Сергей Морозов. Мораль и литература
Мораль и литература
Тема литературы и морали, соотношения этического и эстетического стара как мир. В первую очередь, это, конечно, тематика эстетического характера. Решение ее, так или иначе, связано с определенными эстетическими воззрениями: представлением о прекрасном, о художественном идеале, о сущности и назначении поэзии, отношении искусства к жизни вообще и социальным потребностям в частности. Человек и искусство – еще один значимый ее аспект, ведь идея дегуманизации искусства, выдвинутая в одно время как лозунг его совершенствования, развития, избавления от всего наносного с течением времени переоформилась в обоснование отхода от моральной эстетики.
Общее, распространенное мнение относительно темы «мораль и литература» как раз лежит в этой плоскости – искусство должно давать внеморальное изображение действительности. Раскрывается оно в целом ряде традиционных уже сентенций о том, что искусство не должно поучать, что «те времена прошли», что жизнь как предмет искусства не имеет однозначной моральной трактовки, а, значит, ее не должен выражать и сам художник, мастер слова.
Однако дело тут не только в эстетике. Противопоставление морали и литературы — уже само по себе признак искаженного восприятия действительности. Оно исходит из трактовки морали как чисто субъективной оценки, как некоего прибавления к имморальной действительности. Но то, что художественное произведение, автор должны стоять по ту сторону добра и зла, не навязывать читателю суждений морального толка, предоставляя это делать ему самому – глубочайшее заблуждение. Сам факт существования художественного произведения — это факт, в том числе, и морального характера. Хотя бы потому, что оно рождает моральный отклик в индивиде и обществе, оно внедряет представление об определенной, желаемой форме моральных отношений, о добром и злом, должном и недопустимом.
Мораль – как регулятор отношений, этика как набор теоретических представлений о добре и зле связаны с действительностью непосредственно, эти понятия отмечают присущее ей состояние в определенном, нравственном аспекте.
Другое дело, что они, понятия морали, предполагают свободную интерпретацию со стороны автора и культуры.
Исходя из этого следует учитывать, что моральная нагруженность литературы не означает ее нравственности только в классическом позитивном понимании нравственности. Мар, Каменский, Арцыбашев, если вспомнить русскую литературу начала XX века, тоже выступали с определенных моральных позиций. Однако позиции эти были довольно далеки от того, что обычно понимается под моральным. Проповедь вседозволенности, сексуальной распущенности, воли к жизни, равно как и воли к смерти у них – это тоже своего рода моральная проповедь. Это литература в моральном аспекте. Это попытка навязать граду и миру свою систему моральных ценностей, проинтерпретировать действительность в собственных моральных категориях, сформулировать свое представление о регуляторах социальных отношений.
Таким образом, взаимосвязь литературы и морали проявляется в том, что классическая мораль добра, даже будучи отвергнута в качестве устаревшей и потерявшей актуальность, сменяется не пустотой, а этикой нигилизма и релятивизма.
Перед нами не крах морального в литературе, а его подмена, которая в итоге оборачивается уходом от последовательного, системного, рационального отношения к моральным ситуациям в сферу ситуативного и туманного, субъективного, произвольного, нечеткого. Но даже такой уход, стоит еще раз повториться, не есть уход от морали, а лишь сдвиг в сторону другой ее формы.
Идея морали, в общепринятом христианском и следующим за ним классическом гуманистическом понимании, неразрывно связана с идеей роста, развития, преображения. Последние видятся априорными задачами человека и общества, они неразрывно связаны с его сущностью. Отказ от этих задач и стоит за критикой морального начала в литературе. Быть как есть, соответствовать не идеалу, а текущему моменту – вот что лежит за отказом от моральной составляющей. За этим следует остановка в индивидуальном и социальном развитии. Но отказ от идеи развития опять-таки означает не переход на внеморальную точку зрения, а лишь переход к морали, которая выражает идею застоя и деградации.
Этика всегда апеллирует к разуму. Собственно развитие морального сознания всегда выступало моментом развития рациональности в целом. Цельная форма рациональности должна охватывать не только прагматическую и технологическую составляющую, не только форму, но и содержание. Отказ от морали в этом аспекте знаменует повреждение и в рациональности. Протестующий против морали демонстрирует пример пошатнувшегося внятного сознания, распавшейся на составные связной мысли. Ослабление разумного начала проявляется, также и в ослаблении аргументации в пользу морали, которое происходит в литературном морализаторстве, которое подменяет создание убедительных и внятных образов поверхностными моральными сентенциями. Аргументация не от разума и бытия, а от мелкого Я и исключительно эмоций — все это также отражение деградации морального в искусстве.
Отказ от рационального начала, отход от моральности как жизненности, переход к морали как чистой субъективности – это ошибка моральной партии в культуре и в литературе, которая влечет за собой переход к деградационному типу морализаторства, впадению в казенную, безжизненную и мало кем воспринимаемую в силу этого «духовность».
Стремление к моральной беспристрастности, как и стремление к назидательности, морализаторству — две формы проявления убежденности в искусственности и нежизненности морали.
Вообще же, говоря о морали и искусстве, мы имеем перед собой достаточно простую классификацию. С одной стороны, находится литераторы, демонстрирующие отношение к морали как к чисто субъективному явлению, понимание ее как субъективной оценки. Они разделяются на две группы – показных имморалистов, на самом деле бессознательно фиксирующих свои субъективные моральные предпочтения, и сознательных морализаторов.
Другой род писателей – эта те, кто признает начало нравственности за самой жизнью, те, для кого моральность выступает как жизненность, как нечто неотъемлемое от самой объективной действительности. Абстрактно здесь также существует разграничение, на тех, кто проводит моральную точку зрения полноценно, через весь художественный мир в целом, окрашивая его в моральные тона и тех, кто делает это частично.
Парадоксальность морального воззрения на действительность может заключаться в том, что сам моральный взгляд на действительность может быть реализован через концентрированное изображение отпадающего или отпавшего от морали мира.
Классический образец в этом смысле – роман Д. Стейнбека «Зима тревоги нашей», в котором моральный взгляд не перетекает в морализаторство, а читатель ощущает нарастающий в американском обществе распад нравственности, затрагивающий самые глубины общества и человеческой души. Иного плана моральная точка зрения вырастает из граничащего с порнографией романа Д. Балларда «Автокатастрофа», в котором именно подробное и натуралистичное живописание порока изматывает читателя и подвигает его к моральной позиции, заставляет ощутить духоту, бесчеловечность, катастрофичность, безжизненность мира, лишенного нравственного основания.
Но самая сложная задача – живописание становления морального в мире, перехода мира к моральной точке зрения. Так, поздний роман Т. Уайлдера «Теофил Норт» демонстрирует не просто моральное измерение настоящего, что уже само по себе не мало, ибо моральность обычно связывается не с настоящим, а с прошлым или будущим. Автор показывает, как и каким способом утверждается и проводится добро в саму несовершенную действительность, как оно становится реальностью.
По сути, здесь убедительное решение той проблемы, с которой оказался не в состоянии справиться Гоголь, и с которой совершенно не справился впавший в морализаторство Толстой. У последнего мы находим, в сущности, проповедь нравственности без нравственного осознания. Это проявление субъективизма и своеволия. Субъективизм и моральный идеал автора, а не отображение морального кровотока самой реальности. Поэтому последние произведения его оказываются на редкость безжизненными и ходульными, а объявленная война морали с эстетикой смотрится и вовсе чем-то несуразным.
Примеров субъективного морализаторства в нашей литературе последних лет достаточно. Наиболее показательное в этом смысле произведение – роман Д. Гуцко «Бета-самец», представляющее собой развернутый и морально неубедительный суд героя над самим собой. Столь же пристрастны, столь же упорствуют в моральном насилии над читателем А. Проханов и М. Кантор, А. Варламов. Разнятся лишь его формы. У Кантора морализаторство гиперинтеллектуально и выступает оборотной стороной едких сатирических картинок отрицательных человеческих типов, недостойного человека образа жизни, так называемой богемы и прогрессивной общественности.
На моральном распутии находится П. Беседин, из соображений правды жизни и под влиянием эмоций качающийся от морализаторства к откровенному имморализму.
Достаточно ярким примером последовательного стояния по ту сторону добра и зла, подтвержденного недавним интервью каналу «Россия24» является проза Прилепина от самого начала, от «Патологий» и до «Обители». В той же плоскости находится недавняя книга М. Степновой, с говорящим названием «Безбожный переулок».
Нащупывание объективной твердой онтологической почвы под моралью просматривается в последних произведениях С. Шаргунова, Р. Сенчина. Первый в романе «1993» возвращается к классической для русской литературы теме выбора, второй через подробное и скрупулезное исследование человеческих характеров, человеческой судьбы в условиях социального бедствия («Зона затопления»).
Острота нравственного конфликта задает нерв всему повествованию.
Она волнует читателя, заставляет сопереживать. Мертвенность повествования определяется отсутствием нравственного нерва. Пошел, поехал, сделал, поговорил. За чем тут следить? Чему сопереживать? Для чего читать? Отказываясь от морали как обязательного измерения художественного мира произведения, автор сужает содержание, спектр, палитру своего произведения.
Убедительность, рациональность моральной аргументации – вот те задачи, которые стоят перед писателем. И эти задачи надо решать.
Уход по ту сторону добра и зла — это уход от воспитательной функции литературы. Демонстрация безразличия к миру и читателю. Это демонстрация авторской человеческой робости, авторской человеческой бедности, отсутствия своей позиции, своего морального Я. Это также демонстрация и художественной несостоятельности, неспособности преодолеть субъективизм собственной авторской оценки перед лицом потребности в объективном отображении моральной ценности. Отказываясь от нравственного посыла, вставая по ту сторону добра и зла, автор порывает и с отечественной литературной традицией.
Он превращает свое произведение в фотокарточку (живописание мужиков и медведей), в то время как специфика художественного творчества взывает не к бесстрастности, а напротив, к заинтересованному и неравнодушному взгляду на действительность.
Внеморальность чревата и эстетической бедностью. Изгнание морального из литературы, превращение ее в простое, безразличное, равностороннее высказывание в смеси доброго и злого — признак искусственности, признак того, что литература, в очередной раз выходя на брань с литературщиной, приходит, в конечном счете, к изгнанию из литературы жизни. Тем самым происходит истончение и обессмысливание литературы, литературное самоубийство.
Сергей Морозов
Источник: журнал «МОЛОКО» №10, 2014
← Вернуться к списку
Мораль явная и скрытая — Литературный клуб «Бумажный слон»
- Кандидат в Самородки
- Опубликовано на Дзен
Мораль, или нравоучение, поучение существует в литературныз текстах с незапамятного времени.
Еще, наверное, и письменных текстов не было, а родители (и Бояны-сказители) наперебой подкидывали детишкам загадок на тему «а зачем же ты так поступил, если сказано — так не надо»? А детишки пищали и врали, что они неправильно поняли. А может и вправду — не поняли? Откуда в тексте берется мораль?
1. В некоторых случаях мораль формулирутся автором непосредственно в самом тексте. Это может быть жанр поучений, наставлений, может быть басня. Проблема в том, что чем дальше мы от времени написания, например, басни, тем сложнее нам понять смысловые связи, приведшие автора к морали. Ситуация сильно осложняется культурными различиями. Так, басни Эзопа по-большей части содержат мораль, вызывающую недоумение о ее связи с фабулой басни. С баснями Крылова проще, но и там есть сложности (я коротко упоминал об этом в блоге «Мораль сей басни… какова?»).
2. Некоторые литературные произведения «наставительны» без отчетливо указанной морали. «Скрытое» морализаторство бывает так убедительно, что сложно отделаться от ощущения, что автор поучает-поучает и никак не успокоится.
Позднего Л.Толстого я читать просто не могу, часть текстов Горького, здесь же ранний Достоевский, Короленко. Дальше — больше: Мережковский, Гиппиус, Есенин, Клюев, ранний Блок… вспомню еще с пару десятков. А вот тексты от Пушкина и старше — уже не кажутся мне такими поучительными, даже если там есть прямо вставленная в текст мораль. Почему так?
Причин я вижу две.
Первая: всегда, в любой культуре есть формы, связываемые с оценками в рамках «хорошо/плохо», даже если слова нейтральны сами по себе. Слово «крыло» — нейтрально, но в связке «встать на крыло», «расправить крылья», и даже ассоциативное «птицею взвиться ввысь» — определенно носят позитивные коннотации и противопоставляются негативному «безкрылый», «ему неизвестна радость крыла», или еще жестче: «рожденный ползать — летать не может». Причем работает это преимущественно для птиц, а для самолетов (механических объектов) — уже в меньшей степени, поскольку в «крылья самолета в полете покачивались» я не вижу моральной оценки.
То есть, в языке формируются связанные со словами и словосочетаниями моральные смыслы. Современники их понимают, а не-современники — могут не замечать.
Вторая: читатель видит и считывает оценочные суждения, в зависимости от своего понимания контекста. Вне контекста нет никаких оценок, пусть автор хоть заморализует весь текст насмерть, но, если я не вижу связи слова с «хорошо/плохо», для меня в тексте морали не будет. А если я — морализатор в принципе, как тип, то для меня любой текст, хоть телефонный справочник, будет моральным суждением (или басней).
Нельзя поэтому просто говорить о морали в тексте, — в тексте есть фабула, слова. Если даже автор ввел в текст прямое поучение, это не значит, что в тексте есть мораль. Мне кажется, правильнее было бы говорить о «морализованных» формах, — о таких связях слов, в которых мораль считывается в зависимости от культурнго контекста автора и читателя. Мне кажется, такие формы без нужды лучше не использовать.
Мораль — не в словах, не в их значениях, а в смыслах (часто — случайных), волею обстоятельств привязанных к словам.
———————
Картинка: фото автора (не автопортрет), альпака с фермы.
мораль, поучение, смысл, фабула, басня, контекст
Мораль — определение, значение и синонимы
ПЕРЕЙТИ К СОДЕРЖАНИЮ
мораль
мораль истории — это урок, который история учит тому, как вести себя в мире.
Мораль происходит от латинского слова нравы , для привычек. Мораль истории должна научить вас, как стать лучше. Если моральный используется как прилагательное, это означает хороший или этический. Если у вас сильный моральный характер, вы хороший член общества. Если кто-то мошенник и лжец, вы можете сказать: «Она не нравственный человек».
Определения морали
прилагательное
связан с принципами правильного и неправильного или соответствует стандартам поведения и характера, основанным на этих принципах
« нравственность чувство»
«а моральный контроль проверка»
«a мораль урок»
«а мораль затруднительное положение»
« мораль убеждения»
«а мораль жизнь»
- Синонимы:
- целомудренный
морально чистый
- хороший
морально достойный восхищения
- почетный, почетный
достойный уважения; право на почет и уважение
- целомудренный
воздержание от незаконных половых сношений
- чистый, чистоплотный
морально чистый
- моралистический
узко и условно морально
- праведный
морально оправданный
- нетленный
свободный от коррупции или безнравственности
- праведный
характеризуется общепринятыми нормами морали или справедливости или исходит из них
- добродетельный
морально превосходный
- целомудренный
существительное
значение истории или события
« мораль истории — возлюби ближнего своего»
- синонимы: урок
прилагательное
психологический, а не физический или материальный эффект
«а мораль победа»
« мораль поддержка»
- Синонимы:
- психический
с участием разума или интеллектуального процесса
- психический
ОТКАЗ ОТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ: Эти примеры предложений появляются в различных источниках новостей и книгах, чтобы отразить использование слова «моральный» .
Мнения, выраженные в примерах, не отражают мнение Vocabulary.com или его редакции.
Отправьте нам отзыв
Слова, которые часто путают
мораль / мораль
Мораль — это урок истории. Добавьте «е», и вы получите морального духа : дух группы, который заставляет всех хотеть вмешаться и добиться большего.
Продолжить чтение…
ВЫБОР РЕДАКЦИИ
Посмотреть
мораль в последний разЗакройте пробелы в словарном запасе с помощью персонализированного обучения, которое фокусируется на обучении слова, которые нужно знать.
Начните изучение словарного запаса
Независимо от того, являетесь ли вы учителем или учеником, Vocabulary.com может направить вас или ваш класс на путь систематического улучшения словарного запаса.
НачатьПримеры и определение морали
Определение морали
Произведено от латинского термина «9».0147 moralis », мораль означает сообщение, переданное рассказом, стихотворением или событием, или урок, извлеченный из него.
Не обязательно, чтобы автор или поэт ясно заявили об этом. Его можно оставить для аудитории или учащихся. Однако иногда мораль ясно излагается в форме пословицы.
Мораль истории является универсальным аспектом большей части художественной литературы, поскольку она не только развлекает, но и служит цели обучения, информирования и улучшения аудитории. Хор в классической драме, например, комментировал происходящее и доносил сообщение до зрителей. Романы Чарльза Диккенса, с другой стороны, обращаются к недостаткам социальной и экономической системы викторианской Британии, неся мораль своего собственного типа, которая имплицитна.
В детской литературе мораль представлена исключительно фразой: «Мораль сказки такова…». Современное повествование не использует эти явные приемы, а использует иронию и другие приемы для ее передачи.
Примеры морали в литературе
В основном считается, что басни Эзопа имеют сильные моральные выводы. Однако почти во всех литературных произведениях есть мораль, которую нужно донести до читателей.
Литературные произведения, ориентированные на детей, изобилуют нравственными уроками. Они дают детям положительные уроки и ориентиры на будущее. Такие принципы, как «Дружите с теми, кто вам не нравится», «Не судите людей по тому, как они выглядят» и «Медленно и настойчиво побеждает в гонке», обычно являются уроками, которые можно найти во многих историях.
Пример #1:
Лиса и виноград (Эзоп)«Снова и снова он пытался поймать заманчивый кусок, но в конце концов был вынужден отказаться от него и ушел, задрав нос, говоря: «Я уверен, что они кислые».
Это заключительные строки, взятые из Эзопа Лиса и виноград . Именно последним высказыванием лиса выражает свою неприязнь к винограду, который она снова и снова пыталась схватить. В этом конкретном рассказе Эзопа обсуждается общая привычка людей, которые не могут признать свое поражение. Вместо этого они перекладывают вину на кого-то или что-то еще. То же самое и с лисой в этой истории, которая терпит неудачу после нескольких попыток.
Пример №2:
Доктор Фаусту (Кристофер Марлоу)«Боже мой, Боже мой, не смотри на меня так свирепо!
Ольхи и змеи дайте мне вздохнуть!
Уродливый ад, не зевай: не приходи, Люцифер:
Я сожгу свои книги: Ах, Мефистофель!
Легко уловить ужас и ужас, выраженные доктором Фаустом в его последнем монологе. Его падение указывает на то, что, несмотря на то, что он был образованным человеком, он совершил большую ошибку, продав свою душу дьяволу. Его раскаяние в своих злодеяниях приводит читателя к пониманию того, что путь дьявола обречен. История доктора Фауста символизирует вечную борьбу добра и зла, порока и добродетели.
Пример №3:
История Расселаса, принца Абиссинии (Сэмюэл Джонсон)«Вот передо мной весь мир; Я пересмотрю его на досуге: ведь счастье где-то есть… Счастье должно быть чем-то прочным и постоянным, без страха и без неуверенности».
В своем знаменитом романе «Расселас» Сэмюэл Джонсон рассказывает историю принца, который убегает из долины счастья в поисках вечного счастья, которое в конечном итоге нигде не находит.