Защитник «Тюмени» отправился в Казахстан
Мини-футбол — PARI-Чемпионат России
25 апреля, 17:00
«Норильский Никель»
«Тюмень»
Мини-футбол. PARI-Чемпионат России. МФК «Норильский Никель» — МФК «Тюмень»
Мини-футбол — PARI-Чемпионат России
24 апреля, 17:00
«Норильский Никель»
«Тюмень»
Мини-футбол. PARI-Чемпионат России. МФК «Норильский Никель» — МФК «Тюмень»
Волейбол — Высшая лига «А». Мужчины
23 апреля, 17:00
«Локомотив-Изумруд»
«Тюмень»
Волейбол. Высшая лига «А». Мужчины. ВК «Локомотив-Изумруд» — ВК «Тюмень»
Футбол — ФНЛ-2. Группа «4»
23 апреля
«Тюмень»
2
«Челябинск»
1
Футбол. ФНЛ-2. Группа «4». ФК «Тюмень» — ФК «Челябинск»
Волейбол — Высшая лига «А». Мужчины
22 апреля
«Локомотив-Изумруд»
3
«Тюмень»
1
Волейбол.
Высшая лига «А». Мужчины. ВК «Локомотив-Изумруд» — ВК «Тюмень»
Футбол — ФНЛ-2. Группа «4»
16 апреля
«Тюмень»
2
«Химик-Август»
1
Футбол. ФНЛ-2. Группа «4». ФК «Тюмень» — ФК «Химик-Август»
Волейбол — Высшая лига «А». Мужчины
9 апреля
«Тюмень»
«Ярославич»
3
Волейбол. Высшая лига «А». Мужчины. ВК «Тюмень» — ВК «Ярославич»
Волейбол — Высшая лига «А». Женщины
9 апреля
«ЮЗГУ-Атом»
3
«Тюмень»
2
Волейбол. Высшая лига «А». Женщины. ВК «ЮЗГУ-Атом» — ВК «Тюмень»
Футбол — ФНЛ-2. Группа «4»
9 апреля
«Новосибирск»
«Тюмень»
Футбол. ФНЛ-2. Группа «4». ФК «Новосибирск» — ФК «Тюмень»
Волейбол — Высшая лига «А». Женщины
8 апреля
«Локомотив-2»
3
«Тюмень»
Волейбол.
Высшая лига «А». Женщины. ВК «Локомотив-2» — ВК «Тюмень»
Тюменская Арена
Новости
17 августа 2018, 10:54
Мини-футбол
Сборная России по мини-футболу завершила подготовку к предстоящему чемпионату мира среди студентов. В окончательную заявку команды Сергея Скоровича на турнир попал защитник МФК «Тюмень» Андрей Соколов.
Соколов является действующим вице-чемпионом студенческого чемпионата мира. Два года назад россияне с минимальным счётом уступили в Бразилии хозяевам соревнований — 1:2.
— Я часто вспоминаю досадное поражение от южноамериканцев в финале предыдущего студенческого чемпионата мира. Очень хочу взять реванш, чтобы в этот раз стать чемпионом. Сейчас делаю всё возможное, чтобы получать много игрового времени в Алматы, — заявил Соколов в разговоре с корреспондентом АСН «Тюменская арена».
Самое большое клубное представительство — четыре человека — получил московский КПРФ. От коммунистов в Казахстан поехали сургутянин Артём Ниязов, Янар Асадов, Сергей Денисов и Андрей Понкратов.
Екатеринбургскую «Синару» на международном уровне предстоит Антону Опперу, Валерию Дёмину и Антону Соколову. Последний является младшим братом защитника «Тюмени».
Вратарскую бригаду российской команды составят Николай Балашов (новосибирский «Сибиряк») и Альберт Цайдер (московский «Спартак»).
Линию нападения подопечных Скоровича укрепит лучший бомбардир минувшего розыгрыша чемпионата российской суперлиги Руслан Кудзиев. Сургутский снайпер «Сибиряка» забил 48 мячей за 40 матчей.
Также в заявку студенческой сборной попали Александр Крутый (грозненский «Беркут»), Сергей Орлов (подмосковное «Динамо») и Александр Пирогов (югорский «Газпром-Югра»).
Турнир в Алматы пройдёт с 19 по 26 августа. Россияне стартуют на чемпионате мира матчем с командой Словакии.
Другие главные новости о тюменском спорте — в Telegram-канале.
Хоккейный клуб «Рубин» завершил соревновательный год матчем с болельщиками
23 апреля, 13:06
#ХК Рубин
#Александр Осипов
#Алексей Щетилин
#Никита Мокин
Хоккей
Итоги сезона для хоккейного «Рубина» подводим с директором клуба Александром Поповым
23 апреля, 10:36
#ХК Рубин
#Александр Попов
Хоккей
«Геолог» и «Слава» лидируют в чемпионате области по футболу среди ветеранов
23 апреля, 09:36
#Чемпионат области по футболу среди ветеранов
#Александр Павлов
Футбол
Пора переобуваться — в Тюмени стартовал очередной мотосезон
23 апреля, 09:33
#Андрей Утусиков
#Леонид Тарасов
#Евгений Мартюченко
#Леонид Максименко
Мотоспорт
100 лет спортивному обществу «Динамо» — репортаж из Тобольска
23 апреля, 09:22
#Сергей Власов
#Юрий Москвин
#Оксана Германюк
Здоровый образ жизни (ЗОЖ)
АСН «Тюменская арена»
Состав сборной России по лыжным гонкам на чемпионат мира в Оберстдорфе-2021
Беговые лыжи | Новые фото
Лыжные гонки
Федерация лыжных гонок России объявила состав сборной команды по лыжным гонкам на чемпионат мира в Оберстдорфе-2021, который пройдет в Германии с 23 февраля по 7 марта.
В состав команды вошло 12 человек, среди которых действующий обладатель Кубка мира Александр Большунов, двукратный чемпион мира Сергей Устюгов, призеры Олимпийских игр Денис Спицов и Алексей Червоткин.
Состав команды:
Мужчины:
1. Ардашев Сергей (Республика Татарстан)
2. Белов Евгений (Тюменская область)
3. Большунов Александр (Архангельская область)
4. Мальцев Артем (Нижегородская область/Республика Мордовия)
5. Мельниченко Андрей (Красноярский край)
6. Ретивых Глеб (Тюменская область)
7. Семиков Илья (Республика Коми)
8. Спицов Денис (Тюменская область)
9. Терентьев Александр (Архангельская область/НАО)
10. Устюгов Сергей (ХМАО-Югра)
11. Червоткин Алексей (Москва)
12. Якимушкин Иван (Тюменская область)
Женщины:
1.
Васильева Лилия (Удмуртская Республика)
2. Жамбалова Алиса (Республика Бурятия)
4. Кирпиченко Яна (Алтайский край/Красноярский край)
5. Крупицкая Евгения (Санкт-Петербург)
6. Мацокина Христина (Республика Татарстан)
7. Непряева Наталья (Архангельская область)
8. Нечаевская Анна (Республика Татарстан)
9. Сорина Татьяна (Тюменская область)
10. Степанова Вероника (Камчатский край)
11. Ступак Юлия (Республика Коми)
12. Фалеева Анастасия (Санкт-Петербург)
33 43455 Андрей Краснов 17.02.2021 14:09
Лыжные гонки (беговые лыжи) | Новые сообщения форума
- Немного об учете лыжных тренировок, планах и платных программах
- чем смыть мазь держания
- Фторовая смывка
- Новый лыжный сезон не за горами
- Тесты лыж BRADOS FLASH в Мурманске
- Проблема с лыжами Росси.
- Поездка на Югорский лыжный марафон (видео)
- имитация
- штайншлифт от Сервиссер
- Иван Исаев и Иван Кузьмин, с Днём рождения!
- Стержни лыжных палок Selekta 100C2
- донорство и тренировки
- Как вы храните множество пар лыж?
- План тренировок любителю
- Бег с палками.
- Марафон Кандалакша-Полярные Зори – начинающий марафон для не начинающих)
- Помогите! Лыжи, вес, цена вопроса!
- Впечатления о лыжах Kastle 2.0
- Помощь с выбором лыж для любителя
- А кто может графики расшифровать?
Наверх
Князь Николай Орлов Антикварное письмо с подписью Санкт-Петербург 1862 Реформы в России
Интересное длинное письмо, подписанное русским дипломатом и писателем князем Николаем Алексеевичем Орловым (1827-1885), датированное Санкт-Петербургом, 1/3 марта 1862 года, месье Белевалетту в Париж, обсуждение реформ в России с 1861 по 1862 год.
Моя дорогая Белевалетт,
Эти несколько строк, на которые я трачу время на ххх дел, столь же [неразборчиво], сколько и разочаровывающих, предназначены прежде всего для того, чтобы подтвердить получение вашего письма от 20 февраля с приложенные к нему документы. Получив первое, я отправился поговорить о вашем деле с единственным известным мне здесь лицом из железнодорожного управления, князем Дмитрием Оболенским (одним из статс-секретарей, приписанных к особе и администрации великого адмирала, Великий князь Константин (Константин Николаевич 1827-1892). Он только что ушел со своего поста в Правлении! Моя добросовестность была бесполезна, тем более что я не очень понимал, что я могу сделать в вашу пользу, с единственными документами, которые вы мне прислали, эти документы, имеющие, по нашим привычкам и обычаям, лишь весьма относительное моральная ценность. Но так как вы считаете их важными и не зная, что мне делать, тем более что вы заставляете меня ждать следующего появления в Петербурге в вашем лице, я сложил ваши документы в запечатанное письмо и положил их в ящик.
У меня нет ответа на всю информацию, которую вы мне даете по промышленным предметам, но я собираю и записываю ее, чтобы вовремя и в месте воспользоваться ею. Почему я больше не слышу разговоров ни о кирпичном станке, ни о конкретном человеке, который прислал мне несколько образцов, а также печатный ххх, который этого не сделал, что меня сильно беспокоило, так как я признался, что говорил об этом Господин Тройницкий, помощник министерства внутренних дел, и с тех пор мне пришлось цементировать в меру своих сил?
Из газет вы узнаете, что всю эту зиму мы жили в состоянии значительного морального смятения, здорового смятения во многих отношениях.
Помимо некоторой несдержанности языка в ххх, благодаря игре политического такта, которую мы имели возможность приобрести при Режиме Свинца за последние 35 лет, Дворянству удалось положительно зафиксировать мучения проблемы, подлежащей разрешению. , и большинством голосов поддержал следующее решение. На мой взгляд, многое достигнуто, и горизонт для вас начинает вырисовываться гораздо светлее, так как правительство готовится пойти на уступки и административно-правовые реформы, основанные на местном самоуправлении, то есть путем признания в принципе всех интересы каждой местности, (провинции), имеют право управлять собой, то есть ххх налогоплательщиков, в лице избранного ими совета. Одним словом, это административная децентрализация и создание коллегий выборщиков на очень широкой основе, поскольку каждая коммуна и каждый муниципалитет будут иметь право быть представленными на собрании избирателей депутатами, избираемыми путем всеобщего избирательного права, независимо друг от друга. из большинства землевладельцев, дворян по имени, которые, если бы они действительно владели имуществом xxx, были бы избирателями, независимо от права xxx, что они xxx подобны xxx общего собрания землевладельцев каждой провинции, которое должно заменить действующее только трехгодичные дворянские комитеты.
Видите ли, это для первого шага, а это гигантский шаг, сделанный за 2 месяца, без каких-либо иных потрясений, кроме усилия достаточно консервативной в своем ххх моральной энергии, несмотря на сказанные великие слова.
Говорю об этом с гораздо большим самодовольством, так как принимал активное участие в ххх работах Петербургского правительства, отличающихся прежде всего и томностью взглядов и умеренностью языка, а также юридической точностью выводов, я должен был и мог глубоко изучить то, что было сказано и сделано на моих глазах и при моем непосредственном участии. Эта зима 1861-1862 годов будет отсутствовать в великих цивилизациях и в моральном и политическом прогрессе моей страны. Завистники исчезли, и теперь милостью Божией!
Вы мне говорите, что у вас не было известий о ваших ххх или 89 руб. ххх. Однако я заплатил их господину Гютту… и Ко 17 января V. dr. 1862 г., при предъявлении вашего билета на [о…], который в настоящее время находится у меня.
Если г-н Gxx решит отправить мой заказ в начале отплытия, я умоляю его адресовать его тем же г-ну Gxx и Eiexx Василию Острофу, 10-я линия, № 1/41, арендатором которого я являюсь, и кто являются оптовиками и банкирами в Петербурге.
Кроме того, все лодки, прибывающие из-за границы, располагаются напротив дома, который находится на краю xxx, это значительно уменьшит мои гонорары.
На этом до свидания и прощания. Если я приеду в Париж этим летом, я посоветую вам. Пожалуйста, продолжайте присылать мне свои новости.
Тысяча приветствий и теплое рукопожатие.
При всей моей любви к мистеру Белаклетт-младшему, будущему маршалу Франции.
Н. Орлов»
Сначала начал военную карьеру, был тяжело ранен в Крымской войне. Впоследствии поступил на дипломатическую службу и представлял Россию последовательно в Брюсселе (1860-1870), Париже (1870-1882) и Берлин (1882-1885). Как публицист он стоял в авангарде реформы. Его статьи о телесных наказаниях, появившиеся в «Русской Старине» в 1881 году, привели к их отмене. Он также выступал за терпимость к инакомыслящим.
Освободительная реформа 1861 года в России была первой и наиболее важной из либеральных реформ, проведенных в царствование (1855-1881) российского императора Александра II.
Реформа фактически отменила крепостное право на всей территории Российской империи.
Манифест об освобождении 1861 г. провозгласил освобождение крепостных в частных владениях и дворовых (подворных) крепостных. По этому указу получили свободу более 23 миллионов человек. Крепостные получили полные права свободных граждан, в том числе право вступать в брак без получения согласия, владеть имуществом и владеть бизнесом. Манифест предписывал крестьянам покупать землю у помещиков. Меньше всего пострадали дворовые крепостные: они получили только вольную, а не землю.
Крепостные были освобождены в 1861 г. после речи, произнесенной царем Александром II 30 марта 1856 г. Государственные крепостные, т.е. крепостные, жившие на имперских землях, были освобождены позже, в 1866 г.
Размер: 20,5 x 13 см прибл.
Букет гардений от Anne-Laure Zevi | Fiction
С той же скромностью, которая заставила ее приложить руку к декольте, когда взгляд Эли Моссерри остановился на ней, Жанна Дюмоне отвернулась, когда мужчина, смотревший на нее, улыбнулся ей.
Тем не менее она решила сесть рядом с ним, как было указано в плане рассадки. Он умел ее успокоить, и звонок, прозвеневший в конце антракта, прервал их оживленную беседу. Эли Моссерри сказал тогда Жанне: «Вы можете гордиться тем, что обедали с человеком, сидевшим рядом с великой Ирэн Орловой, к которой он не обратил ни слова, потому что был слишком занят разговором с вами». Жанна покраснела, а Эли Моссерри извинился за то, что смутил ее. Несмотря на звонок, призывавший публику вернуться на свои места, многие гости подошли, чтобы поприветствовать Эли Моссерри, идя против потока толпы, уносившей Жанну.
Как только Жанна вернулась на свое место, она замерла и не сводила глаз со сцены: можно было подумать, что она действительно была очарована спектаклем. Опера ее почти не интересовала, а «Богема» показалась ей особенно скучной, но вторая половина спектакля показалась ей менее утомительной, чем первая. Голос Ирэн Орлов был соблазнителен, даже если история была пресной, а музыка мелодраматичной; в то же время, как актриса, сопрано так опиралась на свою чувственность, что колебания Мими казались скорее притворным ханжеством, чем очаровательной сдержанностью.
В следующий раз Эли Моссерри и Жанна Дюмоне увидели друг друга на званом ужине, на который она сопровождала мужа подруги. Эли Моссерри поздоровался с ней несколько торжественно и в течение часа, предшествовавшего обеду, не обратил на нее того внимания, которое имел в первый раз. Оказавшись за столом, они сели друг напротив друга, и не раз Жанна чувствовала настойчиво задерживающийся на ней взгляд Эли Моссерри. Она пожалела, что не надела свое черное фланелевое платье, которое так резко контрастировало с ее цветом кожи. Кожа Жанны — лицо, шея, руки — была белой; не белизна отсутствия цвета, а светящаяся, интенсивная, тайная белизна затылка, то скрытая, то обнажаемая воротником шелкового кимоно; или поразительная бархатная белизна белых цветов. Ее рыжеволосые волосы были единственным элементом искусственности в ее внешности. Их третья встреча не была случайной. Когда Эли Моссерри попросил позвать Жанну Дюмоне по телефону, Жанна без труда узнала голос звонившего. Однако ее собственный голос звучал неоправданно высоко на протяжении всего их разговора, кульминацией которого стало приглашение Эли Моссерри на обед.
После того, как они сделали заказ, Эли Моссерри без всяких предисловий сказал: «В течение почти десяти лет я был связан с человеком, который женат. Время, которое мы проводим вместе, всегда было украденными моментами — их слишком мало — сложными свиданиями в последнюю минуту, которые иногда отменяются в последнюю минуту, в отелях, неблагоприятных для романтики, в городах, которые часто чужды нам обоим. Наши отношения ограничены, с одной стороны, графиком работы и домашней жизнью этого человека, а с другой — тем, что я не могу оставаться на французской земле столько, сколько мне хотелось бы. Чтобы вернуть этим отношениям некоторую спонтанность и немного легкости их начала, мне нужно было бы иметь французское гражданство; и именно поэтому я позвонил вам сегодня. Умоляю вас простить дерзость моей просьбы: я хотел бы знать, не согласитесь ли вы выйти за меня замуж. Конечно, это был бы брак по расчету». Жанна была сбита с толку, но поскольку она не выказала признаков шока или оскорбления этим предложением, он продолжал настаивать на своем.
Уважительно, но без лести, без заискивания. Он не скрывал от нее того, что, если она согласится помочь ему, им придется жить вместе, пока он не получит свой паспорт; и, наконец, он предложил им провести время вместе, чтобы она могла с ним познакомиться. Казалось, он предвидел все вопросы, которые мог вызвать контракт такого рода, и Жанна не чувствовала необходимости задавать какие-либо вопросы.
На следующий день Жанна Дюмоне отклонила приглашение Эли Моссерри пойти на концерт. Он не настаивал, но звонил ей через два дня, через день и во все последующие дни. Он всегда звонил в одно и то же время, в конце утра, и в основном говорил сам. Он говорил о том, что делал, что писал о концерте или об опере, на которые был накануне вечером в Париже или в каком-нибудь провинциальном городе; он рекомендовал выставки или фильмы, он рассказывал ей, с кем обедал и о чем говорил с гостем. Завоевав внимание Жанны, Эли Моссерри пытался заставить ее говорить о себе и расспрашивал о ее работе переводчиком — он бегло говорил на четырех языках, много читал и его любопытство было неподдельным.
Когда Жанна начинала говорить, их фразы натыкались друг на друга, их голоса накладывались друг на друга, каждый обрывался, чтобы дать другому выговориться, а затем они снова обрывали друг друга. Жанна винила себя за то, что была такой неловкой. Постепенно, в ходе разговоров, она научилась самоутверждаться, быть услышанной, терпеть затишья. До поры до времени Жанну, казалось, устраивали эти встречи на расстоянии. Защищенная от замешательства, вызванного физической близостью к Эли Моссерри, она смогла позволить проявиться лучшей стороне себя. Однажды Жанна весь день ждала этого ежедневного звонка, которого она уже ожидала. Когда дело наконец дошло, она приняла приглашение Эли сопровождать его на художественное открытие. На следующий день они встретились за выпивкой, затем пошли ужинать. Их тет-а-тет больше не ограничивались телефонными разговорами. Но даже в те дни, когда они договаривались о встрече, Эли Моссерри всегда звонил, пусть даже ненадолго. Естественный и живой характер их прогулок почти давал возможность забыть цель времени, которое они проводили вместе.
Вопрос об ответе, который она даст, так и не возник. Эли Моссерри надеялся привлечь Жанну к своему делу, заслужить ее уважение, не пытаясь полностью соблазнить ее. Если он иногда и заставлял ее краснеть, то не нарочно, а скорее оттого, что еще не так давно Жанна едва ли осмеливалась встречаться взглядом с этим мужчиной.
Неожиданно Эли Моссерри объявил, что уходит. Он не сказал, куда идет, с кем идет и когда вернется. Ничто не требовало от него этого; мало того, что он и Жанна не были парой, но если их союз и должен был состояться, то для облегчения течения его личной жизни, а не для того, чтобы сковывать ее. Жанна не могла требовать никаких объяснений, но теперь ей хотелось задать ему вопросы, от которых, как она думала, она могла бы отказаться во время его предложения руки и сердца. Неужели в ее жизни никого не было? От нее не исходило ни одиночества, ни отчаяния, ни недостатков, присущих старым девам: она не была ни старой, ни уродливой, ни сварливой, ни ожесточенной; она не искала чрезмерной привязанности у своих друзей и не расточала ее на чужих детей, как это иногда делают люди, мечтающие о собственных детях.
У нее были свои деньги, и она не всегда была свободна, когда ее приглашали, по той простой причине, что на нее был большой спрос. Конечно, ее неземная улыбка, ее весталки иногда могли вызвать холодность у женщин и резкость у некоторых мужчин, но ее разговор и чувство юмора были широко оценены. Сделали ли ее эти качества идеальным кандидатом на брак по расчету? Кто еще, кроме нее, знал о любовной жизни Эли Моссерри или о предложении, которое он сделал ей? Возможно ли, что она была единственной, кто не знал личности человека, ради которого он готовился совершить противоправное деяние?
Она чувствовала себя еще более уязвимой, потому что ее все еще охватила меланхолия после ужина накануне вечером, когда мужчина, увидев ее, сказал: «Какая белизна, какое великолепие!» и она почувствовала, что сжимается. В таких комплиментах, сделанных вслух, чтобы их услышали все, особенно тот, кому они адресованы, есть что-то снисходительное, даже угрожающее. Хотя Эли Моссерри был рядом с ней несколько мгновений назад, он испарился, и она оказалась в затруднительном положении среди клики сплетничающих модных женщин, которые смотрели на нее с неприязнью.
Никто из них не удосужился заговорить с ней, и Жанна оставалась в состоянии отчаяния, назначенная жертвой их шепота и взрывов смеха, как будто она снова оказалась в джунглях школьного двора. В средней школе белизна ее кожи никогда не вызывала насмешек среди ее одноклассников, которые были слишком заняты, дразня ее из-за ее веса, до того дня, когда новый профессор воскликнул, увидев, как она вошла в класс: «Пусть Да будет свет!» С тех пор студенты сами пробовали эту новую тему, и их воображение оказалось неисчерпаемым: «Боже мой, просвети меня!» «Иисус сказал: «Не прячь свой свет под спудом». Или еще, когда девочка-подросток стояла на лестнице бассейна, толстая и светящаяся, кто-то кричал: «И Бог изобрел лампочку». Когда они читают Моби Дик , она ожидала шквала новых колкостей, но на самом деле их не последовало. Молчание одноклассников было еще унизительнее, потому что она сама чувствовала, кроме ужаса, отвращение, внушаемое гладкой белизной китовой кожи.
Так Жанна перешла из средней школы в старшую, одетая в слишком большие спортивные штаны и слишком длинные свитера унылых пестрых оттенков серого.
Чтобы еще больше отдалиться от взглядов одноклассников, она перестала встречаться с ними по выходным. Она не чувствовала, что что-то упускает, за исключением того, что через несколько месяцев она заметила изменение в их поведении. По утрам в понедельник девушки часто демонстрировали новую одежду или новые прически, от них приятно пахло, а некоторые из них красились. Вскоре стало ясно, что амбиции этих еженедельных набегов выходят за рамки того, чтобы быть замеченными в городе, что было целью до того момента. Короче говоря, были ли они девушками, которые «сделали это», которые притворялись, что «сделали это», или которым еще оставалось несколько световых лет от того, чтобы «сделать это», их заговорщический шепот, их флирт, их долгие вздохи один-единственный фокус: секс. Будучи старшеклассницей, Жанна страдала не столько от отсутствия секса в своей жизни и даже от отсутствия какой-либо непосредственной перспективы «заниматься им», сколько от того, как к ней относились одноклассники, от натянутого молчания которые выпадали, когда она прерывала их приглушенные разговоры, безличные улыбки, которые они дарили ей, когда она натыкалась на них, когда они были в компании мальчика, подмигивания, раскрывающие соучастие, которое развилось вокруг действий и секретов, из которых была исключена юная Жанна.
Бегство, к которому Эли Моссерри, так сказать, не подготовил Жанну, застало ее врасплох, и волнение, охватившее ее, тем более сбивало с толку, что было ей чуждо. В течение этих бесконечных дней Жанна перебирала в уме женщин, с которыми он познакомил ее в последние недели, задерживаясь на самых красивых из них и пытаясь вспомнить, замужем ли они. Телефонный звонок заставил ее вздрогнуть — не вовремя позвонивший обнаружил, что его разговор оборвался. Большое зеркало в спальне видело, как она ходит туда-сюда чаще, чем обычно. Запертая дома, боясь, что ее увидят в одиночестве, когда Эли Моссерри был с «другим», она отдалась этой новой проблеме, подпитываемая вопросами, на которые не было ответов, упреками, которые не имели под собой оснований, этими маленькими драмами, которые не дают нам спать, пока мы пишем. , перепишите и воспроизведите их в темноте.
Когда мужчина, от которого она так ждала, наконец позвонил, Жанна впервые ощутила облегчение женщины, которая ждала, с нетерпением ждала чьего-то возвращения.
В тот же вечер они пошли ужинать. На Жанне был темно-синий костюм. Красота ее, подчеркнутая следами изнурительной тревоги последних дней в ее глазах, и все еще нетронутым волнением, вызванным возвращением Эли Моссерри, произвели яркое впечатление на других гостей. Глядя на нее, можно было подумать, что она равнодушна к тишине, вызванной ее появлением, — восхищенные взгляды, обаятельные улыбки, бормотанные на ее пути комплименты, — но на самом деле внимание, которое она получила в эту минуту, переполняло ее. Она приняла ледяной мартини. Алкоголь обжег ей горло, и жар прошёлся по груди; от второго глотка ее желудок запылал; третий вторгся в нее полностью. Жанна позволила себе сдаться. Негодование, обида последних дней казались смехотворными в волнении воссоединения; забыл мелочность, неуместную ревность; ей просто не хватало опыта, она не была закалена в маленьких мучениях в жизни пары. Теперь все это не имело значения, все было так просто. Когда гости направились в столовую, Жанна отвела Эли Моссерри в сторону и, хотя она ни разу даже не заглянула в его квартиру, предметы, которыми он окружал себя, или свет, при котором он читал, как говорили, книги по истории и исторические романы до поздней ночи; понятия не имел, что он сделал перед сном последним; никогда не разделяя с ним постоянную близость пробуждения вместе, глаза, полные сна, одутловатое лицо, волосы в беспорядке, — она прошептала ему на ухо: «Ответ — да».
И, не заботясь о впечатлении, произведенном ее неожиданным заявлением, она пошла сесть за стол. В ту ночь, если бы над головой Жанны был установлен сияющий ореол, он не мог бы излучать более божественного сияния, чем ее лицо. В ту ночь, когда Жанна сказала «да», будущие супруги еще жили врозь, но наутро начались поиски квартиры. В день свадьбы Эли Моссерри приехал забрать Жанну Дюмоне из ее дома, потому что она хотела провести последнюю ночь у себя. На Жанне было мерцающее платье с приталенным элегантным жакетом. Эли Моссерри преподнес ей букет гардений, опьяняющих ароматом.
На следующее утро муж и жена проснулись в квартире, которая не принадлежала ни одному из них и пахла новизной; они пошли завтракать. Подобно тому, кто просыпается рядом с незнакомцем на следующий день после пьянки, Жанна Моссерри, завернутая в свою газету, изо всех сил пыталась объяснить себе присутствие своего «мужа» рядом с ней, но ее беспокойство рассеялось во время прогулки, которую они совершили. потом по улицам Парижа.
Каждый предмет, на который смотрел Эли Моссерри, каждая книга, которую он перелистывал, каждая улица, которую он выбирал, были источником удивления, и день, который они провели вместе, прогуливаясь, был гораздо более замечательным, чем день ее свадьбы, от которого образ, который она сохранила, был спутан. она особенно сожалела, что не могла точно вспомнить момент, когда он взял ее руку и надел ей на палец кольцо.
Со временем молодая супружеская пара обнаружила, что у них есть общая привычка просыпаться на рассвете и ковылять на кухню в поисках завтрака, который они затем несут в свои спальни. Каждый из них, без ведома другого, часто снова засыпал, читая или слушая радио. Одевшись, Жанна усаживалась за стол в гостиной; более яркая и менее загроможденная, эта новая обстановка для ее работы понравилась ей. Опера и ее лирические полеты, открытые и закрытые окна, отчетливый скрип какого-то участка паркета в соседней комнате, все звуки, доносившиеся из спальни, занятой мужем, стали ей приятно знакомы.
Он появлялся в конце утра, в то время, когда прежде имел обыкновение звонить ей, и они вместе выпивали свой второй за день кофе.
Однажды утром Жанна Моссерри обнаружила на своем рабочем столе следующее сообщение: «Вышла на рассвете. Извини, что не увидел тебя перед отъездом. Вернусь к концерту». Несмотря на то, что он стал мужем, Эли Моссерри не сказал, куда он едет, и не оставил номера телефона, чтобы позвонить в случае крайней необходимости. Жанна заставила себя отогнать все мысли, связанные с этим эпизодом, на который она не имела права возмущаться. Поздно ночью, готовясь ко сну, Жанна услышала звук ключа в замке. Она бросилась в вестибюль, где нашла Эли Моссерри с дорожной сумкой в руке; он молча направился в свою спальню. Не зная, что делать, Жанна отправилась сесть в гостиную, где он в конце концов присоединился к ней с сигаретой и стаканом водки в руке. Жанна и раньше чувствовала запах табака на его одежде, но никогда прежде не видела, чтобы он курил. В тишине Эли Моссерри оглядел квартиру, чья эстетика отражала общий вкус к большому комфорту в сочетании с некоторой скудостью, а убранство вызвало неожиданные моменты сближения.
Как будто только тогда узнав о присутствии Жанны, он извинился за вторжение в такой час и уверил ее, что, как только его паспорт будет получен, он вернется жить к себе и больше не будет беспокоить ее. Затем он сказал: «Человек, о котором я тебе говорил, решил разорвать наши отношения под предлогом заботы о семье, желания защитить хрупкое счастье детей, желания освободиться от обмана, вины, того, что мы любовь якобы уже слишком много страдала — усталый рефрен, учитывая трудности, которые мы преодолели, и радости, которые мы разделили; пустые слова, демонстрирующие презрение к моим жертвам и моему одиночеству; одиночество, усиленное неопределенностью моего будущего, но которое я, тем не менее, отказываюсь когда-либо выражать».
Эли Моссерри говорил с экзальтацией, которую Жанна не узнавала в нем и которую она предпочитала приписывать алкоголю, а не искреннему огорчению. «Не то чтобы я ничего не знал о отвращении к себе, я, который всегда, по существу, на предложение», — добавил он с горечью.
На что он посмотрел ей прямо в глаза и сказал: «Я не смог бы и подумать о том, чтобы жениться на какой-либо другой женщине, кроме тебя». Жанна не покраснела. Вместо этого она предложила им лечь спать и подошла к нему, чтобы помочь ему встать. Он взял ее протянутую руку и поднес к своей щеке; когда он отодвинулся, Жанна почувствовала точное место, где его лицо покоилось на тыльной стороне ее ладони. Она проводила его до порога его спальни и пожелала ему спокойной ночи, но он умолял ее остаться еще немного и жестом пригласил ее сесть на кровать. Раздевшись, он продолжал говорить, говоря, что хочет отвезти ее на Лазурный берег под видом медового месяца; он описал гостиницу, в которой они остановятся, деревни, которые он ей покажет, рестораны, которые она так полюбит. Затем он скользнул под простыни, закрыл глаза, пробормотал еще несколько слов и замолчал. Его дыхание говорило о том, что он заснул. Его предплечье, обнаженное и гладкое, небрежно высовывалось из закатанного рукава пижамы. На его запястье браслет из более светлой кожи свидетельствовал о долгих часах, проведенных на солнце; в точном положении циферблата его часов кожа сияла.
Эта рука, такая грациозная, когда играла с сигаретой, такая изящная, когда подносила стакан к губам, теперь казалась как-то несоразмерной его тонкой руке: слишком длинные, слишком узкие и слишком ухоженные ногти были у него инертными пальцами. Но когда та же самая рука снова приняла форму, поправляя простыню, Жанна снова нашла ее прекрасной.
Жанна Моссерри проснулась от грохота дождя. Отяжелевшая от сна, она оставалась невозмутимой, прислушиваясь к стуку воды в окно, но когда шум вдруг прекратился, она недоверчиво открыла глаза. Увидев чужую спальню, она тут же снова закрыла их — ей не нужно было заглядывать под одеяло, чтобы убедиться, что ее ночная рубашка и халат на месте. Яркий свет, идущий из ванной, ослепил ее лицо, а затем по комнате рассеялся клуб пара, наполненный духами Эли Моссерри. Ему потребовались годы, чтобы одеться. Услышав металлический щелчок у входной двери, Жанна всем телом бросилась в аромат и тепло отпечатка, оставленного мужем в матрасе, и уткнулась лицом в смятую подушку.
В красивом отеле на краю пляжа Эли Моссерри зарезервировал для себя и своей жены два смежных номера, разделенных двумя мягкими дверями. Каждый из них провел день сам по себе, и они встретились, когда пришло время выпить перед ужином. Эли Моссерри вновь обрел энтузиазм и хорошее настроение. На самом деле ничего не изменилось, кроме того факта, что Жанна все время спрашивала себя о значении этого «медового месяца». Отныне Эли Моссерри был «свободным человеком»? Разве он не пригласил ее в свою спальню той ночью? Когда во время бегства из Парижа она проснулась, положив голову ему на плечо, разве он не улыбался ей нежнее, чем до своего злополучного побега? Теперь у Жанны возникло искушение расценивать каждый взгляд, каждый комплимент, каждую интонацию его голоса как знак ее благосклонности. Она спала беспокойно, просыпалась рано, уставшая. Ее беспокойство усугублялось тем, что она не могла четко определить ни единого звука из комнаты мужа по другую сторону стены: ни шума душа, ни бормотания радио, ни каких-либо указаний на то, что кто-то входит или выходит из комнаты.
Она много раз слышала телефонный звонок, но так и не смогла определить, из комнаты ли он исходил слева или справа от нее. Она едва осмелилась подойти к высоким открытым французским дверям, опасаясь, что он может оказаться на соседнем балконе. Она скучала по совместной жизни в их парижской квартире. Поздно утром она вызывала машину, называла шоферу название деревни или просто направление и позволяла ехать по прибрежному шоссе или извилистым проселочным дорогам. Вдали от гостиницы, подальше от чужих глаз и от солнца, под широкополой шляпой, она шла по случайным улицам, поддавшись ощущениям, ранее неведомым ей, что ее близость с Эли Моссерри, как ни была она незначительна, проснулись, а она не осмелилась признать их такими, какие они есть.
В колледже общее безразличие к ее полноте пробудило в памяти разговор, в котором она слышала, как ее отец спрашивал мать, что им делать с ее весом, на что ее мать ответила: «Требуются самые разные люди. чтобы сотворить мир, и для толстяков тоже есть место».
В то время эта возмутительная реакция не только не подтолкнула ребенка к похудению, но и подтолкнула ее к тому, чтобы есть больше; тогда как в колледже воспоминание об этой фразе вдохновило молодую женщину, которой она стала, отвергнуть представление о том, что ее появление предопределено судьбой. Так случилось, что Жанна вышла из своего избыточного веса, камуфляжной формы, студенческих комнат и не без удивления обнаружила в себе восхитительное телосложение, красивое лицо и великолепную кожу. Из-за своей новой внешности она впервые обнаружила, что с ней флиртуют, но метаморфоза, которую она преследовала, не сопровождалась каким-либо стремлением наверстать упущенное, которого она до сих пор была лишена. В то время как молодые люди, глазевшие на нее, были запуганы ее красотой, мужчин постарше привлекала хрупкая добродетель, которую она излучала, о которой она сама не подозревала, — ее манера уклоняться от взглядов, отдергивать руку, застегивать рубашку, когда воротник был расстегнут. открыт.
Юная студентка была одновременно и польщена, и напугана вниманием, которое было обращено на нее. Но то ли потому, что она была недостаточно влюблена, то ли потому, что женихи были слишком нетерпеливы, она никогда их не подбадривала, и как бы ей ни хотелось продлить удовольствие ухаживания или хотя бы безобидно отомстить прошлому, Жанна не торопился. Ей нравилось быть красивой, и она чувствовала себя чистой.
Однако теперь настала ее очередь ждать знака и проявлять нетерпение. Она была поглощена любопытством, но в то же время ее жизненная энергия, казалось, покидала ее. Она позволяла себе погрузиться в убаюкивающее оцепенение, вызванное ожиданием, а затем неожиданно, восставая против этого незнакомого состояния томления, шла быстрее, подгоняемая внезапным приливом энергии, прежде чем останавливаться через несколько ярдов, остолбенев. Пытаясь сдержать свою муку, подавить смущение, вызванное несоответствием ее замужества и медового месяца, она постоянно пыталась убедить себя, что не испытывает никакого желания, что она только жаждет «сделать это» в надежде, что никогда не придется думать о о том, что никогда больше ей не приходилось отводить взгляд от эротической сцены на экране, что она никогда больше не краснела, когда кто-то заказывал Деву Марию.
Она надеялась, что сумеет убедить себя, что ее умоляет ее разум, а не ее тело принуждает ее — тело, к которому, как можно было бы подумать, она пыталась привлечь внимание платьями и костюмами, в которые она его облачила, когда на напротив, она пыталась сдержать его, обуздать; тело, которое так долго стыдило ее и, вопреки всем ожиданиям, оказалось источником гордости. Итак, в уверенности, которую она так запоздало приобрела, сладострастие Жанны сложилось с годами вокруг единого полюса возбуждающего восхищения и алчности. Она стала бояться собственной чувственности. Бледная весталка покраснела от лихорадки.
Однажды, бездельничая на тенистой террасе отеля после прогулки, которая была слишком жаркой и пыльной, Жанна услышала, как женщина рассказывала о великолепном каланке, скрытой бухте, в которую было трудно добраться, но с уединенным пляжем, который посещался редко; на основании чего она решила снова выйти в свет. Шофер высадил ее на дороге с видом на море. Над ней и вокруг нее было небо поздним летним днем.
Она двинулась твердым шагом вниз по крутой тропе; в самых ненадежных местах были деревянные ступеньки и импровизированные перила. Пляж был безлюден. Она сняла сандалии, платье и шляпу и направилась к морю. Почти незаметный ветерок рябил поверхность воды, чьи безобидные волны набегали через равные промежутки времени и обволакивали Жанну по щиколотку; отступая, они унесли с собой немного песка из-под ее ног, и она почувствовала, что наклонилась вперед. Она вошла в воду; когда он дошел до ее талии, она остановилась. Вода создала вокруг нее демаркационную линию, как тонкий пояс, который ничего не удерживал, но делил ее тело ровно надвое, причем верхняя часть пылала, взнуздывалась, сознавала свои пределы, сдержанно, а нижняя часть освежалась, ее контуры расплывались. Она погрузилась и исчезла. В нескольких ярдах луч света пронзил поверхность, прежде чем превратиться в грациозный брасс; Жанна проплыла кролем, кролем на спине, снова нырнула, снова появилась и оказалась на спине, неподвижная, подавленная импровизированной физической нагрузкой.
Эхо ее сердцебиения исчезло, и она не слышала ничего, кроме приглушенного звука собственного дыхания. Небо над ней было голубым и розовым одновременно; два цвета сливались друг с другом, не размываясь, каждый из которых сиял своим особым оттенком. Разница между температурой воздуха и моря выражалась в овальной ласке воды, волнообразно обволакивавшей ее лицо. Словно стихии сговорились напомнить ей, что все в порядке.
Течение уносило ее в море, постепенно унося за мыс, за которым скрывалось солнце. Поднялся ветер, она почувствовала дрожь и одним движением поднялась. Перед ней был высокий выступ, который ей теперь придется обойти, чтобы вернуться на пляж. Хотя издалека ей показалось, что скала резко обрывается, но когда она приблизилась к ней, показались большие плоские скалы, на которых играл свет заходящего солнца. На одной из этих скал появился силуэт. Несмотря на расстояние и хотя она никогда не видела его без одежды, Жанна узнала Эли Моссерри, крепко стоящего на своих длинных ногах.