Габриэль Гарсиа Маркес «Сто лет одиночества»
Когда он начинает писать отзыв на роман, он вспоминает школу. А точнее колледж. Именно там он впервые услышал об этом романе. «100 лет одиночества» внесен в школьную программу, его должны изучать в 11 классе. И он бы прочитал его, наверное, но за 1 год пройти и 10 и 11 классы, как заведено в колледже, это было сродни галопу по Европам – произведений много, а времени мало.
Второй раз он услышал про этот роман от старого знакомого, который зашел на работу, чтобы навестить. «Очень интересная шутка! История одного рода, со всякой магией и чудесами», — сказал тогда знакомый. Это было удивительно слышать, так как, пока общались раньше, он не проявлял интереса к литературе. Но тогда помешал Пулман и еще много всякого фэнтези, а «100 лет» был отложен на полочку «Когда-нибудь прочесть», которая, как известно, одна из трех бесконечный вещей, наравне с «Когда-нибудь посмотреть» и «Когда-нибудь сделать».
Третий раз он услышал о романе, когда начал разбираться в литературе, немножко, и узнал, что за «зверь» такой – магический реализм.
А теперь роман прочитан и оценен. Время потрачено было не зря.
Он разминает пальцы, шею, смотрит в окно – снег еще не полностью растаял, на улице мороз, но мыслями он в жарком, полном чудес и страстей, Колумбийском лете.
Есть такой городок – Макондо, который основали некто Хосе Аркадио Буэндиа сотоварищи, в попытке уйти с насиженного места и найти лучшую землю, а на самом деле, в попытке убежать от совести. И Макондо процветал. Каждый год цыгане привозили туда чудеса науки, рассказывали истории о «внешнем» мире, развлекались и уходили, что бы вернуться через год и привезти новые чудеса науки – магниты, алхимию, пророчества Нострадамуса, ба, даже вставную челюсть! Так Хосе Аркадио и знакомиться с цыганом Мелькиадесом – носителем мудрости, который умирал и был воскрешен. Примерно с этого момента и начинается история любви и ненависти, полная смертей, предательств, революций и спасений, путешествий и обретений, «пропитанная» одиночеством, «одетая» в одиночество, с одиночеством «во главе стола».
Издавна, в роде Буэндиа принято называть сыновей либо Хосе Аркадио, либо Аурелиано. Каждый из Хосе Аркадио, как и отец семейства больше похож на быка – сильный, упертый, одинокий. Каждый Аурелиано – высокий, сутулый, угрюмый, одинокий. Девочек, когда те рождались, называли Амарантой или Ребекой, или, в честь матери семейства Урсулой. Каждая из женщин роду Буэндиа была одинокой, каждая по-своему. Роман втягивает в пучину жизни Буэндиа настолько, что начинаешь теряться, про какого именно Хосе Аркадио читаешь, или какой из Аурелиано сделал то или это. Их можно различить, но уж слишком похожи они друг на друга – каждый в своем коконе.
Не малую долю отведено и чудесам, которые воспринимаются как должное, ведь почти каждый день идет дождь из цветов, смерть говорит, когда ты умрешь, а призрак учит древнему языку. Подобные мелочи играют не последнюю роль в сюжете, а некоторые из них настолько прекрасны, что можно ставить в рамочку и на полку любимых литературных моментов: бабочки вокруг головы Маурисио, четырехлетний дождь, вознесение на простынях и 17 Аурелиано с несмываемыми крестами на лбах.
Он задумывается, «Что-то упустил». Делает паузу. Смерти…
Многие гибнут, как сами Буэндиа, так и люди связанные с семьей. Гибнут от любви, увидев прекрасную девушку, отдав ей сердце, и не дождавшись взаимности, гибнут от пуль, выпущенных в них случайно или намеренно, самими в себя или другими людьми в них, помирают от старости, видя перед собой призраков давно ушедших, умирают от осознания истины, от одиночества. Их убивают намеренно или случайно, знакомые и незнакомцы.
Немаловажную роль играет в романе инцест.
Но о нем он умолчит, дабы не портить впечатление, и так уже много рассказал.
Пришло время подводить итог. Прекрасный образец классики и магического реализма. Прекрасный семейный эпос, напоминающий древнегреческую мифологию размахом и переплетениями судеб. Прекрасный способ согреться холодными вечерами. Прекрасная и грустная история, в которой истинная любовь, увы, ведет к погибели.
Он перечитывает результат и остается доволен. Местами немного коряво и кривовато, но неплохо. Его мысли все еще там, где арабы меняют диковинки на попугаев, а цыгане рассказывают байки, где любовь настолько же сильна, как ненависть, а кто-то может просто оставить статую с золотым кладом внутри и не вернуться за ней. Как жаль, что он не прочитал роман раньше…
Габриэль Гарсиа Маркес «Сто лет одиночества»: что общего у язычества и христианства
Первое издание романа «Сто лет одиночества» колумбийского писателя Габриэля Гарсиа Маркеса вышло тиражом 8000 экземпляров еще в 1967 году.
На сегодняшний день продано более 30 миллионов книг и роман переведён на 35 языков мира. В день рождения великого писателя (6 марта 1927 года) разбираемся, в чем заключается волшебство произведения Маркеса и с какими трудностями ему пришлось столкнуться во время его написания?
View this post on Instagram
🇨🇴1967 год, 600 стр./ для любителей семейных саг — Небольшой городок в джунглях, изолированный от общества и других стран. Они не знают что такое «лёд», и не боятся вступать в брак со своими же родственниками. Вуаля, сто лет жизни из семьи Буэндия. 👩👩👦👦👨👩👧👪👨👩👧👩👩👧👦👨👩👦👦👩👩👦👦 Вот вроде бы всё ничего — сюжет интересный, события в духе Маркеса (чернуха), а читать было сложно. Создавалось такое ощущение, будто я читаю сводку новостей за сто лет, сжатую мелким шрифтом на 10-ти газетных страницах.
Возможно вы скажете, что в таком случае было бы правильным читать её по несколько страниц в день, обдумывать прочитанное и записывать на бумажке характеристики всех героев. Ноооо… даже откладывая книгу до следующего дня, я успевала забыть кто там чего, кого куда и зачем. Это ж замахаешься выписывать, и перечитывать переписанное, иф ю ноу вот ай мин… 🤔🤔🤔🤔🤔🤔🤔🤔 Соглашусь – концовка разбомбила всё, и стоило читать хотя бы ради неё. Что бы там не происходило в книге ДО финала, всё это получило полнейшее завершение и Маркес сумел поставить жирную точку в своей истории. И не думайте, там мало логики, больше мистики и бреда (забавного бреда), так что я ни на что не намекаю. Вы всё равно не угадаете концовку) 🔮🔮🔮🔮🔮🔮🔮🔮 Закрыла книгу, выдохнула, и даже загрустила. Как бы ни было утомительно продираться через это произведение, туда хочется вернуться еще раз. Я думаю, что это та книга, которая не всем заходит с первого раза. В том числе и мне. Но я уже знаю чего ждать от нее в следующий раз, так что еще увидимся снова! 8/10 #аня_чтец
A post shared by книги круглый год (@anjuta0212) on
Возможно вы скажете, что в таком случае было бы правильным читать её по несколько страниц в день, обдумывать прочитанное и записывать на бумажке характеристики всех героев. Ноооо… даже откладывая книгу до следующего дня, я успевала забыть кто там чего, кого куда и зачем. Это ж замахаешься выписывать, и перечитывать переписанное, иф ю ноу вот ай мин… 🤔🤔🤔🤔🤔🤔🤔🤔 Соглашусь – концовка разбомбила всё, и стоило читать хотя бы ради неё. Что бы там не происходило в книге ДО финала, всё это получило полнейшее завершение и Маркес сумел поставить жирную точку в своей истории. И не думайте, там мало логики, больше мистики и бреда (забавного бреда), так что я ни на что не намекаю. Вы всё равно не угадаете концовку) 🔮🔮🔮🔮🔮🔮🔮🔮 Закрыла книгу, выдохнула, и даже загрустила. Как бы ни было утомительно продираться через это произведение, туда хочется вернуться еще раз. Я думаю, что это та книга, которая не всем заходит с первого раза. В том числе и мне. Но я уже знаю чего ждать от нее в следующий раз, так что еще увидимся снова! 8/10 #аня_чтецО книге
Роман «Сто лет одиночества» Габриэль Гарсиа Маркес писал в течение 18 месяцев, между 1965 и 1966 годами в Мехико.
Оригинальная идея этого произведения появилась в 1952 году, когда автор посетил свою родную деревню Аракатака в компании матери.«…У меня была жена и двое маленьких сыновей. Я работал пиар-менеджером и редактировал киносценарии. Но чтобы написать книгу, нужно было отказаться от работы. Я заложил машину и отдал деньги Мерсе́дес. Каждый день она так или иначе добывала мне бумагу, сигареты, все, что необходимо для работы. Когда книга была кончена, оказалось, что мы должны мяснику 5000 песо — огромные деньги. По округе пошёл слух, что я пишу очень важную книгу, и все лавочники хотели принять участие. Чтобы послать текст издателю, необходимо было 160 песо, а оставалось только 80. Тогда я заложил миксер и фен Мерседес. Узнав об этом, она сказала: „Не хватало только, чтобы роман оказался плохим“»
Прозаик, драматург, режиссёр, теле и радиоведущий, писатель Андрей Максимов так написал о работе Маркеса над книгой «Сто лет одиночества»: «Маркес сумел заложить все, что у него было, чтобы на восемнадцать месяцев засесть за роман.
Отрешившись от всего. Не отвлекаясь ни на что. Он просто сидел и писал, уверенный в том, что это не напрасно.
Он верил в себя. В свои силы и в свой талант. И он победил. Победил так, что весь буквально мир был в курсе его победы.
Поражало именно это: абсолютная уверенность человека в своем предназначении. Спокойная и однозначная.
Он написал свой великий роман не умудренным опытом старцем, а сорокалетним ярким красавцем! И это тоже давало повод для оптимизма: значит, такое возможно.
Великий писатель – это тот, кто умеет создавать свой мир. Получается у единиц, и они-то, в конце концов, и входят в историю литературы».
«Сто лет одиночества»: где язычество переплетается с христианством
Особое место в романе-притче занимают языческие мифы и библейские истории. Сюжетную основу составили обобщенные и пропущенные через призму фольклорные представления библейских преданий, вместе с тем здесь же мы найдем черты и древнегреческой трагедии, и романа-эпопеи.
В Макондо все возможно, начиная от призраков, бесед с духами, летающих ковров, предсказаний, вознесений души и плотина небеса, дождя из цветов, заканчивая перевоплощениями. Роман насыщен удивительными событиями, божественными и героическими персонажами. Это священная история, которая начинается еще с тех времен, когда мир был совсем не таким, как сейчас.
Прародители рода Буэндия, Хосе Аркадио и Урсула уходят из родных мест, совершив убийство, виной которому кровосмесительная любовь (мотив весьма сильный в античной трагедии). Они, словно Адам и Ева, изгнанные из рая за грехопадение, вынуждены потом и кровью добывать себе хлеб и в муках рожать детей своих, опасаясь того, что очередной отпрыск семейства явится на свет со свиным хвостиком. И хотя с виду дети, получающие из поколения в поколение одни и те же имена (еще один отсыл к Библии), рождаются вполне здоровыми, этот род изначально проклят грехопадением родителей, и каждое чадо рождается со свиным хвостиком одиночества и отсутствием способности любви к ближнему.
Цитаты из книги «Сто лет одиночества»:
«Благополучная старость — это умение договориться со своим одиночеством».
***
«Прошлое — ложь, для памяти нет дорог обратно, каждая миновавшая весна невозвратима, и самая безумная и стойкая любовь — всего лишь скоропреходящее чувство».
***
«Надо прислушаться к голосу ребенка, которым ты был когда-то и который существует еще где-то внутри тебя. Если мы прислушаемся к ребенку внутри нас, глаза наши вновь обретут блеск. Если мы не утеряем связи с этим ребенком, не порвется и наша связь с жизнью».
***
«Литература — самая лучшая забава, придуманная, чтобы издеваться над людьми».
***
«Будь спокоен. Умереть труднее, чем кажется».
***
«Время в своем движении тоже сталкивается с препятствиями и терпит аварии, а потому кусок времени может отколоться и навечно застрять в какой-нибудь комнате».
***
«Он действительно побывал на том свете, но не мог вынести одиночества и возвратился назад».
***
«Зачем тратить столько слов, чтобы объяснить то, что чувствует человек на войне, если достаточно одного слова: страх».
***
«Не трать время на человека, который не стремится провести его с тобой».
***
«Минута примирения стоит больше закадычной дружбы».
INVICTORY теперь на Youtube, Instagram и Telegram!
Хотите получать самые интересные материалы прямо на свои любимые платформы? Мы готовим для вас обзоры новых фильмов, интересные подкасты, срочные новости и полезные советы от служителей на популярных платформах. Многие материалы выходят только на них, не попадая даже на сайт! Подписывайтесь и получайте самую интересную информацию первыми!
Книги, о которых говорят: «Сто лет одиночества»
Роман Габриэля Гарсии Маркеса «Сто лет одиночества» признан одной из самых важных книг, написанных на испанском языке. Пальму первенства это произведение уступало только «Дон Кихоту» Сервантеса. Опубликованные в 1967 году, «Сто лет» до сих пор остаются одним из самых читаемых и переводимых испаноязычных романов.
В рубрике «Книги, о которых говорят» рассказываем, о чём «Сто лет одиночества» и как эта книга вообще увидела свет.
Маркес – один из самых авторитетных авторов, писавших в стиле магического реализма. Собственно, без него этот жанр не был бы таким, каким мы его знаем. История семейства Буэндиа и местечка Макондо, рассказанная им в книге «Сто лет одиночества», – потрясающий человеческое воображение баланс между сном и явью, вымыслом и реальностью.
В этом романе описывается история нескольких поколений одной семьи, причём все события и герои как бы закольцованы во времени – они появляются в повествовании вновь и вновь, с роковым упорством повторяя ошибки и грехи своих предков. Первые несколько глав посвящены основанию городка Макондо, а дальше мы уже знакомимся с членами клана Буэндиа. Так, нам рассказывают об основателях семьи Хосе Аркадио и Урсуле, которые приходились друг другу кузенами. В дальнейшем тема инцеста будет поднята ещё не раз. Всего в тексте появится семь поколений Буэндиа.
Макондо переживёт затяжную гражданскую войну, пришествие банановой компании, период процветания, пятилетний непрерывный дождь, эпидемию бессонницы, множество страстей, романов и смертей. Закончится всё естественным угасанием и запустением. Вообще, одна из заглавных тем книги – одиночество, заброшенность, неспособность любить или проявлять свою любовь. Например, основатель Макондо Хосе Аркадио много лет провёл в полном одиночестве под деревом. Все остальные персонажи так или иначе подтверждают главную мысль: в этом мире мы одиноки и перед лицом смерти такими и останемся.
Сам роман был написан всего за 18 месяцев, что для такой глубокой, многослойной вещи из 20 глав кажется ничтожно малым сроком. Но замысел автор обдумывал больше десятилетия – Макондо был придуман Маркесом во время визита в родную колумбийскую деревеньку Аракатака в 1952 году. Впервые название города мелькает в его рассказе «День после субботы» (1954).
Кажется, Маркес знал наверняка, что книге «Сто лет одиночества» суждено стать литературным шедевром.
Во всяком случае, в своём интервью журнаду Esquire он так рассказывает о работе над романом:
«…У меня была жена и двое маленьких сыновей. Я работал пиар-менеджером и редактировал киносценарии. Но чтобы написать книгу, нужно было отказаться от работы. Я заложил машину и отдал деньги Мерседес. Каждый день она так или иначе добывала мне бумагу, сигареты, всё, что необходимо для работы. Когда книга была кончена, оказалось, что мы должны мяснику 5000 песо – огромные деньги. По округе пошёл слух, что я пишу очень важную книгу, и все лавочники хотели принять участие. Чтобы послать текст издателю, необходимо было 160 песо, а оставалось только 80. Тогда я заложил миксер и фен Мерседес. Узнав об этом, она сказала: «Не хватало только, чтобы роман оказался плохим».
Мерседес не следовало беспокоиться – книга разошлась большим тиражом, была переведена на десятки языков и принесла своему автору мировую известность. Через пять лет после выхода книги Маркес получил престижную премию Ромуло Гальегоса с солидным денежным призом.
Ещё через 15 лет Габриэль Гарсиа Маркес стал первым колумбийским автором, получившим Нобелевскую премию по литературе.
Долгая подготовка, напряжённая работа, заложенные машина, миксер и фен – вот вам примерная формула великого произведения.
«Сто лет одиночества» за 9 минут. Краткое содержание романа Гарсии-Маркеса
Основатели рода Буэндиа Хосе Аркадио и Урсула были двоюродными братом и сестрой. Родичи боялись, что они родят ребёнка с поросячьим хвостиком. Об опасности инцестуального брака знает Урсула, а Хосе Аркадио не желает принимать во внимание подобные глупости. На протяжении полутора лет замужества Урсула умудряется сохранить невинность, ночи молодожёнов заполнены томительной и жестокой борьбой, заменяющей любовные утехи. Во время петушиных боев петух Хосе Аркадио одерживает победу над петухом Пруденсио Агиляра, и тот, раздосадованный, издевается над соперником, ставя под сомнение его мужские достоинства, поскольку Урсула до сих пор ещё девственница.
Возмущённый Хосе Аркадио отправляется домой за копьём и убивает Пруденсио, а затем, потрясая тем же копьём, заставляет Урсулу выполнить свои супружеские обязанности. Но отныне нет им покоя от окровавленного призрака Агиляра. Решив перебраться на новое местожительство, Хосе Аркадио, словно принося жертву, убивает всех своих петухов, зарывает во дворе копье и покидает деревню вместе с женой и сельчанами. Двадцать два храбреца одолевают в поисках моря неприступный горный хребет и после двух лет бесплодных скитаний основывают на берегу реки селение Макондо — на то Хосе Аркадио было во сне вещее указание. И вот на большой поляне вырастают два десятка хижин из глины и бамбука.
Продолжение после рекламы:
Хосе Аркадио сжигает страсть к познанию мира — больше всего на свете его привлекают разные чудесные вещи, которые доставляют в селение появляющиеся раз в году цыгане: бруски магнита, лупа, навигационные приборы; от их вожака Мелькиадеса он узнает и секреты алхимии, изводит себя долгими бдениями и лихорадочной работой воспалённого воображения.
Потеряв интерес к очередной сумасбродной затее, он возвращается к размеренной трудовой жизни, вместе с соседями обустраивает посёлок, размежёвывает земли, прокладывает дороги. Жизнь в Макондо патриархальная, добропорядочная, счастливая, здесь даже нет кладбища, поскольку никто не умирает. Урсула затевает прибыльное производство зверушек и птиц из леденцов. Но с появлением в доме Буэндиа неведомо откуда пришедшей Ребеки, которая становится им приёмной дочерью, начинается в Макондо эпидемия бессонницы. Жители селения прилежно переделывают все свои дела и начинают маяться тягостным бездельем. А потом обрушивается на Макондо другая напасть — эпидемия забывчивости. Все живут в постоянно ускользающей от них действительности, забывая названия предметов. Они решают вешать на них таблички, но опасаются того, что по истечении времени не в силах будут вспомнить назначение предметов.
Брифли существует благодаря рекламе:
Хосе Аркадио намеревается было построить машину памяти, но выручает скиталец-цыган, учёный-волшебник Мелькиадес с его целительным снадобьем. По его пророчеству Макондо исчезнет с лица земли, а на его месте вырастет сверкающий город с большими домами из прозрачного стекла, но не останется в нем и следов от рода Буэндиа. Хосе Аркадио не желает этому верить: Буэндиа будут всегда. Мелькиадес знакомит Хосе Аркадио ещё с одним чудесным изобретением, которому суждено сыграть роковую роль в его судьбе. Самая дерзостная затея Хосе Аркадио — с помощью дагеротипии запечатлеть бога, чтобы научно доказать существование всевышнего или опровергнуть это. В конце концов Буэндиа сходит с ума и кончает свои дни прикованным к большому каштану во дворе своего дома.
В первенце Хосе Аркадио, названном так же, как и отец, воплотилась его агрессивная сексуальность. Он растрачивает годы своей жизни на бесчисленные похождения. Второй сын — Аурелиано, рассеянный и вялый, осваивает ювелирное дело. Тем временем селение разрастается, превращаясь в провинциальный городок, обзаводится коррехидором, священником, заведением Катарино — первой брешью в стене «добронравия» макондовцев. Воображение Аурелиано потрясает красота дочки коррехидора Ремедиос. А Ребека и другая дочь Урсулы Амаранта влюбляются в итальянца, мастера по пианолам Пьетро Креспи. Происходят бурные ссоры, кипит ревность, но в итоге Ребека отдаёт предпочтение «сверхсамцу» Хосе Аркадио, которого, по иронии судьбы, настигают тихая семейная жизнь под каблуком жены и пуля, выпущенная неизвестно кем, скорее всего той же женой. Ребека решается на затворничество, заживо хороня себя в доме. Из трусости, эгоизма и страха Амаранта так и отказывается от любви, на склоне лет она принимается ткать себе саван и угасает, закончив его. Когда Ремедиос умирает от родов, Аурелиано, угнетённый обманутыми надеждами, пребывает в пассивном, тоскливом состоянии. Однако циничные махинации тестя-коррехидора с избирательными бюллетенями во время выборов да самоуправство военных в родном городке вынуждают его уйти воевать на стороне либералов, хотя политика и кажется ему чем-то абстрактным. Война выковывает его характер, но опустошает душу, поскольку, в сущности, борьба за национальные интересы давно уже превратилась в борьбу за власть.
Продолжение после рекламы:
Внук Урсулы Аркадио, школьный учитель, назначенный в годы войны гражданским и военным правителем Макондо, ведёт себя как самовластный хозяйчик, становясь тираном местного масштаба, и при очередной перемене власти в городке его расстреливают консерваторы.
Аурелиано Буэндиа становится верховным главнокомандующим революционных сил, но постепенно понимает, что сражается только из гордыни, и решает завершить войну, чтобы освободить себя. В день подписания перемирия он пытается покончить с собой, но неудачно. Тогда он возвращается в родовой дом, отказывается от пожизненной пенсии и живёт обособленно от семьи и, замкнувшись в гордом одиночестве, занимается изготовлением золотых рыбок с изумрудными глазами.
В Макондо приходит цивилизация: железная дорога, электричество, кинематограф, телефон, а вместе с тем обрушивается лавина чужеземцев, учреждающих на этих благодатных землях банановую компанию. И вот уже некогда райский уголок превращён в злачное место, нечто среднее между ярмаркой, ночлежкой и публичным домом. Видя губительные перемены, полковник Аурелиано Буэндиа, долгие годы намеренно отгораживающийся от окружающей действительности, испытывает глухую ярость и сожаление, что не довёл войну до решительного конца. Его семнадцать сыновей от семнадцати разных женщин, старшему из которых не исполнилось тридцати пяти лет, убиты в один день. Обречённый оставаться в пустыне одиночества, он умирает у растущего во дворе дома старого могучего каштана.
Брифли существует благодаря рекламе:
Урсула с беспокойством наблюдает за сумасбродствами потомков. Война, бойцовые петухи, дурные женщины и бредовые затеи — вот четыре бедствия, обусловившие упадок рода Буэндиа, считает она и сокрушается: правнуки Аурелиано Второй и Хосе Аркадио Второй собрали все семейные пороки, не унаследовав ни одной семейной добродетели. Красота правнучки Ремедиос Прекрасной распространяет вокруг губительное веяние смерти, но вот девушка, странная, чуждая всяким условностям, неспособная к любви и не знающая этого чувства, повинующаяся свободному влечению, возносится на свежевыстиранных и вывешенных для просушки простынях, подхваченных ветром. Лихой гуляка Аурелиано Второй женится на аристократке Фернанде дель Карпио, но много времени проводит вне дома, у любовницы Петры Котес. Хосе Аркадио Второй разводит бойцовых петухов, предпочитает общество французских гетер. Перелом в нем происходит, когда он чудом избегает смерти при расстреле бастующих рабочих банановой компании. Гонимый страхом, он прячется в заброшенной комнате Мелькиадеса, где неожиданно обретает покой и погружается в изучение пергаментов чародея. В его глазах брат видит повторение непоправимой судьбы прадеда. А над Макондо начинается дождь, и льёт он четыре года одиннадцать месяцев и два дня. После дождя вялые, медлительные люди не могут противостоять ненасытной прожорливости забвения.
Последние годы Урсулы омрачены борьбой с Фернандой, жестокосердной ханжой, сделавшей ложь и лицемерие основой жизни семьи. Она воспитывает сына бездельником, заточает в монастырь согрешившую с мастеровым дочь Меме. Макондо, из которого банановая компания выжала все соки, доходит до предела запущения. В этот мёртвый городок, засыпанный пылью и изнурённый жарой, после смерти матери возвращается Хосе Аркадио, сын Фернанды, и находит в опустошённом родовом гнезде незаконнорождённого племянника Аурелиано Бабилонью. Сохраняя томное достоинство и аристократические манеры, он посвящает своё время блудливым играм, а Аурелиано в комнате Мелькиадеса погружён в перевод зашифрованных стихов старых пергаментов и делает успехи в изучении санскрита.
Приехавшая из Европы, где она получала образование, Амаранта Урсула одержима мечтой возродить Макондо. Умная и энергичная, она пытается вдохнуть жизнь в преследуемое несчастьями местное людское общество, но безуспешно. Безрассудная, губительная, всепоглощающая страсть связывает Аурелиано с его тёткой. Молодая пара ожидает ребёнка, Амаранта Урсула надеется, что ему предопределено возродить род и очистить его от гибельных пороков и призвания к одиночеству. Младенец — единственный из всех Буэндиа, рождённых на протяжении столетия, зачат в любви, но появляется он на свет со свиным хвостиком, а Амаранта Урсула умирает от кровотечения. Последнему же в роду Буэндиа суждено быть съеденным рыжими муравьями, наводнившими дом. При всё усиливающихся порывах ветра Аурелиано читает в пергаментах Мелькиадеса историю семьи Буэндиа, узнавая, что не суждено ему выйти из комнаты, ибо согласно пророчеству город будет сметён с лица земли ураганом и стёрт из памяти людей в то самое мгновение, когда он кончит расшифровывать пергаменты.
«Занял денег и сел писать». Отрывок о том, как Маркес создавал «Сто лет одиночества»
В издательстве «Манн, Иванов и Фербер» выходит книга Сильваны Патерностро, в которой она рисует образ Габриэля Гарсиа Маркеса со слов знавших его людей. Биография так и называется: «Жизнь Габриэля Гарсиа Маркеса, рассказанная его друзьями, родственниками, почитателями, спорщиками, остряками, пьяницами и некоторыми приличными людьми». Устные истории, переложенные на бумагу, похожи на запись семейного застолья, где каждый перебивает другого, в красках делится новостями и на все имеет свое мнение.
Путь Маркеса делится на «до» и «после» знаменитых «Ста лет…». Поэтому и в книге многочисленные знакомые не удерживаются от сравнения «Габо раньше» и «Габо потом». Прочтите отрывок, в котором друзья, приятели и дальние родственники вспоминают, как Маркес писал свой самый знаменитый роман. Автор биографии называет это «историей, в которой одержимый писатель стойко переносит полтора года одиночества, скрашенного кое-какой компанией».
© Издательство «Манн, Иванов и Фербер»МАРИЯ ЛУИСА ЭЛИО. Габо заявил: «Мне придется на год оставить работу, и зарабатывать я не буду. А ты уж сама посмотри, как наши дела устроить». Это он Мерседес сказал. «Посмотрим, как ты с этим справишься, но учти, целый год я не работаю». И Мерседес все устроила наилучшим образом.
ГИЛЬЕРМО АНГУЛО. Она заняла деньги.
МАРИЯ ЛУИСА ЭЛИО. Уговорила мясника отпускать им мясо в кредит.
ГИЛЬЕРМО АНГУЛО. Везде, где только могла, она добывала деньги для семьи. А он засел писать. Писать, подчиняясь той строжайшей дисциплине, какая ему одному свойственна. Совсем как архитектор Рохелио Сальмона, который в соседней со мной квартире жил. Прямо как он. Сальмона вечно был без гроша (а это ведь он самые выдающиеся здания в Колумбии построил), потому что скажет: «Что-то мне так не нравится» — и давай по новой весь проект переделывать, оплачивая это из собственного кармана. К тому же они добрыми друзьями были. Это он дом для Габо в Картахене спроектировал, и президентский гостевой дом там же, в Картахене, тоже он делал.
ЭММАНУЭЛЬ КАРБАЛЬО. Он все забросил. Только работал. Экономил. Занял денег и сел писать «Сто лет одиночества», как одержимый. Словно обезумел. Ничего другого не делал, вообще. С друзьями перестал встречаться. Все дела побоку. Даже сторонние работы бросил, которые ему прежде хоть какие-то деньги приносили. Назанимал денег, только чтобы ничто не мешало ему сидеть и писать «Сто лет одиночества».
МАРИЯ ЛУИСА ЭЛИО. У него только письменные заметки были и больше ничего, потому что комнату, где Мерседес устроила ему кабинет, в который он мог бы удалиться и весь день писать, еще не доделали. Они жили в маленьком домишке на улице Лома. В гостиной Мерседес велела соорудить деревянную перегородку с дверью, до самого потолка, чтобы в его кабинет не проникал шум, поставила сосновый стол наподобие кухонного, на нем — старенькая пишущая машинка. Габо как туда уходил, так целый день и проводил там, с утра до вечера, все писал. Комнатушка крохотная получилась, еще меньше, чем эта, которая тоже очень маленькая, а та была размером вот отсюда дотуда. Места хватало для стола, стула, узкого креслица — для чего-то совсем небольшого. Над креслом висела картина и что-то похожее на календарь. Страшно безвкусный.
ЭММАНУЭЛЬ КАРБАЛЬО. Он одевался как деревенский житель. Очень плохо одевался. Просто безобразные вещи носил. Обтрепанные. Знаете, как сельский мужичок, который из сундука парадный костюм извлекает, чтобы принарядиться поэлегантнее, а в итоге ровно наоборот получается. Это и означает одеваться как деревенский житель.
МАРИЯ ЛУИСА ЭЛИО. И тогда мы надумали каждый вечер к ним заходить, проведывать. Габо же никуда не выходил, вот мы и заглядывали ежедневно, чтобы с ним повидаться. Часов в восемь вечера. Иногда бутылку виски приносили, на другой день — ветчины кусок. Сидели у них, выпивали понемножку, закусывали тем, что Мерседес готовила. Каждый день виделись. И Мутисы тоже там обычно встречались. А дети наверху в своих комнатах на головах ходили.
ЭММАНУЭЛЬ КАРБАЛЬО. Теперь мы подходим к тому, о чем только я вам рассказать могу. Когда Габо начинал писать свой роман, он спросил, соглашусь ли я прочитывать все, что он напишет за неделю. Так вот, каждую субботу он приходил ко мне повидаться и приносил написанное.
На эту тему
МАРИЯ ЛУИСА ЭЛИО. Я довольно много времени проводила дома, после обеда до вечера читала, бездельничала, и он мне позванивал. Скажет, бывало: «Я почитаю тебе немножко, хочу узнать, что ты об этом думаешь». И зачитывает мне отрывок. Или еще звонит и говорит: «Хочу тебе описать, во что были одеты тетушки. Во что еще ты их одела бы? Как думаешь, это платье, оно какого цвета, а?» И мы все это обсуждали. Или мог еще такое спросить: «Слушай, я здесь такое-то слово вставил, только не знаю, что оно означает. Не знаешь, твои тетушки употребляли его? Потому что мои — да». В таком роде. Это было чудесно. Мы подолгу с ним по телефону беседовали. Как женщины одеваются; я не знаю, о которой шла речь, сейчас, минуточку, это когда она хочет на поезд поспеть… Думаю, это из журнала какого-то, дома у меня лежал, о подробностях быта 1920-х годов.
МАРГАРИТА ДЕ ЛА ВЕГА. Знаете историю о том, как он писал «Сто лет одиночества»? Я слышала ее от него. Ему требовалась энциклопедия «Британника», чтобы уточнить какие-то общераспространенные вещи, которые для книги понадобились. Ведь чем на самом деле изумительны «Сто лет одиночества», так это тем, что они одновременно вмещают и местное своеобразие, и универсальность, и энциклопедичность. Вот почему «Сто лет одиночества» на ура продаются и взахлеб читаются: потому что даже распоследний колумбийский уборщик (не уборщик-гринго, который в Колумбийский университет поступает и оканчивает с дипломом — как тот малый, о ком еще вчера или позавчера в газете писали, — а настоящий колумбиец) и тот читает роман и понимает его своим невеликим умом, конечно, не на том уровне, на котором читает ученый, со всеми сносками и прочей ерундой. Воспринимает он историю эту, проживает ее со всеми ее трагедиями, семейством этим, ходом событий, историческим контекстом, потому что все это ему по жизни его знакомо, он тоже такие времена пережил и слышал, как подобное в их семье обсуждалось. Это не какие-то посторонние материи, о которых они из книжек узнают. Нет, это все у них внутри сидит, это часть их культуры.
ЭММАНУЭЛЬ КАРБАЛЬО. Гарсиа Маркес с самого начала вызывал у меня огромное восхищение. Мне нравились его рассказы и романы, очень нравились. Я считал его выдающимся писателем. В общем, принес он мне первую порцию написанного; и потом приносил строго каждую субботу. Каждую субботу он показывал мне текст, пока роман до конца не дописал, и обязательно спрашивал: «Какие ты изъяны нашел? Ты скажи, может, тебе какие-нибудь места не понравились или еще что-нибудь не так? Ты скажи какие и объясни почему». А я: «Да, в общем, мне все нравится. Роман грандиозный. Продолжай в том же духе. Мне больше нечего сказать и критиковать нечего. Напротив, хвалю тебя». Вот так оно все шло, пока он работу не закончил. Максимум, что я сделал, — в двух-трех местах убрал кое-что и добавил по мелочи. Собственно, к этому и сводится моя работа над романом «Сто лет одиночества». Совершенство это было. Мне и делать-то ничего не пришлось, как только говорить ему: «Восхитительно, этот характер развивается, а того ты на задворки отодвинул, не знаю почему, ну да в следующие несколько недель ты сам мне расскажешь о причинах». Мы с ним обсуждали характеры его персонажей. Считали их уже своими друзьями. Беседовали мы часа по два-три, но не как учитель с учеником, а как друг с другом, да и вообще я был его фанатом. Хотя это слово, вероятно, больше к футболу применимо, чем к литературе. Это роман, созданный почти сверхъестественными не порывами даже, а устойчивыми ветрами вдохновения. Я уже шестьдесят лет занимаюсь литературной критикой и не знаю ни одного случая, когда роман писали бы с таким же виртуозным мастерством, с таким талантом и так самоотверженно, как Габо писал «Сто лет одиночества». А меня он выбрал, ну, потому что я очень талантлив. Не будь так, зачем он ко мне обращался бы? Знаете, я не верю в скромность. Я писал рецензии на все его ранние публиковавшиеся произведения. Он знал, что я суровый критик, и уж если мне что не понравится, я без обиняков скажу и объясню, почему считаю что-то плохим или хорошим. Потому он ко мне и обратился. И еще он нашел во мне человека, взволнованного появлением таланта, равных которому я в испаноязычной литературе не встречал, ибо талант у этого парня больше его самого. «Парнем» я его называю по праву старшего, хотя по годам он чуть-чуть меня моложе. Мы почти одного возраста, сейчас старички уже оба.
На эту тему
МАРГАРИТА ДЕ ЛА ВЕГА. Габо требовалась энциклопедия, и они купили энциклопедию. В то время это принято было — приобретать энциклопедии и коллекционировать собрания классической литературы. Их по всей Латинской Америке продавали, в мои дни «Агилар» торговал ими. Приходили распространители и предлагали книги в обмен на ежемесячный взнос, так можно было в рассрочку целое собрание приобрести. В 1965-м или 1966 году такое практиковалось. Габо говорил, что пользуется этими книгами, а Мерседес, бывало, заметит: «Ну, этот-то том тебе уже не понадобится». Это когда распространитель должен был к ним прийти, и если не платишь очередной взнос, то в уплату он забирал какой-нибудь том из собрания. Вот Мерседес и отдавала ему те тома, которые Габо уже использовал. Мерседес всегда куда практичнее него была. Именно поэтому в своих первых интервью, особенно в том, данном журналу «Плейбой», которое отлично получилось, он говорил, что мужчины — больше мечтатели, фантазеры и поэты, а женщины — существа практичные, земные и это на них держится мир. Меня его высказывание прямо взбесило, я даже однажды попросила у него разъяснений. Разумеется, ответом он меня не удостоил. Он отвечал лишь о том, о чем хотел отвечать. Но я считаю, что Мерседес и есть прообраз Урсулы, жены первооснователя Макондо, ведь это же Урсула придумывает маленький бизнес — фигурки зверушек из леденца изготовлять; и это ее стараниями все семейство сводило концы с концами.
ЭММАНУЭЛЬ КАРБАЛЬО. Я уже довольно стар сейчас, милая моя девочка. Много всего перезабыл, а что помню, то непременно расскажу. Так вот, мы вместе обедали, ужинали, беседовали, напивались пьяными, и так целыми месяцами. Он когда «Сто лет одиночества» писать начал, сказал людям в издательстве «Эра»: «Я все свои книги вам отдавал, потому что, в общем, вы мои друзья. Вы самое интересное издательство во всем Мехико, но пока вы очень молоды; так что книгу, которую я сейчас пишу и на которую большие надежды возлагаю, планирую передать солидному испаноязычному издателю». И уже выбирал между Испанией и Буэнос-Айресом. А про «Эру» и думать забыл, сетовал, что слишком маленькое это издательство, не доросло еще, чтобы великие надежды оправдать, какие он на новую книгу возлагал.
ГИЛЬЕРМО АНГУЛО. И вот миссис Габо, когда они наконец-то наскребли денег на отправку рукописи по почте (средств совсем не было, машину за долги забрали, они задолжали мяснику и всем на свете), значит, и говорит: «Теперь только не хватает, чтобы этот роман оказался дерьмом».
ЭММАНУЭЛЬ КАРБАЛЬО. Он был абсолютно уверен в том, что написал нечто очень значимое.
РАФАЭЛЬ УЛЬОА. Готовую рукопись он отправил для публикации в издательство «Судамерикана», в Аргентину. Истратил последние гроши, какие еще оставались, на то, чтобы книжку эту долбаную по почте послать. И говорит потом своей жене: «Ну, теперь нам только не хватает, чтобы эта чертова книга оказалась полным барахлом». Сами представьте, в каком положении они оказались…
ЭММАНУЭЛЬ КАРБАЛЬО. Мы трое — те, кто ближе всех к нему был, — собирались у меня дома. Мы встречались по субботам, часов в пять, на факультете бизнеса и администрирования, в четвертом корпусе, это рядом с университетским городком. Оставались до семи вечера, работали. Затем болтали, выпивали, сплетничали и занимались всяким таким, чем молодые друзья-приятели на досуге занимаются. Он рассказывал о матери, о друзьях, братьях и сестрах, о своей журналистской жизни в Боготе и в Барранкилье… С горящими глазами рассказывал, со страстью. У нас с ним дружба была литературная. Он меня уважал. Я уважал его. Меня воодушевлял его роман, а его — то, что я уделяю время чтению написанного им. Обычно я прочитывал главу раза два-три (на что уходила неделя), чтобы на следующей неделе обсудить ее с ним. А как закончилась работа над романом, так закончилась и наша с ним дружба. Но тот год, когда мы с ним вместе трудились, был чудесным. Мы так ждали суббот, чтобы поговорить с этим парнем.
МАРИЯ ЛУИСА ЭЛИО. Вспоминаю, как он горевал из-за смерти первого Аурелиано Буэндиа, так сильно горевал, что даже воскресил его. Он и сюжет по другому руслу направил — так, что тот не умирает.
РОДРИГО МОЙЯ. Он жил в квартале Колониа Флорида. С женой и двумя сыновьями. Я иногда заглядывал к нему вместе с Ангуло. Помню, как мы один или два раза к Габо наведывались. Ангуло — тот часто к нему захаживал, а Габо как раз «Сто лет одиночества» писал. Мы приходили довольно рано, часиков в семь вечера, придем — а дом во тьме, и Мерседес нам говорит: «Габо работает, но скоро выйдет». Ну, мы час его ждем, а Габо все не идет, мы тогда давай марихуану курить, и вскоре Габо спускается и присоединяется к нам. Мы разговоры разговаривали, но убейте, не помню о чем. Сами подумайте, пятьдесят лет с тех пор прошло. Но помню, что был совершенно счастлив сидеть у очага, в котором всегда горел огонь, и слушать рассказы Габо о книге «Сто лет одиночества»; и еще мне запомнилось, что он весь опухший бывал. Мерседес потом объясняла: он как до какого-нибудь особенно напряженного момента или эпизода дойдет, так сразу весь и опухает. Лицо у него раздувается. Подобный процесс творчества — немного сродни сверхъестественному, потому подобные штуки и случаются.
Габриэль Гарсия Маркес: 100 лет грусти из-за смерти гения | Культура и стиль жизни в Германии и Европе | DW
Известный колумбийский писатель-прозаик Габриэль Гарсиа Маркес скончался в четверг, 17 апреля, в своем доме в Мексике. Ему было 87 лет. Писатель, журналист, издатель и политический деятель Маркес был ярким представителем литературного направления «магический реализм». Весь мир его знает как автора романа «Сто лет одиночества». Если бы он не написал ничего другого, эта книга все равно сделала бы его знаменитым, уверены биографы Габриэля Гарсии Маркеса.
Писать — это единственное, чем он хотел заниматься в жизни. Его родители прочили сыну карьеру юриста, но он решил иначе и выбрал свой путь, принесший ему немалую славу — славу самого известного писателя Латинской Америки.
Реальность и творчество
Родился он в маленьком колумбийском городке под названием Аракатака — посреди банановых плантаций. Летом — жара и засуха. Зимой — ливни, сметавшие на своем пути все живое. О том, как познакомились его родители, Маркес написал в своем романе «Любовь во время холеры». Вообще, многие его книги автобиографичны. Большинство историй были взяты из реальной жизни и «разукрашены» причудливой фантазией писателя.
Когда Габриэль был маленьким, дедушка снабжал его книгами, которые мальчик молниеносно проглатывал. А бабушка была любительницей рассказывать страшные истории о призраках и тайнах прошлого. Это благодатное сочетание, видимо, и легло в основу формирования писательского духа.
В 1886 году Колумбия стала первой демократической страной среди государств Латинской Америки. Но страну одна за другой продолжали сотрясать кровавые гражданские войны. В 1927 году, когда родился Маркес, завершился период экономического роста, принесшего выгоду крупным городам и иностранным инвесторам. А сельское население бедствовало, что приводило к нарастанию социального напряжения. В 1928 году массовые протесты работников банановых плантаций были пресечены правительственными войсками с применением оружия. Массовое убийство работников плантаций — одна из тем романа «Сто лет одиночества», ставшего самым знаменитым произведением колумбийского писателя.
Писатель и не только
Писательство, как это часто бывает, началось с журналистской деятельности. Труд этот особенных доходов не приносил. Семье Маркеса — жене и двум сыновьям — жилось непросто. О том, что такое бедность, он знал не понаслышке. Всю жизнь он старался помочь тем, кто страдает и нуждается. Будучи активным политическим деятелем, он поддерживал борьбу за независимость в странах Латинской Америки.
Известность пришла к нему после выхода в свет романа «Сто лет одиночества» в 1967 году. А в 1982 году Маркес стал лауреатом Нобелевской премии по литературе «за романы и рассказы, в которых фантазия и реальность, совмещаясь, отражают жизнь и конфликты целого континента». Габриэль Гарсиа Маркес стал первым колумбийцем, получившим эту премию.
В октябре 2004 года было опубликовано последнее произведение Маркеса — «Вспоминая моих грустных шлюх». Интересно, что за месяц до официальной презентации книжные «пираты» выкрали рукопись и запустили книгу в продажу. Но писатель в ответ на это изменил финал повести.
«Сто лет одиночества». Мировая художественная культура. XX век. Литература
«Сто лет одиночества»
Маркес, яркий представитель «магического реализма», получил широчайшую известность благодаря книгам «Сто лет одиночества» (1967),
«История одной смерти, о которой знали заранее» (1981), «Любовь во время чумы» (1985) и «Известие о похищении» (1996).
Наибольшую известность Маркесу принес роман-притча «Сто лет одиночества», опубликованный впервые в Буэнос-Айресе. Когда окончательно сложился замысел романа, писатель на полтора года заперся в своем кабинете и погрузился в события из жизни шести поколений Буандиа. «Все происходящее с книгой «Сто лет одиночества» объясняется тем, что в известном смысле она похожа на жизнь людей во всем мире, – писал он, – и что форма повествования здесь – линейная, текучая и до некоторой степени даже поверхностная – позволила ей стать более популярной, чем другие книги».[69]
Писатель показал, как из жизнерадостных первооткрывателей люди могут превратиться в невротиков, из последних сил влачащих на земле свое существование. В истории рода Буандиа можно увидеть аналогию с расцветом, развитием и кризисом индивидуализма, лежащего в основе современной культуры. Одиночество, о котором так часто идет речь в произведениях Маркеса, и есть тот финал, который ожидает человека на этом пути. После смерти последнего Буандиа поднявшийся ураган сметает с лица земли изъеденный термитами, трухлявый городок Макондо с остатками его жителей. Произведение создано из хрупкого соединения сказок, старинных легенд, преданий, небылиц и притч, размывающих границы реальности и фантастики. Первые тиражи романа расходились за считанные недели, его перевели на основные европейские языки. В 1982 г. Маркес становится лауреатом Нобелевской премии по литературе за романы и рассказы, в которых фантазия и реальность, совмещаясь, отражают жизнь и конфликты целого континента.
Тяжело больной великий колумбийский писатель Габриэль Гарсиа Маркес 8 декабря 2000 г. написал прощальное письмо – один из последних даров миру прекрасного человека и подлинного мастера. «Если бы Господь Бог на секунду забыл о том, что я тряпичная кукла, и даровал мне немного жизни, вероятно, я не сказал бы всего, что думаю; я бы больше думал о том, что говорю. Я бы ценил вещи не по их стоимости, а по их значимости. Я бы спал меньше, мечтал больше, сознавая, что каждая минута с закрытыми глазами – это потеря шестидесяти секунд света… Я бы доказал людям, насколько они не правы, думая, что когда они стареют, то перестают любить: напротив, они стареют потому, что перестают любить! Ребенку я дал бы крылья и сам научил бы его летать. Стариков я бы научил тому, что смерть приходит не от старости, но от забвения. Я ведь тоже многому научился у вас, люди. Я узнал, что каждый хочет жить на вершине горы, не догадываясь, что истинное счастье ожидает его на спуске. Я так многому научился от вас, но, по правде говоря, от всего этого немного пользы, потому что, набив этим сундук, я умираю».[70]
В произведениях Маркеса фантастически сплетены магия, метафоры и миф, но в них отразились основные конфликты нашего времени и напряженный поиск возможных способов их разрешения.
Маловероятный успех «Сто лет одиночества»
В 1967 году Sudamericana Press опубликовала «Сто лет одиночества » ( Cien años de soledad ), роман, написанный малоизвестным колумбийским писателем Габриэлем Гарсиа Маркесом. Ни писатель, ни издатель не ожидали многого от книги. Они знали, как однажды сказал издательский гигант Альфред А. Кнопф, что «многие романы умирают в тот день, когда они публикуются». Неожиданно книга «Сто лет одиночества» разошлась тиражом более 45 миллионов копий, укрепила свой статус литературного классика и принесла Гарсиа Маркесу славу и признание как одного из величайших испаноязычных писателей в истории.
Спустя пятьдесят лет после публикации книги может возникнуть соблазн поверить в то, что ее успех был так же неизбежен, как судьба семьи Буэндиа в центре повествования. В течение столетия их город Макондо был ареной природных катастроф, гражданских войн и магических событий; в конечном итоге он был уничтожен после того, как последний Буэндиа родился со свиным хвостом, как и предсказывалось в рукописи, которую поколения Буэндиаса пытались расшифровать. Но в 1960-х годах «Сто лет одиночества» не сразу признали библией стиля, известного теперь как магический реализм, который представляет фантастические события как повседневные ситуации.Критики также не согласились с тем, что история действительно новаторская. Чтобы полностью оценить долговечность, артистизм и глобальный резонанс романа, важно изучить маловероятное сочетание факторов, которые помогли ему преодолеть сложный издательский климат и относительную анонимность автора в то время.
В 1965 году аргентинское издательство Sudamericana Press было ведущим издателем современной латиноамериканской литературы. Редактор отдела закупок в поисках новых талантов холодно позвонил Гарсиа Маркесу, чтобы тот опубликовал некоторые из его работ.Писатель с энтузиазмом ответил, что он работает над Сто лет одиночества, , «очень длинным и очень сложным романом, в который я вложил свои лучшие иллюзии». За два с половиной месяца до выхода романа в 1967 году энтузиазм Гарсиа Маркеса превратился в страх. Приняв эпизод нервной аритмии за сердечный приступ, он признался в письме другу: «Я очень напуган». Его беспокоила судьба его романа; он знал, что оно может умереть после его выпуска. Его опасения были основаны на суровой реальности издательской индустрии для растущих авторов: плохих продажах.Всего было продано менее 2500 экземпляров предыдущих четырех книг Гарсиа Маркеса.
Лучшее, что могло произойти с «Сто лет одиночества », — это пойти по пути, аналогичному тому, что было в книгах, выпущенных в 1960-х годах в рамках литературного движения, известного как la nuevanovana latinoamericana . Успех нового латиноамериканского романа будет означать продажу его скромного первого издания тиражом 8000 экземпляров в регионе с 250 миллионами человек. Хорошие региональные продажи привлекли бы основного издателя в Испании, который затем импортировал бы и опубликовал роман.За международным признанием последовали переводы на английский, французский, немецкий и итальянский языки. Сорвать джекпот в 1967 году означало получить одну из желанных литературных премий испанского языка: Biblioteca Breve, Rómulo Gallegos, Casa de las Américas и Formentor.
Это был путь, по которому пошли новые латиноамериканские романы 1960-х годов, такие как Взрыв в соборе Алехо Карпентье, Время героя Марио Варгаса Льосы, Классики Хулио Кортасара и Смерть Артемио Крус Карлос Фуэнтес. Сто лет одиночества , конечно, затмил эти работы по многим направлениям. Опубликованный на 44 языках, он остается самым переводимым литературным произведением на испанском языке после «Дон Кихот », а опрос международных писателей оценивает его как роман, оказавший наибольшее влияние на мировую литературу за последние три десятилетия.
И все же было бы неправильно приписывать Сто лет одиночества начало литературной революции в Латинской Америке и за ее пределами.Sudamericana опубликовала его, когда новый латиноамериканский роман, который к тому времени широко назывался латиноамериканским бумом , достиг своего пика продаж и влияния во всем мире. С 1961 года, как возродившийся Гомер, почти слепой аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес путешествовал по планете как литературная знаменитость. По его стопам пошли восходящие звезды, такие как Хосе Доносо, Кортасар, Варгас Льоса и Фуэнтес. Международный триумф латиноамериканского бума наступил, когда в 1967 году Мигелю Анхелю Астуриасу была присуждена Нобелевская премия по литературе. Сто лет одиночества не мог быть опубликован в лучший год для нового латиноамериканского романа. До этого Гарсиа Маркес и его работы были практически невидимы.
За десятилетия до своего апогея новый латиноамериканский роман соперничал за внимание наряду с другими литературными течениями в регионе, Испании и за рубежом. Его основным конкурсом в Латинской Америке был indigenismo , который хотел дать голос коренным народам и поддерживался многими писателями с 1920-х годов, в том числе молодым Астуриасом и Хосе Марией Аргедасом, который писал на испанском и кечуа, родном языке Анды.
В Испании в 1950-е и 1960-е годы писатели исповедовали социальный реализм — стиль, характеризующийся краткими рассказами о трагических персонажах, находящихся во власти тяжелых социальных условий. Камило Хосе Села и Мигель Делиб были одними из основных ее сторонников. Латиноамериканцы, желающие сделать литературную карьеру в Испании, должны были соответствовать этому стилю. Одним из примеров является молодой Варгас Льоса, живущий в Мадриде, где он впервые написал рассказы социалистического реализма.
На международном уровне латиноамериканские писатели видели себя в конкуренции с французским nouveau roman или «новым романом».Сторонники, в том числе Жан-Поль Сартр, оценили его как «анти-роман». Для них цель литературы заключалась не в повествовании, а в том, чтобы служить лабораторией для стилистических экспериментов. Самым удивительным из таких экспериментов был роман Джорджа Перека 1969 года « A Void », написанный без использования буквы «е», самой распространенной во французском языке.
Рецензенты отметили, что Сто лет одиночества было анахронизмом и традиционалистским произведением искусства.В 1967 году книжный рынок, казалось, был наконец готов к Сто лет одиночества .К тому времени основные латиноамериканские писатели устали от indigenismo , стиля, используемого «провинциалами народного послушания», как насмехался Кортасар. Молодое поколение испанских авторов принижало истории в романах соцреализма как предсказуемые и технически неоригинальные. А во Франции начинающие писатели (такие как Мишель Турнье в его романе 1967 года « Vendredi ») призывали к возвращению к повествованию, поскольку привлекательность романа noveau roman уменьшалась.
Между 1967 и 1969 рецензенты утверждали, что Сто лет одиночества преодолело ограничения этих стилей.Вопреки локализму indigenismo , рецензенты рассматривали 100 лет одиночества как космополитическую историю, которая, по словам латиноамериканского литературного критика Анхеля Рамы, «может исправить путь современного романа». В отличие от лаконичного языка соцреализма, проза Гарсиа Маркеса была «очистителем атмосферы», исполненной поэтического и яркого языка, как утверждал испанский писатель Луис Искьердо. И вопреки формальным экспериментам nouveau roman , его роман вернулся к «повествованию воображения», как объяснил каталонский поэт Пере Гимферрер.При переводе книги на основные языки это признали и международные рецензенты. Итальянская писательница Наталья Гинзбург назвала Сто лет одиночества «живым романом», развеяв опасения современников, что форма находится в кризисе.
И все же эти и другие рецензенты также отметили, что Сто лет одиночества было не революционным произведением, а анахроничным и традиционалистским, вступительное предложение которого напоминало формулу «Однажды в сказке» из народных сказок.И это был не серьезный роман, а «комический шедевр», как написал в 1967 году анонимный рецензент Times Literary Supplement . Ранние взгляды на этот роман действительно отличались от последующих. В 1989 году литературовед из Йельского университета Гарольд Блум торжественно назвал его «новым Дон Кихот », а писательница Франсин Проз призналась в 2013 году, что « Сто лет одиночества убедили меня бросить аспирантуру Гарварда».
В наши дни ученые, критики и обычные читатели в основном хвалят роман как «лучшее выражение магического реализма.К 1995 году считалось, что магический реализм проникает в произведения крупных англоязычных авторов, таких как Джон Апдайк и Салман Рушди, и, более того, представлялся как «неотъемлемый, неотвратимый элемент человеческого существования», согласно New York Times литературный критик Мичико Какутани. Но в 1967 году термин «магический реализм» был необычным даже в научных кругах. В течение первого десятилетия «Сто лет одиночества» , чтобы разобраться в этом «неклассифицируемом произведении», как выразился рецензент, читатели предпочли обозначить его как смесь «фантазии и реальности», «реалистический роман». полный воображения »,« любопытный случай мифического реализма »,« супрарреализма »или, как назвал его критик Le Monde ,« чудесный символический ».
Теперь, когда книга Сто лет одиночества рассматривается как рассказ, обращающийся к читателям со всего мира, первоначально она была воспринята как рассказ о Латинской Америке. Гарвардский ученый Роберт Кили назвал это «Южноамериканским генезисом» в своем обзоре для New York Times . С годами роман приобрел «собственную текстуру», если использовать слова Апдайка, и стал не столько рассказом о Латинской Америке, сколько о человечестве в целом. Уильям Кеннеди писал для National Observer , что это «первая литература со времен Книги Бытия, которую необходимо читать всему человечеству.(Кеннеди также взял интервью у Гарсиа Маркеса для очерка «Желтый троллейбус в Барселоне и другие видения», опубликованного в The Atlantic в 1973 г.)
Возможно, что еще более удивительно, среди многих были уважаемые писатели и издатели. и сильные недоброжелатели этого романа. Астурия заявила, что текст «Сто лет одиночества » является плагиатом романа Бальзака 1834 г. «Поиски Абсолюта ». Мексиканский поэт и лауреат Нобелевской премии Октавио Пас назвал это «водянистой поэзией».Английский писатель Энтони Берджесс утверждал, что это нельзя «сравнивать с подлинно литературными изысканиями Борхеса и [Владимира] Набокова». Самый влиятельный литературный издатель Испании 1960-х годов Карлос Баррал не только отказался импортировать роман для публикации, но и позже написал, что «это был не лучший роман своего времени». Действительно, укоренившаяся критика помогает сделать такое литературное произведение, как Сто лет одиночества , более заметным для новых поколений читателей и в конечном итоге способствует его освящению.
С помощью недоброжелателей 50 лет спустя роман полностью вошел в массовую культуру. Ее продолжают читать по всему миру такие знаменитости, как Опра Уинфри и Шакира, а также политики, такие как президенты Билл Клинтон и Барак Обама, которые назвали книгу «одной из моих любимых с тех времен, когда я был молод».
Совсем недавно, с помощью экологически ориентированных читателей и ученых, книга Сто лет одиночества неожиданно приобрела новое значение по мере роста осведомленности об изменении климата.После взрыва буровой установки BP Deepwater Horizon в Мексиканском заливе в 2010 году (одна из самых страшных экологических катастроф в истории), защитник экологической политики назвал взрыв «трагическим реализмом», а американский журналист назвал его «трагедией». «Свиной хвост Петромира». Какая связь была с «Сто лет одиночества »? Взрыв произошел на нефтегазовом месторождении Макондо группой инженеров ВР двумя годами ранее, поэтому, когда взорвался Deepwater Horizon, реальность догнала вымысел.Некоторые читатели и ученые начали утверждать, что разлив раскрыл пророчество, подобное тому, которое было спрятано в рукописи Буэндиаса: предупреждение об опасности человеческого разрушения природы.
Гарсиа Маркес дожил до того, чтобы имя Макондо стало частью важной, хотя и ужасающей, части геологической истории Земли, но не для празднования 50-летия своего шедевра: он скончался в 2014 году. Но годовщина его самого известного Роман будет отмечен во всем мире. В рамках празднования в Центре Гарри Рэнсома в Остине, штат Техас, где с 2015 года хранятся архивы Гарсиа Маркеса, открылась онлайн-выставка уникальных материалов.Среди его содержания будет оригинальный машинописный текст «очень длинного и очень сложного романа», который не умер, но обрел бессмертие в день публикации.
Тайная история ста лет одиночества
В доме в тихой части Мехико был кабинет, и в нем он нашел уединение, которого он никогда раньше не знал и никогда не узнает снова. Сигареты (он выкуривал 60 штук в день) лежали на рабочем столе. На проигрывателе были пластинки: Debussy, Bartók, A Hard Day’s Night. На стене висели карты с историей карибского городка, который он назвал Макондо, и генеалогией семьи, которую он назвал Буэндиас. Снаружи это были 1960-е; внутри это были глубокие времена досовременной Америки, и автор своей пишущей машинки был всемогущ.
Он поразил народ Макондо бессонницей; он заставил священника левитировать на горячем шоколаде; он послал рой желтых бабочек. Он повел свой народ в долгий путь через гражданскую войну, колониализм и банановый республиканизм; он следил за ними в их спальни и был свидетелем непристойных и кровосмесительных сексуальных приключений.«Во сне я изобретал литературу», — вспоминал он. Месяц за месяцем машинописная рукопись росла, предвещая то вес, который на него возложат великий роман и «одиночество славы», как он позже выразился.
Габриэль Гарсиа Маркес начал писать Cien Años de Soledad — Сто лет одиночества — полвека назад, закончился в конце 1966 года. Роман вышел в печать в Буэнос-Айресе 30 мая 1967 года, за два дня до . Сержант Был выпущен Pepper’s Lonely Hearts Club Band , и реакция испаноязычных читателей была сродни битломании: толпы, камеры, восклицательные знаки, ощущение начала новой эры.В 1970 году книга вышла на английском языке, за ней последовало издание в мягкой обложке с палящим солнцем на обложке, ставшее тотемом десятилетия. К тому времени, когда Гарсиа Маркес был удостоен Нобелевской премии в 1982 году, роман считался Дон Кихотом Глобального Юга, доказательством латиноамериканского литературного мастерства, а автором был Габо, известный на всем континенте одно имя, как у его кубинского друга Фиделя.
Много лет спустя интерес к Габо и его великому роману растет.Центр выкупа Гарри при Техасском университете недавно заплатил 2,2 миллиона долларов за приобретение его архивов, в том числе машинописного текста на испанском языке Cien Años de Soledad , а в октябре собрание членов его семьи и ученых по-новому взглянуло на его наследие. , неоднократно ссылаясь на книгу как на свое великое произведение.
Неофициально, это всеобщее любимое произведение мировой литературы и роман, который больше, чем какой-либо другой со времен Второй мировой войны, вдохновлял писателей нашего времени — от Тони Моррисона до Салмана Рушди и Жюно Диаса.Сцена в фильме Чайнатаун происходит в голливудской гасиенде, получившей название El Macondo Apartments. Билл Клинтон во время своего первого президентского срока дал понять, что хотел бы встретиться с Габо, когда они оба будут на винограднике Марты; Они закончили обмен мнениями о Фолкнере за ужином у Билла и Роуз Стайрон. (Карлос Фуэнтес, Вернон Джордан и Харви Вайнштейн были за столом.) Когда Гарсиа Маркес умер в апреле 2014 года, Барак Обама присоединился к Клинтону, оплакивая его, назвав его «одним из моих любимцев с тех пор, как я был молод», и упомянул его заветная, начертанная копия книги «Сто лет одиночества». «Это книга, которая изменила определение не только латиноамериканской литературы, но и литературы периода», — настаивает Илан Ставанс, выдающийся исследователь латиноамериканской культуры в США, который говорит, что прочитал эту книгу 30 раз.
Каким образом этот роман может быть одновременно сексуальным, развлекательным, экспериментальным, политически радикальным и невероятно популярным? Его успех не был очевиден, и история того, как он возник, является важной и малоизвестной главой в истории литературы за последние полвека.
Уходя из дома
Создателем самой известной деревни современной фантастики был горожанин. Габриэль Гарсиа Маркес родился в 1927 году в колумбийской деревне Аракатака, недалеко от побережья Карибского моря и получил образование в пригороде Боготы. Он бросил досудебное обучение и стал журналистом в городах Картахена, Барранкилья (ведет колонку) и Богота (написание рецензий на фильмы). Когда петля диктатуры затянулась, он отправился в командировку в Европу — и спасся от беды. У него там были тяжелые времена.В Париже он сдавал депозитные бутылки за наличные; в Риме он брал уроки экспериментального кинопроизводства; он дрожал в Лондоне и отправлял депеши из Восточной Германии, Чехословакии и Советского Союза. Возвращаясь на юг — в Венесуэлу — он был чуть не арестован во время случайной облавы, проведенной военной полицией. Когда Фидель Кастро пришел к власти на Кубе, Гарсиа Маркес подписал контракт с Prensa Latina, информационным агентством, финансируемым новым коммунистическим правительством, и после пребывания в Гаване он переехал в Нью-Йорк в 1961 году со своей женой Мерседес и их маленьким сыном. Родриго.
Город, как он позже сказал, «разлагался, но также находился в процессе возрождения, как джунгли. Это меня очаровало ». Семья остановилась в отеле Webster на 45-м и 5-м, а затем с друзьями в Квинсе, но Габо большую часть времени проводил в пресс-службе возле Рокфеллер-центра, в комнате с одиноким окном над пустырем, заполненным крысами. Телефонные звонки звонили и звонили возбужденные кубинские эмигранты, которые видели в агентстве аванпост ненавистного им режима Кастро, и он держал наготове железный прут на случай нападения.
Первое издание его шедевра, завершенное в 1966 году и опубликованное в Аргентине в следующем году.
С любезного разрешения Heather Pisani / Glenn Horowitz Bookseller, Inc.Он все время писал художественную литературу: Leaf Storm в Боготе; В злой час и Никто не пишет полковнику в Париже; Похороны Большой Мамы в Каракасе. Когда жесткие коммунисты захватили пресс-службу и выгнали ее редактора, Гарсиа Маркес в знак солидарности ушел. Он переедет в Мехико; он сосредоточился бы на художественной литературе.Но сначала он увидит юг Уильяма Фолкнера, книги которого он читал в переводе с 20 лет. По его словам, к семье, путешествующей на борзой, относились как к «грязным мексиканцам» — отказывались от номеров и ресторанного обслуживания. «Безупречные парфеноны среди хлопковых полей, фермеры, отдыхающие под карнизом придорожных гостиниц, хижины чернокожих людей, выживающие в нищете…». Ужасный мир округа Йокнапатофа прошел перед нашими глазами из окна автобуса, — вспоминал он, — и это было так же правдиво и так же человечно, как в романах старого мастера.»
Гарсиа Маркес боролся. Он обратился к написанию сценария. Он редактировал глянцевый женский журнал La Familia, и еще один, специализирующийся на скандалах и преступлениях. Он написал копию для Дж. Уолтера Томпсона. В Зона Роза — левом берегу Мехико — он был известен как угрюмый и угрюмый.
А потом его жизнь изменилась. Литературный агент в Барселоне проявил интерес к его работе, и после недели встреч в Нью-Йорке в 1965 году она направилась на юг, чтобы встретиться с ним.
Лист бумаги
«Это интервью является мошенничеством», — заявила Кармен Балселлс, завершив разговор.Мы были в ее квартире над офисом Agencia Carmen Balcells в центре Барселоны. В инвалидной коляске она выкатилась навстречу мне у лифта, а затем повернула инвалидную коляску к гигантскому столу, уставленному рукописями и красными картотечными ящиками. (ВАРГАС ЛЛОСА, прочтите этикетку на одном; WYLIE AGENCY — на другом.) Восемьдесят пять, с густыми белыми волосами, она имела внушительный размер и осанку, из-за которых ее называли Ла Мама Гранд. На ней было просторное белое платье, напоминавшее папу-женщину.
«Мошенничество», — сказала она по-английски высоким тонким голосом. «Когда знаменитость или художник — когда этот человек умирает и [больше] не отвечает на многие вопросы, первым делом нужно взять интервью у секретарей, парикмахера, врачей, жен, детей, портного. Я не художник. Я агент. Я здесь как человек, который действительно сыграл важную роль в жизни Габриэля Гарсиа Маркеса. Но это… это не настоящее. Отсутствует великолепное присутствие художника ».
Балселлс готовилась к будущему, в котором она не собиралась присутствовать.Сделка по продаже ее бизнеса нью-йоркскому литературному агенту Эндрю Уайли недавно развалилась. (Подробнее об этом позже.) Теперь другие женихи обращались с мольбами, и Балселлс пытался решить, кто будет заботиться о ее 300 с лишним клиентах, в том числе о поместье Гарсиа Маркеса. За нашим собеседованием, устало сказала она мне, последует встреча с ее адвокатами — «грязное дело», — сказала она.
В тот полдень, величественно живая, она отодвинула такие дела в сторону и вспомнила тот день, когда она впервые ощутила «великолепное присутствие художника» под рукой.
Она и ее муж Луис любили читать в постели. «Я читал Гарсиа Маркеса — одну из первых книг — и сказал Луису:« Это так здорово, Луис, что мы должны читать ее одновременно ». Я сделал копию. У нас обоих был энтузиазм: это было так свежо, так оригинально, так захватывающе. Каждый читатель мысленно говорит об определенных книгах: «Это одна из лучших книг, которые я когда-либо читал». Когда такое случается с книгой снова и снова, во всем мире, у вас есть шедевр. Так случилось с Габриэлем Гарсиа Маркесом.
Когда Балселлс и Луис прибыли в Мехико в июле 1965 года, Гарсиа Маркес встретил не только своего нового агента, но и двух человек, которым была близка его работа. Днем он показал им город; вечерами все ужинали вместе с местными писателями. Они ели и пили, ели и напивались еще. И тогда Гарсиа Маркес, полностью подогревшись к своим гостям, достал лист бумаги, и с Луисом в качестве свидетеля он и Балселлс подписали контракт, объявив ее своим представителем во всем мире на следующие 150 лет.
Сто лет одиночества, Габриэль Гарсиа Маркес
Мир настолько непредсказуем. Вещи случаются внезапно, неожиданно. Мы хотим чувствовать, что контролируем собственное существование. В некотором смысле мы есть, в некотором смысле нет. Нами правят силы случайности и совпадения.-Пол Остер
Много лет спустя, столкнувшись с расстрелом, полковник Аурелиано Буэндиа вспомнил тот далекий полдень, когда его отец взял его на поиски льда.В то время Макондо представлял собой деревню из двадцати глинобитных домов, построенную на берегу реки с чистой водой, которая протекала вдоль русла полированных камней, белых и огромных, как доисторические яйца. Мир был настолько молод, что многим вещам не хватало имен, и чтобы указать на них, нужно было указывать.
Жизнь начинается снова после каждого смертельного удара. «Nihilo ex Nihilo» — это философское выражение приходит мне в голову, как только я закончил книгу; это выражение переводится как «ничто из ничего», что означает отсутствие разрыва между миром, который не существовал, и миром, который существовал, поскольку он не может быть создан ex nihilo изначально.Макондо воссоздает историю вселенной (ов) таким образом, что, когда существование одной вселенной сводится к нулю, другая вселенная принимает форму из ничего, однако правила в новой вселенной могут не соответствовать законам первой. В конце концов, мы сталкиваемся с уединением существования, хотя у нас могут развиваться мифы, которые со временем становятся традицией / культурой, но мы, возможно, не сможем преодолеть это. Solitude и Freedom — две такие темы, которые были очень близки человеческому сердцу после того, как были «цивилизованы».Люди могут иметь неопределенные степени свободы, которые позволяют им действовать или определять свою жизнь бесконечными способами, но в конечном итоге одиночество ограничивает их степени свободы. Или мы можем сказать, что существование — это одиночество, поскольку мы ползаем в небытии. Каждый жизненный акт похож на быстро вращающуюся ось, на которую бросаются все возможности или вероятности, включая воображение, и некоторые из них иногда поражают, а другие иногда, и эти вероятности проявляются в форме надежды, мифов, мечтаний и т. Д. страхи, безумие и фантазии.Возможно, есть одна вещь, которая объединяет разные вселенные — выносливость жизни, выносливость продолжать двигаться несмотря ни на что, и это подчеркивает Сто лет одиночества .
Я второй раз читаю эту эпическую жемчужину литературы. «Сотня одиночества» «», несомненно, одна из самых занимательных книг, когда-либо написанных в Латинской Америке, не раскрывает того, что она скрывает, кроме простого текста в первом чтении, который может развлечь и узнать; скорее, он требует повторного чтения, что, по сути, является «реальным» чтением.И это требование — главный секрет этого великого мифического романа-симулятора. Он требует многократного прочтения, вероятно, потому, что предполагает многократное авторство. Первое чтение может быть прямолинейным, имея факты основания семьи Мокандо, последовательно, в хронологическом порядке, с библейской и раблезианской гиберболой: Аурелиано, сын Хосе Аурелиано, сын Аурелиано, сын Хосе Аурелиано, что также подчеркивает традиции Латинской Америки. Второе чтение начинается в тот момент, когда заканчивается первое: читатель чувствует, что чудотворный цыган Мелькиадес уже написал события Мокандо, и он раскрывается как рассказчик книги сто лет спустя.Второе чтение сделало нечто невообразимое — оно сочетает в своеобразной форме порядок фактических событий с порядком вероятных событий, так что первая судьба освобождается последним желанием. В этот момент вы можете осознать, что две вещи происходят одновременно: книга начинается снова, но на этот раз хронологическая история идет одновременно как мифическая историчность, и, возможно, именно здесь взялся всемирно известный, но наименее понятный жанр Magic Realism его шаги взрослой жизни и весь мир восхищаются этим гениальным литературным достижением.
В конце концов, она смешала прошлое с настоящим таким образом, что в двух или трех волнах ясности, которые были у нее перед смертью, никто не знал наверняка, говорила ли она о том, что она чувствовала или о том, что она помнила. Мало-помалу она уменьшалась, превращаясь в плод, становясь мумифицированной в жизни до такой степени, что в последние месяцы она была вишневым изюмом, затерянным в ее ночной рубашке, а рука, которую она всегда держала поднятой, выглядела как лапа маримонды. обезьяна.
Обилие и дотошная расплывчатость информации показались Аурелиано Второму настолько похожими на рассказы спиритуалистов, которые он продолжал заниматься своим предприятием, несмотря на то, что они были в августе, и им придется ждать не менее трех лет. для того, чтобы удовлетворить условиям прогноза.
Книга представляет собой богатую и яркую хронику жизни и смерти, а также трагикомедию человечества. В благородной, смешной, красивой и безвкусной истории семьи Буэндиа можно увидеть все человечество, так же как в истории, мифах, росте и упадке Макондо можно увидеть всю Латинскую Америку.Любовь и похоть, война и революция, богатство и бедность, юность и дряхлость — разнообразие жизни, бесконечность смерти, поиск мира и истины — эти универсальные темы доминируют в романе. Независимо от того, описывает ли он страстное дело или ненасытность капитализма и коррупцию правительства, Габриэль Гарсиа Маркес всегда пишет с простотой, легкостью и чистотой, которые являются отличительными чертами мастера. Уцелевшие в эпической саге Макондо — Аурелиано и Амаранта Урсула, «уединенные одиночеством и любовью и уединением любви в доме, где затем начинается разворачивание мифа, чей одновременный и возобновляемый характер не будет прояснен до финала. страниц, когда читатель понимает, что вся история уже написана цыганом Мелькиадесом, провидцем, который присутствовал при основании Макондо и который, чтобы сохранить его существование, был вынужден прибегнуть к той же уловке, что и Хосе Аркадио Буэндиа: .В этом заключается глубокий парадокс второго чтения Сто лет одиночества : все было известно до того, как это произошло, из священных, утопических, мифических, основополагающих пророчеств Мелькиадеса, но ничего не будет известно, если Мелькиадес не запишет это. на письме. Подобно Сервантесу, Гарсиа Маркес устанавливает границы реальности в книге и границы книги в реальности.
Последняя защита, которую Аурелиано начал замечать, когда позволил себя сбить с толку любовью Амаранты Урсулы, была основана на том факте, что Мелькиадес не поместил события в обычное человеческое время, а сконцентрировал столетие. ежедневных эпизодов таким образом, что они сосуществовали в одно мгновение.
Прозрачность Урсулы, ее способность быть достаточной для себя заставили думать, что она была естественным образом покорена весом ее столетий, но даже несмотря на то, что было очевидно, что у нее были проблемы со зрением, никто не подозревал, что она полностью слепой. Тогда в ее распоряжении было так много времени и столько внутренней тишины, чтобы наблюдать за жизнью в доме, что она первая заметила безмолвное горе Меме.
Легенды, истории, которые рассказывались нам на протяжении поколений через предков, общество и другие столпы цивилизованного общества, на долгое время становятся мифами, время играет важную роль в слиянии реальности и мифа.Память также играет важную роль в создании и воссоздании Macondo. Память повторяет модели, матрицы начала, точно так же, как полковник Буэндиа снова и снова создает золотых рыбок, которые он переплавляет, чтобы сделать их снова … чтобы постоянно возрождаться, чтобы строгими, ритуальными, сердечными действиями гарантировать, что постоянство космоса. Сам Макондо рассказывает всю свою «настоящую» историю и всю свою «вымышленную» историю, все свидетельства нотариуса и все слухи, легенды, клевету, благочестивую ложь, преувеличения и изобретения, которые никто не записал, которые старики рассказали детям , что деревенские женщины шептали священнику, что колдуны вызвали посреди ночи, и уличные торговцы кричали на площади.
Чем мы занимаемся сейчас? Миф или реальность. Миф отрицает реальность или там, где есть реальность, нет места мифу. Возможно, миф отрицает историю, но мертвую, гнетущую, фактическую историю, которую Маркес отбрасывает, чтобы в этой самой книге вызвать мечту, смесь различных Латинской Америки, действие которых происходит в разное время. Встреча с живым прошлым, матрицей, которая является традицией разделения и риска: каждое поколение Буэндиа узнает смерть одного сына в революции — движении, которое никогда не закончится.После этого мы встречаемся с воображаемо-утопическим миром: лед достигает жарких джунглей Макондо, впервые скрывая сюрприз сверхъестественного: магия будет неразрывно связана с полезностью. И, наконец, встреча с абсолютным настоящим, в котором мы помним и хотим: яркий роман, похожий на длинную хронику столетия одиночества в Колумбии, но читаемый как изобретение, ненадежно связанное с перипатетическими бумагами Мелаквиадеса. Макондо — место, которое вместит всех, вместит всех нас: место времени, святыня всех времен, место встречи памяти и желания, общее место, где все может начаться заново: книга.Маркес превращает зло в своем творчестве в красоту и юмор — черный юмор. Маркес понимает, что нашей истории не только предназначено: в каком-то непонятном смысле мы также хотели этого. Гарсиа Маркес ткет вселенную, в которой право на воображение способно различать мистификации, в которых мертвое прошлое хочет сойти за живое настоящее, и мистификации, в которых живое настоящее восстанавливает жизнь прошлого.
Расстроенный двумя ностальгией, которые смотрят друг на друга, как два зеркала, он потерял свое чудесное чувство нереальности и в конце концов порекомендовал всем им покинуть Макондо, чтобы они забыли все, чему он их научил о мире и человеческом сердце. , что они гадят на Горация, и что где бы они ни были, они всегда помнят, что прошлое было ложью, что воспоминания не имеют возврата, что каждую прошедшую весну невозможно восстановить, и что самая дикая и самая стойкая любовь была эфемерной правда в итоге .
Именно тогда она поняла замкнутый круг маленьких золотых рыбок полковника Аурелиано Буэндиа. Мир превратился в поверхность ее кожи, и ее внутреннее «я» было защищено от всякой горечи. Ей было больно не получить это откровение много лет назад, когда еще можно было очистить воспоминания и воссоздать вселенную в новом свете и вызвать, не трепеща, запах лаванды в сумерках Пьетро Креспи и спасти Ребекку из ее трясины страданий. не из ненависти или из любви, а из-за безмерного понимания одиночества .
Книги оставляют вас с пустотой в вашем сердце — той пустотой, которую вы чувствуете, когда сталкиваетесь с концом жизни — даже в некоторых других формах чувство истощения окружает ваш разум, и вам трудно собраться с мыслями и выразить их словами. Я чувствую то же самое прямо сейчас, когда пишу этот обзор, но жизнь снова рождается, и время идет, это тоже тема книги. Книга необходима всем, кто хочет уйти от земного и ощутить волшебство жизни.
5/5
* отредактировано 29.05.18
Почему сто лет одиночества вечно любимы? ‹Literary Hub
Ранее в этом году я впервые посетил Колумбию. Во время своего пребывания я познакомился со многими эмблемами, вокруг которых вращается образ этой замечательной страны. Есть, конечно, кофе, один из лучших в мире и, возможно, в первую очередь известный американцам благодаря усатому Хуану Вальдесу. Есть здесь и древние цивилизации коренных народов, чьи изысканные артефакты повсюду можно увидеть в музеях.Также есть всемирно известный художник Фернандо Ботеро, который адаптировал свой уникальный стиль для изображения бесчисленных национальных икон, а также пыток, которые практикуют американские солдаты в иракской тюрьме Абу-Грейб. И больше всего над остальными возвышается самый любимый писатель Колумбии Габриэль Гарсиа Маркес.
Существует часто рассказываемый анекдот, который затрагивает самую суть величия этого писателя. Когда он писал «Сто лет одиночества », он регулярно встречался со своим коллегой, великим колумбийским писателем Альваро Мутисом, сообщая Мутису о своих успехах, рассказывая о последних событиях из своего романа.Была только одна проблема: ничего из того, что Гарсиа Маркес сказал Мутису, на самом деле не встречается в книге. Он фактически составил целый роман-призрак, когда писал одну из самых ярких и набитых книгой в истории современной литературы. Это показатель того, сколько конкурирующих реальностей существовало в ненасытном уме Гарсиа Маркеса.
Я пишу об этом авторе сегодня, потому что его величайшей работе Сто лет одиночества в этом году исполняется 50 лет, и я хотел бы понять, почему она имела такой ошеломляющий успех.Утверждается, что этот огромный роман — попытка выразить все, что повлияло на Гарсиа Маркеса на протяжении его детства. Его называли «Бытие последних дней», величайшим произведением испанского языка со времен года «Дон Кихот» года (не менее Пабло Нерудой), и уникальным даже по меркам колоссов эпохи бума. Гарсиа Маркес написал ее за один бурный год в Мехико, якобы выкуривая по 60 сигарет в день в уединении и полагаясь на свою жену в жизненных потребностях. Перефразируя критика Гарольда Блума, нет ни одной строчки, которая бы не залита деталями: «Это целая история, где все мыслимое и немыслимое происходит одновременно.”
Есть попадания, затем есть сокрушительные попадания, а затем идут ракетные корабли на Марс — «Сто лет одиночества» можно считать последним. По оценкам, его продажи составляют около 50 миллионов по всему миру, что соответствует диапазону таких книг, как Приключения Шерлока Холмса , Лолита , Убить пересмешника и 1984 . Учебные программы колледжа, безусловно, могут составлять часть этой цифры, но если учесть, насколько продажи Гарсиа Маркеса превосходят его товарищей по Буму — Карлос Фуэнтес, Марио Варгас Льоса и Хулио Кортасар, — необходимо учитывать нечто большее, чем высшее образование.Также нелегко объяснить глобальное распространение : оно опубликовано как минимум на 44 языках и является самым переводимым литературным произведением на испанском языке после Дон Кихота .
Я думаю, что об этой книге можно сказать то, что она отражает нечто жизненно важное из исторического опыта сотен миллионов людей не только в Латинской Америке, но и в других колонизированных странах. Нии Айиквей Паркс, удостоенный наград британский писатель, родившийся у иммигрантов из Ганы, сказал о книге: «[Она] научила Запад читать реальность, альтернативную их собственной, что, в свою очередь, открыло двери для других незападных писателей. как я и другие писатели из Африки и Азии.Он добавил: «Помимо того, что это удивительная книга, она научила западных читателей терпимости к другим точкам зрения».
Это действительно правда, что эта книга перенесла кое-что важное о Латинской Америке в далекие места, но я бы пошел дальше — я бы назвал Сто лет одиночества самой читаемой книгой по истории Латинской Америки. Я рассматриваю это как произведение в традициях древних историй об основании, таких как «Энеида » Вергилия и «Илиада » Гомера — или даже, пока мы рассматриваем Библию, — современную версию этих произведений, фильтрующих историю через мифологию. и героические регистры.Рассматривая ее в 1970 году в The New York Times — году, когда североамериканцы наконец получили перевод Грегори Рабассы «лучше, чем оригинал» (перефразируя Гарсиа Маркеса), ученый Роберт Кили сказал: «Книга — это история, не правительств или официальных учреждений, которые хранят публичные записи, а людей, которые, как и самые ранние потомки Авраама, лучше всего понимаются с точки зрения их отношения к одной семье. . . Это южноамериканское происхождение.Сорок четыре года спустя, когда умер Гарсиа Маркес, газета Times повторила это мнение в своем некрологе великому автору, назвав 100 лет «определяющей сагой социальной и политической истории Латинской Америки».
История основания, которую рассказывает Гарсиа Маркес, далеко не так героична, как истории Вергилия и Гомера: скорее, это история разочарования и замкнутости, медленный процесс, когда континент обретает собственный голос, преодолевая попытки навязать ему историю и траекторию. .Но хотя Гарсиа Маркес рассказывал историю, даже включал в книгу реальные исторические события, он не писал ничего, что рабски следовало бы фактам. Вдохновленный Кафкой и Джойсом, Гарсиа Маркес считал, что для того, чтобы говорить свою правду, «необязательно демонстрировать факты: автору достаточно было написать что-то, чтобы это было правдой, без каких-либо доказательств, кроме силы его талант и авторитет его голоса ».
То есть, хотя Сто лет одиночества проистекает из вполне реальной колумбийской политики, оно далеко выходит за рамки политического контекста.Сам автор сказал, что идеальный роман должен «волновать не только своим политическим и социальным содержанием, но и своей способностью проникать в реальность; и, что еще лучше, из-за его способности перевернуть реальность с ног на голову, чтобы мы могли увидеть ее с другой стороны ». И это напрямую связано с его даром: как ведущий представитель магического реализма, One Hundred Years of Solitude наполнен завораживающими сокровищами, захватывающими воображение читателя. Какими бы высокими ни были эти сказки — чума забвения или женщина, такая изящная и красивая, что она возносится прямо на небеса, — они также имеют бесспорную связь с нашей прозаической повседневной жизнью.Это то, на что способен литературный миф, чего не может сделать фактическая история — как выразился Гарсиа Маркес, эта литература переворачивает реальность с ног на голову и показывает нам, что скрывается под ней.
Что может быть лучшим основополагающим мифом для континента, глубоко расколотого по политическим, историческим и этническим линиям, но при этом желающего сформулировать общепринятый опыт? Мало того, эта история также позволила тем, кто на противоположном конце, то есть тем, кто создал условия для угнетения и эксплуатации, также понять и оценить этот общий опыт.Именно благодаря этому подвигу воображения Гарсиа Маркес сковал узы общности. Как он сказал в 1982 году, принимая Нобелевскую премию по литературе, «поэты и нищие, музыканты и пророки, воины и негодяи. . . нам пришлось попросить очень мало воображения, потому что нашей главной проблемой было отсутствие обычных средств, чтобы сделать нашу жизнь правдоподобной. В этом, друзья мои, суть нашего одиночества ».
Давая миру новые повествования, Гарсиа Маркес помог облегчить это одиночество.Вот как вдохновляют нас такие книги, как «Сто лет одиночества »: они предлагают новые образы, новые мифы, новые идеи и новые формы понимания, которые идут вразрез с теми, которые держат нас в разделении и непонимании.
Хотя у автора не обязательно должна быть политическая мотивация для создания такого искусства, это по своей сути политический акт, поскольку политика состоит из нарративов — более того, она зависит от них, как ничто другое — и всякий раз, когда искусство создает новые, агрессивные нарративы, это ставит под сомнение авторитет наших политиков.Позвольте мне объяснить, что я имею в виду. Когда слышишь разговоры о политиках, политических кампаниях, законодательной политике и т. Д., Никогда не за горами идея «контролировать повествование». Выборы сводятся к тому, чтобы определить желаемое вами повествование и надеяться, что он найдет отклик у избирателей; затем, придя к власти, вы должны сохранить свою команду повествованием, чтобы успешно отстаивать политику, которую вы хотите заручиться поддержкой. Навязать народу свой любимый рассказ очень важно для трансформации вашей воли в закон.
Согласно этому понятию политики, нарративы — чрезвычайно мощная вещь. Вот почему богатые и влиятельные люди (это почти всегда мужчины) вложили миллиарды долларов в создание медиа-империй, предназначенных для удушения определенных национальных нарративов. Таким образом, подобные Fox News и Breitbart убедили миллионы людей в том, что определенные меньшинства злоупотребляют программами социальной помощи или что дефицит всегда требует сокращения государственных расходов (кроме случаев, когда речь идет о вооруженных силах), и что радикальные исламисты постоянно находятся на грани захватывая нашу нацию.Против этих нарративов левые играют сами по себе, и если я считаю себя прогрессивным, то это в первую очередь потому, что я нахожу взгляд левых на мир гораздо более убедительным, сострадательным, достоверным, честным и продуктивным, чем у правых.
Именно в сфере повествования искусство может самым действенным образом вмешиваться в нашу политику. Я не собираюсь сводить книгу вроде «Сто лет одиночества » к «либеральным и консервативным» рамкам — даже несмотря на то, что эта книга в значительной степени посвящена «Тысячедневной войне» Колумбии, которая была именно войной. между либералами и консерваторами, как любое настоящее произведение искусства, он побеждает такие готовые двоичные файлы, чтобы показать нам, что мир намного более загадочен и сложен.И действительно, это должно быть еще одним мерилом успеха Гарсиа Маркеса: он дал нам книги, которые глубоко нас трогают, даже если мы практически ничего не знаем об этом исходном материале. Его романы изменили наши повествования, несмотря на то, что они сопротивляются простой интерпретации, растут вместе с обществом с возрастом и остаются современными и актуальными. Еще раз процитирую Блума: «Гарсиа Маркес дал современной культуре в Северной Америке и Европе, а также в Латинской Америке одно из ее двойных необходимых повествований, без которых мы не поймем ни друг друга, ни самих себя.”
В современной истории великое искусство всегда показывало другие взгляды на мир. Он всегда должен напоминать нам, что никто не имеет монополии на правду, и что даже политические нарративы, которых мы придерживаемся наиболее стойко, по-прежнему отражают в лучшем случае лишь часть этого мира, который всегда намного сложнее, чем может сказать наша мысль и язык. Опыт такой выдающейся работы, как «Сто лет одиночества », означает напоминание о смирении, которое мы все должны испытывать, пытаясь утверждать, что истинно, а что — ложно.
Конечно, это не означает, что прогрессисты не должны защищать мир, который мы хотим, со страстью и убеждением — политика требует именно этого — это означает, что наше сострадание и наше сочувствие всегда должны быть под рукой, независимо от того, кто мы имеем дело с. И мы всегда должны стремиться расширить наше мировоззрение с помощью книг. Даже в наш век перенасыщения СМИ — когда у нас есть фильмы, телевидение, Facebook, разгул, стриминг, Twitter и многие другие — я не верю, что есть лучший способ передачи сложных, тонких, оригинальных и важные новые повествования для нашего разума.Именно эти истории сохранили свежесть «Сто лет одиночества» и заставляют мир их читать.
Больше великих латиноамериканских рассказов, чтобы открыть для себя
Любовь во время холеры
Габриэль Гарсиа Маркес (Тр. Эдит Гроссман)
*
Страсть по Г.Х.
Кларис Лиспектор (тр. Идра Новей)
*
Изобретение Мореля Адольфо
Биой Касарес (тр.Рут Л.С. Симмс)
*
Так были их лица
Сильвина Окампо (Тр. Дэниэл Бальдерстон)
*
Поцелуй женщины-паука
Мануэль Пуч (Тр. Сюзанна Джилл Левин)
*
Видение красного
Лина Меруан (Тр. Меган Макдауэлл)
*
Fever Dream
Саманта Швеблин (Тр. Меган Макдауэлл)
*
Бонсай
Алехандро Замбра (Тр. Каролина Де Робертис)
Около 100 сотен лет одиночества
Около 100 сотен лет одиночества
Из всех произведений Гарсиа Маркеса этот роман — самый увлекательный и самый сложный.С самого начала мы узнаем те же элементы, хотя и более сложные, что и у персонажей и ситуаций в его более коротких произведениях. По словам перуанского писателя Марио Варгаса Льоса: « 100 лет одиночества расширяет и увеличивает мир, созданный его предыдущими книгами». Действительно, роман представляет собой блестящее объединение элементов из всех предыдущих рассказов Гарсиа Маркеса, включая элементы из произведений других американских романистов, библейские притчи и личные переживания, известные только автору.
Основная структура романа прослеживает хронику семьи Буэндиа на протяжении более чем столетия. Это история семьи с неизбежными повторениями, неразберихой и прогрессирующим упадком. Начиная где-то в начале девятнадцатого века, временной промежуток романа охватывает взлет и падение семьи от основания Макондо молодым патриархом Хосе Аркадио Буэндиа до смерти последнего члена этой линии. На протяжении всего повествования судьбы Буэндиаса и Макондо являются параллельными отражениями.Фактически, мы являемся свидетелями истории народа, который, как и странствующие племена Израиля, лучше всего понимается с точки зрения их происхождения из одной семьи.
«100 лет одиночества» настолько сильно преувеличивает события и личные качества, что очень трудно определить его главную цель. Иногда это кажется сатирой; в других случаях кажется, что это воскрешение магического. Возможно, для нас будет безопаснее заметить, что роман демонстрирует, что грань между фантазией и реальностью очень условна.Это показывает, например, что наше представление о техническом и материальном прогрессе относительно, и что отсталость, например, может быть вызвана как социальной изоляцией, так и исторической удаленностью во времени. Все зависит от культурных ценностей. Обычный телескоп — замечательный инструмент для людей, изолированных от современной цивилизации, или, когда-нибудь, для всех детей.
«100 сотен лет одиночества» состоит из двадцати ненумерованных глав или эпизодов.Первая глава повествует о происхождении клана Буэндиа в вымышленном городе Макондо. История начинается в памяти полковника Аурелиано Буэндиа, сына основателя Macondo, поскольку он вспоминает первый раз, когда его отец взял его «открыть лед». Память полковника вызывает в памяти нетронутый мир, но этот момент омрачен тем фактом, что ему грозит расстрел. Всеведущий рассказчик сразу дает нам понять, что мы находимся в памяти персонажа, а также слушаем исторический миф.Прожив в физической изоляции, а также в психологическом одиночестве, жители Макондо узнают о «прогрессе» от странствующих цыган, один из которых, Мелькиадес, владеет рукописью на санскритском коде, содержащей историю и судьбу семьи Буэндиа. Этот рассказ будет рукописью, которую расшифровывает последний взрослый Буэндиа незадолго до своей смерти. Роман будет постоянно перемещаться во времени, так что воспоминания и линейные хроники смешиваются вместе, чтобы придать действию печальный, призрачный тон.
Детские воспоминания полковника — когда он сталкивается с отрядом казней — знакомят нас с иронией Макондо, кипящей деревни в джунглях, о которой время когда-то забыло и которая находилась в точке, которая казалась «вечно грустной». Вначале, до того, как «прогресс» пришел в Макондо, Хосе Аркадио Буэндиа и его жена Урсула, будучи кузенами, жили в страхе зачать ребенка со свиным хвостом. Нам говорят, что мальчик с таким хвостом родился у тети Урсулы и дяди Хосе Аркадио Буэндиа.Этот страх позже воплотится в любовной связи между единственными оставшимися Буэндиасом, книжником Аурелиано Бабилония и его тетей Амарантой Урсулой. Таким образом, инцест становится первородным грехом, который угрожает шести последующим поколениям Buendías. Из-за страха родить ребенка свиного роста основная тема уединения в романе носит не только географический, но и психологический характер; их наследственный страх дает им иррациональное рвение к фантастике и подрывает их способность к искренней любви и честному общению.
Продолжение на следующей странице …
9 магических фактов о 100-летнем одиночестве
Назвать Габриэля Гарсиа Маркеса светилом — ничего не сказать. Когда он умер в возрасте 87 лет в 2014 году, его родная Колумбия потребовала трехдневного траура по литературной суперзвезде, широко известной как Габо. Хотя он написал много великих произведений, он остается самым известным за «Сто лет одиночества », в котором рассказывается об одной несчастной, иногда кровосмесительной, всегда запоминающейся семье в вымышленной деревне Макондо.Вот девять интересных фактов об одном из незаменимых шедевров литературы.
1.
Сто лет одиночества был блокбастером с момента его выпуска.Гарсиа Маркес закончил писать Сто лет одиночества в конце 1966 года; книга была впервые выпущена в следующем году. С тех пор было продано более 50 миллионов копий на 25 языках, что, как сообщается, превзошло продажи всего, опубликованного на испанском языке, за исключением Библии. «Если бы я не написал [книгу], я бы не прочитал ее», — сказал Гарсиа Маркес изданию Atlantic в 1973 году.«Я не читаю бестселлеры».
2.
Сто лет одиночества почти не существовало.Гарсиа Маркес опубликовал четыре книги на испанском языке до «Сто лет одиночества» , но настолько разочаровался, что вообще бросил писать более чем на пять лет. Однако он никак не мог выбросить эту идею из головы. Как только он решил попробовать еще раз, его жена стала единственным кормильцем их семьи, в то время как он погрузился в работу, не представляя, куда его заведет сюжет.«Я не переставал писать ни на один день 18 месяцев подряд, пока не закончил книгу», — сказал он одному интервьюеру. Рукопись была настолько большой, а сбережения его семьи были настолько скудными, что он мог позволить себе отправить по почте только половину рукописи потенциальному издателю. Случайно отправил вторую половину; издатель так хотел прочитать первую половину, что заплатил деньги за пересылку по почте.
3. Прием
«Сто лет одиночества » немного напоминал битломанию.Через два дня после того, как дебютировал иногда психоделический One Hundred Years of Solitude , группа The Beatles Sgt.Группа «Клуб одиноких сердец Пеппера» выпала. Каждый из них олицетворял схожий дух времени: Гарсиа Маркес взлетел на передний план пан-латиноамериканского литературного движения под названием El Boom, в которое также входили такие тяжеловесы, как Карлос Фуэнтес и Марио Варгас Льоса. Все, от интеллектуалов до рабочих и секс-работников, покупали, читали и говорили о книге. Его привлекательность, не зависящая от классов, питала бурный период, потрясенный политическими и культурными потрясениями. «Это была первая книга, объединяющая испаноязычную литературную культуру, долгое время разделявшую Испанию и Латинскую Америку, города и деревни, колонизаторов и колонизаторов», — пишет Пол Эли из Vanity Fair .
4. Человек, который перевел
«Сто лет одиночества» , заслуживает собственных биографий.Кубино-американский профессор литературы Грегори Рабасса работал криптологом во время Второй мировой войны, взламывал коды, посещал Белый дом и танцевал с Марлен Дитрих. Свободно владея как минимум семью языками, он также допрашивал высокопоставленных заключенных Оси. По рекомендации коллеги-писателя Гарсиа Маркес год ждал, пока Рабасса станет доступной. Когда «Сто лет одиночества» попал в англоязычный мир в 1970 году, он был так доволен результатом, что сказал своему переводчику, что английская версия лучше, чем его собственная.
5.
100 лет одиночества привело к ребрендингу банановой компании.Гарсиа Маркес всю свою жизнь был глубоко политиком, а также выступил против капитализма. Колониальная банановая компания, описанная в «Сто лет одиночества », была настолько четко смоделирована по образцу огромной корпорации United Fruit, которую Маркес видел во время взросления его родного города, что эта книга была одной из причин, по которой компании в конечном итоге пришлось провести ребрендинг — как Чикита.
6. Гарсиа Маркес был убежден, что никто никогда не будет снимать фильм «
Сто лет одиночества».Были и другие адаптации работы Гарсиа Маркеса. Любовь во время холеры стал голливудским фильмом 2017 года с Хавьером Бардемом и Бенджамином Браттом в главных ролях. Но когда продюсер Харви Вайнштейн обратился к Гарсиа Маркесу по поводу «Сто лет одиночества », были поставлены условия: «Мы должны снимать всю книгу, но выпускать только одну главу — длиной две минуты — каждый год в течение 100 лет.«
7. Магический реализм сам по себе был политическим актом для Гарсиа Маркеса — и для его последователей.
Американский писатель доминиканского происхождения Жуно Диас назвал магический реализм инструментом, «который позволяет жителям Карибского бассейна ясно видеть вещи в своем мире, сюрреалистический мир, где мертвых больше, чем живых, больше стираний и тишины, чем разговоров». Британо-индийский писатель Салман Рушди признал свой опыт работы в Латинской Америке Гарсиа Маркеса. Ганский поэт Нии Паркс сказал, что писатель «научил Запад читать реальность, альтернативную их собственной, что, в свою очередь, открыло двери для других незападных писателей, таких как я, и других писателей из Африки и Азии.«
8. Случайно Гарсиа Маркес наткнулся на другой жанр: медицинский реализм.
Гарсиа Маркес имел собственное представление о магическом реализме и о том, откуда оно взялось, но иногда то, что он считал воображением, оказывалось чем-то реальным. В начале года «Сто лет одиночества» года Макондо поразила чума бессонницы. Жители деревни начинают забывать слова, обозначающие предметы и понятия; Главный герой Хосе Аркадио Буэндиа даже тщательно маркирует повседневные предметы по всему городу.Это когнитивное нарушение было впервые описано в медицинской литературе в 1975 году, через восемь лет после первого выпуска книги. Это называется семантической деменцией, и Гарсиа Маркес точно описывает эффекты определенных видов дегенерации лобных и височных долей мозга.
9. Гарсиа Маркес не считал книгу настолько волшебной.
То, что другие называют магическим реализмом, Гарсиа Маркес называет просто живым опытом. Однажды он заявил, что из всего, что он написал, все, что он знал, испытал или услышал до того, как ему исполнилось 8 лет.«Достаточно открыть газеты, чтобы увидеть, что с нами каждый день происходят необычные вещи, — сказал он в 1988 году. — В моих романах нет ни одной строчки, не основанной на реальности».
Этот список был впервые опубликован в 2016 году и переиздан в 2019 году.
Почему вы должны прочитать «Сто лет одиночества: в качестве примера» поможет анимационный видеоролик
Может быть, мы читаем какие-нибудь знаменитые литературные произведения так, как едим капусту или киноа — вам это не совсем нравится, но они говорят, что это суперпродукт.Но не Габриэля Гарсии Маркеса «Сто лет одиночества ». Когда я впервые начал читать роман, я не мог остановиться. Двенадцать часов и пара чашек кофе спустя, я сразу же захотел прочитать это снова. Это перелистывание страниц — не то, что часто говорят о литературной фантастике, любимой интеллектуальными критиками и академиками, — но я имею в виду это как высший возможный комплимент.
В книге есть все черты достойной запоя мыльной оперы: персонажи, которых мы любим и любим ненавидеть, обреченные романы, секс, насилие, бесконечные семейные ссоры, трагедии, интриги, мелодрамы….Опять же, это не критика; Маркес любил теленовеллы и даже написал для них сценарий. Он хотел, чтобы его работа достигла как можно большего числа людей, волновала и развлекала. Но и в литературных питательных веществах он не отказывался.
Поэтический язык романа, его исторический масштаб, тематическая и символическая сложность побудили критиков, таких как Уильям Кеннеди, сравнить его с Книгой Бытия и побудили немалое число читателей безумно предпочесть его Библии или любой другой древней мифологической книге. .
Если вы один из двух или трех человек, которые не читали роман, и вы не находите всю эту похвалу полностью убедительной, рассмотрите случай, сделанный Франсиско Диес-Бузо в анимационном видео TED-Ed выше.
Эта история, как мы узнаем, пришла к Маркесу во время прозрения, когда он и его семья были на пути к месту отдыха. Он развернул машину, отказался от поездки и сразу же начал писать — пример полной приверженности, которую многие писатели обещают себе в один прекрасный день, над которой, возможно, будут работать.Спустя 18 месяцев и множество чашек кофе появилась книга «Сто лет одиночества» , познакомив читателей со всего мира с Маркесом, магическим реализмом и латиноамериканской литературой, политикой и историей.
Практически каждый читатель теперь имеет на полке томик Октавио Паса или Пабло Неруды и романы Маркеса, Марио Варгаса Льосы или Изабель Альенде. До появления Cien años de soledad , однако, это редко происходило за пределами испаноязычных стран. Роман вызвал всеобщий интерес к богатым латиноамериканским традициям повествования и лирической поэзии.Повсюду стали появляться новые переводы из региона.
Подобно всему корпусу Фолкнера, сжатому в один том, эпическая история семи поколений Буэндиаса в вымышленном колумбийском городке Макондо огромна и разрастается. «Это нелегкая книга для чтения», — говорит Диес-Бузо. Здесь, как и следовало ожидать, я не согласен. После того, как вы взяли его в руки, его труднее не читать. Но вам нужно будет читать это снова, и снова, и снова.
Книга настолько наполнена деталями, аллюзиями, историческими справками и повествованием, что вы можете читать ее всю оставшуюся жизнь и никогда не исчерпать ее смысловые слои.Как выразился Гарольд Блум, «каждая страница наполнена жизнью, которая недоступна для любого отдельного читателя… В этом романе нет лишних предложений, нет простых переходов, и вы должны замечать все в тот момент, когда читаете его. ” Пабло Неруда назвал его «величайшим откровением в испанском языке со времен Дон Кихота года и Сервантеса» — основополагающим текстом испаноязычной литературы и, по сути, самой формы романа.
Сверхъестественное и сюрреалистическое пронизывают каждую страницу, поднимая даже мирские встречи в мифическое измерение, инсценировав историю как вневременную драму, разыгрываемую снова и снова в каждом поколении.В каждом повторении фантастические и роковые изменения также «создают ощущение истории, — говорит Диес-Бузо, — по нисходящей спирали персонажи кажутся бессильными сбежать».
Именно эту историю Маркес описал, принимая Нобелевскую премию в 1982 году, как «безграничное царство преследуемых мужчин и исторических женщин, чье нескончаемое упорство превращается в легенду». Собственная семейная история Маркеса, полная «преследуемых мужчин и исторических женщин», послужила образцом для его преемственности вымышленных предков. По его словам, латиноамериканцы «не отдыхали ни на минуту», но перед лицом колониальной жестокости, гражданской войны, диктатуры, «угнетения, грабежа и заброшенности», — заявил он, — «мы отвечаем жизнью.