seal et al.2004 г.). Поскольку MPFC участвует как в саморефлексии, так и в задаче дифференциации стимулов, генерируемых эндогенно и экзогенно (Simons et al. 2006, Turner et al. 2008), вполне вероятно, что аномальная активность MPFC способствует возникновению таких симптомов, хотя требуются дополнительные исследования. необходимо для лучшего понимания связи между активностью мозга, дефицитом референциальной обработки данных и психопатологией (Nelson et al. 2009, van der Meer et al. 2010).

MPFC — это я?

Хотя исследования неизменно демонстрируют повышенную MPFC для состояний, которые связаны с некоторыми аспектами личности, это не означает, что MPFC отражает физическое расположение «я» или что другие области не являются жизненно важными для феноменологического опыта, связанного с самостью. .Скорее, переживание себя включает в себя различные сенсорные, аффективные и моторные процессы, вносимые разрозненными участками мозга за пределами области средней линии коры (Turk et al. 2003). В самом деле, некоторые утверждали, что наиболее важные психологические процессы, вызывающие активацию MPFC, включают в себя логический вывод, будь то о себе или о чем-либо еще (Legrand & Ruby 2009). Совсем недавно Джейсон Митчелл (2009) предположил, что любой тип социального познания, который включает внутренне генерируемые «нечеткие» представления, которые являются неточными и подлежащими пересмотру, например, оценка отношения к себе или другим, или даже к объектам в целом, активирует MPFC.В то же время преобладание доказательств указывает на то, что условия, в которых наиболее устойчиво продуцируется активность MPFC, обычно характеризуются обширным самововлечением (Moran et al. 2010). Учитывая важность MPFC для социального функционирования мозга, вероятно, будет гораздо больше теорий его функционирования, а также исследований для их проверки.

Теория разума

Одним из наиболее важных атрибутов социального мозга является способность делать выводы о психическом состоянии других, чтобы предсказать их действия (Amodio & Frith 2006, Gallagher & Frith 2003, Mitchell 2006).В дополнение к распознаванию наших собственных психических состояний, гармоничная жизнь в социальных группах требует, чтобы мы были способны интерпретировать эмоциональные и психические состояния других (Heatherton & Krendl 2009). Например, социальные эмоции требуют, чтобы мы могли делать выводы об эмоциональном состоянии других (даже если эти выводы неточны). Например, чтобы чувствовать вину за причинение боли любимому человеку, люди должны понимать, что у других есть чувства (Baumeister et al. 1994b). Точно так же межличностный стресс возникает из-за осознания того, что люди оценивают вас (тем самым вызывая такие эмоции, как смущение), что по своей сути означает признание того, что другие люди выносят оценочные суждения.Способность делать выводы о психических состояниях других обычно называют ментализацией или способностью к теории разума (ToM). ToM позволяет людям сопереживать другим и сотрудничать с ними, точно интерпретировать поведение других людей и даже при необходимости обманывать других. Нейровизуализационные исследования ментализации постоянно вовлекали небольшое количество регионов в выводы о психических характеристиках других людей: MPFC, височно-теменное соединение (TPJ), височные полюса и медиальную теменную кору головного мозга (Amodio & Frith 2006, Gallagher & Frith 2003, Mitchell 2006, Saxe 2006, Saxe et al.2004 г.).

Использование себя в качестве шаблона

Исследование нейровизуализации продемонстрировало, что способность ментализировать в значительной степени зависит от аналогичных нейронных сетей, участвующих в обработке релевантной информации, в частности, MPFC. Область наибольшей активности в MPFC имеет тенденцию быть более дорсальной в исследованиях теории разума, чем в исследованиях самореференций. Иногда наблюдается совпадение между вентральным и дорсальным MPFC, когда воспринимающих просят вывести психические состояния целей — других людей — которые наиболее схожи с ними (Mitchell et al.2005). Этот вывод предполагает возможность того, что во время задач теории разума задействуется ментальное моделирование, задавая вопрос: «Что бы я делал, если бы был этим человеком?» Конечно, использование себя для имитации других будет работать только в том случае, если они с достаточной вероятностью будут реагировать таким же образом в данной ситуации (Mitchell & Heatherton 2009). Митчелл и его коллеги нашли поддержку этой идеи в серии интересных исследований нейровизуализации. В этих исследованиях, когда воспринимающие мыслили о предпочтениях и мнениях подобного другого человека (например,g., кто-то, кто разделял те же социальные и политические взгляды), была задействована область вентрального MPFC, которая была той же областью, которая была активной, когда испытуемые рассматривали свои собственные предпочтения. Напротив, более дорсальная область MPFC преимущественно задействована, когда мы мысленно рассуждаем о непохожих друг на друга (Jenkins et al. 2008; Mitchell et al. 2005, 2006). Эти результаты предполагают, что люди могут использовать свои собственные знания о себе, чтобы понять психические состояния других, похожих на них.

Ментализация чужой группы

В той степени, в которой члены группы могут восприниматься как более похожие на себя, чем члены других групп, кажется вероятным, что люди будут больше думать о членах внутренней группы, чем о членах внешней группы.В конце концов, оценки, сделанные о нас членами наших собственных групп, вероятно, будут иметь гораздо большее влияние на нашу жизнь, чем аналогичные оценки, сделанные членами других групп. Действительно, Harris & Fiske (2006) обнаружили снижение активности спинного MPFC, когда люди судили о крайних чужих группах, таких как бездомные и наркоманы. Аналогичным образом Freeman et al. (2010) обнаружили, что отдельные члены ингруппы (т.е., другая раса), хотя Harris & Fiske (2007) обнаружили, что обработка индивидуальной информации действительно увеличивала активность в дорсальной MPFC для некоторых членов внешней группы (например, наркоманов). Хотя исследования по этой теме только зарождаются, понимание того, как люди думают о членах своих и чужих групп, имеет важные разветвления для понимания групповых отношений. Что наиболее важно для этого обсуждения, так это идея о том, что люди осознают, что другие способны ментализировать и, следовательно, выносить суждения о них.

Обнаружение угрозы

Одно из преимуществ наличия теории разума состоит в том, что она поддерживает третий механизм, а именно обнаружение угроз, процесс, особенно полезный в сложных ситуациях. Широкий спектр исследований показывает, что миндалевидное тело играет особую роль в реагировании на угрожающие раздражители (Feldman Barrett & Wager 2006, LeDoux 1996). Аффективный процессинг в миндалевидном теле — это жесткая схема, которая развивалась в ходе эволюции для защиты животных от опасности.Например, многие данные подтверждают мнение о том, что миндалевидное тело активно активируется в ответ на первичные биологически релевантные стимулы (например, лица, запахи, вкусы), даже когда эти стимулы остаются ниже уровня осведомленности субъектов (например, Whalen et al. 1998). Роль миндалевидного тела в обработке социальных эмоций выяснилась в результате исследований пациентов и нейровизуализации. Например, Adolphs et al. (2002) представили выражение лица социальных эмоций (высокомерие, вину, восхищение, флирт) пациентам с повреждением миндалины.Пациенты с односторонним или двусторонним повреждением миндалины были нарушены при распознавании этих специфических эмоций; более того, они хуже распознавали социальные эмоции, чем базовые эмоции. Ruby & Decety (2004) провели исследование ПЭТ, в котором участников просили выбрать соответствующую реакцию (с разных точек зрения) на предложения, которые представляют различные социальные эмоции (смущение, гордость, стыд, вину, восхищение, раздражение) или несоциальные эмоции и неэмоциональные предложения.Результаты показали повышенную активацию миндалины во время обработки всех социальных эмоций, независимо от точки зрения, взятой во время выполнения задания. Действительно, миндалевидное тело активно реагирует на ситуации, в которых нарушаются социальные нормы (Berthoz et al. 2006).

Адаптивные социальные эмоции

Социальные эмоции способствуют успешным социальным отношениям двумя основными путями: они создают стимулы для участия в социальных взаимодействиях (например, привязанность, любовь, чувство гордости или восхищения к тем, с кем мы взаимодействуем), и они увеличивают вероятность того, что люди будут придерживаться социальных норм, необходимых для групповой жизни.Когда такие нормы нарушаются, люди испытывают негативные социальные эмоции (например, чувство вины, смущения или стыда), которые впоследствии побуждают их действовать в рамках социально приемлемого поведения, тем самым снижая риск социальной изоляции и способствуя позитивному социальному взаимодействию. Более того, длительные социальные эмоции (например, воспоминание о неприятном моменте подросткового возраста) снижают вероятность повторных нарушений. Как и следовало ожидать, обработка информации о социальных эмоциях также связана с активностью в ACC и спинном MPFC (обзоры см. Heatherton & Krendl 2009, Krendl & Heatherton 2009).

Социальное неприятие и межличностные расстройства

Чувство вины или стыда может заставить людей зациклиться на возможном исключении из группы. Социальные психологи документально подтвердили пагубное влияние неприятия межличностных отношений на настроение, поведение и познание (Smart & Leary 2009). В недавней серии нейровизуализационных исследований было изучено социальное отторжение. Наиболее известным является исследование Наоми Эйзенбергер и ее коллег (2003), которые обнаружили, что дорсальная область ACC (dACC) реагировала во время видеоигры, призванной вызвать чувство социального отторжения, когда партнеры по виртуальному взаимодействию внезапно и неожиданно перестали сотрудничать с участник исследования.

Начиная с этого первоначального исследования, другие исследования также включали ACC, хотя есть открытые дебаты о том, вентральные или дорсальные области ACC более важны. Например, одно исследование показало, что социальная обратная связь о принятии или отвержении была связана с различной активностью vACC (Somerville et al. 2006), а другое исследование обнаружило активность vACC у отвергнутых подростков (Masten et al. 2009). Одно интересное исследование с использованием картин, изображающих образы отторжения, обнаружило несколько иную закономерность, чем в любом из предыдущих исследований (Kross et al.2007). Хотя эти авторы также обнаружили, что dACC реагирует на изображения отторжения, ответ был в другой области dACC, чем это было обнаружено Eisenberger et al. (2003), и связь между чувством отторжения и активностью в этой области была противоположной той, что сообщали Eisenberger et al. Другое недавнее исследование (Burklund et al. 2007) обнаружило взаимосвязь между активностью dACC и vACC и чувствительностью отторжения во время обработки эмоций. Разъяснение роли dACC и vACC в социальной обратной связи, несомненно, является одной из целей исследования межличностного отторжения.

Наконец, Somerville et al. (2010) обнаружили, что в первую очередь люди с низкой самооценкой проявляют повышенную активность в vACC для социальной обратной связи. Это последнее исследование согласуется с идеями, лежащими в основе теории социометра (Лири и др., 1995), которая предполагает, что изменения в самооценке людей могут способствовать мотивации к поведению для сохранения своего статуса как членов группы. Действительно, Лири и его коллеги предполагают, что люди с низкой самооценкой более чувствительны к социальной обратной связи и больше обеспокоены возможным исключением из группы, чем люди с высокой самооценкой.

Стереотипная угроза

Стереотипная угроза — это опасения или страх, которые могут возникнуть у некоторых людей, если они верят, что их результаты на тестах могут подтвердить негативные стереотипы об их расовой группе (Steele & Aronson 1995). Это вызывает отвлечение внимания и беспокойство, мешает производительности, уменьшая емкость кратковременной памяти и подрывая уверенность и мотивацию (Schmader 2010). Знание о том, что угроза социальной оценки связана с активностью vACC, предоставило интересную возможность изучить, вызваны ли эффекты стереотипной угрозы на производительность в первую очередь опасениями оценки или вмешательством, вызванным когнитивной нагрузкой.Krendl et al. (2008) провели исследование фМРТ, в котором женщинам напоминали о гендерных стереотипах относительно математических способностей, когда они решали сложные математические задачи. Женщины показали повышение активности vACC при выполнении сложных математических задач после того, как была вызвана социальная угроза (напоминая им о гендерных стереотипах), тогда как в отсутствие социальной угрозы женщины вместо этого демонстрировали повышенную активность с течением времени в регионах, связанных с обучением математике (т. Е. угловая извилина, левая теменная и префронтальная кора) и отсутствие изменений в активации vACC.Неудивительно, что женщины, которым угрожали, со временем демонстрировали снижение успеваемости по математике, тогда как женщины, которым не угрожали, со временем улучшали успеваемость. Принимая во внимание вышеуказанные результаты, можно сделать вывод, что vACC участвует в социальной оценочной угрозе.

Саморегулирование

Четвертый компонент, необходимый для успешного функционирования в социальном мире, — это саморегулирование. Без этого люди могли бы быть импульсивными, эмоциональными, набрасываться на малейшую провокацию, выпаливать первое, что приходит в голову, и проявлять то поведение, которое кажется им приятным в данный момент.Однако обнаружение угрозы и социальные эмоции, возникающие в результате воспринимаемой социальной оценки, служат ориентирами для последующего поведения, что делает что-то вроде чувства вины адаптивным (Baumeister et al. 1994b). Ощущение социальной исключенности, которое угрожает потребности в принадлежности, побуждает поведение к восстановлению социальных отношений; чувство стыда из-за того, что думает об измене нашему партнеру, помогает справиться с искушениями. Иными словами, социальные эмоции способствуют саморегулированию, что позволяет людям изменять свое поведение, чтобы не быть отвергнутыми.

Когнитивная нейробиология саморегуляции

Различные области коры вовлечены в саморегуляцию (обзоры см. В Banfield et al. 2004, Krendl & Heatherton 2009), причем префронтальная кора головного мозга наиболее известна благодаря исполнительным функциям, которые поддерживают различные когнитивные процессы, которые участвуют в саморегуляции (Curtis & D’Esposito 2003, Goldberg 2001, Miller & Cohen 2001). Многое из того, что известно о нейронных субстратах саморегуляции, получено из нейропсихологических исследований (см. Wagner et al.2010, Wagner & Heatherton 2010b). Начиная со знаменитого случая с Финеасом Калибром, железнодорожным мастером, который получил удар утюгом по голове в результате несчастного случая на работе, было рассказано множество случаев о драматических изменениях личности после повреждения PFC. В большинстве случаев эти изменения были отмечены растормаживанием и часто неадекватным поведением, а иногда и серьезной потерей мотивации при отсутствии каких-либо наблюдаемых когнитивных нарушений. Три основных области ПФК, особенно важные для саморегуляции, — это вентромедиальная ПФК (вМФК), включая орбитофронтальную кору, латеральную ПФК и АСС.

Случай за случаем повреждения vMPFC, с конца девятнадцатого века до наших дней, отметьте различные способы, которыми пациенты, по-видимому, не могут регулировать свое социальное, аффективное или аппетитное поведение (Anderson et al. 1999, Beer et al. 2006 , Grafman et al. 1996; обзор см. Wagner & Heatherton 2010b). Такие пациенты могут стать агрессивными, асоциальными или излишне веселыми; проявлять гиперсексуальность; или чрезмерно переедать. Повреждение этой области мозга часто приводит к неспособности учитывать обратную связь от других (и социальных норм) для принятия соответствующего поведенческого выбора в социальных контекстах, что приводит к социальной расторможенности и неправильному подходу к другим людям (Beer et al.2003, 2006). Учитывая широту социальных норм, нарушаемых пациентами с повреждением vMPFC, можно подумать, что vMPFC каким-то образом отвечает за хранение знаний о таких нормах, и что нанесенный ему ущерб, следовательно, приводит к недостаточному пониманию социальных норм. Однако большинство пациентов, кажется, полностью осознают неприличность своих действий, но, тем не менее, не могут контролировать свое плохое поведение (Saver & Damasio, 1991). Из всех этих случаев следует, что повреждение vMPFC связано с общим нарушением регуляции социального поведения наряду с трудностями в управлении первичными физиологическими побуждениями.

Значительное количество исследований также вовлекло латеральные области ПФК в процессы саморегуляции. В отличие от тех, кто страдает от травм, влияющих на функцию vMPFC, пациенты с боковым повреждением PFC вполне способны следовать социальным нормам, понимать эмоциональные сигналы и препятствовать ненадлежащему поведению. Их борьба, напротив, вращается вокруг планирования и инициирования поведения, особенно сложного поведения, требующего поддержки нескольких целей. Один из часто наблюдаемых симптомов можно охарактеризовать как своего рода апатическую вялость в сочетании с потерей мотивационного драйва, даже когда речь идет о таких важных вещах, как поиск работы или проявление интереса, необходимого для продолжения учебы в школе (Stuss & Benson 1986).Ярким примером этих симптомов является сложность, которую эти пациенты демонстрируют, когда их просят выполнить относительно простые задачи реального мира, такие как следование списку покупок (Barceló & Knight 2002, Shallice & Burgess 1991).

Еще одна лобная область, которая, как известно, имеет решающее значение для саморегуляции, — это ACC. Большая часть наших знаний о функции ACC получена не из нейропсихологии, а из нейровизуализационных и электрофизиологических исследований, в которых эта область участвует в мониторинге конфликта (Carter et al.1998, Геринг и Найт 2000, Макдональд и др. 2000) и сигнализируя о необходимости когнитивного контроля (Kerns et al. 2004). В немногих действительно существующих исследованиях очагового повреждения ОКК общим симптомом является общая апатия наряду с ослабленным аффектом и трудностями в выполнении целенаправленного поведения (Cohen et al. 1999). Таким образом, некоторые теоретизировали роль ACC в обнаружении и сигнализировании о необходимости усиления когнитивного контроля для поддержки усилий по саморегулированию, например, которые могут быть необходимы для преодоления искушения (Botvinick et al.2001 г., Kerns et al. 2004, Паус 2001, Петерсон и др. 1999).

Регулирование эмоций

Чтобы функционировать в обществе, людям необходимо уметь регулировать свои эмоции. Невыполнение этого требования может привести к агрессии, насилию и другим формам антиобщественного поведения. Регулирование эмоций также жизненно важно для общего психологического благополучия. Нарушения регуляции эмоций включают не только агрессивные расстройства, такие как антисоциальное расстройство личности, но также включают изнуряющие эмоциональные расстройства, такие как посттравматическое стрессовое расстройство и большое депрессивное расстройство.Депрессия, в частности, ложится тяжелым бременем на общество и является наиболее распространенным (Kessler et al. 2005) и наиболее дорогостоящим (Stewart et al. 2003) расстройством психического здоровья.

За последнее десятилетие ряд исследований был сосредоточен на обнаружении нейронных коррелятов регуляции эмоций (см. Ochsner & Gross 2005). Взятые вместе, такие исследования подтверждают модель нисходящей регуляции миндалевидного тела, области мозга, жизненно важной для эмоциональной обработки, с помощью PFC (Davidson et al.2000, Ochsner et al. 2004, Ochsner & Gross 2005). Как правило, в нейровизуализационных исследованиях регуляции эмоций участники рассматривают негативно валентные изображения и их просят задействовать определенные стратегии регуляции эмоций, такие как подавление их аффективной реакции или участие в когнитивной переоценке негативных событий, изображенных на изображении (например, их преобразование). от их очевидного негатива к чему-то более безобидному). Исследования такого рода выявили стабильную картину результатов, согласно которой области ПФК (например,g., vMPFC и боковой PFC) проявляют повышенную активность, когда участники активно регулируют свои эмоции. И наоборот, миндалевидное тело демонстрирует пониженную активность при подавлении аффективных реакций. Важно отметить, что активность в этих двух регионах обратно коррелирована, это открытие интерпретируется как свидетельство подавления активности миндалины с помощью PFC (Ochsner et al. 2002). Точная область PFC, ответственная за этот эффект, в некоторой степени спорна, с некоторыми исследованиями, связанными с vMPFC (Johnstone et al.2007), а другие — латеральной PFC (Ochsner et al. 2002, Hariri et al. 2003). Тем не менее, все, что влияет на латеральные факторы PFC, должно быть косвенным, потому что эта область не имеет собственных прямых связей с миндалевидным телом. Фактически, Johnstone и его коллеги (2007) нашли поддержку предположения о том, что vMPFC опосредует влияние латерального PFC на миндалевидное тело, что может помочь объяснить несопоставимые результаты предыдущих исследований.

Исследования, сосредоточенные на клинических группах населения, предоставляют дополнительные доказательства важности этого контура миндалины и ПФК для регуляции эмоций.Johnstone и его коллеги (2007) показали, что, когда пациентов с большим депрессивным расстройством просили регулировать свои эмоции, активация vMPFC не имела обратной корреляции с активностью миндалины. Скорее, активация как vMPFC, так и миндалевидного тела была чрезмерно высокой, что свидетельствует о нарушении нормального модулирующего влияния vMPFC на миндалевидное тело. Исследования, проведенные на пациентах с пограничным расстройством личности, показали аналогичную преувеличенную активацию миндалины в ответ на эмоциональные стимулы (Donegan et al.2003), что еще раз подтверждает представление о нарушении цепи VMPFC-миндалины среди этих популяций. Пациенты, страдающие посттравматическим стрессовым расстройством, также демонстрируют интересные паттерны префронтальной и лимбической активности в ответ на эмоциональные стимулы. Шин и его коллеги (2005) продемонстрировали, что чрезмерная активация миндалины, проявляемая такими пациентами в ответ на напоминания об их травмирующем событии, на самом деле распространяется и на несвязанные негативные эмоциональные стимулы. Взятые вместе, эти данные о дисфункциональной миндалевидно-префронтальной цепи при расстройствах настроения подчеркивают важность регуляции эмоций для психологического благополучия.

Регуляция мысли

Одним из часто наблюдаемых эффектов повреждения префронтальной коры является частота выражения оскорбительных, вульгарных или нецензурных выражений (Damasio et al., 1990), даже если эти пациенты осознают некорректность своих действий (Saver И Дамасио 1991). Нежелательные мысли приходят в голову — это универсальный человеческий опыт, например, когда чья-то кулинария, прическа или новорожденного кажутся отталкивающими. Как отмечает Вегнер (2009), такие нежелательные мысли могут возникнуть в самый неподходящий момент.К счастью, большинство людей умеют держать при себе неприятные мысли.

Хотя когнитивные нейробиологи имеют долгую историю изучения торможения реакции, значительно меньше работы над нейронными механизмами, лежащими в основе подавления мысли (Anderson & Levy 2009). Wyland и его коллеги (2003) попросили участников выполнить задание по подавлению мыслей во время визуализации с помощью фМРТ. По сравнению с блоками безудержной мысли, подавление определенной мысли задействовало ACC, тогда как попытки очистить разум от любых мыслей задействовали не только ACC, но также латеральный PFC и островок.В этом конкретном случае, возможно, активность ACC была показателем неудач в подавлении мыслей или вместо этого сигнализировала о повышенной потребности в когнитивном контроле. Поскольку от испытуемых не требовалось уведомлять экспериментаторов, если и когда, несмотря на их усилия по подавлению, нежелательная мысль все же проскользнула в их сознание, оставалось неясным, означает ли эта активация ACC процесс подавления мысли или, скорее, вторжение мыслей, которые были быть подавленным. Как уже отмечалось, предполагается, что ACC участвует в отслеживании ошибок (Carter et al.1998, Геринг и Найт 2000, Макдональд и др. 2000) и сигнализирует о необходимости дополнительного когнитивного контроля (Kerns et al. 2004), увеличивая правдоподобие последней возможности. Чтобы проверить эти две гипотезы, Митчелл и его коллеги (2007) провели аналогичное исследование, в котором они просили испытуемых уведомлять их с помощью нажатия кнопки каждый раз, когда в их сознание входила конкретная нежелательная мысль. Важно отметить, что авторы использовали дизайн элемента состояния (Visscher et al. 2003), который позволил отделить области, демонстрирующие устойчивую реакцию во время активного подавления мысли, от областей, демонстрирующих временные ответы на вторжения мысли.Результаты этого эксперимента показали, что правый боковой PFC демонстрировал более устойчивую активность во время подавления мысли по сравнению с эпохами безудержной мысли. Однако ACC демонстрировал временную активность в отношении вторжений запрещенной мысли в периоды подавления мысли по сравнению с тем, когда та же самая мысль была допустимой (например, в эпохи безудержной мысли). Эти результаты интерпретируются как демонстрация того, что ACC отслеживает конфликт и сигнализирует о необходимости дополнительного контроля, в то время как боковой PFC участвует в реализации и поддержании когнитивного контроля над продолжительностью периодов подавления мысли и нечувствителен к временным сбоям в подавлении мысли (Mitchell и другие.2007). В аналогичном открытии Андерсон и его коллеги (2004) нашли доказательства латерального участия PFC в подавлении экспрессии заученных пар слов.

Другая категория нежелательных мыслей, требующих рутинного подавления, — это мысли, связанные со стереотипами и предвзятостью. За последние 20 лет множество социально-психологических исследований продемонстрировало, что расовые предубеждения и стереотипы могут активироваться автоматически и что люди различаются по своей мотивации к сознательному контролю над подавлением этих предрассудков (Devine 1989, Devine et al.2002, Fiske 1998, Greenwald et al. 1998, Payne 2001). Нейровизуализационные исследования предрассудков и расовых предубеждений в основном сосредоточены на относительном участии миндалевидного тела и областей PFC, причем первые участвуют в автоматическом компоненте стереотипов (Phelps et al. 2000), тогда как PFC участвует в управлении отношениями сверху вниз. (Либерман и др., 2005). Роль миндалины в оценке расовых членов внутренней и внешней группы — это не просто история большей активности миндалины для членов внешней группы (см. Hart et al.2000). Скорее, реакция миндалевидного тела на членов расовой чужой группы является более тонкой, отражая индивидуальные различия в автоматических отрицательных оценках чернокожих, измеренных с помощью теста неявной ассоциации (IAT) (Cunningham et al. 2004, Phelps et al. 2000), возможность для осуществления контроля сверху вниз (Cunningham et al. 2004, Richeson et al. 2003) и оценочных целей воспринимающего (Wheeler & Fiske 2005).

Каннингем и его коллеги (2004) попытались разделить роли миндалевидного тела и префронтальной коры в оценке расы, опираясь на тот факт, что миндалевидное тело быстро реагирует на подсознательное представление аффективных стимулов (Whalen et al.1998). Таким образом, представляя черные и белые лица как неявно (30 мс), так и явно (525 мс), исследователи смогли отдельно оценить условия, в которых участники вряд ли могли участвовать в когнитивном контроле (неявное представление), по сравнению с тем, когда участники имели возможность регулировать их ответы (явное изложение). Их результаты показали, что миндалевидное тело проявляло большую активность для черных лиц, когда участники не знали, что были представлены какие-либо лица.Однако, когда участникам было предоставлено достаточно времени для саморегуляции, активность миндалевидного тела не различалась между черными и белыми лицами; вместо этого Cunningham et al. (2004) обнаружили повышенное рекрутирование латеральных областей PFC во время явного представления черных лиц по сравнению с белыми лицами, что указывает на активную регуляцию.

Richeson и его коллеги (2003) непосредственно протестировали участие областей ПФК в контроле предрассудков, связав нейронную активность в ПФУ с количеством когнитивных истощений, которые испытывали участники после межрасового взаимодействия.После взаимодействия с афроамериканским конфедератом по политическому вопросу, имеющему расовую окраску (например, расовое профилирование), кавказские участники выполнили задание Струпа. Как было обнаружено в предыдущем исследовании (Richeson & Shelton, 2003), участники с более высокими автоматическими отрицательными оценками чернокожих показали повышенное вмешательство в задачу Струпа, что указывает на то, что они тратили больше ресурсов саморегулирования во время межрасового взаимодействия, в результате чего они были истощены и менее способны сдерживать их ответы во время задания Струпа (см. Baumeister & Heatherton 1996).Важно отметить, что эти же участники позже завершили якобы несвязанный эксперимент фМРТ, в котором они просматривали изображения черных и белых лиц. Как и в эксперименте Cunningham et al. (2004) участники задействовали боковые области PFC и ACC в ответ на черные лица по сравнению с белыми. Однако затем Ричсон и его коллеги смогли связать величину активности PFC со степенью, в которой участники проявляли повышенное вмешательство Струпа в предыдущем эксперименте по межрасовому взаимодействию.Активность как латерального PFC, так и ACC положительно коррелировала как с усилением вмешательства Струпа, так и с показателем скрытых расовых стереотипов (Richeson et al. 2003). То есть участники, которые демонстрировали большее истощение саморегуляции после личного межрасового взаимодействия, также с большей вероятностью привлекали области ПФК, участвующие в когнитивном контроле, при просмотре черных лиц. Понятие когнитивного истощения происходит из теории конечности когнитивных ресурсов; следовательно, действия, которые чрезмерно задействуют эти ресурсы (т.е., сдерживание импульсов, принуждение себя к выполнению утомительной задачи) истощают их (Baumeister & Heatherton 1996). Таким образом, открытие Richeson & Shelton (2003), что подавление предрассудков, по-видимому, истощает когнитивные ресурсы, предполагает, что акт контроля над предубеждениями требует когнитивного контроля.

Регулирование поведения

Современный мир полон соблазнов. Каждый день людям приходится сопротивляться соблазну сладостей с сахаром, сигарет, алкоголя, наркотиков, секса, сна, когда они должны бодрствовать, просмотра Интернета, когда они должны работать — этот список можно продолжать до бесконечности.Психологи добились значительного прогресса в выявлении индивидуальных и ситуативных факторов, которые поощряют или ослабляют самоконтроль (Baumeister et al. 1994, Mischel et al. 1996, Posner & Rothbart 1998). Неспособность к саморегулированию приводит к множеству негативных форм поведения, включая злоупотребление психоактивными веществами, предрассудки и преступное поведение (см. Baumeister & Heatherton 1996). И наоборот, те, кто лучше способны к саморегулированию, демонстрируют улучшение отношений, повышение успешности работы и улучшение психического здоровья (Duckworth & Seligman 2005, Tangney et al.2004 г.). Несмотря на многочисленные исследования управляющих функций и торможения, относительно немного исследований нейровизуализации непосредственно изучали социально-психологические модели саморегуляции (Wagner & Heatherton 2010b).

Хотя существует множество причин отказа саморегуляции, общий процесс включает в себя скрытые мотивации и активирующие стимулы (Baumeister & Heatherton 1996). То есть голодный человек может не решиться утолить голод до тех пор, пока не увидит рекламу вкусного фаст-фуда.Для других просмотр рекламы фаст-фуда напоминает человеку, что он или она пытается избежать лишних калорий, и поэтому желание поесть преодолевается. В этом случае сложно контролировать поведение, потому что нейронные механизмы вознаграждения, а именно мезолимбическая дофаминовая система, побуждают нас участвовать в деятельности, которая активирует дофаминовые нейроны в прилежащем ядре (NAcc). Общей чертой всех вознаграждений, включая наркотики, вызывающие злоупотребление, является то, что они активируют дофаминовые рецепторы в NAcc (Carelli et al.2000, Kelley & Berridge 2002, Koob & Le Moal 1997). В исследованиях нейровизуализации есть сходные доказательства в виде повышенной активации области NAcc в ответ на прием пищи (O’Doherty et al. 2003) и наркотиков (Breiter et al. 1997, Zubieta et al. 2005). ). Участие этих регионов в обработке и ожидании вознаграждения было хорошо установлено многочисленными исследованиями нейровизуализации (Cloutier et al. 2008, Delgado et al. 2000, Knutson et al. 2005).

Более того, простой просмотр изображений основных наград, таких как эротические изображения (Karama et al.2002) или изображения лекарств (Дэвид и др., 2007, Гараван и др., 2000), могут привести к активации мезолимбической системы вознаграждения. Эта парадигма «сигнал-реактивность» сыграла важную роль в исследованиях ожирения и наркомании, которые неоднократно демонстрировали, что тучные люди (Rothemund et al. 2007, Stoeckel et al. 2008), курильщики (David et al. 2007, Due et al. 2002), а наркоманы (Чайлдресс и др. 1999, Гараван и др. 2000, Маас и др. 1998, Векслер и др. 2001) демонстрируют большую реактивность на подсказки, чем участники контрольной группы.Важно отметить, что эта связанная с сигналом активность предсказывает самооценку тяги к еде или лекарствам (McClernon et al. 2005, Myrick et al. 2008, Wang et al. 2004).

Активация систем вознаграждения, будь то перед лицом реальных объектов или их визуальных представлений, представляет собой проблему для людей, пытающихся не участвовать в предполагаемой полезной деятельности. Как можно было ожидать из приведенного выше обсуждения, различные области ПФУ важны для сопротивления искушению. Например, Борегар и его коллеги обнаружили, что испытуемые задействовали латеральные PFC и ACC, когда их просили подавить возбуждение в ответ на эротические изображения (Beauregard et al.2001), и когда Броуди и его коллеги попросили курильщиков подавить свою тягу, они наблюдали повышенную активацию АСС по сравнению с тем, когда их просили усилить тягу (Brody et al. 2007). Пример важности этих регионов для регуляции аппетитного поведения был получен при исследовании успешных и неуспешных людей, сидящих на диете. В ответ на потребление пищи успешные люди, сидящие на диете, демонстрируют повышенную активность латеральной ПФК (т. Е. Дорсальной боковой префронтальной коры), предполагая, что они спонтанно задействуют стратегии саморегуляции, чтобы ограничить поведение, связанное с поиском пищи (DelParigi et al.2007).

Среди общих паттернов саморегулирования, выявленных Баумейстером и Хизертоном (1996), были причины с задержкой активации, когда люди реагировали на первоначальное пристрастие к запрещенным веществам (например, алкоголю, еде или табаку), потребляя больше из этого; «Всего одна сигарета» быстро превращается в половину пачки, выпей «всего один глоток», и, прежде чем ты это осознаешь, вся бутылка исчезнет. Например, в лабораторном исследовании Herman & Mack (1975) заставили людей, хронически сидящих на диете, нарушить диету, выпив большой высококалорийный молочный коктейль, и обнаружили, что они впоследствии переедают по сравнению с контрольной группой в предполагаемом вкусовом тесте.После того, как диета нарушена в течение дня, люди, сидящие на диете, похоже, отказываются от контроля, возможно, ожидая, что на следующий день начнут свою диету заново. Подобные результаты были получены во многих последующих исследованиях (см. Обзор Heatherton & Baumeister, 1991).

Теории наркомании постулируют, что гиперчувствительность областей вознаграждения к лекарственным сигналам (Stoeckel et al. 2008) наряду с нарушением нормальной нисходящей префронтальной регуляции таких областей (Bechara 2005; Koob & Le Moal 1997, 2008) в совокупности приводят к неспособности наркоманов контролировать поведение.Эта теория была проверена в исследовании, в котором изучалась реактивность пищевого сигнала в прилежащем ядре у лиц, сидящих на хронической диете и не соблюдающих диету (Demos et al. 2010). Используя предварительную загрузку молочного коктейля, подобную той, что использовали Herman & Mack (1975), половина участников нарушила диету до того, как увидели пищевые сигналы. Люди, сидящие на диете, которые выпили молочный коктейль, который предположительно нарушил их диету, показали повышенную реактивность NAcc на пищевые сигналы по сравнению как с людьми, не соблюдающими диету, так и с теми, кто придерживается хронической диеты, чья диета не была нарушена (Demos et al.2010). Интересно, что люди, сидящие на хронической диете, продемонстрировали повышенное задействование латерального ПФУ в ответ на пищевые сигналы по сравнению с теми, кто не придерживался диеты. Но не было никакого эффекта предварительной нагрузки, нарушающей диету, на латеральную активность ПФУ, что свидетельствует о том, что люди, сидящие на диете, которые пили молочный коктейль, все еще участвовали в саморегуляции, но, тем не менее, не могли подавлять связанную с сигналом активность в системах поощрения. Это явление имитируется у лиц с ожирением, которые демонстрируют повышенную активность систем поощрения мозга к изображениям еды по сравнению с подобранной контрольной группой (Stoeckel et al.2008 г.). Взятые вместе, эти результаты рисуют картину нерегулируемой системы вознаграждения, при которой NAcc, больше не находящаяся под влиянием нисходящего контроля со стороны PFC, демонстрирует преувеличенную реакцию на пищевые сигналы, что в конечном итоге приводит к краху самоконтроля.

Саморегуляция как ограниченный ресурс

Хотя саморегулирование эмоций, мыслей и поведения можно рассматривать отдельно, вполне вероятно, что аналогичные процессы являются общими для всех областей саморегуляции.Baumeister & Heatherton (1996) предложили сильную модель саморегулирования, в которой общий ресурс исчерпывается повторными попытками саморегулирования (Muraven & Baumeister 2000, Vohs & Heatherton 2000). Например, регулирование эмоций ухудшает способность людей, сидящих на диете, воздерживаться от еды и соблюдать стандарты диеты (Hofmann et al. 2007). Также было показано, что воздействие на участников высокой когнитивной нагрузки нарушает саморегуляцию, в результате чего люди, сидящие на диете, демонстрируют неограниченное питание по сравнению с участниками с низкой когнитивной нагрузкой (Ward & Mann 2000).Точно так же Муравен и его коллеги показали, что участники, которые участвовали в манипуляциях по подавлению мысли, впоследствии демонстрировали нарушение контроля над импульсами и пили больше алкоголя, чем участники контрольной группы (Muraven et al. 2002). Кроме того, как уже упоминалось, если человек склонен к неявной предвзятости по отношению к представителям другой расы, взаимодействие с одним из них может существенно повлиять на его способность выполнять задачи, связанные с ингибированием реакции, такие как задача Струпа (Richeson & Shelton 2003).

Данные нейровизуализационных исследований перекликаются с этими выводами. В одном исследовании испытуемые, которые выполнили сложную задачу по контролю внимания, показали снижение задействования латерального ПФК и стали менее искусными в регулировании эмоций (Wagner & Heatherton 2010a). В исследовании людей, сидящих на хронической диете, задачи по регулированию эмоций имели такой же эффект, как снижение латеральной активации PFC, а также повышение активности NAcc в ответ на пищевые сигналы (Heatherton et al. 2010). Как обсуждалось выше в этом разделе, латеральный префронтальный префронт, по-видимому, задействован как средство нисходящего контроля над эмоциональными и аппетитными импульсами.Следовательно, неспособность полностью задействовать его помощь в регулировании таких импульсов, несомненно, может помочь объяснить сбои в саморегуляции, проявляемые испытуемыми в поведенческих исследованиях.

Нейробиология саморегуляции

Abstract

Как социальный вид, люди имеют фундаментальную потребность в принадлежности, которая поощряет поведение, соответствующее тому, чтобы быть хорошим членом группы. Чтобы быть хорошим членом группы, требуется способность к саморегулированию, которая позволяет людям изменять или подавлять поведение, которое может подвергнуть их риску исключения из группы.Саморегуляция требует четырех психологических компонентов. Во-первых, люди должны осознавать свое поведение, чтобы сравнивать его с общественными нормами. Во-вторых, люди должны понимать, как другие реагируют на их поведение, чтобы предсказать, как другие отреагируют на них. Это требует третьего механизма, который обнаруживает угрозу, особенно в сложных социальных ситуациях. Наконец, необходим механизм для разрешения несоответствий между самопознанием и социальными ожиданиями или нормами, тем самым мотивируя поведение к разрешению любого существующего конфликта.В этой статье рассматривается недавнее исследование социальной нейробиологии, посвященное психологическим компонентам, поддерживающим способность человека к саморегуляции.

Ключевые слова: самосознание, теория разума, потребность принадлежать, социальная нейробиология, нейровизуализация, зависимость

Введение

Многие из адаптивных проблем, с которыми столкнулись наши самые ранние предки, были социальными по своей природе, например, различение друзей от врагов, выявление и оценка потенциальных партнеров, понимание природы и структуры групповых отношений и т. д.Те предки, которые были способны решать проблемы выживания и адаптироваться к своей социальной среде, с большей вероятностью воспроизводили и передавали свои гены. Таким образом, у людей сформировалась фундаментальная потребность принадлежности, которая поощряет поведение, соответствующее тому, чтобы быть хорошим членом группы (Baumeister & Leary, 1995). Принадлежность к хорошей группе имеет большое значение, включая доступ к общим ресурсам, защиту от различных угроз и даже помощь в повседневных делах. Следовательно, человеческий мозг адаптировался в сложной социальной среде и, вероятно, развил специализированные нейронные механизмы, остро чувствительные к социальному контексту, особенно к любым признакам того, что членство в группе находится под угрозой (Heatherton & Wheatley 2010, Mitchell & Heatherton 2009).

Потребность в сдерживании

Однако быть хорошим членом группы не всегда легко. Существует внутренний конфликт между тем, что нравится отдельному человеку, и тем, что лучше всего для группы. С индивидуальной точки зрения, основные процессы мотивационного вознаграждения поощряют поведение, приносящее удовольствие. Предоставленные нашим собственным устройствам и не опасаясь социальной оценки, мы можем без ограничений удовлетворять свой аппетит: есть столько откормленной вкусной пищи, сколько может вместить наш желудок, глотать химические вещества, активирующие дофаминовые рецепторы, и в целом следовать гедонистическому правилу делать все, что нам кажется. хороший.Но употребление большего количества еды, чем справедливая, или иная монополизация ресурсов группы дорого обходятся другим членам группы и, таким образом, могут угрожать нашему статусу в группе. Следовательно, запреты важны для гармоничных социальных отношений, и эволюция, несомненно, благоприятствовала тем, кто мог контролировать нежелательные импульсы.

Торможение — это ключевая особенность саморегуляции, которая относится к процессу, с помощью которого люди инициируют, корректируют, прерывают, останавливают или иным образом изменяют мысли, чувства или действия, чтобы добиться реализации личных целей или планов или поддерживать действующие стандарты (Baumeister et al.1994a, Baumeister & Heatherton 1996, Carver & Scheier 1998). В самом широком смысле саморегулирование относится к преднамеренным или целенаправленным действиям, которые направляются изнутри человека (Bandura 1989). С этой точки зрения обучение, физиология и культура предрасполагают к определенному поведению, мыслям или эмоциям в определенных обстоятельствах, но саморегуляция позволяет людям изменять или преодолевать их. Хотя все люди обладают впечатляющей способностью к саморегуляции, неудачи случаются часто, и люди теряют контроль над своим поведением в самых разных обстоятельствах (Baumeister & Heatherton 1996, Baumeister et al.1994а). Такие неудачи — важная причина нескольких современных социальных проблем — ожирения, сексуального хищничества, зависимости и сексуальной неверности, и это лишь некоторые из них. Тот факт, что даже уважаемые деятели, включая католических священников, знаменитостей / спортивные модели и уважаемых политических лидеров, подвергались публичной критике за свои впечатляющие неудачи в самообладании, является свидетельством трудностей, присущих попыткам контролировать себя. В этой статье обсуждаются нейронные основы фундаментальных компонентов социального мозга, уделяя особое внимание тому, как наличие «я» служит основным социальным навыкам, необходимым для поддержания эффективных отношений с членами группы.

Конечно, существуют и другие важные особенности саморегулирования, такие как инициирование усилий по саморегулированию для достижения личных целей (Shah 2005). Например, Хиггинс (1997) отделил усилия по саморегулированию, направленные на достижение желаемых результатов, от усилий, направленных на избежание нежелательных результатов. Цели продвижения — это те, в которых люди подходят к идеальным целям со стремлением и чувством выполненного долга, сосредотачиваясь на потенциальных выгодах. Напротив, цели предотвращения — это те, в которых люди пытаются избежать потерь, перестраховываясь или делая то, что они должны делать.Эта схема оказалась полезной для понимания большей части социального поведения, от того, как люди ведут себя в межгрупповом контексте (Shah et al. 2004), до того, как они реагируют на неловкие межрасовые взаимодействия (Trawalter & Richeson 2006). Хотя понимание того, как люди инициируют поведение для достижения личных целей, несомненно, важно для многих аспектов человеческого поведения, особенно поведения, связанного со здоровьем (Bandura 1991, Carver & Scheier 1998, Rothman et al. 2004), пока нет значительного объема исследований в области нейробиологии, посвященных этот аспект саморегуляции (исключения см. Cunningham et al.2005, Эддингтон и др. 2007). Соответственно, большая часть этой статьи сосредоточена на регулировании и контроле текущей психологической активности.

Компоненты социального мозга

Чтобы быть хорошим членом группы, необходимо осознавать, как человек думает, чувствовать или ведет себя, а также способность изменять что-либо из этого в соответствии со стандартами или ожиданиями группы. Это подразумевает необходимость как минимум четырех психологических компонентов, отказ любого из которых может привести к плохим результатам и осуждению со стороны группы (Heatherton 2010, Krendl & Heatherton 2009, Mitchell & Heatherton 2009, Wagner & Heatherton 2010b).

Самосознание

Во-первых, людям нужно самосознание, чтобы размышлять о своем поведении, в том числе о своих эмоциональных проявлениях, чтобы судить о них по групповым нормам. Эмпирическое понимание себя имеет долгую историю в психологии (см. Baumeister 1998), восходящую к важному различию Уильяма Джеймса между собой как познающим («я») и самостью как объектом, который известен («я»). ). В смысле познающего «я» — это субъект, который думает, чувствует и действует.В смысле объективированного «я» «я» состоит из знания, которое люди хранят о себе, когда они размышляют о своих лучших и худших качествах. Переживание себя как объекта внимания — это психологическое состояние, известное как самосознание, которое побуждает людей размышлять о своих действиях и понимать, в какой степени эти действия соответствуют личным ценностям и убеждениям, а также групповым стандартам (Carver & Scheier 1981, Duval & Wicklund 1972). Являются ли определенные аспекты личности, такие как корыстные предубеждения и мотивации, действительно адаптивными, остается открытым для некоторых дискуссий (Leary 2004), хотя есть немало свидетельств того, что символически репрезентативная личность давала людям значительные преимущества в ходе эволюции. например, содействие общению и сотрудничеству с членами группы (Sedikides & Skowronski 1997).

Ментализация

Понимание того, что нарушение социальных норм проблематично, требует от людей осознания того, что они являются объектами социальной оценки, что, в свою очередь, требует знания того, что другие способны давать такие оценки. То есть людям нужна способность делать выводы о психических состояниях других, чтобы предсказывать их действия, навык, называемый ментализацией или «теорией разума» (Amodio & Frith 2006, Gallagher & Frith 2003, Mitchell 2006). Ментализация позволяет людям осознавать, что у других есть мысли, а также пытаться понять содержание этих мыслей.В конечном итоге это позволяет людям сопереживать наблюдателям, чтобы иметь возможность предсказывать их суждения или поведение.

Обнаружение угроз

Способность ментализировать критически важна для третьего механизма, обнаружения угроз, который отслеживает среду на предмет любых сигналов или других свидетельств возможного исключения из группы. Если у людей есть фундаментальная потребность в принадлежности, то необходим механизм для определения инклюзивного статуса (Leary et al. 1995, Macdonald & Leary 2005). Действительно, чувство социальной тревожности или беспокойства о возможном отказе должно вести к повышенной социальной чувствительности, и исследования показали, что люди, которые больше всего беспокоятся о социальной оценке (т.е., застенчивые и одинокие) демонстрируют улучшенную память для социальной информации, более чуткие и точные и демонстрируют повышенные способности к расшифровке социальной информации (Gardner et al. 2000, 2005; Pickett et al. 2004).

Саморегулирование

Когда люди осознают, что их действия нарушают стандарты группы и что другие оценивают их негативно (т. Е. Обнаружена угроза), им нужна способность исправить ситуацию, чтобы восстановить хорошие отношения с другими. Члены группы.Для этого требуются исполнительные аспекты личности («Я» как знающего), которые позволяют людям изменяться в соответствии с социальным контекстом, включая изменение их мыслей, действий и эмоций. Таким образом, людям необходимо подавлять свои порывы, подавлять свои желания, противостоять искушениям, предпринимать сложные или неприятные действия, изгонять нежелательные и навязчивые мысли и контролировать свои эмоциональные проявления, и все это сложно сделать, но необходимо для того, чтобы оставаться в доброй милости. других (Heatherton & Vohs 1998).Конечно, людям также необходимо проактивно регулировать свое поведение, например, не показаться предвзятым или произвести хорошее впечатление. Как уже упоминалось, люди также саморегулируются для достижения позитивных целей (Higgins 1997). Таким образом, люди начинают диеты, чтобы похудеть, и копят деньги, чтобы позволить себе жить более благополучно в будущем. Саморегуляция включает в себя как инициирование, так и поддержание поведенческих изменений в дополнение к подавлению нежелательного поведения или реагированию на ситуативные требования.

Подход социальной нейробиологии

С точки зрения нейробиологии вполне вероятно, что мозг развил отдельные механизмы для познания самих себя, понимания того, как другие реагируют на нас, обнаружения угроз внутри социальной группы и регулирования действий, чтобы избежать исключены из этих групп (Krendl & Heatherton 2009). В рамках социальной психологии попытки понять участие тела в социальных явлениях также имеют долгую историю, начиная с использования измерений проводимости кожи, чтобы указать, вызывают ли экспериментальные условия возбуждение (например,g., Lanzetta & Kleck 1970), к оценке активности лицевых мышц для выявления эмоционального выражения (например, Cacioppo & Petty 1981), к исследованиям пациентов, изучающим влияние травмы мозга на социальное поведение и личность (Klein & Kihlstrom 1998 ). В последнее время появился энтузиазм по поводу использования методов визуализации мозга, которые позволяют исследователям наблюдать за работающим мозгом в действии (Adolphs 2009, Lieberman 2009, Macrae et al. 2004a, Ochsner 2007, Ochsner & Lieberman 2001).Появление визуализации привело к взрыву исследований в области социальной нейробиологии, и в последнее время появилось несколько обзоров литературы (Amodio & Frith 2006, Cacioppo et al. 2007, Heatherton & Wheatley 2010, Lieberman 2009, Mitchell & Heatherton 2009, Ochsner 2007) а также методологическая критика, вызывающая озабоченность по поводу ценности визуализации для выяснения психологических процессов (Adolphs 2010, Cacioppo et al. 2003, Vul et al. 2009). В оставшейся части этой статьи исследуется вклад нейробиологического подхода в понимание компонентов социального мозга, уделяя основное внимание исследованиям самосознания / знания и саморегуляции (см. Цветную вставку).

Компоненты социального мозга. Области мозга, которые обычно активируются для изучения себя, теории разума, обнаружения угроз и саморегуляции.

Самосознание и самопознание

Люди обладают впечатляющей степенью самосознания. Мы не только можем идентифицировать себя как отличные от других, но мы можем критически осмыслить то, что делает нас уникальными, и развить самоощущение, которое включает в себя нашу биографию и внешне отличительные характеристики, такие как имя, родной город и род занятий, а также еще более глубокое ощущение того, «кто мы есть», включая черты личности, наши основные убеждения и отношения, что нам нравится и не нравится в себе, и, следовательно, что мы хотели бы изменить.Замечательная степень нашего самосознания может быть смешанным благословением; слишком много самостоятельного мышления может быть дезадаптивным (Leary 2004) и связано с депрессивными расстройствами (Ingram 1990) и склонностью размышлять о негативных событиях (Donaldson et al. 2007, Joormann 2006, Siegle et al. 2002). Однако без такой способности к самопознанию и самопознанию социальный мир, каким мы его знаем, не мог бы существовать.

Является ли я особенным?

Центральная роль Я-концепции в социальном функционировании порождает вопрос о том, является ли я каким-то образом «особенным» как когнитивная структура или информация о себе обрабатывается так же, как обрабатывается все остальное, проблема это вызвало серьезные дискуссии среди социальных и когнитивных психологов в конце 1970-х — 1980-х годах (Bower & Gilligan 1979, Greenwald & Banaji 1989, Klein & Kihlstrom 1986, Maki & McCaul 1985, Rogers et al.1977). Как обсуждали Хиггинс и Барг (1987), суть дебатов заключалась в том, была ли улучшенная память, являющаяся результатом кодирования информации, относящейся к себе, уникальной когнитивной структурой (т. это применимо к любому контексту памяти. Macrae et al. (2004a) отметили, что разочаровывающая особенность этой дискуссии заключалась в том, что все теории делали одинаковые поведенческие прогнозы (например, превосходная память для материала, закодированного со ссылкой на себя), и поэтому научный вопрос было трудно решить (см. Также Gillihan & Farah 2005 ).Одну линию поддержки идеи о том, что память на себя является чем-то особенным, можно найти в исследованиях пациентов с такими заболеваниями, как болезнь Альцгеймера и тяжелая амнезия. Хотя состояния этих пациентов сильно влияют на их способность вспоминать различные важные детали своей жизни, они часто могут точно сообщить, описывают ли их определенные прилагательные, характерные для определенных черт (Klein, 2004), предполагая, что чувство собственного «я» нелегко погасить.

С появлением нейровизуализации у ученых появились новые методы для решения давних вопросов, например, является ли личность каким-то особенным как структура памяти.Начиная с исследований с использованием позитронно-эмиссионной томографии (ПЭТ) (Craik et al. 1999) и функциональной магнитно-резонансной томографии (fMRI) (Kelley et al. 2002), в многочисленных последующих исследованиях изучались области мозга, которые участвуют в обработке информации о себе, по сравнению с те, которые связаны с обработкой семантической информации в целом или с обработкой информации о других людях, при этом подавляющее большинство обнаруживает повышенную активность в медиальной префронтальной коре (MPFC), задней поясной коре и предклинье (обзоры см. в Heatherton et al.2007 г., Моран и др. 2010, Northoff et al. 2006 г.). Важное исследование Macrae et al. (2004b) продемонстрировало, что активность в MPFC предсказывает последующую память для информации, обрабатываемой со ссылкой на себя, тем самым устанавливая роль MPFC в улучшении самореферентной памяти.

Исследования, в которых использовались другие задачи для изучения различных аспектов личности, выявили аналогичные модели активности мозга. Повышенная активность MPFC также наблюдалась, когда субъекты участвовали в рефлексии в свободной форме сами по себе, по сравнению с тем, когда они участвовали в рефлексии в свободной форме другого человека (D’Argembeau et al.2005 г., Фарб и др. 2007 г., Джонсон и др. 2006, Kjaer et al. 2002), а также когда им приказывают учитывать свои личные предпочтения в отношении задач неотражающего контроля (Голдберг и др., 2006, Гуснард и др., 2001, Джонсон и др., 2005, Окснер и др., 2004). Cabeza et al. (2004) обнаружили повышенную активацию MPFC для восстановления эпизодической памяти автобиографических событий. В их исследовании участникам были представлены фотографии, которые либо они сделали в кампусе, либо сделали кто-то другой.Участники продемонстрировали повышенную активность MPFC на фотографиях, сделанных ими самими. Даже пассивный просмотр релевантных слов (таких как имя или почтовый адрес) во время несвязанной задачи приводит к повышенной активности MPFC (Moran et al. 2009). Другие результаты показывают, что активность MPFC может быть частью нейронной сети по умолчанию, задействованной во время свободного мышления в отсутствие явной задачи (D’Argembeau et al. 2005, Gusnard et al. 2001, Wicker et al. 2003), предполагая что разум спонтанно обращается к себе, когда ему позволяют блуждать (Mason et al.2007). Действительно, повышенный уровень активности MPFC был связан с чертой самосознания, то есть степенью, в которой люди в целом осознают свое поведение (Eisenberger et al. 2005). Наконец, было показано, что практика медитации осознанности, направленная на дисциплинирование размышлений типа потока сознания путем эффективного уменьшения явных связанных с собой мыслей в обмен на общее базовое чувство самосознания, снижает активность MPFC (Farb et al. 2007).

Исследования пациентов с черепно-мозговой травмой предоставляют дополнительные доказательства важности префронтальных областей, таких как MPFC, для самосознания и самопознания.Пациенты с поражением лобных долей обнаруживают значительное нарушение их способности к саморефлексии и самоанализу (Beer et al. 2003, Stuss & Benson 1986, Wheeler et al. 1997). Пациенты с поражениями MPFC особенно продемонстрировали недостаточную способность вспоминать личные предпочтения, и их ответы на вопросы, побуждающие их отношение к различным стимулам, сильно различались между сессиями (Fellows & Farah 2007).

Социальный и культурный контекст

Повсеместность результатов MPFC для любой задачи, связанной с личностью, предоставила исследователям возможность проверить различные психологические теории, относящиеся к личности.Например, некоторые теории предполагают, что близкий друг может стать частью нашей самооценки (Aron & Aron 1996). Если эта теория верна, можно ожидать увидеть ту же самую активацию MPFC, когда люди размышляют об этих близких других, как когда они размышляют о себе. К сожалению, попытки проверить эту гипотезу с помощью нейровизуализации дали неоднозначные результаты: в некоторых исследованиях сообщалось об активации MPFC как для интимных людей, так и для самого себя (Ochsner et al. 2005, Schmitz et al.2004 г., Seger et al. 2004), а другие обнаружили такую ​​активность только для себя (Heatherton et al. 2006). Возможно, что методологические проблемы лежат в основе этих разрозненных результатов, поскольку в исследованиях использовались разные мишени и различные конструкции изображений, но на данный момент необходимы дополнительные исследования для решения этой проблемы.

Новый поворот в этой идее отражен в представлении культурной психологии о том, что в то время как индивидуалистические западные культуры конструируют самость как уникальную идентичность, значительно независимую от других, коллективистские восточные культуры конструируют самость, которая является изменчивой, контекстной и определяется в значительной степени из-за его отношений с другими (Маркус и Китайма, 1991).Чтобы выяснить, наблюдается ли такая разница в самооценке на нейронном уровне, Чжу и его коллеги (2007) задавали китайским и западным участникам вопросы о себе и своих матерях при использовании фМРТ. В то время как китайские участники продемонстрировали повышенный уровень активации MPFC, размышляя как о себе, так и о своих матерях, западные испытуемые проявляли повышенную активность только тогда, когда думали о себе. Аналогичным образом Zhang et al. (2006) в двух экспериментах показали, что, когда китайские участники размышляют о себе по отношению к другому, MPFC более заинтересован в отношении себя, когда другой не близок, но в равной степени он вовлечен в себя и мать.В другом исследовании Чиао и его коллеги (2009b) обнаружили, что активность в MPFC в ответ на суждения о личностной значимости черт как в общем, так и в конкретном контексте предсказывала степень, в которой испытуемые поддерживали индивидуалистические или коллективистские ценности, соответственно. Точно так же бикультурные участники, чей фон отражал как коллективистские, так и индивидуалистические ценности, продемонстрировали повышенную активацию MPFC в отношении общих суждений о чертах относительно контекстуальных суждений, когда они были ориентированы на индивидуалистические ценности, и участники показали противоположный образец, когда они были ориентированы на коллективистские ценности (Chiao et al.2009а). Эти исследования предоставляют сходные доказательства, позволяющие предположить, что культура может влиять на то, как «я» конструируется на нейронном уровне.

Возрастные изменения

Из-за связанных с возрастом структурных изменений в MPFC можно было ожидать, что самореференционная обработка также изменится с возрастом. Давно известно, что подростковый возраст связан с повышенным самооценкой (Enright et al. 1980). Поэтому неудивительно, что Pfeifer et al. (2007) обнаружили большую активность MPFC у детей, чем у взрослых, сравнивая оценки себя с оценками известного вымышленного персонажа (т.э., Гарри Поттер). Аналогичным образом, в соответствии с теорией о том, что подростковый возраст отмечен повышенной озабоченностью мнениями других о себе и что эти воспринимаемые мнения помогают сформировать самооценку подростка (Harter 1999, Harter et al. 1998), Pfeifer et al. (2009) обнаружили, что по сравнению со взрослыми взрослыми подростки задействуют области мозга, связанные с социальным познанием (описание этих областей см. ниже в разделе «Теория разума») во время саморефлексии в дополнение к MPFC и задней поясной коре головного мозга.Повторяя их предыдущие открытия (Pfeifer et al. 2007), активность мозга снова была выше в релевантных для себя регионах у подростков, чем у взрослых. Напротив, хотя старение в более зрелом возрасте связано с рядом изменений в процессах памяти, похоже, что улучшение самоореферента в памяти остается неизменным, и что существует аналогичный образец активности MPFC, связанный с этим эффектом для молодых и пожилых людей. (Glisky & Marquine 2009, Gutchess et al.2007, Mueller et al.1986).

Аффективное «я» и психопатология

Еще один важный психологический процесс, имеющий отношение к «я», — это эмоции. Одним из важнейших аспектов самоощущения является то, что оно производит аффект — оценки себя неизбежно приводят к эмоциональным реакциям, которые влияют на последующие мысли и действия. Но слишком большая концентрация внимания на себе может быть связана с психопатологией, как и со склонностью депрессивных пациентов размышлять о негативной релевантной для себя информации и делать негативные приписывания себе (Grunebaum et al.2005, Ingram 1990, Northoff 2007, Rimes & Watkins 2005). Недавние визуальные исследования выявили аномалии во многих корковых и подкорковых структурах средней линии, связанные с депрессией (Grimm et al. 2009, Lemogne et al. 2009). Например, Джонсон и его коллеги (2009) наблюдали, что депрессивные люди проявляли устойчивую активность в областях, связанных с саморефлексией во время неотражающих отвлекающих задач, в отличие от контрольных, что указывает на относительную трудность отстранения от процессов саморефлексии.Моран и его коллеги (2006) обнаружили, что в то время как MPFC реагировал на личную значимость информации (то есть, является ли признак самоописательным или нет), соседняя область, вентральная передняя поясная кора (vACC, иногда называемая субгенуальной передней передней частью). cingulate), реагировал на эмоциональную валентность этого материала, но только на те черты, которые были сочтены информативными. Это говорит о том, что эти смежные префронтальные области подчиняют когнитивные и эмоциональные аспекты саморефлексии соответственно.В частности, активность vACC снижается, когда неблагоприятная информация считается информативной. Этот вывод хорошо согласуется с исследованиями, показывающими, что vACC участвует в эмоциональных расстройствах, таких как депрессия и посттравматическое стрессовое расстройство (Drevets et al. 1997). Например, исследователи наблюдали дифференциальную активацию vACC на эмоциональные выражения лица между депрессивными и контрольными участниками (Gotlib et al. 2005). Исследования vACC имеют многообещающую переводческую ценность.В особенно ярком исследовании Mayberg и коллеги (2005) продемонстрировали, что глубокая стимуляция мозга с помощью vACC эффективна в облегчении депрессии у пациентов, устойчивых к лечению.

Недавно были предприняты попытки изучить нейронную основу обработки ссылок на себя среди людей с другими психическими расстройствами. Исследования, проведенные на пациентах с шизофренией или другими психозами, указывают на дисфункциональную активность MPFC среди таких групп населения (Paradiso et al. 2003, Taylor et al.2007 г., Уильямс и др. 2004), например, гипоактивность в MPFC во время явных задач самореференции (Blackwood et al. 2004). Нарушения самоощущения, наблюдаемые в результате таких расстройств, проявляются по-разному, включая нарушение самооценки, которое приводит к неосведомленности о своей болезни (Amador & David 2004, Cooney & Gazzaniga 2003) и неспособности чтобы отличить стимулы, генерируемые самими собой, от стимулов, генерируемых извне, которые, как предполагается, ответственны за сообщения о сенсорных нарушениях и слуховых галлюцинациях (Ditman & Kuperberg 2005, Seal et al.2004 г.). Поскольку MPFC участвует как в саморефлексии, так и в задаче дифференциации стимулов, генерируемых эндогенно и экзогенно (Simons et al. 2006, Turner et al. 2008), вполне вероятно, что аномальная активность MPFC способствует возникновению таких симптомов, хотя требуются дополнительные исследования. необходимо для лучшего понимания связи между активностью мозга, дефицитом референциальной обработки данных и психопатологией (Nelson et al. 2009, van der Meer et al. 2010).

MPFC — это я?

Хотя исследования неизменно демонстрируют повышенную MPFC для состояний, которые связаны с некоторыми аспектами личности, это не означает, что MPFC отражает физическое расположение «я» или что другие области не являются жизненно важными для феноменологического опыта, связанного с самостью. .Скорее, переживание себя включает в себя различные сенсорные, аффективные и моторные процессы, вносимые разрозненными участками мозга за пределами области средней линии коры (Turk et al. 2003). В самом деле, некоторые утверждали, что наиболее важные психологические процессы, вызывающие активацию MPFC, включают в себя логический вывод, будь то о себе или о чем-либо еще (Legrand & Ruby 2009). Совсем недавно Джейсон Митчелл (2009) предположил, что любой тип социального познания, который включает внутренне генерируемые «нечеткие» представления, которые являются неточными и подлежащими пересмотру, например, оценка отношения к себе или другим, или даже к объектам в целом, активирует MPFC.В то же время преобладание доказательств указывает на то, что условия, в которых наиболее устойчиво продуцируется активность MPFC, обычно характеризуются обширным самововлечением (Moran et al. 2010). Учитывая важность MPFC для социального функционирования мозга, вероятно, будет гораздо больше теорий его функционирования, а также исследований для их проверки.

Теория разума

Одним из наиболее важных атрибутов социального мозга является способность делать выводы о психическом состоянии других, чтобы предсказать их действия (Amodio & Frith 2006, Gallagher & Frith 2003, Mitchell 2006).В дополнение к распознаванию наших собственных психических состояний, гармоничная жизнь в социальных группах требует, чтобы мы были способны интерпретировать эмоциональные и психические состояния других (Heatherton & Krendl 2009). Например, социальные эмоции требуют, чтобы мы могли делать выводы об эмоциональном состоянии других (даже если эти выводы неточны). Например, чтобы чувствовать вину за причинение боли любимому человеку, люди должны понимать, что у других есть чувства (Baumeister et al. 1994b). Точно так же межличностный стресс возникает из-за осознания того, что люди оценивают вас (тем самым вызывая такие эмоции, как смущение), что по своей сути означает признание того, что другие люди выносят оценочные суждения.Способность делать выводы о психических состояниях других обычно называют ментализацией или способностью к теории разума (ToM). ToM позволяет людям сопереживать другим и сотрудничать с ними, точно интерпретировать поведение других людей и даже при необходимости обманывать других. Нейровизуализационные исследования ментализации постоянно вовлекали небольшое количество регионов в выводы о психических характеристиках других людей: MPFC, височно-теменное соединение (TPJ), височные полюса и медиальную теменную кору головного мозга (Amodio & Frith 2006, Gallagher & Frith 2003, Mitchell 2006, Saxe 2006, Saxe et al.2004 г.).

Использование себя в качестве шаблона

Исследование нейровизуализации продемонстрировало, что способность ментализировать в значительной степени зависит от аналогичных нейронных сетей, участвующих в обработке релевантной информации, в частности, MPFC. Область наибольшей активности в MPFC имеет тенденцию быть более дорсальной в исследованиях теории разума, чем в исследованиях самореференций. Иногда наблюдается совпадение между вентральным и дорсальным MPFC, когда воспринимающих просят вывести психические состояния целей — других людей — которые наиболее схожи с ними (Mitchell et al.2005). Этот вывод предполагает возможность того, что во время задач теории разума задействуется ментальное моделирование, задавая вопрос: «Что бы я делал, если бы был этим человеком?» Конечно, использование себя для имитации других будет работать только в том случае, если они с достаточной вероятностью будут реагировать таким же образом в данной ситуации (Mitchell & Heatherton 2009). Митчелл и его коллеги нашли поддержку этой идеи в серии интересных исследований нейровизуализации. В этих исследованиях, когда воспринимающие мыслили о предпочтениях и мнениях подобного другого человека (например,g., кто-то, кто разделял те же социальные и политические взгляды), была задействована область вентрального MPFC, которая была той же областью, которая была активной, когда испытуемые рассматривали свои собственные предпочтения. Напротив, более дорсальная область MPFC преимущественно задействована, когда мы мысленно рассуждаем о непохожих друг на друга (Jenkins et al. 2008; Mitchell et al. 2005, 2006). Эти результаты предполагают, что люди могут использовать свои собственные знания о себе, чтобы понять психические состояния других, похожих на них.

Ментализация чужой группы

В той степени, в которой члены группы могут восприниматься как более похожие на себя, чем члены других групп, кажется вероятным, что люди будут больше думать о членах внутренней группы, чем о членах внешней группы.В конце концов, оценки, сделанные о нас членами наших собственных групп, вероятно, будут иметь гораздо большее влияние на нашу жизнь, чем аналогичные оценки, сделанные членами других групп. Действительно, Harris & Fiske (2006) обнаружили снижение активности спинного MPFC, когда люди судили о крайних чужих группах, таких как бездомные и наркоманы. Аналогичным образом Freeman et al. (2010) обнаружили, что отдельные члены ингруппы (т.е., другая раса), хотя Harris & Fiske (2007) обнаружили, что обработка индивидуальной информации действительно увеличивала активность в дорсальной MPFC для некоторых членов внешней группы (например, наркоманов). Хотя исследования по этой теме только зарождаются, понимание того, как люди думают о членах своих и чужих групп, имеет важные разветвления для понимания групповых отношений. Что наиболее важно для этого обсуждения, так это идея о том, что люди осознают, что другие способны ментализировать и, следовательно, выносить суждения о них.

Обнаружение угрозы

Одно из преимуществ наличия теории разума состоит в том, что она поддерживает третий механизм, а именно обнаружение угроз, процесс, особенно полезный в сложных ситуациях. Широкий спектр исследований показывает, что миндалевидное тело играет особую роль в реагировании на угрожающие раздражители (Feldman Barrett & Wager 2006, LeDoux 1996). Аффективный процессинг в миндалевидном теле — это жесткая схема, которая развивалась в ходе эволюции для защиты животных от опасности.Например, многие данные подтверждают мнение о том, что миндалевидное тело активно активируется в ответ на первичные биологически релевантные стимулы (например, лица, запахи, вкусы), даже когда эти стимулы остаются ниже уровня осведомленности субъектов (например, Whalen et al. 1998). Роль миндалевидного тела в обработке социальных эмоций выяснилась в результате исследований пациентов и нейровизуализации. Например, Adolphs et al. (2002) представили выражение лица социальных эмоций (высокомерие, вину, восхищение, флирт) пациентам с повреждением миндалины.Пациенты с односторонним или двусторонним повреждением миндалины были нарушены при распознавании этих специфических эмоций; более того, они хуже распознавали социальные эмоции, чем базовые эмоции. Ruby & Decety (2004) провели исследование ПЭТ, в котором участников просили выбрать соответствующую реакцию (с разных точек зрения) на предложения, которые представляют различные социальные эмоции (смущение, гордость, стыд, вину, восхищение, раздражение) или несоциальные эмоции и неэмоциональные предложения.Результаты показали повышенную активацию миндалины во время обработки всех социальных эмоций, независимо от точки зрения, взятой во время выполнения задания. Действительно, миндалевидное тело активно реагирует на ситуации, в которых нарушаются социальные нормы (Berthoz et al. 2006).

Адаптивные социальные эмоции

Социальные эмоции способствуют успешным социальным отношениям двумя основными путями: они создают стимулы для участия в социальных взаимодействиях (например, привязанность, любовь, чувство гордости или восхищения к тем, с кем мы взаимодействуем), и они увеличивают вероятность того, что люди будут придерживаться социальных норм, необходимых для групповой жизни.Когда такие нормы нарушаются, люди испытывают негативные социальные эмоции (например, чувство вины, смущения или стыда), которые впоследствии побуждают их действовать в рамках социально приемлемого поведения, тем самым снижая риск социальной изоляции и способствуя позитивному социальному взаимодействию. Более того, длительные социальные эмоции (например, воспоминание о неприятном моменте подросткового возраста) снижают вероятность повторных нарушений. Как и следовало ожидать, обработка информации о социальных эмоциях также связана с активностью в ACC и спинном MPFC (обзоры см. Heatherton & Krendl 2009, Krendl & Heatherton 2009).

Социальное неприятие и межличностные расстройства

Чувство вины или стыда может заставить людей зациклиться на возможном исключении из группы. Социальные психологи документально подтвердили пагубное влияние неприятия межличностных отношений на настроение, поведение и познание (Smart & Leary 2009). В недавней серии нейровизуализационных исследований было изучено социальное отторжение. Наиболее известным является исследование Наоми Эйзенбергер и ее коллег (2003), которые обнаружили, что дорсальная область ACC (dACC) реагировала во время видеоигры, призванной вызвать чувство социального отторжения, когда партнеры по виртуальному взаимодействию внезапно и неожиданно перестали сотрудничать с участник исследования.

Начиная с этого первоначального исследования, другие исследования также включали ACC, хотя есть открытые дебаты о том, вентральные или дорсальные области ACC более важны. Например, одно исследование показало, что социальная обратная связь о принятии или отвержении была связана с различной активностью vACC (Somerville et al. 2006), а другое исследование обнаружило активность vACC у отвергнутых подростков (Masten et al. 2009). Одно интересное исследование с использованием картин, изображающих образы отторжения, обнаружило несколько иную закономерность, чем в любом из предыдущих исследований (Kross et al.2007). Хотя эти авторы также обнаружили, что dACC реагирует на изображения отторжения, ответ был в другой области dACC, чем это было обнаружено Eisenberger et al. (2003), и связь между чувством отторжения и активностью в этой области была противоположной той, что сообщали Eisenberger et al. Другое недавнее исследование (Burklund et al. 2007) обнаружило взаимосвязь между активностью dACC и vACC и чувствительностью отторжения во время обработки эмоций. Разъяснение роли dACC и vACC в социальной обратной связи, несомненно, является одной из целей исследования межличностного отторжения.

Наконец, Somerville et al. (2010) обнаружили, что в первую очередь люди с низкой самооценкой проявляют повышенную активность в vACC для социальной обратной связи. Это последнее исследование согласуется с идеями, лежащими в основе теории социометра (Лири и др., 1995), которая предполагает, что изменения в самооценке людей могут способствовать мотивации к поведению для сохранения своего статуса как членов группы. Действительно, Лири и его коллеги предполагают, что люди с низкой самооценкой более чувствительны к социальной обратной связи и больше обеспокоены возможным исключением из группы, чем люди с высокой самооценкой.

Стереотипная угроза

Стереотипная угроза — это опасения или страх, которые могут возникнуть у некоторых людей, если они верят, что их результаты на тестах могут подтвердить негативные стереотипы об их расовой группе (Steele & Aronson 1995). Это вызывает отвлечение внимания и беспокойство, мешает производительности, уменьшая емкость кратковременной памяти и подрывая уверенность и мотивацию (Schmader 2010). Знание о том, что угроза социальной оценки связана с активностью vACC, предоставило интересную возможность изучить, вызваны ли эффекты стереотипной угрозы на производительность в первую очередь опасениями оценки или вмешательством, вызванным когнитивной нагрузкой.Krendl et al. (2008) провели исследование фМРТ, в котором женщинам напоминали о гендерных стереотипах относительно математических способностей, когда они решали сложные математические задачи. Женщины показали повышение активности vACC при выполнении сложных математических задач после того, как была вызвана социальная угроза (напоминая им о гендерных стереотипах), тогда как в отсутствие социальной угрозы женщины вместо этого демонстрировали повышенную активность с течением времени в регионах, связанных с обучением математике (т. Е. угловая извилина, левая теменная и префронтальная кора) и отсутствие изменений в активации vACC.Неудивительно, что женщины, которым угрожали, со временем демонстрировали снижение успеваемости по математике, тогда как женщины, которым не угрожали, со временем улучшали успеваемость. Принимая во внимание вышеуказанные результаты, можно сделать вывод, что vACC участвует в социальной оценочной угрозе.

Саморегулирование

Четвертый компонент, необходимый для успешного функционирования в социальном мире, — это саморегулирование. Без этого люди могли бы быть импульсивными, эмоциональными, набрасываться на малейшую провокацию, выпаливать первое, что приходит в голову, и проявлять то поведение, которое кажется им приятным в данный момент.Однако обнаружение угрозы и социальные эмоции, возникающие в результате воспринимаемой социальной оценки, служат ориентирами для последующего поведения, что делает что-то вроде чувства вины адаптивным (Baumeister et al. 1994b). Ощущение социальной исключенности, которое угрожает потребности в принадлежности, побуждает поведение к восстановлению социальных отношений; чувство стыда из-за того, что думает об измене нашему партнеру, помогает справиться с искушениями. Иными словами, социальные эмоции способствуют саморегулированию, что позволяет людям изменять свое поведение, чтобы не быть отвергнутыми.

Когнитивная нейробиология саморегуляции

Различные области коры вовлечены в саморегуляцию (обзоры см. В Banfield et al. 2004, Krendl & Heatherton 2009), причем префронтальная кора головного мозга наиболее известна благодаря исполнительным функциям, которые поддерживают различные когнитивные процессы, которые участвуют в саморегуляции (Curtis & D’Esposito 2003, Goldberg 2001, Miller & Cohen 2001). Многое из того, что известно о нейронных субстратах саморегуляции, получено из нейропсихологических исследований (см. Wagner et al.2010, Wagner & Heatherton 2010b). Начиная со знаменитого случая с Финеасом Калибром, железнодорожным мастером, который получил удар утюгом по голове в результате несчастного случая на работе, было рассказано множество случаев о драматических изменениях личности после повреждения PFC. В большинстве случаев эти изменения были отмечены растормаживанием и часто неадекватным поведением, а иногда и серьезной потерей мотивации при отсутствии каких-либо наблюдаемых когнитивных нарушений. Три основных области ПФК, особенно важные для саморегуляции, — это вентромедиальная ПФК (вМФК), включая орбитофронтальную кору, латеральную ПФК и АСС.

Случай за случаем повреждения vMPFC, с конца девятнадцатого века до наших дней, отметьте различные способы, которыми пациенты, по-видимому, не могут регулировать свое социальное, аффективное или аппетитное поведение (Anderson et al. 1999, Beer et al. 2006 , Grafman et al. 1996; обзор см. Wagner & Heatherton 2010b). Такие пациенты могут стать агрессивными, асоциальными или излишне веселыми; проявлять гиперсексуальность; или чрезмерно переедать. Повреждение этой области мозга часто приводит к неспособности учитывать обратную связь от других (и социальных норм) для принятия соответствующего поведенческого выбора в социальных контекстах, что приводит к социальной расторможенности и неправильному подходу к другим людям (Beer et al.2003, 2006). Учитывая широту социальных норм, нарушаемых пациентами с повреждением vMPFC, можно подумать, что vMPFC каким-то образом отвечает за хранение знаний о таких нормах, и что нанесенный ему ущерб, следовательно, приводит к недостаточному пониманию социальных норм. Однако большинство пациентов, кажется, полностью осознают неприличность своих действий, но, тем не менее, не могут контролировать свое плохое поведение (Saver & Damasio, 1991). Из всех этих случаев следует, что повреждение vMPFC связано с общим нарушением регуляции социального поведения наряду с трудностями в управлении первичными физиологическими побуждениями.

Значительное количество исследований также вовлекло латеральные области ПФК в процессы саморегуляции. В отличие от тех, кто страдает от травм, влияющих на функцию vMPFC, пациенты с боковым повреждением PFC вполне способны следовать социальным нормам, понимать эмоциональные сигналы и препятствовать ненадлежащему поведению. Их борьба, напротив, вращается вокруг планирования и инициирования поведения, особенно сложного поведения, требующего поддержки нескольких целей. Один из часто наблюдаемых симптомов можно охарактеризовать как своего рода апатическую вялость в сочетании с потерей мотивационного драйва, даже когда речь идет о таких важных вещах, как поиск работы или проявление интереса, необходимого для продолжения учебы в школе (Stuss & Benson 1986).Ярким примером этих симптомов является сложность, которую эти пациенты демонстрируют, когда их просят выполнить относительно простые задачи реального мира, такие как следование списку покупок (Barceló & Knight 2002, Shallice & Burgess 1991).

Еще одна лобная область, которая, как известно, имеет решающее значение для саморегуляции, — это ACC. Большая часть наших знаний о функции ACC получена не из нейропсихологии, а из нейровизуализационных и электрофизиологических исследований, в которых эта область участвует в мониторинге конфликта (Carter et al.1998, Геринг и Найт 2000, Макдональд и др. 2000) и сигнализируя о необходимости когнитивного контроля (Kerns et al. 2004). В немногих действительно существующих исследованиях очагового повреждения ОКК общим симптомом является общая апатия наряду с ослабленным аффектом и трудностями в выполнении целенаправленного поведения (Cohen et al. 1999). Таким образом, некоторые теоретизировали роль ACC в обнаружении и сигнализировании о необходимости усиления когнитивного контроля для поддержки усилий по саморегулированию, например, которые могут быть необходимы для преодоления искушения (Botvinick et al.2001 г., Kerns et al. 2004, Паус 2001, Петерсон и др. 1999).

Регулирование эмоций

Чтобы функционировать в обществе, людям необходимо уметь регулировать свои эмоции. Невыполнение этого требования может привести к агрессии, насилию и другим формам антиобщественного поведения. Регулирование эмоций также жизненно важно для общего психологического благополучия. Нарушения регуляции эмоций включают не только агрессивные расстройства, такие как антисоциальное расстройство личности, но также включают изнуряющие эмоциональные расстройства, такие как посттравматическое стрессовое расстройство и большое депрессивное расстройство.Депрессия, в частности, ложится тяжелым бременем на общество и является наиболее распространенным (Kessler et al. 2005) и наиболее дорогостоящим (Stewart et al. 2003) расстройством психического здоровья.

За последнее десятилетие ряд исследований был сосредоточен на обнаружении нейронных коррелятов регуляции эмоций (см. Ochsner & Gross 2005). Взятые вместе, такие исследования подтверждают модель нисходящей регуляции миндалевидного тела, области мозга, жизненно важной для эмоциональной обработки, с помощью PFC (Davidson et al.2000, Ochsner et al. 2004, Ochsner & Gross 2005). Как правило, в нейровизуализационных исследованиях регуляции эмоций участники рассматривают негативно валентные изображения и их просят задействовать определенные стратегии регуляции эмоций, такие как подавление их аффективной реакции или участие в когнитивной переоценке негативных событий, изображенных на изображении (например, их преобразование). от их очевидного негатива к чему-то более безобидному). Исследования такого рода выявили стабильную картину результатов, согласно которой области ПФК (например,g., vMPFC и боковой PFC) проявляют повышенную активность, когда участники активно регулируют свои эмоции. И наоборот, миндалевидное тело демонстрирует пониженную активность при подавлении аффективных реакций. Важно отметить, что активность в этих двух регионах обратно коррелирована, это открытие интерпретируется как свидетельство подавления активности миндалины с помощью PFC (Ochsner et al. 2002). Точная область PFC, ответственная за этот эффект, в некоторой степени спорна, с некоторыми исследованиями, связанными с vMPFC (Johnstone et al.2007), а другие — латеральной PFC (Ochsner et al. 2002, Hariri et al. 2003). Тем не менее, все, что влияет на латеральные факторы PFC, должно быть косвенным, потому что эта область не имеет собственных прямых связей с миндалевидным телом. Фактически, Johnstone и его коллеги (2007) нашли поддержку предположения о том, что vMPFC опосредует влияние латерального PFC на миндалевидное тело, что может помочь объяснить несопоставимые результаты предыдущих исследований.

Исследования, сосредоточенные на клинических группах населения, предоставляют дополнительные доказательства важности этого контура миндалины и ПФК для регуляции эмоций.Johnstone и его коллеги (2007) показали, что, когда пациентов с большим депрессивным расстройством просили регулировать свои эмоции, активация vMPFC не имела обратной корреляции с активностью миндалины. Скорее, активация как vMPFC, так и миндалевидного тела была чрезмерно высокой, что свидетельствует о нарушении нормального модулирующего влияния vMPFC на миндалевидное тело. Исследования, проведенные на пациентах с пограничным расстройством личности, показали аналогичную преувеличенную активацию миндалины в ответ на эмоциональные стимулы (Donegan et al.2003), что еще раз подтверждает представление о нарушении цепи VMPFC-миндалины среди этих популяций. Пациенты, страдающие посттравматическим стрессовым расстройством, также демонстрируют интересные паттерны префронтальной и лимбической активности в ответ на эмоциональные стимулы. Шин и его коллеги (2005) продемонстрировали, что чрезмерная активация миндалины, проявляемая такими пациентами в ответ на напоминания об их травмирующем событии, на самом деле распространяется и на несвязанные негативные эмоциональные стимулы. Взятые вместе, эти данные о дисфункциональной миндалевидно-префронтальной цепи при расстройствах настроения подчеркивают важность регуляции эмоций для психологического благополучия.

Регуляция мысли

Одним из часто наблюдаемых эффектов повреждения префронтальной коры является частота выражения оскорбительных, вульгарных или нецензурных выражений (Damasio et al., 1990), даже если эти пациенты осознают некорректность своих действий (Saver И Дамасио 1991). Нежелательные мысли приходят в голову — это универсальный человеческий опыт, например, когда чья-то кулинария, прическа или новорожденного кажутся отталкивающими. Как отмечает Вегнер (2009), такие нежелательные мысли могут возникнуть в самый неподходящий момент.К счастью, большинство людей умеют держать при себе неприятные мысли.

Хотя когнитивные нейробиологи имеют долгую историю изучения торможения реакции, значительно меньше работы над нейронными механизмами, лежащими в основе подавления мысли (Anderson & Levy 2009). Wyland и его коллеги (2003) попросили участников выполнить задание по подавлению мыслей во время визуализации с помощью фМРТ. По сравнению с блоками безудержной мысли, подавление определенной мысли задействовало ACC, тогда как попытки очистить разум от любых мыслей задействовали не только ACC, но также латеральный PFC и островок.В этом конкретном случае, возможно, активность ACC была показателем неудач в подавлении мыслей или вместо этого сигнализировала о повышенной потребности в когнитивном контроле. Поскольку от испытуемых не требовалось уведомлять экспериментаторов, если и когда, несмотря на их усилия по подавлению, нежелательная мысль все же проскользнула в их сознание, оставалось неясным, означает ли эта активация ACC процесс подавления мысли или, скорее, вторжение мыслей, которые были быть подавленным. Как уже отмечалось, предполагается, что ACC участвует в отслеживании ошибок (Carter et al.1998, Геринг и Найт 2000, Макдональд и др. 2000) и сигнализирует о необходимости дополнительного когнитивного контроля (Kerns et al. 2004), увеличивая правдоподобие последней возможности. Чтобы проверить эти две гипотезы, Митчелл и его коллеги (2007) провели аналогичное исследование, в котором они просили испытуемых уведомлять их с помощью нажатия кнопки каждый раз, когда в их сознание входила конкретная нежелательная мысль. Важно отметить, что авторы использовали дизайн элемента состояния (Visscher et al. 2003), который позволил отделить области, демонстрирующие устойчивую реакцию во время активного подавления мысли, от областей, демонстрирующих временные ответы на вторжения мысли.Результаты этого эксперимента показали, что правый боковой PFC демонстрировал более устойчивую активность во время подавления мысли по сравнению с эпохами безудержной мысли. Однако ACC демонстрировал временную активность в отношении вторжений запрещенной мысли в периоды подавления мысли по сравнению с тем, когда та же самая мысль была допустимой (например, в эпохи безудержной мысли). Эти результаты интерпретируются как демонстрация того, что ACC отслеживает конфликт и сигнализирует о необходимости дополнительного контроля, в то время как боковой PFC участвует в реализации и поддержании когнитивного контроля над продолжительностью периодов подавления мысли и нечувствителен к временным сбоям в подавлении мысли (Mitchell и другие.2007). В аналогичном открытии Андерсон и его коллеги (2004) нашли доказательства латерального участия PFC в подавлении экспрессии заученных пар слов.

Другая категория нежелательных мыслей, требующих рутинного подавления, — это мысли, связанные со стереотипами и предвзятостью. За последние 20 лет множество социально-психологических исследований продемонстрировало, что расовые предубеждения и стереотипы могут активироваться автоматически и что люди различаются по своей мотивации к сознательному контролю над подавлением этих предрассудков (Devine 1989, Devine et al.2002, Fiske 1998, Greenwald et al. 1998, Payne 2001). Нейровизуализационные исследования предрассудков и расовых предубеждений в основном сосредоточены на относительном участии миндалевидного тела и областей PFC, причем первые участвуют в автоматическом компоненте стереотипов (Phelps et al. 2000), тогда как PFC участвует в управлении отношениями сверху вниз. (Либерман и др., 2005). Роль миндалины в оценке расовых членов внутренней и внешней группы — это не просто история большей активности миндалины для членов внешней группы (см. Hart et al.2000). Скорее, реакция миндалевидного тела на членов расовой чужой группы является более тонкой, отражая индивидуальные различия в автоматических отрицательных оценках чернокожих, измеренных с помощью теста неявной ассоциации (IAT) (Cunningham et al. 2004, Phelps et al. 2000), возможность для осуществления контроля сверху вниз (Cunningham et al. 2004, Richeson et al. 2003) и оценочных целей воспринимающего (Wheeler & Fiske 2005).

Каннингем и его коллеги (2004) попытались разделить роли миндалевидного тела и префронтальной коры в оценке расы, опираясь на тот факт, что миндалевидное тело быстро реагирует на подсознательное представление аффективных стимулов (Whalen et al.1998). Таким образом, представляя черные и белые лица как неявно (30 мс), так и явно (525 мс), исследователи смогли отдельно оценить условия, в которых участники вряд ли могли участвовать в когнитивном контроле (неявное представление), по сравнению с тем, когда участники имели возможность регулировать их ответы (явное изложение). Их результаты показали, что миндалевидное тело проявляло большую активность для черных лиц, когда участники не знали, что были представлены какие-либо лица.Однако, когда участникам было предоставлено достаточно времени для саморегуляции, активность миндалевидного тела не различалась между черными и белыми лицами; вместо этого Cunningham et al. (2004) обнаружили повышенное рекрутирование латеральных областей PFC во время явного представления черных лиц по сравнению с белыми лицами, что указывает на активную регуляцию.

Richeson и его коллеги (2003) непосредственно протестировали участие областей ПФК в контроле предрассудков, связав нейронную активность в ПФУ с количеством когнитивных истощений, которые испытывали участники после межрасового взаимодействия.После взаимодействия с афроамериканским конфедератом по политическому вопросу, имеющему расовую окраску (например, расовое профилирование), кавказские участники выполнили задание Струпа. Как было обнаружено в предыдущем исследовании (Richeson & Shelton, 2003), участники с более высокими автоматическими отрицательными оценками чернокожих показали повышенное вмешательство в задачу Струпа, что указывает на то, что они тратили больше ресурсов саморегулирования во время межрасового взаимодействия, в результате чего они были истощены и менее способны сдерживать их ответы во время задания Струпа (см. Baumeister & Heatherton 1996).Важно отметить, что эти же участники позже завершили якобы несвязанный эксперимент фМРТ, в котором они просматривали изображения черных и белых лиц. Как и в эксперименте Cunningham et al. (2004) участники задействовали боковые области PFC и ACC в ответ на черные лица по сравнению с белыми. Однако затем Ричсон и его коллеги смогли связать величину активности PFC со степенью, в которой участники проявляли повышенное вмешательство Струпа в предыдущем эксперименте по межрасовому взаимодействию.Активность как латерального PFC, так и ACC положительно коррелировала как с усилением вмешательства Струпа, так и с показателем скрытых расовых стереотипов (Richeson et al. 2003). То есть участники, которые демонстрировали большее истощение саморегуляции после личного межрасового взаимодействия, также с большей вероятностью привлекали области ПФК, участвующие в когнитивном контроле, при просмотре черных лиц. Понятие когнитивного истощения происходит из теории конечности когнитивных ресурсов; следовательно, действия, которые чрезмерно задействуют эти ресурсы (т.е., сдерживание импульсов, принуждение себя к выполнению утомительной задачи) истощают их (Baumeister & Heatherton 1996). Таким образом, открытие Richeson & Shelton (2003), что подавление предрассудков, по-видимому, истощает когнитивные ресурсы, предполагает, что акт контроля над предубеждениями требует когнитивного контроля.

Регулирование поведения

Современный мир полон соблазнов. Каждый день людям приходится сопротивляться соблазну сладостей с сахаром, сигарет, алкоголя, наркотиков, секса, сна, когда они должны бодрствовать, просмотра Интернета, когда они должны работать — этот список можно продолжать до бесконечности.Психологи добились значительного прогресса в выявлении индивидуальных и ситуативных факторов, которые поощряют или ослабляют самоконтроль (Baumeister et al. 1994, Mischel et al. 1996, Posner & Rothbart 1998). Неспособность к саморегулированию приводит к множеству негативных форм поведения, включая злоупотребление психоактивными веществами, предрассудки и преступное поведение (см. Baumeister & Heatherton 1996). И наоборот, те, кто лучше способны к саморегулированию, демонстрируют улучшение отношений, повышение успешности работы и улучшение психического здоровья (Duckworth & Seligman 2005, Tangney et al.2004 г.). Несмотря на многочисленные исследования управляющих функций и торможения, относительно немного исследований нейровизуализации непосредственно изучали социально-психологические модели саморегуляции (Wagner & Heatherton 2010b).

Хотя существует множество причин отказа саморегуляции, общий процесс включает в себя скрытые мотивации и активирующие стимулы (Baumeister & Heatherton 1996). То есть голодный человек может не решиться утолить голод до тех пор, пока не увидит рекламу вкусного фаст-фуда.Для других просмотр рекламы фаст-фуда напоминает человеку, что он или она пытается избежать лишних калорий, и поэтому желание поесть преодолевается. В этом случае сложно контролировать поведение, потому что нейронные механизмы вознаграждения, а именно мезолимбическая дофаминовая система, побуждают нас участвовать в деятельности, которая активирует дофаминовые нейроны в прилежащем ядре (NAcc). Общей чертой всех вознаграждений, включая наркотики, вызывающие злоупотребление, является то, что они активируют дофаминовые рецепторы в NAcc (Carelli et al.2000, Kelley & Berridge 2002, Koob & Le Moal 1997). В исследованиях нейровизуализации есть сходные доказательства в виде повышенной активации области NAcc в ответ на прием пищи (O’Doherty et al. 2003) и наркотиков (Breiter et al. 1997, Zubieta et al. 2005). ). Участие этих регионов в обработке и ожидании вознаграждения было хорошо установлено многочисленными исследованиями нейровизуализации (Cloutier et al. 2008, Delgado et al. 2000, Knutson et al. 2005).

Более того, простой просмотр изображений основных наград, таких как эротические изображения (Karama et al.2002) или изображения лекарств (Дэвид и др., 2007, Гараван и др., 2000), могут привести к активации мезолимбической системы вознаграждения. Эта парадигма «сигнал-реактивность» сыграла важную роль в исследованиях ожирения и наркомании, которые неоднократно демонстрировали, что тучные люди (Rothemund et al. 2007, Stoeckel et al. 2008), курильщики (David et al. 2007, Due et al. 2002), а наркоманы (Чайлдресс и др. 1999, Гараван и др. 2000, Маас и др. 1998, Векслер и др. 2001) демонстрируют большую реактивность на подсказки, чем участники контрольной группы.Важно отметить, что эта связанная с сигналом активность предсказывает самооценку тяги к еде или лекарствам (McClernon et al. 2005, Myrick et al. 2008, Wang et al. 2004).

Активация систем вознаграждения, будь то перед лицом реальных объектов или их визуальных представлений, представляет собой проблему для людей, пытающихся не участвовать в предполагаемой полезной деятельности. Как можно было ожидать из приведенного выше обсуждения, различные области ПФУ важны для сопротивления искушению. Например, Борегар и его коллеги обнаружили, что испытуемые задействовали латеральные PFC и ACC, когда их просили подавить возбуждение в ответ на эротические изображения (Beauregard et al.2001), и когда Броуди и его коллеги попросили курильщиков подавить свою тягу, они наблюдали повышенную активацию АСС по сравнению с тем, когда их просили усилить тягу (Brody et al. 2007). Пример важности этих регионов для регуляции аппетитного поведения был получен при исследовании успешных и неуспешных людей, сидящих на диете. В ответ на потребление пищи успешные люди, сидящие на диете, демонстрируют повышенную активность латеральной ПФК (т. Е. Дорсальной боковой префронтальной коры), предполагая, что они спонтанно задействуют стратегии саморегуляции, чтобы ограничить поведение, связанное с поиском пищи (DelParigi et al.2007).

Среди общих паттернов саморегулирования, выявленных Баумейстером и Хизертоном (1996), были причины с задержкой активации, когда люди реагировали на первоначальное пристрастие к запрещенным веществам (например, алкоголю, еде или табаку), потребляя больше из этого; «Всего одна сигарета» быстро превращается в половину пачки, выпей «всего один глоток», и, прежде чем ты это осознаешь, вся бутылка исчезнет. Например, в лабораторном исследовании Herman & Mack (1975) заставили людей, хронически сидящих на диете, нарушить диету, выпив большой высококалорийный молочный коктейль, и обнаружили, что они впоследствии переедают по сравнению с контрольной группой в предполагаемом вкусовом тесте.После того, как диета нарушена в течение дня, люди, сидящие на диете, похоже, отказываются от контроля, возможно, ожидая, что на следующий день начнут свою диету заново. Подобные результаты были получены во многих последующих исследованиях (см. Обзор Heatherton & Baumeister, 1991).

Теории наркомании постулируют, что гиперчувствительность областей вознаграждения к лекарственным сигналам (Stoeckel et al. 2008) наряду с нарушением нормальной нисходящей префронтальной регуляции таких областей (Bechara 2005; Koob & Le Moal 1997, 2008) в совокупности приводят к неспособности наркоманов контролировать поведение.Эта теория была проверена в исследовании, в котором изучалась реактивность пищевого сигнала в прилежащем ядре у лиц, сидящих на хронической диете и не соблюдающих диету (Demos et al. 2010). Используя предварительную загрузку молочного коктейля, подобную той, что использовали Herman & Mack (1975), половина участников нарушила диету до того, как увидели пищевые сигналы. Люди, сидящие на диете, которые выпили молочный коктейль, который предположительно нарушил их диету, показали повышенную реактивность NAcc на пищевые сигналы по сравнению как с людьми, не соблюдающими диету, так и с теми, кто придерживается хронической диеты, чья диета не была нарушена (Demos et al.2010). Интересно, что люди, сидящие на хронической диете, продемонстрировали повышенное задействование латерального ПФУ в ответ на пищевые сигналы по сравнению с теми, кто не придерживался диеты. Но не было никакого эффекта предварительной нагрузки, нарушающей диету, на латеральную активность ПФУ, что свидетельствует о том, что люди, сидящие на диете, которые пили молочный коктейль, все еще участвовали в саморегуляции, но, тем не менее, не могли подавлять связанную с сигналом активность в системах поощрения. Это явление имитируется у лиц с ожирением, которые демонстрируют повышенную активность систем поощрения мозга к изображениям еды по сравнению с подобранной контрольной группой (Stoeckel et al.2008 г.). Взятые вместе, эти результаты рисуют картину нерегулируемой системы вознаграждения, при которой NAcc, больше не находящаяся под влиянием нисходящего контроля со стороны PFC, демонстрирует преувеличенную реакцию на пищевые сигналы, что в конечном итоге приводит к краху самоконтроля.

Саморегуляция как ограниченный ресурс

Хотя саморегулирование эмоций, мыслей и поведения можно рассматривать отдельно, вполне вероятно, что аналогичные процессы являются общими для всех областей саморегуляции.Baumeister & Heatherton (1996) предложили сильную модель саморегулирования, в которой общий ресурс исчерпывается повторными попытками саморегулирования (Muraven & Baumeister 2000, Vohs & Heatherton 2000). Например, регулирование эмоций ухудшает способность людей, сидящих на диете, воздерживаться от еды и соблюдать стандарты диеты (Hofmann et al. 2007). Также было показано, что воздействие на участников высокой когнитивной нагрузки нарушает саморегуляцию, в результате чего люди, сидящие на диете, демонстрируют неограниченное питание по сравнению с участниками с низкой когнитивной нагрузкой (Ward & Mann 2000).Точно так же Муравен и его коллеги показали, что участники, которые участвовали в манипуляциях по подавлению мысли, впоследствии демонстрировали нарушение контроля над импульсами и пили больше алкоголя, чем участники контрольной группы (Muraven et al. 2002). Кроме того, как уже упоминалось, если человек склонен к неявной предвзятости по отношению к представителям другой расы, взаимодействие с одним из них может существенно повлиять на его способность выполнять задачи, связанные с ингибированием реакции, такие как задача Струпа (Richeson & Shelton 2003).

Данные нейровизуализационных исследований перекликаются с этими выводами. В одном исследовании испытуемые, которые выполнили сложную задачу по контролю внимания, показали снижение задействования латерального ПФК и стали менее искусными в регулировании эмоций (Wagner & Heatherton 2010a). В исследовании людей, сидящих на хронической диете, задачи по регулированию эмоций имели такой же эффект, как снижение латеральной активации PFC, а также повышение активности NAcc в ответ на пищевые сигналы (Heatherton et al. 2010). Как обсуждалось выше в этом разделе, латеральный префронтальный префронт, по-видимому, задействован как средство нисходящего контроля над эмоциональными и аппетитными импульсами.Следовательно, неспособность полностью задействовать его помощь в регулировании таких импульсов, несомненно, может помочь объяснить сбои в саморегуляции, проявляемые испытуемыми в поведенческих исследованиях.

Нейробиология саморегуляции

Abstract

Как социальный вид, люди имеют фундаментальную потребность в принадлежности, которая поощряет поведение, соответствующее тому, чтобы быть хорошим членом группы. Чтобы быть хорошим членом группы, требуется способность к саморегулированию, которая позволяет людям изменять или подавлять поведение, которое может подвергнуть их риску исключения из группы.Саморегуляция требует четырех психологических компонентов. Во-первых, люди должны осознавать свое поведение, чтобы сравнивать его с общественными нормами. Во-вторых, люди должны понимать, как другие реагируют на их поведение, чтобы предсказать, как другие отреагируют на них. Это требует третьего механизма, который обнаруживает угрозу, особенно в сложных социальных ситуациях. Наконец, необходим механизм для разрешения несоответствий между самопознанием и социальными ожиданиями или нормами, тем самым мотивируя поведение к разрешению любого существующего конфликта.В этой статье рассматривается недавнее исследование социальной нейробиологии, посвященное психологическим компонентам, поддерживающим способность человека к саморегуляции.

Ключевые слова: самосознание, теория разума, потребность принадлежать, социальная нейробиология, нейровизуализация, зависимость

Введение

Многие из адаптивных проблем, с которыми столкнулись наши самые ранние предки, были социальными по своей природе, например, различение друзей от врагов, выявление и оценка потенциальных партнеров, понимание природы и структуры групповых отношений и т. д.Те предки, которые были способны решать проблемы выживания и адаптироваться к своей социальной среде, с большей вероятностью воспроизводили и передавали свои гены. Таким образом, у людей сформировалась фундаментальная потребность принадлежности, которая поощряет поведение, соответствующее тому, чтобы быть хорошим членом группы (Baumeister & Leary, 1995). Принадлежность к хорошей группе имеет большое значение, включая доступ к общим ресурсам, защиту от различных угроз и даже помощь в повседневных делах. Следовательно, человеческий мозг адаптировался в сложной социальной среде и, вероятно, развил специализированные нейронные механизмы, остро чувствительные к социальному контексту, особенно к любым признакам того, что членство в группе находится под угрозой (Heatherton & Wheatley 2010, Mitchell & Heatherton 2009).

Потребность в сдерживании

Однако быть хорошим членом группы не всегда легко. Существует внутренний конфликт между тем, что нравится отдельному человеку, и тем, что лучше всего для группы. С индивидуальной точки зрения, основные процессы мотивационного вознаграждения поощряют поведение, приносящее удовольствие. Предоставленные нашим собственным устройствам и не опасаясь социальной оценки, мы можем без ограничений удовлетворять свой аппетит: есть столько откормленной вкусной пищи, сколько может вместить наш желудок, глотать химические вещества, активирующие дофаминовые рецепторы, и в целом следовать гедонистическому правилу делать все, что нам кажется. хороший.Но употребление большего количества еды, чем справедливая, или иная монополизация ресурсов группы дорого обходятся другим членам группы и, таким образом, могут угрожать нашему статусу в группе. Следовательно, запреты важны для гармоничных социальных отношений, и эволюция, несомненно, благоприятствовала тем, кто мог контролировать нежелательные импульсы.

Торможение — это ключевая особенность саморегуляции, которая относится к процессу, с помощью которого люди инициируют, корректируют, прерывают, останавливают или иным образом изменяют мысли, чувства или действия, чтобы добиться реализации личных целей или планов или поддерживать действующие стандарты (Baumeister et al.1994a, Baumeister & Heatherton 1996, Carver & Scheier 1998). В самом широком смысле саморегулирование относится к преднамеренным или целенаправленным действиям, которые направляются изнутри человека (Bandura 1989). С этой точки зрения обучение, физиология и культура предрасполагают к определенному поведению, мыслям или эмоциям в определенных обстоятельствах, но саморегуляция позволяет людям изменять или преодолевать их. Хотя все люди обладают впечатляющей способностью к саморегуляции, неудачи случаются часто, и люди теряют контроль над своим поведением в самых разных обстоятельствах (Baumeister & Heatherton 1996, Baumeister et al.1994а). Такие неудачи — важная причина нескольких современных социальных проблем — ожирения, сексуального хищничества, зависимости и сексуальной неверности, и это лишь некоторые из них. Тот факт, что даже уважаемые деятели, включая католических священников, знаменитостей / спортивные модели и уважаемых политических лидеров, подвергались публичной критике за свои впечатляющие неудачи в самообладании, является свидетельством трудностей, присущих попыткам контролировать себя. В этой статье обсуждаются нейронные основы фундаментальных компонентов социального мозга, уделяя особое внимание тому, как наличие «я» служит основным социальным навыкам, необходимым для поддержания эффективных отношений с членами группы.

Конечно, существуют и другие важные особенности саморегулирования, такие как инициирование усилий по саморегулированию для достижения личных целей (Shah 2005). Например, Хиггинс (1997) отделил усилия по саморегулированию, направленные на достижение желаемых результатов, от усилий, направленных на избежание нежелательных результатов. Цели продвижения — это те, в которых люди подходят к идеальным целям со стремлением и чувством выполненного долга, сосредотачиваясь на потенциальных выгодах. Напротив, цели предотвращения — это те, в которых люди пытаются избежать потерь, перестраховываясь или делая то, что они должны делать.Эта схема оказалась полезной для понимания большей части социального поведения, от того, как люди ведут себя в межгрупповом контексте (Shah et al. 2004), до того, как они реагируют на неловкие межрасовые взаимодействия (Trawalter & Richeson 2006). Хотя понимание того, как люди инициируют поведение для достижения личных целей, несомненно, важно для многих аспектов человеческого поведения, особенно поведения, связанного со здоровьем (Bandura 1991, Carver & Scheier 1998, Rothman et al. 2004), пока нет значительного объема исследований в области нейробиологии, посвященных этот аспект саморегуляции (исключения см. Cunningham et al.2005, Эддингтон и др. 2007). Соответственно, большая часть этой статьи сосредоточена на регулировании и контроле текущей психологической активности.

Компоненты социального мозга

Чтобы быть хорошим членом группы, необходимо осознавать, как человек думает, чувствовать или ведет себя, а также способность изменять что-либо из этого в соответствии со стандартами или ожиданиями группы. Это подразумевает необходимость как минимум четырех психологических компонентов, отказ любого из которых может привести к плохим результатам и осуждению со стороны группы (Heatherton 2010, Krendl & Heatherton 2009, Mitchell & Heatherton 2009, Wagner & Heatherton 2010b).

Самосознание

Во-первых, людям нужно самосознание, чтобы размышлять о своем поведении, в том числе о своих эмоциональных проявлениях, чтобы судить о них по групповым нормам. Эмпирическое понимание себя имеет долгую историю в психологии (см. Baumeister 1998), восходящую к важному различию Уильяма Джеймса между собой как познающим («я») и самостью как объектом, который известен («я»). ). В смысле познающего «я» — это субъект, который думает, чувствует и действует.В смысле объективированного «я» «я» состоит из знания, которое люди хранят о себе, когда они размышляют о своих лучших и худших качествах. Переживание себя как объекта внимания — это психологическое состояние, известное как самосознание, которое побуждает людей размышлять о своих действиях и понимать, в какой степени эти действия соответствуют личным ценностям и убеждениям, а также групповым стандартам (Carver & Scheier 1981, Duval & Wicklund 1972). Являются ли определенные аспекты личности, такие как корыстные предубеждения и мотивации, действительно адаптивными, остается открытым для некоторых дискуссий (Leary 2004), хотя есть немало свидетельств того, что символически репрезентативная личность давала людям значительные преимущества в ходе эволюции. например, содействие общению и сотрудничеству с членами группы (Sedikides & Skowronski 1997).

Ментализация

Понимание того, что нарушение социальных норм проблематично, требует от людей осознания того, что они являются объектами социальной оценки, что, в свою очередь, требует знания того, что другие способны давать такие оценки. То есть людям нужна способность делать выводы о психических состояниях других, чтобы предсказывать их действия, навык, называемый ментализацией или «теорией разума» (Amodio & Frith 2006, Gallagher & Frith 2003, Mitchell 2006). Ментализация позволяет людям осознавать, что у других есть мысли, а также пытаться понять содержание этих мыслей.В конечном итоге это позволяет людям сопереживать наблюдателям, чтобы иметь возможность предсказывать их суждения или поведение.

Обнаружение угроз

Способность ментализировать критически важна для третьего механизма, обнаружения угроз, который отслеживает среду на предмет любых сигналов или других свидетельств возможного исключения из группы. Если у людей есть фундаментальная потребность в принадлежности, то необходим механизм для определения инклюзивного статуса (Leary et al. 1995, Macdonald & Leary 2005). Действительно, чувство социальной тревожности или беспокойства о возможном отказе должно вести к повышенной социальной чувствительности, и исследования показали, что люди, которые больше всего беспокоятся о социальной оценке (т.е., застенчивые и одинокие) демонстрируют улучшенную память для социальной информации, более чуткие и точные и демонстрируют повышенные способности к расшифровке социальной информации (Gardner et al. 2000, 2005; Pickett et al. 2004).

Саморегулирование

Когда люди осознают, что их действия нарушают стандарты группы и что другие оценивают их негативно (т. Е. Обнаружена угроза), им нужна способность исправить ситуацию, чтобы восстановить хорошие отношения с другими. Члены группы.Для этого требуются исполнительные аспекты личности («Я» как знающего), которые позволяют людям изменяться в соответствии с социальным контекстом, включая изменение их мыслей, действий и эмоций. Таким образом, людям необходимо подавлять свои порывы, подавлять свои желания, противостоять искушениям, предпринимать сложные или неприятные действия, изгонять нежелательные и навязчивые мысли и контролировать свои эмоциональные проявления, и все это сложно сделать, но необходимо для того, чтобы оставаться в доброй милости. других (Heatherton & Vohs 1998).Конечно, людям также необходимо проактивно регулировать свое поведение, например, не показаться предвзятым или произвести хорошее впечатление. Как уже упоминалось, люди также саморегулируются для достижения позитивных целей (Higgins 1997). Таким образом, люди начинают диеты, чтобы похудеть, и копят деньги, чтобы позволить себе жить более благополучно в будущем. Саморегуляция включает в себя как инициирование, так и поддержание поведенческих изменений в дополнение к подавлению нежелательного поведения или реагированию на ситуативные требования.

Подход социальной нейробиологии

С точки зрения нейробиологии вполне вероятно, что мозг развил отдельные механизмы для познания самих себя, понимания того, как другие реагируют на нас, обнаружения угроз внутри социальной группы и регулирования действий, чтобы избежать исключены из этих групп (Krendl & Heatherton 2009). В рамках социальной психологии попытки понять участие тела в социальных явлениях также имеют долгую историю, начиная с использования измерений проводимости кожи, чтобы указать, вызывают ли экспериментальные условия возбуждение (например,g., Lanzetta & Kleck 1970), к оценке активности лицевых мышц для выявления эмоционального выражения (например, Cacioppo & Petty 1981), к исследованиям пациентов, изучающим влияние травмы мозга на социальное поведение и личность (Klein & Kihlstrom 1998 ). В последнее время появился энтузиазм по поводу использования методов визуализации мозга, которые позволяют исследователям наблюдать за работающим мозгом в действии (Adolphs 2009, Lieberman 2009, Macrae et al. 2004a, Ochsner 2007, Ochsner & Lieberman 2001).Появление визуализации привело к взрыву исследований в области социальной нейробиологии, и в последнее время появилось несколько обзоров литературы (Amodio & Frith 2006, Cacioppo et al. 2007, Heatherton & Wheatley 2010, Lieberman 2009, Mitchell & Heatherton 2009, Ochsner 2007) а также методологическая критика, вызывающая озабоченность по поводу ценности визуализации для выяснения психологических процессов (Adolphs 2010, Cacioppo et al. 2003, Vul et al. 2009). В оставшейся части этой статьи исследуется вклад нейробиологического подхода в понимание компонентов социального мозга, уделяя основное внимание исследованиям самосознания / знания и саморегуляции (см. Цветную вставку).

Компоненты социального мозга. Области мозга, которые обычно активируются для изучения себя, теории разума, обнаружения угроз и саморегуляции.

Самосознание и самопознание

Люди обладают впечатляющей степенью самосознания. Мы не только можем идентифицировать себя как отличные от других, но мы можем критически осмыслить то, что делает нас уникальными, и развить самоощущение, которое включает в себя нашу биографию и внешне отличительные характеристики, такие как имя, родной город и род занятий, а также еще более глубокое ощущение того, «кто мы есть», включая черты личности, наши основные убеждения и отношения, что нам нравится и не нравится в себе, и, следовательно, что мы хотели бы изменить.Замечательная степень нашего самосознания может быть смешанным благословением; слишком много самостоятельного мышления может быть дезадаптивным (Leary 2004) и связано с депрессивными расстройствами (Ingram 1990) и склонностью размышлять о негативных событиях (Donaldson et al. 2007, Joormann 2006, Siegle et al. 2002). Однако без такой способности к самопознанию и самопознанию социальный мир, каким мы его знаем, не мог бы существовать.

Является ли я особенным?

Центральная роль Я-концепции в социальном функционировании порождает вопрос о том, является ли я каким-то образом «особенным» как когнитивная структура или информация о себе обрабатывается так же, как обрабатывается все остальное, проблема это вызвало серьезные дискуссии среди социальных и когнитивных психологов в конце 1970-х — 1980-х годах (Bower & Gilligan 1979, Greenwald & Banaji 1989, Klein & Kihlstrom 1986, Maki & McCaul 1985, Rogers et al.1977). Как обсуждали Хиггинс и Барг (1987), суть дебатов заключалась в том, была ли улучшенная память, являющаяся результатом кодирования информации, относящейся к себе, уникальной когнитивной структурой (т. это применимо к любому контексту памяти. Macrae et al. (2004a) отметили, что разочаровывающая особенность этой дискуссии заключалась в том, что все теории делали одинаковые поведенческие прогнозы (например, превосходная память для материала, закодированного со ссылкой на себя), и поэтому научный вопрос было трудно решить (см. Также Gillihan & Farah 2005 ).Одну линию поддержки идеи о том, что память на себя является чем-то особенным, можно найти в исследованиях пациентов с такими заболеваниями, как болезнь Альцгеймера и тяжелая амнезия. Хотя состояния этих пациентов сильно влияют на их способность вспоминать различные важные детали своей жизни, они часто могут точно сообщить, описывают ли их определенные прилагательные, характерные для определенных черт (Klein, 2004), предполагая, что чувство собственного «я» нелегко погасить.

С появлением нейровизуализации у ученых появились новые методы для решения давних вопросов, например, является ли личность каким-то особенным как структура памяти.Начиная с исследований с использованием позитронно-эмиссионной томографии (ПЭТ) (Craik et al. 1999) и функциональной магнитно-резонансной томографии (fMRI) (Kelley et al. 2002), в многочисленных последующих исследованиях изучались области мозга, которые участвуют в обработке информации о себе, по сравнению с те, которые связаны с обработкой семантической информации в целом или с обработкой информации о других людях, при этом подавляющее большинство обнаруживает повышенную активность в медиальной префронтальной коре (MPFC), задней поясной коре и предклинье (обзоры см. в Heatherton et al.2007 г., Моран и др. 2010, Northoff et al. 2006 г.). Важное исследование Macrae et al. (2004b) продемонстрировало, что активность в MPFC предсказывает последующую память для информации, обрабатываемой со ссылкой на себя, тем самым устанавливая роль MPFC в улучшении самореферентной памяти.

Исследования, в которых использовались другие задачи для изучения различных аспектов личности, выявили аналогичные модели активности мозга. Повышенная активность MPFC также наблюдалась, когда субъекты участвовали в рефлексии в свободной форме сами по себе, по сравнению с тем, когда они участвовали в рефлексии в свободной форме другого человека (D’Argembeau et al.2005 г., Фарб и др. 2007 г., Джонсон и др. 2006, Kjaer et al. 2002), а также когда им приказывают учитывать свои личные предпочтения в отношении задач неотражающего контроля (Голдберг и др., 2006, Гуснард и др., 2001, Джонсон и др., 2005, Окснер и др., 2004). Cabeza et al. (2004) обнаружили повышенную активацию MPFC для восстановления эпизодической памяти автобиографических событий. В их исследовании участникам были представлены фотографии, которые либо они сделали в кампусе, либо сделали кто-то другой.Участники продемонстрировали повышенную активность MPFC на фотографиях, сделанных ими самими. Даже пассивный просмотр релевантных слов (таких как имя или почтовый адрес) во время несвязанной задачи приводит к повышенной активности MPFC (Moran et al. 2009). Другие результаты показывают, что активность MPFC может быть частью нейронной сети по умолчанию, задействованной во время свободного мышления в отсутствие явной задачи (D’Argembeau et al. 2005, Gusnard et al. 2001, Wicker et al. 2003), предполагая что разум спонтанно обращается к себе, когда ему позволяют блуждать (Mason et al.2007). Действительно, повышенный уровень активности MPFC был связан с чертой самосознания, то есть степенью, в которой люди в целом осознают свое поведение (Eisenberger et al. 2005). Наконец, было показано, что практика медитации осознанности, направленная на дисциплинирование размышлений типа потока сознания путем эффективного уменьшения явных связанных с собой мыслей в обмен на общее базовое чувство самосознания, снижает активность MPFC (Farb et al. 2007).

Исследования пациентов с черепно-мозговой травмой предоставляют дополнительные доказательства важности префронтальных областей, таких как MPFC, для самосознания и самопознания.Пациенты с поражением лобных долей обнаруживают значительное нарушение их способности к саморефлексии и самоанализу (Beer et al. 2003, Stuss & Benson 1986, Wheeler et al. 1997). Пациенты с поражениями MPFC особенно продемонстрировали недостаточную способность вспоминать личные предпочтения, и их ответы на вопросы, побуждающие их отношение к различным стимулам, сильно различались между сессиями (Fellows & Farah 2007).

Социальный и культурный контекст

Повсеместность результатов MPFC для любой задачи, связанной с личностью, предоставила исследователям возможность проверить различные психологические теории, относящиеся к личности.Например, некоторые теории предполагают, что близкий друг может стать частью нашей самооценки (Aron & Aron 1996). Если эта теория верна, можно ожидать увидеть ту же самую активацию MPFC, когда люди размышляют об этих близких других, как когда они размышляют о себе. К сожалению, попытки проверить эту гипотезу с помощью нейровизуализации дали неоднозначные результаты: в некоторых исследованиях сообщалось об активации MPFC как для интимных людей, так и для самого себя (Ochsner et al. 2005, Schmitz et al.2004 г., Seger et al. 2004), а другие обнаружили такую ​​активность только для себя (Heatherton et al. 2006). Возможно, что методологические проблемы лежат в основе этих разрозненных результатов, поскольку в исследованиях использовались разные мишени и различные конструкции изображений, но на данный момент необходимы дополнительные исследования для решения этой проблемы.

Новый поворот в этой идее отражен в представлении культурной психологии о том, что в то время как индивидуалистические западные культуры конструируют самость как уникальную идентичность, значительно независимую от других, коллективистские восточные культуры конструируют самость, которая является изменчивой, контекстной и определяется в значительной степени из-за его отношений с другими (Маркус и Китайма, 1991).Чтобы выяснить, наблюдается ли такая разница в самооценке на нейронном уровне, Чжу и его коллеги (2007) задавали китайским и западным участникам вопросы о себе и своих матерях при использовании фМРТ. В то время как китайские участники продемонстрировали повышенный уровень активации MPFC, размышляя как о себе, так и о своих матерях, западные испытуемые проявляли повышенную активность только тогда, когда думали о себе. Аналогичным образом Zhang et al. (2006) в двух экспериментах показали, что, когда китайские участники размышляют о себе по отношению к другому, MPFC более заинтересован в отношении себя, когда другой не близок, но в равной степени он вовлечен в себя и мать.В другом исследовании Чиао и его коллеги (2009b) обнаружили, что активность в MPFC в ответ на суждения о личностной значимости черт как в общем, так и в конкретном контексте предсказывала степень, в которой испытуемые поддерживали индивидуалистические или коллективистские ценности, соответственно. Точно так же бикультурные участники, чей фон отражал как коллективистские, так и индивидуалистические ценности, продемонстрировали повышенную активацию MPFC в отношении общих суждений о чертах относительно контекстуальных суждений, когда они были ориентированы на индивидуалистические ценности, и участники показали противоположный образец, когда они были ориентированы на коллективистские ценности (Chiao et al.2009а). Эти исследования предоставляют сходные доказательства, позволяющие предположить, что культура может влиять на то, как «я» конструируется на нейронном уровне.

Возрастные изменения

Из-за связанных с возрастом структурных изменений в MPFC можно было ожидать, что самореференционная обработка также изменится с возрастом. Давно известно, что подростковый возраст связан с повышенным самооценкой (Enright et al. 1980). Поэтому неудивительно, что Pfeifer et al. (2007) обнаружили большую активность MPFC у детей, чем у взрослых, сравнивая оценки себя с оценками известного вымышленного персонажа (т.э., Гарри Поттер). Аналогичным образом, в соответствии с теорией о том, что подростковый возраст отмечен повышенной озабоченностью мнениями других о себе и что эти воспринимаемые мнения помогают сформировать самооценку подростка (Harter 1999, Harter et al. 1998), Pfeifer et al. (2009) обнаружили, что по сравнению со взрослыми взрослыми подростки задействуют области мозга, связанные с социальным познанием (описание этих областей см. ниже в разделе «Теория разума») во время саморефлексии в дополнение к MPFC и задней поясной коре головного мозга.Повторяя их предыдущие открытия (Pfeifer et al. 2007), активность мозга снова была выше в релевантных для себя регионах у подростков, чем у взрослых. Напротив, хотя старение в более зрелом возрасте связано с рядом изменений в процессах памяти, похоже, что улучшение самоореферента в памяти остается неизменным, и что существует аналогичный образец активности MPFC, связанный с этим эффектом для молодых и пожилых людей. (Glisky & Marquine 2009, Gutchess et al.2007, Mueller et al.1986).

Аффективное «я» и психопатология

Еще один важный психологический процесс, имеющий отношение к «я», — это эмоции. Одним из важнейших аспектов самоощущения является то, что оно производит аффект — оценки себя неизбежно приводят к эмоциональным реакциям, которые влияют на последующие мысли и действия. Но слишком большая концентрация внимания на себе может быть связана с психопатологией, как и со склонностью депрессивных пациентов размышлять о негативной релевантной для себя информации и делать негативные приписывания себе (Grunebaum et al.2005, Ingram 1990, Northoff 2007, Rimes & Watkins 2005). Недавние визуальные исследования выявили аномалии во многих корковых и подкорковых структурах средней линии, связанные с депрессией (Grimm et al. 2009, Lemogne et al. 2009). Например, Джонсон и его коллеги (2009) наблюдали, что депрессивные люди проявляли устойчивую активность в областях, связанных с саморефлексией во время неотражающих отвлекающих задач, в отличие от контрольных, что указывает на относительную трудность отстранения от процессов саморефлексии.Моран и его коллеги (2006) обнаружили, что в то время как MPFC реагировал на личную значимость информации (то есть, является ли признак самоописательным или нет), соседняя область, вентральная передняя поясная кора (vACC, иногда называемая субгенуальной передней передней частью). cingulate), реагировал на эмоциональную валентность этого материала, но только на те черты, которые были сочтены информативными. Это говорит о том, что эти смежные префронтальные области подчиняют когнитивные и эмоциональные аспекты саморефлексии соответственно.В частности, активность vACC снижается, когда неблагоприятная информация считается информативной. Этот вывод хорошо согласуется с исследованиями, показывающими, что vACC участвует в эмоциональных расстройствах, таких как депрессия и посттравматическое стрессовое расстройство (Drevets et al. 1997). Например, исследователи наблюдали дифференциальную активацию vACC на эмоциональные выражения лица между депрессивными и контрольными участниками (Gotlib et al. 2005). Исследования vACC имеют многообещающую переводческую ценность.В особенно ярком исследовании Mayberg и коллеги (2005) продемонстрировали, что глубокая стимуляция мозга с помощью vACC эффективна в облегчении депрессии у пациентов, устойчивых к лечению.

Недавно были предприняты попытки изучить нейронную основу обработки ссылок на себя среди людей с другими психическими расстройствами. Исследования, проведенные на пациентах с шизофренией или другими психозами, указывают на дисфункциональную активность MPFC среди таких групп населения (Paradiso et al. 2003, Taylor et al.2007 г., Уильямс и др. 2004), например, гипоактивность в MPFC во время явных задач самореференции (Blackwood et al. 2004). Нарушения самоощущения, наблюдаемые в результате таких расстройств, проявляются по-разному, включая нарушение самооценки, которое приводит к неосведомленности о своей болезни (Amador & David 2004, Cooney & Gazzaniga 2003) и неспособности чтобы отличить стимулы, генерируемые самими собой, от стимулов, генерируемых извне, которые, как предполагается, ответственны за сообщения о сенсорных нарушениях и слуховых галлюцинациях (Ditman & Kuperberg 2005, Seal et al.2004 г.). Поскольку MPFC участвует как в саморефлексии, так и в задаче дифференциации стимулов, генерируемых эндогенно и экзогенно (Simons et al. 2006, Turner et al. 2008), вполне вероятно, что аномальная активность MPFC способствует возникновению таких симптомов, хотя требуются дополнительные исследования. необходимо для лучшего понимания связи между активностью мозга, дефицитом референциальной обработки данных и психопатологией (Nelson et al. 2009, van der Meer et al. 2010).

MPFC — это я?

Хотя исследования неизменно демонстрируют повышенную MPFC для состояний, которые связаны с некоторыми аспектами личности, это не означает, что MPFC отражает физическое расположение «я» или что другие области не являются жизненно важными для феноменологического опыта, связанного с самостью. .Скорее, переживание себя включает в себя различные сенсорные, аффективные и моторные процессы, вносимые разрозненными участками мозга за пределами области средней линии коры (Turk et al. 2003). В самом деле, некоторые утверждали, что наиболее важные психологические процессы, вызывающие активацию MPFC, включают в себя логический вывод, будь то о себе или о чем-либо еще (Legrand & Ruby 2009). Совсем недавно Джейсон Митчелл (2009) предположил, что любой тип социального познания, который включает внутренне генерируемые «нечеткие» представления, которые являются неточными и подлежащими пересмотру, например, оценка отношения к себе или другим, или даже к объектам в целом, активирует MPFC.В то же время преобладание доказательств указывает на то, что условия, в которых наиболее устойчиво продуцируется активность MPFC, обычно характеризуются обширным самововлечением (Moran et al. 2010). Учитывая важность MPFC для социального функционирования мозга, вероятно, будет гораздо больше теорий его функционирования, а также исследований для их проверки.

Теория разума

Одним из наиболее важных атрибутов социального мозга является способность делать выводы о психическом состоянии других, чтобы предсказать их действия (Amodio & Frith 2006, Gallagher & Frith 2003, Mitchell 2006).В дополнение к распознаванию наших собственных психических состояний, гармоничная жизнь в социальных группах требует, чтобы мы были способны интерпретировать эмоциональные и психические состояния других (Heatherton & Krendl 2009). Например, социальные эмоции требуют, чтобы мы могли делать выводы об эмоциональном состоянии других (даже если эти выводы неточны). Например, чтобы чувствовать вину за причинение боли любимому человеку, люди должны понимать, что у других есть чувства (Baumeister et al. 1994b). Точно так же межличностный стресс возникает из-за осознания того, что люди оценивают вас (тем самым вызывая такие эмоции, как смущение), что по своей сути означает признание того, что другие люди выносят оценочные суждения.Способность делать выводы о психических состояниях других обычно называют ментализацией или способностью к теории разума (ToM). ToM позволяет людям сопереживать другим и сотрудничать с ними, точно интерпретировать поведение других людей и даже при необходимости обманывать других. Нейровизуализационные исследования ментализации постоянно вовлекали небольшое количество регионов в выводы о психических характеристиках других людей: MPFC, височно-теменное соединение (TPJ), височные полюса и медиальную теменную кору головного мозга (Amodio & Frith 2006, Gallagher & Frith 2003, Mitchell 2006, Saxe 2006, Saxe et al.2004 г.).

Использование себя в качестве шаблона

Исследование нейровизуализации продемонстрировало, что способность ментализировать в значительной степени зависит от аналогичных нейронных сетей, участвующих в обработке релевантной информации, в частности, MPFC. Область наибольшей активности в MPFC имеет тенденцию быть более дорсальной в исследованиях теории разума, чем в исследованиях самореференций. Иногда наблюдается совпадение между вентральным и дорсальным MPFC, когда воспринимающих просят вывести психические состояния целей — других людей — которые наиболее схожи с ними (Mitchell et al.2005). Этот вывод предполагает возможность того, что во время задач теории разума задействуется ментальное моделирование, задавая вопрос: «Что бы я делал, если бы был этим человеком?» Конечно, использование себя для имитации других будет работать только в том случае, если они с достаточной вероятностью будут реагировать таким же образом в данной ситуации (Mitchell & Heatherton 2009). Митчелл и его коллеги нашли поддержку этой идеи в серии интересных исследований нейровизуализации. В этих исследованиях, когда воспринимающие мыслили о предпочтениях и мнениях подобного другого человека (например,g., кто-то, кто разделял те же социальные и политические взгляды), была задействована область вентрального MPFC, которая была той же областью, которая была активной, когда испытуемые рассматривали свои собственные предпочтения. Напротив, более дорсальная область MPFC преимущественно задействована, когда мы мысленно рассуждаем о непохожих друг на друга (Jenkins et al. 2008; Mitchell et al. 2005, 2006). Эти результаты предполагают, что люди могут использовать свои собственные знания о себе, чтобы понять психические состояния других, похожих на них.

Ментализация чужой группы

В той степени, в которой члены группы могут восприниматься как более похожие на себя, чем члены других групп, кажется вероятным, что люди будут больше думать о членах внутренней группы, чем о членах внешней группы.В конце концов, оценки, сделанные о нас членами наших собственных групп, вероятно, будут иметь гораздо большее влияние на нашу жизнь, чем аналогичные оценки, сделанные членами других групп. Действительно, Harris & Fiske (2006) обнаружили снижение активности спинного MPFC, когда люди судили о крайних чужих группах, таких как бездомные и наркоманы. Аналогичным образом Freeman et al. (2010) обнаружили, что отдельные члены ингруппы (т.е., другая раса), хотя Harris & Fiske (2007) обнаружили, что обработка индивидуальной информации действительно увеличивала активность в дорсальной MPFC для некоторых членов внешней группы (например, наркоманов). Хотя исследования по этой теме только зарождаются, понимание того, как люди думают о членах своих и чужих групп, имеет важные разветвления для понимания групповых отношений. Что наиболее важно для этого обсуждения, так это идея о том, что люди осознают, что другие способны ментализировать и, следовательно, выносить суждения о них.

Обнаружение угрозы

Одно из преимуществ наличия теории разума состоит в том, что она поддерживает третий механизм, а именно обнаружение угроз, процесс, особенно полезный в сложных ситуациях. Широкий спектр исследований показывает, что миндалевидное тело играет особую роль в реагировании на угрожающие раздражители (Feldman Barrett & Wager 2006, LeDoux 1996). Аффективный процессинг в миндалевидном теле — это жесткая схема, которая развивалась в ходе эволюции для защиты животных от опасности.Например, многие данные подтверждают мнение о том, что миндалевидное тело активно активируется в ответ на первичные биологически релевантные стимулы (например, лица, запахи, вкусы), даже когда эти стимулы остаются ниже уровня осведомленности субъектов (например, Whalen et al. 1998). Роль миндалевидного тела в обработке социальных эмоций выяснилась в результате исследований пациентов и нейровизуализации. Например, Adolphs et al. (2002) представили выражение лица социальных эмоций (высокомерие, вину, восхищение, флирт) пациентам с повреждением миндалины.Пациенты с односторонним или двусторонним повреждением миндалины были нарушены при распознавании этих специфических эмоций; более того, они хуже распознавали социальные эмоции, чем базовые эмоции. Ruby & Decety (2004) провели исследование ПЭТ, в котором участников просили выбрать соответствующую реакцию (с разных точек зрения) на предложения, которые представляют различные социальные эмоции (смущение, гордость, стыд, вину, восхищение, раздражение) или несоциальные эмоции и неэмоциональные предложения.Результаты показали повышенную активацию миндалины во время обработки всех социальных эмоций, независимо от точки зрения, взятой во время выполнения задания. Действительно, миндалевидное тело активно реагирует на ситуации, в которых нарушаются социальные нормы (Berthoz et al. 2006).

Адаптивные социальные эмоции

Социальные эмоции способствуют успешным социальным отношениям двумя основными путями: они создают стимулы для участия в социальных взаимодействиях (например, привязанность, любовь, чувство гордости или восхищения к тем, с кем мы взаимодействуем), и они увеличивают вероятность того, что люди будут придерживаться социальных норм, необходимых для групповой жизни.Когда такие нормы нарушаются, люди испытывают негативные социальные эмоции (например, чувство вины, смущения или стыда), которые впоследствии побуждают их действовать в рамках социально приемлемого поведения, тем самым снижая риск социальной изоляции и способствуя позитивному социальному взаимодействию. Более того, длительные социальные эмоции (например, воспоминание о неприятном моменте подросткового возраста) снижают вероятность повторных нарушений. Как и следовало ожидать, обработка информации о социальных эмоциях также связана с активностью в ACC и спинном MPFC (обзоры см. Heatherton & Krendl 2009, Krendl & Heatherton 2009).

Социальное неприятие и межличностные расстройства

Чувство вины или стыда может заставить людей зациклиться на возможном исключении из группы. Социальные психологи документально подтвердили пагубное влияние неприятия межличностных отношений на настроение, поведение и познание (Smart & Leary 2009). В недавней серии нейровизуализационных исследований было изучено социальное отторжение. Наиболее известным является исследование Наоми Эйзенбергер и ее коллег (2003), которые обнаружили, что дорсальная область ACC (dACC) реагировала во время видеоигры, призванной вызвать чувство социального отторжения, когда партнеры по виртуальному взаимодействию внезапно и неожиданно перестали сотрудничать с участник исследования.

Начиная с этого первоначального исследования, другие исследования также включали ACC, хотя есть открытые дебаты о том, вентральные или дорсальные области ACC более важны. Например, одно исследование показало, что социальная обратная связь о принятии или отвержении была связана с различной активностью vACC (Somerville et al. 2006), а другое исследование обнаружило активность vACC у отвергнутых подростков (Masten et al. 2009). Одно интересное исследование с использованием картин, изображающих образы отторжения, обнаружило несколько иную закономерность, чем в любом из предыдущих исследований (Kross et al.2007). Хотя эти авторы также обнаружили, что dACC реагирует на изображения отторжения, ответ был в другой области dACC, чем это было обнаружено Eisenberger et al. (2003), и связь между чувством отторжения и активностью в этой области была противоположной той, что сообщали Eisenberger et al. Другое недавнее исследование (Burklund et al. 2007) обнаружило взаимосвязь между активностью dACC и vACC и чувствительностью отторжения во время обработки эмоций. Разъяснение роли dACC и vACC в социальной обратной связи, несомненно, является одной из целей исследования межличностного отторжения.

Наконец, Somerville et al. (2010) обнаружили, что в первую очередь люди с низкой самооценкой проявляют повышенную активность в vACC для социальной обратной связи. Это последнее исследование согласуется с идеями, лежащими в основе теории социометра (Лири и др., 1995), которая предполагает, что изменения в самооценке людей могут способствовать мотивации к поведению для сохранения своего статуса как членов группы. Действительно, Лири и его коллеги предполагают, что люди с низкой самооценкой более чувствительны к социальной обратной связи и больше обеспокоены возможным исключением из группы, чем люди с высокой самооценкой.

Стереотипная угроза

Стереотипная угроза — это опасения или страх, которые могут возникнуть у некоторых людей, если они верят, что их результаты на тестах могут подтвердить негативные стереотипы об их расовой группе (Steele & Aronson 1995). Это вызывает отвлечение внимания и беспокойство, мешает производительности, уменьшая емкость кратковременной памяти и подрывая уверенность и мотивацию (Schmader 2010). Знание о том, что угроза социальной оценки связана с активностью vACC, предоставило интересную возможность изучить, вызваны ли эффекты стереотипной угрозы на производительность в первую очередь опасениями оценки или вмешательством, вызванным когнитивной нагрузкой.Krendl et al. (2008) провели исследование фМРТ, в котором женщинам напоминали о гендерных стереотипах относительно математических способностей, когда они решали сложные математические задачи. Женщины показали повышение активности vACC при выполнении сложных математических задач после того, как была вызвана социальная угроза (напоминая им о гендерных стереотипах), тогда как в отсутствие социальной угрозы женщины вместо этого демонстрировали повышенную активность с течением времени в регионах, связанных с обучением математике (т. Е. угловая извилина, левая теменная и префронтальная кора) и отсутствие изменений в активации vACC.Неудивительно, что женщины, которым угрожали, со временем демонстрировали снижение успеваемости по математике, тогда как женщины, которым не угрожали, со временем улучшали успеваемость. Принимая во внимание вышеуказанные результаты, можно сделать вывод, что vACC участвует в социальной оценочной угрозе.

Саморегулирование

Четвертый компонент, необходимый для успешного функционирования в социальном мире, — это саморегулирование. Без этого люди могли бы быть импульсивными, эмоциональными, набрасываться на малейшую провокацию, выпаливать первое, что приходит в голову, и проявлять то поведение, которое кажется им приятным в данный момент.Однако обнаружение угрозы и социальные эмоции, возникающие в результате воспринимаемой социальной оценки, служат ориентирами для последующего поведения, что делает что-то вроде чувства вины адаптивным (Baumeister et al. 1994b). Ощущение социальной исключенности, которое угрожает потребности в принадлежности, побуждает поведение к восстановлению социальных отношений; чувство стыда из-за того, что думает об измене нашему партнеру, помогает справиться с искушениями. Иными словами, социальные эмоции способствуют саморегулированию, что позволяет людям изменять свое поведение, чтобы не быть отвергнутыми.

Когнитивная нейробиология саморегуляции

Различные области коры вовлечены в саморегуляцию (обзоры см. В Banfield et al. 2004, Krendl & Heatherton 2009), причем префронтальная кора головного мозга наиболее известна благодаря исполнительным функциям, которые поддерживают различные когнитивные процессы, которые участвуют в саморегуляции (Curtis & D’Esposito 2003, Goldberg 2001, Miller & Cohen 2001). Многое из того, что известно о нейронных субстратах саморегуляции, получено из нейропсихологических исследований (см. Wagner et al.2010, Wagner & Heatherton 2010b). Начиная со знаменитого случая с Финеасом Калибром, железнодорожным мастером, который получил удар утюгом по голове в результате несчастного случая на работе, было рассказано множество случаев о драматических изменениях личности после повреждения PFC. В большинстве случаев эти изменения были отмечены растормаживанием и часто неадекватным поведением, а иногда и серьезной потерей мотивации при отсутствии каких-либо наблюдаемых когнитивных нарушений. Три основных области ПФК, особенно важные для саморегуляции, — это вентромедиальная ПФК (вМФК), включая орбитофронтальную кору, латеральную ПФК и АСС.

Случай за случаем повреждения vMPFC, с конца девятнадцатого века до наших дней, отметьте различные способы, которыми пациенты, по-видимому, не могут регулировать свое социальное, аффективное или аппетитное поведение (Anderson et al. 1999, Beer et al. 2006 , Grafman et al. 1996; обзор см. Wagner & Heatherton 2010b). Такие пациенты могут стать агрессивными, асоциальными или излишне веселыми; проявлять гиперсексуальность; или чрезмерно переедать. Повреждение этой области мозга часто приводит к неспособности учитывать обратную связь от других (и социальных норм) для принятия соответствующего поведенческого выбора в социальных контекстах, что приводит к социальной расторможенности и неправильному подходу к другим людям (Beer et al.2003, 2006). Учитывая широту социальных норм, нарушаемых пациентами с повреждением vMPFC, можно подумать, что vMPFC каким-то образом отвечает за хранение знаний о таких нормах, и что нанесенный ему ущерб, следовательно, приводит к недостаточному пониманию социальных норм. Однако большинство пациентов, кажется, полностью осознают неприличность своих действий, но, тем не менее, не могут контролировать свое плохое поведение (Saver & Damasio, 1991). Из всех этих случаев следует, что повреждение vMPFC связано с общим нарушением регуляции социального поведения наряду с трудностями в управлении первичными физиологическими побуждениями.

Значительное количество исследований также вовлекло латеральные области ПФК в процессы саморегуляции. В отличие от тех, кто страдает от травм, влияющих на функцию vMPFC, пациенты с боковым повреждением PFC вполне способны следовать социальным нормам, понимать эмоциональные сигналы и препятствовать ненадлежащему поведению. Их борьба, напротив, вращается вокруг планирования и инициирования поведения, особенно сложного поведения, требующего поддержки нескольких целей. Один из часто наблюдаемых симптомов можно охарактеризовать как своего рода апатическую вялость в сочетании с потерей мотивационного драйва, даже когда речь идет о таких важных вещах, как поиск работы или проявление интереса, необходимого для продолжения учебы в школе (Stuss & Benson 1986).Ярким примером этих симптомов является сложность, которую эти пациенты демонстрируют, когда их просят выполнить относительно простые задачи реального мира, такие как следование списку покупок (Barceló & Knight 2002, Shallice & Burgess 1991).

Еще одна лобная область, которая, как известно, имеет решающее значение для саморегуляции, — это ACC. Большая часть наших знаний о функции ACC получена не из нейропсихологии, а из нейровизуализационных и электрофизиологических исследований, в которых эта область участвует в мониторинге конфликта (Carter et al.1998, Геринг и Найт 2000, Макдональд и др. 2000) и сигнализируя о необходимости когнитивного контроля (Kerns et al. 2004). В немногих действительно существующих исследованиях очагового повреждения ОКК общим симптомом является общая апатия наряду с ослабленным аффектом и трудностями в выполнении целенаправленного поведения (Cohen et al. 1999). Таким образом, некоторые теоретизировали роль ACC в обнаружении и сигнализировании о необходимости усиления когнитивного контроля для поддержки усилий по саморегулированию, например, которые могут быть необходимы для преодоления искушения (Botvinick et al.2001 г., Kerns et al. 2004, Паус 2001, Петерсон и др. 1999).

Регулирование эмоций

Чтобы функционировать в обществе, людям необходимо уметь регулировать свои эмоции. Невыполнение этого требования может привести к агрессии, насилию и другим формам антиобщественного поведения. Регулирование эмоций также жизненно важно для общего психологического благополучия. Нарушения регуляции эмоций включают не только агрессивные расстройства, такие как антисоциальное расстройство личности, но также включают изнуряющие эмоциональные расстройства, такие как посттравматическое стрессовое расстройство и большое депрессивное расстройство.Депрессия, в частности, ложится тяжелым бременем на общество и является наиболее распространенным (Kessler et al. 2005) и наиболее дорогостоящим (Stewart et al. 2003) расстройством психического здоровья.

За последнее десятилетие ряд исследований был сосредоточен на обнаружении нейронных коррелятов регуляции эмоций (см. Ochsner & Gross 2005). Взятые вместе, такие исследования подтверждают модель нисходящей регуляции миндалевидного тела, области мозга, жизненно важной для эмоциональной обработки, с помощью PFC (Davidson et al.2000, Ochsner et al. 2004, Ochsner & Gross 2005). Как правило, в нейровизуализационных исследованиях регуляции эмоций участники рассматривают негативно валентные изображения и их просят задействовать определенные стратегии регуляции эмоций, такие как подавление их аффективной реакции или участие в когнитивной переоценке негативных событий, изображенных на изображении (например, их преобразование). от их очевидного негатива к чему-то более безобидному). Исследования такого рода выявили стабильную картину результатов, согласно которой области ПФК (например,g., vMPFC и боковой PFC) проявляют повышенную активность, когда участники активно регулируют свои эмоции. И наоборот, миндалевидное тело демонстрирует пониженную активность при подавлении аффективных реакций. Важно отметить, что активность в этих двух регионах обратно коррелирована, это открытие интерпретируется как свидетельство подавления активности миндалины с помощью PFC (Ochsner et al. 2002). Точная область PFC, ответственная за этот эффект, в некоторой степени спорна, с некоторыми исследованиями, связанными с vMPFC (Johnstone et al.2007), а другие — латеральной PFC (Ochsner et al. 2002, Hariri et al. 2003). Тем не менее, все, что влияет на латеральные факторы PFC, должно быть косвенным, потому что эта область не имеет собственных прямых связей с миндалевидным телом. Фактически, Johnstone и его коллеги (2007) нашли поддержку предположения о том, что vMPFC опосредует влияние латерального PFC на миндалевидное тело, что может помочь объяснить несопоставимые результаты предыдущих исследований.

Исследования, сосредоточенные на клинических группах населения, предоставляют дополнительные доказательства важности этого контура миндалины и ПФК для регуляции эмоций.Johnstone и его коллеги (2007) показали, что, когда пациентов с большим депрессивным расстройством просили регулировать свои эмоции, активация vMPFC не имела обратной корреляции с активностью миндалины. Скорее, активация как vMPFC, так и миндалевидного тела была чрезмерно высокой, что свидетельствует о нарушении нормального модулирующего влияния vMPFC на миндалевидное тело. Исследования, проведенные на пациентах с пограничным расстройством личности, показали аналогичную преувеличенную активацию миндалины в ответ на эмоциональные стимулы (Donegan et al.2003), что еще раз подтверждает представление о нарушении цепи VMPFC-миндалины среди этих популяций. Пациенты, страдающие посттравматическим стрессовым расстройством, также демонстрируют интересные паттерны префронтальной и лимбической активности в ответ на эмоциональные стимулы. Шин и его коллеги (2005) продемонстрировали, что чрезмерная активация миндалины, проявляемая такими пациентами в ответ на напоминания об их травмирующем событии, на самом деле распространяется и на несвязанные негативные эмоциональные стимулы. Взятые вместе, эти данные о дисфункциональной миндалевидно-префронтальной цепи при расстройствах настроения подчеркивают важность регуляции эмоций для психологического благополучия.

Регуляция мысли

Одним из часто наблюдаемых эффектов повреждения префронтальной коры является частота выражения оскорбительных, вульгарных или нецензурных выражений (Damasio et al., 1990), даже если эти пациенты осознают некорректность своих действий (Saver И Дамасио 1991). Нежелательные мысли приходят в голову — это универсальный человеческий опыт, например, когда чья-то кулинария, прическа или новорожденного кажутся отталкивающими. Как отмечает Вегнер (2009), такие нежелательные мысли могут возникнуть в самый неподходящий момент.К счастью, большинство людей умеют держать при себе неприятные мысли.

Хотя когнитивные нейробиологи имеют долгую историю изучения торможения реакции, значительно меньше работы над нейронными механизмами, лежащими в основе подавления мысли (Anderson & Levy 2009). Wyland и его коллеги (2003) попросили участников выполнить задание по подавлению мыслей во время визуализации с помощью фМРТ. По сравнению с блоками безудержной мысли, подавление определенной мысли задействовало ACC, тогда как попытки очистить разум от любых мыслей задействовали не только ACC, но также латеральный PFC и островок.В этом конкретном случае, возможно, активность ACC была показателем неудач в подавлении мыслей или вместо этого сигнализировала о повышенной потребности в когнитивном контроле. Поскольку от испытуемых не требовалось уведомлять экспериментаторов, если и когда, несмотря на их усилия по подавлению, нежелательная мысль все же проскользнула в их сознание, оставалось неясным, означает ли эта активация ACC процесс подавления мысли или, скорее, вторжение мыслей, которые были быть подавленным. Как уже отмечалось, предполагается, что ACC участвует в отслеживании ошибок (Carter et al.1998, Геринг и Найт 2000, Макдональд и др. 2000) и сигнализирует о необходимости дополнительного когнитивного контроля (Kerns et al. 2004), увеличивая правдоподобие последней возможности. Чтобы проверить эти две гипотезы, Митчелл и его коллеги (2007) провели аналогичное исследование, в котором они просили испытуемых уведомлять их с помощью нажатия кнопки каждый раз, когда в их сознание входила конкретная нежелательная мысль. Важно отметить, что авторы использовали дизайн элемента состояния (Visscher et al. 2003), который позволил отделить области, демонстрирующие устойчивую реакцию во время активного подавления мысли, от областей, демонстрирующих временные ответы на вторжения мысли.Результаты этого эксперимента показали, что правый боковой PFC демонстрировал более устойчивую активность во время подавления мысли по сравнению с эпохами безудержной мысли. Однако ACC демонстрировал временную активность в отношении вторжений запрещенной мысли в периоды подавления мысли по сравнению с тем, когда та же самая мысль была допустимой (например, в эпохи безудержной мысли). Эти результаты интерпретируются как демонстрация того, что ACC отслеживает конфликт и сигнализирует о необходимости дополнительного контроля, в то время как боковой PFC участвует в реализации и поддержании когнитивного контроля над продолжительностью периодов подавления мысли и нечувствителен к временным сбоям в подавлении мысли (Mitchell и другие.2007). В аналогичном открытии Андерсон и его коллеги (2004) нашли доказательства латерального участия PFC в подавлении экспрессии заученных пар слов.

Другая категория нежелательных мыслей, требующих рутинного подавления, — это мысли, связанные со стереотипами и предвзятостью. За последние 20 лет множество социально-психологических исследований продемонстрировало, что расовые предубеждения и стереотипы могут активироваться автоматически и что люди различаются по своей мотивации к сознательному контролю над подавлением этих предрассудков (Devine 1989, Devine et al.2002, Fiske 1998, Greenwald et al. 1998, Payne 2001). Нейровизуализационные исследования предрассудков и расовых предубеждений в основном сосредоточены на относительном участии миндалевидного тела и областей PFC, причем первые участвуют в автоматическом компоненте стереотипов (Phelps et al. 2000), тогда как PFC участвует в управлении отношениями сверху вниз. (Либерман и др., 2005). Роль миндалины в оценке расовых членов внутренней и внешней группы — это не просто история большей активности миндалины для членов внешней группы (см. Hart et al.2000). Скорее, реакция миндалевидного тела на членов расовой чужой группы является более тонкой, отражая индивидуальные различия в автоматических отрицательных оценках чернокожих, измеренных с помощью теста неявной ассоциации (IAT) (Cunningham et al. 2004, Phelps et al. 2000), возможность для осуществления контроля сверху вниз (Cunningham et al. 2004, Richeson et al. 2003) и оценочных целей воспринимающего (Wheeler & Fiske 2005).

Каннингем и его коллеги (2004) попытались разделить роли миндалевидного тела и префронтальной коры в оценке расы, опираясь на тот факт, что миндалевидное тело быстро реагирует на подсознательное представление аффективных стимулов (Whalen et al.1998). Таким образом, представляя черные и белые лица как неявно (30 мс), так и явно (525 мс), исследователи смогли отдельно оценить условия, в которых участники вряд ли могли участвовать в когнитивном контроле (неявное представление), по сравнению с тем, когда участники имели возможность регулировать их ответы (явное изложение). Их результаты показали, что миндалевидное тело проявляло большую активность для черных лиц, когда участники не знали, что были представлены какие-либо лица.Однако, когда участникам было предоставлено достаточно времени для саморегуляции, активность миндалевидного тела не различалась между черными и белыми лицами; вместо этого Cunningham et al. (2004) обнаружили повышенное рекрутирование латеральных областей PFC во время явного представления черных лиц по сравнению с белыми лицами, что указывает на активную регуляцию.

Richeson и его коллеги (2003) непосредственно протестировали участие областей ПФК в контроле предрассудков, связав нейронную активность в ПФУ с количеством когнитивных истощений, которые испытывали участники после межрасового взаимодействия.После взаимодействия с афроамериканским конфедератом по политическому вопросу, имеющему расовую окраску (например, расовое профилирование), кавказские участники выполнили задание Струпа. Как было обнаружено в предыдущем исследовании (Richeson & Shelton, 2003), участники с более высокими автоматическими отрицательными оценками чернокожих показали повышенное вмешательство в задачу Струпа, что указывает на то, что они тратили больше ресурсов саморегулирования во время межрасового взаимодействия, в результате чего они были истощены и менее способны сдерживать их ответы во время задания Струпа (см. Baumeister & Heatherton 1996).Важно отметить, что эти же участники позже завершили якобы несвязанный эксперимент фМРТ, в котором они просматривали изображения черных и белых лиц. Как и в эксперименте Cunningham et al. (2004) участники задействовали боковые области PFC и ACC в ответ на черные лица по сравнению с белыми. Однако затем Ричсон и его коллеги смогли связать величину активности PFC со степенью, в которой участники проявляли повышенное вмешательство Струпа в предыдущем эксперименте по межрасовому взаимодействию.Активность как латерального PFC, так и ACC положительно коррелировала как с усилением вмешательства Струпа, так и с показателем скрытых расовых стереотипов (Richeson et al. 2003). То есть участники, которые демонстрировали большее истощение саморегуляции после личного межрасового взаимодействия, также с большей вероятностью привлекали области ПФК, участвующие в когнитивном контроле, при просмотре черных лиц. Понятие когнитивного истощения происходит из теории конечности когнитивных ресурсов; следовательно, действия, которые чрезмерно задействуют эти ресурсы (т.е., сдерживание импульсов, принуждение себя к выполнению утомительной задачи) истощают их (Baumeister & Heatherton 1996). Таким образом, открытие Richeson & Shelton (2003), что подавление предрассудков, по-видимому, истощает когнитивные ресурсы, предполагает, что акт контроля над предубеждениями требует когнитивного контроля.

Регулирование поведения

Современный мир полон соблазнов. Каждый день людям приходится сопротивляться соблазну сладостей с сахаром, сигарет, алкоголя, наркотиков, секса, сна, когда они должны бодрствовать, просмотра Интернета, когда они должны работать — этот список можно продолжать до бесконечности.Психологи добились значительного прогресса в выявлении индивидуальных и ситуативных факторов, которые поощряют или ослабляют самоконтроль (Baumeister et al. 1994, Mischel et al. 1996, Posner & Rothbart 1998). Неспособность к саморегулированию приводит к множеству негативных форм поведения, включая злоупотребление психоактивными веществами, предрассудки и преступное поведение (см. Baumeister & Heatherton 1996). И наоборот, те, кто лучше способны к саморегулированию, демонстрируют улучшение отношений, повышение успешности работы и улучшение психического здоровья (Duckworth & Seligman 2005, Tangney et al.2004 г.). Несмотря на многочисленные исследования управляющих функций и торможения, относительно немного исследований нейровизуализации непосредственно изучали социально-психологические модели саморегуляции (Wagner & Heatherton 2010b).

Хотя существует множество причин отказа саморегуляции, общий процесс включает в себя скрытые мотивации и активирующие стимулы (Baumeister & Heatherton 1996). То есть голодный человек может не решиться утолить голод до тех пор, пока не увидит рекламу вкусного фаст-фуда.Для других просмотр рекламы фаст-фуда напоминает человеку, что он или она пытается избежать лишних калорий, и поэтому желание поесть преодолевается. В этом случае сложно контролировать поведение, потому что нейронные механизмы вознаграждения, а именно мезолимбическая дофаминовая система, побуждают нас участвовать в деятельности, которая активирует дофаминовые нейроны в прилежащем ядре (NAcc). Общей чертой всех вознаграждений, включая наркотики, вызывающие злоупотребление, является то, что они активируют дофаминовые рецепторы в NAcc (Carelli et al.2000, Kelley & Berridge 2002, Koob & Le Moal 1997). В исследованиях нейровизуализации есть сходные доказательства в виде повышенной активации области NAcc в ответ на прием пищи (O’Doherty et al. 2003) и наркотиков (Breiter et al. 1997, Zubieta et al. 2005). ). Участие этих регионов в обработке и ожидании вознаграждения было хорошо установлено многочисленными исследованиями нейровизуализации (Cloutier et al. 2008, Delgado et al. 2000, Knutson et al. 2005).

Более того, простой просмотр изображений основных наград, таких как эротические изображения (Karama et al.2002) или изображения лекарств (Дэвид и др., 2007, Гараван и др., 2000), могут привести к активации мезолимбической системы вознаграждения. Эта парадигма «сигнал-реактивность» сыграла важную роль в исследованиях ожирения и наркомании, которые неоднократно демонстрировали, что тучные люди (Rothemund et al. 2007, Stoeckel et al. 2008), курильщики (David et al. 2007, Due et al. 2002), а наркоманы (Чайлдресс и др. 1999, Гараван и др. 2000, Маас и др. 1998, Векслер и др. 2001) демонстрируют большую реактивность на подсказки, чем участники контрольной группы.Важно отметить, что эта связанная с сигналом активность предсказывает самооценку тяги к еде или лекарствам (McClernon et al. 2005, Myrick et al. 2008, Wang et al. 2004).

Активация систем вознаграждения, будь то перед лицом реальных объектов или их визуальных представлений, представляет собой проблему для людей, пытающихся не участвовать в предполагаемой полезной деятельности. Как можно было ожидать из приведенного выше обсуждения, различные области ПФУ важны для сопротивления искушению. Например, Борегар и его коллеги обнаружили, что испытуемые задействовали латеральные PFC и ACC, когда их просили подавить возбуждение в ответ на эротические изображения (Beauregard et al.2001), и когда Броуди и его коллеги попросили курильщиков подавить свою тягу, они наблюдали повышенную активацию АСС по сравнению с тем, когда их просили усилить тягу (Brody et al. 2007). Пример важности этих регионов для регуляции аппетитного поведения был получен при исследовании успешных и неуспешных людей, сидящих на диете. В ответ на потребление пищи успешные люди, сидящие на диете, демонстрируют повышенную активность латеральной ПФК (т. Е. Дорсальной боковой префронтальной коры), предполагая, что они спонтанно задействуют стратегии саморегуляции, чтобы ограничить поведение, связанное с поиском пищи (DelParigi et al.2007).

Среди общих паттернов саморегулирования, выявленных Баумейстером и Хизертоном (1996), были причины с задержкой активации, когда люди реагировали на первоначальное пристрастие к запрещенным веществам (например, алкоголю, еде или табаку), потребляя больше из этого; «Всего одна сигарета» быстро превращается в половину пачки, выпей «всего один глоток», и, прежде чем ты это осознаешь, вся бутылка исчезнет. Например, в лабораторном исследовании Herman & Mack (1975) заставили людей, хронически сидящих на диете, нарушить диету, выпив большой высококалорийный молочный коктейль, и обнаружили, что они впоследствии переедают по сравнению с контрольной группой в предполагаемом вкусовом тесте.После того, как диета нарушена в течение дня, люди, сидящие на диете, похоже, отказываются от контроля, возможно, ожидая, что на следующий день начнут свою диету заново. Подобные результаты были получены во многих последующих исследованиях (см. Обзор Heatherton & Baumeister, 1991).

Теории наркомании постулируют, что гиперчувствительность областей вознаграждения к лекарственным сигналам (Stoeckel et al. 2008) наряду с нарушением нормальной нисходящей префронтальной регуляции таких областей (Bechara 2005; Koob & Le Moal 1997, 2008) в совокупности приводят к неспособности наркоманов контролировать поведение.Эта теория была проверена в исследовании, в котором изучалась реактивность пищевого сигнала в прилежащем ядре у лиц, сидящих на хронической диете и не соблюдающих диету (Demos et al. 2010). Используя предварительную загрузку молочного коктейля, подобную той, что использовали Herman & Mack (1975), половина участников нарушила диету до того, как увидели пищевые сигналы. Люди, сидящие на диете, которые выпили молочный коктейль, который предположительно нарушил их диету, показали повышенную реактивность NAcc на пищевые сигналы по сравнению как с людьми, не соблюдающими диету, так и с теми, кто придерживается хронической диеты, чья диета не была нарушена (Demos et al.2010). Интересно, что люди, сидящие на хронической диете, продемонстрировали повышенное задействование латерального ПФУ в ответ на пищевые сигналы по сравнению с теми, кто не придерживался диеты. Но не было никакого эффекта предварительной нагрузки, нарушающей диету, на латеральную активность ПФУ, что свидетельствует о том, что люди, сидящие на диете, которые пили молочный коктейль, все еще участвовали в саморегуляции, но, тем не менее, не могли подавлять связанную с сигналом активность в системах поощрения. Это явление имитируется у лиц с ожирением, которые демонстрируют повышенную активность систем поощрения мозга к изображениям еды по сравнению с подобранной контрольной группой (Stoeckel et al.2008 г.). Взятые вместе, эти результаты рисуют картину нерегулируемой системы вознаграждения, при которой NAcc, больше не находящаяся под влиянием нисходящего контроля со стороны PFC, демонстрирует преувеличенную реакцию на пищевые сигналы, что в конечном итоге приводит к краху самоконтроля.

Саморегуляция как ограниченный ресурс

Хотя саморегулирование эмоций, мыслей и поведения можно рассматривать отдельно, вполне вероятно, что аналогичные процессы являются общими для всех областей саморегуляции.Baumeister & Heatherton (1996) предложили сильную модель саморегулирования, в которой общий ресурс исчерпывается повторными попытками саморегулирования (Muraven & Baumeister 2000, Vohs & Heatherton 2000). Например, регулирование эмоций ухудшает способность людей, сидящих на диете, воздерживаться от еды и соблюдать стандарты диеты (Hofmann et al. 2007). Также было показано, что воздействие на участников высокой когнитивной нагрузки нарушает саморегуляцию, в результате чего люди, сидящие на диете, демонстрируют неограниченное питание по сравнению с участниками с низкой когнитивной нагрузкой (Ward & Mann 2000).Точно так же Муравен и его коллеги показали, что участники, которые участвовали в манипуляциях по подавлению мысли, впоследствии демонстрировали нарушение контроля над импульсами и пили больше алкоголя, чем участники контрольной группы (Muraven et al. 2002). Кроме того, как уже упоминалось, если человек склонен к неявной предвзятости по отношению к представителям другой расы, взаимодействие с одним из них может существенно повлиять на его способность выполнять задачи, связанные с ингибированием реакции, такие как задача Струпа (Richeson & Shelton 2003).

Данные нейровизуализационных исследований перекликаются с этими выводами. В одном исследовании испытуемые, которые выполнили сложную задачу по контролю внимания, показали снижение задействования латерального ПФК и стали менее искусными в регулировании эмоций (Wagner & Heatherton 2010a). В исследовании людей, сидящих на хронической диете, задачи по регулированию эмоций имели такой же эффект, как снижение латеральной активации PFC, а также повышение активности NAcc в ответ на пищевые сигналы (Heatherton et al. 2010). Как обсуждалось выше в этом разделе, латеральный префронтальный префронт, по-видимому, задействован как средство нисходящего контроля над эмоциональными и аппетитными импульсами.Следовательно, неспособность полностью задействовать его помощь в регулировании таких импульсов, несомненно, может помочь объяснить сбои в саморегуляции, проявляемые испытуемыми в поведенческих исследованиях.

Нейробиология саморегуляции

Abstract

Как социальный вид, люди имеют фундаментальную потребность в принадлежности, которая поощряет поведение, соответствующее тому, чтобы быть хорошим членом группы. Чтобы быть хорошим членом группы, требуется способность к саморегулированию, которая позволяет людям изменять или подавлять поведение, которое может подвергнуть их риску исключения из группы.Саморегуляция требует четырех психологических компонентов. Во-первых, люди должны осознавать свое поведение, чтобы сравнивать его с общественными нормами. Во-вторых, люди должны понимать, как другие реагируют на их поведение, чтобы предсказать, как другие отреагируют на них. Это требует третьего механизма, который обнаруживает угрозу, особенно в сложных социальных ситуациях. Наконец, необходим механизм для разрешения несоответствий между самопознанием и социальными ожиданиями или нормами, тем самым мотивируя поведение к разрешению любого существующего конфликта.В этой статье рассматривается недавнее исследование социальной нейробиологии, посвященное психологическим компонентам, поддерживающим способность человека к саморегуляции.

Ключевые слова: самосознание, теория разума, потребность принадлежать, социальная нейробиология, нейровизуализация, зависимость

Введение

Многие из адаптивных проблем, с которыми столкнулись наши самые ранние предки, были социальными по своей природе, например, различение друзей от врагов, выявление и оценка потенциальных партнеров, понимание природы и структуры групповых отношений и т. д.Те предки, которые были способны решать проблемы выживания и адаптироваться к своей социальной среде, с большей вероятностью воспроизводили и передавали свои гены. Таким образом, у людей сформировалась фундаментальная потребность принадлежности, которая поощряет поведение, соответствующее тому, чтобы быть хорошим членом группы (Baumeister & Leary, 1995). Принадлежность к хорошей группе имеет большое значение, включая доступ к общим ресурсам, защиту от различных угроз и даже помощь в повседневных делах. Следовательно, человеческий мозг адаптировался в сложной социальной среде и, вероятно, развил специализированные нейронные механизмы, остро чувствительные к социальному контексту, особенно к любым признакам того, что членство в группе находится под угрозой (Heatherton & Wheatley 2010, Mitchell & Heatherton 2009).

Потребность в сдерживании

Однако быть хорошим членом группы не всегда легко. Существует внутренний конфликт между тем, что нравится отдельному человеку, и тем, что лучше всего для группы. С индивидуальной точки зрения, основные процессы мотивационного вознаграждения поощряют поведение, приносящее удовольствие. Предоставленные нашим собственным устройствам и не опасаясь социальной оценки, мы можем без ограничений удовлетворять свой аппетит: есть столько откормленной вкусной пищи, сколько может вместить наш желудок, глотать химические вещества, активирующие дофаминовые рецепторы, и в целом следовать гедонистическому правилу делать все, что нам кажется. хороший.Но употребление большего количества еды, чем справедливая, или иная монополизация ресурсов группы дорого обходятся другим членам группы и, таким образом, могут угрожать нашему статусу в группе. Следовательно, запреты важны для гармоничных социальных отношений, и эволюция, несомненно, благоприятствовала тем, кто мог контролировать нежелательные импульсы.

Торможение — это ключевая особенность саморегуляции, которая относится к процессу, с помощью которого люди инициируют, корректируют, прерывают, останавливают или иным образом изменяют мысли, чувства или действия, чтобы добиться реализации личных целей или планов или поддерживать действующие стандарты (Baumeister et al.1994a, Baumeister & Heatherton 1996, Carver & Scheier 1998). В самом широком смысле саморегулирование относится к преднамеренным или целенаправленным действиям, которые направляются изнутри человека (Bandura 1989). С этой точки зрения обучение, физиология и культура предрасполагают к определенному поведению, мыслям или эмоциям в определенных обстоятельствах, но саморегуляция позволяет людям изменять или преодолевать их. Хотя все люди обладают впечатляющей способностью к саморегуляции, неудачи случаются часто, и люди теряют контроль над своим поведением в самых разных обстоятельствах (Baumeister & Heatherton 1996, Baumeister et al.1994а). Такие неудачи — важная причина нескольких современных социальных проблем — ожирения, сексуального хищничества, зависимости и сексуальной неверности, и это лишь некоторые из них. Тот факт, что даже уважаемые деятели, включая католических священников, знаменитостей / спортивные модели и уважаемых политических лидеров, подвергались публичной критике за свои впечатляющие неудачи в самообладании, является свидетельством трудностей, присущих попыткам контролировать себя. В этой статье обсуждаются нейронные основы фундаментальных компонентов социального мозга, уделяя особое внимание тому, как наличие «я» служит основным социальным навыкам, необходимым для поддержания эффективных отношений с членами группы.

Конечно, существуют и другие важные особенности саморегулирования, такие как инициирование усилий по саморегулированию для достижения личных целей (Shah 2005). Например, Хиггинс (1997) отделил усилия по саморегулированию, направленные на достижение желаемых результатов, от усилий, направленных на избежание нежелательных результатов. Цели продвижения — это те, в которых люди подходят к идеальным целям со стремлением и чувством выполненного долга, сосредотачиваясь на потенциальных выгодах. Напротив, цели предотвращения — это те, в которых люди пытаются избежать потерь, перестраховываясь или делая то, что они должны делать.Эта схема оказалась полезной для понимания большей части социального поведения, от того, как люди ведут себя в межгрупповом контексте (Shah et al. 2004), до того, как они реагируют на неловкие межрасовые взаимодействия (Trawalter & Richeson 2006). Хотя понимание того, как люди инициируют поведение для достижения личных целей, несомненно, важно для многих аспектов человеческого поведения, особенно поведения, связанного со здоровьем (Bandura 1991, Carver & Scheier 1998, Rothman et al. 2004), пока нет значительного объема исследований в области нейробиологии, посвященных этот аспект саморегуляции (исключения см. Cunningham et al.2005, Эддингтон и др. 2007). Соответственно, большая часть этой статьи сосредоточена на регулировании и контроле текущей психологической активности.

Компоненты социального мозга

Чтобы быть хорошим членом группы, необходимо осознавать, как человек думает, чувствовать или ведет себя, а также способность изменять что-либо из этого в соответствии со стандартами или ожиданиями группы. Это подразумевает необходимость как минимум четырех психологических компонентов, отказ любого из которых может привести к плохим результатам и осуждению со стороны группы (Heatherton 2010, Krendl & Heatherton 2009, Mitchell & Heatherton 2009, Wagner & Heatherton 2010b).

Самосознание

Во-первых, людям нужно самосознание, чтобы размышлять о своем поведении, в том числе о своих эмоциональных проявлениях, чтобы судить о них по групповым нормам. Эмпирическое понимание себя имеет долгую историю в психологии (см. Baumeister 1998), восходящую к важному различию Уильяма Джеймса между собой как познающим («я») и самостью как объектом, который известен («я»). ). В смысле познающего «я» — это субъект, который думает, чувствует и действует.В смысле объективированного «я» «я» состоит из знания, которое люди хранят о себе, когда они размышляют о своих лучших и худших качествах. Переживание себя как объекта внимания — это психологическое состояние, известное как самосознание, которое побуждает людей размышлять о своих действиях и понимать, в какой степени эти действия соответствуют личным ценностям и убеждениям, а также групповым стандартам (Carver & Scheier 1981, Duval & Wicklund 1972). Являются ли определенные аспекты личности, такие как корыстные предубеждения и мотивации, действительно адаптивными, остается открытым для некоторых дискуссий (Leary 2004), хотя есть немало свидетельств того, что символически репрезентативная личность давала людям значительные преимущества в ходе эволюции. например, содействие общению и сотрудничеству с членами группы (Sedikides & Skowronski 1997).

Ментализация

Понимание того, что нарушение социальных норм проблематично, требует от людей осознания того, что они являются объектами социальной оценки, что, в свою очередь, требует знания того, что другие способны давать такие оценки. То есть людям нужна способность делать выводы о психических состояниях других, чтобы предсказывать их действия, навык, называемый ментализацией или «теорией разума» (Amodio & Frith 2006, Gallagher & Frith 2003, Mitchell 2006). Ментализация позволяет людям осознавать, что у других есть мысли, а также пытаться понять содержание этих мыслей.В конечном итоге это позволяет людям сопереживать наблюдателям, чтобы иметь возможность предсказывать их суждения или поведение.

Обнаружение угроз

Способность ментализировать критически важна для третьего механизма, обнаружения угроз, который отслеживает среду на предмет любых сигналов или других свидетельств возможного исключения из группы. Если у людей есть фундаментальная потребность в принадлежности, то необходим механизм для определения инклюзивного статуса (Leary et al. 1995, Macdonald & Leary 2005). Действительно, чувство социальной тревожности или беспокойства о возможном отказе должно вести к повышенной социальной чувствительности, и исследования показали, что люди, которые больше всего беспокоятся о социальной оценке (т.е., застенчивые и одинокие) демонстрируют улучшенную память для социальной информации, более чуткие и точные и демонстрируют повышенные способности к расшифровке социальной информации (Gardner et al. 2000, 2005; Pickett et al. 2004).

Саморегулирование

Когда люди осознают, что их действия нарушают стандарты группы и что другие оценивают их негативно (т. Е. Обнаружена угроза), им нужна способность исправить ситуацию, чтобы восстановить хорошие отношения с другими. Члены группы.Для этого требуются исполнительные аспекты личности («Я» как знающего), которые позволяют людям изменяться в соответствии с социальным контекстом, включая изменение их мыслей, действий и эмоций. Таким образом, людям необходимо подавлять свои порывы, подавлять свои желания, противостоять искушениям, предпринимать сложные или неприятные действия, изгонять нежелательные и навязчивые мысли и контролировать свои эмоциональные проявления, и все это сложно сделать, но необходимо для того, чтобы оставаться в доброй милости. других (Heatherton & Vohs 1998).Конечно, людям также необходимо проактивно регулировать свое поведение, например, не показаться предвзятым или произвести хорошее впечатление. Как уже упоминалось, люди также саморегулируются для достижения позитивных целей (Higgins 1997). Таким образом, люди начинают диеты, чтобы похудеть, и копят деньги, чтобы позволить себе жить более благополучно в будущем. Саморегуляция включает в себя как инициирование, так и поддержание поведенческих изменений в дополнение к подавлению нежелательного поведения или реагированию на ситуативные требования.

Подход социальной нейробиологии

С точки зрения нейробиологии вполне вероятно, что мозг развил отдельные механизмы для познания самих себя, понимания того, как другие реагируют на нас, обнаружения угроз внутри социальной группы и регулирования действий, чтобы избежать исключены из этих групп (Krendl & Heatherton 2009). В рамках социальной психологии попытки понять участие тела в социальных явлениях также имеют долгую историю, начиная с использования измерений проводимости кожи, чтобы указать, вызывают ли экспериментальные условия возбуждение (например,g., Lanzetta & Kleck 1970), к оценке активности лицевых мышц для выявления эмоционального выражения (например, Cacioppo & Petty 1981), к исследованиям пациентов, изучающим влияние травмы мозга на социальное поведение и личность (Klein & Kihlstrom 1998 ). В последнее время появился энтузиазм по поводу использования методов визуализации мозга, которые позволяют исследователям наблюдать за работающим мозгом в действии (Adolphs 2009, Lieberman 2009, Macrae et al. 2004a, Ochsner 2007, Ochsner & Lieberman 2001).Появление визуализации привело к взрыву исследований в области социальной нейробиологии, и в последнее время появилось несколько обзоров литературы (Amodio & Frith 2006, Cacioppo et al. 2007, Heatherton & Wheatley 2010, Lieberman 2009, Mitchell & Heatherton 2009, Ochsner 2007) а также методологическая критика, вызывающая озабоченность по поводу ценности визуализации для выяснения психологических процессов (Adolphs 2010, Cacioppo et al. 2003, Vul et al. 2009). В оставшейся части этой статьи исследуется вклад нейробиологического подхода в понимание компонентов социального мозга, уделяя основное внимание исследованиям самосознания / знания и саморегуляции (см. Цветную вставку).

Компоненты социального мозга. Области мозга, которые обычно активируются для изучения себя, теории разума, обнаружения угроз и саморегуляции.

Самосознание и самопознание

Люди обладают впечатляющей степенью самосознания. Мы не только можем идентифицировать себя как отличные от других, но мы можем критически осмыслить то, что делает нас уникальными, и развить самоощущение, которое включает в себя нашу биографию и внешне отличительные характеристики, такие как имя, родной город и род занятий, а также еще более глубокое ощущение того, «кто мы есть», включая черты личности, наши основные убеждения и отношения, что нам нравится и не нравится в себе, и, следовательно, что мы хотели бы изменить.Замечательная степень нашего самосознания может быть смешанным благословением; слишком много самостоятельного мышления может быть дезадаптивным (Leary 2004) и связано с депрессивными расстройствами (Ingram 1990) и склонностью размышлять о негативных событиях (Donaldson et al. 2007, Joormann 2006, Siegle et al. 2002). Однако без такой способности к самопознанию и самопознанию социальный мир, каким мы его знаем, не мог бы существовать.

Является ли я особенным?

Центральная роль Я-концепции в социальном функционировании порождает вопрос о том, является ли я каким-то образом «особенным» как когнитивная структура или информация о себе обрабатывается так же, как обрабатывается все остальное, проблема это вызвало серьезные дискуссии среди социальных и когнитивных психологов в конце 1970-х — 1980-х годах (Bower & Gilligan 1979, Greenwald & Banaji 1989, Klein & Kihlstrom 1986, Maki & McCaul 1985, Rogers et al.1977). Как обсуждали Хиггинс и Барг (1987), суть дебатов заключалась в том, была ли улучшенная память, являющаяся результатом кодирования информации, относящейся к себе, уникальной когнитивной структурой (т. это применимо к любому контексту памяти. Macrae et al. (2004a) отметили, что разочаровывающая особенность этой дискуссии заключалась в том, что все теории делали одинаковые поведенческие прогнозы (например, превосходная память для материала, закодированного со ссылкой на себя), и поэтому научный вопрос было трудно решить (см. Также Gillihan & Farah 2005 ).Одну линию поддержки идеи о том, что память на себя является чем-то особенным, можно найти в исследованиях пациентов с такими заболеваниями, как болезнь Альцгеймера и тяжелая амнезия. Хотя состояния этих пациентов сильно влияют на их способность вспоминать различные важные детали своей жизни, они часто могут точно сообщить, описывают ли их определенные прилагательные, характерные для определенных черт (Klein, 2004), предполагая, что чувство собственного «я» нелегко погасить.

С появлением нейровизуализации у ученых появились новые методы для решения давних вопросов, например, является ли личность каким-то особенным как структура памяти.Начиная с исследований с использованием позитронно-эмиссионной томографии (ПЭТ) (Craik et al. 1999) и функциональной магнитно-резонансной томографии (fMRI) (Kelley et al. 2002), в многочисленных последующих исследованиях изучались области мозга, которые участвуют в обработке информации о себе, по сравнению с те, которые связаны с обработкой семантической информации в целом или с обработкой информации о других людях, при этом подавляющее большинство обнаруживает повышенную активность в медиальной префронтальной коре (MPFC), задней поясной коре и предклинье (обзоры см. в Heatherton et al.2007 г., Моран и др. 2010, Northoff et al. 2006 г.). Важное исследование Macrae et al. (2004b) продемонстрировало, что активность в MPFC предсказывает последующую память для информации, обрабатываемой со ссылкой на себя, тем самым устанавливая роль MPFC в улучшении самореферентной памяти.

Исследования, в которых использовались другие задачи для изучения различных аспектов личности, выявили аналогичные модели активности мозга. Повышенная активность MPFC также наблюдалась, когда субъекты участвовали в рефлексии в свободной форме сами по себе, по сравнению с тем, когда они участвовали в рефлексии в свободной форме другого человека (D’Argembeau et al.2005 г., Фарб и др. 2007 г., Джонсон и др. 2006, Kjaer et al. 2002), а также когда им приказывают учитывать свои личные предпочтения в отношении задач неотражающего контроля (Голдберг и др., 2006, Гуснард и др., 2001, Джонсон и др., 2005, Окснер и др., 2004). Cabeza et al. (2004) обнаружили повышенную активацию MPFC для восстановления эпизодической памяти автобиографических событий. В их исследовании участникам были представлены фотографии, которые либо они сделали в кампусе, либо сделали кто-то другой.Участники продемонстрировали повышенную активность MPFC на фотографиях, сделанных ими самими. Даже пассивный просмотр релевантных слов (таких как имя или почтовый адрес) во время несвязанной задачи приводит к повышенной активности MPFC (Moran et al. 2009). Другие результаты показывают, что активность MPFC может быть частью нейронной сети по умолчанию, задействованной во время свободного мышления в отсутствие явной задачи (D’Argembeau et al. 2005, Gusnard et al. 2001, Wicker et al. 2003), предполагая что разум спонтанно обращается к себе, когда ему позволяют блуждать (Mason et al.2007). Действительно, повышенный уровень активности MPFC был связан с чертой самосознания, то есть степенью, в которой люди в целом осознают свое поведение (Eisenberger et al. 2005). Наконец, было показано, что практика медитации осознанности, направленная на дисциплинирование размышлений типа потока сознания путем эффективного уменьшения явных связанных с собой мыслей в обмен на общее базовое чувство самосознания, снижает активность MPFC (Farb et al. 2007).

Исследования пациентов с черепно-мозговой травмой предоставляют дополнительные доказательства важности префронтальных областей, таких как MPFC, для самосознания и самопознания.Пациенты с поражением лобных долей обнаруживают значительное нарушение их способности к саморефлексии и самоанализу (Beer et al. 2003, Stuss & Benson 1986, Wheeler et al. 1997). Пациенты с поражениями MPFC особенно продемонстрировали недостаточную способность вспоминать личные предпочтения, и их ответы на вопросы, побуждающие их отношение к различным стимулам, сильно различались между сессиями (Fellows & Farah 2007).

Социальный и культурный контекст

Повсеместность результатов MPFC для любой задачи, связанной с личностью, предоставила исследователям возможность проверить различные психологические теории, относящиеся к личности.Например, некоторые теории предполагают, что близкий друг может стать частью нашей самооценки (Aron & Aron 1996). Если эта теория верна, можно ожидать увидеть ту же самую активацию MPFC, когда люди размышляют об этих близких других, как когда они размышляют о себе. К сожалению, попытки проверить эту гипотезу с помощью нейровизуализации дали неоднозначные результаты: в некоторых исследованиях сообщалось об активации MPFC как для интимных людей, так и для самого себя (Ochsner et al. 2005, Schmitz et al.2004 г., Seger et al. 2004), а другие обнаружили такую ​​активность только для себя (Heatherton et al. 2006). Возможно, что методологические проблемы лежат в основе этих разрозненных результатов, поскольку в исследованиях использовались разные мишени и различные конструкции изображений, но на данный момент необходимы дополнительные исследования для решения этой проблемы.

Новый поворот в этой идее отражен в представлении культурной психологии о том, что в то время как индивидуалистические западные культуры конструируют самость как уникальную идентичность, значительно независимую от других, коллективистские восточные культуры конструируют самость, которая является изменчивой, контекстной и определяется в значительной степени из-за его отношений с другими (Маркус и Китайма, 1991).Чтобы выяснить, наблюдается ли такая разница в самооценке на нейронном уровне, Чжу и его коллеги (2007) задавали китайским и западным участникам вопросы о себе и своих матерях при использовании фМРТ. В то время как китайские участники продемонстрировали повышенный уровень активации MPFC, размышляя как о себе, так и о своих матерях, западные испытуемые проявляли повышенную активность только тогда, когда думали о себе. Аналогичным образом Zhang et al. (2006) в двух экспериментах показали, что, когда китайские участники размышляют о себе по отношению к другому, MPFC более заинтересован в отношении себя, когда другой не близок, но в равной степени он вовлечен в себя и мать.В другом исследовании Чиао и его коллеги (2009b) обнаружили, что активность в MPFC в ответ на суждения о личностной значимости черт как в общем, так и в конкретном контексте предсказывала степень, в которой испытуемые поддерживали индивидуалистические или коллективистские ценности, соответственно. Точно так же бикультурные участники, чей фон отражал как коллективистские, так и индивидуалистические ценности, продемонстрировали повышенную активацию MPFC в отношении общих суждений о чертах относительно контекстуальных суждений, когда они были ориентированы на индивидуалистические ценности, и участники показали противоположный образец, когда они были ориентированы на коллективистские ценности (Chiao et al.2009а). Эти исследования предоставляют сходные доказательства, позволяющие предположить, что культура может влиять на то, как «я» конструируется на нейронном уровне.

Возрастные изменения

Из-за связанных с возрастом структурных изменений в MPFC можно было ожидать, что самореференционная обработка также изменится с возрастом. Давно известно, что подростковый возраст связан с повышенным самооценкой (Enright et al. 1980). Поэтому неудивительно, что Pfeifer et al. (2007) обнаружили большую активность MPFC у детей, чем у взрослых, сравнивая оценки себя с оценками известного вымышленного персонажа (т.э., Гарри Поттер). Аналогичным образом, в соответствии с теорией о том, что подростковый возраст отмечен повышенной озабоченностью мнениями других о себе и что эти воспринимаемые мнения помогают сформировать самооценку подростка (Harter 1999, Harter et al. 1998), Pfeifer et al. (2009) обнаружили, что по сравнению со взрослыми взрослыми подростки задействуют области мозга, связанные с социальным познанием (описание этих областей см. ниже в разделе «Теория разума») во время саморефлексии в дополнение к MPFC и задней поясной коре головного мозга.Повторяя их предыдущие открытия (Pfeifer et al. 2007), активность мозга снова была выше в релевантных для себя регионах у подростков, чем у взрослых. Напротив, хотя старение в более зрелом возрасте связано с рядом изменений в процессах памяти, похоже, что улучшение самоореферента в памяти остается неизменным, и что существует аналогичный образец активности MPFC, связанный с этим эффектом для молодых и пожилых людей. (Glisky & Marquine 2009, Gutchess et al.2007, Mueller et al.1986).

Аффективное «я» и психопатология

Еще один важный психологический процесс, имеющий отношение к «я», — это эмоции. Одним из важнейших аспектов самоощущения является то, что оно производит аффект — оценки себя неизбежно приводят к эмоциональным реакциям, которые влияют на последующие мысли и действия. Но слишком большая концентрация внимания на себе может быть связана с психопатологией, как и со склонностью депрессивных пациентов размышлять о негативной релевантной для себя информации и делать негативные приписывания себе (Grunebaum et al.2005, Ingram 1990, Northoff 2007, Rimes & Watkins 2005). Недавние визуальные исследования выявили аномалии во многих корковых и подкорковых структурах средней линии, связанные с депрессией (Grimm et al. 2009, Lemogne et al. 2009). Например, Джонсон и его коллеги (2009) наблюдали, что депрессивные люди проявляли устойчивую активность в областях, связанных с саморефлексией во время неотражающих отвлекающих задач, в отличие от контрольных, что указывает на относительную трудность отстранения от процессов саморефлексии.Моран и его коллеги (2006) обнаружили, что в то время как MPFC реагировал на личную значимость информации (то есть, является ли признак самоописательным или нет), соседняя область, вентральная передняя поясная кора (vACC, иногда называемая субгенуальной передней передней частью). cingulate), реагировал на эмоциональную валентность этого материала, но только на те черты, которые были сочтены информативными. Это говорит о том, что эти смежные префронтальные области подчиняют когнитивные и эмоциональные аспекты саморефлексии соответственно.В частности, активность vACC снижается, когда неблагоприятная информация считается информативной. Этот вывод хорошо согласуется с исследованиями, показывающими, что vACC участвует в эмоциональных расстройствах, таких как депрессия и посттравматическое стрессовое расстройство (Drevets et al. 1997). Например, исследователи наблюдали дифференциальную активацию vACC на эмоциональные выражения лица между депрессивными и контрольными участниками (Gotlib et al. 2005). Исследования vACC имеют многообещающую переводческую ценность.В особенно ярком исследовании Mayberg и коллеги (2005) продемонстрировали, что глубокая стимуляция мозга с помощью vACC эффективна в облегчении депрессии у пациентов, устойчивых к лечению.

Недавно были предприняты попытки изучить нейронную основу обработки ссылок на себя среди людей с другими психическими расстройствами. Исследования, проведенные на пациентах с шизофренией или другими психозами, указывают на дисфункциональную активность MPFC среди таких групп населения (Paradiso et al. 2003, Taylor et al.2007 г., Уильямс и др. 2004), например, гипоактивность в MPFC во время явных задач самореференции (Blackwood et al. 2004). Нарушения самоощущения, наблюдаемые в результате таких расстройств, проявляются по-разному, включая нарушение самооценки, которое приводит к неосведомленности о своей болезни (Amador & David 2004, Cooney & Gazzaniga 2003) и неспособности чтобы отличить стимулы, генерируемые самими собой, от стимулов, генерируемых извне, которые, как предполагается, ответственны за сообщения о сенсорных нарушениях и слуховых галлюцинациях (Ditman & Kuperberg 2005, Seal et al.2004 г.). Поскольку MPFC участвует как в саморефлексии, так и в задаче дифференциации стимулов, генерируемых эндогенно и экзогенно (Simons et al. 2006, Turner et al. 2008), вполне вероятно, что аномальная активность MPFC способствует возникновению таких симптомов, хотя требуются дополнительные исследования. необходимо для лучшего понимания связи между активностью мозга, дефицитом референциальной обработки данных и психопатологией (Nelson et al. 2009, van der Meer et al. 2010).

MPFC — это я?

Хотя исследования неизменно демонстрируют повышенную MPFC для состояний, которые связаны с некоторыми аспектами личности, это не означает, что MPFC отражает физическое расположение «я» или что другие области не являются жизненно важными для феноменологического опыта, связанного с самостью. .Скорее, переживание себя включает в себя различные сенсорные, аффективные и моторные процессы, вносимые разрозненными участками мозга за пределами области средней линии коры (Turk et al. 2003). В самом деле, некоторые утверждали, что наиболее важные психологические процессы, вызывающие активацию MPFC, включают в себя логический вывод, будь то о себе или о чем-либо еще (Legrand & Ruby 2009). Совсем недавно Джейсон Митчелл (2009) предположил, что любой тип социального познания, который включает внутренне генерируемые «нечеткие» представления, которые являются неточными и подлежащими пересмотру, например, оценка отношения к себе или другим, или даже к объектам в целом, активирует MPFC.В то же время преобладание доказательств указывает на то, что условия, в которых наиболее устойчиво продуцируется активность MPFC, обычно характеризуются обширным самововлечением (Moran et al. 2010). Учитывая важность MPFC для социального функционирования мозга, вероятно, будет гораздо больше теорий его функционирования, а также исследований для их проверки.

Теория разума

Одним из наиболее важных атрибутов социального мозга является способность делать выводы о психическом состоянии других, чтобы предсказать их действия (Amodio & Frith 2006, Gallagher & Frith 2003, Mitchell 2006).В дополнение к распознаванию наших собственных психических состояний, гармоничная жизнь в социальных группах требует, чтобы мы были способны интерпретировать эмоциональные и психические состояния других (Heatherton & Krendl 2009). Например, социальные эмоции требуют, чтобы мы могли делать выводы об эмоциональном состоянии других (даже если эти выводы неточны). Например, чтобы чувствовать вину за причинение боли любимому человеку, люди должны понимать, что у других есть чувства (Baumeister et al. 1994b). Точно так же межличностный стресс возникает из-за осознания того, что люди оценивают вас (тем самым вызывая такие эмоции, как смущение), что по своей сути означает признание того, что другие люди выносят оценочные суждения.Способность делать выводы о психических состояниях других обычно называют ментализацией или способностью к теории разума (ToM). ToM позволяет людям сопереживать другим и сотрудничать с ними, точно интерпретировать поведение других людей и даже при необходимости обманывать других. Нейровизуализационные исследования ментализации постоянно вовлекали небольшое количество регионов в выводы о психических характеристиках других людей: MPFC, височно-теменное соединение (TPJ), височные полюса и медиальную теменную кору головного мозга (Amodio & Frith 2006, Gallagher & Frith 2003, Mitchell 2006, Saxe 2006, Saxe et al.2004 г.).

Использование себя в качестве шаблона

Исследование нейровизуализации продемонстрировало, что способность ментализировать в значительной степени зависит от аналогичных нейронных сетей, участвующих в обработке релевантной информации, в частности, MPFC. Область наибольшей активности в MPFC имеет тенденцию быть более дорсальной в исследованиях теории разума, чем в исследованиях самореференций. Иногда наблюдается совпадение между вентральным и дорсальным MPFC, когда воспринимающих просят вывести психические состояния целей — других людей — которые наиболее схожи с ними (Mitchell et al.2005). Этот вывод предполагает возможность того, что во время задач теории разума задействуется ментальное моделирование, задавая вопрос: «Что бы я делал, если бы был этим человеком?» Конечно, использование себя для имитации других будет работать только в том случае, если они с достаточной вероятностью будут реагировать таким же образом в данной ситуации (Mitchell & Heatherton 2009). Митчелл и его коллеги нашли поддержку этой идеи в серии интересных исследований нейровизуализации. В этих исследованиях, когда воспринимающие мыслили о предпочтениях и мнениях подобного другого человека (например,g., кто-то, кто разделял те же социальные и политические взгляды), была задействована область вентрального MPFC, которая была той же областью, которая была активной, когда испытуемые рассматривали свои собственные предпочтения. Напротив, более дорсальная область MPFC преимущественно задействована, когда мы мысленно рассуждаем о непохожих друг на друга (Jenkins et al. 2008; Mitchell et al. 2005, 2006). Эти результаты предполагают, что люди могут использовать свои собственные знания о себе, чтобы понять психические состояния других, похожих на них.

Ментализация чужой группы

В той степени, в которой члены группы могут восприниматься как более похожие на себя, чем члены других групп, кажется вероятным, что люди будут больше думать о членах внутренней группы, чем о членах внешней группы.В конце концов, оценки, сделанные о нас членами наших собственных групп, вероятно, будут иметь гораздо большее влияние на нашу жизнь, чем аналогичные оценки, сделанные членами других групп. Действительно, Harris & Fiske (2006) обнаружили снижение активности спинного MPFC, когда люди судили о крайних чужих группах, таких как бездомные и наркоманы. Аналогичным образом Freeman et al. (2010) обнаружили, что отдельные члены ингруппы (т.е., другая раса), хотя Harris & Fiske (2007) обнаружили, что обработка индивидуальной информации действительно увеличивала активность в дорсальной MPFC для некоторых членов внешней группы (например, наркоманов). Хотя исследования по этой теме только зарождаются, понимание того, как люди думают о членах своих и чужих групп, имеет важные разветвления для понимания групповых отношений. Что наиболее важно для этого обсуждения, так это идея о том, что люди осознают, что другие способны ментализировать и, следовательно, выносить суждения о них.

Обнаружение угрозы

Одно из преимуществ наличия теории разума состоит в том, что она поддерживает третий механизм, а именно обнаружение угроз, процесс, особенно полезный в сложных ситуациях. Широкий спектр исследований показывает, что миндалевидное тело играет особую роль в реагировании на угрожающие раздражители (Feldman Barrett & Wager 2006, LeDoux 1996). Аффективный процессинг в миндалевидном теле — это жесткая схема, которая развивалась в ходе эволюции для защиты животных от опасности.Например, многие данные подтверждают мнение о том, что миндалевидное тело активно активируется в ответ на первичные биологически релевантные стимулы (например, лица, запахи, вкусы), даже когда эти стимулы остаются ниже уровня осведомленности субъектов (например, Whalen et al. 1998). Роль миндалевидного тела в обработке социальных эмоций выяснилась в результате исследований пациентов и нейровизуализации. Например, Adolphs et al. (2002) представили выражение лица социальных эмоций (высокомерие, вину, восхищение, флирт) пациентам с повреждением миндалины.Пациенты с односторонним или двусторонним повреждением миндалины были нарушены при распознавании этих специфических эмоций; более того, они хуже распознавали социальные эмоции, чем базовые эмоции. Ruby & Decety (2004) провели исследование ПЭТ, в котором участников просили выбрать соответствующую реакцию (с разных точек зрения) на предложения, которые представляют различные социальные эмоции (смущение, гордость, стыд, вину, восхищение, раздражение) или несоциальные эмоции и неэмоциональные предложения.Результаты показали повышенную активацию миндалины во время обработки всех социальных эмоций, независимо от точки зрения, взятой во время выполнения задания. Действительно, миндалевидное тело активно реагирует на ситуации, в которых нарушаются социальные нормы (Berthoz et al. 2006).

Адаптивные социальные эмоции

Социальные эмоции способствуют успешным социальным отношениям двумя основными путями: они создают стимулы для участия в социальных взаимодействиях (например, привязанность, любовь, чувство гордости или восхищения к тем, с кем мы взаимодействуем), и они увеличивают вероятность того, что люди будут придерживаться социальных норм, необходимых для групповой жизни.Когда такие нормы нарушаются, люди испытывают негативные социальные эмоции (например, чувство вины, смущения или стыда), которые впоследствии побуждают их действовать в рамках социально приемлемого поведения, тем самым снижая риск социальной изоляции и способствуя позитивному социальному взаимодействию. Более того, длительные социальные эмоции (например, воспоминание о неприятном моменте подросткового возраста) снижают вероятность повторных нарушений. Как и следовало ожидать, обработка информации о социальных эмоциях также связана с активностью в ACC и спинном MPFC (обзоры см. Heatherton & Krendl 2009, Krendl & Heatherton 2009).

Социальное неприятие и межличностные расстройства

Чувство вины или стыда может заставить людей зациклиться на возможном исключении из группы. Социальные психологи документально подтвердили пагубное влияние неприятия межличностных отношений на настроение, поведение и познание (Smart & Leary 2009). В недавней серии нейровизуализационных исследований было изучено социальное отторжение. Наиболее известным является исследование Наоми Эйзенбергер и ее коллег (2003), которые обнаружили, что дорсальная область ACC (dACC) реагировала во время видеоигры, призванной вызвать чувство социального отторжения, когда партнеры по виртуальному взаимодействию внезапно и неожиданно перестали сотрудничать с участник исследования.

Начиная с этого первоначального исследования, другие исследования также включали ACC, хотя есть открытые дебаты о том, вентральные или дорсальные области ACC более важны. Например, одно исследование показало, что социальная обратная связь о принятии или отвержении была связана с различной активностью vACC (Somerville et al. 2006), а другое исследование обнаружило активность vACC у отвергнутых подростков (Masten et al. 2009). Одно интересное исследование с использованием картин, изображающих образы отторжения, обнаружило несколько иную закономерность, чем в любом из предыдущих исследований (Kross et al.2007). Хотя эти авторы также обнаружили, что dACC реагирует на изображения отторжения, ответ был в другой области dACC, чем это было обнаружено Eisenberger et al. (2003), и связь между чувством отторжения и активностью в этой области была противоположной той, что сообщали Eisenberger et al. Другое недавнее исследование (Burklund et al. 2007) обнаружило взаимосвязь между активностью dACC и vACC и чувствительностью отторжения во время обработки эмоций. Разъяснение роли dACC и vACC в социальной обратной связи, несомненно, является одной из целей исследования межличностного отторжения.

Наконец, Somerville et al. (2010) обнаружили, что в первую очередь люди с низкой самооценкой проявляют повышенную активность в vACC для социальной обратной связи. Это последнее исследование согласуется с идеями, лежащими в основе теории социометра (Лири и др., 1995), которая предполагает, что изменения в самооценке людей могут способствовать мотивации к поведению для сохранения своего статуса как членов группы. Действительно, Лири и его коллеги предполагают, что люди с низкой самооценкой более чувствительны к социальной обратной связи и больше обеспокоены возможным исключением из группы, чем люди с высокой самооценкой.

Стереотипная угроза

Стереотипная угроза — это опасения или страх, которые могут возникнуть у некоторых людей, если они верят, что их результаты на тестах могут подтвердить негативные стереотипы об их расовой группе (Steele & Aronson 1995). Это вызывает отвлечение внимания и беспокойство, мешает производительности, уменьшая емкость кратковременной памяти и подрывая уверенность и мотивацию (Schmader 2010). Знание о том, что угроза социальной оценки связана с активностью vACC, предоставило интересную возможность изучить, вызваны ли эффекты стереотипной угрозы на производительность в первую очередь опасениями оценки или вмешательством, вызванным когнитивной нагрузкой.Krendl et al. (2008) провели исследование фМРТ, в котором женщинам напоминали о гендерных стереотипах относительно математических способностей, когда они решали сложные математические задачи. Женщины показали повышение активности vACC при выполнении сложных математических задач после того, как была вызвана социальная угроза (напоминая им о гендерных стереотипах), тогда как в отсутствие социальной угрозы женщины вместо этого демонстрировали повышенную активность с течением времени в регионах, связанных с обучением математике (т. Е. угловая извилина, левая теменная и префронтальная кора) и отсутствие изменений в активации vACC.Неудивительно, что женщины, которым угрожали, со временем демонстрировали снижение успеваемости по математике, тогда как женщины, которым не угрожали, со временем улучшали успеваемость. Принимая во внимание вышеуказанные результаты, можно сделать вывод, что vACC участвует в социальной оценочной угрозе.

Саморегулирование

Четвертый компонент, необходимый для успешного функционирования в социальном мире, — это саморегулирование. Без этого люди могли бы быть импульсивными, эмоциональными, набрасываться на малейшую провокацию, выпаливать первое, что приходит в голову, и проявлять то поведение, которое кажется им приятным в данный момент.Однако обнаружение угрозы и социальные эмоции, возникающие в результате воспринимаемой социальной оценки, служат ориентирами для последующего поведения, что делает что-то вроде чувства вины адаптивным (Baumeister et al. 1994b). Ощущение социальной исключенности, которое угрожает потребности в принадлежности, побуждает поведение к восстановлению социальных отношений; чувство стыда из-за того, что думает об измене нашему партнеру, помогает справиться с искушениями. Иными словами, социальные эмоции способствуют саморегулированию, что позволяет людям изменять свое поведение, чтобы не быть отвергнутыми.

Когнитивная нейробиология саморегуляции

Различные области коры вовлечены в саморегуляцию (обзоры см. В Banfield et al. 2004, Krendl & Heatherton 2009), причем префронтальная кора головного мозга наиболее известна благодаря исполнительным функциям, которые поддерживают различные когнитивные процессы, которые участвуют в саморегуляции (Curtis & D’Esposito 2003, Goldberg 2001, Miller & Cohen 2001). Многое из того, что известно о нейронных субстратах саморегуляции, получено из нейропсихологических исследований (см. Wagner et al.2010, Wagner & Heatherton 2010b). Начиная со знаменитого случая с Финеасом Калибром, железнодорожным мастером, который получил удар утюгом по голове в результате несчастного случая на работе, было рассказано множество случаев о драматических изменениях личности после повреждения PFC. В большинстве случаев эти изменения были отмечены растормаживанием и часто неадекватным поведением, а иногда и серьезной потерей мотивации при отсутствии каких-либо наблюдаемых когнитивных нарушений. Три основных области ПФК, особенно важные для саморегуляции, — это вентромедиальная ПФК (вМФК), включая орбитофронтальную кору, латеральную ПФК и АСС.

Случай за случаем повреждения vMPFC, с конца девятнадцатого века до наших дней, отметьте различные способы, которыми пациенты, по-видимому, не могут регулировать свое социальное, аффективное или аппетитное поведение (Anderson et al. 1999, Beer et al. 2006 , Grafman et al. 1996; обзор см. Wagner & Heatherton 2010b). Такие пациенты могут стать агрессивными, асоциальными или излишне веселыми; проявлять гиперсексуальность; или чрезмерно переедать. Повреждение этой области мозга часто приводит к неспособности учитывать обратную связь от других (и социальных норм) для принятия соответствующего поведенческого выбора в социальных контекстах, что приводит к социальной расторможенности и неправильному подходу к другим людям (Beer et al.2003, 2006). Учитывая широту социальных норм, нарушаемых пациентами с повреждением vMPFC, можно подумать, что vMPFC каким-то образом отвечает за хранение знаний о таких нормах, и что нанесенный ему ущерб, следовательно, приводит к недостаточному пониманию социальных норм. Однако большинство пациентов, кажется, полностью осознают неприличность своих действий, но, тем не менее, не могут контролировать свое плохое поведение (Saver & Damasio, 1991). Из всех этих случаев следует, что повреждение vMPFC связано с общим нарушением регуляции социального поведения наряду с трудностями в управлении первичными физиологическими побуждениями.

Значительное количество исследований также вовлекло латеральные области ПФК в процессы саморегуляции. В отличие от тех, кто страдает от травм, влияющих на функцию vMPFC, пациенты с боковым повреждением PFC вполне способны следовать социальным нормам, понимать эмоциональные сигналы и препятствовать ненадлежащему поведению. Их борьба, напротив, вращается вокруг планирования и инициирования поведения, особенно сложного поведения, требующего поддержки нескольких целей. Один из часто наблюдаемых симптомов можно охарактеризовать как своего рода апатическую вялость в сочетании с потерей мотивационного драйва, даже когда речь идет о таких важных вещах, как поиск работы или проявление интереса, необходимого для продолжения учебы в школе (Stuss & Benson 1986).Ярким примером этих симптомов является сложность, которую эти пациенты демонстрируют, когда их просят выполнить относительно простые задачи реального мира, такие как следование списку покупок (Barceló & Knight 2002, Shallice & Burgess 1991).

Еще одна лобная область, которая, как известно, имеет решающее значение для саморегуляции, — это ACC. Большая часть наших знаний о функции ACC получена не из нейропсихологии, а из нейровизуализационных и электрофизиологических исследований, в которых эта область участвует в мониторинге конфликта (Carter et al.1998, Геринг и Найт 2000, Макдональд и др. 2000) и сигнализируя о необходимости когнитивного контроля (Kerns et al. 2004). В немногих действительно существующих исследованиях очагового повреждения ОКК общим симптомом является общая апатия наряду с ослабленным аффектом и трудностями в выполнении целенаправленного поведения (Cohen et al. 1999). Таким образом, некоторые теоретизировали роль ACC в обнаружении и сигнализировании о необходимости усиления когнитивного контроля для поддержки усилий по саморегулированию, например, которые могут быть необходимы для преодоления искушения (Botvinick et al.2001 г., Kerns et al. 2004, Паус 2001, Петерсон и др. 1999).

Регулирование эмоций

Чтобы функционировать в обществе, людям необходимо уметь регулировать свои эмоции. Невыполнение этого требования может привести к агрессии, насилию и другим формам антиобщественного поведения. Регулирование эмоций также жизненно важно для общего психологического благополучия. Нарушения регуляции эмоций включают не только агрессивные расстройства, такие как антисоциальное расстройство личности, но также включают изнуряющие эмоциональные расстройства, такие как посттравматическое стрессовое расстройство и большое депрессивное расстройство.Депрессия, в частности, ложится тяжелым бременем на общество и является наиболее распространенным (Kessler et al. 2005) и наиболее дорогостоящим (Stewart et al. 2003) расстройством психического здоровья.

За последнее десятилетие ряд исследований был сосредоточен на обнаружении нейронных коррелятов регуляции эмоций (см. Ochsner & Gross 2005). Взятые вместе, такие исследования подтверждают модель нисходящей регуляции миндалевидного тела, области мозга, жизненно важной для эмоциональной обработки, с помощью PFC (Davidson et al.2000, Ochsner et al. 2004, Ochsner & Gross 2005). Как правило, в нейровизуализационных исследованиях регуляции эмоций участники рассматривают негативно валентные изображения и их просят задействовать определенные стратегии регуляции эмоций, такие как подавление их аффективной реакции или участие в когнитивной переоценке негативных событий, изображенных на изображении (например, их преобразование). от их очевидного негатива к чему-то более безобидному). Исследования такого рода выявили стабильную картину результатов, согласно которой области ПФК (например,g., vMPFC и боковой PFC) проявляют повышенную активность, когда участники активно регулируют свои эмоции. И наоборот, миндалевидное тело демонстрирует пониженную активность при подавлении аффективных реакций. Важно отметить, что активность в этих двух регионах обратно коррелирована, это открытие интерпретируется как свидетельство подавления активности миндалины с помощью PFC (Ochsner et al. 2002). Точная область PFC, ответственная за этот эффект, в некоторой степени спорна, с некоторыми исследованиями, связанными с vMPFC (Johnstone et al.2007), а другие — латеральной PFC (Ochsner et al. 2002, Hariri et al. 2003). Тем не менее, все, что влияет на латеральные факторы PFC, должно быть косвенным, потому что эта область не имеет собственных прямых связей с миндалевидным телом. Фактически, Johnstone и его коллеги (2007) нашли поддержку предположения о том, что vMPFC опосредует влияние латерального PFC на миндалевидное тело, что может помочь объяснить несопоставимые результаты предыдущих исследований.

Исследования, сосредоточенные на клинических группах населения, предоставляют дополнительные доказательства важности этого контура миндалины и ПФК для регуляции эмоций.Johnstone и его коллеги (2007) показали, что, когда пациентов с большим депрессивным расстройством просили регулировать свои эмоции, активация vMPFC не имела обратной корреляции с активностью миндалины. Скорее, активация как vMPFC, так и миндалевидного тела была чрезмерно высокой, что свидетельствует о нарушении нормального модулирующего влияния vMPFC на миндалевидное тело. Исследования, проведенные на пациентах с пограничным расстройством личности, показали аналогичную преувеличенную активацию миндалины в ответ на эмоциональные стимулы (Donegan et al.2003), что еще раз подтверждает представление о нарушении цепи VMPFC-миндалины среди этих популяций. Пациенты, страдающие посттравматическим стрессовым расстройством, также демонстрируют интересные паттерны префронтальной и лимбической активности в ответ на эмоциональные стимулы. Шин и его коллеги (2005) продемонстрировали, что чрезмерная активация миндалины, проявляемая такими пациентами в ответ на напоминания об их травмирующем событии, на самом деле распространяется и на несвязанные негативные эмоциональные стимулы. Взятые вместе, эти данные о дисфункциональной миндалевидно-префронтальной цепи при расстройствах настроения подчеркивают важность регуляции эмоций для психологического благополучия.

Регуляция мысли

Одним из часто наблюдаемых эффектов повреждения префронтальной коры является частота выражения оскорбительных, вульгарных или нецензурных выражений (Damasio et al., 1990), даже если эти пациенты осознают некорректность своих действий (Saver И Дамасио 1991). Нежелательные мысли приходят в голову — это универсальный человеческий опыт, например, когда чья-то кулинария, прическа или новорожденного кажутся отталкивающими. Как отмечает Вегнер (2009), такие нежелательные мысли могут возникнуть в самый неподходящий момент.К счастью, большинство людей умеют держать при себе неприятные мысли.

Хотя когнитивные нейробиологи имеют долгую историю изучения торможения реакции, значительно меньше работы над нейронными механизмами, лежащими в основе подавления мысли (Anderson & Levy 2009). Wyland и его коллеги (2003) попросили участников выполнить задание по подавлению мыслей во время визуализации с помощью фМРТ. По сравнению с блоками безудержной мысли, подавление определенной мысли задействовало ACC, тогда как попытки очистить разум от любых мыслей задействовали не только ACC, но также латеральный PFC и островок.В этом конкретном случае, возможно, активность ACC была показателем неудач в подавлении мыслей или вместо этого сигнализировала о повышенной потребности в когнитивном контроле. Поскольку от испытуемых не требовалось уведомлять экспериментаторов, если и когда, несмотря на их усилия по подавлению, нежелательная мысль все же проскользнула в их сознание, оставалось неясным, означает ли эта активация ACC процесс подавления мысли или, скорее, вторжение мыслей, которые были быть подавленным. Как уже отмечалось, предполагается, что ACC участвует в отслеживании ошибок (Carter et al.1998, Геринг и Найт 2000, Макдональд и др. 2000) и сигнализирует о необходимости дополнительного когнитивного контроля (Kerns et al. 2004), увеличивая правдоподобие последней возможности. Чтобы проверить эти две гипотезы, Митчелл и его коллеги (2007) провели аналогичное исследование, в котором они просили испытуемых уведомлять их с помощью нажатия кнопки каждый раз, когда в их сознание входила конкретная нежелательная мысль. Важно отметить, что авторы использовали дизайн элемента состояния (Visscher et al. 2003), который позволил отделить области, демонстрирующие устойчивую реакцию во время активного подавления мысли, от областей, демонстрирующих временные ответы на вторжения мысли.Результаты этого эксперимента показали, что правый боковой PFC демонстрировал более устойчивую активность во время подавления мысли по сравнению с эпохами безудержной мысли. Однако ACC демонстрировал временную активность в отношении вторжений запрещенной мысли в периоды подавления мысли по сравнению с тем, когда та же самая мысль была допустимой (например, в эпохи безудержной мысли). Эти результаты интерпретируются как демонстрация того, что ACC отслеживает конфликт и сигнализирует о необходимости дополнительного контроля, в то время как боковой PFC участвует в реализации и поддержании когнитивного контроля над продолжительностью периодов подавления мысли и нечувствителен к временным сбоям в подавлении мысли (Mitchell и другие.2007). В аналогичном открытии Андерсон и его коллеги (2004) нашли доказательства латерального участия PFC в подавлении экспрессии заученных пар слов.

Другая категория нежелательных мыслей, требующих рутинного подавления, — это мысли, связанные со стереотипами и предвзятостью. За последние 20 лет множество социально-психологических исследований продемонстрировало, что расовые предубеждения и стереотипы могут активироваться автоматически и что люди различаются по своей мотивации к сознательному контролю над подавлением этих предрассудков (Devine 1989, Devine et al.2002, Fiske 1998, Greenwald et al. 1998, Payne 2001). Нейровизуализационные исследования предрассудков и расовых предубеждений в основном сосредоточены на относительном участии миндалевидного тела и областей PFC, причем первые участвуют в автоматическом компоненте стереотипов (Phelps et al. 2000), тогда как PFC участвует в управлении отношениями сверху вниз. (Либерман и др., 2005). Роль миндалины в оценке расовых членов внутренней и внешней группы — это не просто история большей активности миндалины для членов внешней группы (см. Hart et al.2000). Скорее, реакция миндалевидного тела на членов расовой чужой группы является более тонкой, отражая индивидуальные различия в автоматических отрицательных оценках чернокожих, измеренных с помощью теста неявной ассоциации (IAT) (Cunningham et al. 2004, Phelps et al. 2000), возможность для осуществления контроля сверху вниз (Cunningham et al. 2004, Richeson et al. 2003) и оценочных целей воспринимающего (Wheeler & Fiske 2005).

Каннингем и его коллеги (2004) попытались разделить роли миндалевидного тела и префронтальной коры в оценке расы, опираясь на тот факт, что миндалевидное тело быстро реагирует на подсознательное представление аффективных стимулов (Whalen et al.1998). Таким образом, представляя черные и белые лица как неявно (30 мс), так и явно (525 мс), исследователи смогли отдельно оценить условия, в которых участники вряд ли могли участвовать в когнитивном контроле (неявное представление), по сравнению с тем, когда участники имели возможность регулировать их ответы (явное изложение). Их результаты показали, что миндалевидное тело проявляло большую активность для черных лиц, когда участники не знали, что были представлены какие-либо лица.Однако, когда участникам было предоставлено достаточно времени для саморегуляции, активность миндалевидного тела не различалась между черными и белыми лицами; вместо этого Cunningham et al. (2004) обнаружили повышенное рекрутирование латеральных областей PFC во время явного представления черных лиц по сравнению с белыми лицами, что указывает на активную регуляцию.

Richeson и его коллеги (2003) непосредственно протестировали участие областей ПФК в контроле предрассудков, связав нейронную активность в ПФУ с количеством когнитивных истощений, которые испытывали участники после межрасового взаимодействия.После взаимодействия с афроамериканским конфедератом по политическому вопросу, имеющему расовую окраску (например, расовое профилирование), кавказские участники выполнили задание Струпа. Как было обнаружено в предыдущем исследовании (Richeson & Shelton, 2003), участники с более высокими автоматическими отрицательными оценками чернокожих показали повышенное вмешательство в задачу Струпа, что указывает на то, что они тратили больше ресурсов саморегулирования во время межрасового взаимодействия, в результате чего они были истощены и менее способны сдерживать их ответы во время задания Струпа (см. Baumeister & Heatherton 1996).Важно отметить, что эти же участники позже завершили якобы несвязанный эксперимент фМРТ, в котором они просматривали изображения черных и белых лиц. Как и в эксперименте Cunningham et al. (2004) участники задействовали боковые области PFC и ACC в ответ на черные лица по сравнению с белыми. Однако затем Ричсон и его коллеги смогли связать величину активности PFC со степенью, в которой участники проявляли повышенное вмешательство Струпа в предыдущем эксперименте по межрасовому взаимодействию.Активность как латерального PFC, так и ACC положительно коррелировала как с усилением вмешательства Струпа, так и с показателем скрытых расовых стереотипов (Richeson et al. 2003). То есть участники, которые демонстрировали большее истощение саморегуляции после личного межрасового взаимодействия, также с большей вероятностью привлекали области ПФК, участвующие в когнитивном контроле, при просмотре черных лиц. Понятие когнитивного истощения происходит из теории конечности когнитивных ресурсов; следовательно, действия, которые чрезмерно задействуют эти ресурсы (т.е., сдерживание импульсов, принуждение себя к выполнению утомительной задачи) истощают их (Baumeister & Heatherton 1996). Таким образом, открытие Richeson & Shelton (2003), что подавление предрассудков, по-видимому, истощает когнитивные ресурсы, предполагает, что акт контроля над предубеждениями требует когнитивного контроля.

Регулирование поведения

Современный мир полон соблазнов. Каждый день людям приходится сопротивляться соблазну сладостей с сахаром, сигарет, алкоголя, наркотиков, секса, сна, когда они должны бодрствовать, просмотра Интернета, когда они должны работать — этот список можно продолжать до бесконечности.Психологи добились значительного прогресса в выявлении индивидуальных и ситуативных факторов, которые поощряют или ослабляют самоконтроль (Baumeister et al. 1994, Mischel et al. 1996, Posner & Rothbart 1998). Неспособность к саморегулированию приводит к множеству негативных форм поведения, включая злоупотребление психоактивными веществами, предрассудки и преступное поведение (см. Baumeister & Heatherton 1996). И наоборот, те, кто лучше способны к саморегулированию, демонстрируют улучшение отношений, повышение успешности работы и улучшение психического здоровья (Duckworth & Seligman 2005, Tangney et al.2004 г.). Несмотря на многочисленные исследования управляющих функций и торможения, относительно немного исследований нейровизуализации непосредственно изучали социально-психологические модели саморегуляции (Wagner & Heatherton 2010b).

Хотя существует множество причин отказа саморегуляции, общий процесс включает в себя скрытые мотивации и активирующие стимулы (Baumeister & Heatherton 1996). То есть голодный человек может не решиться утолить голод до тех пор, пока не увидит рекламу вкусного фаст-фуда.Для других просмотр рекламы фаст-фуда напоминает человеку, что он или она пытается избежать лишних калорий, и поэтому желание поесть преодолевается. В этом случае сложно контролировать поведение, потому что нейронные механизмы вознаграждения, а именно мезолимбическая дофаминовая система, побуждают нас участвовать в деятельности, которая активирует дофаминовые нейроны в прилежащем ядре (NAcc). Общей чертой всех вознаграждений, включая наркотики, вызывающие злоупотребление, является то, что они активируют дофаминовые рецепторы в NAcc (Carelli et al.2000, Kelley & Berridge 2002, Koob & Le Moal 1997). В исследованиях нейровизуализации есть сходные доказательства в виде повышенной активации области NAcc в ответ на прием пищи (O’Doherty et al. 2003) и наркотиков (Breiter et al. 1997, Zubieta et al. 2005). ). Участие этих регионов в обработке и ожидании вознаграждения было хорошо установлено многочисленными исследованиями нейровизуализации (Cloutier et al. 2008, Delgado et al. 2000, Knutson et al. 2005).

Более того, простой просмотр изображений основных наград, таких как эротические изображения (Karama et al.2002) или изображения лекарств (Дэвид и др., 2007, Гараван и др., 2000), могут привести к активации мезолимбической системы вознаграждения. Эта парадигма «сигнал-реактивность» сыграла важную роль в исследованиях ожирения и наркомании, которые неоднократно демонстрировали, что тучные люди (Rothemund et al. 2007, Stoeckel et al. 2008), курильщики (David et al. 2007, Due et al. 2002), а наркоманы (Чайлдресс и др. 1999, Гараван и др. 2000, Маас и др. 1998, Векслер и др. 2001) демонстрируют большую реактивность на подсказки, чем участники контрольной группы.Важно отметить, что эта связанная с сигналом активность предсказывает самооценку тяги к еде или лекарствам (McClernon et al. 2005, Myrick et al. 2008, Wang et al. 2004).

Активация систем вознаграждения, будь то перед лицом реальных объектов или их визуальных представлений, представляет собой проблему для людей, пытающихся не участвовать в предполагаемой полезной деятельности. Как можно было ожидать из приведенного выше обсуждения, различные области ПФУ важны для сопротивления искушению. Например, Борегар и его коллеги обнаружили, что испытуемые задействовали латеральные PFC и ACC, когда их просили подавить возбуждение в ответ на эротические изображения (Beauregard et al.2001), и когда Броуди и его коллеги попросили курильщиков подавить свою тягу, они наблюдали повышенную активацию АСС по сравнению с тем, когда их просили усилить тягу (Brody et al. 2007). Пример важности этих регионов для регуляции аппетитного поведения был получен при исследовании успешных и неуспешных людей, сидящих на диете. В ответ на потребление пищи успешные люди, сидящие на диете, демонстрируют повышенную активность латеральной ПФК (т. Е. Дорсальной боковой префронтальной коры), предполагая, что они спонтанно задействуют стратегии саморегуляции, чтобы ограничить поведение, связанное с поиском пищи (DelParigi et al.2007).

Среди общих паттернов саморегулирования, выявленных Баумейстером и Хизертоном (1996), были причины с задержкой активации, когда люди реагировали на первоначальное пристрастие к запрещенным веществам (например, алкоголю, еде или табаку), потребляя больше из этого; «Всего одна сигарета» быстро превращается в половину пачки, выпей «всего один глоток», и, прежде чем ты это осознаешь, вся бутылка исчезнет. Например, в лабораторном исследовании Herman & Mack (1975) заставили людей, хронически сидящих на диете, нарушить диету, выпив большой высококалорийный молочный коктейль, и обнаружили, что они впоследствии переедают по сравнению с контрольной группой в предполагаемом вкусовом тесте.После того, как диета нарушена в течение дня, люди, сидящие на диете, похоже, отказываются от контроля, возможно, ожидая, что на следующий день начнут свою диету заново. Подобные результаты были получены во многих последующих исследованиях (см. Обзор Heatherton & Baumeister, 1991).

Теории наркомании постулируют, что гиперчувствительность областей вознаграждения к лекарственным сигналам (Stoeckel et al. 2008) наряду с нарушением нормальной нисходящей префронтальной регуляции таких областей (Bechara 2005; Koob & Le Moal 1997, 2008) в совокупности приводят к неспособности наркоманов контролировать поведение.Эта теория была проверена в исследовании, в котором изучалась реактивность пищевого сигнала в прилежащем ядре у лиц, сидящих на хронической диете и не соблюдающих диету (Demos et al. 2010). Используя предварительную загрузку молочного коктейля, подобную той, что использовали Herman & Mack (1975), половина участников нарушила диету до того, как увидели пищевые сигналы. Люди, сидящие на диете, которые выпили молочный коктейль, который предположительно нарушил их диету, показали повышенную реактивность NAcc на пищевые сигналы по сравнению как с людьми, не соблюдающими диету, так и с теми, кто придерживается хронической диеты, чья диета не была нарушена (Demos et al.2010). Интересно, что люди, сидящие на хронической диете, продемонстрировали повышенное задействование латерального ПФУ в ответ на пищевые сигналы по сравнению с теми, кто не придерживался диеты. Но не было никакого эффекта предварительной нагрузки, нарушающей диету, на латеральную активность ПФУ, что свидетельствует о том, что люди, сидящие на диете, которые пили молочный коктейль, все еще участвовали в саморегуляции, но, тем не менее, не могли подавлять связанную с сигналом активность в системах поощрения. Это явление имитируется у лиц с ожирением, которые демонстрируют повышенную активность систем поощрения мозга к изображениям еды по сравнению с подобранной контрольной группой (Stoeckel et al.2008 г.). Взятые вместе, эти результаты рисуют картину нерегулируемой системы вознаграждения, при которой NAcc, больше не находящаяся под влиянием нисходящего контроля со стороны PFC, демонстрирует преувеличенную реакцию на пищевые сигналы, что в конечном итоге приводит к краху самоконтроля.

Саморегуляция как ограниченный ресурс

Хотя саморегулирование эмоций, мыслей и поведения можно рассматривать отдельно, вполне вероятно, что аналогичные процессы являются общими для всех областей саморегуляции.Baumeister & Heatherton (1996) предложили сильную модель саморегулирования, в которой общий ресурс исчерпывается повторными попытками саморегулирования (Muraven & Baumeister 2000, Vohs & Heatherton 2000). Например, регулирование эмоций ухудшает способность людей, сидящих на диете, воздерживаться от еды и соблюдать стандарты диеты (Hofmann et al. 2007). Также было показано, что воздействие на участников высокой когнитивной нагрузки нарушает саморегуляцию, в результате чего люди, сидящие на диете, демонстрируют неограниченное питание по сравнению с участниками с низкой когнитивной нагрузкой (Ward & Mann 2000).Точно так же Муравен и его коллеги показали, что участники, которые участвовали в манипуляциях по подавлению мысли, впоследствии демонстрировали нарушение контроля над импульсами и пили больше алкоголя, чем участники контрольной группы (Muraven et al. 2002). Кроме того, как уже упоминалось, если человек склонен к неявной предвзятости по отношению к представителям другой расы, взаимодействие с одним из них может существенно повлиять на его способность выполнять задачи, связанные с ингибированием реакции, такие как задача Струпа (Richeson & Shelton 2003).

Данные нейровизуализационных исследований перекликаются с этими выводами. В одном исследовании испытуемые, которые выполнили сложную задачу по контролю внимания, показали снижение задействования латерального ПФК и стали менее искусными в регулировании эмоций (Wagner & Heatherton 2010a). В исследовании людей, сидящих на хронической диете, задачи по регулированию эмоций имели такой же эффект, как снижение латеральной активации PFC, а также повышение активности NAcc в ответ на пищевые сигналы (Heatherton et al. 2010). Как обсуждалось выше в этом разделе, латеральный префронтальный префронт, по-видимому, задействован как средство нисходящего контроля над эмоциональными и аппетитными импульсами.Следовательно, неспособность полностью задействовать его помощь в регулировании таких импульсов, несомненно, может помочь объяснить сбои в саморегуляции, проявляемые испытуемыми в поведенческих исследованиях.

Физиологическая саморегуляция: биологическая обратная связь и нейробиоуправление

Страница из

НАПЕЧАТАНО ИЗ ОНЛАЙН-СТИПЕНДИИ ОКСФОРДА (oxford.universitypressscholarship.com). (c) Авторские права Oxford University Press, 2021. Все права защищены. Отдельный пользователь может распечатать одну главу монографии в формате PDF в OSO для личного использования.дата: 18 сентября 2021 г.

Глава:

(стр.197) Глава 11 Физиологическая саморегуляция: биологическая обратная связь и нейробиоуправление

Источник:

Musical Excellence

Автор (ы):

ААРОН УИЛЬЯМОН

Издатель:

Oxford University Press

/9780198525356.003.0011

В этой главе рассматриваются методы, которые были разработаны, чтобы дать людям возможность контролировать физиологические процессы посредством умственной деятельности.Общее обоснование биологической обратной связи заключается в том, что физиологические реакции (такие как частота сердечных сокращений, артериальное давление и, в случае обратной связи нейро , электрическая активность мозга) могут быть записаны и переданы индивиду, чтобы он или она могли в конечном итоге получить добровольный контроль над этими ответами. Такая физиологическая саморегуляция имеет большой потенциал для улучшения музыкального исполнения. Примечательно, что биологическая обратная связь электрической мышечной активности успешно используется для снижения мышечного напряжения у некоторых инструменталистов.Кроме того, было показано, что нейробиоуправление «медленной волной» способствует значительному улучшению исполнительских навыков музыкантов.

Ключевые слова: музыкальный перформанс, музыканты, умственная деятельность, физиологическая реакция, биологическая обратная связь

Для получения доступа к полному тексту книг в рамках службы для получения стипендии

Oxford Online требуется подписка или покупка. Однако публичные пользователи могут свободно искать на сайте и просматривать аннотации и ключевые слова для каждой книги и главы.

Пожалуйста, подпишитесь или войдите для доступа к полному тексту.

Если вы считаете, что у вас должен быть доступ к этой книге, обратитесь к своему библиотекарю.

Для устранения неполадок, пожалуйста, проверьте наш FAQs , и если вы не можете найти там ответ, пожалуйста связаться с нами .

Тема в поисках определения на JSTOR

Абстрактный

Исследования развития эмоций и их функциональных характеристик как регуляторов поведения резко выросли за последние 10 лет.В настоящее время вновь подчеркивается важность регуляции и дисрегуляции эмоций для нашего понимания нормального развития и развития психопатологии. В 11 эссе, составляющих эту монографию, рассматриваются теоретические, концептуальные и методологические вопросы, связанные с изучением регуляции эмоций, с особым акцентом на роль, которую физиологические системы играют в регуляции эмоций, и на стыке биологической и поведенческой точек зрения. Монография разделена на три части.Часть 1 содержит эссе по вопросам определений, связанных с изучением регуляции эмоций. Каган и Томпсон пытаются точно определить, какое именно явление нам интересно изучать. Каган выступает за описательный подход к изучению эмоционального поведения, при котором психологические ярлыки откладываются до тех пор, пока не будет четкого понимания модели поведения. Томпсон дает подробный обзор возможных тем, которые следует изучить под рубрикой регуляции эмоций, и подчеркивает важность контекста для изучения этих явлений.Оба автора предлагают рекомендации по изучению эмоционального поведения в процессе развития. Калкинс описывает влияние индивидуальных различий в выражении эмоций на их регуляцию. Она рассматривает роль темперамента и взаимодействий темперамента / окружающей среды и их влияние на развитие регуляции эмоций. Коул, Мишель и Тети рассматривают роль, которую регуляция эмоций играет в психопатологии развития, описывая способ, которым развитие регуляции эмоций может стать дисфункциональным и привести к проблемным результатам.Их эссе служит мостом между традиционной развивающей работой над эмоциями и исследованиями психопатологии развития. Четыре эссе в Части 2 посвящены трем различным физиологическим системам — нейроэндокринной (Стэнсбери и Гуннар), вегетативной нервной (Поргес, Дуссар-Рузвельт и Майти) и центральной нервной (Доусон и Фокс) системам. В этих эссе используются общие подходы к изучению регуляции эмоций, хотя каждая система представляет новую и потенциально непересекающуюся информацию о рассматриваемом поведении.Читателю предоставляется информация, необходимая для понимания каждой сложной физиологической системы и, следовательно, для оценки исследований, проводимых в этой области. В трех эссе в Части 3 рассматривается роль отношений как регуляторов эмоционального поведения. И Хофер, и Филд пишут с точки зрения психобиологии развития, представляя доказательства того влияния, которое отношения оказывают на физиологические системы, важные для роста и развития. Кэссиди обсуждает текущую теорию привязанности и роль, которую рабочие модели привязанности играют в регуляции эмоций.Взятые вместе, эти 11 эссе предлагают особый взгляд на эмоциональное развитие и регулирование эмоций. Эта точка зрения отражает функционалистский взгляд на эмоции и предоставляет доказательства той роли, которую эмоции играют в качестве регуляторов, даже если они сами регулируются во время поведенческого взаимодействия.

Информация о журнале

С 1936 года в этой серии представлены подробные исследования и важные открытия в области развития ребенка и связанных с ним дисциплин.Каждый выпуск состоит из отдельного исследования или группы статей по одной теме, обычно сопровождаемых комментариями и обсуждениями. Как и все публикации SRCD, монографии позволяют специалистам по развитию из многих дисциплин делиться своими данными, методами, методами исследования и выводами.

Информация об издателе

Wiley — глобальный поставщик решений для работы с контентом и контентом в областях научных, технических, медицинских и научных исследований; профессиональное развитие; и образование.Наши основные направления деятельности выпускают научные, технические, медицинские и научные журналы, справочники, книги, услуги баз данных и рекламу; профессиональные книги, продукты по подписке, услуги по сертификации и обучению и онлайн-приложения; образовательный контент и услуги, включая интегрированные онлайн-ресурсы для преподавания и обучения для студентов и аспирантов, а также для учащихся на протяжении всей жизни. Основанная в 1807 году компания John Wiley & Sons, Inc. уже более 200 лет является ценным источником информации и понимания, помогая людям во всем мире удовлетворять свои потребности и воплощать в жизнь их чаяния.Wiley опубликовал работы более 450 лауреатов Нобелевской премии во всех категориях: литература, экономика, физиология и медицина, физика, химия и мир. Wiley поддерживает партнерские отношения со многими ведущими мировыми сообществами и ежегодно издает более 1500 рецензируемых журналов и более 1500 новых книг в печатном виде и в Интернете, а также базы данных, основные справочные материалы и лабораторные протоколы по предметам STMS.