Нобелевский лауреат бродский – Писатель, лауреат Нобелевской премии Иосиф Бродский — Биографии и справки

Писатель, лауреат Нобелевской премии Иосиф Бродский — Биографии и справки

ТАСС-ДОСЬЕ /Павел Дурягин/. Иосиф Александрович Бродский родился 24 мая 1940 года в Ленинграде (ныне — Санкт- Петербург). Его отец, Александр Иванович Бродский, был военным фотокорреспондентом, после демобилизации в 1948 году работал в Военно-морском музее, затем в ленинградских газетах. Мать, Мария Моисеевна Вольперт, работала бухгалтером.

Во время Великой Отечественной войны Бродский с матерью находился в эвакуации в Череповце, вернулись в Ленинград в 1944 году. Иосиф Бродский окончил восемь классов школы, после чего пошел работать, сменил несколько профессий (был фрезеровщиком, санитаром, кочегаром, матросом), участвовал в геологических экспедициях, где написал свои первые стихотворения.

В конце 50-х гг. и начале 60-х гг. сблизился с группой ленинградских поэтов (Евгений Рейн, Анатолий Найман и др.), познакомился с Анной Ахматовой, впоследствии оказавшей большое влияние на его творчество и жизненные взгляды. Регулярно выступал с чтением собственных стихов, в 1960 году его стихотворения были опубликованы в самиздатском журнале «Синтаксис». В 1962 году дебютировал как переводчик, в том же году в детском журнале «Костер» впервые было напечатано стихотворение Бродского.

Осенью 1963 года в газете «Вечерний Ленинград» появился фельетон «Окололитературный трутень», авторы которого обвинили Бродского в тунеядстве и «паразитическом образе жизни». Чтобы скрыться от преследований, поэт с помощью знакомых врачей на несколько дней лег в психиатрическую больницу им. Кащенко в Москве. Однако уже в феврале 1964 года Бродского арестовали, в марте приговорили к максимальному возможному сроку за тунеядство — пяти годам принудительных работ на Севере.

С апреля 1964 года был отправлен отбывать ссылку в деревню Норенскую (или Норинскую) Коношского района Архангельской области. В этот период развернулась активная общественная кампания, письма в защиту Бродского подписали ведущие деятели советской культуры (Дмитрий Шостакович, Самуил Маршак, Корней Чуковский, Константин Паустовский, Александр Твардовский, Юрий Герман и др.). Тогда же поэт получил международную известность, подробности суда были опубликованы в зарубежной прессе, за границей начали печатать его стихи. Под давлением общественности после 18 месяцев ссылки срок наказания был сокращен до реально отбытого, и в сентябре 1965 года Бродского официально освободили.

После ссылки, чтобы избежать новых обвинений в тунеядстве, Бродский по рекомендации Корнея Чуковского и Бориса Вахтина поступил на работу переводчиком в Ленинградское отделение Союза писателей СССР. В 1965-1972 гг. активно работал, закончил поэму «Горбунов и Горчаков». Бродский столкнулся с фактическим негласным запретом на публикацию в СССР своих работ, хотя его произведения для детей и переводы выходили в печать. Произведения поэта распространялись в самиздате. В то же время за границей стихотворения Бродского продолжали появляться. В 1970 году в Нью-Йорке был опубликован первый сборник под названием «Остановка в пустыне».

В мае 1972 года Бродского вызвали в Отдел виз и регистраций и предложили эмигрировать в Израиль, что фактически было ультиматумом. 4 июня поэт, лишенный советского гражданства, вылетел в Вену. В июле 1972 года Бродский прилетел в США. В 1972-1980 гг. с перерывами преподавал историю русской литературы, теорию стиха и другие предметы в Мичиганском университете в городе Энн-Харбор. В 1977 году получил американское гражданство, в 1981 году переехал в Нью-Йорк. В общей сложности на протяжении 24 лет Бродский работал в шести американских и британских университетах. Он также много путешествовал, регулярно выступал на литературных фестивалях и поэтических чтениях. Поэтические сборники Бродского на русском языке («Конец прекрасной эпохи», «Часть речи», «Новые стансы к Августе», «Урания» и др.) выходили в американском издательстве Ardis . Также поэт до конца жизни занимался литературными переводами на русский и английский языки, писал эссе на английском.

В 1987 года Бродскому была присуждена Нобелевская премия по литературе с формулировкой «за всеобъемлющую литературную деятельность, отличающуюся ясностью мысли и поэтической интенсивностью». В том же году стихи поэта впервые после его эмиграции были опубликованы в СССР в журнале «Новый мир». В 1991 году Бродскому было присуждено почетное звание «Поэт-лауреат Библиотеки Конгресса США».

Иосиф Бродский скончался от инфаркта в ночь на 28 января 1996 года в Нью-Йорке. Был похоронен в США, в 1997 году перезахоронен в Венеции.

В 1990 году женился на итальянке Марии Соццани, дочь от этого брака — Анна Александра Мария Бродская (1993 г. р.). Другие дети: Андрей — сын от Марины (Марианны) Басмановой, Анастасия — дочь от Марианны Кузнецовой.

В 2015 году в деревне Норенской в восстановленной избе, где жил Бродский во время ссылки, был открыт первый музей, посвященный поэту. Также с 2006 года ведется создание музея в Санкт-Петербурге. В музее Анны Ахматовой в Санкт-Петербурге работает постоянная экспозиция «Американский кабинет Иосифа Бродского». В 2011 году в Москве был открыт памятник поэту.

tass.ru

Поэт Иосиф Бродский: Нобелевская премия по литературе

Иосиф Александрович Бродский – русский и американский поэт, драматург и эссеист. Изгнанный из СССР, он получил Нобелевскую премию в год, когда в Советском Союзе началась активная фаза реформ, была провозглашена гласность, появились негосударственные формы хозяйствования, а также заметно улучшились отношения с США.

Двойная награда

Шведская академия в своем официальном заявлении назвала его очерки и стихи, благодаря которым он получил известность, примером всеобъемлющего писательского творчества, проникнутого ясностью мысли и поэтической силой.

В своем пресс-релизе Академия воздала должное героической преданности Бродского своему искусству, отметив, что молодой ленинградский подпольный поэт под предлогом тунеядства был приговорен к лагерным работам в условиях Крайнего Севера, а затем лишен гражданства и выслан из Советского Союза в 1972 году. На момент вручения Нобелевской премии Бродский жил в Нью-Йорке и часть времени преподавал в колледже Маунт-Холиок в Массачусетсе.

Лауреат, узнав о награде во время обеда в Лондоне с британским романистом Джоном Ле Карре, сказал, что он гордится вдвойне – как русский и как американец.

Вне политики

47-летний поэт и эссеист выразил надежду, что в связи с новой политикой гласности и открытости у него появится возможность увидеть своего 20-летнего сына Андрея, проживающего в Ленинграде. По его словам, ситуация в стране значительно улучшилась по сравнению с той, которая была 15 лет назад, но он получил приз за литературу, а не за политику.

Объявляя о присуждении Нобелевской премии Бродскому, постоянный секретарь Шведской академии профессор Стюарт Аллен подчеркнул, что это не является политическим сигналом Советскому Союзу, в котором работы Бродского оставались под запретом. Но один из 5 членов отборочного комитета, Горан Мальмквист из Стокгольмского университета, высказал демонстративное несогласие. Профессор Аллен заявил, что он не знает, как отреагирует советское политическое руководство, и это его мало беспокоит. По его словам, оно может выказывать неприятие, как в случае с Солженицыным и Пастернаком, но делать это было бы глупо, потому что это очень и очень хороший поэт, который вырос и начал писать в России.

Представитель МИД СССР Геннадий Герасимов заявил, что вкусы Нобелевского комитета иногда бывают странными, и добавил, что он предпочел бы, чтобы награда досталась уроженцу Тринидада романисту Найполу.

В каком году Бродский получил Нобелевскую премию?

18 членов Шведской академии, согласно различным источникам, отбирали победителя с бесспорной международной художественной репутацией и перспективой на многолетнее творчество. Последний критерий стал вынужденной мерой, поскольку ранее Академия становилась предметом насмешек из-за выбора пожилых и неизвестных номинантов на Нобелевскую премию.

Бродский стал вторым самым молодым лауреатом в области литературы. Альберу Камю было 44 года, когда он получил эту награду в 1957 году. В 1987 году приз имел денежное выражение в размере около 330 000 долларов США. Официальная презентация лауреатов Нобелевской премии всех направлений состоялась 10 декабря.

Хотя подробности обсуждения номинантов не разглашаются, член Академии подтвердил, что Бродский был финалистом 1986 года, когда победил нигерийский поэт Воле Шойинка. В следующем году, по некоторым данным, он опередил таких претендентов, как Найпол, мексиканский критик и поэт Октавио Паса и респектабельный испанский поэт Камило Хосе Чела, родившийся в 1916 году.

Восторженный прием

Шведская академия, похоже, достигла своей цели – избежать сарказма, которым сопровождалось, например, решение 1984 года отдать приз 83-летнему чехословацкому поэту Ярославу Зайферту. Реакция критических и академических сообществ на присуждение Нобелеской премии Бродскому была восторженной.

Всегда есть небольшое количество писателей, которые навсегда останутся частью литературы, и он один из них – так считает писательница и критик Сьюзан Зонтаг. По ее мнению, не каждый великий писатель получает Нобелевскую премию, и не каждая Нобелевская премия присуждается великому писателю, но это пример, когда лауреатом стал действительно серьезный, совершенный, выдающийся литератор.

А доцент отделения русской литературы Йельского университета Сьюзан Амерт назвала победителя лучшим русским поэтом.

Нобелевская премия Иосифа Бродского была объявлена ​​традиционно. Когда часы пробили 13, профессор Аллен вошел в переполненный зал заседаний здания биржи в Старом городе. Прижавшись спиной к двери и с лицом, дрожащим от волнения, он объявил имя Бродского. Последовавшее всеобщее одобрение свидетельствовало о том, что присутствовавшие следили за творчеством автора.

Божественный дар

В распространенной журналистам биографической справке сказано, что поэзия для Бродского – это божественный дар. В ней отмечалась сияющая интенсивность его языка и удивительное мастерство владения английской идиомой в сборнике стихов, опубликованных в 1986 г. под названием «История двадцатого века». Эта книга и сборник эссе 1986 года «Меньше единицы» обеспечили номинации Бродского большие шансы на победу. Но поэзия, на которой он построил свою репутацию, впервые была опубликована на Западе в 1967 г. на русском и впоследствии была переведена самим автором и его друзьями на английский.

Во время церемонии Бродский сказал, что язык он не менял – он пользуется английским, потому что ему это нравится, и старые добрые стихи все еще пишет на русском.

Традиции Мандельштама и Ахматовой

Лауреат Нобелевской премии Бродский родился 24 мая 1940 в г. Ленинграде. Уйдя из школы в 15 лет, работал помощником прозектора, истопником и матросом. Он преподавал на польском и английском языках, писал стихи и развивал свой дар драматического чтения, который называют граничащим с музыкальными представлениями.

Филологи относят его к русской модернистской традиции Осипа Мандельштама, который погиб в сталинском лагере смерти, и Анны Ахматовой, влиятельной представительницы русской поэзии, незадолго до своей смерти возглавившей кампанию, в результате которой Бродский был освобожден в 1965 году. Англоязычными источниками его вдохновения были поэты от Джона Донна до современников Одена и Роберта Лоуэлла.

Литературная полиция

Поэзия Иосифа Бродского с преследующими образами блужданий, утрат и поиска свободы была не политической, не работой анархиста или даже активного диссидента. Он был диссидентом духа, протестующим против серой жизни в Советском Союзе и его материалистических догм.

Но в стране, где поэзия и другая литература официально подчинялись государству, где за стихи принуждались к каторжным работам в карьерах социалистического реализма, неизбежным был запрет на публикацию работ Бродского, но благодаря «Самиздату» он становился все более популярным и должен был столкнуться с литературной полицией.

В 1963 г. Бродского осудила Ленинградская газета, в которой его поэзия была названа порнографической и антисоветской. Его допрашивали, его работы были конфискованы, его дважды помещали в психиатрическое учреждение. Наконец, он был арестован и предстал перед судом. Тогда даже и мыслей не могло возникнуть о том, что он получит Нобелевскую премию.

В каком году Бродский был осужден?

Не сумев осудить поэта за содержание его произведений, в 1964 году власти предъявили ему обвинение в тунеядстве. Они называли Бродского лжепоэтом в вельветовых штанах, который не выполнил своего конституционного долга честно работать на благо родины. Судебное разбирательство проводилось втайне, хотя его запись была вывезена контрабандой и стала причиной популярности Бродского на Западе, который внезапно обрел новый символ художественного инакомыслия в тоталитарном обществе. Поэт был признан виновным и приговорен к 5 годам принудительных работ в трудовом лагере на Крайнем Севере.

Но на фоне протестов писателей в стране и за рубежом 18 месяцев спустя советские власти смягчили приговор, и он вернулся в родной Ленинград. В течение следующих 7 лет Бродский продолжал писать, многие из его произведений были переведены на немецкий, французский и английский языки и изданы за рубежом, а его популярность продолжала расти, особенно на Западе.

Депортация

Поэта все больше преследовали за его еврейскую национальность и стихи. Ему было отказано в разрешении выехать за границу на конференцию писателей. Наконец, в 1972 году его лишили гражданства, доставили ​​в аэропорт и выгнали из страны. В СССР остались его родители.

Оден и Лоуэлл стали друзьями и спонсорами Бродского после того, как он приехал на Запад. Их привлекала к нему убежденность, часто выражаемая поклонниками, что он — «то, что нужно».

С помощью профессора Карла Проффера и поэта Одена, с которыми Бродский познакомился в Вене по прибытии из СССР, поэт поселился в Анн-Арборе, штате Мичиган, где стал участником программы для творческих людей Мичиганского университета. Позже он переехал в Нью-Йорк, где преподавал в Куинс-колледже, Маунт-Холиок-колледже и других учебных заведениях. Он много путешествовал, но так и не вернулся на родину даже после коллапса Советского Союза. В 1977 году он стал гражданином Соединенных Штатов.

Между тем его стихи, пьесы, эссе и критика появились на страницах многих изданий, в том числе в «Нью-Йоркере», «Нью-Йоркском книжном обозрении» и других журналах. За их антологии Бродский получил премии Маккартера 1981 года и Национального круга книжных критиков 1986 года, почетную докторскую степень по литературе Оксфордского университета, а 1987 год стал годом Нобелевской премии Иосифа Бродского.

Лучший поэт современности

По словам Томаса Венцлова, доцента русской литературы в Йельском университете, который встретился с Бродским за 20 лет до этого, его подъем был стремительным – начиная с первых стихов, все были уверены, что это лучший современный русский поэт.

Майкл Скаммелл, глава отделения русской литературы Корнельского университета, назвал его лучшим из живущих русских писателей. По его словам, Бродский относится к великой традиции поэзии ХХ века, представленной Мандельштамом, Ахматовой и Пастернаком. Автор биографии Александра Солженицына также добавил, что у Бродского действительно глубокий и глобальный взгляд на человечество, и он занят судьбой человеческой цивилизации.

Защитник свободы и прав человека

Хотя Бродский предпочитал быть известным как поэт, а не как критик СССР, он был выдающимся сторонником прав человека и свободы прессы. Одно из его самых сильных эссе касалось отказа советских властей разрешить ему приехать в Ленинград к родителям до того, как его мать, переводчица, умерла в 1983 году, а его отец, фотограф, скончался в 1984 году.

Год Нобелевской премии Бродского ознаменовал начало оттепели на земле, которую, по словам друзей поэта, он все еще страстно любил. Советский литературный журнал «Новый мир», в котором поэт впервые напечатал свою эпиграмму к стихотворению Ахматовой в 1963 году, попросил разрешение на публикацию некоторых стихов лауреата.

Иосиф Бродский скончался 28 января 1996 года в Бруклине и был похоронен в Венеции.

fb.ru

Иосиф Бродский — мания имперского величия поэта-диссидента

Иосифу Бродскому Нобелевская премия «за многогранное творчество, отмеченное остротой мысли и глубокой поэтичностью» была присуждена в октябре 1987 года. К тому времени поэт был гражданином США и выступал против советской власти. В связи с этим следует отметить, что конфликт литературы и власти был всегда, но настоящие писатели понимали грани нравственности, при этом не считали возможным писать и говорить о родной стране негативно.

Шведская академия избирала в России только вполне очевидных «диссидентов» и прошла мимо несомненно очень весомых (каждое по-своему) имен, не имевших такой репутации: Михаил Пришвин, Максим Горький, Владимир Маяковский, Алексей Толстой, Леонид Леонов, Александр Твардовский (которого, кстати, ещё в 1940-х годах исключительно высоко оценил лауреат Иван Бунин) и др.

Последним из русских писателей, в 1987 году, Нобелевскую премию получил «изгнанник» Иосиф Бродский. Тоже «борец с режимом» и ненавистник многих советских поэтов и прозаиков. Известны его пренебрежительные высказывания о Константине Симонове, Давиде Самойлове, Александре Межирове, Евгении Евтушенко. А между тем двое последних были противниками режима никак не менее убеждёнными, чем сам Бродский. Но дали — Бродскому, как самому надёжному из всех борцов, живущему к тому же за пределами СССР.

Или тем самым Нобелевский комитет хотел в очередной раз сказать, что нет русской и советской литературы, нет достойных, по их мнению представителей, на эту премию?

За что и кому присуждается нобелевская премия в области литературы?

С 1901 года Шведская академия языка и литературы присуждает премии, считающиеся наивысшим и лишённым тенденциозности признанием достижений в области искусства слова. Писатель-лауреат должен предстать согласно решения Нобелеского комитета в глазах миллионов людей как несравненный талант или даже гений, который на голову выше других, не снискавших сей верховной и имеющей всемирное значение награды. Но соответствуют ли реальному положению вещей эти представления, прочно укоренившиеся в общественном мнении — а вот здесь возникает вопрос.

Иосиф Бродский — поэт в России практически не известный, вдруг стал лауреатом самой престижной литературной премии в мире, что вызвало удивление как в мировой, так и в советской литературной среде.

Кто сейчас вспомнит имя первого лауреата нобелевской премии области литературы, получившего её в декабре 1901 года, — французского поэта Рене Франсуа Армана Сюлли-Прюдома? Его не знают, и толком никогда не знали даже в его родной Франции.

И таких, мягко говоря, сомнительных лауреатов в рядах «нобелевцев» предостаточно! А ведь в то же самое время жили и творили Марк Твен, Эмиль Золя, Ибсен, Чехов, Оскар Уайльд и, конечно же — Лев Толстой!

Когда исследователи знакомятся с длинным перечнем литераторов, в разное время отмеченных Нобелевским комитетом, невольно ловят себя на мысли, что никогда не слышали четыре фамилии из каждых десяти. Да и пятеро из оставшихся шести тоже не представляют из себя ничего особенного. «Звёздные» труды их давно и прочно забыты. Сама собою в голову приходит мысль: выходит, что Нобелевскую премию в области литературы присуждали за какие-то другие заслуги? Если судить по жизни и творчеству того же Иосифа Бродского, то да!

Однако за последние двадцать пять лет шведская академия не заметила в литературе России ничего достойного, кроме награждённого в 1987 году Иосифа Бродского, который к тому времени уже шестнадцать лет жил в США и даже стал сочинять стихи на английском языке.

В связи с кончиной Иосифа Бродского, последовавшей в январе 1996 года, в средствах массовой информации появились своего рода беспрецедентные оценки: «великий русский поэт», «последний великий русский поэт», «Пушкин нашего времени» и т.п. Притом подобные определения подчас изрекали явно малокультурные лица.

Прежде чем рассматривать вопрос о присуждении премии Бродскому, следует сказать, что поэтам особенно «не везло» в коридорах шведской академии. О виднейших русских поэтах (Анненский, Блок, Вячеслав Иванов, Андрей Белый, Маяковский, Гумилев, Хлебников, Клюев, Есенин, Цветаева, Ходасевич, Мандельштам, Георгий Иванов, Ахматова, Заболоцкий, Твардовский и др.) вообще не приходится говорить. Обычно ссылаются на то, что их плохо (или совсем не) знали в Европе, что характеризует компетентность шведских экспертов, и, конечно, подрывает мнение об «авторитетности» самой Нобелевской премии, за рамками которой оказалась одна из богатейших поэтических культур XX века. Ведь единственный русский поэт — Борис Пастернак — стал лауреатом благодаря его вызвавшему громкий идеологический скандал роману.

Самым, на первый взгляд, непонятным было присуждение премии Михаилу Шолохову. Ну, действительно, русский патриот, казак, и его произведение «Тихий Дон» — гордость не только русской литературы, но общечеловеческое достояние. Всё сходится. Не сходится только известная позиция держателей премии и присуждение её самому заслуживающему на тот момент русскому писателю. Что, они там, в Нобелевском комитете, с ума посходили что ли? Нет.

Дело в том, что в пятидесятые-шестидесятые годы Михаил Шолохов был в СССР самым авторитетным писателем и деятелем культуры и неоднократно решался противостоять Хрущёву. Вступал с ним в полемику. И на Западе на него посматривали, как на самого сильного противника не только Хрущёва, но и вообще всей тогдашней системы. И, видимо, решили его подержать именно в этом качестве. И просчитались. Меньше всего дивидендов Запад извлек из присуждения Нобелевской премии Шолохову.

Словом, руководствоваться вердиктами шведской академии при уяснении действительных ценностей поэзии XX века невозможно, что относится и к Иосифу Бродскому.

Представляя лауреата, постоянный секретарь Шведской академии профессор Стуре Аллен начал речь словами:

Для нобелевского лауреата Иосифа Бродского характерна великолепная радость открытия. Он находит связи, даёт им точные определения и открывает новые связи. Нередко они противоречивы и двусмысленны, зачастую это моментальные озарения, как, например: «Память, я полагаю, есть замена хвоста, навсегда утраченного в счастливом процессе эволюции. Она управляет нашими движениями…»

Краткая речь Стуре Аллена отразила перемены, начавшиеся на востоке Европы.

В конце 1987 года в СССР набирали силу горбачевская «Перестройка» и гласность, что сделало более «гласными» и шведов. Стуре Аллен упомянул конфликт Бродского с советским режимом:

Сквозь все испытания — суд, ссылку, изгнание из страны — он сохранил личную целостность и веру в литературу и язык, — не стеснялся представитель академии и в характеристике этого режима («тоталитарный»).

Краткая биография. Иосиф Бродский (1940 — 1996)

Иосиф Бродский родился 24 мая 1940 года в Ленинграде в еврейской семье. В 1955 году, в неполные шестнадцать лет, закончив семь классов и начав восьмой, Бродский бросил школу и поступил учеником фрезеровщика на завод «Арсенал». Это решение было связано как с проблемами в школе, так и отношением к советской системе (о чём он позже писал в своих эссе).

29 ноября 1963 года в газете «Вечерний Ленинград» появилась статья «Окололитературный трутень», подписанная Я. Лернером, М. Медведевым и А. Иониным. Авторы статьи клеймили Бродского за «паразитический образ жизни».

8 января 1964 года «Вечерний Ленинград» опубликовал подборку писем читателей с требованиями наказать «тунеядца Бродского». 13 января 1964 года Бродского арестовали по обвинению в тунеядстве.

Вот выдержки из стенограммы заседания суда:

Судья: Ваш трудовой стаж?
Бродский: Примерно…
Судья: Нас не интересует «примерно»!
Бродский: Пять лет.
Судья: А вообще какая ваша специальность?
Бродский: Поэт, поэт-переводчик.
Судья: А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам?
Бродский: Никто (Без вызова). А кто причислил меня к роду человеческому?
Судья: А вы учились этому?
Бродский: Чему?
Судья: Чтобы быть поэтом? Не пытались кончить вуз, где готовят… где учат…
Бродский: Я не думал… я не думал, что это даётся образованием.

13 марта 1964 года на втором заседании суда Бродский был приговорён к максимально возможному по указу о «тунеядстве» наказанию — пяти годам принудительного труда в отдалённой местности. Он был сослан (этапирован под конвоем вместе с уголовными заключёнными) в Коношский район Архангельской области и поселился в деревне Норенская.

За рубежами СССР стихотворения Бродского в то время продолжают появляться как на русском, так и в переводах, прежде всего на английском, польском и итальянском языках.

В 1967 году в Англии вышел неавторизированный сборник переводов «Joseph Brodsky. Elegy to John Donne and Other Poems / Tr. by Nicholas Bethell». В 1970 году в Нью-Йорке выходит «Остановка в пустыне» — первая книга Бродского, составленная под его контролем. Стихотворения и подготовительные материалы к книге тайно вывозились из России или, как в случае с поэмой «Горбунов и Горчаков», пересылались на запад дипломатической почтой.

В 1971 году Бродский был избран членом Баварской академии изящных искусств.

4 июня 1972 года лишённый советского гражданства Бродский вылетел из Ленинграда по предписанному еврейской эмиграции маршруту: в Вену.

В июле 1972 года Бродский переезжает в США и принимает пост «приглашённого поэта» (poet-in-residence) в Мичиганском университете в Энн-Арборе, где преподает, с перерывами, до 1980 года. С этого момента закончивший в СССР неполные 8 классов средней школы Бродский ведёт жизнь университетского преподавателя, занимая на протяжении последующих 24 лет профессорские должности в общей сложности в шести американских и британских университетах, в том числе в Колумбийском и в Нью-Йоркском. Он преподавал историю русской литературы, русскую и мировую поэзию, теорию стиха, выступал с лекциями и чтением стихов на международных литературных фестивалях и форумах, в библиотеках и университетах США, в Канаде, Англии, Ирландии, Франции, Швеции, Италии.

«Преподавал» в его случае нуждается в пояснениях. Ибо то, что он делал, было мало похоже на то, что делали его университетские коллеги, в том числе и поэты. Прежде всего, он просто не знал, как «преподают». Собственного опыта у него в этом деле не было… Каждый год из двадцати четырёх на протяжении по крайней мере двенадцати недель подряд он регулярно появлялся перед группой молодых американцев и говорил с ними о том, что сам любил больше всего на свете — о поэзии… Как назывался курс, было не так уж важно: все его уроки были уроками медленного чтения поэтического текста… (Лев Лосев — Поэт на кафедре: Вступление (в кн. Иосиф Бродский: труды и дни. М.: Независимая газета, 1999)

В 1977 году Бродский принимает американское гражданство, в 1980 году окончательно перебирается из Энн-Арбора в Нью-Йорк, в дальнейшем делит свое время между Нью-Йорком и Саут-Хэдли, университетским городком в штате Массачусетс, где с 1982 года и до конца жизни он преподавал по весенним семестрам в консорциуме «пяти колледжей».

Похоронен на кладбище Сан-Микеле в Венеции.

Мнение писателей о личности и творчестве Бродского

Мы не имеем намерения анализировать сочинения этого автора, во-первых, потому, что ещё не прошло достаточно времени, выносящего свой объективный приговор, и любое хоть наше суждение, хоть другое могут решительно оспаривать, и, во-вторых, потому, что для серьезного анализа потребовалось бы много места. Но мы считаем вполне целесообразным процитировать содержательные рассуждения двух писателей, которые непосредственно наблюдали «процесс» присуждения Нобелевской премии Иосифу Бродскому.

Речь идёт о Василии Аксёнове и Льве Наврозове, которые, как и Бродский, эмигрировали из России в США (первый — ещё в 1972 году, второй — позже, в 1980-м). Люди эти довольно разные, но их «показания» во многом совпадают. Ниже приводим отрывки из книги В.Кожинова «Судьба России» (Москва,1997 год).

Василий Аксёнов писал в 1991 году (в статье «Крылатое вымирающее»,

опубликованной в московской«Литературной газете» от 27 ноябpя 1991 года), что

Иосиф Бродский:

Вполне сеpедняковский писатель, которому когда-то повезло, как американцы говоpят, оказаться «в верное вpемя в верном месте.

В местах, не столь отдалённых (имеется в виду пpодолжавшаяся несколько месяцев высылка Иосифа Бродского из Ленинграда в деревню на границе Ленинградской и Архангельской областей по хрущёвскому постановлению о «тунеядцах»), он приобрёл ореол одинокого романтика и наследника великой плеяды. В дальнейшем этот человек с удивительной для романтика расторопностью укpепляет и pаспpостраняет свой миф.

Происходит это в результате почти электронного расчёта других верных мест и времён, верной комбинации знакомств и дpужб. Возникает коллектив, многие члены которого даже не догадываются о том, что они являются членами, однако считают своей обязанностью поддерживать миф нашего pомантика. Стереотип гениальности живуч в обществе, где редко кто, взявшись за чтение монотонного опуса, нафаршированного именами древних богов (это очень характерно для сочинений Бродского), дочитывает его до конца. Со своей свеженькой темой о бренности бытия наша мифическая посредственность бодро поднимается, будто по намеченным заранее зарубкам, от одной премии к другой и наконец к высшему лауреатству (то есть к «нобелевке»)… Здесь он являет собой идеальный пример пpевpащения «я» в «мы»…

Коллективное сознание сегодня, увы, пpоявляется не только столь жалким мафиозным способом, как упомянутый выше, но и в более развёрнутом, едва не академическом виде… Изыскания идеологизированных учёных подводят общество к грани нового тоталитаpизма… Мы все,.. так или иначе были затронуты странным феноменом «левой цензуры», основанной на пресловутом принципе «политической пpавильности.,.» (то есть Иосифу Бродскому присудили премию прежде всего за «политическую правильность» и верность определённому «коллективу»). Исследует, как он опpеделяет, феномен «Иосиф (на Западе — Джозеф) Бродский» и Лев Наврозов (см. его эссе «Лжегении в вольных искусствах», опубликованное в издающемся в Москве «pоссийско-амеpиканском литературном журнале» «Вpемя и мы» за 1994 год, 123). Он признает, что существовала:

для нас в России прелесть стихов Бродского 60-х годов (тут же, впрочем оговаpивая, что сия «прелесть» несовместима «с той галиматьей, которую пpедставляют собой существующие переводы этих стихов на английский язык»). Но даже в 60-х годах, — продолжает Наврозов, — было бы нелепо считать эти стихи Бродского равноценными поэзии Блока, или Мандельштама, или Пастернака, или Цветаевой… Юмор заключается в том, что ни Мандельштам, ни Цветаева (ни Толстой, ни Чехов) Нобелевскую премию не получили. А Пастеpнак… получил её, лишь когда разpазился политический скандал в конце его жизни по поводу его pомана… Стихи Бродского 60-х годов не пережили 60-е годы. А его стихи, написанные в звании «американского профессора поэзии», потеpяли… прелесть его стихов 60-х годов… Написанное им с тех пор — это профессиональные упpажнения в версификации.

Бродского, пишет далее Наврозов, пpедставляют в качестве «узника ГУЛАГа», хотя у него очень мало:

подобных внелитературных оснований для получения Нобелевской премии… Бродский развил необыкновенно искусную деятельность, чтобы получить Нобелевскую премию, и я сам был невольно вовлечен в эту деятельность, пока не сообразил, в чём дело», и «как же может Запад судить о прелести стихов Бродского 60-х годов, если их переводы сущая галиматья?.. Бродский стал играть роль водевильного гения…» и т.д.

Кто-нибудь, вполне веpоятно, скажет, что столь резкие суждения Аксёнова и Наврозова обусловлены их завистью к лауpеату. Подобный мотив нельзя целиком исключить, но в то же вpемя едва ли можно утверждать, что дело вообще сводится к этому. В частности, нет сомнения, что перед нами не сугубо индивидуальные точки зpения Аксёнова и Навpозова; эти авторы существуют в США в определённой среде, и не могли бы выступить наперекор всем тем, с кем они так или иначе связаны. А эта среда знает действительную «историю лауреатства» Бродского неизмеримо лучше, нежели его безудержные московские хвалители, хотя далеко не каждый из этой самой среды готов — подобно Аксёнову и Наврозову — высказаться о сути дела публично.

Уместно ещё процитировать здесь стихотворение об Иосифе Бродском, принадлежащее одному из наиболее талантливых современных поэтов -— Евгению Курдакову, который в юные годы был близко знаком с будущим лауpеатом. Стихотворение это появилось в N3 журнала «Наш современник» за 1991 год, то есть на полгода ранее только что цитированной статьи Василия Аксёнова. Евгений Курдаков, между прочим, в определённой степени воспроизводит манеру Иосифа Бpодского, и его стихотворение можно даже понять как пародию, но пародию высокого плана, котоpая с творческой точки зpения превосходит свой оpигинал:

Воpмотанья и хрипы ровесника, сверстника шёпот,
То ли плохо ему, то ль последний исчерпан припас,
То ли просто не впрок предыдущих изгнанников опыт,
Что и в дальней дали не смыкали по родине глаз?
В причитаньях, pоптаньях давно не родным озабочен
И родное, не мстя, оставляет ему на пока
Инвентарь маpгинала: силлабику вечных обочин,
Да на мелкие нужды — потрепанный хлам языка,
Утки-обеpиутки свистят между строчек по-хаpмски
В примечаньях к прогнозам погоды с прогнозом себя
С переводом на pусско-куpгузский, на быстроизданский
По ходатайству тех, кого вмиг подвернула судьба.
Эти мобиле-нобели, вечная шилость-на-мылость
Hа чужом затишке, где в заслугу любой из грешков,
Где бы можно пропасть, если в прошлом бы их не сучилось.
Этих милых грешков из стишков, из душков и слушков
Под аттической солью беспамятства мнятся искусы,
Только соль отдаленья по сути глуха и слепа:
Растабары, бодяги, бобы, вавилоны, турусы,
Кpенделя, вензеля и мыслете немыслимых па…

Чтобы понять, в чём заключается «значение» творчества Бродского, приведём некоторые примеры его литераторства.

Так пишет «поэт» Иосиф Бродский — о своей бывшей Родине — России:

Се вид Отечества, гравюра.
На лежаке — Солдат и Дура.
Старуха чешет мёртвый бок.
Се вид отечества, лубок.
Собака лает, ветер носит.
Борис у Глеба в морду просит.
Кружатся пары на балу.
В прихожей — куча на полу.

Такое «правильное» отношение к России не могло быть оставлено Нобелевским комитетом без внимания — И. Бродский был удостоен звания лауреата.

Также для понимания идеологических взглядов и отношением к России поэта приведём его высказывания из «Записной книжки 1970 года»:

Страшный суд — страшным судом, но вообще-то человека, прожившего жизнь в России, следовало бы без разговоров помещать в рай. Приходится умозаключить, что когда речь идёт о политической системе, отсутствие логики есть признак здоровья, Дон Жуан, Казанова, Маркиз де Сад — все они своего рода Александры Ульяновы сексуальной революции.«Вы должны немножко набраться терпения», — сказал NN, зав. отделом поэзии в журнале. «Да? — сказал я. — Я, по-моему, могу его уже выделять». Вторая мировая война — последний великий миф. Как Гильгамеш или Илиада. Но миф уже модернистский. Содержание предыдущих мифов — борьба Добра со Злом. Зло априорно. Тот, кто борется с носителем Зла, автоматически становится носителем Добра. But second World War was a fight of two Demons (Перевод: «Но вторая мировая война была борьбой двух Зол»)

То есть Советский Союз он считал Злом. А вот как он пишет о себе в эссе «Меньше единицы», 1973 год:

Жил-был когда-то мальчик. Он жил в самой несправедливой стране на свете. Ею правили существа, которых по всем человеческим меркам следовало признать выродками. Чего, однако, не произошло. И был город. Самый красивый город на свете. С огромной серой рекой, повисшей над своим глубоким дном, как огромное серое небо — над ней самой. Вдоль реки стояли великолепные дворцы с такими изысканно-прекрасными фасадами, что если мальчик стоял на правом берегу, левый выглядел как отпечаток гигантского моллюска, именуемого цивилизацией. Которая перестала существовать. Рано утром, когда в небе ещё горели звезды, мальчик вставал и, позавтракав яйцом и чаем, под радиосводку о новом рекорде по выплавке стали, а затем под военный хор, исполнявший гимн вождю, чей портрет был приколот к стене над его ещё теплой постелью, бежал по заснеженной гранитной набережной в школу.

Широкая река лежала перед ним, белая и застывшая, как язык континента, скованный немотой, и большой мост аркой возвышался в темно-синем небе, как железное небо. Если у мальчика были две минуты в запасе, он скатывался на лёд и проходил двадцать-тридцать шагов к середине. Всё это время он думал о том, что делают рыбы под таким толстым льдом. Потом он останавливался, поворачивался на 180 градусов и бежал сломя голову до самых дверей школы. Он влетал в вестибюль, бросал пальто и шапку на крюк и нёсся по лестнице в свой класс.

Это была большая комната с тремя рядами парт, портретом Вождя на стене над стулом учительницы и картой двух полушарий, из которых только одно было законным. Мальчик садится на место, расстегивает портфель, кладёт на парту тетрадь и ручку, поднимает лицо и приготавливается слушать ахинею.

Западные беснования в ходе «холодной войны» шестидесятых и семидесятых годов были столь сильны, что зачумлённая западная общественность, обливаемая потоками тупой и грязной лжи, чуть ли не всякое деяние советской власти воспринимала как выпад против гипотетической свободы, объективно, впрочем, едва ли определимой вне постижения сути бредовых страхов зачинщиков «холодной войны». Человек посажен советской властью в тюрьму? Если, положим, он не успел никого убить, да ещё и писал «стихи», то законное преследование его, разумеется, есть следствие борьбы советской власти с гипотетической свободой.

Таким образом и попал в великие поэты Иосиф Бродский — психически больной графоман, который не сумел закончить даже восемь классов средней школы, наверняка по болезни (шизофрения — об этом будет сказано дальше), но при этом сумел стать профессором в нескольких американских университетах. Можно ли было даже в бреду выдумать более злобную насмешку над разумом и поэзией?

Безусловно, главной и единственной чертой жизни Бродского, вызывавшей в укреплении западной демократии интерес к нему, было его преследование советской властью по закону, за тунеядство. Тунеядство его, впрочем, было вызвано не злостным нежеланием строить коммунизм вместе с советской властью, а обычной для шизофреников социальной неадаптированностью. Вопрос этот на суде, конечно, возник, причём по требованию защиты Бродского, а не КГБ, как провозгласили правозащитники:

Защитник: Вы находитесь на учёте в психиатрическом диспансере?
Бродский: Да.
Защитник: Проходили ли вы стационарное лечение?
Бродский: Да, с конца декабря 63-го года по 5 января этого года в больнице имени Кащенко в Москве.
Защитник: Не считаете ли вы, что ваша болезнь мешает вам подолгу работать на одном месте?
Бродский: Может быть. Наверно. Впрочем, не знаю. Нет, не знаю.
Судья: Вы говорите, что у вас сильно развита любознательность. Почему же вы не захотели служить в Советской армии?
Бродский: Я не буду отвечать на такие вопросы.
Судья: Отвечайте.
Бродский: Я был освобождён от военной службы. Не «не захотел», а был освобождён. Это разные вещи. Меня освобождали дважды. В первый раз потому, что болел отец, во второй раз из-за моей болезни.

Успешная попытка американских деятелей возвеличить Бродского нанесла, конечно, чудовищный урон современной поэзии. Представьте, например, чем должен счесть поэзию современный молодой человек, прочитавший шизофреническую пачкотню «поэта» Бродского? Безумием? Уделом выродков? Недоразумением? Конечно, умный сочтет недоразумением американских деятелей, но все ли умные-то? Как же быть с заблудшими, души которых испоганили западные либералы, выдав им шизофренический бред за величие души?

Послесловие

В заключение — два слова о том, что рядом экспертов утверждается, что-де премии, присуждаемые Шведской академией:

Cтали общепризнанным критерием оценки достижений национальных и региональных сообществ. В частности, начали подсчитывать распределение лауреатов по странам». И стало, мол, ясно, что для России «цифры получаются мизерными… Русского человека, по праву гордящегося… культурой отечества, сложившаяся вокруг премий Нобеля ситуация не может не тревожить. В ней можно видеть отображение переживаемого обществом кризиса… (А.М.Илюкович «Согласно завещанию. Заметки о лауреатах Нобелевской премии по литературе» (М., 1992). На первой её странице провозглашено: «Авторитет этой премии признан во всём мире, и этого не опровергнешь»).

Приведённые его фразы нелепы, так как автор пытается оправдывать шведских экспертов, «проглядевших» выдающихся русских писателей, тем, что писатели эти не имели должной известности в Европе.

Но в рассматриваемых фразах речь идёт совсем о другом — о том, что малое количество присуждённых русским писателям премий якобы является тревожным свидетельством прискорбного состояния русской литературы…Шведская академия очень долго не была способна оценить высшие достижения даже литературы США, присуждая премии таким второстепенным писателям, как Гарри Синклер Льюис и Перл Бак.

Ясно, что при таком раскладе едва ли имеются основания пользоваться нобелевскими «показателями» при обсуждении достоинств писателей, не говоря уже о литературах тех или иных стран в целом. Причём речь идёт именно и только о литературах Европы и США; о литературах же России и основных стран Азии вообще нет никакого смысла рассуждать в связи с Нобелевской премией. И её «всемирная авторитетность» — не более чем пропагандистский миф, который используют во вполне политических целях.

Альфред Нобель изобрёл динамит. Награда его имени взорвала мир. В истории Нобелевской премии можно найти массу парадоксов, несуразностей и странностей. Кто только не номинировался на неё и кто только не получал!

Но в истории, благодарной памяти людей остались лишь единицы. И это более верный критерий полезности вклада то или иного человека в становление человечества.

Дело не столь в лауреатах, политически ангажированных, а в другом — поэзия должна «сеять разумное, доброе, вечное»…

Кто-нибудь из Вас знает поэзию Бродского? Наверно, каждый призадумается… Зато на ум приходят такие родные и понятные стихи Пушкина, Тютчева, Толстого… Вот это — поэзия! А всё потому, что они были не только поэтами, но и думали о своей Родине.

А о Бродском сама Анна Ахматова, которая ему покровительствовала с первых его поэтических шагов, говорила:

Нашему рыжему делают биографию.

Ахматова, впрочем, цитировала. Кто-то пытался разнять кабацкую драку (Сельвинский). Ему сказали:

Успокойтесь! Это поэту Есенину делают биографию.

Есть и радикальный вариант: популярность Бродского — результат еврейского заговора (сам он был евреем, но неизвестно был ли иудеем) и что тут не обошлось без масонов.

Дух изобретателя динамита через медиумов — Нобелевский комитет — надел три короны на российские головы. Андрей Сахаров был коронован во Владыку Совести России. Александр Солженицын — во Владыку Прозы и Истории. Иосифу достался венец и титул Золотого Солнца Русской Поэзии, вместо Пушкина. Такие вот «магические» аналогии…

Заслуженно ли? Вот в чём вопрос….

Вот мнение о деятельности Нобелевского комитета лауреата Нобелевской премии по экономике В. Леонтьева за 1973 год за создание матрицы «развитие метода «затраты — выпуск» и за его применение к важным экономическим проблемам», которое он высказал в отношении принципов и методов присуждения премии в данной сфере. Высказанное им, как показывает действительность, можно отнести и к присуждению премий А. Солженицыну, И. Бродскому:

То есть Нобелевская премия — это один из инструментов поддержания устойчивости существующей системы, а она — толпо-«элитарная», потому и нужны премии и награды, чтобы провозглашать «элитность» одних и убогость других.

По материалам: inance.ru

whatisgood.ru

Иосифу Бродскому присудили Нобелевскую премию по литературе

Иосиф Александрович Бродский начал писать стихи с 16 лет. Именно 1957 годом датировано одно из его знаменитых стихотворений: «Прощай, позабудь, не обессудь…». Анна Ахматова предсказала ему славную судьбу и тяжелую жизнь. В 1964 году против поэта было возбуждено уголовное дело по обвинению в тунеядстве.

Его арестовали, судили и приговорили к пятилетней ссылке в Архангельскую область. В 1965 году Бродскому все-таки разрешают вернуться в Ленинград. В 1972 году ему приходится эмигрировать. Его письмо, обращенное к Брежневу, с просьбой позволить ему остаться в отечественной литературе хотя бы в качестве переводчика, осталось без ответа.

После Вены и Лондона Бродский переезжает в США, где вскоре становится профессором Мичиганского, Нью-йоркского и других университетов страны. Он много ездит по миру, подолгу живет в Лондоне, Стокгольме, Париже, но самым любимым местом на земле становится Венеция, которой посвящено много прекрасных стихов и замечательный прозаический очерк.

Бродский стал одной из центральных фигур сразу в двух культурах – российской и американской. Его интонации оказались заразительными для подавляющего большинства современных русских поэтов, а сборник эссе «Меньше чем единица» был в 1986 году признан лучшей литературно-критической книгой в США.

Поэзия Бродского отличается исключительным мастерством, философской глубиной, яркой иронией и метким остроумием. В духе романтического сарказма он противопоставляет одинокого человека враждебности мира.

10 декабря 1987 года Иосифу Бродскому была присуждена Нобелевская премия по литературе «за всеобъемлющее творчество, пропитанное ясностью мысли и страстностью поэзии». После И.Бунина, Б.Пастернака, М.Шолохова и А.Солженицына, он стал ее пятым русским лауреатом.

После Владимира Набокова Бродский – второй русский литератор, который стал писать на английском как на родном. Он, как никто другой, много сделал для сближения англоязычной и русской литератур и этим достойно продолжил традицию отечественной культуры, прерванную в годы Советской власти.

www.calend.ru

Иосиф Бродский и еще четыре русских писателя, получивших Нобелевскую премию по литературе

1933 год, Иван Алексеевич Бунин

Бунин был первым русским писателем, который получил столь высокую награду – Нобелевскую премию по литературе. Случилось это в 1933 году, когда Бунин уже несколько лет жил в эмиграции в Париже. Премия присуждалась Ивану Бунину «за строгое мастерство, с которым он развивает традиции русской классической прозы». Речь шла о самом крупном произведении писателя — романе «Жизнь Арсеньева».

Принимая награду, Иван Алексеевич сказал, что он первый изгнанник, отмеченный Нобелевской премией. Вместе с дипломом Бунин получил чек на 715 тысяч французских франков. На нобелевские деньги он мог безбедно жить до конца дней. Но они быстро кончились. Бунин тратил их очень легко, щедро раздавал нуждающимся коллегам-эмигрантам. Часть вложил в дело, которое, как ему пообещали «доброжелатели», беспроигрышное, и прогорел.

Именно после получения Нобелевской премии всероссийская известность Бунина переросла во всемирную славу. Каждый русский в Париже, даже тот, который не прочитал еще ни одной строчки этого писателя, воспринял это как личный праздник.

1958 год, Борис Леонидович Пастернак

Для Пастернака эта высокая награда и признание обернулись настоящей травлей на родине.

На соискание Нобелевской премии Борис Пастернак выдвигался не раз — с 1946 по 1950 год. А в октябре 1958 году он был удостоен этой награды. Это случилось как раз после выхода в свет его романа «Доктор Живаго». Премия присуждалась Пастернаку «за значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа».

Сразу после получения телеграммы из Шведской академии Пастернак ответил «чрезвычайно благодарен, тронут и горд, изумлен и смущен». Но после того как стало известно о присуждении ему премии газеты «Правда» и «Литературная газета» обрушились на поэта с возмущенными статьями, наградив его эпитетами, «изменник», «клеветник», «Иуда». Пастернака исключили из Союза писателей и вынудили отказаться от премии. И во втором письме в Стокгольм он писал: «В силу того значения, которое получила присуждённая мне награда в обществе, к которому я принадлежу, я должен от неё отказаться. Не сочтите за оскорбление мой добровольный отказ».

Нобелевскую премию Бориса Пастернака спустя 31 год получил его сын. В 1989 году непременный секретарь академии профессор Сторе Аллен прочел обе телеграммы, посланные Пастернаком 23 и 29 октября 1958 года, и сказал, что Шведская академия признала отказ Пастернака от премии вынужденным и по прошествии тридцати одного года вручает его медаль сыну, сожалея о том, что лауреата нет уже в живых.

Борис Леонидович Пастернак

1965 год, Михаил Александрович Шолохов

Михаил Шолохов был единственным советским писателем, получившим Нобелевскую премию с согласия руководства СССР. Еще в 1958 году, когда делегация Союза писателей СССР посетила Швецию и узнала, что в числе выдвигаемых на получение премии называются имена Пастернака и Шохолова, в телеграмме, направленной советскому послу в Швеции, говорилось: «было бы желательным через близких к нам деятелей культуры дать понять шведской общественности, что в Советском Союзе высоко оценили бы присуждение Нобелевской премии Шолохову». Но тогда премию отдали Борису Пастернаку. Шолохов же получил ее в 1965 году — «за художественную силу и цельность эпоса о донском казачестве в переломное для России время». К этому времени уже вышел его знаменитый «Тихий Дон».

Михаил Александрович Шолохов

1970 год, Александр Исаевич Солженицын

Александр Солженицын стал четвертым русским писателем, получившим Нобелевскую премию по литературе — в 1970 году «за нравственную силу, с которой он следовал непреложным традициям русской литературы». К этому времени уже были написаны такие выдающиеся произведения Солженицына как «Раковый корпус» и «В круге первом». Узнав о награждении, писатель заявил, что намерен получить награду «лично, в установленный день». Но после объявления о награде, травля писателя на родине набрала полную силу. Советское правительство сочло решение Нобелевского комитета «политически враждебным». Поэтому писатель побоялся поехать в Швецию за получением награды. Он ее с благодарностью принял, но в церемонии награждения не участвовал. Диплом Солженицын получил только спустя четыре года – в 1974 году, когда его выслали из СССР в ФРГ.

Жена писателя Наталья Солженицына до сих пор уверена, что Нобелевская премия спасла супругу жизнь и дала возможность писать. Она отмечала, что если бы он опубликовал “Архипелаг ГУЛАГ”, не будучи лауреатом Нобелевской премии, его бы убили. Кстати, Солженицын был единственным лауреатом Нобелевской премии по литературе, у кого от первой публикации до присуждения награды прошло всего восемь лет.

Александр Исаевич Солженицын

1987 год, Иосиф Александрович Бродский

Иосиф Бродский стал пятым русским писателем, получившем Нобелевскую премию. Это случилось в 1987 году, тогда же вышла в свет его большая книга стихов — «Урания». Но получал награду Бродский уже ни как советский, а как американский гражданин, который уже долго время жил в США. Нобелевская премия была присуждена ему «за всеобъемлющее творчество, проникнутое ясностью мысли и поэтической интенсивностью». Получая награду в своей речи Иосиф Бродский сказал: «Для человека частного и частность эту всю жизнь какой-либо общественной роли предпочитавшего, для человека, зашедшего в предпочтении этом довольно далеко — и в частности от родины, ибо лучше быть последним неудачником в демократии, чем мучеником или властителем дум в деспотии, — оказаться внезапно на этой трибуне — большая неловкость и испытание».

Отметим, что после присуждения Бродскому Нобелевской премии, а это событие как раз случилось во время начала перестройки в СССР, его стихи и эссе стали активно публиковать на родине.

www.saratov.kp.ru

Нобелевская премия. Иосиф Бродский

Нобелевская премия

Как-то еще в Ленинграде в гостях у нас, забавляясь рисованием львов и обнаженных дев, Бродский среди рисунков оставил двустишие из тех немногих французских слов, которые знал:

Prix Nobel?

Oui, ma belle.

Вполне отдавая себе отчет в том, как велик элемент случайности в таких делах, Бродский, видимо, всегда полагал, что он может быть отмечен этой высоко престижной наградой. У него была в характере спортивная, состязательная жилка – с юных лет его непосредственной реакцией на чужие стихи было: я могу это сделать лучше[510]. К различным призам и наградам, которые посыпались на него после 1972 года, он относился прагматически (дополнительный доход) или иронически, не придавая им большого значения. Но Нобелевская премия имела для него, как и для всех русских, особый ореол. В изолированной от внешнего мира России вообще все явления западной культуры приобретали особый мифологизированный статус. Если на Западе среднеобразованного обывателя мало интересует, кто стал лауреатом Нобелевской премии по литературе в текущем году, то в России, благодаря чудовищным по кретинизму пропагандистским кампаниям против присуждения Нобелевской премии Пастернаку (1958) и Солженицыну (1970) и не менее шумной официальной радости в связи с премией Шолохова (1965), «нобелевка» стала предметом общественных интересов. Постоянные разговоры в кругу Бродского шли о Нобелевской премии для Ахматовой. Осенью 1965 года, как раз когда Бродский вернулся из ссылки, друзья Ахматовой полагали, что она была финалистом, а предпочтение было отдано Шолохову только потому, что шведы хотели ублажить советское руководство после еще памятного скандала с Пастернаком. Чуковская пишет о том, как она услышала сообщение о премии Шолохову: «Меня будто грязным полотенцем по лицу ударили»[511]. Как мы знаем теперь, имя Ахматовой действительно обсуждалось Нобелевским комитетом, но в 1965 году она, как и Оден, имела в комитете лишь умеренную поддержку. Единственным сколько-нибудь серьезным конкурентом Шолохову среди россиян был К. Г. Паустовский[512].

Работа Нобелевского комитета держится в секрете, но, по слухам, Бродский был номинирован уже в 1980 году, когда лауреатом стал Чеслав Милош. Как водится, его имя несколько лет оставалось в списке тех, кого шведские академики считали наиболее достойными кандидатами, пока, наконец, выбор не пал на него в 1987 году. Сведения о нобелевском отборе 1987 года, раздобытые журналистами, разнятся, но почти во всех списках финалистов, соперников Бродского, встречаются имена Октавио Паса, Шеймуса Хини, В. С. Найпола и Камило Хосе Села. Все они стали нобелевскими лауреатами в последующие годы.

Присуждая премию, Нобелевский комитет лаконично формулирует, в чем состоит главная заслуга лауреата. В дипломе Бродского стояло: «За всеобъемлющую литературную деятельность, отличающуюся ясностью мысли и поэтической интенсивностью». Представляя лауреата, постоянный секретарь Шведской академии профессор Стуре Аллен начал речь словами: «Для нобелевского лауреата Иосифа Бродского характерна великолепная радость открытия. Он находит связи (между явлениями. – Л. Л.), дает им точные определения и открывает новые связи. Нередко они противоречивы и двусмысленны, зачастую это моментальные озарения, как, например: «Память, я полагаю, есть замена хвоста, навсегда утраченного в счастливом процессе эволюции. Она управляет нашими движениями…»»[513] Краткая речь Стуре Аллена отразила перемены, начавшиеся на востоке Европы. В прошлом, присуждая премию писателям из советской России, шведские академики с наивной тщательностью подчеркивали аполитичность своего решения. Премия Пастернаку (1958) была присуждена за «важные достижения в современной лирической поэзии», и тогдашний постоянный секретарь Шведской академии Андерс Остерлинг в своем выступлении подчеркивал, что «Доктор Живаго» «выше партийно-политических рамок и, скорее, антиполитичен в общечеловеческом гуманизме»[514]. Шолохова в 1965 году наградили за «художественную силу и целостность, с которой он отобразил в своем донском эпосе историческую фазу в жизни русского народа». Солженицына в 1970-м – за «нравственную силу, с которой он продолжил бесценные традиции русской литературы». В конце 1987 года в СССР набирали силу горбачевская перестройка и гласность, что сделало более «гласными» и шведов. Стуре Аллен упомянул конфликт Бродского с советским режимом («Сквозь все испытания – суд, ссылку, изгнание из страны – он сохранил личную целостность и веру в литературу и язык»), не стеснялся представитель академии и в характеристике этого режима («тоталитарный»)[515].

Нередкая реакция на провозглашение очередного нобелевского лауреата – неудовольствие, недоумение, разочарование. В отличие от спортивных состязаний с легко квантифицируемыми показателями задача тех, кто судит литературные достижения, нелегка. Угодить всем вкусам и мнениям невозможно. Критерии, установленные в завещании Альфреда Нобеля, достаточно расплывчаты: «…тому, кто создаст в области литературы наиболее выдающееся произведение идеалистической направленности». В начале двадцатого века шведы интерпретировали «идеалистическое» более или менее в религиозно-философском смысле. Так, первые скандальные неприсуждения премий – Толстому, Ибсену и Стриндбергу – академики объясняли именно недостаточным «идеализмом» писателей: Толстой позволил себе кощунственно переписывать Евангелие, Ибсен писал то «слишком социально», то «слишком загадочно», а «декадента» Стриндберга, несмотря на его международную славу, никогда даже не номинировали. Позднее «идеалистическое» стали понимать как эстетически совершенное и гуманное. И все же за восемь десятилетий список имен писателей, не удостоенных Нобелевской премии, едва ли не затмил список лауреатов. Помимо упомянутых трех в него входили такие столпы модернизма, как Конрад, Пруст, Джойс, Кафка, Музиль, Брехт, Набоков, Борхес, такие признанные национальные поэты, как Клодель, Рильке, Фрост, Оден, Ахматова, если не считать тех, чьи имена не стали при жизни достаточно известны в Стокгольме: Чехов, Блок, Цветаева, Мандельштам, Чапек, Лорка, Целан…

В октябре 1987 года Бродский жил в Лондоне в гостях у пианиста Альфреда Бренделя. О своем лауреатстве он узнал, сидя за ланчем в пригороде Лондона Хэмпстеде, в скромном китайском ресторанчике, куда его привел Джон Ле Kappe, прославленный автор шпионских романов. По словам Ле Kappe, они выпивали, закусывали и болтали о пустяках «в духе Иосифа – о девушках, о жизни, обо всем»[516]. Жена Бренделя отыскала их в ресторане и сообщила, что дом осажден телерепортерами – Иосифу присудили Нобелевскую премию. «Выглядел он совершенно несчастным, – продолжает Ле Kappe. – Так что я ему сказал: „Иосиф, если не сейчас, то когда же? В какой-то момент можно и порадоваться жизни“. Он пробормотал: „Ага, ага…“ Когда мы вышли на улицу, он по-русски крепко обнял меня и произнес замечательную фразу…»[517] Фраза Бродского, которая так понравилась англичанину, «Now for a year of being glib», идиоматична и поэтому трудно поддается переводу. Glib – это «болтливый», а также «поверхностный» или – «поверхностно-болтливый», «трепотливый». «A year of being / living» – стандартный литературный оборот: «год, когда живешь…» – далее подставляется необходимое наречие или деепричастный оборот (например, в названии популярного фильма австралийского режиссера Питера Уира – «A year of living dangerously» – «Год, когда живешь опасно»). Бродский боялся, что в ближайшие месяцы придется тратить все время на поверхностную болтовню с журналистами и т. п.

Нобелевскую лекцию, однако, он написал с предельной серьезностью, постаравшись в самой сжатой форме изложить в ней свое кредо. В отличие от мозаичного стиля большинства его эссе, где отдельные мысли и импрессионистические наблюдения сталкиваются, заставляя воображение читателя работать в одном направлении с воображением автора, в нобелевской лекции есть две отчетливо сформулированные темы и они развиты последовательно (хотя Бродский и предупреждает слушателей, что это только «ряд замечаний – возможно нестройных, сбивчивых и могущих озадачить вас своей бессвязностью»[518]). Это темы, знакомые нам из всего предшествующего творчества Бродского, но здесь они изложены с особой решительностью: сначала он говорит об антропологическом значении искусства, а затем о примате языка в поэтическом творчестве.

В публичных выступлениях и интервью Бродский нередко шокировал аудиторию заявлением: «Эстетика выше этики». Между тем это отнюдь не означало равнодушия к нравственному содержанию искусства или, тем более, утверждения права художника быть имморалистом. Это – традиционный тезис романтиков, в истории русской литературы наиболее подробно обоснованный Аполлоном Григорьевым. Так, в 1861 году Григорьев писал: «Искусство как органически сознательный отзыв органической жизни, как творческая сила и как деятельность творческой силы – ничему условному, в том числе и нравственности, не подчиняется и подчиняться не может, ничем условным, стало быть, и нравственностью, судимо и измеряемо быть не должно. В этом веровании я готов идти, пожалуй, до парадоксальной крайности. Не искусство должно учиться у нравственности, а нравственность учиться (да и училась и учится) у искусства; и, право, этот парадокс вовсе не так безнравствен, как он может показаться с первого раза…»[519]

Мысль о том, что искусство, высшим проявлением которого для Бродского является поэзия, есть воспитание чувств, что оно исправляет нравы, делает человека лучше и дает ему силы сопротивляться враждебным, нивелирующим личность силам истории, традиционна. Бродский и сам упоминает триаду Платона, приравнивающую Красоту к Добру и Разуму, и оракул Достоевского: «Красота спасет мир», – и называет иные классические имена. Из этих общих рассуждений он делает вывод о более чем культурном или цивилизационном значении литературы. Оно – антропологично (ср. «органично» у Григорьева), ибо изменяет самое природу человека как вида. Только homo legem, человек читающий, по Бродскому, способен быть индивидуумом и альтруистом в отличие от массового стадного человеческого существа. Бродский как бы предлагает свой вариант эволюции человека. Его улучшенный человек, в отличие от «нового человека» социалистических утопий, индивидуалист и, в отличие от сверхчеловека Ницше, гуманист.

Остроту этим рассуждениям придают два обстоятельства – одно вербализовано в тексте, другое присутствует там имплицитно. Бродский говорит о необходимости чтения великой литературы исходя из трагической реальности своего столетия. Двадцатый век – век демографического взрыва, сопровождавшегося беспрецедентными по масштабам актами бесчеловечности: нацистский холокост, сталинские коллективизация и Большой террор, культурная революция в Китае. Самым массовым проявлением зла на планете в двадцатом веке Бродский называет российский сталинизм («количество людей, сгинувших в сталинских лагерях, далеко превосходит количество сгинувших в немецких»[520]). Заслугу своего поколения Бродский видит в том, что оно не дало сталинизму окончательно опустошить души людей и возобновило культурный процесс в России[521]. Результаты этой культурной, эстетической работы для Бродского очевидны: «Для человека, начитавшегося Диккенса, выстрелить в себе подобного во имя какой бы то ни было идеи затруднительней, чем для человека, Диккенса не читавшего»[522]. Поэтому «эстетика – мать этики»[523].

В лекции не была высказана прямо, но содержалась критика релятивистских предрассудков и интеллектуальной моды, распространенных среди образованного класса на Западе. Бродский не проходит мимо недостатков западного, в частности американского, общества, но недвусмысленно объявляет массовые социалистические эксперименты, в первую очередь на своей родине, самым страшным злом Нового времени. Между тем в западных интеллектуальных кругах было принято говорить о разных, но уравновешивающих друг друга недостатках двух общественных систем. Принципиальная атака на социализм и коммунизм, как и вообще оценка политических систем в категориях Добра и Зла, считалась реакционной. Если не реакционной, то устарелой и наивной считалась и концепция литературы как инструмента нравственного прогресса. Такая концепция подразумевает некое единое содержание, заложенное в литературный текст автором – Данте, Бальзаком, Достоевским, Диккенсом (в относительно короткой лекции Бродский называет более двадцати имен писателей и философов). Но господствующая интеллектуальная мода провозгласила «смерть автора» и один из постулатов постмодернизма – бесконечная многозначность любого текста. Таким образом, то, что говорил Бродский в небольшом зале Шведской академии, было, пользуясь его излюбленным выражением, «против шерсти» многим слушателям, и это чувствовалось в вежливом, но скептическом тоне вопросов и реплик, прозвучавших после лекции[524].

Но вообще присуждение Нобелевской премии Бродскому не вызвало таких споров и противоречий, как некоторые иные решения Нобелевского комитета. К 1987 году он уже был знакомой и для большинства симпатичной фигурой в интеллектуальных кругах Европы и Америки. Хотел он этого или нет, но своей начальной известностью он был обязан драматической истории с неправедным судом и последующим изгнанием из страны. Его мемуарную прозу находили умной и трогательной. Его стихи в переводах вызывали уважение, а иногда и восхищение, и все на Западе знали о его поэтической славе на родине. Когда журналистам и публике было зачитано решение Нобелевского комитета, аплодисменты, по свидетельству ветеранов, были особенно громкими и долгими. Бродский в первом же интервью после прерванного китайского ланча сказал о премии: «Ее получила русская литература, и ее получил гражданин Америки»[525].

На родину известие о том, что Иосиф Бродский стал нобелевским лауреатом, пришло накануне переломного момента. Советский режим уже начал давать трещины под давлением затяжного экономического кризиса и расшатываемый «перестройкой», а идеологический аппарат утратил былую непоколебимость. В былые времена, когда Нобелевскую премию присуждали Солженицыну и Пастернаку, а еще раньше, в 1933 году, Бунину, в советской печати откликались истерической кампанией – обвиняли Нобелевский комитет в том, что он служит капитализму, империализму и т. п. На этот раз воцарилось растерянное молчание. Более двух недель в советской прессе о лауреатстве Бродского вообще ничего не было. Для зарубежной аудитории официальное отношение к событию выразил второстепенный мидовский чиновник. Как раз в четверг 22 октября, в день объявления Нобелевского комитета, в Москву прилетел государственный секретарь США Джордж Шульц. Состоялась пресс-конференция, и прилетевшие с американцем журналисты попросили начальника информации МИДа Геннадия Герасимова прокомментировать присуждение премии Бродскому. Герасимов назвал это решение «странным», сказал, что у премии «политический привкус», что о «вкусах не спорят» и что сам бы он предпочел Найпола[526].

Первое упоминание о премии в советской печати появилось только через две с половиной недели, 8 ноября, да и то в газете «Московские новости», отличавшейся максимально возможным для того времени либерализмом. На вопрос корреспондента газеты: «Как вы оцениваете решение дать Нобелевскую премию писателю Бродскому?» – киргизский писатель Чингиз Айтматов ответил: «Выражу только свое личное мнение. К сожалению, лично я его не знал. Но причислил бы к той когорте, которая сейчас ведущая в советской поэзии: Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина. Возможно (это мое личное предположение), его стихи будут у нас опубликованы. Если поэт известен лишь узкому кругу почитателей, это одно. Когда его узнают массы – это совсем другое»[527]. Тем, кто узнавал о литературных новостях в стране и в мире из «Литературной газеты», пришлось ждать аж до 18 ноября, да и то читать газету очень внимательно. В середине девятой, международной, полосы появилась заметка о лауреате Нобелевской премии мира президенте Коста-Рики Ариасе. Во вступительном абзаце перечислялись все другие нобелевские лауреаты года. В конце списка: «Иосиф Бродский (США)»[528]. Через неделю в сообщении из Парижа о форуме «Литература и власть» было вскользь сказано, что заявленные в программе «лауреаты Нобелевской премии Чеслав Милош и Иосиф Бродский так и не явились в Париж»[529]. Это упоминание могло восприниматься читателем как положительное по сравнению с той истерикой, которую закатывала советская пресса после присуждений премий Бунину, Пастернаку и Солженицыну. Редактором «Литературной газеты» был по-прежнему А. Б. Чаковский, который в 1964 году говорил американским журналистам: «Бродский – это то, что у нас называется подонок, просто обыкновенный подонок…»[530]

Представители слабеющего режима попытались наладить контакт с прославленным изгнанником. Как рассказал нам в те же дни шведский дипломат, из советского посольства в Стокгольме дали знать, что представители родины поэта будут участвовать в торжествах, если он воздержится в лекции от выпадов против СССР, Ленина и коммунизма. Бродский, как мы знаем, не воздержался, и советский посол (по другой профессии – литературный критик) Б. Д. Панкин на церемонию не пришел.

Но в Москве и Ленинграде уже веял ветерок свободы. 25 октября на вечере поэзии в московском Доме литераторов журналист Феликс Медведев объявил со сцены о присуждении Бродскому премии и аудитория разразилась овацией. После этого актер Михаил Козаков читал стихи Бродского[531]. Тем временем поэт и редактор отдела поэзии в журнале «Новый мир» Олег Чухонцев, который встречался с Бродским в Америке еще в апреле 1987 года, добился разрешения напечатать подборку стихов новоиспеченного лауреата в декабрьском номере. Видимо, не намеренно, но большинство вошедших в подборку вещей составили «письма» – цикл «Письма римскому другу», диптих «Письма династии Минь», а также «Одиссей Телемаку» и «Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря…»[532]. Это вызывало в памяти строки, написанные двадцатью годами раньше:

…ветер,

как блудный сын, вернулся в отчий дом

и сразу получил все письма.

(«Открытка из города К.», КПЭ)

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

biography.wikireading.ru

БРОДСКИЙ, Иосиф. Лауреаты Нобелевской премии. Наука и техника

24 мая 1940 г. – 28 января 1996 г.

Нобелевская премия по литературе, 1987 г.

 

Русский и американский поэт и эссеист Иосиф Александрович Бродский родился в Ленинграде и был единственным ребёнком в еврейской семье. Его отец, Александр Иванович Бродский, служил офицером советского флота. После того, как его продвижение по службе прекратилось из-за происков антисемитов, он сменил профессию и стал профессиональным фотографом. Найти постоянную работу ему было нелегко, и семья часто зависела от заработка матери Иосифа, Марии Моисеевны Бродской (в девичестве Вольперт), которая работала то переводчиком немецкого языка, то делопроизводителем, то библиотекарем.

В школе Бродский подвергся, с одной стороны, преследованиям за еврейское происхождение, а с другой, коммунистической идеологической обработке. Именно последнюю он находил особенно тягостной. По его воспоминаниям, ещё в первом классе вездесущие изображения Ленина внушали ему отвращение, а в 15 лет он демонстративно покинул класс и более не соприкасался с государственной образовательной системой. Он недолгое время был фрезеровщиком, затем служил в морге при больнице. Позднее работал слесарем по металлу, нанимался разнорабочим в геологические экспедиции и матросом торгового флота.

Тем временем Бродский, продолжая заниматься самообразованием, составил себе обширную программу чтения, в которую входила русская и западная проза и поэзия, труды по классической мифологии и истории. Выучив польский язык, он открыл для себя произведения великих польских поэтов и ряда западных писателей, не переводившихся на русский, в числе которых были Уильям Фолкнер, Джозеф Конрад, Франц Кафка и Вирджиния Вульф.

Сочинять стихи Бродский начал в конце 1950-х гг. Его лирические стихотворения, метафизические, насыщенные эрудицией и вместе с тем воскрешающие в памяти подробности повседневной жизни, вскоре привлекли внимание маститых советских поэтов, в частности, Анны Ахматовой, которая в 1963 г. посвятила ему свою книгу. Тем не менее государство официально не признавало Бродского поэтом, что вынуждало его заниматься другими официально дозволенными видами деятельности. Не будучи склонен к диссидентству, Бродский всё же отказывался выполнять любую работу, которая приносила ущерб его литературной деятельности. Официальные гонения на него начались в 1963 г. со статьи в ленинградской прессе. Бродского несколько раз вызывали на допрос, его бумаги были конфискованы, он дважды был направлен на психиатрическое освидетельствование и в конце концов в 1964 г. привлечён к уголовной ответственности «за тунеядство». В марте того же года он был осуждён и приговорён к пяти годам исправительных работ в Заполярье, в рабочем лагере под Архангельском.

Несмотря на изнурительный физический труд в колхозе, суровый климат северной России с его долгими зимними ночами давал Бродскому возможность читать и писать. Часть свободного времени он использовал для изучения английского языка. Условия, в которых он находился, вызвали критику западной интеллигенции и протест известных советских писателей и артистов. В ноябре 1965 г. правительство отреагировало: Бродский был освобождён и ему дали разрешение вернуться в Ленинград.

В 1965 г. сборник его стихов на русском языке был напечатан в Нью-Йорке, в 1966 г. появились французский и два немецких перевода. Первый английский перевод под названием Elegy to John Donne and Other Poems («Элегия Джону Донну и другие стихотворения») выпущен в Лондоне в 1967 г. При этом советское правительство не позволяло Бродскому участвовать в международных поэтических симпозиумах, и постепенно любые публикации его сочинений в Советском Союзе попали под запрет.

В конце 1971 г. Бродский получил сразу два приглашения эмигрировать в Израиль. Министр внутренних дел СССР посоветовал ему принять одно из приглашений, в противном случае ему следовало готовиться к ужесточению травли. Бродский покинул Советский Союз 4 июня 1972 г., став изгнанником поневоле.

До Израиля Бродский так и не добрался. Остановившись в Вене на полпути, он свёл дружбу с поэтом У.Х. Оденом, чья летняя резиденция была расположена неподалёку, в Кирхштеттене, и Оден представил его многим западным деятелям литературы и культуры. Благодаря одному из этих новых знакомств он получил приглашение в Мичиган на должность поэта, временно состоящего при университете. Это место Бродский оставил в 1980 г., когда переехал в Нью-Йорк и стал преподавателем Колумбийского и Нью-Йоркского университетов. В 1981 г. он занял должность профессора литературы в Маунт-Хольокском колледже (США, штат Массачусетс), и читал лекции для пяти колледжей, а в 1986 г. колледж присвоил ему титул профессора литературы Эндрю Меллона. Бродский преподавал как приглашённый профессор во многих высших учебных заведениях США и Англии, в том числе в Кембриджском университете, Куинс-колледже и Смит-колледже. Он получил гражданство США в 1977 г.

Уже после отъезда из Советского Союза появились и получили широкое распространение новые переводы Бродского и публикации его стихов. В 1971 г. издательство «Харпер энд Рау» выпустило американское издание «Избранных стихотворений» с предисловием Одена, ставшее первым значительным англоязычным сборником Бродского. Хотя качество перевода вызвало нарекания у некоторых критиков, отклики на сборник были в основном восторженными. Так, в книжном обозрении «Нью-Йорк таймс» Бродскому воздали похвалу как «величайшему поэту поколения».

В A Part of Speech («Части речи»), вышедшей в 1980 г., под одной обложкой было собрано 37 стихотворений, написанных между 1965 и 1978 гг. и переведённых различными авторами, причём в число переводчиков вошёл и сам Бродский. Хотя отдельные критики вновь подняли вопрос о соответствии переводов оригиналу, для Чеслава Милоша, и не только для него, эта книга послужила поводом назвать Бродского поэтом мирового масштаба.

Вышедший в 1986 г. сборник эссе, написанных на английском языке, Less Than One («Меньше единицы»), принёс ему вдобавок репутацию писателя, свободно черпающего из различных языков и традиций. Критик Фернанда Эберштадт писала об этом сборнике: «В отличие от большинства писателей из России и Восточной Европы, поселившихся на Западе, Бродский усвоил английский язык как родной, присовокупив к этому независимость мысли, насыщенность и филигранную отделку материала, наконец, пристрастие к использованию неиссякаемой авторской идиоматики». Книга получила награду Национального объединения литературных критиков США за 1986 г.

Ещё большую известность Бродский снискал как переводчик, особенно благодаря переводам на русский английских поэтов-метафизиков, Ч. Милоша и других польских поэтов. В итоге, когда Иосифу Бродскому в 1987 г. была присуждена Нобелевская премия по литературе, выбор лауреата получил почти всемирный резонанс. «Нью-Йорк таймс» писала: «Шведы проявили редкостный такт и здравомыслие, отдав Нобелевскую премию по литературе Иосифу Бродскому». Сьюзен Зонтаг охарактеризовала Бродского как «серьёзного, преданного своим идеям, великого писателя», одного из «небольшого числа тех… кому предназначено стать частью большой литературы».

Углублённое и масштабное изучение Бродским литературы России, Польши и Запада, включая мировую классику и библейские источники, сильно повлияло на эстетическую составляющую его поэзии и сам круг избираемых им тем. Он утверждает важность непреходящих эстетических ценностей и в открытии заново этих ценностей, их обновлении и увековечении видит одну из величайших задач своего поколения – поколения, рождённого в тени Аушвица и сталинских лагерей. В своей Нобелевской лекции он сказал следующее: «Оглядываясь назад, я вновь могу сказать, что мы начинали на пустом – точнее, на пугающем своей опустошённостью – месте, и что скорей интуитивно, чем сознательно мы стремились именно к воссозданию эффекта непрерывности культуры, к восстановлению её форм и тропов, к наполнению её немногих уцелевших и часто совершенно скомпрометированных форм нашим собственным… содержанием».

Тем самым его пристальное внимание к форме приобретает итоговое этическое завершение. Ибо, несмотря на зачастую звучащее в его творчестве пессимистическое отношение к миру в целом, он убеждён, что эстетический опыт способствует сохранению личности: «Я скажу только, что уверен в одном: человеку, прочитавшему книгу Диккенса, и не одну, трудно будет стрелять в себе подобных во имя какой-то идеи, в отличие от человека, который не читал Диккенса вообще».

После того, как Бродский получил Нобелевскую премию, шесть его стихотворений были впервые начиная с 1960-х гг. напечатаны в Советском Союзе в ежемесячном журнале «Новый мир». В США он издал ещё одну книгу стихов, To Urania («К Урании»), которую лично перевёл на английский.

После своего изгнания Бродский более не посещал Россию. После того как власти бывшего Советского Союза отказали ему в просьбе навестить родителей незадолго до их смерти в конце 1980-х гг., возможность поехать на Родину вызывала у него смешанные чувства. Хотя ему хотелось повидаться с сыном Андреем, которому было только пять в момент отъезда отца, он высказывался и так: «Мне трудно представить, что я разъезжаю, устраивая творческие вечера, по стране, в которой я родился и вырос. Это было бы ещё одной из множества нелепостей, которые, впрочем, в моём существовании возникают постоянно. В то время как для преступника есть хоть какой-то смысл возвращаться на место преступления… по сути нет смысла в том, чтобы возвращаться на место любви».

Помимо Нобелевской премии Бродский был удостоен ещё многих наград и отличий, в том числе звания члена Памятного общества Джона Саймона Гуггенхайма (1977) и почётных степеней, присуждённых ему семью университетами, включая Йельский (1978) и Оксфордский (1991). Он был принят в Американскую академию и институт искусств и литературы в 1979 г., но отказался от членства в этой организации в 1987 г., после того она дала почётное членство Евгению Евтушенко, советскому поэту, которого Бродский обвинял в политическом оппортунизме. В 1981 г. Джон Д. МакАртур и Кэтрин Т. МакАртур вручили Бродскому одну из первых пятигодичных МакАртуровских стипендий. С мая по сентябрь 1991 г. Бродский занимал пост пятого поэта-лауреата и консультанта по вопросам поэзии в Библиотеке Американского Конгресса.

 

Дополнительная литература:

1. Poems by Joseph Brodsky, 1972.
2. Verses on the Winter Campaign, 1981.
3. Roman Elegies, 1984.
4. History of the Twentieth Century, 1986.
5. Marbles, 1989.

Биографическая литература:

1. American Poetry Review July–August 1981.
2. Carlisle, O. Poets on Street Corners, 1968.
3. Contemporary Authors, 1979.
4. Contemporary Literary Criticism, 1975.
5. Modern Encyclopedia of Russian and Soviet Literature, 1979.
6. The New Russian Poets 1953…1966, 1966.
7. New York Times October 23, 1987.
8. New York Times Book Review November 8, 1987.
9. Who’s Who in America, 1990.

Ранее опубликовано:

© Nobel Prize Winners 1987–1991 Supplement. The H.W. Wilson Company, 1992.

Перевод на русский язык:

© Нобелевские лауреаты. МОО «Наука и техника», 2009.

См. также:

Иосиф Бродский. Нобелевская лекция. НиТ, 2002.

Дата публикации:

10 января 2010 года

n-t.ru